Владимир Александрович Андриенко
Сестра самозванца
–Но мне он говорил иное.
–Что? – спросил Мнишек.
–Безопасность его сестры – прежде всего! – ответил Дворжецкий. – Хотя, конечно, сестрой он не называл её.
–Это лишь слова, пан гетман. Наш Димитрий Иванович любит на людях пускать слезы и делать вид, что его заботят чужие судьбы. На деле это не так, пан. Поручи это дело верному человеку. Такой есть среди твоих людей, гетман?
–Найдется.
–Вот и действуй, пан Станислав!
Гетман Дворжецкий ушел от воеводы. Пану Мнишеку нужно было одеваться и нанести визит царевичу…
***
Юрий Мнишек приказал слугам одеть его с особой торжественностью. Бархат и цветной шелк, золотое шитье и драгоценности слепили взоры тех, кто видел воеводу. За богатым поясом у Мнишека был украшенный серебром и драгоценными камнями пернач.
Его сопровождали до покоев царевича шесть шляхтичей.
В приемной он встретил Гаврилу Пушкина. Тот был в зипуне36 домашнего сукна, поверх какого одет кафтан37 с золотыми шнурами и цветной окантовкой по рукавам.
Рядом с Пушкиным находился дворянин Плещёв. Он не в польской одежде, а в широкой русской однорядке38 без ворота с длинными рукавами с завязками.
Они, что-то оживленно обсуждали, но, увидев воеводу, поднялись со своих мест. Поклонились.
Пушкин льстиво улыбнулся и подошел к Мнишеку:
– Пан воевода? Рад вас приветствовать в покоях его милости царевича.
– Я хочу говорить с его высочеством.
– Сейчас? – спросил Пушкин с той же улыбкой.
– Я всегда имел свободный доступ к его высочеству! – возмутился Мнишек.
– Простите, пан Мнишек. Вы можете пройти. Кто посмеет заржать главного воеводу? – Пушкин снова улыбался. – Царевич всегда рад вам! Прошу вас!
Пушкин приказал рындам39 открыть двери покоев царевича.
Воевода вошел.
Димитрий Иванович только закончил одеваться, и слуга еще держал перед ним зеркало.
– Государь! Я к тебе по важному и тайному делу!
– А, пан Юрий! Рад, что ты пришел. Сегодня я снова даю пир. И не только знать, но и все солдаты и горожане узнают щедрость царевича.
– Слава о твоей щедрости идет впереди тебя, государь.
– Прошу тебя садись, воевода.
Мнишек сел в кресло. Царевич сел напротив него.
– У тебя важное дело, пан Юрий?
– Я привел к тебе солдат, Димитрий. Ты вчера выказал мне свое расположение. Но я вижу при твоей особе много русских.
– Но я русский царевич, воевода. Что тут удивительного. Русские вельможи пошли служить своему истинному природному государю. Теперь у меня настоящая ближняя дума из князей и бояр старых родов.
– Но ходят плохие слухи, государь.
– И что это за слухи, пан Юрий?
– Говорят, что ваша милость не станет выполнять своих обещаний по договору.
У самозванца задергалась щека. Он начал злиться.
– Кто сие говорит?
– В среде твоих бояр ходят такие слухи, что дескать основное условие – православный царь.
Димитрий поморщился. Это было правдой. Бояре говорили ему о необходимости верности православию.
– Но ты не забыл, Димитрий, что ты уже католик?
– Я ничего не забыл, пан Юрий! Но основное правило Иезуитов – действовать так, как выгодно. А что будет, если они про то узнают? Кто из русских пойдет за мной? Да многие перебегут к Годунову! Я должен был сие обещать!
– Я не попрекаю, ваше высочество. Пан Димитрий все сделал правильно. Но есть и иные слухи.
– Какие?
– Что пан не намерен соблюдать своего слова насчет женитьбы на моей дочери.
– Что?
