bannerbannerbanner
полная версияСестра самозванца

Владимир Александрович Андриенко
Сестра самозванца

Глава 11
Путивль.
Ноябрь 1604 года.

Путивль.

Ноябрь 1604 года.

Князь Василий Мосальский товарищ воеводы Путивля Салтыкова был сражён красотой незнакомки с первого взгляда. Она была прекрасна даже в грубой одежде. Князь представил себе эту женщину в польском придворном наряде.

«Такая может блистать при дворе короля. Больше того, будь я королем Польши, не пропустил бы такой панны! Все же их порядки много приятнее наших. Можно ли сравнить вот эту женщину с моей боярыней?»

Но вслух князь произнес только:

– Панна оправдала слухи о красоте польских женщин.

Елена усмехнулась в ответ. Знал бы князь, что она русская.

Мосальский продолжил:

– Я не могу поверить, что панна служит самозванцу. Что связывает панну с этим человеком?

Елена подумала:

«Он мой родной брат и это я посоветовала ему назваться именем царевича Димитрия. Но тебе, князь, про это знать не стоит».

Она ответила вопросом на вопрос:

– Самозванцу? Но если он истинный царевич?

Мосальский, высокого роста крепкий мужчина в расшитом серебром кафтане с откидными рукавами и воротом, засмеялся. На его коленях – дорогая сабля-карабела. Рука князя лежала на золоченой рукояти, и его пальцы гладили рубин, украшавший эфес.

–Панна явилась убеждать меня в происхождении самозванца? Тогда это напрасный труд.

–Значит, пан не верит?

–А сама панна тому верит?

–Я могу сказать, во что верю. И пришла я не убеждать пана в происхождении царевича. Я не столь глупа.

–Так во что верит панна?

– Я верю в скорое падение династии Годуновых! Или пан князь доволен тем, что Годуновы облепили трон и приказы в Москве! Словно иных людей и вовсе нет.

– Сие верно, – согласился князь.

– Так я предлагаю князю стать боярином нового царя! И князь сможет занять место подобающее его знатности и его смелости.

– Мне предать моего государя?

– Годунов для пана есть государь?

– Я целовал ему крест!

– Князь! У меня нет времени на пустую болтовню!

– Но панна забывает, что я могу не отпустить её из моего дома. Панна прибыла из стана врагов. Я должен задержать панну.

Елена не испугалась. Она только одарила князя своей улыбкой. Мосальской снова залюбовался красавицей. Таких глаз и губ он не видал в жизни.

«Вот за кого и полжизни не жаль, – думал князь. – Не девка – огонь. Словно и не человек она – ангел небесный».

– Князь, я пришла не для того, чтобы тратить время на пустое. Я пришла предложить – почет и славу в будущем. Но если князь прикажет меня схватить, то станет врагом царевича.

– Путивль не город самозванца. Это крепость его царской милости Бориса Федоровича.

– Князь! Я не так глупа! Я уже посетила посадского старшину Тогоумова. И он ждет меня у твоего дома. И с ним больше ста человек посадских, тех, кого давно обворовывает твой воевода Салтыков.

Мосальский пугал красавицу просто так. Не собирался он доносить на неё. Ему самому не было дела до Годунова и его наследника.

– Я ведь недруг Бориске, моя панна, – уже дружелюбно произнес он. – Годуновские родичи престол облепили словно мухи. Всюду они. В том панна права. А род-то Годуновский не велик. Чем мой род хуже?

– И я про то, князь. При Димитрии Ивановиче станешь ты в государстве по чести и роду твоему, а то и выше.

– Что делать прикажешь?

– Скоро здесь будут воеводы Димитрия. И тебе следует помочь царевичу быстро захватить город.

– То дело трудное.

– Но сие дело тебе по плечу, князь.

Мосальский самодовольно усмехнулся. Он знал себе цену.

