Сергей Николаевич Огольцов
Блог, или Роман на слабо́
Крыс на полу… вены в белках глаз всё бледнее… охранник Дона на подходе со стволом… дзиньк-брязг стекла… подхватываюсь с тротуара… и тут лишь догоняю смысл последних слов умирающего Крыса – «искеп!» кнопка в левом верхнем углу «клавы»… путь исхода, последняя надежда, когда завис в непроссыконе, когда непроходняк и невпротык… кнопка «искеп» или уж та, широкая, чуть придержал и – чёрный монитор, капец, отыгрался фраер…
Поток машин… он мне не может помешать… свист пуль, что вырываются из бороды… плевать! «искеп!»… локомотивом прущая стена навстречу… ИСКЕП!!!
Кромешность тесной темноты, где не видать ни зги наполнена глухим биеньем сердца—ду-дух! ду-дух!—что только что неслось в бегущем теле. Но как возможно это? Не спрашивай, а просто верь. Нет силы и мощи кроме как у Мнемотехники Великой и Всемогущей и Адреналин провозвестник Её.
Блиин! Вот влип! Так тесно тут и ссать охота, и что теперь делать – вспоминать памперсы детства? Но был ли памперс? был ли памперс? когда и сам не знаешь кто ты и имела ли мамочка мани-мани на памперсы, а и была ли мамочка вообще или ты просто подкидыш в лагерь для беженцев?.
Но это неважно, пока что. Сейчас надо понять почему…
никто никогда не поймёт почему, поскольку вопрос «почему?» не имеет ответа, точнее имеет, да только не один, а бесконечность в бесконечной степени, сам знаешь, и причиной чему угодно может проконать что угодно, даже отсутствие ухналя в кузне, так что пожуй бананчик и расслабься, а хочешь яблочком угощу?. глянь сочное какое, смакота! – Ѽ…
Опять за своё?. и когда уже от тебя избавлюсь?. что тебе других ракушек мало?. иди и шипи там по змеиному…
Ты сперва эту открой, потом уж говори «изыди!», склеротик грёбаный… да смотри не затягивай, а то дождёшься услыхать: «гряди, Нябадя!»
Ну почему, почему, почему ни одна машина его не сбила? Просто проскальзывали сквозь него. Или он проскакивал поперёк салона с водителем, а возможно и с пассажирами?.
Почему пули вылетали из его солнечного сплетения с приветственным «фють-фить!», не прожигая бороды, фактически, не разгребая её даже? Ведь так не бывает, правда же?
Тут что-то не то… нет, реально не то… налицо ползучая виртуальность… но кто?. мчащие авто, пули, стена или он?. кто конкретно был виртуален?.
Или же—и это ужасней всего!—что если всем скопом? …ну здрасьте-приехали, снова Матрица поконала, седьмой сезон, постыдился бы у Поляков списывать, Экибастузенко, и ведь мама у тебя такая хорошая, про паровоз поёт… упс!
Что?! проболтался, вражина?!.
Теперь знаю кто я – Иннокентий, Кеша, Кешенька родимый, а не какой-то там забугорный Нябадя!
Лихорадочно заработали мысли мчась всё быстрей, как белка в колесе своей клетки… у меня белка?!
Да погоди ты, не всё сразу, однако конечно раскрутишься…
эгей, залётные! скакуны мои вольные по степи единокровных калмыков!
Хоть немного ещё! Д’ пастаю! Нна край-уу!
И в рокоте ротора игрушки беличьей нарастает и ширится новый ритм, через марианские впадины безнадёги закадычный перепляс надежды бабки лошадок мохноного-чечёточно ужо выкадриливают да с притопом дробным вынаяривают:
Не осталось козырей в колоде игральной,
Их всех разом нынче бьёт туз мой виртуальный…
Ведь это так просто! Зачем он только мучил себя и Епифановну, чуть ли не по напрасну.
Крыс на прощанье подарил ему бесценную наводку, и он воспользовался ею, стихийно и интуитивно, сам ещё не зная, куда она ведёт…
В пылу всплеска эмоций, просто показать, что разгадал смысл бормотанья Крыса, орал он имя одной из 104 кнопок.
