Виктор Фёдорович Цокота
Звезда бессмертия
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Рассвет следующего дня застал “Семена Гарькавого” за Каравеласом. В течение последних двадцати четырех часов было пройдено тысячу двести километров.
– Двадцать семь узлов в час при боковом ветре… По-моему, совсем не плохо, капитан, – сказал Олег, принимая вахту у Александра Павловича.
– Не забывай, что пять или даже все шесть из них – заслуга Бразильского течения, – напомнил Олегу Винденко. – Но даже стабильные двадцать узлов в дальнейшем были бы ой как хороши! К сожалению, погодой мы не научились управлять. И она нам еще не раз себя покажет. Особенно в южных широтах.
Он шагнул к креслу, а потом вдруг резко повернулся всем корпусом к левому борту.
– Слышишь?
В небе нарастал гул моторов.
– Аксенов? Или…
Самолета не было видно. Он почему-то упорно прятался в солнечных лучах и приближался к тримарану не с севера, а с востока.
– Аксенов бы уже сел на воду, – тихо проговорил Олег. В голосе его прозвучала тревога.
И вдруг совсем близко от корабля сверкнули серебристые крылья без опознавательных знаков. Машина неслась прямо на тримаран. Раздалась приглушенная скороговорка пулемета, и по корпусу, палубе, парусам, по прозрачному колпаку рубки ударила, грохоча и визжа в рикошетах, струя свинцового ливня.
Однако пластик “А-16” с честью выдержал неожиданное испытание на прочность: ни одной пробоины, вмятины или хотя бы легкой царапины на нем потом не обнаружили. А неизвестный стервятник делал широкий вираж в небе, заходя с моря в новую атаку. Его хищное тело, прячась в лучах солнца, издали нацелилось острым носом на тримаран, и трудно было определить, что несет он в когтях под своими крыльями бомбы, торпеды, напалм или сверхмощные ударные мины.
– Люк! – крикнул Олег. – Надо скорее закрыть верхний люк!
Он кинулся к выходу из рубки.
– Погоди! – схватил его за руку Винденко. – Смотри! Самолет был всего в двух кабельтовых от парусника, когда прямо перед ним из пучины моря вырос столб огня, в котором мелькнуло, устремляясь навстречу крылатому пирату, огненно-белое тело ракеты. Секунда – и мощный взрыв потряс воздух. Тугая волна его ударила в паруса “Семена Гарькавого”, резко качнула, унеся на десятки метров в сторону материка, в то время как в месте взрыва падали в воду горящие обломки сбитого самолета.
Не успели Олег и Александр Павлович прийти в себя от увиденного, как неподалеку от тримарана забурлил, вспучился океан, и над его поверхностью поднялось огромное темное тело подводной лодки с высокой рубкой, на которой четко выделялась белая цифра “9”.
В динамиках рации ближней связи раздался все тот же знакомый спокойный и уверенный голос:
– Подойдите к нам и на несколько минут погасите скорость. Очень жаль, что мы не можем посетить друг друга.
Олег выполнил просьбу.
Пока тримаран осуществлял маневр сближения, на длинную, чуть покатую палубу подводного ракетоносца из открывшегося люка рубки вышел высокий и сравнительно молодой человек в синей рубашке с белым отложным воротничком. На рубашке не было знаков различия, только на нагрудном кармане какая-то надпись и цифры, проштампованные желтой краской.
– Командир корабля, капитан первого ранга Василий Григорьевич Лавров, – представился он, подойдя, к самому краю палубы. – Рад приветствовать вас лично и от имени всего нашего экипажа, – пожал он руки над головой. – Приносим извинения за те неприятные минуты, которые вам пришлось пережить. Но мы подумали, что эта очередной визит комиссара регаты.
– Мы тоже так сначала решили, – ответил Олег. – Так что обижаться нам не на что. Давайте лучше решать вопрос, как и кому нам лучше доложить по поводу случившегося.