– Я многое могу, моя панна. Есть среди прибывших в город дьяк Сутупов. Привез он из Москвы 10 тысяч рублев серебром. Сие государево жалование служилым людям в крепости.

– И что сей дьяк? Верен Годуновым?

– Верен до поры. Все мы верные до поры до времени, панна. Но знаю точно, что Сутупову своя голова дорога.

– Своя голова всем дорога, князь. И выгода своя. Пусть сей дьяк отправиться к государю Димитрию Ивановичу и примет от него честь!

– Так путь панна сама и скажет про сие дьяку.

– Охотно, пан князь…

***

Воевода Путивля Михайло Салтыков расположился в трапезной и вкушал пищу в компании своего товарища князя Василия Мосальского.

Толстый Салтыков раскраснелся от выпитого вина и бахвалился.

– Слыханное ли дело! Они угрожают мне! Идут с горсткой людишек, и думают взять сей город, где воеводой сидит Салтыков!

Мосальский не разделял оптимизма воеводы.

– Они взяли Монастырский острог. Подумай про то воевода. И взяли быстро. Без единого выстрела. Смекай! Затем Чернигов! Тоже крепость!

Князь осушил кубок залпом и поставил его на стол. Хмель не брал его.

– Сие город и крепость с пушками!

– Воевода! Ты слышал ли меня?

– Слышал, князь. Как не слышать.

– Дак ворам ворота открыли изменники и здесь тоже будет. Али думаешь, что за Бориску Годунова кто станет воевать?

Салтыков поперхнулся и закашлялся. Такое молвить про царя. В уме ли князинька?

– Ты вином упился, али как? – спросил он Мосальского.

– Не берет меня вино! Так вот, воевода. И ты не зыркай. Али напугать меня вздумал? Так сие напрасно, воевода. Я дело молвил.

– Но сие измена!

– Да ты не ори так. А то дом переполошишь. Ты меня слушай. Прибыл в Путивль дьяк Сутупов с государевым жалованием служилым людишкам. 10 тысяч рублев серебром.

– То верно! – кивнул толстый воевода. – Борис Федорович повелел раздать жалование стрельцам и казакам.

– Но ты прошлое жалование стрелецкое всегда половинил и стрельцы наши того не забыли. И вспомни, как они тебя на копья поднять хотели. Не забыл?

Воевода сердито сопел. Еще бы ему сие забыть. Сколь страху тогда натерпелся.

– Ты говори дело, князь Василий.

– Я и говорю дело, Михайло Иваныч. Против тебя посадские людишки давно зубы точат. Им дай лишь повод, и они и тебя, и всех кто рядом с тобой перережут.

– Того не дам! – вскричал воевода и бахнул кулаком по столу.

Мосальский лишь засмеялся.

– Ой, ли! Не дашь! Они спрашивать не станут. Как только самозванец подойдет к Путивлю, твоей власти здесь конец.

– Неужто все изменники? – спросил Салтыков.

– Не все, но многие. И города нам не удержать. Разве если из Москвы придут полки дворянской конницы и три приказа московских стрельцов.

– Да разве даст царь нам такие силы? – спросил воевода.

– То-то что не даст. Бориска-то не видит из Москвы того, что нам грешным видно. У нас полк в 500 пищальников30 и все ненадежны! Про то Бориска думает ли? Я ли не говорил, что надобно сей полк из детей боярских набирать? Но кто слушал меня? Набрали туда казаков да беглых людишек без роду племени! И чего теперь?

– Не станут за нас стоять?

– Какое там! – махнул рукой Мосальский. – Тебя первого на копья и поднимут!

– Чума на тебя, князь. Каркаеш как ворон! У нас есть 700 московских стрельцов! Про сие помни!

– И что? В городе ворья полным полно! Все они уже славят Димитрия. Чего смогут твои стрельцы? Да и среди них не все станут стоять за Годунова.

