Сергей Юрьевич Катканов
К последнему царству
Во-первых, отбывать наказание им предстояло только в Сибири. Во-вторых, вышеозначенную Сибирь им запрещено было покидать до конца их безрадостных дней, оставшись там на вечное поселение, без права эмиграции. А в-третьих, в Сибирь им предстояло идти пешим этапом, в кандалах. Когда об этом объявили, не только осужденные, но и все вообще решили, что это просто черный юмор, но всё было исполнено с шокирующей буквальностью. Вскоре горемыки уже примеряли новенькие кандалы, как ручные, так и ножные. Кандалы были не слишком тяжелые, с удобными подкладками для рук и ног, чтобы кожу не натирали. Достоевский искренне позавидовал бы таким удобным, необременительным и в некотором смысле даже изящным кандалам. А как нежно они звенели при ходьбе – заслушаешься.
Генеральский этап получился жидковат, поэтому его усилили высокопоставленным сановным ворьем, рангом не ниже замминистра и довели до ста человек. Потом одели в арестантскую робу и этап тронулся. Действительно пешком.
Дней за 10 до этого в сети появился сайт «Этап-1». Здесь были подробно расписаны все криминальные подвиги арестантской сотни. Сколько было украдено, каким способом и так далее. Было так же много фоток впечатляющей генеральской недвижимости, великолепных снимков с шикарного отдыха и видео с разнузданным, хотя и примитивным генеральским развратом.
Арестантов, страдальцев у нас принято жалеть, но после такой информационной подготовки вслед этим «страдальцам» летели только проклятья, оскорбления, тухлые яйца и гнилые помидоры. Бросаться всякой гадостью конвой вскоре запретил, потому что иногда попадали в них, но оскорблять арестантов по-прежнему не возбранялось.
Конвой был заранее проинструктирован: «Обращаться с осужденными сурово, но без ненужной жестокости». Так конвоиры и поступали, резкими окриками приводя в чувство бывших генералов, продолжавших смотреть на конвой, как на прислугу, иногда раздавая жесткие тычки прикладами, но от побоев воздерживались.
Ночевали осужденные в палатках, их везли в автобусе конвоя, который тащился за ними со скоростью пешехода. За день проходили сначала километров 30, потом всё меньше и меньше. Потом последовал первый инфаркт. Остальные тоже не могли идти дальше, почти у всех ноги были в кровь сбиты модельными туфлями, в которых они оказались в момент ареста. Этап встал в ожидании дальнейших инструкций.
Вскоре появилась молоденькая дочка одного из генералов с огромным рюкзаком за плечами. Первым делом она подарила всему взводу конвоя по пачке дорогих сигарет, предварительно спросив у поручика: «Можно?» Поручик сухо ответил: «Можно, но если попытаетесь дать солдатам деньги, продолжите путь вместе с нами уже в кандалах». Девушка вздрогнула от неожиданной суровости симпатичного поручика и виновато сказала: «Я только папе хотела кое-что передать». Она достала из рюкзака дорогие удобные кроссовки, и несколько блоков сигарет (сигареты осужденным выдавали, но только «Приму», так что все мучились от непривычно грубого табака). Поручик, увидев эти сокровища, кивнул: «Не запрещено».
Папа с дочкой порыдали друг у друга на груди, ни слова не сказав. Потом заметно подобревший генерал обошёл весь этап, раздав всем курильщикам по пачке сигарет. Хватило только половине, генерал сказал: «Поделитесь с другими».
– Где интересно сейчас наши дети? – задумчиво сказал один арестант.
– А разве они у нас есть? Разве мы их не сто лет назад потеряли? – с дрожью в голосе сказал другой.
– Ну не все ведь такие… потерянные.
– Которые не потерялись – все здесь. Один ребенок на сто отцов.
– Они просто не знают, что к вам можно подойти, что-то передать, – горячо заявила девушка. – Я всех ваших родственников обзвоню, они тоже к вам приедут.