– Сам понимаешь, Димитрий, что это бьет по мне! И если в вопросах веры я могу уступить, то здесь нет!
– Пан Юрий! Я никогда не отказывался, и не откажусь от Марины. Неужели моего слова тебе мало?
– Достаточно! Но дела государства важнее слова! И что будет, когда ты займешь трон?
– Я стану царем и Марина, твоя дочь, станет моей царицей!
– Верю тебе, Димитрий. Но…
– Ты сказал «но», пан? – вскипел самозванец.
Мнишек про себя усмехнулся.
«Ишь ты как напыжился, словно он и правда царевич истинный».
Но вслух Мнишек сказал:
– Сказал, и не стоит тебе сразу волноваться. Я не ставлю под сомнение твое благородное слово.
– Тогда чего тебе нужно, пан?
– Димитрий! Я ведь и сам человек государственный и понимаю, что есть интересы короны. Ради этих интересов можно будет нарушить любое обещание. Ибо одно дело обещание шляхтича, а иное – долг царя!
– Я не понимаю пана! Пан не был доволен, что возле меня мало вельмож российских. Ныне их много!
– Димитрий!
– Тогда скажи, что тебе не нравится, воевода?
– Русские заняли места при твоей особе и оттеснили поляков!
– Тебя никто не оттеснил, воевода! Ты первый при мне! Я дал тебе повод в этом сомневаться?
Мнишек ответил:
– Нет, Димитрий. Но я хотел убедиться.
– Твоя дочь будет моей женой! Хочешь, я завтра все еще раз объявлю сие!
– Нет, – отказался Мнишек. – Я буду выглядеть смешным, Димитрий. Я ведь всё сделал для тебя. И те войска, что я привел, стоили мне дорого, царевич.
– Никогда не забуду твоих услуг, пан Мнишек.
– Рад служить тебе, Димитрий!
Они пожали друг другу руки…
Глава 14
Елена в Москве.
Москва.
18 февраля 1605 года.
Елена знала, что город наводнен людьми Годунова. Они всюду сыскивали измену на государя. На площадях хватали людей и отправляли в пыточные подвалы. А там сознавались почти все. Мало кто мог выдержать умельцев Приказа Разбойных дел.
Однако действовать было нужно. Вот только как? Рискнуть всем сразу? Так она уже поступала, ставила всё на кон в большой игре за корону. Но это было не в Москве, а в приграничных крепостях. Там можно было надеяться на помощь. Здесь же здесь столица Московии, где у Годуновых много ищеек, да дворяне и стрельцы, верные правящей династии. Это совсем не обиженные служаки на границе, сосланные на окраины и не получавшие годами государево жалование.
Но разве можно было испугать девицу, что отважилась предложить своему брату назвать себя царевичем? По характеру Елена была более мужчиной, чем женщиной. Хоть и старался её отец вразумить дочь при помощи плети, которая часто гуляла по спине девицы, но внушить ей почтение к воле старших он не смог. По мнению старшего Отрепьева девице пристала скромность и покорность воле родителей. Высоко он не метил и хотел устроить счастье дочери так, как понимал его сам. Но Елена воли его не признала и замуж за дворянина, выбранного батюшкой, не пошла…
***
Елена кое-что узнала про воеводу Басманова из речей случайных людей. Любили болтать на Москве, хоть и знали люди, что длинный язык вредит шее.
– Басманов хороший воевода, но род его не знатный! Не сиживали его предки высоко.40
– И что с того, коли царь его ценит? Царь поднимет, кого захочет.
– А вот и нет! Не станут большие воеводы под Басманова! И про то помни, что идет сюда сам царевич.
– Какой царевич! Самозванец!
– Самозванец?
– А то кто же?
– Может и так, но только Бориска Годунов боится его!
– Боится! То верно!
– Коли он самозванец, то разве стал бы Бориска бояться? И Басманову надобно служить царевичу истинному.
