Светлана Рощина
Сквозь зеркало
Но только Эмилю Петровичу подобные объяснения совсем не понравились.
– Думается мне, что я поторопился с решением о твоём восстановлении в должности, – резко посерьёзнев, сказал он.
– Но я говорю Вам чистую правду! Я сама видела, как она вызывала змей, которые вылезали прямо из стены!
– Извини, Агеева, но так дело не пойдёт. Если у тебя есть материал, который мы могли бы опубликовать в нашей газете, выкладывай его прямо сейчас. Но скармливать мне небылицы я не позволю. И если у тебя есть более выгодные предложения, можешь идти. Здесь тебя никто не держит.
– Но я не вру! Вы только посмотрите на меня! Вот что она со мной сделала! – переходя на крик, продолжала оправдываться Агнесса.
– Полагаю, что в те неприятности, которые с тобой произошли в последние дни, ты попала исключительно по своей вине. Ни я, ни тем более Алекс Тулевич в этом не виноваты. Поэтому будь добра, покинь мой кабинет, – приподнимаясь со своего места, произнёс Эмиль Петрович.
– Вы не должны так поступать со мной! – продолжала выкрикивать Агнесса. – У меня есть доказательства правдивости моих слов!
– Доказательства? – заинтересованно произнёс Эмиль Петрович, усаживаясь обратно на своё место. – Что же ты раньше молчала? Где же эти доказательства? Ты делала фотоснимки? Или у тебя есть свидетель?
– Да, я делала фотоснимки, – закивала головой Агнесса. – И у меня есть свидетель.
– Так почему же ты сразу об этом не сказала? Где они? Показывай!
– У меня их нет, потому что мой смартфон украли, – горько сообщила Агнесса.
Услышав это, Эмиль Петрович снова недоверчиво посмотрел на свою бывшую сотрудницу.
– Почему-то в этом я даже не сомневался, – сварливо произнёс Эмиль Петрович. – А твой свидетель? С ним-то что?
– Ну, его ещё нужно найти, – сконфуженно ответила Агнесса. – Но я знаю, что его зовут Геша, и он живёт где-то в городе.
– Прекрасный источник информации! – иронично произнёс Эмиль Петрович. – А главное, в непосредственной доступности! Осталось только выяснить, сколько человек с таким именем проживает в каком-то городе, а заодно и в соседних городах, и проверить каждого на предмет его связи со знаменитым писателем.
После этого Эмиль Петрович глубоко вздохнул.
– Знаешь что, Агеева, лучше уходи прямо сейчас, пока я ещё в состоянии разговаривать с тобой по-хорошему.
– Но я же выкладываю Вам всё, как на духу! Я столько выяснила за эти дни, что Вы должны всячески благодарить меня, а не указывать на дверь! – возмутилась Агнесса. – Разве кто-то другой скажет Вам, что Алекс Тулевич – ведьма? Нет! А я говорю! Или, может быть, кто-то расскажет Вам о необъяснимых событиях, творящихся в её доме? Тоже нет. И только я могу рассказать Вам и всему миру правду об Алекс Тулевич!
– По-моему, Агеева, но ты тоже ничего не можешь рассказать, – рассерженно произнёс Эмиль Петрович. – Не заставляй меня вызывать охрану, чтобы выпроводить тебя.
– За что Вы так со мной? – обиженно заговорила Агнесса, поднимаясь со стула.
Но тут ей показалось, что бумаги на столе у Эмиля Петровича зашевелились, и девушка замерла на месте, всматриваясь в них. И через секунду она увидела, как чёрная змея выползает из-под листа бумаги, лежащего сверху.
– Смотрите! – закричала Агнесса, отскакивая от стола.
– Куда мне нужно смотреть? – удивился Эмиль Петрович.
– У Вас на столе! – продолжала восклицать Агнесса, показывая пальцем на змею.
А тем временем это животное продолжало выползать из своего укрытия, глядя своими блестящими глазками прямо на Агнессу. А следом за этой змеёй полезли и другие. Они ползли ото всюду. Из-под листов бумаги, из-за стола, на котором сидел Эмиль Петрович, даже из карманов его пиджака. И как только он не замечал этого?