Арестанты закивали, грустно улыбаясь. Большинство из них понимали, что ни кто к ним не приедет, но на добрую девушку было отрадно смотреть.
Этап, подлечившись, очень медленно двинулся дальше. Через неделю действительно появились две арестантских жены на джипах, набитых всякой всячиной, и ещё две дочки, кроме той, которая уже здесь была. Почему-то ни одного сына. Видимо, сыновья у генеральского ворья получались особенно неудачными.
Девушка подошла к поручику, как к старому знакомому, улыбаясь, протянула ему пачку сигарет, тот сухо поблагодарил и закурил.
– Мой папа очень хороший, вы просто не знаете, – сказала девушка.
– Это для вас он был хороший, сквозь зубы процедил поручик. – А солдат, ваших ровесников, обворовывал. И на деньги, украденные у солдат, содержал вас. Если бы ваш папа подержал вас на солдатской перловке с месяцок, не знаю, как бы вы запели.
– Да, я читала на сайте. Сначала думала, что это неправда, а потом поняла, что правда. Но всё равно он мой отец. Я, наверное, поселюсь в Сибири недалеко от папиного лагеря.
– Что вы будете делать в Сибири?
– Может быть, я выйду замуж за какого-нибудь симпатичного поручика,– немного игриво сказала девушка.
– Тот поручик станет генералом и наворует для вас ещё больше, чем ваш папа, – задумчиво и немного сентиментально сказал молодой офицер.
– Вы очень жестоки, – насупилась девушка. – И ваш Ставров очень жестокий.
Но Ставров проявил неожиданное милосердие. Вскоре этап на дороге встретили крестьянские подводы, запряженные лошадьми. Дальше арестанты продолжили свой путь на подводах, которые к тому же привезли теплые вещи. Начинался октябрь, заметно похолодало.
Вслед за первым этапом в Сибирь пошёл второй, третий, четвертый. На кандальных, бредущих проселочными дорогами русской глубинки, перестали обращать внимание.
***
Ставров не давал стране опомниться, устраивая катаклизм за катаклизмом. Вскоре вышел его указ, возвестивший, что Россия теперь унитарное государство, её федеративное устройство отменяется, вся страна отныне делится на совершенно равноправные губернии и ни каких автономных республик больше не будет.
От этого шага Ставрова усиленно пытались удержать даже ближайшие соратники. Мозгов не мог успокоиться:
– Ты пойми, что большевики не от хорошей жизни федерализировали Россию. Надо было удерживать окраины, надо было привлечь на свою сторону национальные элиты.
– Ну и как, помогло им это? В 1991 году Советский Союз развалился именно благодаря федеративному устройству. Сами же прочертили на карте линии распада.
– А иначе СССР мог вообще не появиться.
– Неправда. У нас плохо представляют себе историю вопроса. Ни каких секретных документов на тему о том, почему Россию решили сделать федерацией, до сих пор не обнаружили, но давай просто включим мозги. Большевики заявили, что принесли свободу и широчайшую автономию национальным меньшинствам, томившимся в тюрьме народов – Российской империи. Понятно, что это была демагогия. Большевики ни кому свободы давать не собирались, а уж нацменам и тем более. Но какая же правда скрывалась за этой демагогией? У нас как-то очень легко успокоились на том, что большевики не могли иначе сохранить целостность страны, как только задобрив нацменов и соблазнив их химерой федерализма. Признаться, мне это объяснение ни когда не нравилось. Кого-то задабривать, умасливать – это как-то совсем не по-большевистски. В стране были огромные и очень влиятельные силы – дворянство, духовенство, да, наконец, и сам русский народ. Их кто-то задабривал, им кто-то печеньки предлагал? Нет, их просто уничтожали, и сил на это у большевиков в конечном итоге хватало. Теперь оцени юмор: огромный народ бесстрашно втоптали в грязь, а горстку маленьких народов побоялись обидеть, потому что иначе страна развалилась бы. А с чего бы нацменам обижаться на сохранение существующего порядка? Они ведь в Российской империи вольготно жили, ни кто там не «стонал под гнетом». Или вот представь себе косматого абрека, который решил жизнь свою положить, добиваясь федерации и автономии. Абрек и слов таких не знал. Что эти слова значат, ему ни кто не смог бы и за год объяснить. Предлагать абреку федерацию, чтобы его задобрить и чтобы он не захотел от России отрываться – это же просто анекдот. И ты до сих пор в это веришь?