– О наших действиях мы сообщим в Центр сами. Вы ничего не видели и не слышали. Благо – место пустынное, – кивнул он в сторону далекого берега. – Бандиты получили по заслугам. Думаю, что они, – широким жестом руки очертил он пространство над головой и океаном, – больше не сунутся к вам, но тем не менее в целях безопасности мы будем и дальше сопровождать вас до самого мыса Горн. Под водой, разумеется. Так что работайте и отдыхайте спокойно, – закончил капитан знакомой фразой и, еще раз пожав в дружеском приветствии над головой свои руки, скрылся в рубке.
Четверо стояли на корме тримарана и с восхищением смотрели на округлые формы подводного ракетоносца.
Корабль как-то незаметно, словно подгоняемый легкой волной, отодвинулся от “Семена Гарькавого” на два кабельтовых и только после этого дал полный ход. Стоящие на корме тримарана, да и не только они – сам океан сразу почувствовал, как проснулась укрощенная сила его двигателей. Не возникло ни рокота, ни вибраций. Просто всю водную гладь вдруг разом перечеркнули два косых, бугристых луча волн, которые протянулись от бортов подводного великана и помчались дальше, один – к горизонту, другой – к далекому берегу.
Зарывая в пенящуюся перед ним воду свой крутой и широкий лоб, подводный корабль стремительно шел вперед на острие этого гигантского клина, как бы прокладывая путь “Семену Гарькавому”, и само море не могло угнаться за ним. А потом он вдруг сразу, за какую-то минуту, исчез в морской пучине, и только два луча волн, расходящиеся в разные стороны, еще долго напоминали команде тримарана о его недавнем присутствии.
Не прошло и часа с момента событий, как резко изменил направление ветер. Он дул теперь то прямо в нос гондолы, то под очень острым углом к направлению движения тримарана. Далеко не каждое парусное судно может успешно противостоять напору такого ветра и продвигаться вперед заданным курсом.
Больше суток шли они лавировкой, то и дело меняя галс. Автоматика работала безотказно. И хоть очень медленно – со скоростью десять-двенадцать узлов в час, но они все же продвигались вперед. Правда, помогало Бразильское течение. Настолько успешно, что в одиннадцать утра семнадцатого июня “Семен Гарькавый” подошел к большой и хорошо защищенной от любых ветров бухте Гуанабара, окаймленной округлыми, иногда фантастически причудливыми вершинами, которые словно специально выдвинулись к океану со стороны близко подходящей к берегу горной гряды.
У входа в бухту, среди этих причудливых вершин располагался Рио-де-Жанейро – огромный город, бывшая столица Бразилии, ее крупнейший порт, утопающий в пышной тропической зелени. В зеленом обрамлении пальм, гигантских вечнозеленых деревьев и благоухающих цветников высились белоснежные здания многочисленных отелей, роскошных дворцов и уютных вилл.
“Семен Гарькавый” медленно шел вдоль заполненных народом набережных в сопровождении почетного эскорта. На этот раз экипаж одел желтые куртки лидеров.
Вручая их накануне, Аксенов и Георгов объяснили, что за каждые два-три этапа победителям поочередно будут выданы куртки цвета всех пяти континентов голубые, желтые, черные, красные и зеленые – как принято Отличать их на кольцах, символизирующих единение людей всего мира.
Сережа не выпускал из рук беспрерывно стрекочущей камеры, то и дело перезаряжая кассеты с кинопленкой. Часто щелкал затвором фотоаппарата Александр Павлович.
Вот справа от входа в бухту в его видоискателе появилась крутая семьсотчетырехметровая горная вершина, увенчанная колоссальным тридцатиметровым изваянием Христа. А слева – не менее своеобразная гора “Сахарная голова”…
От берега город поднимался вверх, цепляясь за склоны гор. Его транспортные магистрали соединяли остовы зданий на плоских участках, светлым серпантином опоясывали возвышенности, пробивались через них многочисленными большими и малыми тоннелями.