И тут Агнесса закричала. Она запустила в змей своей сумкой, а затем схватила стул, на котором только что сидела, и начала им бить прямо по столу, намереваясь если и не раздавить змей, то хотя бы их разогнать.
Глядя на бесчинства своей бывшей сотрудницы, Эмиль Петрович тоже не стал терять времени даром. Он взял в руки телефонную трубку, чтобы вызывать подмогу. И вскоре в кабинет начальника прибежал охранник, чтобы выпроводить Агнессу вон из редакции.
Увидев охранника, на плечах которого вольготно расположилась ещё одна змея, девушка принялась кричать с новой силой. Она не позволяла этому человеку подойти к себе, царапаясь и кусаясь, что было сил. Поэтому на помощь к охраннику пришли другие сотрудники газеты «Громкий крик», которые как могли, схватили Агнессу и вывели её на улицу, где её уже ждала машина «Скорой помощи».
И когда на следующий день девушка пришла в себя, очнувшись в палате психиатрической клиники, первым человеком, которого она увидела рядом с собой, была Алекс Тулевич в облике Киры.
В этот раз она была одета в белый халат врача и с очень серьёзным видом начала осматривать Агнессу.
– Как мы себя чувствуем? – проговорила Алекс Тулевич так, словно разговаривала с маленьким ребёнком.
– Это ты?! – негодуя, воскликнула Агнесса вместо ответа.
– Я, милочка, я, – непринуждённым голосом ответила Алекс Тулевич. – Теперь мы будем видеться очень часто и проведём много бесед на самые различные темы, которых хватит не на одну статью и даже не на одну книгу.
– Ты должна выпустить меня отсюда! – начала топать ногами Агнесса. – Я расскажу всем, кто ты такая!
И чтобы подтвердить свои намерения, девушка начала громко кричать:
– Слушайте все! Это – Алекс Тулевич, знаменитая писательница, которая по совместительству является ведьмой, изводящей всех, кому удалось увидеть её подлинный облик!
В ответ Алекс Тулевич лишь улыбнулась.
– В этой клинике находится слишком много пациентов, возомнивших себя гениями, которых отчего-то никто не воспринимает всерьёз. Так что вряд ли хоть кто-нибудь поверит словам обезумевшей журналистки, которой так и не удалось написать ни одной заслуживающей внимание статьи. Продолжай в том же духе, и я смогу ещё очень долго спать спокойно!
И только Агнесса хотела накинуться на неё, чтобы поставить на место эту зазнавшуюся стерву, как в ту же секунду Алекс Тулевич снова стала меняться на глазах, превращаясь в старую ведьму. Волосы на её голове стали резко расти, разлетаясь в разные стороны, словно от ветра. И вот уже вместо волос на голове у Алекс Тулевич зашевелились змеи, которые снова потянулись к Агнессе.
Заметив это, девушка заметалась, пытаясь найти выход из палаты, но кругом были лишь стены да зарешётчатое окно под потолком. И тогда закрыв лицо руками, Агнесса снова закричала.
На её крик прибежали санитары, сделали ей укол, после которого Агнессу сразу же потянуло в сон. Её веки отяжелели, а Алекс Тулевич снова приобрела человеческий облик.
– К сожалению, эта пациентка ведёт себя слишком буйно, – сказала Алекс Тулевич санитарам. – Думаю, она здесь задержится надолго.
После этого весь медицинский персонал вышел из палаты Агнессы, оставив обездвиженную девушку в одиночестве.
И сквозь пелену сумрака, надвигавшегося на неё, Агнесса еле слышно прошептала:
– Я всё равно выведу тебя на чистую воду, старая ведьма!
Но только слов её никто не услышал.
Заклятие старого колдуна
Пролог
Российская империя. Средневековье.
Подпрыгивая и мерцая на расплавленном воске, огонёк свечи уже готов был погаснуть, но Роман Ус успел обмакнуть перо в чернила ещё раз и дописать последнюю фразу в своей колдовской книге.