– Не всё так примитивно. Речь шла не о том, чтобы задобрить народы, в большинстве своём в политике ни чего не понимающие. Речь шла о том, чтобы привлечь на свою сторону национальные элиты, которые могли мутить свои народы, либо этого не делать.
– Вот как? А много у нас тогда было политизированных национальных элит? Несколько ничтожных горсток, к тому же обладающих минимальным влиянием на свои народы. Кого, думаешь, стали бы слушать в Тартарии – местных улемов или местных интеллигентов, борющихся за автономию? Но улемов решили пустить под нож, а интеллигентов намазать медом из страха перед ними? Сотни тысяч русских офицеров, миллионы русских священников сразу решили уничтожить, не скрывая этого, а несколько сотен нерусских интеллигентов пришлось задабривать, иначе страна развалилась бы? Если бы национальные элиты, жаждущие автономии, угрожали целостности страны, их бы вырезали под корень за неделю безо всяких сложных размышлений.
– Пожалуй, ты прав. Но тогда я, вообще, ни чего не понимаю. Как вообще большевиков могла посетить мысль о федерации? В мире есть страны, которые сформировались, как федерации, например, Германия, США. Федеративное устройство для них органично. Но Россия тысячу лет формировалась, как государство унитарное, федерализм совершенно чужд нашей стране. Зачем было делать из неё федерацию? Готов поверить даже в то, что Ленин принимал всерьёз собственную демагогию, то есть действительно считал Российскую империю тюрьмой народов, а свою миссию видел в том, чтобы освободить народы из тюрьмы. Но зачем было создавать федерацию? Не хочешь угнетать малые народы, так не угнетай их, унитарное государство тебя вовсе к этому не вынуждает. В большинстве государств есть малые народы, при этом большинство государств унитарные. Это ведь не значит, что малые народы живут там, как в тюрьме. Если Франция – унитарное государство, так ни кто ж её на этом основании «тюрьмой народов» не называет. Хотя исторически Франция складывалась так, что у неё гораздо больше оснований стать федерацией, чем у России. Так зачем же федерация понадобилась большевикам?
– Я и сам не мог этого понять, пока не узнал из воспоминаний Деникина один поразительный факт. Антон Иванович писал: «Союзники говорили нам: скажите только два слова: «республика» и «федерация», и помощь будет вам немедленно оказана. Мы этих слов не сказали». Интересно, да? Англия и Франция, страны, ни одна из которых федерацией не являлась, настойчиво рекомендовали России провозгласить себя федерацией. Это было для «союзников» настолько принципиально, что они даже оказание помощи поставили в прямую зависимость от исполнения этой рекомендации. Белые отказались и помощи не получили.
А ведь красные в первые годы своего правления были сильно озабочены международным признанием, понятно, что переговоры на эту тему велись, и условия выдвигались. Не надо к бабушке ходить, чтобы догадаться, что Антанта повторила прежнюю рекомендацию: провозгласить федерацию. Вот и весь секрет. Ни большевикам, ни тем более народам России федерация не была нужна. Она нужна была Западу, как залог грядущего развала России.
– Вроде всё складно, но не люблю конспирологию.
– Тогда просто констатируй два факта: Запад хотел, чтобы белые провозгласили федерацию. Красные провозгласили федерацию. Готов ли ты считать это случайным совпадением? Пока думаешь над этим вопросом, можешь констатировать ещё два факта. СССР распался именно потому, что был федерацией. Запад настойчиво добивался распада СССР. Готов ли ты считать это ещё одним совпадением?
