Сергей Николаевич Огольцов
Блог, или Роман на слабо́
Впрочем, не исключаю, что в данном случае действовала схема два-в-одном: сопрячь освобождение площади под строительство с увеличением поголовья.
Ну а с работой в АрГУ, где я уже дорос до старшего преподавателя, ещё смешнее получилось и утром, выходя переписать расписание предстоящего учебного года, я ещё не знал, что её потеряю.
Прихожу на кафедру, сказал всем вежливое "здрасьте", взглянул на ватмановский лист, где расписание, пока что, карандашиком, и понял – всё. Кранты. Больше не-мо-гу. Добрёл до отдела кадров и написал заявление на расчёт.
Однако это заявление никоим образом не связано с коллективным подсознательным как в случае затмения Севака.
Какая нахер психология, если у меня просто-напросто бензин кончился. Насухо.
Потом, конечно, мне ставилось на вид, что в подобных случаях следует заготовить место дальнейшего продолжения карьеры, как дирижёр Малер делал – контракт на стороне подпишет, втихомолку, и – пошёл высказывать своему руководству (которое ещё ни о чём ни сном ни духом) всё, что про них думает, благодаря чему скоропостижно освобождается от исполнения текущих обязанностей.
Но я хоть и без музыкального образования, однако сразу же нашёл где мягко приземлиться – торговая база «Мираж». И от дому недалеко, и обязанности несложные: поднял, донёс, положил или поставил, или швырнул, смотря что тащил перед этим: арматуру, цемент в мешках или доски, которыми торговала означенная база строительных материалов.
Коллектив грузчиков со мной сдружился, а когда на базу заглядывали лица осведомлённые о моих былых заслугах и регалиях (база к тому же приторговывала коврами, люстрами, посудой), то выражением своих лиц они подчёркивали полную со мной незнакомость (в большинстве своём), а у редких исключений как-то не находилось тем для общения с амбалом-грузчиком.
Всё это находило во мне сочувственное понимание, поскольку не стремлюсь переступать сословные рамки, когда вижу сколько души вложил человек в их возведение. И я готов ещё на пару метров отойти от его/её изгороди, лишь бы не открывали форточку из своего "личного пространства" в мою сторону…
Через три месяца мой старший свояк, Валерик, позвал меня на должность завскладом комбината по выпуску молочной продукции, где он трудился главным инженером, потому что я уже тоже типа как бы стал членом семейного клана, хотя некоторые Армянские звуки всё как-то не удаётся выговорить…
Федаин Валё к тому времени перестал уже быть федаином и стал Валерой, а плюс к тому прекрасно освоил Русский язык со спотыкливой оттяжкой присущей общению оренбургских мужиков.
Причиной лингво-достижений стал его переезд в Оренбургскую область не на одно десятилетие (впоследствии в той же области осели и семьи его двух сестёр).
Там он женился (жена просто красавица, но на 10 см выше него, так что по ходу фотографирования на бракосочетании ей приходилось стоять на полусогнутых под длинным белым пышным платьем), у них родилась дочь.
Пробовал себя в бизнесе (торговля джинсами и стройматериалом), но стал частным подрядчиком-строителем в своём единственном лице. Основная специализация – потолки из гипсо-картона, хотя и перегородки у него безукоризненны о чём свидетельствует сайт с картинками его работ.
При исполнении заказов на ремонт, реконструкцию и т. п., ему приходится находить себе подсобника.
Однажды он делал потолки армейскому прапорщику, татарской национальности.
При исполнении оговоренных работ подсобником был Азербайджанец и с ним Валере легко работалось – они общались на языке, с которого оба начинали в детстве…
Ох и нелегко давались мне ежемесячные отчёты в бухгалтерию! Предприятие переживало динамичный период: реконструкция разрушенных войною мощностей, выливавшаяся в демонтаж и увоз в Армению многих из его недобитых материальных ценностей с одной стороны, на фоне восстановительного ремонта пары цехов силами строительных бригад разного профиля, как местных так и Армянских, и наладка выпуска продуктов на базе местного сырья и упаковочного материала из Еревана, с другой.