– Может так оно и будет…
***
Елена пошла к гостиному двору, где ныне обосновались купцы, что торговали ранее на территории Кремля. Это был большой дом, обнесенный крепкими стенами. В Москве его называли дом для иноземных купцов. Там они проживали и там же хранили товары, привезенные в Москву.
Елена хотела поговорить с купцами из Польши. Среди них наверняка окажется хоть один служитель ордена Иисуса (Иезуитов). А уж он подскажет, как попасть к Басманову.
Брат на этот раз дал трудное задание. Самозванец затеял свою игру и не хотел подключать тех своих соглядатаев в Москве, кто служил Мнишеку, или тех, кто служил боярам и князьям из русских, что перешли на его сторону.
И судьба улыбнулась девушке.
У ворот гостиного двора она увидела армянского купца Хачика Миносяна, который часто бывал в Самборе, и она не раз покупала у него мелкие товары. Правда к ордену отношения он не имел, но с Еленой его связывала дружба. Она не раз помогала купцу находить покупателей для его товаров.
– Пан Хачик, – приветствовала Елена купца по-польски.
Тот с удивлением посмотрел на незнакомца в мужской одежде.
– Пан меня знает?
– Знаю, пан Миносян. А вы не признали меня.
– Я, кажется, видал пана раньше. Но вот где? В Варшаве?
– В Самборе, – подсказала Елена.
– В Самборе. Так пан жил в замке воеводы Мнишека? – купец стал говорить тихо.
– Пан Миносян видел меня в другом платье.
Купец узнал Елену.
– Панна Елена!
– Тише, пан Хачик. Не стоит произносить имен. Рада, что пан купец узнал меня.
– Простите, панна, но никак не ожидал встретить вас здесь. Прошу панну пройти в дом. В моей комнате мы сможем поговорить.
– Там безопасно?
– Меня часто посещают люди по делам торговли, панна. Подсушивать меня нечего. Я не воевода и не дьяк. Я только купец.
Елена прошла за купцом и вскоре уже сидела в кресле в его комнате.
– Панна желает вина? Отменное вино, панна Елена.
Он наполнил стеклянный кубок и подал девушке. Елена приняла и поблагодарила купца.
– Панна прибыла в Москву не просто ради развлечения, как я понял.
– Все верно, пан Миносян. Я здесь по делам одного…
– Я знаю имя человека, от которого прибыла панна. Называть его имя не стоит. В Москве сейчас для такого время неподходящее.
– Для того я и прибыла сюда, чтобы поскорее пришло иное время, пан Миносян.
– Ныне всюду соглядатаи правящего царя. Но здесь для панны безопасно. Но что панне нужно?
– Попасть в дом воеводы Басманова, – честно призналась Елена.
– Я не понял панну?
Хотя Миносян отлично понял Елену. Он подумал, что сестра самозванца прибыла, чтобы отравить лучшего царского воеводу. А принимать участия в таком деле Миносян не желал, как бы хорошо не относился к Елене.
Она повторила:
– Я должна попасть в дом воеводы Басманова
– Но, моя панна, Басманов верный человек царя Бориса. Если панна окажется в его доме, то вскоре панну ждет Разбойный приказ и встреча с дьяком Патрикеевым. А он личность неприятная.
– Этой встречи я желаю избежать, пан Миносян.
– Но если панна прибыла от того великого человека, то отчего не обратиться к тем, кто служит ему на Москве?
– Дело тайное, пан купец. И доверять тем людям я не могу.
– И панна искала меня? – увился купец.
– Нет, пан Хачик. Вас я увидела случайно. И сразу поняла, что это подарок судьбы.
– Панна говорит правду?
– Клянусь богом, пан Хачик.
Миносян поверил Елене. Как купец он хорошо знал, когда ему врут. Эта молодая девушка говорила правду.
– Басманов ныне в особом почете при дворе. Английский купец Горсей вчера говорил мне про это. Царь просто осыпал его милостями и подарками.
– Мне нужно придумать, как попасть в его дом.