– Всё, сдаюсь. Но мы сейчас в ХХI веке. Ты уверен, что упразднение федерации пройдёт безболезненно?
– А я разве пообещал, что оно пройдёт безболезненно?
– Вопрос в том, сколько будет крови.
– Я не знаю, сколько будет крови. Но сделаю всё для того, чтобы её было как можно меньше. Проблемы могут возникнуть лишь в паре автономий. Там есть потенциальные смутьяны, которые могут организовать массовые протесты вплоть до движения за выход из России. Все эти лидеры давно сосчитаны, с каждым ведётся индивидуальная работа, имеющая целью убедить, что хуже им не будет, ни кто их народы угнетать не собирается. Если же начнут бузить, то будет гораздо хуже, и не нам, а им. Победить они не смогут, а зачинщики бузы и до поражения не доживут. Думаю, что их удастся убедить, чтобы не рыпались, а упертые, стоит им шелохнуться, будут тут же арестованы, каждый давно под колпаком.
– Значит, ты всё просчитал…
– Когда речь идёт о людях, ни кто не может просчитать всё. Но я создал Белую Гвардию не для парадов. А на случай всяких неожиданностей.
***
По всей России ликвидация автономных республик прошла под слабое и неопасное ворчание нацменов. Беспокоили только две точки на карте: Черкестан и Тартария. В Черкестане Ставров отдал ситуацию на откуп местным эмирам, которых сначала обласкал сверх всякой меры, а потом, не переставая улыбаться, пообещал зарезать собственной рукой, если они не удержат ситуацию на подконтрольной территории. Эмиры всё поняли и ситуацию удержали. Лишь некоторые особо тупые абреки попытались бузить, но эмиры подавили их сопротивление с такой жестокостью, которую Ставров назвал избыточной. Эмиры ответили, что у них иначе нельзя, и диктатор России согласился.
А вот в Тартарии всё очень быстро пошло наперекосяк. Уж, казалось бы, предусмотрели всё до мелочей, все лидеры националистов находились под такой плотной опекой, что их даже арестовывать не пришлось. Тех, кто пытался возмущаться утратой псевдосуверенитета, день и ночь успокаивали муллы, разъясняя, что не произошло вообще ни чего достойного внимания, они и раньше жили на территории России, так что всё, как было. И молиться Аллаху им ни кто не запрещает, и двери мечетей по-прежнему открыты, и воспитывать своих детей настоящими мусульманами у них есть возможность. И вот тогда, когда все уже успокоились, пролилась первая кровь.
Мальчишка 17-и лет был прирожденным лидером, на которого в силу возраста ни кто и внимания не обращал, да и он ни как себя и не проявлял. А тут решил, что пришёл его звездный час. Он собрал вокруг себя не меньше сотни подростков, которые и раньше ему в рот смотрели, и сказал: «Если взрослые не хотят воевать, мы будем воевать. Мы устроим русским такое иго, какого они раньше не видели». Его голос потонул в восторженных криках.
Юные тартарята сразу начали решительно действовать, за какой-то час разоружив несколько полицейских патрулей, навалившись на них всем скопом. Если на троих взрослых разом нападают тридцать подростков, исход этой схватки оказывается предопределен. Так у мальчишек появились автоматы с боекомплектом. Не успели об этом полететь рапорты по начальству, как тартарята обстреляли из окна второго этажа роту дроздовцев, маршировавших по улице. Семеро белых были убиты, несколько человек ранены, но белые не растерялись, быстро ворвались в квартиру и положили на месте всю боевую ячейку из 10-и человек. И только тогда увидели, что все убитые – дети. Кто-то из дроздовцев снял фуражку и перекрестился, у других по щекам текли слёзы, кто-то коротко и грубо выругался.