Со спокойной совестью он положил перо на место и прочёл написанное. К этому времени свеча уже погасла, но колдуну не нужен был свет. Каждое слово отпечаталось в его сердце, и он мог бы с лёгкостью прочесть заклинание, не заглядывая в книгу.
Но тут слух Романа Уса уловил звуки топота лошадиных копыт. Прислушавшись внимательнее, колдун понял, что всадников было несколько, и все они держали путь к его дому.
Закрыв свою колдовскую книгу, Роман Ус поднялся из-за стола и приготовился к встрече незваных гостей. И они не заставили себя долго ждать. Топот копыт приблизился и смолк. И вскоре раздался сильный стук в дверь хижины.
– Именем Императора откройте! – прозвучал за дверью громовой голос.
Но Роман Ус не пошевелился. Он остался стоять посреди комнаты, готовый принять свою участь.
А незваные гости не стали ждать, пока хозяин сам впустит их в дом. Они выломали дверь и, не церемонясь, вошли внутрь.
Военный эскорт во главе со своим командиром осветил факелами помещение и увидел Романа Уса, стоящего посреди своей лачуги. По сравнению со слугами императора, одетыми в новенькую форму, хозяин дома казался почти лилипутом в своём чёрном шерстяном кафтане и длинной седой бородой.
Но едва военные сделали шаг вперёд, как на них, откуда ни возьмись, налетела стая летучих мышей, которая чуть не сбила их с ног.
Стараясь защититься от назойливых животных своими клинками, на какое-то время слуги императора позабыли о человеке, которого приехали арестовать, а когда стая летучих мышей всё же вылетела из дома через выломанную дверь, взорам военных предстала совершенно пустая лачуга. Роман Ус исчез, как и его колдовская книга, ещё недавно лежащая на столе.
Оглядевшись по сторонам, бойцы, не сговариваясь, бросились на поиски пропавшего хозяина дома.
Они обыскали каждый уголок его скромного жилища, но не нашли ни его самого, ни даже следов его присутствия в этом доме. Казалось, что в какой-то миг хижина превратилась из жилой в заброшенную и забытую всеми лачугу, углы которой давно покрылись паутиной, а нехитрая мебель развалилась от времени.
Пребывая в полном замешательстве, слуги императора вышли из дома Романа Уса, надеясь найти его во дворе или хотя бы где-то поблизости, но безрезультатно.
– Нам нужно вернуться в дом и осмотреть всё ещё раз, – скомандовал командир отряда своим подчинённым, после чего императорские слуги прекратили осмотр близлежащих кустов и деревьев и направились обратно к дому колдуна.
Но вернувшись на прежнее место, бравые парни растеряли весь свой боевой пыл, потому что хижина исчезла. На её месте было лишь остывшее пепелище, хотя никакого пожара никто не видел.
– Что за чертовщина здесь творится? – ругаясь, произнёс командир отряда, осматривая остывшие угли. – Что я доложу Императору?
А бравые бойцы начали пятиться назад, переглядываясь и осеняя себя крёстными знамениями.
Те же места. Наши дни.
Поёживаясь от холода, я зашла в подъезд. Здесь было не намного теплее, но, по крайней мере, в стенах этого дома можно было спрятаться от метели, бушевавшей на улице.
Я приехала к своей подруге Ларисе, которая попросила меня помочь ей в одном вопросе. Её мама была вовлечена в длительную судебную тяжбу, и Лариса просила меня изучить свежим взглядом имевшиеся у неё документы по делу и, если получится, то оказать дружескую помощь.
Мы были знакомы с Ларисой больше двух лет, но ещё ни разу я не была у неё дома, так как всё время мы встречались на моей территории. И вот сейчас она пригласила меня к себе, предупредив заранее, что добираться до неё долго и неудобно, что оказалось чистой правдой. Сначала я ехала сорок минут на электричке, потом долго искала необходимую маршрутку, после чего ещё некоторое время блуждала во дворах в поисках нужного дома.