Суммы вертелись настолько многомиллионные, что порой голова шла кругом, особенно из-за снабженца Айка, который ежедневно привозил из магазинов города массу инструментов, запчастей и материалов, но забывал говорить мне кому и что раздал, а потом счета из тех же магазинов не совпадали с моими записями составленными с его слов.
Три года вот таких мытарств. Не будь компьютера, меня давно бы уж посадили за хищения в крупных размерах.
Нет, сесть мне не пришлось благодаря пониманию со стороны руководства молзавода (который многие, по старинке, продолжали называть «молочный комбинат» даже когда он был продан престарелому представителю Калифорнийской Диаспоры и тот целый год пытался тут что-то ввести и улучшить).
А что ещё можно ждать от Американцев? Ему понадобился целый год пока осознал безнадёжность своей затеи посреди мировоззрений и привычек укоренённых семью десятками лет Советского волюнтаризма помноженного на тонкости Востока.
Махнул патриот из Диаспоры рукой на всё это дело, перепродал бизнес обратно государству и полетел восвояси в Глендэйл, штат Калифорния.
И тут уже государство затеяло текущую реконструкцию – сделать завод из комбината, невзирая на хроническую убыточность производства и нежелание сельчан сдавать надоенную от коров продукцию по слишком мизерным расценкам.
Именно в таких тяжелейших условиях руководство завода (как недавно уже говорилось) пошло мне навстречу и проявило понимание, что компьютер – самый нужный аттрибут складского хозяйства и я с восторгом перенёс один ПК со второго этажа заводоуправления на склад.
Моя благодарность вылилась в объединение оставшихся в заводоуправлении компьютеров в единую локальную сеть с выходом через интернет на смежные бухгалтерии в Армении, в чём мне оказывали посильную помощь монтёры из интернет-провайдерной компании Арминко.
И всё бы было хорошо, но на пост директора означенного госпредприятия пригласили специалиста из молочной отрасли Армении, в надежде что он одолеет убыточность.
Такую иллюзию вселяла его деловая хватка по разведению страусов на приватизированной под Ереваном ферме и постоянная нацеленность на результат (ты и в два дня не съешь яичницу из одного страусиного яйца, а на третий сам откажешься продолжать эту безнадёжную попытку).
Бухгалтерши уже не знали в куда ещё воткнуть перья страусов привозимые честолюбивым гигантоманом из пока что ещё личного хозяйства…
Да уже велись переговоры о субсидированной передаче страусов в Академию Наук Армении, где срочно создавался НИИ по скрещиванию нелетающих великанов с весьма плодовитыми перепёлками.
Тоже из частных ферм.
К сожалению все позитивные черты директора Хачика накрывались всего одним досадным недостатком и этой ложкой, так сказать, дёгтя служила его непредсказуемая невменяемость.
Данная кондрашка хватала его несколько раз на дню, он начинал задыхаться и одновременно орать.
Жуткое зрелище человека на грани апоплексии, но по-моему он от этого ещё и кайф ловил…
При моей закоренело целенаправленной склонности к защите прав хомо сапиенсов, мне не пристало осуждать неотъемлемость на кайф по персональным предпочтениям, включая даже и самоистязательный мазохизм – балдёж от самоудушения.
Ну да, скажу я, раз тебе это нравится – полный вперёд, при условии, что твой партнёр не против!
Однако Хачик эти интимности своей натуры внедрял на уровне производства, не спрашивая сотрудников нравятся ли им его хрипы.
А за пределами припадков вполне нормальный был. С виду…
Прораб строительства пункта по приёму молока в деревне Тандзут явился с жалобой на недопоставку ему двух тонн цемента.
Внутреннее расследование показало, что снабженца Айка в день отправки цемента подпоили в магазине стройматериалов и отправили цемент прорабу без подсчёта количества мешков. Картина прояснилась, но сука прораб пошёл и пожаловался Хачику.
Директор созвал в свой кабинет всех причастных, продемонстрировал два припадка кряду и провопил мне писать заявление на расчёт.
Затем он вызвал электрика и назначил его системным администратором (связь бухгалтерии с поставщиками фольги и прочей упаковки шла через Интернет) на том основании, что «и тут провода, и там провода – разберёшься».