На подмогу прибыла рота марковцев, хотя подмога уже не требовалась. Офицер-марковец скривился: «Дрозды теперь с детьми воюют?» Штабс-капитан Туркул жестко ответил: «Взявшие в руки оружие, уже не дети. Если по нам будет поливать из автомата пятилетний карапуз, я прикончу его на месте».
К вечеру этого дня вспыхнула вся столица Тартариии: «Русские убивают наших детей». Теперь уже вооружились взрослые, и с оружием у них, судя по всему, проблем не было. Большинство тартар прекрасно понимали, что произошло трагическое недоразумение, из-за которого нельзя подставлять под русский пресс весь народ, а русские ни в чем не виноваты, они действовали совершенно адекватно, а виноваты родители тех детей, воспитавшие своих чад в ненависти к русским. Но и безумцев с налитыми кровью глазами оказалось предостаточно. Местная полиция либо не вмешивалась в происходящее, либо перешла на сторону восставших.
В городе был всего батальон марковцев и рота дроздовцев, они быстро отступили к старым казармам и заняли оборону. Сюда же стекались местные русские, среди них были и священники, православные храмы уже начали громить. За первый же день белогвардейцы отбили три штурма казарм. Потери были такие, что стало понятно: они смогут продержаться максимум пару дней. Но в Москве уже грузился в самолёты полк Белой Гвардии. И в этот момент диктатору позвонил великий эмир Черкестана, воспользовавшись дарованной ему привилегией:
– Предлагаю помощь, господин диктатор. Уже к вечеру могу перебросить в район восстания две тысячи бойцов, если разрешите воспользоваться авиацией.
– Будете с братьями воевать?
– С каких пор тюрки стали моими братьями?
– Но они мусульмане.
– А там разве война за веру? Исламу там ни что не угрожает, насколько я знаю.
– Что на самом деле хочешь, эмир?
– Я на своей земле никто, пока у меня нет собственной боевой силы. Моя боевая сила – ничто, пока мои люди не умоются в крови. Воевать с русскими глупо, они нас раздавят и у меня опять не будет боевой силы. С кем тогда воевать, скажи?
– А что своим скажешь?
– Что какие-то шайтаны предали ислам.
– Это, кстати, правда.
– Я всегда говорю правду.
– Люблю честных. Быстро выступайте к аэродрому, сейчас отдам приказ летунам.
***
Белогвардейцы готовились к последнему штурму, понимая, что не смогут его пережить, когда в тылу у их противников послышалось странное улюлюканье, потом раздались и начали нарастать крики рукопашного боя. Тартары сразу забыли о белых. Какие-то абреки, лишь время от времени постреливая, в лапшу рубили повстанцев саблями, а те были настолько к этому не готовы, что сопротивление оказывали довольно вялое, и вскоре начали понемногу разбегаться, оставляя за собой горы трупов. Бой закончился довольно быстро, абреки изрубили несколько сот человек и теперь визжали от восторга.
Абрек в папахе с лицом, залитым кровью, приблизился к казармам и крикнул:
– Эй, белые, выходите. Друзья пришли, врагов победили.
– Выглянувший из казармы штабс-капитан Туркул ошарашено выдохнул:
– Ё-моё … Дикая дивизия.
– Хорошо говоришь, дорогой. Дикая дивизия! – воскликнул абрек и тут же пустился в пляс.
***
Улицы тартарской столицы теперь патрулировали отряды Дикой дивизии, как сразу же начали называть черкестанских абреков. Они с ленивой жестокостью подавляли последние очаги сопротивления, впрочем большинство повстанцев тут же побросали оружие, отмылись от пороховой гари и теперь радостными криками приветствовали братьев по вере, которые прибыли, чтобы навести порядок. Черкестанцев, которые только что резали тартар, как баранов, почему-то приветствовали, как освободителей. И ни кого не интересовало, сколько тартарских мальчиков только что порубили абреки. А ведь та сотня подростков, которая подняла восстание, полегла полностью, они-то оружия не бросали. Но о них, ставших жертвами застарелой взрослой ненависти, ни кто уже не помнил. На улицах и площадях кричали: «Ислам побеждает!» Черкестанцы и тартары вместе совершали намаз. А белые молча грузились в самолёты. И мертвых в этих самолётах было больше, чем живых.