А навстречу тримарану уже спешит катер с комиссарами и журналистами.
…Пресс-конференция на этот раз была еще короче.
Капитану Слюсаренко задали всего три вопроса: каково состояние здоровья экипажа; не испытывает ли парусник и его команда в чем-либо нужды; уверен ли экипаж тримарана в том, что сохранит лидерство на остальных этапах гонок.
К удивлению журналистов и комментаторов, которых комиссары регаты накануне призывали к максимальной краткости, командир лидера более чем подробно ответил на все три вопроса.
Юнга Сережа Аксенов то с одной, то с другой стороны брал на прицел журналистов объективом своей кинокамеры. Старый, известный всему миру капитан – нынешний пассажир “Семена Гарькавого” Александр Павлович Винденко десятки раз нажимал кнопку спускового механизма широкоформатного “Киева” последней модели.
Только Таня, чуть улыбаясь, молча стояла рядом с мужем. Внимательный наблюдатель без особого труда мог бы заметить, что улыбка эта – не более как маска: глаза молодой женщины были внимательны и серьезны, они пристально вглядывались в лица людей, стоящих на палубе катера.
Нет, на этот раз Юрия Макашева, как продолжали они между собой называть лжепрапорщика, никто из четверых не увидел. Ни в толпе журналистов, ни. в просветах иллюминаторов, ни в окнах верхних надстроек корабля. Не было его изображения и на обработанных в тот же вечер фото- и кинопленке.
– Пожалуй, и впрямь отстал от нас этот негодяй. Получил крепенько по зубам и понял, что больше здесь его номер не пройдет, – говорил прилетевший к ним на следующий день Аксенов. – А возможно, просто затаился до времени, выжидает удобный момент… Впрочем, оснований бояться его у нас теперь нет. Охрана у “Семена Гарькавого” подходящая. Что же касается вопроса выполнения нашей главной задачи, то тут мы все можем быть вполне довольными. Особенно сегодня. Вон какой ветер сейчас отличный! За день вполне прилично прошли.
С ветром в последние сутки им действительно немного повезло. Тримаран после Рио-де-Жанейро шел курсом на юго-запад, и ветер дул теперь ему прямо в левый борт, что позволило значительно увеличить скорость. За, двадцать пять часов после пресс-конференции в бухте Гуанабара они прошли около трехсот миль. В полдень восемнадцатого июня “Семен Гарькавый” проследовал мимо порта Паранагуа, в то время как “Критерио-20” и “Тирд Тертл” только приблизились к четвертому пункту регистрации. Таким образом, лидер выигрывал у соперников чистых триста миль. Помимо этого в запасе у его экипажа были пять зачетных часов и тысяча премиальных очков за победу по четырем этапам.
– Правда, экипажи “Критерио-20” и “Тирд Тертл” также в сумме набрали по пятьсот дополнительных очков за второе и третье места, которые они завоевали поочередно, – продолжал развивать свою мысль Андрей Иванович. – И все же у вас теперь значительное преимущество. Удержать его и по возможности увеличить – вот главная ваша задача сегодня.
Но увеличить расстояние, оторваться от соперников еще больше становилось все труднее. Погода и особенно ветер явно не баловали команду лидера. Непрерывно лил дождь. Здесь, в нижних широтах Южного полушария, начинался зимний период, соответствующий середине декабря в центральных районах европейской части СССР, и семьсот шестьдесят миль от Паранагуа они шли восемь суток против порывистого встречного ветра в сильнейшем ливневом потоке, за которым не видно было берегов.
И, странное дело, хаос неприглядных погодных условий как бы сопровождал в эти последние восемь дней только лидирующий корабль регаты, оставляя в каких-нибудь двухстах-трехстах милях севернее точки своего пребывания значительно лучшую метеорологическую ситуацию. “Семен Гарькавый” словно укрощал стихию на пройденном им участке.