Электрик Лёва пришёл на склад, где я уже собирал манатки и слёзно умолял объяснить хотя бы коротко что там в куда.
И тут, уже как гик со стажем непоправимо изнурённый тупостью чайников, я послал его читать факин мануалы (RTFM!), потому что на большее не оставалось времени…
Вопрос дальнейшего трудоустройства несколько затянулся, Сатэник считала зазорным, если её муж станет ходить на Кольцевую в толпу бомжей-амбалов в ожидании найма на срочные погрузо-разгрузочные работы по договорной цене.
Так я стал завсегдатаем Арминко. Это не та Арминко, что в Ереване, а филиал её в Степанакерте.
Шеф филиала, Сэм (тот самый кого когда-то я ошеломил вопиюще безграмотным вопросом из начатков информатики) имел неосторожность не сказать мне сразу «нет», наверное сказался фактор моей работы, в предыдущем тысячелетии, с его родителями в редакции газеты «Советский Карабах».
В 9.00 я тупо приходил к ещё пока запертой двери Арминко (зная, что пока что будет ещё запертой), а когда ту отпирали, заходил внутрь и тупо сидел в уголке приёмной.
После обеда процедура повторялась.
Помещение не блистало простором, но я умел занять аккуратную позицию на невысоком подоконнике и сидел тихо-молча, разве что иногда делал старомодный комплимент бухгалтерше Ирине для оказания знака внимания.
Однако нынешние девушки отвычны от подобных знаков и не знают куда их нах… ну как бы дальше куда.
(Или таки сказывалась морщинистость комплиментатора?)
Сэм вполне справедливо рассудил, что такой морщинистый сотрудник не добавит презентабельности его компании по предоставлению Интернет-услуг, однако проявлял упрямство и упорно не говорил мне «нет», а проходя в свой кабинет, с недвусмысленной молчаливостью пожимал плечами в надежде, что мне самому таки дойдёт наконец.
Эта молодёжь такие наивные.
Помимо заполнения форм бухучёта, Ирина ещё заключала договора с клиентами на поставки Интернета им различной скорости и стоимости или относила кофе в соседнюю комнату, где находился кабинет Сэма, которому она приходилась свояченицей.
Это был почти семейный бизнес и отношения в нём отличались неподдельной теплотой и взаимным вниманием.
Как раз таки семейность и делала данный бизнес обречённым, хоть он и продолжал пока ещё побрыкиваться.
На арену поставок Интернета выходила полу-государственная компания «Карабах Телеком» (да, Томми, да! КарТел!!), но для маскировки имя её сократили до «КТ».
В производственную базу, унаследованной телефонной службой Карабаха со времён Союза Нерушимого, произвелись крупные финансовые вливания со стороны Ливанского Араба разбогатевшего по линии мобильной связи.
Сам он в Степанакерт не появлялся, а действовал через Бейрутских Армян-вахтовиков, которые следили за правильностью отчислений в (гос)бюджет самопровозглашённой и отчасти независимой НКР, вот почему жители Карабаха за мобильную связь своих телефонов платили в 4.5 раза больше, чем граждане сопредельной Армении своим телефонным компаниям, на протяжении более 20 лет…
И я таки высидел тот момент, когда Сэму некого было отправить на неотложное дело вместе с монтёром по имени Арарат, потому что монтёры работают парами.
Мы выехали вместе, я доказал свою профпригодность и с того дня вместо завсегдатая стал монтёром Интернет-подключений в Арминко, о чём Сэму не пришлось пожалеть.
Во-первых, вместо мусорки лишённой жизненного пространства грудами коробов, многолетних навалов и залежей из проводов UTP, оптоволокна, вышедших из строя и ещё (возможно) живых приборов и соединений применяемых в Интернет-провайдерном деле, а также прочего всего затерявшегося в этих слоях и толщах, появилась полноразмерная комната монтёров, какой она и задумывалась по чертежам строительного проекта здания.
На это ушло два с чем-то месяца кропотливой сортировки во время свободное от выездов на подключения.