Салтыков получал известия о том, что делается на Москве. Там хватали всех, кто даже произносил имя царевича, жестоко пытали, а затем бросали на плаху.

– На Москве казнят за такие речи, князь. Бориска-то наш нынче государь великий.

– Слыхал я про казни на Москве. Бориска и жена его, дочь кровавого Малюты совсем ума от страха лишились. Сколь крови уже пролито. А за что?

– Я про свою голову думаю, князь. Мне своя голова дорога.

– Вот я и предлагаю тебе сохранить твою голову. И не только голову, но и имение. А можно будет еще и от царевича получить кое-что за верность.

– Чего ты его царевичем величаешь?

Мосальский ответил:

– Ты не так молод, воевода. Ты помнишь Грозного царя хорошо.

– Как не помнить.

– Тогда вспомни, как он посадил на трон татарина Симеона Бекбулатовича31 И ты тогда кланялся татарину до земли!

Салтыков вскипел:

–А ты не стал бы кланяться? Ты тогда пешком под стол ходил и не состоял при дворе на Москве!

– Я не о том, воевода. Коли кланялись знатные бояре царства московского татарину, то отчего царевичу Димитрию не поклониться? Какая разница кто он, ежели есть и пить станет из наших рук?

– Все верно молвил ты, князь. Верно! Мой отец в давние годы говаривал мне, что и сам царь Иван Васильевич не царского рода. Ведь мать его Елена из роду Глинских не сколько старого великого князя Василия ублажала, сколько молодого князя Овчину Оболенского.

– Вот и я про сие говорю, воевода.

– Это коли сядет царевич на трон. А коли нет?

– Сядет тот, кого на трон посадят.

В покой воеводы ворвался стрелецкий сотник. Он снял шапку и низко поклонился воеводе.

– Беда, воевода!

 

– Что? – спросил Салтыков.

– Бежал дьяк Сутупов!

– Бежал? Куда?

– К самозванцу! – произнес Мосальский.

Воевода посмотрел на князя. Затем повернулся к сотнику.

– А жалование? Казна государева?

– С собой увез, – ответил сотник.

– Началось, – ответил Мосальский. – Теперь жди открытого бунта!

– И что делать? – спросил Салтыков.

– Выход есть! Целовать крест (принести присягу) Димитрию Ивановичу.

– А коли Борис потом одолеет самозванца?

– Дак сие потом будет, воевода. Потом. А думать надобно, как ныне уцелеть.

– Оно так, князь. Кто против сего спорить станет. Бегство дьяка решает все за нас…

***

Путивль.

Декабрь 1604 года.

Прошло не так много времени, и в Путивльском лагере царевича быстро собирались войска. Вчера прибыли больше тысячи казаков с Дона. Понемногу росли отряды князя Сумбулова. Но больше всего приходило беглых крестьян.

Эти не пользовались расположением командующего Юрия Мнишека. Но они и не стремились стать по его начало. Они избирали своих атаманов и воевали с полками Годунова как могли.

Теперь в свите царевича были русские воеводы князь Мосальский и князь Сумбулов. Димитрий Иванович сделал их боярами своей ближней думы…

***

Мосальский был невысокого мнения про Сумбулова. Кто он был по отцу? Столь ли высоко сидели его предки, как князья Мосальские, в думе и на воеводствах? Нет! Не прыгали они выше царских спальников и мыльников. Никто из Сумбуловых даже окольничим не был. Да и большими талантами князь не блистал, только и того, что на саблях был рубиться мастер. Дак это можно про любого сотника государева стремянного полка сказать. А Мосальские род свой вели от великих князей Черниговских и были Рюриковичами.

Но ныне Мосальский вынужден был смириться и забыть о своей боярской спеси. Сумбулов пользовался доверием самозванца и при особе его появился раньше.

– Скажи мне, князь, – спросил Мосальский, – слыхал ты про девицу некую именем Елена?

Сумбулов усмехнулся в ответ.

