bannerbannerbanner
полная версияК последнему царству

Сергей Юрьевич Катканов
К последнему царству

***

После ликвидации Думы депутаты, конечно, очень хотели изобразить из себя героических защитников демократии, но компромат не позволял им это сделать. Педофилы, гомосеки и наркоманы в роли борцов за свободу выглядели бы несколько комично. Однако, протест либеральной интеллигенции, немногочисленной, но очень визгливой, нетрудно было прогнозировать. И протест этот произошёл через два дня.

Лидеры либеральной оппозиции почувствовали, что пробил их звездный час. Теперь речь шла уже не об ущемлении каких-то прав, власть уничтожила парламент, как институт, уничтожила демократию, как таковую. Профессиональные оппозиционеры и не надеялись на такой шикарный подарок со стороны власти, ведь более бесспорный и яркий повод для протеста и представить себе было невозможно.

Лидеры оппозиции уже понимали, что новая власть склонна вести себя очень жёстко, может быть, их митинг тоже разгонят прикладами, и это будет просто замечательно. Во-первых, у борцов за свободу появятся свои мученики, а, во-вторых, белогвардейцы заработают репутацию палачей народа. Тут лидерам было главное самим под раздачу не попасть, но уж они-то умели мгновенно исчезать оттуда, где становилось опасно.

С самого утра на Гнилую площадь стекались тонкими ручейками борцы за демократию. Им ни кто не препятствовал, и вскоре на площади набралось несколько тысяч человек. Оглядываясь вокруг себя, они ни где не видели полиции, это их немного насторожило, но не протестовать же было по поводу отсутствия полиции.

Лозунги были вполне предсказуемые, все они сводились к вариациям на две темы: «Защитим демократию» и «Ставров – тиран». Главное требование – немедленное назначение выборов в Государственную Думу. Прежних депутатов, конечно, ни кто не защищал, защищали Думу, как таковую. Дескать, если депутаты были плохие, так надо выбрать хорощих, это зависит только от нас, от того, чтобы выборы были честными, а если парламента не будет вообще, то придут американцы и восстановят демократию.

Так они ярились чуть больше получаса и, наконец, в небе над площадью появился странный летательный аппарат. Это был древний аэроплан-этажерка, какой собравшиеся могли видеть только в кино. Аэроплан был ярко раскрашен во все цвета радуги, причем, совершенно безвкусно. На таком могли прилететь клоуны, чтобы посмешить детишек, но детишек здесь не было, поэтому все растерялись. Не из пулеметов же их будут поливать с этого аэроплана, не бомбы же на головы бросать. Тем более бессмысленно было бросать листовки.

Эти мысли шквалом пронеслись в головах у митингующих, пока аэроплан делал веселый круг над площадью, и вот, наконец, на головы собравшихся посыпались разноцветные надувные шарики. Газ в этих шариках был немного тяжелее воздуха, так что они падали вниз, но не слишком стремительно и ни кого не напугали.

А газ этот был очень своеобразным. Не причиняя ни малейшего вреда здоровью, он быстро расслаблял кишечник, и когда шарики начали лопаться, у всех собравшихся содержимое кишечников неудержимо вырывалось наружу. Проще говоря, несколько тысяч человек одновременно обосрались. Над площадью тут же повис невыносимый смрад. Непонятно откуда появились полицейские в противогазах, но они не были настроены враждебно, лишь присматривали за тем, чтобы люди, которые начали разбегаться в разные стороны, не подавили друг друга. Отходы с площади были свободны, так что обошлись без давки, площадь опустела за несколько минут. Полицейским оставалось лишь собрать транспаранты, которые побросали митингующие.

Так закончился первый и последний либеральный протест в связи с растоптанной демократией. Ни кто из участников митинга не имел возможности объявить себя жертвой. Представители власти ни кому не нанесли ни одной травмы и ни кого не задержали. Борцам за свободу явно не хотелось вспоминать о том митинге, и ни кто из них о полицейском произволе не вопил.

Государственные СМИ написали о митинге очень коротко и сдержанно, лишь упомянув, что митинг был короткий и собравшиеся разошлись по личным причинам. Ни какого стеба над несчастными со стороны власти не было. Оппозиционные СМИ собственного митинга как бы и не заметили, видимо, воспоминания были не из приятных. Можно с измученным страдальческим лицом вспоминать о том, как тебя били по голове и пинали по ребрам, но ни кто не знал, с каким лицом надо вспоминать о том, как ты улепётывал в перепачканных штанах. Вот и не вспоминали. Лишь пару раз без привязки к митингу порассуждали о том, что унижение человеческого достоинства хуже, чем откровенная жестокость.