Тартария исчезла с карты, на её месте теперь была одна из русских губерний – не лучше и не хуже остальных.
***
Пятикратное сокращение чиновников принесло первые плоды. И плоды эти были горькими. Вся Россия покрылась бесконечными очередями людей, которые домогались какой-нибудь справки у какого-нибудь столоначальника. Эти очереди были наэлектролизованы до предела. Проклинали Ставрова, проклинали чиновников, проклинали друг друга за то, что все лезли без очереди. Чиновники уже боялись в коридор выходить, так рьяно там на них набрасывались, но и они так же рьяно огрызались: «Мы-то чем виноваты? Нас сократили, у нас работать не кому».
Смысл происходящего был вполне понятен. Чиновники умышленно создавали ощущение полного хаоса и потери управления для того, чтобы им вернули прежнее штатное расписание. Стали разбираться и выяснили, что они по-прежнему строчат неимоверное количество отчетов, тратя на это основную часть рабочего времени, а приём граждан ведут по остаточному принципу. И количество справок, которые рядовому гражданину надо собрать для решения самого пустякового вопроса, не уменьшилось ни на одну. И количество чиновников, которые эти справки принимают, проверяют, подшивают после сокращения не уменьшилось. Чиновники перестали делать только то, что было действительно необходимо для управления территориями.
Ставров был в бешенстве. Но он довольно быстро понял в чем дело. На должности губернаторов подбирали самых честных, а не самых лучших управленцев. Лучшие были ворами, но их убрали, и всё встало. Губернаторы оказались заложниками своих администраций, чиновная камарилья буквально глумилась над ними, очень убедительно и грамотно объясняя, почему и то невозможно, и это невозможно, и вообще ни чего не возможно. Но как изменить ментальность людей? Воровать перестали, но, не имея возможности воровать, и работать не торопились, не видели смысла. Ставров думал об этом день и ночь и понял, что не сможет переделать людей вот так сразу, что в период диктатуры у него есть только один эффективный инструмент – страх. Он записал публичное обращение к чиновникам.
«Здравствуйте, дорогие господа чиновники. То, что происходит сегодня в органах управления, называется простым и емким словом саботаж. За саботаж мы вводим уголовную ответственность. Если вы не начнете работать так, как надо, я вам устрою пешую прогулку в Сибирь. Запасайте кроссовки, а то первый этап в лаковых штиблетах сильно ноги сбил. Если же вы не хотите отправляться в Сибирь в кандалах, то я вам объясню, что надо делать.
Первое. Забудьте про свои дурацкие отчеты, мне на них плевать. Всестороннюю информацию о положении дел в стране Кремль получает из нескольких самостоятельных источников безо всяких ваших отчетов.
Второе. Не увлекайтесь выдачей справок и всякого рода разрешений. Если человек хочет быть индивидуальным предпринимателем, он приходит, сообщает о своём намерении, даёт свои реквизиты, и вы его за 5 минут регистрируете, а не гоняете по инстанциям полгода. Если человек купил землю, он приходит к волостному старосте, вместе с землемером выезжает на место, они там всё замеряют и в тот же день регистрируют право собственности на землю. А не гоняют человека по инстанциям целый год! Тут полгода, там год – это саботаж. Я говорю вам: тут пять минут, здесь один день. Я не лезу в детали и не собираюсь их вам расписывать. Это вы мне их распишете. За дельные толковые предложения по упрощению всех и всяческих процедур – продвижение по службе. За волокиту – суровое наказание.