Не говоря уже о досадных случаях, когда коробка с рауторами в подъезде какого-либо из жилых зданий города, утратив остатки приличия, перестаёт реагировать на самое вкрадчивое, а даже и на вспыльчиво брутальное обращение ключа с ей замочной скважиной.
То есть ключ есть, а во всём подъезде интернета нет.
Иногда слесарь нужнее монтёра.
Так я познал Степанакерт сверху–98,8 % чердаков являлись полем деятельности монтёров-интернетчиков, именно оттуда, из-под крыш, спускались индивидуальные UTP кабеля к окну каждого, отдельно взятого, клиента–и снизу: прокладка многих километров оптоволокна через колодцы подземных коммуникаций связи…
* * *
Бутыль #30 ~ И во благо Франции ~
Ритмично непрестанное покачивание снижалоло темп…
Заключительный встрях сопроводился трахом деревянных ножек в булыжник явно увлажнённой мостовой—движение прекратилось окончательно.
Чёткий щёлк муштровано молодцеватых каблуков приблизился к правой дверце портшеза и кожу плотных занавесок раздвинула обнажённая голова с проседью в гладко причёсанных прядях волос, всовываясь не нахрапом, но глубоко, по самые уши.
– Мы на месте, ваше преосвященство.
– Хорошо, но постарайтесь не ломать моё инкогнито.
– Прошу прощения, ваше преосвященство.
– Бля… putain d'idiot!
– Это на верхнем этаже, ваше… месье.
Длинный плащ с широким капюшоном, чья тень покрыла всё лицо до самого кончика серебристой бородки в стиле a la Ришелье, последовал за широкой перевязью шпаги на ещё более широкой спине предшествующего здоровяка.
Процессию замыкали два гиганта. В молчании обоих безошибочно угадывался акцент наёмников швейцарской гвардии…
За настежь распахнутой, частично взломанной, дверью, масляный фонарь изливал, стоя у стены, скудный свет сквозь свою зарешечённую слюду на окружающие половые щели.
– Соседи по дому ничего не заметили?
– Потери среди мирного населения 7.05 %, ва.. месье. На 0.75 % ниже средней нормы.
– Très bien, très bien.
Кордон из проводника и швейцарцев оставлен при входе, окапюшоненный инкогнитарий проходит в комнату подобной же освещённости, где двое с перьями на шляпах и в чёрных камзолах кардинальской гвардии держат шпаги наголо, а матёрый наводчик с печатью явного сексота в гнусных чертах лица, подобострастно готового на любую низкую подлость, стискивает предплечье испуганной молодой женщины.
В недоосвещённом углу виднеется фигура в синем сюртуке, несомненно на голое тело.
Хорошо утрамбованная постель—под невзрачным балдахином у стены—пуста.
– Подайте два стула из кухни, у меня небольшой тет-а-тет к данному шевалье. Девку увести…
– Извольте соблюдать манеры, месье! – вскричал Арамис. – Эта мадам честная…
– …белошвейка из Тулузы или Па-де-Кале, – прервал его собеседник в капюшоне, – возможно и из Портсмута от герцога Бекингема, не суть важно, нынче подвесок из Китайских стразов, что грязи в базарный день… Увести.
– Итак, любезный Арамис, расслабьтесь, поговорим как деловые люди.
– Итак, распролюбезный х3 кто, – в тон ему отвечал Арамис, – чем обоснуете свою деловитость? где купола? кто вас короновал?
Мягко опускаясь на поспешно доставленный и вовремя подставленный ему под седалище дубовый стул, незваный гость откинул капюшон на спину.
Скудный свет интенсивно взыграл на алой кардинальской тюбетейке поверх напомаженных и подвитых волос.
– Ваше преосвященство! – с натянутой учтивостью отвесил Арамис кивок положенный сану его собеседника регламентом французского двора.
– Присаживайтесь, шевалье.
– Спасибо, я постою.
Пальцы Иннокентия продолжали борьбу с медной пуговицей двубортного сюртука.
– Не могу не отметить фривольность покроя камзола на вас. Новая коллекция Верзаччи?
– А ху… в общем с галеона, – пытаясь всё же пропихнуть, ответил он.