– И тебя зацепила красавица?

– Видал её только раз, но не выходит из моей головы сия полячка. Кто она?

– Полячка? Да с чего ты взял, князь, что она полячка? Она русская.

– Русская? – удивился Мосальский.

– Ты, князь, ничего не знаешь.

– Так скажи мне, что я должен знать?

Сумбулов рассказал:

– Сия Елена у нас вроде как дочь дьяка Порошина. А сей дьяк крепко ненавидит род Годуновых.

– Дочь дьяка? А роду какого сей Порошин? Из боярских детей?

– Ты не понял, князь. Порошин считается отцом красавицы. Но он ей не отец. Она роду Отрепьевых.

– Что?

– Роду Отрепьевых.

– Тогда получается, что…

– Она сестра самого. Но не может же он признать её сестрой. Вот и стала она дочерью дьяка Порошина. Но ты, боярин, брось думать про красавицу.

– Это еще почему? – спросил Мосальский.

– Ведь ты женат.

– И что с того?

– У сей девицы в поклонниках ходит пан Бучинский.

– Секретарь царевича?

– Он. А пан сей весьма мстителен, и на многие пакости способен. Такого лучше иметь другом, а не врагом, коли хотим на трон царевича Димитрия посадить.

– Сие верно, князь. С Бучинским пока ссориться нет резона.

– Здраво рассудил, боярин. Мало ли красивых девок на Руси?

Мосальский подумал про себя:

«Может и много, но такая одна. Хотя становиться поперек дороги секретарю самозванца не стоит. Здесь Сумбулов прав. Пока можно повременить. Никуда она не уйдет от меня…»

***

В покоях царевича собрались воеводы для обсуждения дальнейших планов ведения войны. В последнее время противоречия в мятежном стане обострились. Мнишек с тревогой смотрел на рост отрядов из черни, которые прикрывались именем царевича. Казаки с недоверием относились к полякам, и считали, что они лишние в борьбе за московский трон. Противоречия необходимо было сгладить в преддверии больших битв.

Все уже были в сборе. Явился царевич Димитрий Иванович, и не было лишь главного начальника армии пана Мнишека.

Царевич тихо, чтобы больше никто не мог его слышать, обратился к Бучинскому:

– Пан Мнишек заставляет себя ждать.

– Все равно нам известно, что он скажет. Можем начать и без воеводы.

– Не стоит сейчас его раздражать. Покуда потерпим.

– Но он слишком нагло себя ведет, государь.

– Он мне нужен, пан Бучинский. Его время еще не прошло. Мне нужны еще крылатые гусары и немецкая пехота.

Пан воевода Сандомирский вошел в покой с гордо поднятой головой. Он всегда подчеркивал, кто здесь главный. Его малинового цвета кунтуш с вышивкой был опоясан шелковым шарфом. В руке у воеводы был декоративный буздыган32, украшенный драгоценными каменьями – знак его власти над армией.

Вокруг Юрия Ежи Мнишека сразу столпились разодетые шляхтичи и гусарские офицеры. Здесь сверкали шелка и парча. Поляки и литовцы выполняли приказ своего вождя не сливаться с холопами.

Отдельно стояли русские воеводы царевича из знати. Эти также не желали мешаться с казаками. Одевались они скромнее поляков, считали, что не время теперь выделяться и кичиться богатством.

Казачьих атаманов на совет, на сей раз, не пригласили. Царевич не хотел ссор среди своих сторонников.

– Я против мужицкого бунта! – заявил Мнишек. – Я пришел сюда не поднимать мужиков на князей!

– Да кто про сие говорит? – возразил князь Сумбулов.

– Но вчера в наши отряды влились сущие мужики! Вы рожи их атаманов видели, князь? И их допустили во дворец к царевичу!

– Сии мужики не часть нашего войска, пан воевода, – спокойно возразил Сумбулов. – И с нами плечо к плечу воевать они не станут. Они пойдут отдельными отрядами и привлекут к нам еще людей.

