Владимир Быков
Размышления о природе и жизни
Или может по их разумению во избежание недостойных «следствий» надлежит народу, дозволив над собой очередное издевательство, попивать чаек в теперешней обстановке – ничуть не меньшей негативности и не менее «выспренной лживой фанфарности», чем в «преступном» тоталитарном соцсоциуме?
А ведь не на пустом поле появились диссиденты
Достаточно вспомнить несусветного критикана Герцена.
Это он в пылу полемического задора написал многотомный труд на основе, я бы сказал, столь же болезненных представлений о жизни. Жизни, известно, многообразной, из которой он так же выхватывал негативного вида частность и на базе ее учинял убийственную критику нечто уже, якобы, общего, свойственного той или иной эпохе. Причем все это расписывал с бесчисленными повторениями, каждый раз в орнаменте звонких словосочетаний.
Начну с известных статей о «Дилетантизме в науке».
Открывает он их простой мыслью, что человек живет среди «старых и новых убеждений». Но, по Герцену, не просто живет, а, оказывается, живет «на рубеже двух миров в условиях особой тягости, затруднительности», когда «старые убеждения потрясены», а «новые и великие, не успели еще принести плода», и потому «множество людей осталось без прошедших убеждений и без настоящих», другие же, видимо, тоже из некоего множества, «спутали долю того и другого и погрузились в печальные сумерки». И, почему-то, уже совсем не воспринимаемо, «всеобщее примирение в сфере мышления (вдруг) провозгласилось миру наукой», а «жаждавшие примирения раздвоились».
Известно, что в «мире науки» есть дилетанты и ученые и среди первых есть по настоящему эрудированные и полезные обществу люди и никому не нужные пустые краснобаи, а среди вторых – гении, таланты и рядовые исполнители, Но все – для дела и всё в мире нужно для его нормального существования».
Бессмыслица и никакого соответствия действительности и здравому смыслу.
Правда, далее он делает реверанс, и, относя события к прежней истории, признает, что «тогда ученые были своевременны, тогда в аудиториях обсуживались величайшие вопросы того века, круг занятий их был пространен, и ученые озарялись первыми восходящими лучами разума…».
Но чему верить? Первому его, или второму?
А вот что, в том же болезненном настрое, пишет он об императоре Николае.
«Пока мы оставались в тоске и тяжелом раздумье, не зная, как выйти, куда идти, Николай шел себе с тупым, стихийным упорством, затапливая все нивы и все всходы. Знаток дела, он начал воевать с детьми, он понял, что в ребяческом возрасте надобно вытравлять все человеческое, чтоб сделать верноподданных по образцу и подобию своему… Отраженный в каждом инспекторе, директоре, ректоре, дядьке, – стоял Николай перед мальчиками в школе, на улице, в церкви, даже до некоторой степени в родительском доме, стоял и смотрел оловянными глазами без любви. И душа ребенка ныла, сохла и боялась, не заметят ли глаза какой-нибудь росток свободной мысли, какое-нибудь человеческое чувство».
Все убито, все «затоплено», по Герцену, Николаем, будто не было при нем ни Лермонтова, Гоголя и Грибоедова, ни Белинского, Добролюбова и Салтыкова-Щедрина, ни самого бунтаря Герцена, и не носился император с Пушкиным, как отец родной, не велась при нем подготовка к освобождению крестьян от крепостного права.
И вдруг о своем понимании течения жизни, со стороны умудренного опытом человека, без порочного максимализма.
«Жизнь взяла свое, и вместо отчаяния, желания гибели я теперь хочу жить; не хочу больше признавать себя в зависимости от мира, не хочу оставаться на всю жизнь у изголовья умирающего плакальщиком…
Надо бы людям захотеть вместо мира спасать себя; вместо освобождения человечества, себя освобождать, – как много бы они сделали для спасения мира и освобождения человека…
Новый порядок должен являться не только мечом рубящим, но и силой хранительной. Нанося удар по старому миру, он не только должен спасти все, что в нем достойно спасения, но и оставить все не мешающее. И кто не скажет, без вопиющей несправедливости, что в былом и отходящем не было много прекрасного и что оно должно погибнуть вместе со старым кораблем…».
Так что Солженицыну и многим с ним далеко до Герцена. От него они взяли только критиканскую составляющую в самом худшем ее варианте, и ничего из разумного.