Только в конце восьмого дня прекратился дождь, изменил свое направление ветер. Но погодные парадоксы сделали свое дело, Вечером двадцать шестого июня, когда за кормой тримарана растворился в ранних сумерках сверкавший огнями Монтевидео, радиостанция плавбазы “Фестиваль” разнесла по всему миру сенсацию дня: пятый этап регаты – Рио-де-Жанейро-Монтевидео выиграли испанцы! Их “Критерио-20” в трудных метеорологических условиях прошла этот этап всего за восемь суток – на тридцать часов быстрее лидера. Второе место на этом этапе гонок заняли канадцы – восемь суток и четыре часа. Всего на час отстала от них болгарская “Кароли”. Советский тримаран в этот раз занял только девятое место…
За мужество, целеустремленность и настойчивость в борьбе с лидирующим соперником три первых экипажа пятого этапа были отмечены специальными призами. Каждому из них, кроме того, в порядке поощрения, помимо установленных ранее вознаграждений за первенство на этапе, было насчитано по двести пятьдесят зачетных очков.
Нет, наши герои не пали духом. Даже при таком положении экипаж “Семена Гарькавого” сохранял общее лидерство. Помимо этого, южнее Монтевидео подул крепкий устойчивый северный ветер, при котором “Семен Гарькавый” уже в районе аргентинского порта Мар-дель-Плата, несмотря на довольно сильное встречное течение, известное под названием Фолклендского, развил скорость до тридцати пяти узлов в час. Правда, на небольшом участке, протяженностью около двухсот миль – от Мар-дель-Плата до порта Байя-Бланка – она упала почти вдвое, но затем вновь выровнялась и достигла сорока узлов. В общей сложности шестой этап – от Монтевидео до порта Санта-Краус протяженностью в тысяча -двести зачетных миль был пройден за тридцать пять часов. Экипаж советского парусника не только восстановил лидерство по двум этапам гонок, за что всем его членам на этот раз были вручены почетные черные куртки, не только вновь получил пятьсот премиальных очков, но и еще больше увеличил расстояние, отделявшее их от основных соперников. Утром двадцать восьмого июня оно составило четыреста сорок миль.
Жизнь на тримаране шла четким, размеренным ритмом. Слаженно работали узлы и системы блока “ЭВМ-ПРАКТИКА”. Ни единой поломки, ни малейшего сдвига от нормы, от заданного режима за месяц трудного плавания не было. Вахты теперь несли по очереди втроем: Олег и Александр Павлович по четыре часа, а Таня, настойчиво просившая допустить ее к “настоящей работе”, – два часа. Мужчины теперь получили возможность отдыхать подряд шесть часов. Время отдыха Тани составляло восемь часов. Правда, в каждый свой перерыв между вахтами она вместе с Сережей полтора-два часа занималась приготовлением пищи, уборкой и другими хозяйственными делами, в которых им охотно помогали по мере возможности оба капитана, когда были свободны от вахты.
Не сидел без дела и Сережа. За месяц он исписал уже три толстые книги вахтенного журнала, стараясь не упустить в своих записях ни одной мелочи. Напряженно и интересно проходил организованный им и длившийся почти две недели шахматный турнир. Окончился он победой Олега.
Александр Павлович и Сережа к большой радости мальчика разделили второе место, набрав одинаковое количество очков.
В свободные часы все е удовольствием смотрели кинофильмы, монтировали отснятую кинопленку, систематизировали фотослайды, с, интересом слушали, как читал свои записи, сделанные в вахтенном журнале, Сережа, читали книги, ловили с помощью приемника голоса Москвы и Киева. Дважды за последнее время состоялись видеовстречи в эфире. Последняя очень порадовала всех.
От Кузьмы Ивановича они узнали, что доводка на воде двенадцати кораблей завершена в два раза быстрее намеченного обязательствами судостроителей срока, и все суда ушли в пробное двухнедельное внутрикаботажное плавание.