Погода же, как нельзя лучше, довершала картину моих невесёлых поисков. На календаре была уже вторая половина марта, и ещё пару дней назад я радовалась первым проталинам и ручейкам. Но сегодня ночью снова ударил мороз, а утром выпал снег, что совершенно не облегчало мои поиски. Увязая в сугробах и надвинув шапку на глаза, я брела, пытаясь что-то разглядеть сквозь мерзкую метель.
Одинокая кирпичная пятиэтажка, в которой и жила Лариса, находилась в самом конце улицы и, чтобы дойти до неё, пришлось обойти какой-то огромный котлован, вырытый, вероятно, исключительно для того, чтобы добраться до центра Земли.
Наконец я нашла нужный номер дома и подъезда и позвонила в домофон.
– Да, – услышала я вскоре голос подруги.
– Ларис, это Маша, – представилась я и через секунду услышала переливистую трель звонка, свидетельствующую о том, что дверь мне открыли.
Стряхнув с себя снег, я стала подниматься по ступенькам на первый этаж, и тут моим глазам предстало такое зрелище, что я оцепенела от ужаса. Маленькая девочка, лет двух, стояла на площадке первого этажа. У неё были растрёпанные длинные волосы, потерянный взгляд, но, главное, она была босая, а из одежды на ней была лишь старенькая растянутая майка.
Заметив эту малышку, я тотчас вспомнила о своём двухлетнем сыне, оставшемся дома, и представила его сейчас здесь, на этом самом месте, без тёплой одежды. И моё сердце сжалось. Я бросилась к девочке и взяла на руки, прижав к себе. А затем спросила:
– Ты здесь живёшь?
Но малышка ничего не ответила.
Предположив, что в таком виде девочка вряд ли могла прийти сюда издалека, я стала толкать подряд все двери, с целью найти открытую, и мне это удалось. Во второй квартире входная дверь была не заперта, и я вошла внутрь. И первое, что поразило меня сразу же, едва я ступила на порог этого жилища, была зловещая тишина, не предвещавшая ничего хорошего.
Я подумала, что в квартире никого нет, и девочку просто на время оставили одну. И это в лучшем случае, потому что в худшем мне предстояло стать свидетелем ужасной трагедии, произошедшей здесь.
Оглядываясь по сторонам, я медленно шла по коридору. Обстановка в этой квартире была не просто аскетичной, она была нищенской. Старенькие обои во многих местах были оборваны, а вместо выключателей торчали провода. В коридоре не было ни шкафа, ни банкетки, а поношенная и грязная одежда висела на гвоздях, вбитых в стену.
Я продолжала идти дальше, уже не сомневаясь, что маленькая девочка, сидящая у меня на руках, жила здесь, потому что люди, не следившие за состоянием своей квартиры, вряд ли могли хорошо заботиться о ребёнке.
Я пошла прямо по коридору и оказалась на кухне, в которой не было ни души. Здесь царила та же неприглядная картина. У стены стоял обшарпанный стол, рядом с которым стояла пара табуреток. На столе и в раковине были горы мусора и грязной посуды, которую, похоже, несколько дней никто не мыл.
Затем я медленно вышла из кухни и пошла в гостиную, которая была здесь единственным жилым помещением. Но сделав шаг вперёд, я оторопела. За столом, стоящим у окна, спиной ко мне сидел пожилой седовласый мужчина.
– Простите, это Ваш ребёнок? – обратилась я к хозяину дома, если это был он, но ответа не последовало.
– Простите, – повторила я громче. – Это Ваш ребёнок?
Но и после этого вопроса мужчина даже не пошевелился. Он продолжал сидеть, глядя в окно, и нехорошие предчувствия снова охватили меня. Я собралась подойти поближе к хозяину дома, но перед этим оглянулась, чтобы осмотреть комнату. И каково же было моё удивление, когда я увидела на стареньком диване, стоящем у стены, женщину, которая лежала, отвернувшись.
Теперь я уже и не знала, к кому следует обращаться. Сон или оцепенение, сковавшие хозяев дома, вызывали странные подозрения.
– Простите, пожалуйста, – снова произнесла я громким голосом, и в этот момент мужчина обернулся.