Зато уж Рунет веселился во всю, фонтанируя остротами на тему митинга. Шутки здесь были грубыми, циничными и совершенно безжалостными. Тут, как уже давно повелось, ни кто ни чьё достоинство не щадил. Сетевой юмор был довольно однообразен, всё вертелось вокруг одного слогана: «Оппозиция обосралась».

***

Мозгов рассказывал Ставрову о результатах своего полуторагодового поиска:

– Задачу, как она была поставлена, мы выполнили. Только по ходу выполнения стало понятно, что сама постановка задачи хромает на две ноги из трех.

– И у кого это три ноги?

– У поставленной тобой задачи. Ты хотел, чтобы мы нашли управленцев, которые будут руководствоваться в своей деятельности неэкономическими мотивами, то есть бескорыстных, не склонных к воровству управленцев. И мы их нашли во всех регионах. Документы представим. Ручаюсь, что ни один из этих людей воровать не будет. Вот только для управления регионом нужны ещё два качества. Первое – профессионализм, компетентность. Второе – сила личности, умение противостоять психологическому давлению, при этом оказывая на других такое давление, которому ни кто не сможет противостоять.

Так вот все эти три качества встречаются лишь у 38% отобранных нами кандидатов. Это честные, компетентные, сильные люди. Их хоть завтра ставь во главе регионов. С остальными сложнее. Поручусь, что они не будут воровать, да толку-то. Иной – гуманитарий, ни чего не понимающий в экономике. Иной – промышленник, ни чего не смыслящий в сельском хозяйстве. Иной, хоть и работает в сфере управления, но являет собой личность хаотическую и не способен создать четкую структуру управления. Есть, кстати, упертые атеисты. Есть красные. Этих хоть сразу на каторгу. Есть крепкие профессионалы, но в коленках слабоваты, этими будут вертеть, как захотят, а в итоге губернатор может оказаться единственным в губернии человеком, который не ворует.

– Замахнулись мы с тобой, господин Мозгов… Веками Россией управляли, кто попало. Воры, дураки, слабаки. Если из сотни бояр, думных дьяков находился хотя бы один честный, умный и сильный, так это считалось неслыханной удачей. А мы с тобой решили сразу на все ключевые должности поставить идеальных управленцев. Боюсь, не получится… Давай так. Эти твои 38% – срочно ко мне в Москву. С каждым побеседую и, вероятнее всего, всех назначу губернаторами, кроме, может быть, тех случаев, если мне чья-то рожа не понравится. Коммунистов и прочих безбожников сразу вычеркивай из списка, даже если во всех остальных отношениях они нам подходят. Нам с ними не по пути. Элиты мы перевоспитывать не будем, элиты мы будем менять. Людей хаотического склада тоже сразу вычеркивай. Не хрен делать в управлении тем, кто к управлению не способен. Если человек не разбирается в экономике, в промышленности, в сельском хозяйстве – это полбеды. Надо с большим вниманием подобрать таким людям первых замов, которые разбираются в том, в чём необходимо, и чтобы они, конечно, тоже были не из хапуг. Если кто-то в коленках жидковат, так может нам к такому своего человека приставить? Волевого, сурового. С широкими полномочиями.

– Своих-то у нас таких много?

– Не много, но с полдюжины я хоть среди спецназовцев наберу. И во всех незакрытых регионах продолжай работу. Поищи там, где не искал. Может быть, среди отставных генералов, если ещё не старые. Может быть, среди крепких предпринимателей. Подумай. Боюсь, работа твоей бригады станет непрерывной на много лет.

– Так и будет, – улыбнулся Мозгов. – К тому же у моей работы есть побочный результат. Весьма впечатляющий, не смотря на побочность. В поисках нестяжателей мы очень много узнали о стяжателях. В каждом регионе среди управленцев нашлась целая толпа людей, которые по новому законодательству заработали на пару-тройку расстрелов. В общей сложности, это тысячи человек, при том, что средне-мелких воров мы даже не считали. Не знаю, готов ли ты расстрелять несколько тысяч человек.

– А как думаешь, народ готов принять массовые казни?