По проблеме терроризма. Я согласен с марксистской формулой о возможности перехода количества в качество, но как-то считал всегда, что он происходит только тогда, когда «количество» забирается на несколько порядков более высокие этажи. Когда появляется как бы уже совсем иная картина. В современном терроризме я этого не усматриваю.
Да отдельные личности или группы людей шли и раньше на верную смерть, и не только «вынужденно», но и «ради идеи, ради спасения других». Не в столь, может быть, «массовом» числе, как ныне, но и не в столь малом (если принять еще во внимание «заметно» меньшее количество тогда на Земле живших), чтобы можно было отнести такое движение к явлению нового качества.
Как был терроризм связан с самопожертвованием, так им и остался. Остались прежними даже, характеризующие это явление, термины. И твое «биологически всё живое, борющееся за жизнь» таковому моему пониманию отнюдь не противоречит, поскольку и у «биологического» наступает момент, когда приходится расправляться с противником ценой собственной жизни. Причем, не в исключительных случаях, а предусмотренных самой природой. Я уж не говорю об известных впечатляющих актах продления потомства. Так что самосохранение жизни – никакой не феномен. И массовое самоубийство – вовсе ни «нечто новое». Нет, никак не усматриваю тут что-то качественно новое. Стандартная, понятная и абсолютно объяснимая, базирующаяся на законах природы, норма поведения живого. В данном случае, – протеста обездоленных против насилия со стороны богатых и властных на определенном этапе борьбы.
Для контрастности, могу сослаться на пример с компьютеризацией (современной и той, с которой начиналось ее внедрение) – пример, где как раз имел место переход количества в качество. Здесь, несмотря на одни и те же ее общие исходные принципы и структуру, мы явно ощущаем качественно иную картину, когда в исключительно краткий временной интервал применение компьютеров (по разнообразию сфер и физическим объемам их использования) увеличилось, именно, на несколько порядков.
Академик АМН Рэм Петров об иммунитете
Еще один гимн иммунологии. Петров цитирует одного из выступивших на представительном конгрессе. «Идет соревнование между наукой и микроорганизмами – последние вырабатывают устойчивость, а ученые создают все новые антибиотики, и неизвестно еще: кто кого?». А дальше, от себя, что проблема не только в этом, но еще в том, что и сами-то антибиотики нередко, «подавляют иммунитет и мало помогают при многих инфекциях». Что иммунитет не только «защита от микробов, но и борьба со всем, что генетически чуждо организму», наделенному удивительной способностью собирать и хранить информацию не только об угрозах, но и о чужеродных агентах, угрожавших некогда его далеким предкам».
Разум наш – восклицает он – еще не постиг «великой тайны, как в момент непредвиденной опасности в организме оказывается уже заготовленным впрок все необходимое для борьбы с ней, для массового производства специально нацеленных именно на нежданный антиген строго специфичных антител».
Довольно странное заявление ученого. Утверждает, что «в теле человека постоянно присутствует миллионы переродившихся мутантных клеток, в том числе и раковых», а каждый случай развития злокачественной опухоли рассматривает как «досадный пробел в работе иммунной системы, к сожалению, не всегда достаточно эффективной». Хотя и не совсем, добавляет он, раз мы «живы, здоровы, и у нас нет опухолей».
Не есть ли это еще одно веское подтверждение моим интуитивным представлениям о естественности защитных функций всего живого и почти «бесполезной борьбе» ученых с микроорганизмами?
Тем не менее, по прочтении Петрова возник дополнительный вопрос. Почему, однако, «недостаточно эффективно» действует иммунная система в части отторжения организмом ему неугодного и вредного? Полагаю неполным рассмотрение данной проблемы с позиций функционирования только одних генно-клеточных структур, как это делает Петров. Не меньшее значение здесь имеет создание соответствующего, благоприятного для надлежаще эффективной борьбы, настроя биологической системы организма. Соответствующей «подготовки» участников борьбы: правильной их расстановки, подъема духа «защитников» и деморализации сил «противника». А это возможно лишь благодаря мозговой деятельности живого существа и программного обеспечения для таковой борьбы. Только так можно объяснить значительные отклонения в характере протекания заболевания у высокоорганизованных живых существ. Прежде всего, у человека, когда названное заболевание либо непомерно ускоряется повышенной мнительностью человека, либо наоборот, напрочь забивается его безразличием, продиктованным разными более мощными стрессовыми обстоятельствами (войной, любовью, увлеченностью работой, в том числе, даже – другой неприятной болезнью).