– Панна не имеет намерения умертвить воеводу? – спросил Миносян.
– Умертвить? – Елена искренне удивилась. – Нет! Как пан мог подумать. Хочу лишь говорить с ним.
– От имени кого?
– От имени царевича.
– Тише, моя панна. Хоть мы говорим по-польски, но лучше не произносить ни титула, ни имени. Ныне на Москве только и говорят о том, как царь наградил Басманова. Воевода пожалован в бояре, сам царь Борис вручил ему золотое блюдо с золотыми монетами. Говорят, там их было пять тысяч!
– Иными словами служить иному государю, он не станет? Это хочет сказать, пан купец?
– Истинно так, моя панна.
– Но я хочу говорить с ним и попытась его переубедить. Пусть пан Хачик поможет мне. А в случае чего я не выдам пана Хачика.
– О, моя панна! Панна не знает, как может заставить говорить дьяк Разбойного приказа Патрикеев. У него говорят и мертвецы.
– Пан купец забывает, что не только золотом и почестями можно купить верность.
– А как ещё? Что нами двигает кроме золота и почестей? Кто равнодушен к ним?
– Любовь, – ответила Елена.
– Хорошо, – купец сдался. – Я помогу панне. Но для такого дела понадобиться время.
– Как много?
– Две недели.
– Слишком долго. Нельзя ли побыстрее?
– Быстрее можно лишь попасть в Разбойный приказ. В таком деле спешить нельзя никак.
– Я не могу ждать две недели. За две недели можно приобрести или потерять все.
– Постараюсь, панна Елена.
– Как пан Хачик сможет мне помочь? У пана есть мысли?
– Есть. Панна подала мне идею.
– Я?
– Но это панна сказала про любовь…
***
Москва.
Дом дьяка Патрикеева.
22 февраля 1605 года.
Грозный глава Разбойного приказа41 думный дьяк42 Патрикеев был дома и приказал слугам никого к себе не пускать, ежели это будет не гонец от великого государя. Ныне времени для отдыха у дьяка почти совсем не было. Он постоянно проводил все свои дни в приказе. Царь требовал искать измену.
И вот, наконец, он смог немного посидеть в своем кресле у огня, и выпить кубок романеи. Но насладиться кратким мигом покоя дьяку не дали. Его старый слуга Степан явился сказать, что у дверей стоит иноземный господин.
– Я же приказал никого не пускать! – вскричал дьяк.
– Он сказал государево дело. И я осмелился доложить тебе, господине.
– Государево дело?
– Да. Что велишь? Позвать?
– Каков этот иностранец собой? Стар или молод?
– Средних лет. Одет хорошо, как дворянин из свиты посла от шведского короля.
– Зови! – отдал приказ дьяк.
Вскоре пред ним стоял высокий человек с худым лицом. Он был в коротком плаще, подбитом мехом, чёрном камзоле с кружевами, на ногах – высокие сапоги с серебряными пряжками.
– Кто таков? – строго спросил дьяк.
– Я посредник, – с поклоном ответил дворянин на хорошем русском языке. – Моё имя ничего не скажет господину дьяку.
– Посредник?
– Мне велено передать господину дьяку лично важные сведения.
– Вот как?
– Я не осведомлён о том, кто желает предупредить господина дьяка. Мне заплачено за то, что я должен сказать господину дьяку. И заплачено весьма щедро. Потому я дал слово дворянина все исполнить в точности и забыть все, что мною сказано после того.
Дьяку понравилось, что этот человек немногословен. Он предложил ему стул. Посланец сел.
– Говори! – велел Патрикеев.
– В столицу Московии прибыла девица из стана самозванца с намерением посетить воеводу Басманова и склонить его к службе самозванцу.
– Басманова? – Патрикеев засмеялся. – Да никогда он не станет служить вору.
Посланец ответил:
– Тот, кто послал меня именно так и говорил, что вы станете смеяться. Но сия девица умеет творить чудеса, пан дьяк. Потому он советует вам захватить её и не рисковать понапрасну.