– Думаю, что да. Толпа жаждет крови. Если ты пустишь в расход десять тысяч человек, то лишь раззадоришь толпу, она потребует ещё крови. Если тебе интересно, готов ли народ выдать тебе карт-бланш на пролитие крови, то можешь мне поверить – он у тебя есть.

– И что тебя смущает?

– То, что пролитая кровь доведёт тебя до безумия. А страна во главе с безумным правителем пойдет совсем не туда, куда ты первоначально собирался её вести.

– Хотел сказать, что ты политически наивен, господин Мозгов, но ведь ты не наивен, правда? Тогда что? Сам себе ответь на этот вопрос. Ты думаешь, можно управлять страной, не проливая кровь? Ты считаешь, что стоит отменить смертную казнь, и на руках правителя крови уже не будет? Императрица Елизавета Петровна за всё своё довольно долгое правление не подписала ни одного смертного приговора, но когда она начала совершенно бессмысленную войну с Пруссией, сколько русской крови пролилось на полях Европы за 7 лет? Ты думаешь, эта кровь не на руках Елизаветы? Это ж война, не казни. Да разница-то в чём? Да в том, что на войне гибнут невиновные, а на плахе – виновные. А сколько преступников гибнет от рук полицейских? На ком эта кровь? А когда спецслужбы разбираются с преступными группировками, действуя не по закону, а по необходимости, потому что законными методами с мафией ни чего не сделать, сколько льётся крови? И вся эта кровь на правителе, который знает, что иначе крови пролилось бы в разы больше. Когда Корнилов отдал приказ о расстрелах пленных красноармейцев, это было страшно, но иначе Россию было не спасти. Потом прекраснодушный Деникин строжайше запретил расстреливать пленных, в итоге красные победили и убили десятки миллионов людей, а если бы Деникин не побоялся крови, можно было бы обойтись десятками тысяч. А сейчас ты понимаешь о чём речь? Воры захватили страну и высасывают из неё все соки. Воры не расстанутся с властью добровольно, а пока они у власти, у России нет будущего. Мы планируем отобрать страну у воров, а такие перемены редко обходились меньше, чем в миллион жизней. А ты проливаешь слезы над судьбой нескольких тысяч воров, которых я готов расстрелять. Да ещё попрекаешь меня поддержкой толпы, которая жаждет крови. Это наш с тобой народ, дорогой. Другого народа у нас нет. И если люди поддержат нас не из самых лучших побуждений, это лучше, чем если бы они нас не поддержали из соображений исключительно возвышенных.

 

– Саша, ты, конечно, лучше меня разбираешься в реальной политике. Извини, не думал, что мои слова настолько сильно тебя заденут.

– Ты даже не представляешь, насколько сильно. Завтра меня полмира будет называть кровавым чудовищем. Я готов к этому. Но я надеялся, что мои друзья и ближайшие соратники меня поймут и поддержат.

– Так вот я и стараюсь тебя понять. Ты всё-таки намерен расстрелять несколько тысяч выявленных мной коррупционеров?

– Нет. Пока нет, они всё-таки воровали, пока соответствующие статьи не были расстрельными. Но всё их имущество я конфискую в любом случае. Потом могу и амнистировать, но только в связи с деятельным раскаянием. Если сами сдадут все свои секретные счета, то сохраню им и жизнь, и свободу, и пенсии, и даже немножко имущества, например, хрущёвку или дачу в 6 соток. Если упрутся и встанут в позу, тогда будем судить их по прежним законам, там тоже меньше десяточки не получится. Если будут активно противодействовать, тогда поставлю к стенке.

– Ты, конечно, лучше меня знаешь, что у них всё имущество оформлено на подставных лиц.

– Разумеется. У подставных и будем конфисковать. Жены, дети, братья, сватья отдадут всё, что на них оформлено.

– Даже если они это сами заработали? Там ведь есть и сложные случаи. Например, у одного многозвёздного генерала три сына – на удивление успешные бизнесмены, а он говорит, что всё, чем он владеет, куплено ему сыновьями.

– Этих сынков я без штанов оставлю. Будем считать, что сначала им очень сильно повезло, что у них такой папа, а потом очень сильно не повезло, что у них такой папа. Бывает же, не везёт людям. Теоретически можно допустить, что многозвёздный папа не имеет ни малейшего отношения к коммерческим успехам своих сыновей, но практически это невозможно, а потому мы конфискуем всё у всей семьи. Нам надо спасать страну, а не доказывать свою верность римскому праву.