За Санта-Краусом пришлось закачать на борт около двух тонн морской воды. Дело в том, что за прошедший месяц заметно поубавилось продуктов, наполовину опустели резервуары пресной воды, а тримаран для лучшей устойчивости и оптимальной осадки требовал давно выверенной и вполне определенной загрузки, колебания которой допускались в пределах одной тонны.
Спала наконец невыносимо изнуряющая тропическая жара, значительно понизилась влажность воздуха, а очень скоро приятная прохлада сменилась по-настоящему зимней стужей.
…На подходе к мысу Горн заговорила включенная, но молчавшая больше десяти дней рация ближней связи.
– Говорит Василий Лавров. Как слышите нас? Отзовитесь и сразу переходите на запасную ультракороткую волну.
– Слышим отлично, – быстро отозвался Олег. – Совет поняли.
Он сбегал в кубрик и переключил рацию.
– Мы выполнили свою задачу, – сказал командир подводного корабля. – Время прощаться. Сердечный привет и самые лучшие пожелания вашему экипажу от нашего коллектива. Особый привет самому молодому. Мы ждем его к нам, когда подойдет его время…
И последнее. Сегодня у вас будут гости. Много. И хорошие. С приятными новостями. Восемь футов под киль вам, друзья! Если же опять что-нибудь не так, немедленно сообщайте в Центр. Поняли?
Рация смолкла. Угрюмо шумел океан. Свистел в снастях холодный пронизывающий ветер. Но тримаран уверенно шел сквозь волны вперед, словно сам хотел как можно скорее достичь той заветной точки, где кончалась первая и, может быть, самая трудная половина пути.
Неожиданно зазвучали знакомые радиопозывные “Фестиваля”.
– Всем! Всем! Всем! Участники Регаты Свободы! Радиослушатели всех континентов! Сейчас мы будем передавать выступление председателя спортивной секции оргкомитета Всемирного фестиваля молодежи и студентов.
Он заговорил по-испански.
– Товарищи! Друзья! Через несколько минут бессменный лидер нашей регаты – советский тримаран “Семен Гарькавый” подойдет к точке, у которой завершается выполнение первой половины очень трудной задачи, поставленной перед участниками регаты парусного марафона вокруг Южной Америки.
Экипаж “Семена Гарькавого” опередил своих ближайших и, я хочу подчеркнуть, весьма сильных соперников – канадский катамаран “Тирд Тертл” и болгарскую яхту “Кароли” – более чем на пятьсот миль, а замыкающий парусник отстал от лидера почти на восемьсот миль.
Прошу всех радиослушателей, и в первую очередь участников регаты, обратить особое внимание на одно обстоятельство. К северу от мыса Горн на протяжении более пяти тысяч километров или, точнее, двух тысяч восьмиста десяти зачетных миль западное побережье материка и прибрежные воды Тихого океана принадлежат государству, реакционное правительство которого не только категорически отказалось принять участие во Всемирном форуме молодежи, но и пригрозило длительным тюремным заключением тем юношам и девушкам своей страны, которые решатся отправиться на фестиваль по собственной инициативе. Больше того, правительство этого государства, поправ международные нормы взаимоотношений между странами, заявило, что задержит как нарушителя границы любой парусник, участвующей в регате, и предаст членов его экипажа суду военного трибунала с обвинением в шпионаже и посягательстве на государственный суверенитет, если такой парусник окажется в территориальных водах страны, граница которых, по заявлению главаря этого правительства, проходит в пятидесяти милях от гряды прибрежных островов.