– Стало быть, тот, кто послал вас, желает блага нашей державе?
– Я ничего не знаю о цели того, кем был послан. Я не интересовался тем, чего мне знать не надобно. Да и знания сии весьма опасны. Мне заплатили золотом.
– Это все, что имеешь мне сказать?
– Нет. Ещё точное описание примет девицы и место, где вы сможете её найти.
– Ты даже знаешь где она сейчас? – спросил дьяк.
– Я скажу вам, как устроить ловушку.
– Это я и сам могу сделать, – проворчал Патрикеев. – Коли прибыла она ради Басманова, то объявится подле него рано или поздно…
***
Патрикеев собрался и покинул дом, после этого странного разговора. Об этой девице из стана самозванца он уже слышал. Но дьяк не понял, кто ведет с ним игру.
Зачем было выдавать столь ценную фигуру? Кто сдал ему сестру самозванца?
У Клешнина есть свой человек в стане самозванца. Но этот не стал бы так действовать. Он донес бы не Патрикееву, а самому Клешнину. Да и не мог он знать те подробности, что сообщил Патрикееву посланец. Нет. Здесь дело сложнее.
Кто же выдаст девку в его руки? Ведь знают, что ждет её в Разбойном приказе. Да и задание ей дали невыполнимое. Словно специально отослали на убой. Сам Басманов наверняка прикажет её схватить. Но они перестраховались и прислали ему точные указания…
***
В приказе Патрикеев вызвал к себе послуха (соглядатая), что был наиболее удачлив в этом деле.
– Господин! – тот поклонился дьяку.
– Ты недавно захватил двух воров с грамотой поносящей нашего великого государя?
– Я, господин.
– Государь не забудет твоей верности. Но ныне снова нужна твоя служба.
– Я готов служить великому государю.
– Дело – это трудное. Надобно выследить и захватить одного человека.
– На Москве?
– Да. Этот человек в Москве. И захватить его надобно со всей осторожностью.
– Я возьму с собой троих и все сделаю, господин. Говори, кто нужен…
***
Москва.
Пыточная Разбойного Приказа.
24 февраля 1605 года.
Годуновские послухи43 не дремали. Имели глаза и уши и мух ртом не ловили.
– Видишь того молодого дворянчика? – спросил один из них.
– Которого? – переспросил второй.
– Да вон того молодого. Вишь словно девка. Лицом красен (красив).
– И чего нам до него?
–А того, что не простой сие человечек. Слушает да на ус мотает.
–Да не сказал он ничего.
–И что с того. Нам он и надобен.
–Этот? Да это вьюнош совсем. На кой он нам?
–Я говорю, а ты слушай. Это тот, кто нам надобен. Приметы его лучше не надо. Такого не спутаешь.
–Думаешь пришлый от вора-самозванца человек?
– А то нет? Самый что ни на есть! Та самая девка.
– Девка?
– Та самая, про которую и было говорено недавно.
– Иди ты! Неужто она?
– А то нет. Девка выряженная мужиком. И ежели споймаем, то наше счастье.
– Да неужто нам с тобой свезло?
– Идем за ним… за ней. Смотри! Уходит.
– Идем, – послух забрал шапку со стола…
***
Елена нашла дом Басманова и, благодаря Миносяну, знала, как в него попасть. Но она не заметила людей дьяка Патрикеева, которые незаметно следовали за ней.
Они схватили Елену, и она не успела даже вскрикнуть.
– Проверить надоть, – сказал один. – Она ли?
Соглядатай сорвал с неё шапку.
– Смотри!
– Она! Как раз та, кто надобен!
– Теперя жди награды! – потер руками первый.
– За сию кралю нам золота дадут.
– Девка хороша!
– За такую не жалко!
Елена была готова выть от злости. Она так глупо попалась в сети к сыщикам Годунова. Это были люди Разбойного приказа.