***

Ставров раз за разом делал то, что раньше ни кто не счел бы возможным, но оказалось, что до сих пор он ещё и не начинал поражать воображение. Его очередной указ застал весь мир не просто вздрогнуть, но и онеметь на некоторое время. Это был указ «О диктатуре».

Он отменял конституцию и упразднял практически всю структуру власти. Кроме прочего, упразднялась так же и должность президента. Себя Ставров объявил диктатором России на срок до созыва Земского собора, который должен избрать царя. Собор был назначен на тот момент, когда заканчивался срок его президентских полномочий. Запрещалась деятельность всех политических партий. Пропаганда либеральной и коммунистической идеологии объявлялось государственной изменой. Закрывались все оппозиционные СМИ. Иностранное финансирование каких бы то ни было организаций, включая самые безобидные, запрещалось. Провозглашались новые государственные принципы: Россия – государство русского народа. Все народы России находятся под защитой русского народа. Православие – основная религия русского народа и имеет перед другими религиями преимущественные права, которые будут определены специальными законодательными актами. Проповедь сатанизма во всех его формах запрещена. Пропаганда безбожия запрещена.

Потом Ставров выступил с кратким обращением к народу, разъяснив, что диктатура есть временная мера, которая вводится для подготовки реставрации монархии и прекращается с момента обретения законного царя. Те законодательные меры, которые в течение срока действия диктатуры будут введены его указами, царь либо утвердит, либо отменит. Потом Ставров позвал Курилова, чтобы дать ему на эту тему развернутое интервью.

– Уж и не знаю, – с улыбкой начал Курилов, – как вас теперь на Западе ругать будут. Раньше диктатором ругали, а теперь это официальное название вашей должности. Как вы решились назвать свою власть тем словом, которое во всем мире считают оскорбительным?

– Надо понимать значение слов и правильно их употреблять, тогда всё встанет на свои места. Диктатор – это лицо, наделенное чрезвычайными полномочиями для решения конкретной задачи и слагающее с себя эти полномочия после решения задачи. В Древнем Риме диктатура была одним из инструментов государственной власти. В разное время диктаторами были, например, Красс, Помпей, Цезарь. Тогда этим словом ни кто не ругался.

– Но они получили диктаторские полномочия от сената, а вы сами себя провозгласили диктатором.

– Ты думаешь, мне очень трудно было провести закон о диктатуре через Государственную Думу? Неужели кто-то сомневается в том, что депутаты утвердили бы любые мои полномочия? И что изменилось бы в этом случае? Ничего. Источником моей власти осталась бы моя личная воля. Точно так же источником власти Цезаря была его личная воля, а вовсе не воля Сената. Он лишь прикрывался Сенатом, а я не захотел прикрываться ГосДумой. Это был бы обман, а я ни когда не буду обманывать людей. Это недостойно и отвратительно, прикрываться народной волей, принимая единоличные решения.

– То есть вас народная воля больше не интересует?

– Нет, не интересует. Уже хотя бы потому, что ни какой «народной воли» ни когда не существовало и не может существовать даже теоретически. Единой волей может обладать только единый цельный организм, а народ таковым не является. Народ – это очень много людей, у каждого из которых – своя личная воля. Разные «воли» невозможно суммировать, это выдумка, это обман. Поэтому я не буду руководствоваться мифической народной волей, я буду отстаивать интересы народа, действовать ради блага народа.

– Так, как лично вы их понимаете.

– «Лично я» вообще не имею ни какого значения. Есть объективная реальность, не зависящая ни от каких мнений, и эта реальность в том, что наш мир создан Богом, и ни кому, кроме Бога, власть над миром принадлежать не может, и ни кто, кроме Бога, эту власть не может делегировать. Допустим, кто-то с этим не согласен, но что от этого меняется? Реальность всё та же. Если кто-то не согласен с законом всемирного тяготения, неужели нам перестраивать нашу жизнь с учетом того, что есть ведь и такое мнение. Благо народа в том, чтобы жить с Богом. Мы дадим людям такую возможность. У русских людей есть свой национальный идеал – Святая Русь. Мы создадим условия для реализации этого идеала. Но это возможно только в рамках монархии. А монархия не может появиться вдруг, стоит нам в ладоши хлопнуть. Монархию надо подготовить, необходим переходный период. Но в течение этого периода очень влиятельные силы во всем мире будут стараться нам помешать, попытаются сорвать наш замысел. Мы должны нейтрализовать их усилия. Это возможно сделать только при помощи жёстких ограничительных мер. Для этого и нужна диктатура.