Одной, но самой важной для тех, кто рубит в виртуальности. Да той самой кнопки из трёх букв—вверху налево, под кодовым номером 27 (о! сколько смыслов в числе этом для сердца нумеролога слилось! И угадай которая проходит под номером 13? Ну ещё бы! А кто бы сомневался!)
Нябадя (тогда ещё не Иннокентий, тогда ещё невинно безграмотный) не ведая что творит, взывал «Искеп!» и был услышан и свершилось чудо!
Практически, чудо по плечу любому.
Да разве же родиться в этот прекраснейший из миров не чудо?
Не чудо ль выжить в нём хотя бы пятилетку? Дожить до возраста, когда и сам начнёшь вливать лепту в исполнение предначертаний в планах на текущую?
Да, скажем мы не обинуясь, это чудо.
Но!
Лишь чудотворцу только дано не просто совершать одноразовые чудеса, однако повторять их многократно.
Как?
Спросите у рецидивиста совершавшего ходки на Зону за чудеса по одной и той же статье.
Спросите Кеху в беспросветной тьме утробы Епифановны.
Он знает магическое заклинание, что даст ему возможность творить чудо—пусть даже всего одно и тоже—не увеча ни в чём не повинный затылок.
Сейчас он повторит своё личное чудо, замрите и слушайте:
– Искеп!
С сухим щелчком разомкнулся затвор между створок, верхняя медленно двинулась вверх, открывая, ширя щель, через которую вливается ослепительный блеск на бегущих прибрежных волнах бескрайнего синего моря сомкнувшегося там далеко, на самом горизонте, с голубизной небосвода в кокетливых пушинках облачков.
Доносится шум прибоя и стоны чаек над водой.
Да! Он смог.
У него получилось.
Ибо – свершилось оно!
* * *
Бутыль #17 ~ Будни войны ~
Когда генерал-лейтенант Иванян прибыл в Карабах источники умалчивают, отделываются скупо увальчивыми признаниями, что событие произошло в 1992.
Преподаватель военного училища в Санкт-Петербурге, в возрасте 72 лет, оставил жену, работу и город на Неве, чтобы прилететь в Карабах, настолько он переживал за родину, потому что родился в Тбилиси, как и Саят-Нова, великий мастер любовной лирики (1712 – 1795), Михаил Лорис-Меликов (1824 – 1888) – министр внутренних дел в Российской Империи, кинорежиссёр Голливуда Рубен Мамулян (1897 – 1987), Советский композитор Арам Хачатурян (1903 – 1978) и многие другие не менее достойные Армяне.
Но про то, когда конкретно он прибыл в Карабах, Гугл ни гугу, а жаль, лично мне интересно.
Мне нравится его фото на фоне Армянского министра обороны и пары местных генерал-лейтенантов озадаченно чешущих свои фуражки.
Он там раскрепощённый такой, в одной маечке без знаков различия званий и без головного убора.
Мой личный интерес подогрет неясностью – он прибыл до, или после взятия Шуши?
Подозреваю, что до, но попробуй докажи без поддержки Гугла, а беспокоить его родственников, подымать архивы мне лениво и боязно – зачем накликать предвзятое о себе мнение в соответствующих органах и учреждениях?
Они ж на подобную любознательность и бумерангом могут, в виде реакции, непредвиденно по темечку еба*нуть, оно мне нада?
Каррочи, я – за до, а теперь изложу косвенные доказательства.
Покуда федаины воевали для защиты Армянских населённых пунктов, в тылах (в Степанакерте), даже в условиях блокады и обстрелов, велось создание элитарно-политической надстройки под именем Комитет Самообороны, в результате чего федаинские отряды автоматически становились Силами Самообороны Нагорного Карабаха, хотя им это всё было похуй да и некогда из-за постоянных проблем – на какую-то деревню Турки напирают (в Карабахе так и не научились Азербайджанцев называть Азербайджанцами), из другой угнали колхозное стадо коров, но неясно с чьей помощью и/или с чьего разрешения и т. д. и т. п.
И если с подобной разношерстицей взять деревню Ходжалу ещё как-то мыслимо (тем более три БТР пулемётами поддерживают), то замахнуться на целый город, да на господствующих высотах силами вчерашних автослесарей и парикмахеров под руководством кабинетных Комитетчиков уже вопрос иного уровня.