– Солдат или восставших холопов? – спросил Мнишек.

– Какая разница? Лишь бы с людьми Бориса воевали.

– Странно мне слышать от пана князя такие слова, – сказал Мнишек.

– Да чего здесь странного, воевода? – вмешался самозванец. – Нам нужно власть у Бориски Годунова отнять. А для сего все средства хороши. Король Сигизмунд не торопится нам помогать. Где его войска? Где обещанная помощь?

– В Самборе формируются новые полки! – сказал Мнишек.

– Не более пятисот всадников пришло к нам из Самбора! – возразил царевич. – Остальных ждем! А сколь ждать? Бориска не ждет, дворянское ополчение собирает!

– В Новгороде-Северском новый воевода сел, государь, – доложил Велимир Бучинский. – Басманова отозвали в Москву. Говорят, большие милости его ждут от Годунова.

– Я сего воеводу знаю, государь, – сказал Сумбулов. – Он весьма храбрый и нам может пригодиться.

– Нам? – Мнишек посмотрел на князя. – Он сражается на стороне Годунова. Пока нам от него один вред.

– Но его можно переманить на нашу сторону, пан Мнишек. Басманов падок на почести.

– К нему уже посылали людей, но он приказал моих посланцев повесить! – сказал царевич.

– Людей посылали малых. Басманов почет любит.

Димитрий подумал, что с сим делом могла бы справиться Елена. Но Басманов в Москве. А там как в осином гнезде – опасно. Люди Годунова там лютуют.

– Басманов не командует армией Бориса, – заявил воевода Мнишек. – Годунов поставил над войском большого воеводу князя Мстиславского. К нему присоединился князь Шуйский с отрядами стрельцов и немецкая наемная дружина Розена.

– Что с того? – возразил Димитрий. – О том, как переманить Басманова стоит подумать.

– А что делать с армией, которая выступает против нас? Вот что главное, царевич. Наши отряды все чаше возвращаются с поражениями. Не все спешат под твою высокую руку, государь.

– Не думаю, – заявил Димитрий, – что все солдаты Мстиславского станут воевать против своего законного государя. Я сам стану в ряды бойцов под большим государевым знаменем!

– Сие слишком опасно для государя! – возразил Мнишек. Его раздражало бахвальство самозванца.

– Ничего! Бог сохранит меня, как сохранил однажды!

Глаза Димитрия светились, и в этот момент он сам верил, что он сын Ивана Грозного.

– Государь, воевода прав. Твоя жизнь нужна верным подданным, – поддержал Мнишека пан Бучинский.

– И потому я должен сесть на отцовский трон, панове!

Шляхта и русские дворяне поддержали его приветственными выкриками…

***

В дом к купцу Назару Рогову явился человек. На нем польский дорогой кунтуш и было видно, что он из свиты самозваного царевича.

Рогов испугался. А если они дознались, что он служит Годунову?

– Ты купец Назарка Рогов? – строго спросил незнакомец.

– Так, милостивый пан.

– Чего испугался-то? Не дрожи. Я знаю, кто ты есть. Потому и пришел к тебе.

Рогов испугался еще больше.

Стало быть, кто-то предал его. Донесли самозванцу!

– Я, государев дьяк посольского приказа Василий Шишкин. Слыхал про меня?

Рогов вздохнул с облегчением. Перед ним человек окольничего Клешнина.

– Я ждал тебя, сударь. Но никак не мог предположить, что ты явишься вот так.

– Я в свите царевича Димитрия Ивановича. Что есть для меня?

Рогов ответил:

– Просили передать, что тобой недовольны.

– Недовольны? Это с чего же?

– Я сказал только то, что мне велено!

Шишкин стал горячиться:

– Я все сделал как надобно. Но само провидение спасло самозванца. А ныне к нему подобраться не так просто. Видал, что в городе деется?