– Отпустите! – попросила она.
– Чего сказала, красавица?
– Отпустите. Кто вы такие? Чего вам надобно?
– Тебя красавица. Ждали тебя.
– Меня? – спросила Елена.
Но первый сыщик перебил её и сказал друзьям.
– А чего нам торопиться, други?
– Ты про что?
– Дак про то, что с девкой можно и побаловать немного. Нам не приказано отдавать её нетронутой.
– И то верно! – согласился второй.
– Если посмеешь до меня дотронуться, тебя казнят! – сказала Елена.
– Не пугай! – усмехнулся ярыга.
– Ты не знаешь, кого захватил? Я тебе не гулящая девка!
– Ершистая! – худой сыщик взял Елену за подбородок. – А хороша! Ох, как хороша!
Он приблизил свои губы к её губам. Елена почувствовала нечистое дыхание и отвернулась. Но ярыга насильно повернул её лицо к себе и намеревался впиться в её губы. Она укусила его. Мужчина завыл от боли и нанес удар женщине по лицу.
– Тварь!
Она упала.
– Убью!
– Стой! – его остановили.
– Дай дотянуться до горла твари!
– Да тихо ты! Нам не велено убивать!
– Она живой надобна! Патрикеев три шкуры спустит!
– А ты смори, чего она мне сотворила! Едва губу не откусила!
– Все равно убивать не велено!
– Тварь!
– А то Патрикеев с тобой кое-что похуже сотворит!
***
Девку приволокли в Разбойный приказ. Подьячий44 дремавший над бумагами, которые он переписывал, протер глаза и выпил холодного кваса.
– Чего приперлись в такой час? – строго спросил он ярыжек.
– Государево дело! – нагло заявил один.
– Споймали мы девку, по приметам схожую с…
Но подьячий перебил ярыгу:
– Каку девку? Ополоумели? Девок нам токмо и не хватает. Ты посмотри сколь листов переписал я! И все сие сказки пыточные! Что ни день, то новых болтунов и воров волокут в приказ!
– Мы же тебе толкуем, козлиная борода, что сие не простая девка. Она ворог лютый великому государю!
– Девка? – спросил подьячий с издевкой. – А отчего вы младенца не захватили? До пары с девкой был бы еще один ворог!
– Ты нас допусти до его милости дьяка. А там мы сами все как надобно ему растолкуем.
Подьячий засмеялся и сказал:
– Он гневен больно. Кою ночь не спит. Все в пыточном подвале! А коли увидит твой подарок, думаешь, наградит тебя? Рыло твое неумытое!
– А ты, козлина борода, сведи, а там посмотрим! Дело государево!
– Государево дело молвил? – сказал подьячий. – А и сведу! Пусть потешится, коли надобно! Но коли вы награды чаете, то не будет её. Только рожи вам разобьет и все. Ждите!
Он спустился вниз. Пыточные подвалы приказа, освещенные огнями факелов и жаровен, на которых калили инструменты, напоминали церковную картину ада, где мучаются души грешников.
Подьячий давно привык к таким картинам и потому людские стоны и крики боли его не трогали. Он приблизился к дьяку и сообщил о прибытии ярыг по государеву делу.
– Чего им надобно? – строго спросил Патрикеев.
– Дак сказали дело государево!
– А сам все выяснить не мог? Все я один делать должен? Ты чай подьячий с приписью45! Не просто человек в приказе!
– Дак девку они споймали, господине! Говорят, что ворог она великому государю.
– Девку? – встрепенулся Патрикеев.
– Так сказали, господине. Я хотел гнать их взашей, но…
– Девка где?
– Дак наверху она с теми ярыгами.
– Веди их сюда! Быстро! Не медли!
– Как прикажешь, господине!
Вскоре все предстали перед грозным главой Разбойного приказа. Дьяк Патрикеев, увидев разбитое лицо женщины, набросился на сыщиков.