– Так вы ещё и каперствуете на стороне? Похвально. И прекратите эту возню, у нас уже слава Богу 17-й век на дворе. Видали виды. Полная толерантность нравов.
Арамис исполнил пожелание духовного лица и опустил руки по швам. Полы сюртука распахнулись…
– Во истину воскрес! – воскликнул прелат в ошеломлении, – вы правы, Арамис, вам лучше застегнуться. Отвлекает…
Порывшись во внутренности сутаны (тоже алой), кардинал вынул сарделькообразную палочку плотно скрученной сигары.
Проскрежетало железо дверцы подхваченного с пола фонаря – один из чёрнокамзольников услужливо поднёс эту зажигалку 17-го века его преосвященству.
Арман Жан дю Плесси де Ришелье вдвинул свой нос и торчавшую под ним сигару в тесный прямоугольник света от масляно коптящего фитиля.
Прикурил, вздымая брови, сопровождая затяжку парой мелких вдохов вдогонку, задержал вдох в раздувшихся лёгких и, с протяжным пристаныванием, испустил разреженную дымную смесь в окружающий воздух.
Гвардеец защёлкнул зажигалку и поставил фонарь откуда брал.
Адамово яблоко Арамиса трепыхнулось вверх-вниз, он кратко облизнул губы, сел на только что отвергнутый им стул, слегка придвинув его к собеседнику и в продолжении последующей аудиенции дышал исключительно через нос как и советует любой Минздрав, с лёгкой руки мэтра Дени, основоположника переливания крови от барана в человека.
– Да шевалье, нашему неутомимому землепроходцу, месье Тавернье, таки удалось наладить контакты с Золотым Треугольником в Юго-Восточной Азии и привезти образцы туземной разновидности табака во благо Франции. – Веки кардинала приспустились до середины глаз, в которых уже разливалась маслянистость столь характерная для органов зрения поймавших «зайчика» от фитиля напрямую, без предохранительной слюды.
– Не скрою, госканцелярия представила мне ваше досье. Семинарист подался в мушкетёры? Ха! Это говорит о многом. Однако, мон ами, зачем же под начало солдафона де Тревиля? Хотя и капитан, в душе он салабон, зашуганный салага, как показал его заочный психологический портрет, составленный доктором из Вены, как бишь его?.
Пришла пора задуматься о будущем. Переходите в кардинальскую гвардию, повседневка бравая, не говоря уже про рацион и ботфорты дублёной козлиной кожи…
К тому же у нас открылись вакансии, когда два лучших гвардейца, де Каузак и его провинциал-кузен из Провансаля были выведены из строя абордажным пистолетом и тот уже приложен к материалам следствия…
Сейчас мы правильно понимаем друг друга?
Иннокентий поперхнулся ароматом сигары из Гонконга—он вспомнил вдруг куда пистоль запропастился—но предпочёл смолчать.
Кардинал воспринял его молчание как явку с повинной и чистосердечное подписание протокола о содеянном…
– Вот и хорошо. Перейдём к делу защиты интересов Франции.
Вам известно, что король ещё слишком юн, чтобы стать Солнцем. А его вдовствующая мать, королева Анна Австрийская, женщина в соку… (Арамис обеспокоенно заложил ногу на ногу и прикрыл пах) …да, но об этом позже… слишком слаба, чтобы присматривать за государством.
Меня же беспокоит созданная ещё покойным сэром Уолсингтоном Британская MI6, в которой Джеймс Бонд на Джеймсе Бонде и Бондом же наяривает.
Да содомия, но дело знают. Причём, могу заверить, на зубок.
В противовес мы поднесём Чемберлену вариант Французской фиги в виде тайного оружия ЧКХСС: Человек, Который Ходит Сквозь Стены! Каково? И Бэтмэн – в жопе!
Человек проникающий в сейф Английского короля с годовым бухгалтерским отчётом!
Наведывается в Эскуриал со слитками золота ацтеков.
Краткая экскурсия в Гранатовитую палату Кремля – блин! за этими Русскими разве поспеешь?.
Визит в хранилище картин коллекции Ватикана…
Улавливаете манящесть перспектив, мон шер?