Лучше бы он этого не делал! Потому что при виде этого зрелища я невольно отпрыгнула назад. Лицо мужчины было обезображено ожогами, а на левом глазу у него было бельмо.
Ничего не говоря, он смотрел на меня, словно ожидая моих действий. И я повторила прежний вопрос.
– Это Ваш ребёнок?
Вместо ответа мужчина поднялся со стула и направился ко мне, протягивая руки.
Признаться, в тот момент единственным моим желанием было развернуться и бежать отсюда, куда глаза глядят. Но, на удивление, девочка, спокойно сидевшая у меня на руках всё это время, проявила внезапное оживление и потянулась к мужчине, не произнося ни слова и не демонстрируя признаков испуга. И я подумала, что поскольку эти двое хорошо знакомы, мне следует отдать ребёнка, что я и сделала, хотя совершенна не была уверена в правильности этого поступка.
Сдав малышку с рук на руки, я поспешила выйти из этой нехорошей квартиры, думая лишь о том, что нужно будет выяснить у подруги, кто здесь живёт, и потом уведомить службу органов опеки обо всём этом.
Размышляя об этом, я на автопилоте открыла дверь и вышла из квартиры, но вместо лестничной площадки увидела перед собой заснеженное поле.
«Что-то здесь не так», – подумала я и обернулась, чтобы войти обратно в ту дверь, из которой только что вышла, но это оказалось невозможным, потому что позади меня тоже было заснеженное поле.
Я стояла посреди огромного открытого пространства, и поблизости не было ничего, чтобы отдалённо напоминало город или дом, в котором я находилась всего пару секунд назад.
Это казалось наваждением, которое хотелось стряхнуть с себя, но отчего-то мне это не удавалось. К тому же за время моего пребывания в нехорошей квартире метель усилилась, и продолжать стоять на месте, строя догадки о том, как я сюда попала, было глупо. Нужно было выбираться отсюда и как можно быстрее.
И для начала я решила оглядеться вокруг, чтобы рассмотреть вдалеке признаки жилья или дороги, по которой можно было бы выбраться отсюда, но ничего не увидела. Повсюду, куда ни кинь взгляд, была белая пелена, скрывавшая горизонт.
Тогда я решила прислушаться, чтобы среди воя ветра попытаться различить шум транспорта или иные звуки, которые свидетельствовали бы о присутствии рядом человека. Но и эта попытка сориентироваться в пространстве не имела успеха. Со всех сторон слышалось лишь завывание ветра, и ничего более.
Тогда я решила применить третий приём, который всегда помогал мне выбраться из незнакомой местности. Поскольку у меня не было возможности сориентироваться по звёздам или же по мху, чтобы определить стороны света (хотя в данной ситуации это знание ничуть бы мне не помогло, потому что я не знала, с какой стороны пришла и куда мне нужно идти), то решила идти прямо, строго придерживаясь одного направления. Рано или поздно это поле должно закончится, и я непременно выйду к месту обитания человека, каким бы оно ни было. В конце концов, я же не в сибирской тайге, где на тысячу километров вокруг могут быть только непроходимые леса и дикие звери.
И вот я двинулась вперёд, навстречу колючему пронизывающему ветру.
Я шла, и мои ноги утопали в снегу всё глубже и глубже. С каждым шагом идти становилось тяжелее, и я ощущала себя первопроходцем, открывающим неведомые земли. А через некоторое время я почувствовала, как деревенеют в шерстяных перчатках мои пальцы, и спрятала руки в карманы куртки, хотя идти от этого стало лишь труднее.
Слёзы, вызванные холодным ветром, текли у меня из глаз, но я не вытирала их, боясь отморозить пальцы рук ещё сильнее.
Я шла так, наверное, час, может больше, пока не увидела вдалеке высотные дома. Наконец-то! Наконец, я выбралась с этого бесконечного поля!