– Кто приказал?
– Она мне едва губу не откусила, господине. Пришлось приложить.
– Губу? – дьяк ударил ярыгу в нос кулаком. – Получи от меня награду!
Ярыга упал к ногам Патрикеева. Дьяк нанес еще два удара ногой в живот.
– Ладно! Убирайтесь вон! Ждать меня наверху в приказной избе! Еще поговорим!
Сыщики ушли. Наверху их встретил ухмылявшийся подьячий.
– Наградил вас дьяк? Вижу, что наградил! Хороша ли награда?
Первый ярыга с досадой плюнул под ноги подьячему…
***
Подручные палача усадили женщину в кресло. Вязать её руки веревками не стали.
Патрикеев сел напротив Елены.
– Попалась пташка. Попалась в силки.
– Могу я узнать твое имя? – спросила она.
– Спрашивать здесь могу лишь я. Но имя тебе свое скажу, красавица. Я дьяк Патрикеев.
– Знаю тебя. Ты верный пес Годуновых.
Дьяк усмехнулся.
– Смелая баба. Но я ведь не так прост, голубка. Я умею развязывать языки и мужикам, и бабам. И у меня все поют соловьями. И ты станешь петь.
Елена промолчала.
Патрикеев снова усмехнулся.
– Ждешь стану пытать, кто такова есть?
– Дак ведь знаешь сам кто я.
– Верно. Знаю имя твое, красавица. Ты Елена Орепьева, сестра вора Гришки и заслужила за воровство твое смерть лютую от великого государя.
Она снова промолчала в ответ. Дьяк продолжал:
– Была ты в стане самозваного царевича, который есть беглый монах Гришка Отрепьев. И против воровства его ничего не сказала и не донесла до людей великого государя. Больше того, ты помогала самозванцу в его воровстве противу великого государя. Что скажешь на сие?
– Я сестра Юрия Отрепьева. То верно. Но кто сказал тебе, дьяк, что царевич Димитрий Иванович и есть Отрепьев?
– Царевич Димитрий давно умер, Елена. Про то тебе известно. А самозванец, что сидит в Путивле есть не царского рождения.
– Про то мне не ведать. Я верила, что он царевич истинный.
– Я не хочу слушать твою ложь, Елена. И я не хочу тебя пугать понапрасну. Я желаю предложить тебе жизнь и почет.
– Жизнь?
– Государь простит тебя и наградит.
– За что?
– Ты должна показать, кто есть самозванец. И с тех твоих речей будет записано всё и зачитано во многих городах. Надобно сказать лишь правду.
– Если я скажу все что надобно?
– Тогда сразу получишь свободу. И твой будущий муж будет пожалован в думные дворяне.
– Мой муж? – удивилась Елена.
– Ведь был у тебя жених, и он до сих пор желает на тебе жениться. Это дворянин Лукьян Одоевский. Роду доброго старого.
– Значит, если скажу, что надобно, то выйду замуж за Одоевского?
– Да, – кивнул дьяк.
– Хороша награда! Но я сбежала из дома, чтобы не выходить за Одоевского! А ныне мне сие как награду обещают?
– Тогда чего хочешь? Скажи!
– Я мужа себе сама избрать желаю.
– Сама? Дак коли девки станут сами мужей себе избирать, что с державой станет?
– А может от того одно благо державе будет?
– Голова жене муж. Вот оно благо и основа всего! Но хватит про сие. А у тебя, девка, есть несколько дней для раздумий. Пока держать тебя станут за крепким караулом.
Дьяк приказал лекарю смазать ушибленное место девицы мазью и отвести её в отдельное помещение.
Елена поняла, что у неё есть несколько дней, а потом нужно будет сделать выбор. Смерти она не боялась. Но боялась, что палачи уничтожат её красоту.
Однако просидела она взаперти дольше, чем ожидала…
***
Патрикеев приказал привести всех, кто панну поймал. Их сразу привели.