Да, присутствовал военспец с боевой кликухой Командос, майор из Еревана, который помимо Чехословакии (1968) ещё и Афган прошёл (не всю десятку 1979 – 1989, но всё-таки), однако (это между нами) даже и майору брать города не по зубам.
Так что накануне штурма Шуши функция его заключалась в посещении деревень Аскеранского района (Степанакерт, кстати, своего района не имеет, а входит в вышеупомянутый), где мужики устраивали Командосу радостный приём и где он говорил им, что всё будет хорошо и совместно с присутствующими в деревенском доме торжеств пил тутовку под тосты за победу.
Нет, только человек с генеральским прошлым мог бою за Шушу дать кодовое наименование «Операция Свадьба в Горах».
Меня на ту свадьбу не позвали и пришлось наблюдать её со стороны, из Степанакерта, где на главной площади разместилась 1 (одна) установка Град и с интервалом в полчаса посылала по одной ракете в сторону Шуши.
Могу засвидетельствовать, что стартовый грохот при запуске такой же отвратный, как и на финише.
С интервалом в час-полтора к зданию бывшего Обкома КПСС, в подвал которого перекочевала облбольница (сколько от неё влезло), прибывал очередной грузовик КАМАЗ с грузом раненых в кузове.
Громко крича, к нему бросалась толпа родственников тех, кто ушёл из дому на штурм Шуши.
Тяжёлых и бессознательных заносили в Обком на носилках, лёгкие, но тоже забинтованные, шли сами, на ходу отвечая своим знакомым и родственникам в толпе про тех, кого они видели, там наверху, из их общих знакомых и родственников.
Некоторые ответы становились причиной стенаний и плачей, которые обычно заводят на кладбищах.
Наверху, цепи защитного цвета бежали в атаку при поддержке двух танков (как они вообще туда поднялись? однако смогли) в том числе и Украинец Мыкола, который прибыл днём раньше, чтобы поднять свой политический рейтинг в движении «Рух» на Украине.
Такова была общепринятая практика в те дни, представители буйно расплодившихся партийных организаций и объединений из различных регионов бывшего, недавно лопнувшего СССР прилетали на денёк в Степанакерт, сфоткаться на фоне развалин и вернувшись домой козырять зачётным баллом типа «я побывал там откуда пошёл развал Советского режима!»
Эти политические деятели такие однотипные, сам знаешь.
Однако Мыкола, несмотря на политические соображения, был ещё и романтиком, попросил автомат, ему и дали, а когда до окраины Шуши оставалось всего ничего, поймал очередь в живот, длинную.
Ну ещё бы, бежит двухметроворостый гигант среди мелких на его фоне сварщиков и плотников, тут любому покажется, что именно он решающий фактор боя.
Когда грузили на вертолёт, ещё живой был, но только до Еревана.
Ещё через неделю в ПЦ ВС НКР другой Украинец случайно зашёл, который в противовоздушной на зенитке «Шилка» работал, поговорил со мной за жизнь, на нерегулярность зарплаты жаловался.
Так он из Мыколы уже успел легенду сотворить, про его героически былинные качества, а уж как заговорит бывало – вообще заслушаешься, словно реченька течёт, «Кобзар» в чистом виде.
Я не стал ему хвастаться тем получасом личного общения с Мыколой, который предпочитал говорить на Русском и (что особенно подкупало) с таким же косноязычием как и у меня, хотя после второго стакана оно типа попускает и даже тянет выдать что-то ну… этта… как бы вот ну… тост да…
Федаин Валё в штурме Шуши не участвовал. Его отряд тремя часами ранее пошёл в атаку на деревню Кюсаляр восточнее Степанакерта, давно там обустроенной артиллерийской батареей.
Элементарный приём из учебника стратегии – посланные на подмогу силы из Шуши несколько раз натыкались на заградительный огонь одиночных пулемётов и, не достигнув Кюсаляр повернули обратно, где уже шёл бой за взятие Шуши и не успели ни туда, ни туда. Деревня Кюсалар была взята, а следом и город Шуши тоже.