Если человек пришёл к чиновнику с вопросом на 10 минут, а ему говорят: «Зайдите через неделю», то этот чиновник идёт под суд, причём за 10 минут. Если человек пришёл за возвратом налога, а его гоняют между пятью чиновниками по кругу в течении 3-х месяцев, ни кто вас за это не уволит, за это вы пойдете на каторгу. Если с человека незаконно взяли налог, а он потом бесконечно долго заполняет бесчисленное количество бумаг, чтобы получить свои деньги обратно, а перед ним ни кто даже не извиняется… Можете и сейчас не извиняться, будете в лагере рукавицы шить. Это и будет моим личным извинением перед тем человеком. Это не более, чем примеры, общие принципы постарайтесь вывести из них сами.
Я знаю, что вы любите издеваться над людьми, но вам придется найти для себя другие способы получения удовольствия. А я вам помогу. Чиновник, который получит три года каторги вместо пяти, будет радоваться, как ребёнок. Захожу однажды в одну чиновничью контору, там в коридоре большая очередь, и ни кто не догадался даже стулья поставить, захожу в кабинет – там чиновничьи задницы покоятся в удобных креслах. А почему не наоборот? Вы работаете за стойкой стоя, а люди в коридоре сидят в креслах. Запомните главное, ваша задача – облегчить жизнь людей, а не усложнить её. Звучит избито, но теперь так и будет.
Раньше вас называли слугами народа, и всем было смешно. Но посмеялись и хватит. Я говорю, что чиновники – враги народа. Я ввожу презумпцию виновности для чиновников. Всякий чиновник – враг, пока не доказано обратное. Ваша задача доказать, что вы – не враги людям. Проявите в этом вопросе изобретательность. А впадать в обиды и строчить заявления об увольнении не получится. Ни один госслужащий не имеет права уволиться в течение ближайших трех лет. Немного крепостного права вам не повредит. А за это время вы, может быть, хотя бы отдаленно станете похожи на людей».
Обращение диктатора возымело мгновенное действие. Очереди за 3 дня исчезли из коридоров, там появились уютные кресла, которые теперь пустовали. Губернаторы день и ночь ломали голову над тем, как избежать малейшего неудовольствия со стороны рядовых граждан, потому что это означало прогневать диктатора, а это означало каторгу. Чиновники средней руки начали фонтанировать предложениями о том, что ещё и где можно упростить, в среднем одно из ста предложений оказывалось дельным. Правоохранители кровожадно облизнулись, решив, что чем больше чиновников-саботажников они посадят, тем лучше. Дела начали высасывать из пальца, с чиновниками во время следствия обращались, как со скотиной, слишком буквально поняв слова диктатора о врагах народа. Правоохранителям дали по рукам, разъяснив, что нет задачи посадить как можно больше чиновников и обращаться с ними надо по-людски, и не надо путать саботаж с добросовестными ошибками. Если чиновник ошибся, и это привело к тому, что человек налетел на деньги, чиновник возместит ущерб из своего кармана, а не из казны. Но это не уголовка, не каторга. Ведь каждый может ошибаться, только надо платить за свои ошибки.
Систему управления лихорадило ещё около года, но постепенно удалось выровнять неизбежные в таком большом деле перекосы. А прямой саботаж прекратился сразу же после легендарного обращения диктатора, это его даже удивило. И оставило тягостное ощущение. «Какие же они все холуи», – подумал Ставров.
С богачами оказалось управиться куда легче, чем с чиновниками. Миллиардеров и мультимиллионеров всего-то набиралось несколько сот человек на всю Россию, к тому же каждый из них был неглуп и адекватен, так что разговаривать с ними было одно удовольствие. Он как-то собрал их всех и очень просто объяснил новые принципы отношений государства и капитала:
«Вы, конечно, заметили, что в России сильно похолодало. Теперь это не ваша страна. Вы здесь больше не хозяева жизни. Ваши сынки, полагаю, уже почувствовали это на себе. Они больше не будут творить, что хотят, дескать, папаша откупится. Папаша больше не сможет откупиться. Если прихватили какого-нибудь мажора, то папашины капиталы будут отягчающим вину обстоятельством, впаяем по максимуму, и ни каких условных сроков. И ни какой адвокат не поможет, адвокат и сам ещё может присесть за препятствование правосудию. Следакам, прокурорам, судьям денег лучше не предлагайте, они же не идиоты, чтобы из-за вас идти под расстрельную статью, а приглядывать за ними мы будем очень внимательно. Но это так, частность, теперь о главном.