Грозный дьяк внимательно смотрел на них. Те робели под его взглядом и глаза опускали.
– Вам что велено было? – наконец спросил дьяк.
– Дак мы девку поймали и доставили.
– Поймать! – вскричал дьяк. – Поймать! Но не болтать! Она не должна была знать, что мне известно кто она такая! Но она знает! Кто велел её бить?
Все опустили головы.
– Отчего вы творите то, что вздумается? Али умнее меня стали? Так?
Те снова не ответили.
– Всех сечь! Батогами! – приказал Патрикеев. – До тех пор, пока шкуры со спин не спустят!
Соглядатаи повалились в ноги дьяку.
– Прости нас. Батюшка!
– Прости!
– Виноваты! Не вели казнить!
Патрикеев плюнул под ноги и приказ отменил. Верных людишек было не столь много…
***
Москва.
Дом соглядатая.
24 февраля 1605 года.
Соглядатай Петро много лет состоял на службе в Приказе. Сколь услуг оказал он Патрикееву. Был среди доверенных лиц и служил верно.
Но ныне вернулся он домой иным.
Его встретил у порога родной брат Михайло. Он увидел разбитое окровавленное лицо Петра и испугался.
– Чего случилось, брат?
– Рожу мне разбили.
– За какой грех? – спросил Михайло.
– Да за службишку мою верную. Тако ныне награждают. Али не слыхал?
– Чего? – не понял Михайло брата.
– Рожу разбили и грозились жизни меня лишить. Вот те и награда. Шиш им теперя! Не стану служить!
– Тише, брат! – одёрнул его Михайло. – Чего говоришь, Петруха? Еще услышит кто.
– А и пусть!
– Тише!
– Пусть слышат! – не унимался Петро. – Пусть слышат! Я ли не ловил ворогов государевых? Кто первый соглядатай на Москве? Кто кого хошь сыщет? Петруха! А он меня в рыло!
– Дак за что, брат?
– С девкой поиграть хотел.
– С девкой?
– Ох, и хороша зараза! Я таковских и не видал еще. Потому и приказ нарушил. Хотел коснуться губ, а она укусила меня. Ну, я и вдарил.
– Дьяка? – Михайло побледнел.
– Какого дьяка, дурила? Девку вдарил.
– Никак в толк не возьму, брат. Каку девку?
– Ну, дурак! Я тебе толкую про что? Девку одну стерегли три дни! И я выследил! И споймали её. А девка та красоты невиданной. Что твоя царевна!
– Ну! – сказал Михайло.
– Вот те и ну!
– А кто такая? Посадская?
– Сестра вора.
– Чего?
– Сестра самого вора. Еленой кличут.
Михайло схватил брата за руку. Он слышал об этой девице. Болтал один человечек о ней на Москве.
– Отрепьева? Девка, что служит царевичу?
Петро стукнул брата кулаком по лбу.
– Какому царевичу, дурак? Совсем башкой ослаб?
– Да ты тихо, брат! Дай сказать.
Братья зашли в горницу и сели за стол, на котором стояла сулея с перцовой водкой. Они выпили. Закусили солёными огурцами и продолжили разговор.
Михайло высказал, что, дескать, сия девица, по слухам, вору дорога.
Петро не понял его:
– И что?
– Дак то, брат, что с того дела много рублев получить можно.
– Рублев?
– С тыщу! – сказал дородный Михайло.
– С тыщу?
– Самозванец даст нам за сии новости тыщу!
– Самозванец?
– Дак когда такое в наши руки попадет еще, брат? Сам смекни! Сколь тебе твой Патрикеев денег ныне дал?
– Денег? Рожу разбил. Сказал «благодари бога, что жив остался». Вот и вся награда.
– А так мы с тобой на сем можем столь денег скопить, что батька наш и за жизнь не скопил. Такое идет к нам в руки.
– Ты не играй с огнем, Михайло!
– А коли не играть, то в бедности и животы скончаем…