Резни гражданского населения при взятии не случилось, потому что с другого конца из города шоссе выходит на Лачин, а из него дорога (но уже без асфальта) на Кяльбаджяр, а оттуда уж и до Гянджи.
А опыт первой войны за независимость многократно доказывал, что наличие пути к отступлению в разы облегчает задачу атакующих, что и случилось часам к 5-ти 8-го мая. Федаины заняли город.
Под вечер дня в занятую федаинами Кюсаляр приехал «козёл» и командир Карен в его шикарно белых ботусах отозвал Валё в сторонку, тот сразу понял, что это не к добру.
И не ошибся. Его старший брат Владик, механик-водитель одного из двух штурмовых танков, когда тому перебили гусеницу, вылез через нижний люк под днище машины, где и поймал пулемётную пулю в подбородок.
Ввышла она через сонную артерию.
Вокруг шёл бой, в ходе которого брат Валё скончался под танком…
Одна трагическая гибель состоялось даже после боя, когда журналист местного телевидения, Борик, поднялся в Шушу на своей «ниве» для сбора фактического материала и там, в пустых извилистых улочках ходил пешком, пока не напоролся на двух Азербайджанцев.
Они то ли не знали, что Шуша захвачена, то ли по дороге вспомнили, что что-то нужное забыли дома и решили по быстрому сгонять, пешком.
Один мужик в годах, второй лет двадцати, с автоматом. Когда он оружие поднял, Борик оказался шустрее, у него тоже Калашников был. Но пожилого не зацепил.
На стрельбу прибежали федаины и забрали второго себе. Тогда торговля людьми шла полным ходом, пойманных заложников обменивали на деньги или же на заложников своей национальности, по всякому.
Основного купца с Азербайджанкой стороны звали Фантомас, он даже частную тюрьму завёл, а от Армян товарообменом заведовал какой-то бывший КГБист, кличка и звание мне неизвестны, а может и забыл уже.
Дневников на войне я не вёл, кроме зимы 92-го, да и тот на Английском, чтобы держать свою болтливость в узде посредством не совсем родного языка, есть за мной такая слабость – трудно прерывать свою писанину, завёлся и – вперёд без точек. Должно быть в отместку своему устному косноязычию, когда чуть не каждое слово приходится рожать через фонетические спазмы, как у того Мыколы, что под Шушой полёг, однако та тетрадка кончилась задолго до штурма и больше я не начинал.
Рассказ дантиста Ашота (в годы войны начальника полевого медсанбата)
«Пришлось освоить хирургию, но и зубоврачебный набор тоже при себе держал, рука к тем инструментам больше привыкла.
По раненым трудно понять. Привезут двоих, у одного царапина, второй в полном хырхыроц («агония» на Карабахском). Вечером спрашиваешь: как тот с поверхностным? Умер. А второй? Встал, пошёл на ужин, позвать?
Один раз Азербайджанца привезли молодого. Посмотри, а? А что смотреть – без сознания, а из черепа осколок железа торчит.
Очень тебя прошу, посмотри, да.
Ну на стол его. Осколок засел крепко, пришлось тащить щипцами для моляров нижней челюсти. Рану почистил, зашил, бандаж наложили и – выжил.
Но видно какая-то извилина пострадала, часто орать начинал «вы Армяне сволочи! это Турецкая земля!» Санитары не могли его утихомирить, меня звали. Меня он боялся. Скажу «Ара! Хорошо себя держи!» – «Доктор! Доктор! Всё нормально!»
Потом его на наших заложников обменяли, на двух – у него родители богатые.
Когда его повезли, мне говорят: «Ты тоже поедь, а? вдруг по дороге умирать захочет, а ты доктор».
Меняли между Аскераном и Агдамом, с той стороны Уазик скорой стоит и мы на таком же. Посередине пешком сходились, я с ним, а с той стороны его родители и двое наших.
Наши еле шли, у одного грудь сухим льдом сожжёная, а второй, как шар, еле ноги переставляет, его сырым клевером обкормили, пастухи знают как от клевера овец пучит.
А мой вообще не идёт, стоит на тех мужиков смотри.