Поскольку в России похолодало, многие из вас, конечно, подумывают о том, чтобы перебраться в жаркие страны и с нетерпением ждут, когда я начну выпускать из страны. Да я хоть завтра не против. Но есть подробности. Сначала вы закроете все счета в иностранных банках и переведёте деньги на тот счёт, который я назову, потом продадите весь бизнес и в России, и за рубежом, и переведёте деньги на тот же счёт. И вот тогда можете валить, куда хотите. Пожалуй, разрешу вам оставить миллиончик долларов на обзаведение на новом месте, но не больше. Счета не скрывайте, не советую. Не доводите до сыворотки правды, она для психики небезопасна. Впрочем, до этого, я надеюсь, не дойдёт, у нас финансовая разведка работает день ото дня лучше. Как вам такой вариант? Состояние потеряете, но зато будете дышать воздухом свободы, жить в цивилизованных странах. Не сомневаюсь, что свободу вы цените гораздо больше, чем деньги.
А есть другой вариант. Вы остаётесь в России и тогда остаётесь богатыми. Иностранные активы, конечно, придётся продать полностью, но деньги, вырученные от их продажи, вы переведёте уже на свои счета, а не на мои. Впрочем, не считайте эти деньги слишком уж своими. Государство время от времени будет давать вам задания. На свои деньги вы будете строить дороги, школы, больницы и так далее в зависимости от личных возможностей. Я не собираюсь идти по западному пути и отбирать у вас через налоги основную часть заработанного, чтобы потом на эти деньги кормить профессиональных тунеядцев и создавать для убийц в тюрьмах пятизвездочные условия. Вы будете сами на свои деньги строить то, что будет явно и бесспорно необходимо всем людям. Разворовывать казенные деньги на выполнении госзаказов больше не придётся. Это будут ваши собственные деньги, разворовывайте, сколько хотите. Заданиями вас загружу под завязку, но нищим ни кого не сделаю. Вы останетесь богаты, вы сможете вести прежний образ жизни, сохраните уровень материального потребления. Конечно, тот у кого сейчас есть три миллиарда, вряд ли доведёт своё состояние до пяти. Но вместо эфемерного кайфа умножения совершенно ненужных вам денег, вы получите другой кайф – почет и уважение граждан. Люди будут знать, на чьи деньги построен этот мост, этот детский сад, этот дом для малоимущих. Это вместо того, чтобы выбрасывать десятки миллионов долларов на международных аукционах, приобретая картины сомнительных мастеров, к тому же ни кто из вас всё равно ни чего не понимает в живописи.
Сегодня соотечественники и за людей-то вас не считают, думают, что вы – тупая жирная мразь. Но ведь это не про всех из вас, правда? Я предлагаю вам жить в стране, где вас уважают, где вы постепенно сможете стать лучшими людьми Отечества. Это в обмен на безумную роскошь и сверхпотребление. Я предлагаю вашим сыновьям не сбивать пешеходов на сверхдорогих тачках, не насиловать провинциалок, не устраивать дебоши в ночных клубах, а надеть погоны и пожить в казармах, поработать учителями на селе, поработать в тайге. Без конвоя. Не дожидаясь, пока их отправят туда под конвоем. Неужели вы не хотите, чтобы ваши сыновья стали мужчинами? Впрочем, это уже поэзия.
– Это не поэзия, а чистейший большевизм, – крикнул с места Шулерович.
– Нет, это не большевизм, – спокойно, чуть улыбнувшись, ответил Ставров. – Я не собираюсь уничтожать капитал, бизнес, частную собственность. Экономика останется рыночной. Она лишь будет работать на свою страну, а не на горстку космополитической сволочи.