Учитывая все это, оргкомитет фестиваля принял решение: на этом участке парусники должны идти в полосе Тихого океана не ближе шестидесяти и не дальше ста двадцати миль от берега. Во избежание возможных провокаций в территориальных водах упомянутого государства со стороны его военно-морских пограничных сил и для обеспечения надежной охраны участников регаты мы обратились к правительствам ряда стран, делегации которых будут представлены на фестивале, а парусники участвуют в Регате Свободы, с просьбой выделить для этой цели по два-три корабля. В тот же день мы получили и приняли согласие двенадцати государств – Англии, Бразилии, Испании, Италии, Канады, Колумбии, Кубы, Мексики, Перу, СССР, США и Японии. Их военные корабли – по три от каждой страны – уже идут в район мыса Горн. На них лучшие, особо отличившиеся в учениях экипажи, для которых обеспечение безопасности участников регаты является не только почетным заданием, но и большим праздником. Англия направила сюда линейные корабли “Адмирал Нельсон”, “Грюнвальд” и “Ламанш”, Соединенные Штаты Америки – авианосец “Георг Вашингтон” и две канонерские лодки, Советский Союз – крейсеры “Варяг” и “Киров” в сопровождении миноносца “Бесстрашный”. Не менее представительны эскадры других стран.
Однако, друзья, даже эти тридцать шесть кораблей не смогут создать оптимально надежную зону защиты протяженностью восемьсот миль, на которые уже сейчас растянулись участники нашей регаты. Поэтому совет комиссаров совместно с членами жюри и спортивной секции оргкомитета фестиваля приняли решение остановить лидирующие корабли у мыса Горн с тем, чтобы они там подождали всех участников регаты и корабли эскадры сопровождения.
В тот момент, когда капитан “Семена Гарькавого” Олег Слюсаренко зарегистрирует свое прибытие в конечный пункт седьмого этапа гонок, а это, как нам сообщают по радиотелефону с мыса Горн, произойдет через десять-пятнадцать минут – тримаран уже входит в бухту – вертолеты специального отряда ООН, которые все вы, кроме лидера, вероятно, уже видите над собой, точно зафиксируют координаты каждого парусника. В соответствии. с ними жюри насчитывает очки за пройденные на это время зачетные мили. За каждый выигранный после этого полный час до подхода к мысу Горн нашей плавбазы, которая, как вы знаете, идет замыкающей, командам будет насчитываться пять зачетных очков.
Председатель спортсекции оргкомитета на минуту умолк и в заключение сказал:
– Всем членам экипажей разрешается высадка на остров Горн. Жюри рекомендует пополнить там запасы пресной воды, а также взять на борт в качестве сувенира по кусочку красного камня этого скалистого острова. – Он снова умолк, затем добавил: – Да, еще вот что: на мысе Горн оргкомитет оборудовал хорошую телефонно-телеграфную станцию. Каждый из вас может переговорить с родными и близкими, в какой бы части света они ни находились, отправить письма и телеграммы. Старт от мыса Горн в десять утра на следующий день после прихода к острову плавбазы.
Плавбаза “Фестиваль” подошла к мысу Горн вечером второго июля, а утром следующего дня перед стартом был организован традиционный церемониал, на котором в этот раз чествовали три первых экипажа. На фокмачтах “Семена Гарькавого”, катамарана “Тирд Тертл” и яхты “Кароли”, которые на этом этапе заняли, соответственно, три первых места, под рев корабельных гудков и сирен, под звуки торжественного марша, исполненного сводным духовым оркестром международной военной эскадры сопровождения были подняты голубые вымпела Всемирного фестиваля.
Стартовавшие в этот раз сто сорок пять парусников пятнадцать за это время по разным причинам сошли с дистанции, взяли курс на юг, чтобы отойти на установленные шестьдесят миль от материка и его островов, спустившись на целый градус ниже мыса Горн, а затем, примерно у шестьдесят восьмого градуса западной долготы повернуть на северо-запад и далее на севе., Первые два часа им сопутствовал правый галфвинд, или полветра, и “Семен Гарькавый” быстро набрал скорость около тридцати узлов, заметно оторвавшись от других парусников. Но после перемены курса в открытых водах пролива Дрейка их встретил штормовой западный ветер. В поединке с ним автоматике и экипажу “Семена Гарькавого” пришлось показать все, на что они были способны. Став к линии курса под углом в тридцать градусов, подставив правый борт ветру, тримаран пересекал поперек отведенную им шестидесятимильную полосу океана, у левой кромки которой резко менял галс и потом шел под тем же углом к ветру, но теперь уже левым бортом в противоположную сторону. Линия пересечения отведенной полосы в одном направлении составляла при этом шестьдесят восемь миль. На преодоление их уходило два с половиной часа. Тримаран шел как бы по гипотенузе гигантского прямоугольного треугольника, катет которого, лежащий против угла в тридцать градусов, и представлял собой их зачетный путь.