Мать кричит «сынок! сынок!», а он кричит «не пойду! мы Азербайжданцы не люди! мы звери!», убегать начал.
Остановили его возле нашего Уазика, привели. Говорю «Ара! Смотри мне!» – «Хорошо, доктор, хорошо!»
Пошёл к родителям, те обнимают, плачут. Разъехались.
Потом на базаре ко мне мужик подошёл «не узнаёшь доктор? я тот клевером обкормленный»ю
Ну уже на человека похож. А про того паренька не знаю живой или нет».
* * *
Через день из Степанакерта в Шушу поднялась толпа мародёров из гражданских лиц, а что не могли пограбить – поджигали.
Идиотизм ведь – у самих дома разбомблены, а тут целёхонький город, так нет, сожгли. Несдержанность эмоций нищеты, когда грабят другую нищету.
На обратном пути толпу сель прихватил, так называется ливень в крупных метеорологических масштабах, врагу не пожелаешь под такой попасть.
Но одной старухе-мародёрке повезло, она награбила себе таз для стирки, ну так голову накрыла перевёрнутым тазом так и тёпала дальше домой под этим эмалированным зонтом по разбитой шоссейке.
Когда через неделю я Борика увидел, то не узнал – стали волосы смертельной белизны, а вскоре он вообще регион покинул.
Внутри шушинского Храма Спасителя обнаружился большой запас ракет ГРАД, склад, фактически, из тех соображений, что Армяне по своему храму бить не станут.
Сутки спустя после штурма, самолёт прилетал разбомбить, чтоб врагу не достался такой запас амуниции, но промахнулся, а потом уж смысла не стало, так как амуницию вывезли.
А налетал тот самолёт с таким опозданием потому, что в Баку долго не могли поверить будто Шуша взята – цитадель же на неприступных утёсах стоит и туда столько артиллерии завезли и живой силы нагнали.
Мать погибшего Владика и уцелевшего Валё сказала ему пригнать корову из Кюсаляр, потому что у её дочери, сестры двух братьев, живого и мёртвого, пропало молоко и нечем стало кормить её младенца в ситуации, когда давно не стало ни детской больницы, ни «молочной кухни» для новорожденных…
Другим следствием успешного завершения «Свадьбы в горах» стало прощание с майором-афганцем в результате проведённого с ним собеседования командиром одного из отрядов самообороны по кличке Ижо.
Эта кличка ему со школы досталась из-за учительницы Русского языка. Она после диктанта при всём классе ему выговор делала, что в слове «ещё» все три буквы не такие вовсе, как у него написаны, хохотала сука при всех и его вариант зачитывала.
Каррочи, он обиделся и после восьмого завязал со школой, но кличка так и не отстала.
Ну блатовал от нехрен делать, потом мойщиком автомашин пристроился и женился, а чем ещё в такой глуши заняться?
Но когда началось Движение, митинги на площади, то глушь уже и в телевизоре показывать стали, потом Сумгаит, «Операция „Кольцо“», оружие появилось.
Кому как не блатарям брать дело под свой контроль? Сколотил отряд из таких же реальных пацанов, отряд хоть и не настолько боевой, как у Осколка в деревне Хндзристан, но и не из последних.
Когда Ижо посетил Командоса и без дипломатии сказал: «сиктырь отсюда!», майор перечить не осмелился, потому что хотя в Афгане он пороху не нюхал—ну не сложилось, он там большим военным складом заведовал, отчёты составлял—но всё-таки усвоил, что против запчастей войны лучше не пурхать – целее будешь.
Тихо-молча собрался и отбыл в Ереван. И это оказалось мудрым решением: дожил до пенсии, чин генерал-майора получил и правительственные награды его регулярно не обходили, для жителей Армении так и остался легендарным Командосом, освободителем Шуши с минимальными потерями…
Правда, большинство официальных источников назло мне перенесли штурм и взятие Шуши на 9 мая, но это случилось позднее из политических соображений для синхронизации освобождения Шуши со всенародным Праздником Победы у Старшего Брата.
Но я на них не в обиде – каждый делает своё дело на своём месте и расписывается в платёжной ведомости своей конторы.