– А многие понимают происходящее куда проще: Ставров захватил неограниченную единоличную власть и теперь ни когда с ней не расстанется, а все эти разговоры о монархии и православии стоят не больше, чем раньше стоили разговоры о народовластии.

– Ещё раз повторяю – диктатура вводится на определенный срок – до обретения царя. Как только у нас будет царь, моя диктатура автоматически закончится. Я сложу свои диктаторские полномочия к подножию трона. В качестве гарантии я могу дать только честное слово. Прекрасно понимаю, как мало это значит для наших людей, они давно привыкли, что им врут. Но я смогу доказать, что говорю правду только тогда, когда сдержу слово. Не так уж до этого и долго – 4 года с небольшим.

– А кем вы будете при царе?

– Это решит царь. Может быть, он меня расстреляет за те действия, которые мне придётся совершать в период диктатуры. Отнесусь к этому без восторга, но с пониманием. А, может быть, предложит должность канцлера. Не уверен, что соглашусь. Многие мои нововведения могут быть отменены царем, а могут быть оставлены.

– А что если царь восстановит демократию?

– Это невозможно. Царь, восстановив демократию, перестанет быть царем. Ведь при монархии власть делегируется царю Богом. Только Бог является носителем верховной власти. В демократической теории носителем верховной власти является народ, который делегирует власть кому захочет. Верховная власть по определению ни кем и ни чем не может быть ограничена. Либо мы признаём её носителем Бога, либо народ. Это взаимоисключающие принципы.

– А как же монархии Великобритании, Швеции, Испании?

– Это не монархии, а демократии. Монарх в этих странах – фигура декоративная, а носителем верховной власти считают народ.

– Значит, у нас ни когда больше не будет ни демократии, ни выборов?

– Демократии не будет. Но мы вовсе не отбираем власть у народа, потому что у народа ни когда не было власти ни в одной стране, ни в одну эпоху. Мы лишь хотим покончить с одним из самых грандиозных обманов за всю историю человечества. Людям внушили, что власть принадлежит им, хотя это попросту невозможно, а если бы было возможно, то оказалось бы губительно. Демократия – всегда и только власть богатых. Богачи правят, прикрываясь волей народа и манипулируя людскими массами, как захотят. Богачи обманывают людей, а власть покупают и продают. Мы не будем врать людям. Что же касается выборов, то они как раз будут. Отменив демократию, мы намерены всеми силами развивать самоуправление. Волостных старост и уездных начальников будут избирать люди.

– А в чем разница между демократией и самоуправлением?

– В источнике власти. Если волостного старосту в рамках демократии избирает народ, уездный начальник не может снять его с должности, потому что выше решения народа ни чего нет. А при самоуправлении царь делегирует свою власть на места, через выборы реализуется власть царя, значит царь руками губернатора может снять любого волостного старосту. Царь поручает людям выбирать себе старост, плохо выберут, он отменит их решение. Это совершенно не демократия.

– Боюсь, многие так и не поняли разницы между диктатором и царем. Ведь и тот и другой обладают единоличной неограниченной властью.

– Источником власти диктатора является его собственная воля. Источником власти царя является воля Бога. Нормальный диктатор – это представитель народа, проводник его интересов. Его не выбирали, но он может в большей степени представлять народ, чем любой всенародно избранный. Это если диктатор нормальный, правильный, а плохой диктатор будет править в своих личных интересах и в интересах своей камарильи. А вот царь – это нечто куда большее, это фигура мистическая. Царь представляет народ перед Богом. Царь – связующее звено между Небом и страной. Если диктатор – это всего лишь администратор, то царь – прежде всего молитвенник на свой народ.

– Если это хороший царь.

– Если бывают на свете плохие строители, это не значит, что не надо строить дома. Царь может быть хорошим или плохим. Он может быть молитвенником за свою страну, а может быть заурядным самодуром, которого ни чего не интересует, кроме исполнения личных прихотей. А демократический правитель не может быть хорошим, он всегда представляет интересы богачей, а последние всегда думают только о прибыли и ни когда о народе. Представить себе олигарха, озабоченного народным благом, попросту невозможно. Поэтому именно демократическая власть меньше, чем какая-либо иная, озабочена народными интересами.