Вчера встречался с Ляшенко по проблеме дворовой автостоянки. Вручил ему свежее послание.
«Уважаемый Александр Захарович! Вынужден сообщить, что Ваши указания о ликвидации до 20.09.04 несанкционированной автостоянки во дворе дома № 24/1 по улице Стахановская и благоустройстве названного двора (несмотря на мою дополнительную информацию по сему делу от 07.10.04 и звонки в Администрацию города и района) – остались не выполненными.
Стоянка продолжает функционировать в прежнем назначении, зафиксированном 05.08.04 представителем ЕМУП «Автостоянка» и отраженном в Вашем письме от 02.09.04, – но только в еще более безобразном виде разрушительных от него нравственных и физических последствий. Достаточно упомянуть, что теперь здесь каждую ночь размещается более 80-ти машин, а дворовой сквер за зиму и весну фактически полностью погублен и превращен в сплошное грязное месиво.
Стоянка, по которой я веду переписку с Вашей Администрацией в течение уже почти двух лет, лишь частный случай плачевного состояния в сфере инфраструктуры всего Орджоникидзевского района, особенно его улиц, газонов и насаждений. Подавляющее большинство их демонстративно нагло превращены в автостоянки, имеют место противозаконные подключения их охранных и прочих «аксессуаров» к осветительным уличным и домовым сетям, при этом за все разрушаемое и потребляемое муниципальные власти (исключая, возможно, частные «пожертвования» от организаторов таких стоянок) не получают никаких доходов. Прежде всего, именно в силу превратившейся в настоящее бедствие их «несанкционированности».
Пользуясь случаем, хотел бы вообще обратить Ваше внимание на некую, свойственную не только Екатеринбургу, «увлеченность» властного меньшинства помпезностью, роскошью и прочими излишествами на фоне разорения страны и нищеты большинства населения. Того самого, уже наглядно воспринимаемого обществом, его расслоения на богатых и бедных. Сейчас это стало проявляться в определенном противопоставлении центра города его окраинам. Во все ускоряющемся и повсеместном, буквально соревновательном процессе придания центральной части города подчеркнуто «благородного» вида за счет районов со старой построенной при Советах «социалки», разрушающейся, не ремонтируемой, грязной, разбитой, замусоренной и изуродованной упомянутыми автомобильными стоянками.
Требуется принятие экстренных мер по устранению таких перекосов и прекращению вопиющего, признанного властью, беззакония. В том числе, по нашему двору, абсолютно, с учетом ранее приведенных мною доводов, не отвечающему сегодня еще и нормам нового жилищного кодекса».
В свое время мой покойный сын, когда подул ветер предстоящего развала страны, который молодые ощущали лучше нас стариков, говаривал, что самое лучшее для страны, если бы ее завоевали какие-нибудь, например, немцы. Насчет страны я не соглашался с ним, а вот свершение такового в рамках отдельных фирм – воспринимал, и считал заманчивым. Тем более что все купленное и сделанное, в конце концов, будет на нашей земле, а потому, если что случится, по большому счету, – нам и достанется.
Социальные изменения больших систем инерционны. Измеряются они не годами, а поколениями жизни людей. Сейчас (с момента начала перестройки) прошло только 15 лет, и потому мы пока пожинаем плоды минусов прежней, главный недостаток которой не в том, конечно, негативе, о котором много говорят а в очень плохом взращенном ею «потребительски-совковом» генофонде. Именно поэтому и нет еще «просвещенных и богобоязненных Морозовых и Демидовых». В теперешней системе они должны появиться только во втором – третьем поколениях. Соответственно, и более или менее ощутимые от нее результаты начнем получать с 2010 года, т. е. спустя 20 лет, равных как раз усредненному циклу становления на ноги новых поколений, и уж совсем приличные – с 2030 года..