Но, как известно из школьных учебников, такой катет равен половине гипотенузы. Вот и выходило, что за каждые пять часов невероятно, трудного плавания, дважды пройдя от края до края отведенную им полосу Тихого океана, “Семен Гарькавый” должен был бы продвинуться вперед на шестьдесят восемь зачетных миль.
Однако на помощь ветру в проливе Дрейка пришло мощное течение Западных Ветров. Каждый час оно почти на семь миль сносило тримаран обратно в сторону мыса Горн. В результате каждые пять часов они преодолевали только тридцать три зачетных мили, то есть по шесть с половиной в час.
Так продолжалось без малого трое суток, пока тримаран, пройдя четыреста пятьдесят пять зачетных миль, не вышел из-под влияния течения Западных Ветров и не взял курс строго на север. А еще через пятьсот миль на помощь судну пришло Перуанское течение. К концу пятого дня пути от мыса Горн фактическая – зачетная – скорость “Семена Гарькавого” достигла сорока пяти узлов, и даже могучим двигателям “Варяга”, возглавившего международную эскадру сопровождения, пришлось поработать на всю их исполинскую мощь, чтобы военный корабль не отстал от маленького “летающего” тримарана.
…В ночь на десятое июля, войдя в территориальные воды Перу, экипаж тримарана услышал протяжный гудок “Варяга”. Крейсер прощался со своим младшим собратом. А “Семен Гарькавый”, ответив ему трехкратным коротким ревом сирены, уменьшил скорость и развернулся в сторону обычной двадцатимильной полосы прибрежных вод, осторожно проплывая между многочисленными коралловыми рифами.
Ослабел ветер. Ярко светили звезды на черном небе. Низко, у самой поверхности океана плыли призрачные тени тумана. Несмотря на поздний час, все четверо находились в затемненной рубке.
Света не зажигали. Молчали. После прощального гудка “Варяга” каждому стало немного грустно и одиноко. Сказывалась усталость, психологическая напряженность последних дней.
Да и было чему удивляться: начинались сорок первые сутки плавания. До порта Кальяо, расположенного вблизи столицы Перу – Лимы – конечного пункта восьмого, самого большого своей протяженностью участка гонок оставалось еще почти пятьсот миль.
– Паршивое это место, – нарушил тишину Александр Павлович. – С одной стороны – глубочайшая в мире океаническая впадина с отметками глубины свыше восьми тысяч метров, а с другой – сотни коралловых рифов и островков, крутой гористый берег с узкой пустынной полосой вдоль океана. Люди здесь живут в городах-оазисах. Воду в них доставляют из горных рек с помощью специальных каналов, трубопроводов и насосных станций. На десятки и сотни километров между городами – либо мертвая зона пустынь, где десятки лет не выпадает ни капли дождя, либо отвесные отроги Анд. Грозные гранитные и базальтовые гряды их спускаются прямо в океан. Только птицам здесь локой и раздолье.
– И морским разбойникам, – вставил свое слово Сережа. – Выбери пустынный островок и сиди, жди добычу.
– Ну, нам они, сынок, не страшны, – усмехнулся старый капитан.
Он достал из узкого футлярчика, что висел у него под левой рукой, тонкую никелированную трубку с хрустальным глазком на свободном конце. Второй ее конец был наглухо закреплен в массивном держателе, напоминающем рукоятку пистолета. Только вместо курка на округлом срезе ее левой щечки, как раз под указательным пальцем, размещалась небольшая упругая кнопка.