В сентябре, Силы Самообороны Нагорного Карабаха были реорганизованы (читай переименованы) в Армию Самообороны, командующим которой стал Ижо, хотя мудрые люди уже начали воздерживаться от употребления этой клички и даже в приватно-частных беседах называли его по должности «Камандушчи», потому что в Армянском языке, при всём обилии его фонетического строя (некоторые из 36-ти звуков я до сих пор не научился выговаривать) нету буквы «щ» и устраивать диктанты с нею – педагогический садизм.
Генерал-лейтенант остался в тени, на роли советника (вот не зря он мне понравился на той фотографии!), объяснял генштабистам Армии, что такое логистика и тому подобное.
Впоследствии для него в Степанакерте был построен дом, в котором он не жил, из белого кубика, а Ходжалу, которой он не брал, назвали его именем – Иванян.
А что потом? Ну кому интересно – Гугл тебе в руки…
* * *
Бутыль #18 ~Элегия ~
Он понимал, что это всё не насовсем. Уже понимал.
А поначалу это был просто восторг, с которым он ширял над необозримо разлившимся самодовольством.
Так и подмывало исполнить партию литавров из 8-й симфонии Малера «дум! ту-дум! ту-ду-дум!.» собственными кулаками вместо сдвоенных, чуть асинхронных палочек в конце первой части, с переходом на ритмы барабанной поп перкусии Бразильских карнавалов, по своей гордо выпяченной грудной клетке – «йа-чяха-йа-чяха-йа!». Ха! Он сделал это!
Мало-помалу шипучая пенистость эмоций улеглась, но всё равно ту чёрно-жёлто-клетчатую куртку он не пустил на хозяйственные нужды, которых на Необитаемом всегда хватает, когда шторма тянут резину с доставкой очередного галеона или капера.
Он даже растянул её на одной из корявых стен хижины собственного производства, не в смысле персидского ковра, а скорее как трофейную шкуру с животного подвернувшегося на сафари в чужедальней стороне.
Ну типа от клетчатого бизона или же (заветная мечта любого человека с ружьём) содрано с карманчатого рейзорбека.
А потом эта деталь интерьера начала его раздражать, и до того уж намозолила, что в конце концов пришлось раздеть стену обратно, хотя в сезон дождей из неё дуло.
Куртка пошла по вторым рукам, как водится в бедняцких семьях—от старшего младшенькому—распялилась на распростёртых объятиях пугала внутри ограды из камней уложенных в кладке насухо вокруг плантации конопли, которую трудолюбиво возвёл кто-то из предыдущих Островитян. Возможно даже сам Робинзон Крузо.
А и даже наверняка его рук дело, потому что он коз держал, а те пасутся где попало и привлекают внимание остальных представителей местной фауны к антизаконной флоре.
Да точно! Эта Великая Китайская Стена – его творение.
Бедный, бедный Робинзон! И как тебя угораздило дойти до жизни такой!
Кстати, зря он старался, зря изливался по́том на сушняк неподъёмных камней, ведь в отсутствие понимающего селекционера—после его депортации при невыясненных обстоятельствах (концовка шедеврального романа Дефо является фальсификацией более позднего периода со стороны реакционного правительства из-за роста пофигизма среди подрастающих поколений)—травка превратилась в обыкновенную траву, в «дикушку» попросту говоря, с настолько низким содержанием дельта-9-тетрагидроканнабинола (он же ТГК), что потребуется такое же количество столетий, минувших со дня насильственного перемещения бедного Робинзона отсюда, для доведения растения до мало-мальски обнадёживающей кондиции.
Своевременная выбраковка и калибровка способны творить чудеса, сам знаешь.
Ну а его, попавшего на Остров по прохождении Двух Уровней, не в меньшей степени удручало отсутствие коз.
Их тоже депортировали?!. Или, не вынеся разлуки с милым, милым Робинзоном, они по очереди, а возможно всей стосковавшейся группой, метнулись со скалы в ту бухту, куда впоследствии выбросился крушимый бурею корабль с грузом бутылок для его почтовых отправлений через БОПС?
Как бы то ни было, но он на Острове один, если не считать пугала за оградой, с которым иногда, по вечерам, он останавливался перекинуться словечком-другим про житьё-бытьё, но пугало тоже не знало в каком они конкретно тропике: Рака или Козерога?