Отмеченное не означает, что я не усматриваю органических недостатков теперешней системы, точно так же, как и таковых прежней соцсистемы. Однако жизнь определяется не названиями систем, а ее сутью – продиктованным природой неравенством людей, их разделения, по Талейрану, на «стригущих» и «стриженых» с извечной устремленностью более умных, хитрых и предприимчивых, попасть в когорту первых. Так что соцсистема есть лишь «оформление» различных способов осуществления одного и того же принципиального акта – эксплуатации Меньшинством Большинства – не более. Отсюда практически и одинаковый уровень возмущения людей в разных системах. Набор составляющих для возмущения различен, а уровень один. Не отсюда ли практически стабильное соотношение между числом богатых и бедных, умных и дураков, похоже, остающееся неизменным на протяжении всей истории человечества? Вопрос, как против этого бороться, – я оставляю на разрешение другим, хотя и сам над ним тоже задумываюсь.
Второй раз с интервалом лет в десять прочитал роман В. Успенского «Тайный советник вождя» с очень верной, соответствующей моим представлениям, характеристикой событий и лиц времен сталинского правления. Не знаю, насколько точно сфокусированы в нем образы Сталина и других известных политических деятелей (Ленина, Троцкого, Бухарина, всех остальных) в плане чисто личностной их характеристики, но в отношении деловой – исторических фактов (революции, войн, репрессий….), авторских к ним подходов и оценок, – полное с автором единомыслие. Роман – отличное подтверждение здравого смысла и непредвзятого, не привязанного к идеологии, рассмотрения нас интересующего. Только такой подход к истории позволяет делать более или менее верные выводы о прошедшем и давать такую же оценку происходящему.
Как не странно, но примерно в таком ключе – панегирика Сталину и, наоборот, по отношению ко всем расстрелянным в 30-е годы его «окруженцам» – неожиданно для меня написал в книге «Очищение» и В. Суворов.
Масса заскорузло надуманных, односторонних представлений о действительности, кажется, начала мощно взламываться в сторону, давно ожидаемого, объективного ее переосмысливания. Но, опять (это не дающее мне покоя «опять») – через однобокость, очередной настрой пишущего на какую-либо определенную волну. Особо здесь отличились Суворов и Бушков.
Суворов задался целью изобразить в одном черном цвете чуть не всех отправленных на тот свет Сталиным. Все, кто в хрущевские времена в «борьбе» со сталинизмом были подняты на пьедестал святости, у Суворова теперь предстали в качестве отъявленных бандитов, сплошных подлецов и полных бездарей. Будто от одной их, Бухарина, Тухачевского, Якира, Блюхера и остальных, преступной природной сути. Вне реалий революции и народной ненависти большинства к нагло экспуатировавшему его царско-помещичьему меньшинству. Вне созданной на базе названной ненависти советской системы и вставшего во главе ее Сталина, призванного самой Историей учинить своеобразный Соломонов суд – суд юридически беззаконный, но праведный, какой только и может быть по отношению к тем, кто не подсуден по «правилам», особо в переходный период.
Бушков же свою, в общем и целом правильную позицию, бросился подкреплять не фактами, не здравыми соображениями, а надерганными из «документальных» источников «подходящими» цитатками. Вплоть до адресации читателя к судебным речам Вышинского, приведенным в качестве «доказательства» виновности всех участников «троцкистского центра» и «право-троцкистского блока».
Зачем Вышинский? А как же? Ведь пятьдесят лет, напоминает автор, уже не печатался. Может, клюнет читатель на утку? К тому же в ней чуть не 200 страниц дарового для книги текста. Так что помещение его в приложении можно объяснить еще и элементарной нечистоплотностью Бушкова – желанием заработать на том лишний рубль.
Виталий купил новый корейский автомобиль узбекской сборки. А «Волгу», сказал, отдаст старшему сыну или продаст.. Оказывается с момента ее приобретения прошло уже пять лет. И пять лет, начиная с дня покупки, почти непрерывных с ней мучений. Сегодня спросил его:
– Как твой автомобиль? – Не могу нарадоваться, отвечает, проехал 800 километров, ни эксцессов, ни замечаний. Дальше пошли похвалы в адрес рынка и конкуренции, только они и позволяют делать высококачественную продукцию. Будто мы ее без рынка не делали и в своем металлургическом производстве, и даже в автомобильном. Не на моей ли «Волге» конца 50-ых годов мы наездили с ним чуть не под сотню тысяч, причем большую часть вообще по берегам рек и озер, по лесам и бездорожью, ни разу не остановились, не сломались, не побывали в автосервисе (правда, его тогда и не было)? А позднее, в течение тридцати лет искатал, уже без него, двух «Жигулей», и так же не попал ни в одну с ними неприятную историю? И разве не он до упомянутой «Волги» несколько раз «сидел» на заграничной «Ауди»?