– Ну мне надо посоветоваться с товарищами. Не знаю… а что скажет Атос? да и Партос тоже…
– Ты брось мне тут ваньку ломать, гражданин подследственный. Сам знаешь, граф Де ла Фер накрылся зеленухой, а Партос сел на колёса и нынче он под колпаком Синдрома Дауна.
Каррочи, для гуманности даю тебе 48 часов на размышление.
– А как же Майа, гражданин кардинал?
– Девку вернут на означенный срок и, как бывший натурал натуралу, советую приобрести un prеservatif. Она только что пересекла Ла-Манш, а те Британские быки ну до того ж тупые – никак не врубаются, что Ковид это ИППП и цепляют маски не куда надо…
Его преосвященство приблизилось к окну и, как последний пидарас, палач и подонок, вышвырнул недобитую пяточку—как минимум на пару полных затяжек—в ненастную тёмную ночь.
– Держись на связи, Арамис. И не пропадай, не надо – шпионы кардинала своё дело знают.
Накрыв красную тюбетейку коричневым капюшоном, в сопровождении пары гвардейцев с обнажёнными шпагами, герцог дю Плесси де Ришелье похабно расхлябанной походкой придворного подагрика и кулуарного интригана покинул помещение…
* * *
Бутыль #31 ~ Бороться и искать, найти и не сдаваться ~
В истории любой семьи наступает момент, когда всё смешивается даже и без Французской гувернантки, как в случае дома Облонских…
У нас, например, всё смешала более неотвратимая причина, которая неизбежно настигает любую семью: дети выросли.
Рузанна вышла замуж в Грецию, Ашот женился по месту жительства и приступил выплачивать ипотеку за двухкомнатную на втором этаже – колея жизни на ближайшие декады определена.
В доме оставалась ещё Эмма, только что закончившая школу, но основные функции и назначения нашей отдельно взятой ячейки общества состоялись и пришла пора как-то немного тщательнее разобраться с кем конкретно проводилась жизнь.
Мне, в частности, была предъявлена моя катастрофическая неуживчивость с нормальными людьми (да ну на! при моей всесторонней вежливости я вслух даже и не матерюсь на их нормальность! Терпимость к обойдённым – вот мой девиз по жизни, ибо они самый ущемлённый сегмент населения данной планеты и наиболее, увы, многочисленный), из-за чего я всегда был и остаюсь неспособным зарабатывать достаточно средств для поддержания семьи, а гожусь лишь на то, чтобы детей плодить (да качественных, тут не придерёшься), а потом даже и в ус себе не дую.
Ну и (пока не вскрылись мои не менее негативные, но коварно утаённые недостатки вдруг разом, всей своей шокирующей кодлой, и чтобы убрать с глаз долой объект изобличений) в конце августа 2013 я предстал пред ничего не подозревающие очи Карины, Зав Народным Образованием Лачина и его района, с предложением своих услуг, за что и получил пост учителя в школе деревни Езнагомерь—за 50 км крутого бездорожья от моста у таможни на границе с Арменией вдоль долины реки Забух, а потом направо и до высоты в 2.5 км…
Последующие семь лет стали самым улётным приключением моей жизни. И тут меня поймёт любой мало-мальски знакомый с параллельными мирами…
Параллельного мира нет ни на одной, даже и контурной карте, которыми нас пичкали в школе. Его нет и он не существует, пока туда не попадёшь.
В школе всё просто – глобус крутанул: вот Асунсьон, вот Новая Гвинея, а тут Гренландия, только и делов.
Реальность опрокидывает эту простоту…
Мне приходилось продираться под травами, которые в оставшемся за спиной мире едва ли будут по колено, а тут колышутся над головой.
Пересекать горные оползни похожие на неподвижный водопад из многотонных глыб и видеть себя глазами зависших в небе коршунов—муравьишка пробирается по навалу песчинок—осторожней! некоторые шатаются и х3 какой Муравьиный (муравьиный ли?) Лев засел в их глубине.
Цветы… Поля неведомых, невиданных цветов, а если и виданных, то всё равно – поля залитые их цветом.
Шершни… Ну скажем, шершни, величиной с кулак.