Строений впереди было много, и я подумала, что дошла до города. Мне захотелось ускорить шаг, чтобы как можно быстрее завершить своё неприятное приключение, но сил на это уже не было. Я брела, еле переставляя ноги, с колотящимся от усталости сердцем и сбившимся дыханием, и думала лишь о том, что как только войду в город, то зайду в первый попавшийся магазин, чтобы согреться и купить себе еды. Но по мере того, как я подходила ближе к жилым постройкам, смутное беспокойство начинало снова овладевать мной. А дело было в том, что во всех домах, которые я только могла видеть, отсутствовали признаки жизни. Нигде не горел свет, не слышались голоса, не звучала музыка, не сигналил автотранспорт. Здесь явно было что-то не так, но разворачиваться обратно и идти в другую сторону, чтобы исследовать остальные направления, я была не в состоянии. Поэтому я продолжила идти прямо, уверяя себя, что увиденные мною дома представляют собой район новостроек, расположенный на окраине какого-нибудь города. И здесь должен ходить общественный транспорт, на котором я всегда могу уехать в нужном направлении.
И собравшись с силами, я дошла до странных многоэтажек, в которых никто не жил.
Вблизи эти дома выглядели ещё более зловеще, чем издалека. Высотные здания с пустыми проёмами для окон и дверей смотрелись, словно черепа с пустыми глазницами. На стенах некоторых домов отвалилась плитка, а в некоторых местах можно было увидеть горы строительного мусора, которые никто не удосужился убрать. И было совершенно непонятно, почему в этих огромных домах никто не жил.
Я шла и шла, еле сдерживая ужас в своём сердце. Куда я, чёрт возьми, попала? Но тут я увидела строительный вагончик, из-под двери которого пробивалась тоненькая полоска света. Из последних сил я поспешила туда, где должны были быть люди, и где я могла немного отдохнуть и согреться.
Подойдя в двери вагончика, я постучалась, однако в ответ не услышала ни шагов, ни голосов, которые свидетельствовали бы, что меня услышали.
Тогда я постучалась снова, на этот раз ещё сильнее. И снова никакого ответа.
Мерзкий холодок пробежал у меня по спине. Дежа вю. Вдруг и за этой дверью меня ждёт что-то непонятное и страшное?
И если бы у меня был выбор между этой дверью и каким-нибудь ещё другим более привлекательным вариантом, например, поездкой на такси или даже посещением городской библиотеки, я бы непременно выбрала второе. Но на улице порядком стемнело, а в поле моего зрения не было никакого другого обитаемого жилища, поэтому пришлось снова собраться с духом и толкнуть дверь вагончика, которая, на удивление, легко поддалась. И медленным шагом я вошла внутрь.
Здесь всё было обустроено как в скромном деревенском доме. С правой стороны стояла простенькая кровать, на которую вместо пледа был накинут военный бушлат. Рядом стоял тепловой радиатор, который немного согревал всё это помещение. У окна стоял стол, на котором был маленький телевизор, и термос. С потолка свешивалась лампочка, излучавшая свет. В углу были свалены какие-то коробки, но при этом не было никаких следов присутствия здесь хозяина помещения. Может быть, он просто вышел куда-то, а может быть, его никогда здесь и не было. И узнав это, я бы не удивилась.
Я присела на кровать, чтобы немного отдохнуть. Признаться, я бы и улеглась здесь, чтобы поспать, но опасалась, что в любой момент может вернуться хозяин этого помещения и выгнать меня наружу, в холод и в метель.
Я сидела и слушала, как сильно завывает на улице ветер, отчего колыхались крыша и стены вагончика. Так и казалось, что всю эту нехитрую конструкцию вот-вот оторвёт от земли и унесёт вместе со мной в сказочную страну. И это в лучшем случае. Я бы даже сказала – в идеальном. А в худшем случае, вагончик просто перевернётся на бок или покатится по земле как перекати-поле, и я буду болтаться внутри, как деревянная кукла, не в силах выбраться наружу.
Да, не мешало бы выпить в такой ситуации. И желательно, чего-нибудь покрепче. И мой взгляд снова упал на термос, стоящий на столе. И хотя вряд ли внутри было виски, тёплый чай меня бы тоже устроил.
И я решила немного похозяйничать здесь. Встав с кровати, я подошла к столу и открыла крышку термоса. Понюхала. Содержимое было похоже на кисловатый травяной отвар, что тоже было неплохо. Я налила себе полную крышку напитка и выпила его.