– Но ни кто в мире так не думает. И Запад не простит нам реализации ваших замыслов. Сотой доли того, о чем вы говорите, не простили бы. Нас ждёт жесткая международная изоляция.

– Разумеется. Но, во-первых, мы готовы к изоляции. Экономически Россия самодостаточна, у нас есть всё, что необходимо для жизни. Если чего и нет, так это вещи второстепенные. Но и без них мы не останемся, уже запущены программы импортозамещения, которые отличаются от прежних тем, что на самом деле работают. Во-вторых, изоляция не только нам не страшна, но и спасительна для нас. Если бы не Запад её ввел, так мы бы сами её ввели. Только изоляция позволит русскому народу сохранить свои уникальные духовные ценности и следовать своим историческим путём. С Западом мы сворачиваем все контакты до возможного минимума. Пришла пора заколотить окно в Европу. В-третьих, изоляция не будет общемировой. Вы думаете, Китаю много дела до политических изменений в России? А на Востоке есть не только Китай.

 

– И всё-таки уровень жизни в России упадёт, и в этом будут обвинять вас.

– Обвинять, конечно, будут. Хотя нищеты мы не допустим. Все будут сыты и одеты. А вот если мы по-прежнему будем стелиться ковриком под ноги Западу, то дойдет и до нищеты. Прошу понять главное: Россия будет нравиться Западу только в одной позиции – на коленях. Западу надо от России только одно – покорность. Отцы Запада давно приходят в бешенство, стоит России проявить хотя бы некоторую самостоятельность. Не я отказываюсь от партнерства с Западом, нам ни кто и не предлагал равноправного партнерства. Россия говорила: давайте дружить. Запад отвечал: вставайте на колени и тогда будем дружить. Запад ни чего не предлагал и не предлагает России, кроме порабощения и нищеты. И ни чем не может пригрозить России кроме санкций, которые для них разорительнее, чем для нас.

– А если они начнут войну?

– Они ни когда не начнут войну с ядерной державой. Ущерб будет для них неприемлемым. Даже мысль о том, что хоть одна ядерная ракета упадёт на Нью-Йорк уже заставит их забыть о войне. А ведь упадёт далеко не одна ядерная ракета и далеко не только на Нью-Йорк. Я сразу же предупреждаю лидеров Запада: если они ударят обычными вооружениями, мы ответим ядерным, потому что терять нам будет нечего. Впрочем, уверен, что до этого не дойдет. Я говорю всем на Западе: вас не касается то, что происходит в России. Оставьте нашу страну в покое, вообще забудьте о её существовании. И тогда мы будем двигаться параллельными курсами, не задевая друг друга. Если будете проявлять враждебность, то сначала подумайте о том, что Россия имеет чем вам пригрозить и без ядерного оружия.

– Чем именно?

– Они знают. А мы пока об этом не будем.

– И в завершении…

– Хочу чтобы наши люди поняли главное: русская диктатура не несёт ни чего плохого ни одному русскому человеку. Она являет собой угрозу лишь для врагов России, как внешних, так и внутренних.

***

Первым делом после введения диктатуры Ставров начал заранее подготовленные мероприятия по декоммунизации, так чтобы всё прошло «за один шок». Сначала уничтожили мавзолей Ленина. Мумию не выносили и ни кому не объясняли, куда она делась. Мысль похоронить Ленина на кладбище отвергли сразу, чтобы не создавать своими руками «место святое для каждого коммуниста». Людям коротко пояснили: «Жертвы ленинского террора не имеют могил, он тоже не заслужил могилы». Мавзолей сравняли с землей, камни вывезли неизвестно куда, а освободившееся место так аккуратно выложили плитами, как будто тут ни когда и ни чего не было.

Потом за один день по всей стране снесли памятники Ленину. Сначала хотели сделать это ночью, чтобы было меньше протестующих. Потом решили, что они не делают ни чего плохого, так что и скрываться под покровом ночи не имеют необходимости, и сносили памятники средь бела дня. Если где-то встречались бронзовые и относительно небольшие памятники, их отдавали в музей, а каменные дробили в крошку.