Или. Иду равниной. Да мне известно, что тут горы на высоте 2.5+ км, но я посреди равнины, которой нет конца, а горы вон вдалеке, иду полдня, до изнеможения и падаю лицом к небу, где нет ни гор ни равнин, а одно горячее солнце и пара коршунов, крыло в крыло, кружат синхронно.
А как насчёт сугроба летом?.
Конец июня, изнемогаешь от жажды, до деревни день пути, пластмассовый бутыль пуст и вдруг—в глубокой рытвине с травой на крутых стенах—тебя дожидается снежный сугроб. Да потемневший от пыли, рыхлый, но из-под него журчит прохладой крохотный ручеёк, который не даст тебе сдохнуть…
Реки, у которых в затонах не видно где кончается воздух и начинается вода, приходится догадываться, что да – вон те камни это уже дно, обросшие водорослями самоцветно-драгоценных цветов, а берег напротив так близок, но недостижим – ледниково холодное течение уволочит тебя вместе с твоим альпенштоком.
И всё вокруг переполнено жизнью, до краёв, она жужжит, насвистывает, шелестит, погромыхивает в облаках, где-то там, ниже твоих ботинков, играет светом солнца и порывами ветра…
Неведомые дороги, вполне ровные, только иногда надо валуны обходить… идёшь километр, за ним другой и – оборвалась бесследно, дальше только на вертолёте – караванные пути из дальних тысячелетий…
Трёхмерная копия шедевра Верещагина «Апофеоз войны» из круглых белых валунов с дом в 12 этажей…
А эти лица, морды, рыла, что торчат из скал? Фигуры исполинские на тронах…
Я не был пьян и я всё помню, что видел в параллельном, не таком, который мне вбивали…
Но главное отличие иного мира от вбитого – его неизмеримая безграничность, которую не встретишь среди гробниц Египта, ни на затхлых каналах Венеции, ни даже над бездной Великого Каньона, как и не в прочих прочно раскрученных туристических маршрутах с будками хот-догов на пути и предупредительными гидами в улыбках шире естественного.
Билли…
Собака – друг? Неправда. Собака – часть тебя, вернейшая, такая, что не предаст, когда и сам ты от себя уж отказался.
Билли щенком был подарен Эмме, а когда он перерос интерьер двора при доме-ровеснике Эммы, она попросила забрать пса в деревню.
Забирал на «ниве» соседа Карена.
Остановка в Лачине, прикупить провизии, попутно. Выскакивает из машины вслед за мной.
Привязываю на поводке к заборным трубам. Ну подожди, ща приду, да.
Выхожу из супермаркета – он пляшет вокруг меня свою лезгинку.
Фирменный поводок из спец магазина перервал надвое падла.
Или зима, темень.
Выхожу из деревни на автобус, в Мошатаг, надо успеть к 9 часам, а идти 15 км. Небо затянуто, видимости ноль, но чую временами что-то прошелёстывает в темноте.
Только возле Мекянда, после восьми самых волкоопасных километров – выныривает, но близко не подходит, знает, что виноват, ведь сказано было: сиди дома, охраняй и он типа послушался и перепрыгнул обратно на подворье.
А что теперь? Мне срочно в Степанакерт. Купил ему печенья пачку на прощанье, автобус дверью – чыхк: прощай, придурок!
Через три дня попутными добрался в Мошатаг, а там сосед Армен на «жигуле». Сусанна, магазинщица, говорит, тут какой-то пёс приблудный, я – во двор.
Так и есть!. Сука ты, Билли, хоть и кобель!
В машине места нет, Армен же тоже за провизией спускался. Засунули его в багажник, до Езнагомери ещё час пути, скули, жалуйся запаске в темноте, осознавай вину.
Билли, я виноват перед тобой своими тупыми попытками отучить от клептомании.
Не понимал, что это ведь твоя природа, что ты охотник, вот и тащишь дичь—домашники с крыльца соседей—со мною поделиться. А мне теперь относить и извиняться, оно мне нада?
Охотник грёбаный.
Приходит детвора, канючат:
– Билли отпусти.
– Он наказан.
– Отпусти, он хороший, он больше не будет.