Какие-то у нас с ним расхождения в оценке житейских коллизий. Кажется, эти из той же серии. Он все относит к системам, организациям. Я объясняю подобное совокупностью внешних внесистемных обстоятельств: культурой, качеством управления и принимаемых людьми решений, их настроем, верой, «человеческим фактором», толстовским «духом войска – духом народа»… А такое, как и наоборот, имело и продолжает иметь место при любых системах, при любых организациях.
Англия процветала при короле, Америка – при демократии, Советский Союз (раньше) и Китай (сегодня) – при централизованном и тоталитарном правлении.
Хазанов организовал юбилейный, весьма остроумно и хитро срежиссированный, концерт. Он разбил жизнь на 12-ть пятилеток, и каждую из них сопроводил кратким вступлением и соответствующими отлично снятыми картинками с показом эпизодов из жизни и собственных выступлений. Тем самым сделал себя главным из выступающих, причем в относительно молодом, а, следовательно, более привлекательном возрасте, в сравнении со всеми его поздравлявшими. Два скетча произвели на меня впечатление.
В первом он имитировал выступление Черномырдина во времена премьерства, подготовленного якобы им, как он сказал, по официальной стенографической записи, в которой будто не изменил ни единого слова, не перенес ни одного нужного по тексту знака препинания. Зал тонул в хохоте, а я слушал и думал: «Что за страна, что за быдло мы все, коль позволяем держать у себя на престоле подобное Черномырдину»? И никому, вроде, нет дела до того, что он не только по речам, но и по делам, – не только ничтожество, а и прямой преступник. Ведь финансовая катастрофа 1998 года с уникальнейшими неведомыми миру денежными махинациями, породившими в один присест десятки частных многомиллиардных состояний, была полностью подготовлена им (по крайней мере, при нем), а не посаженным на премьерский пост юнцом.
Во втором изобразил Ельцина, не меньшего преступника, но умного и хитрого, порой столь же косноязычного, как и Черномырдин, но всегда знающего чего он хочет, а потому использующего «дефект» как бы для пущего издевательства над своим чиновничьим окружением. Ельцин тут на сборище в роли тостующего, талантливо обкатанной Хазановым, после нудной полупьяной словесной карусели о величии России, заявив, что «сделать Россию великой можно только через культуру», предлагает, наконец, выпить за великую Русь. И, одновременно, в своей изначальной манере, обращаясь к исполняющему обязанности Главы правительства Сосковцу, просит дать денег… на культуру. Опять у меня такое впечатление, что ни Хазанов, ни участники сборища, перед которыми Ельцин выговаривал тост, ни присутствующее на юбилейном Хазановском концерте – ничего не осознали.
Увидели только клоунаду, а отнюдь не то здравое, что было скрыто Ельциным за обращением к Культуре, которую считаю главнейшей составляющей в деле здорового становления любого государства.
О теории относительности.
1. Всякая приличная теория строится на основании, с одной стороны, достоверных фактов (установленных к моменту ее появления и подтвержденных соответствующими измерениями и опытом), а с другой, – на всякого рода предположениях, домыслах и допущениях. Со временем, под воздействием многочисленных пропагандистов (которых тем больше, чем больше рассматриваемая теория), все они мешаются в одну кучу, и теория начинает трактоваться как бы вне отделения известного от предполагаемого и ничем пока, ни замерами, ни опытом, не подтвержденного.
В части ТО сегодня можно признать достоверным только предельность скорости передачи световых и электрических сигналов. Что касается скорости других возможных взаимодействий, передачи других импульсов «влияния», из еще не измеренных и не проверенных, – то это все из домыслов.
Главное же, названное ограничение противоречит философско-математической категории «Бесконечности», на основе которой пока, по крайней мере, устроен наш мир, и сколько бы и каких величин чего-либо в нем не открывалось, со временем выявляется еще «большее» и более «быстрое», и находится инструментарий для соответствующего их измерения.