Да, именно пугалу он подарил трофейную куртку, несмотря на его низкий образовательный уровень, и с привычной грустью взглянул при этом на манящие очертания листьев бесполезно прекрасной конопли.
Ярка неспособная дать облегчение участи рассеянных склеротиков своим комолым севооборотом.
Его выручала привычность к жизни в мире подделок, силиконовой анатомии, фальшивых улыбок, нейлоновых чувств…
Пугало согласно подкивывало, в карманах обесцвеченной экваториальным солнцем куртки пара колибрей вили гнёздышко для будущих колибрят…
Но парочку трудолюбивых крохотных пичужек экстрадировала залётная шара наглых воробьёв.
Откуда они вообще тут взялись? Воробей не перелётная птица, спроси любого орнитолога.
– Ах, – соглашалось пугало устало, – в наши дни эти беженцы пролезут куда и в жизни не подумало бы в обход иммиграционных служб…
Естественно, он поначалу весьма собой гордился, но чувство сгладилось, как и остальные чувства обернувшиеся в пустой бесплодный автоматизм.
Он любил этот Остров.
Он помнит с какой взволнованной внимательностью исследовал на первых порах незнакомые складки местности, таинственный мир тропического леса, что начинался от порога его хижины.
Помнит как первый раз восходил по прибрежной гряде к молчаливому кратеру вулкана, не зная пути, наобум, ой ли, получится ли?
А то!
С базальтовой вершины увидал он всю бесконечную ширь океана и остров тоже весь, который смахивал на зелёную ящерицу в мягкой опушке из вершин деревьев далеко под его ногами, и белую полосу беззвучного прибоя и даже различил очертания бухты на северной оконечности.
Теперь, после того, о чём он избегал даже подумать, к нему не возвращалось ощущение прежнего подъёма. Он проверял. Специально обошёл остров самыми любимыми из своих маршрутов. Те оказались слишком коротки, обыденны, знакомы.
Он знал заранее что будет за чем и даже на самой вершине подумал – уже было.
Да пусть бы лучше уж людоеды наведались, ну хоть какое-то разнообразие.
Впрочем нет, не надо людоедов, пистоль где-то запропастился…
На обратном пути через гущу джунглей, в чьих зарослях уже не трепетала незримая вибрация неведомого, клещеклювый пёстрый попугай вспорхнул на ветку у него над головой и заорал:
– Кешка дуррак! Кешка дуррак!
Случись такое прежде, он выхватил бы уже податливую петлю своей пращи из прочной змеиной кожи лоханского Ботропса и у него на ужин был бы попугайный суп. А теперь?
– Без тебя знаю, – вяло отреагировал он.
Почему-то он избегал приходить на пляж, где молча, в манере «а я ващще тут не при делах», вылёживался остов Епифановны, что типа отошла порезвиться в набегающих волнах и вот-вот будет обратно.
Что не пускало его? Во всяком случае не тот аспидно-чёрный огрызок пальмы трахнутой громовым разрядом молнии в день достопамятного столпотворения. Отнюдь нет.
Жалко, конечно, но на любой Cocos nucifera его дендрофилия резко обрывалась.
Срабатывала его аллергия на вторичную эндосперму её орехов идущую на отжим в кокосовое масло и напалм.
Сколько вырублено джунглей под плантации кокосовых пальм!
Сколько орангутангов отстреляно в погоне за хищнической наживой!
Я не стану есть масло замешанное на твоей крови, дружище Юм!
Примат примату – друг, товарищ и брат!
Но бесчестные до аморальности дельцы принялись добавлять это масло во что попало, куда и не подумал бы. Даже в мороженое! Вот и пришлось обзавестись аллергией.
Нет, пальма не повинна, что её эндоспермой с гадким маргариновым привкусом лохотронят всеядного потребителя (да не вопрос! под раскрутную рекламу и непонятные заклинания шаманов медицинских наук схавают что угодно).
Не виноватая она в гибели несчётных жизней тропического леса принесённых в жертву квадратно-гнездовой монотонности плантаций по производству её стружки.