Дети его все любили, потому что он всё от них терпел, не рявкнет, не зарычит. А за фото в обнимку с Билли, как минимум, 20 лайков на Фейсбуке*.
– Единственная собака в деревне, от которой никто не боится, – сказала Гаяне, жена Эдика.
Остальные собаки завидовали, всегда нападали, а он хоть и с матёрую овчарку, но такой мелкий на фоне этих волкодавов-гампров. Быстро убегал. Иногда догоняли. Приходил домой сочась кровью, еле передвигая лапами, искусанный в живот. Неделю отлёживался и снова выходил на дорогу встречать меня из школы.
Одно название, что волкодавы, ночью, как волки подойдут к деревне, у себя по дворам забьются и лают в три-четыре-пять голосов всю ночь. Каждую ночь.
Потом Анна, жена Армена, зашла в школу на мой урок:
– Билли в нашем дворе убили.
Урок докончил. Куда теперь уж торопиться. Я ей верю.
Билли на снегу лежит оскаленный, глаза не смотрят.
Анна доложила:
– Их двое было Амбоин Питбуль и ещё один.
Питбуль, чемпион деревни в собачьих боях, когда мужики от нехер делать стравливают своих волкодавов. Питбуль, которого даже Амбо, его «хозяин», боится, и тот напал не в одиночку, а с шестёркой.
Во двор Анны зашла ничейная собака, нюхнула труп, завела причитальный вой:
– Откройтесь врата Вальгаллы! Он храбро бился до самого конца!
Два мешка из-под цемента вместили тело Билли, верёвкой обвязал и поволок по снегу.
Когда тащил мимо источника, собаки из дворов округи подняли траурный вой.
– Он погиб молодым, но свободным! А вы как были псами, такими и останетесь!
Выволок за деревню, потом ещё по склону метров сто. Сбросил меж стен развалины – землю даже ломом не уколупнёшь.
– Прощай, Билли!
Я виноват перед тобой и понимаю это. Такой понятливый весь из себя, да только с запозданием, когда понятливость уже ни к чему, когда уже не подбежишь, хлопая ушами, лапы мне на плечи не вскинешь, и не уткнёшь свой лоб ко мне в ладонь, чтобы погладил…
Но это всё потом, а сначала… Нет, не сейчас. Сегодня не могу.
Эх, Билли…
*Организация признана террористической, её деятельность на территории РФ запрещена
* * *
Бутыль #32 ~ О, Спорт! Ты – жизнь! ~
Дыхание учащённо выхрипывает обезумелый ритм бега.
Ум отключён, он без надобности, рецепторы, мышцы, тело реагируют быстрее скорости мысли в этом беге сквозь заросли джунглей, уворачиваясь от ветки выпрыгнувшей наперерез, перескакивая стволы бурелома, подхватываясь после предательской кочки.
Он несётся для спасения жизни.
Неважно кто он, сейчас важны только инстинкты – убежать, спастись.
Они хороши, инстинкты эти, наследие от бесконечных поколений предков по ходу миллионов лет.
Кто не убежал наследства не оставил, не вписался в скрижали генофонда, так что – беги, Никто, беги!
Шшихк!. И деревья покатились кувырком. А?. Что?.
Гул биенья, хрип дыханья, мышцы рвутся в бег… Но откуда эта плотная сеть?
Всплеск паники и шум постороннего бега всё ближе по влажной почве сезона дождей…
Чужие ноги выскакивают перед глазами. Босые. Коричневые. Не видно что выше колен…
С трескучим разрядом грома по темени разливается слепяще чёрная молния темени…
Отбегался…
Далёким гулом от незримого горизонта наплывают сгустки звуков, кроканье птеродактиля… нет… человечья речь, но чересчур заторможена, слоги тянутся годами сквозь мрак зажмуренных глаз и боли в темени, а, как ни странно, уже не в затылке…
– Г, д, е, я?
– Оклемался, Кеха? Красава! Ну, давай! Очнись! Времени нет.
В щели между век расплывчато шатается склонённое лицо. Занимается жар в щеках от сдержанно размеренных оплеух: «А… ты… кто?»