2. В качестве одного из главных доказательств ТО упомянутыми пропагандистами обкатывается тысячи раз уже пересказанный известный опыт Майкельсона, выводы которого построены на использовании понятия о «неподвижном эфире».
Однако согласно всеми признанному принципу (кажется, он назван принципом «бритвы Оккама») в построении научных теорий нельзя для объяснения непонятного вводить непонятные сущности (теплород, эфир и т. п.). Признав же этот, абсолютно вытекающий из здравого смысла, постулат, мы будем вынуждены заключить, что опыт Майкельсона – есть просто пушка, стреляющая ядрами вдоль движения земли и в перпендикулярном ему направлении, которой фактически подтверждается относительность, и ничего более. Но только уже, в диапазоне не каких-то там ядер, а световых скоростей!
3. Третий мой постулат вытекает из многочисленных «недоуменных» вопросов. Все, что на сегодня установлено, измерено и доказано, касается сделанного в нашем весьма и весьма ограниченном, ничтожно малюсеньком, пространстве. А насколько это «известное» будет, например, проявляться при столкновении миров, летящих каждый навстречу друг другу со «скоростью света» – одному пока Богу известно. То же касается и времени. Ну, не глупость ли – исключить понятие одновременности событий на основании того, что скорость светового сигнала имеет граничную величину? А другого, не известного, сигнала? Какова величина его скорости?
Выводы, в основе, остаются такими же. Теорию относительности преподнесли Эйнштейну почти готовую на блюдечке с золотой каемочкой его коллеги. Осталось только облечь известное в знаменитую формулу и провозгласить предельное скоростное ограничение (которое, исходя из категории «Бесконечности», на мой взгляд, совсем даже не бесспорно). А далее, с учетом действительно астрономической его величины, за которую можно все «спрятать», получить еще и массу эпохальных подтверждений данной формулы, с кучей чисто журналистско-писательских вывертов, насчет относительности времени, и даже продолжительности жизни живого. Причем все это, в отличие от Ньютона с его божественным отношением к устроению вселенной, с притязаниями на абсолютность утверждений, напоминающих мне, конечно чисто внешне, например, коммунистическую одержимость Троцкого.
Безусловно, данный вывод никоим образом не меняет моего к Эйнштейну отношения, как к гениальному ученому и мыслителю.
Начиная с нового года, не то по указанию власти, не то стихийно, началась очередная целенаправленная кампания по развенчиванию коммунизма, нашей прежней социалистической истории и всяческого превозношения демократических достижений. Главный объект однобокой атаки – сталинизм, его преступления – преподносятся вне исходных причин, на уровне одних следствий и вне истории. Будто не бывало никогда праведного «Суда» и неизвестно, как и с какой озлобленностью он всегда вершился народом над своими угнетателями
«Демократы», обосновывая и подчеркивая «законность» своих деяний, преследуют цель настроить себя и общество на ими желаемую адекватную ответную «реакцию» в случае будущих потрясений. Но такого в истории не бывало и не будет. Народное долготерпение всегда выливалось в не признающий законов, творимый из ненависти и мести, бунт, масштабность которого есть прямая функция творимого до того властью насилия «по закону» во всех его известных проявлениях.
«Демократы» считают главным своим достижением предоставление человеку свобод, а главным недостатком прежней системы – ее тоталитаризм, преступления по отношению к человеку и отсутствие названных свобод. Но, спрашивается, почему социалистическая революция 17 года, после «разумного» по их мнению правления, оказалась жестокой и кровавой, а буржуазная контрреволюция 90 года, после тоталитарного правления, наоборот, – «бескровной»?
Вот какими вопросами надо бы заняться разного рода социологам. Ведь ничего на свете не происходит беспричинно. Или современной власти неведомо, что революционная ситуация всегда готовилась в недрах предшествующего ей правления, что и нынче столь же «успешно» готовится ею почва для новой революции, как это делалось именно при царизме, а отнюдь не при Советах?
Сегодня отправил письмо в Общественную палату.
«Уважаемые господа! Насколько мне представляется, Вам предстоит тяжкий труд, чтобы хоть в малой степени переломить устойчиво сложившиеся, но исключительно стратегически опасные, тенденции власти (и ее бездумно поддерживающих отдельных активных групп людей) в строительстве современной России.