И не её вина, что для не помнящих родства двуногих только мёртвый орангутанг – хороший орангутанг.
Не пальма не даёт ему ступить на знакомую тропку к пляжу с белой раковиной и чёрным обугленным столбом.
Нет, его не пускает знание (да, он знает и все его экскурсии по достопримечательностям Острова, его беседы с пугалом—мамой клянусь, он даже не раскумаривался, да и нечем же, блин!—и весь этот его сомнамбулизм на автопилоте всего лишь доказательство, что знает), что рано или поздно, но он таки пойдёт этим путём.
Пойдёт ли?
Да. Он знает это, но тянет и даже пугалу ничего не говорит, им и вдвоём не разобраться зачем ему такое, ему прошедшему два непроходимых Уровня и заплатившему за это амнезией. (Лишь имя вспомнилось и – только. Что в имени – оно лишь звук пустой.)
Зачем ему туда, где он никто (однако и не Нябадя уж боле!).
Туда, где потерял он, ну не то чтоб друга, а скажем, например…
Да! Друга! Старого глупого Крыса, который и сам не знал, о чём трандит и тащился от самим собой натараторенной белиберды…
Нет Крыса, Крыса нет…
Но остаётся Майа. Она удержалась, хоть и непонятно в каком из полушарий, однако при его амнезии бояться, так и так, ему больше нечего и—если уж совсем начистоту—удерживает его просто страх.
Или два страха?
Во-первых, допустим он променяет Остров на Майу, но вдруг и она превратится в Остров?
В один из надоедных островов, где трепет первопроходных открытий сменяется заранешней скукой…
Вдруг его ждёт неотвратимая утрата нежнозвучной мелодии скрипки, с её по-девичьи наивной талией, сменяемой зудяще-тягучим соло виолончели, что превращается в почти необъятный (чем дальше, тем больше) контрабас с регулярным думканьем по мозгам?
Или вдруг если…
Стоп! Всё равно, даже эти виртуальные «вдруги» не смогут стать ему преградой, пока и если не станут реальностью…
И страх номер два – он не знает согласится ли Епифановна и как она вообще заводится?
– Интуитивно, хлопец! Интуитивно! А на худой конец – методом тыка.
Он чуть поёлзал втираясь в тесное пространство, эхнул и, предстартово отметая уже бесполезные, в необратимости момента, сомнения, бесповоротно произнёс:
– Ну чё уж там. Давай, Епифановна. Па-йее-ха-ли!
Верхняя створка со скрипом двинулась вниз…
* * *
Бутыль #19 ~ 92-й: В борьбе и тревоге ~
Абульфаз Гадиргулу оглы вообще-то был Алиев, но если ты диссидент, твоё призвание обязывает выделяться из окружающих, а вокруг Алиевых – пруд пруди (даже у меня в стройбате отделением командовал ефрейтор Алик Алиев).
Да хотя бы тот же Зам Председателя КГБ АзССР, он же Первый Секретарь ЦК КПСС Азербайджана, Гейдар Алиев и все его родственники на каждом любом руководящем посту – все Алиевы тоже.
В 70-е Абульфаз много и пылко высказывался про Ленина и СССР, позволяя себе очерняющие оттенки интонации, за что и получил 1 (один!) год тюрьмы.
В СССР за подобные разговорчики меньше 10 лет не давали, но у него был однофамилец Гейдар.
Так что Абульфаз через двенадцать месяцев восстановился на должности младшего научного сотрудника и стал единственным диссидентом на весь Азербайджан, а после развала Советского Союза сменил фамилию на звучно-турецкую «Эльчибей» и возглавил силы оппозиции – Народный Фронт.
Взятие Шуши 8 мая 1992 глубоко возмутило Народный Фронт.
Утром 15 мая они выдвинули ультиматум президенту Муталибову – до 3 часов дня сделать сиктырь с занимаемой должности.
Не получив ответ к назначенному сроку, немного постреляли вокруг Верховного Совета, потом зашли и в президентский дворец, но Муталибова там не оказалось, он уже добровольно бежал из страны, за что его поныне хвалят как президента, который сложил полномочия без кровопролитий.
И, кстати, хороший пример для подражания, но разве ж им дойдёт?