– Слишком много берут нашего брата в городе. Вчера только слуги царевича забрали Аксака Нилова.

– Знаю, – ответил Шишкин. – Донос поступил на Аксака, что де он человек Бориски Годунова. И виноват в том сам Аксак. В кабаке распустил язык и похвалялся, что де на Москве к нему высокие государевы люди прислушиваются.

– Пытали? – с тревогой спросил Рогов.

– А как же. Пытали, и много чего рассказал Аксак с пытки. Но про тебя он не знает.

– Дак я осторожен. Языком не мету по кабакам.

– Это хорошо. Но я пришел не просто поболтать. Есть у меня новости важные, купец.

– Говори, дьяк. Если что важное, то сразу передам, кому следует.

Шишкин сказал:

– Посылает царевич Димитрий вперед себя одну девицу, и она способна многих на его сторону склонить.

– Вон как? – удивился Рогов.

– В Путивле так и было и в Чернигове. Девица та армии стоит.

– И что за девица?

– Елена. Она приходится сестрой самозванцу. Они сие родство скрывают, но в свите царевича про то многим известно.

– Девица роду Отрепьевых? – спросил Рогов.

– Точно так. Хитра как сто чертей. Кем угодно прикинуться может.

– Приметы записал?

– Чего там приметы. Я сказал, что она прикинуться может и мужиком, коли надобно. Штаны да кафтан одела, волосы под шапку и вот те и молодой казак вместо девки.

– И как опознать девку?

– Есть человек один, именем Лукьян Одоевский дворянин и сотник в ополчении дворянском. Он сию девку в каком хош обличье распознает.

– Что так? – спросил Рогов.

– А женихом он той Елене Отрепьевой приходился. И крепко его сия девка зацепила. И слух прошел, что скоро объявится она на Москве.

Рогов усмехнулся.

– На Москве? Да мало ли там татей33 да разбойников что людей именем самозванца смущают?

– То тати, а то Елена. Слышно, что к Басманову её подсылают. И скажи кому надобно, что поймать девку нужно. Она многое показать сможет.

– Да что в той девке? Не возьму в толк.

– А толк в том, что все дела самозванца она ведает. И коли раскроет рот, то все узнают, кто есть «царевич Димитрий».

– Да к про сие и так знают многие. Али в Путивле начальные люди, что присягнули самозванцу, почитают его за истинного царевича? Али Василий Сумбулов верит в него? Не верит, но присягу самозванцу принес.

Рогову надоело рисковать здесь своей жизнью. Но и вернуться в Москву он не мог. Там его люди Клешнина запытают. Отчего де пост свой покинул?

– А скажи мне, дьяк, доколи мне терпеть?

– Ты про что?

– Да про то, что моя башка мне дорога. Все что сказал ты, я в грамотке напишу да на Москву отправлю. Но коли гонца перехватят? И тот гонец про меня скажет.

 

– Государева воля. Служба.

– Кто заплатит за сию службу, коли самозванец в Москве окажется?

– Что болтаешь? Ополоумел?

– То-то что в своем уме. Семейка моя на Москве бедует. Клешнин ничем не помог им. Сказал бабе моей, что пришла припасу кормового просить, муж не расторопен! А детишкам харчить надобно! Вот и смекай.

– Али измену предлагаешь?

Шишкин схватился за рукоять сабли.

– Ты тише! – предостерег его Назар Рогов. – Шум ни к чему. Коли хотел бы изменить, то тебя ждали бы здесь. Совета прошу.

Шишкин убрал руку от оружия. Его положение было таким же, как и у Рогова. Что дал ему Клешнин? Почти ничего! Все средства пошли на подкупы и посулы (взятки). А он сам стал ли богаче? Ни на грош. Больше того, все, что есть в его карманах, дал ему самозванец. Тать и вор Юшка Отрепьев.