Сносы проводили очень быстро и совершенно неожиданно, так что особых протестов не было. Ветераны КПСС уже в основном умерли, а новые коммунисты были жидковаты в коленках, чтобы препятствовать мероприятиям диктатуры. Лишь изредка встречались ветхие бабушки, что-то истерично кричавшие про вандалов, извергов и величайшего гения всех времен и народов. Бабушек ласково, но твердо оттесняли, если же они не успокаивались, то их увозили, но не в полицию, а в поликлинику, чтобы вколоть всё необходимое для профилактики инфаркта и инсульта.

В основном зеваки реагировали спокойно и даже одобрительно: «Давно пора было». За последние годы издали массовыми тиражами столько литературы о красном терроре, который устроил Ленин, что люди воспринимали этого человека примерно так же, как раньше воспринимали Гитлера. Это те, которые читали, а тем, которые не читали, было просто всё равно.

Потом за одну неделю по всей России переименовали все населенные пункты и улицы, носившие имена революционеров. Это отдали на откуп местному самоуправлению, которое не подкачало, всё сделав быстро и тщательно. Лишь изредка встречались небольшие шероховатости. Где-то оставили улицу Клары Цеткин просто потому что не знали, кто она такая. Где-то потонули в полемике, придумывая названия для улиц, которых до революции не было, и пропустили срок. Волокитчиков наказывать не стали, рекомендовав им назвать улицы производными от названий тех деревень, которые когда-то были на их месте. После чего появилась, например, улица Поповская, что звучало неуважительно по отношению к духовенству, так что тут же раздались предложения переименовать Поповскую в Священскую или даже Духовную. Стало возможным встретить улицу Митюковскую, которую народ тут же прозвал Матюговской. А главную улицу в том микрорайоне, который народная молва давно уже окрестила «Простоквашино», официально назвали Простоквашинской. Люди много смеялись над произведениями мелкочиновного творчества, это было даже хорошо, потому что снижало накал страстей.

Хотя поступали с мест вопросы и нешуточные. Как быть с увековеченной памятью героев Великой Отечественной? Как к ним относиться? Как к героям, достойным благодарной памяти, или как к большевикам, достойным вечного проклятия? Если речь шла о героическом летчике, то он всё равно ведь герой, даже если и коммунист. За такую память на местах держались, и Ставров этому не препятствовал. А вот как быть со сталинскими маршалами? Они ведь почти все были так же и «героями» гражданской войны, а имена таковых с карты добросовестно повычеркивали. Как быть, например, с тем же Жуковым? Для Ставрова Жуков был одним из палачей русского народа, не столько полководцем, сколько мясником, но люди явно не готовы были это услышать, и Ставров оставил этот вопрос на усмотрение местных властей. А вот с маршалом Коневым были связаны дополнительные подробности. Дело в том, что Конев начинал свою карьеру в карательном отряде, рубившем саблями крестьян, которые не хотели отдавать всё зерно, то есть попросту не хотели умирать с голода. Ставров на эту тему высказался очень жёстко: «Хотите считать Конева освободителем Восточной Европы? Хорошо. Тогда продолжайте жить на улице Конева. А для меня Конев – палач русского крестьянства. Для меня этого достаточно, чтобы иметь определенное к нему отношение. Хотя его «подвиги» в Восточной Европе тоже не плохо бы расследовать. Я просто диву даюсь, как у нас большевистские палачи в Великую Отечественную вдруг все разом превратились в освободителей, достойных благодарной памяти. Решайте сами, одним словом». В условиях диктатуры это «личное мнение», конечно, прозвучало, как приказ.

С памятью о Великой Отечественной вообще было очень трудно. В предыдущее правление четверть века лютовало по всей стране самое настоящее победобесие. Историческая правда вообще ни кого не интересовала, её спокойный поиск подменили истеричным псевдопатриотизмом. А тех, кто пытался думать своей головой, травили за «искажение исторической правды». По всей стране, как грибы после дождя, росли памятники победы с пятиконечными звездами. Ни кто не давал себе труда задуматься над тем, что в этой войне победила Красная армия, незадолго до этого одержавшая победу над русским народом. Победили представители самого ужасного и омерзительного направления за всю историю человечества. Вот их-то и прославляли, как победителей «коричневой чумы», как будто «красная чума» была хоть чем-то лучше. Большевики погубили русских людей куда больше, чем нацисты, но, в отличие от нацистов, они не только не ответили за свои преступления, но их ещё и прославляют, как спасителей.

Рейтинг@Mail.ru