Да, мерзость была редкостная. Словно перебродившее вино, которое забыли вылить. После чего я снова закрыла термос и села на кровать. Снова жутко захотелось спать, но я продолжала бодро держаться, помня о том, что мне нужно идти дальше. Нужно выбраться из всей это передряги и вернуться домой. И желательно до полуночи, чтобы мои домочадцы не успели объявить меня в розыск.
Но в этот момент я услышала лёгкий треск. Оглядевшись по сторонам, чтобы выяснить источник шума, я заметила на оконном стекле небольшую трещину, которую не видела раньше. Собственно, в этом не было ничего удивительного. Стёкла, вообще, вещь хрупкая, которая и может треснуть от любого удара или вибрации. Но беда была в том, что эта трещина не стояла на месте. Она разрасталась прямо у меня на глазах, как в фильмах ужасов, словно с другой стороны стекла сидел гигантский паук, который быстро-быстро плёл паутину, в считанные секунды покрывая ею окно. А треск не прекращался, пока вдруг стекло не взорвалось. Его осколки полетели прямо на меня. А я даже не успела закрыть лицо руками!
И хотя в следующую же секунду я отвернулась, закрывая левой рукой голову, было уже поздно. Резкая острая боль множеством раскалённых ножей вонзилась в моё лицо и кисти рук. И лишь холод, ворвавшийся в каморку вместе с разбитым окном, не позволил мне потерять сознание от боли.
Не сдерживая эмоций, я завыла.
Некоторое время я ничего не соображала, потому что боль была такой, что, казалось, у меня не хватит терпения и мужества, чтобы её выдержать. Ощущение было такое, словно кто-то взорвал петарду прямо у моего лица, и теперь тысячи огненных стрел поджаривали моё лицо и руки. Я даже не открывала глаз. Потому что ничего не могла видеть, кроме постоянных вспышек, мелькавших перед моим взором.
И лишь когда первый шок прошёл, я попыталась медленно открыть глаза и посмотреть на руки, но сквозь потоки крови, льющейся из ран, понять, каково моё положение, было сложно. Поэтому я начала потихонечку пальцами ощупывать свои руки, и встречая на пути осколки стекла, стала извлекать их из своей плоти.
Это было, наверное, ещё хуже, чем тогда, когда они вонзились в моё тело. Тогда, по крайней мере, мне не нужно было каждый раз собираться с духом, превозмогая внутреннее сопротивление, чтобы причинить себе очередную порцию боли.
У меня даже не осталось сил, чтобы стонать. Лишь слёзы продолжали литься из глаз, замутняя мой и без того неясный взгляд.
И так я вынула сначала осколки из своих рук. Сначала из левой, потом из правой. Затем наступила очередь лица. По идее, нужно было делать это перед зеркалом, но я боялась взглянуть на своё отражение, чтобы не лишиться чувств. Поэтому я аккуратно, дюйм за дюймом пальцами исследовала кожу на своём лице, после чего, вдохнув побольше воздуха, приступила к извлечению крупных осколков. Мелкие я решила не трогать, чтобы не поранить себя ещё больше. Вот доберусь до больницы, тогда врачи под наркозом извлекут их. А заодно и наложат швы.
Подспудно в голове мелькнула мысль о том, что теперь до конца жизни я буду выглядеть похожей на Шрека, если, конечно, не сумею заработать деньги на пластическую операцию. От этого открытия сердце больно закололо, и я почувствовала себя ещё хуже, чем в тот миг, когда осколки стекла вонзились в моё тело. Но сейчас нельзя было об этом думать, чтобы не сойти с ума и не наделать глупостей. Нужно было выбраться из этого дерьма, а потом уже разбираться с последствиями.
Эти мысли придали мне сил, и я смогла выдернуть из кожи лица первый крупный осколок, который впился в правую скулу.
Слёзы с новой силой брызнули из глаз, а я снова поглубже вдохнула и выдернула из левой щеки другой осколок.