Можно утверждать, что за пятнадцать прошедших лет мы однозначно обеспечили лишь: неизвестное в мировой истории почти мгновенное обогащение меньшинства и массовое ограбление большинства россиян; учинили недопустимое неравенство между этими категориями населения; организовали дикий неуправляемый рынок и построили почти безупречную потребительски роскошную инфраструктуру для богатых. А теперь упорно продолжаем и дальше столь же устремленно, вопреки всевозможным умиротворяющим заявлениям власти и СМИ, двигаться в том же направлении.
Наглядным подтверждением сказанному могут служить два моих письма, адресованные Президенту. Из них видно, что чуть не все из мною затронутого принято на вооружение, но только в рамках пропагандистских разговоров, а отнюдь не практической реализации предлагаемого.
Посмотрите, Господа, постарайтесь понять и довести до сведения Президента и Власти, что дальнейшее непринятие реальных мер – это замедленная бомба под демократическую Россию.
В течение месяца Радио России ежедневно афиширует писателя Михаила Веллера. При этом для усиления воздействия на слушателя, пичкует его (придуманной, наверняка, самим автором) рекламой, будто Веллер, по причине исключительной оригинальности, является «единственным писателем, книги которого воруют из магазинов и библиотек».
Дабы убедиться в том, не удержался и купил книгу «Великий последний шанс». Точно. С большой увлеченностью прочитал многообразную, гротескно поданную, критику нашего советского прошлого и рыночного теперешнего. Да, и как не «увлечься» (не вдумываясь, по началу, в смысл написанного), когда ради твоей занимательности все там, кто от власти или близко к ней, представлены сплошными «идиотами, болванами, мерзавцами, подлецами, преступниками…» среди «бесплодных вырожденцев, изнеженных, похотливых, трусливых шакалов, слабоумных слюнтяев…», жаждущих «комфорта, легкого труда и сладкой жизни…». А потому стоит только чуть-чуть задуматься, и становится очевидным, что почти все у Веллера подчинено больше звонкой форме, а не полезному содержанию. Причем часто вне логики, меня постоянно занимающих причинно-следственных связей и компромиссной конструктивности.
Умер А. Зиновьев. Он «прожил – сказал о нем В. Бондаренко – несколько жизней. С юности участвовал в каком-то заговоре, уцелел. Благополучно провоевал всю войну, летал на истребителе, уцелел. Закончил МГУ, блестящая научная карьера, его труды по социологии получили признание во всем мире. Был профессором, преподавал, защитил докторскую, вошел в ученые советы и редколлегии ведущих научных журналов. Так бы и обретал научную и общественную славу во фрондирующей прогрессивной среде наравне со своими друзьями и единомышленниками той поры. Но ушел в диссидентство, в открытый протест, был выслан в Германию. На Западе сделал не менее блестящую карьеру, преподавал в Мюнхенском университете, консультировал ведущих западных политиков, выбран почетным академиком в престижные научные Академии. Мог бы так спокойно и доживать. Но ещё раз отрекся от всего, перечеркнул все проекты, вернулся на Родину, и стал ведущим социологом и публицистом красной оппозиции».
Все верно, за «исключением» ряда акцентов, многократно расставленных в настоящих записях. К ним можно было ничего не добавлять, если бы не буквально за несколько дней до смерти, интервью Зиновьева газете «Завтра»,
Зиновьев утверждает. Что «очень рано, фактически в конце 30-х годов, пришел к двум основополагающим принципам. Согласно первому из них – любая произвольно взятая информации, относящаяся к некоторому объекту, содержит в себе все, что необходимо и достаточно для понимания сущности этого объекта. Согласно другому – самые глубокие тайны социальных явлений не спрятаны где-то глубоко в архивах, чужих диссертациях, секретных учреждениях, а открыты для всеобщего обозрения в очевидных фактах повседневной жизни». Правильно, но, тем не менее, ему пришлось якобы «ввести свой собственный понятийный аппарат, применимый ко всем изучаемым объектам, до него засоренный до такой степени, что не был пригоден для научного понимания. Никто даже не пытался ввести этот понятийный аппарат по правилам логики». И все использовали «компилятивные методы, имеющие следствием запутывание проблем и превращение сложных из них в банальности».