– Бластер? – удивленно воскликнул Сережа. – Откуда он у вас, Александр Павлович? Это же могучее оружие. Нам его только в кино показывали, почти как гиперболоид инженера Гарина…
Олег тоже повернулся к. капитану с немым вопросом в глазах.
– Командир “Варяга” еще на мысе Горн передал. Вполне официально. От Василия Ерофеевича Балашова. Надеюсь, помните этого товарища? Для обеспечения безопасности плавания экипажа и тримарана. Пользоваться им умею давно. Был у меня на “Друге” такой. Выпросил после одного забавного случая…
– Расскажите, Александр Павлович, – попросил Сережа.
Винденко посмотрел на него с веселой улыбкой. Задорные искорки блеснули в его глазах.
– Расскажу. История поучительная для всех нас. Шли мы тогда на “Друге” в Монреаль. Спешили на праздник пятидесятилетия старейшего канадского барка. Погода не баловала, и время от времени мы включали двигатели. Неудобно ведь опаздывать на день рождения…
В тот памятный день ветер был особенно неустойчив. То его сильный порыв прямо рвал паруса, то он исчезал вовсе, и тогда они повисали на реях, как стираные простыни на веревке, а нам приходилось включать машины.
Совершая в этот день очередной обход корабля, я с кормы взглянул вниз и вдруг увидел, как из воды высунулась глупейшая черная морда с деревянной кожей и длинными белыми усами. Это был морской лев. Он взглянул добродушно на нас и начал резвиться вокруг барка. То с одной стороны вынырнет, то с другой. Туша у него – центнеров на пять-шесть. И вся – сплошные мускулы. Так и играют под толстой кожей. Пока он просто нырял, мы только посмеивались. А потом впору плакать было…
Уж не знаю, за кого он принял парусник, но только не понравился ему шум двигателей и всплески винта. Нырнул этот громила под корму и ухватился за винт, работавший в тот момент на самых малых оборотах. Ухватился и остановил! В машинном – аврал: понять не могут, в чем дело, почему от дизелей вдруг дым повалил. А этот бандит дергал, крутил, мял винт, пока не свернул в гармошку… Целые сутки потом старались исправить последствия его забавы, да так и не смогли. Пришлось менять винт на новый, да и дизелям профилактику приличную сделать. Но на праздник мы все же успели. Ветер выровнялся – смиловался над нами великий Эол.
Вот какая была история.
Он провел рукой по Сережиным вихрам.
– Так-то, сынок. С бластером оно спокойнее. Вот и сейчас – вдруг какой-нибудь чудище-великан из морской пучины выскочит поразмяться, чистым воздухом подышать? Или того хуже – действительно, как говорил Сережа, пираты нападут… Сидят они сейчас на островке и нас с вами дожидаются. Вооруженные до зубов, страшные, небритые, голодные.
– Да ну вас, – поднялась с кресла Таня. – Такие страхи нагоняете среди ночи! Пойду лучше вам чего-нибудь вкусненького попить и перекусить принесу.
Вернулась она буквально через минуту.
– Как-то странно ведет себя Джек, друзья, – взволнованно сказала Таня. – Не смейтесь, Александр Павлович, это не результат ваших рассказов. Понимаете, захожу в тамбур, а он сидит на верхней ступеньке трапа у закрытого входного люка и рычит. Тихонько, но зло, словно кошку почуял.
Прибежавшая следов за Таней собачонка вскочила на табуретку, а потом на штурманский столик, приблизила мордочку к прозрачному пластику рубки и вдруг подняла уши, ощетинилась вся, зло оскалила пасть, выставив ряд острых белых зубов. Зарычала грозно, сердито.
– Это не койлсу, это он чужих почуял, – тихо сказал Сережа.
– А может быть, просто летающих рыбок? Вон сколько их все время из воды выпрыгивает, – посмотрев на собаку, повернулся к мальчику Олег.
– Нет, командир, так он встречает только чужих и к тому же очень плохих людей, – уверенно ответил Сережа. – Я ведь его повадки хорошо знаю.