Я чувствовала, как вместе со слезами кровь льётся по лицу мощными потоками, и нужно было её остановить. Тогда я достала из кармана куртки носовой платок и приложила его к ране на правой скуле и пожалела, что не захватила с собой полдюжины платков. Сейчас они бы мне очень пригодились.
Затем я выдернула несколько небольших осколков со своего лба, уже не чувствовав такой боли, как раньше. Видимо, эти осколки не вошли глубоко.
После этого я медленно стала подниматься на ноги. Окровавленные осколки я так и оставила лежать на полу вагончика, куда их благополучно скидывала, не думая о последствиях. Мне хотелось выйти наружу, чтобы приложить снег к своему горящему лицу и рукам. Нужно было смыть кровь и хоть немного заглушить боль, поэтому я, пошатываясь от накатившейся слабости, вышла из вагончика, добрела до первого же сугроба, плюхнулась на колени и опустила лицо прямо в снег. И на какие-то мгновения мне стало легче. Я даже не дышала, чтобы случайно не сбить это ощущение. И лишь когда поняла, что воздух мне всё-таки необходим, то подняла лицо, чтобы вздохнуть, после чего хотела повторить процедуру, но заметила, что то место, куда я всего лишь минуту назад с таким упоением опустила своё лицо, теперь прекратилось в кровавую кашу. Поэтому пришлось немного подвинуться в сторону и опуститься в снег немного правее.
Я повторяла эту процедуру несколько раз, пока боль немного не притупилась, а кровь не перестала стекать с меня струями. После этого я зачерпнула рукой ещё немного снега и протёрла им руки и лицо, а затем, смахнув его с себя, поднялась на ноги и медленно двинулась дальше.
На улице уже сильно стемнело, и я даже не заметила, как вышла на шоссе. Это произошло буквально в считанные минуты. Или мне это только показалось?
Включённые автомобильные фары с одной и с другой стороны стали слепить глаза. Что я здесь делаю? Нужно было срочно убираться отсюда. Но не успела я подумать об этом, как заметила, что огромная фура с жутким грохотом несётся на меня. Я оцепенела, готовясь принять неизбежное. Но в следующую секунду меня словно вихрем унесло с дороги прямо в сугроб.
Мои глаза залепило снегом, а руки и ноги завалило чем-то тяжёлым. Я хотела закричать, чтобы позвать на помощь, но из моего горла не вышло ни звука. Ни даже хрипа.
Это было хуже, чем в дурном сне. Я попыталась пошевелиться, чтобы выбраться наружу, но мне это не удалось. Что-то придавило меня, не давая вздохнуть. И приходилось дышать так, словно у меня проблемы с лёгкими. Я даже не могла протереть глаза, чтобы оценить обстановку. Мой язык не повиновался мне. Изо всех сил я пыталась заставить его ворочаться, но его словно иголками обложили.
И мне безумно хотелось, чтобы всё это быстрее закончилось, причём любой ценой, даже если на кону будет моя жизнь. И я представила себе, как неведомая рука помогает мне выбраться из сугроба, а потом я оказываюсь перед открытой дверью, ведущей в тёплое уютное жилище, где меня встречают те, кого я давно знаю и люблю, что внезапно почувствовала, что реально перестала мёрзнуть. Чей-то голос, до боли знакомый, звал меня по имени:
– Маша! Маша!
Изо всех сил я попыталась открыть глаза, чтобы увидеть человека, повторявшего моё имя, и мне это удалось.
– Лариса? – произнесла я, не понимая, каким образом моя подруга очутилась здесь.
– Да приди же ты наконец в себя! – толкая за плечи, тормошила меня подруга.
– Мне нужно в больницу, – тут же сообразила я, вспомнив о ранах на своём лице и руках.
– А что с тобой случилось? – испуганно произнесла Лариса, начав более пристально разглядывать меня.
– Окно взорвалось! Разве ты не видишь порезы на моём лице? – медленно выговаривая каждое слово, произнесла я, удивляясь, как Лариса сама не заметила этого.
– Нет никаких порезов! – недоверчиво ответила подруга. – Пойдём-ка лучше в дом, а там ты мне всё в подробностях расскажешь.