– Так чего присоветуешь? – спросил Рогов.

– Служи государю верно.

– Какому государю?

– Государь един – Борис Федорович Годунов!

– Оно так, – с усмешкой согласился Рогов. – Но вот надолго ли? Слышно плохо ныне государю. Лекари подле него постоянно дежурят. А коли призовет его Господь?

– Так есть наследник! Царевич Федор Борисович.

Назар Рогов только усмехнулся в ответ на такие слова.

– А признают наследника-то?

– Что? – Шишкин посмотрел на купца.

– Я спросил, а ты не ответил. Признают наследника?

– Как можно не признать?

– А как можно было младенца убить? И не простого, но царского сына? Но нашлись люди и подняли руку на царскую кровь. А таких рук, что на Федора нож поднимут, много найдется…

***

Димитрий Иванович зашел к Елене. Она читала книгу при свете свечей.

– Сестра!

– Здравствуй, брат. Что на ночь глядя?

– У меня к тебе важный разговор.

– Без этого бы ты не пришел.

Самозванец запер двери, прошел в комнату и сел в кресло.

Он протянул ноги в сафьяновых сапогах к камину. В комнате Елены было холодно.

– Так что ты хотел сказать, Юрий? – спросила она, назвав его настоящим именем.

– Ты не думала, отчего я так некрасив, а ты такая красавица? Мы дети одного отца и одной матери.

– Я женщина, а ты мужчина, Юрий. Что у меня есть кроме моей красоты?

– Если сяду на трон в Москве, у тебя будет все. Но Годунов шлет войско на меня. И не могу знать, что ждет нас, Елена.

– Юрий, скажи, что тебе нужно. Я все сделаю для того, чтобы ты сел на трон. Я сама того добиваюсь.

– Тебе надобно ехать в Москву, Елена.

– В Москву?

– Может так статься, что мне придется отступить. Если не выиграем мы битву у Милославского.

– И что мне делать в Москве? Соблазнить царевича Федора?

– Нет, перетянуть на мою сторону воеводу Петра Басманова. Дело сие трудное и опасное.

– Но отчего именно Басманова? – не поняла Елена. – Не он главный воевода. Роду он не сильно знатного.

– Это так, но именно ему Годунов доверит своего сына. Знатным он не сильно довериться сможет. Они продадут его за грош.

– Ты про что говоришь, брат? О смерти Бориса?

– Рональд Гаршильд, иезуит, сказал мне, что недолговечен Бориска Годунов. И нам к тому надобно подготовиться.

– А Гаршильду это откуда известно?

– Он не просто иезуит, сестра. Он астролог. И так сказали ему звезды.

– Когда мне ехать?

– Как можно скорее, Елена.

– Ты стал часто рисковать моей жизнью, Юрий.

– Мы рискуем всем, сестра. Мы решились на отчаянное дело. Проигрыш для нас – смерть.

– Я всё сделаю! Не нужно меня убеждать, брат. Главное не забудь потом моих услуг.

– Ты моя сестра.

– Но ты теперь царевич. И, возможно, скоро забудешь о нашем родстве.

– Я обещаю тебе, Елена, что отблагодарю тебя по-царски…

30*Пищальник – солдат вооружённый пищалью, Пищаль – вид огнестрельного оружия.
31*Исторический факт. В 1575 году царь Иван Грозный отказался от трона и венчал на царство касимовского хана Симеона Бекбулатовича. Сам Иван тогда стал величать себя Иванец Московский и выехал из Кремля. Но все нити власти по-прежнему оставались в его руках. Эта комедия продолжалась до 1576 года, когда Иван снова стал именоваться царем всея Руси.
32Буздыган – разновидность булавы, с яблоком усаженным шипами или гвоздями. От тюркского слова «бузды» – «разрушать». Аналог – моргенштерн, шетопер, пернач.
33Тать – лихой человек, вор.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25 
Рейтинг@Mail.ru