Сергей Александрович Арьков
Тёмная рать
Первобытнообщинная философия Цента, которая научно обосновывала и оправдывала власть крепкого кулака, ничуть не поколебала веру Владика в светлые идеалы гуманизма и либерализма. Зато он стал лучше понимать девяностые, и то, почему одни называли эти времена свободными, а другие кошмарными.
– Может, все-таки выслушаем их? – предпринял новую попытку Владик.
– Говорю тебе, рано, – отмахнулся Цент, добивая третью банку пива. – Они еще не созрели.
– Для чего?
– Для откровенной беседы. Очкарик, нельзя верить человеку на слово, не сломав ему предварительно ни одной кости. Ты мне верь, я в таких делах толк знаю. В свое время был специалистом высшего сорта, можно сказать – золотой паяльник России. Нельзя начинать допрос без предварительной пытки, не будет толку. Клиент должен созреть для исповеди, он должен хотеть говорить правду, мечтать об этом, желать этого больше всего на свете. Нужно пробудить в его душ тягу к искренности. Вот сейчас мы этим и займемся.
Связанный человек задергался и замычал сквозь скотч, всеми силами стараясь дать понять, что он и в мыслях не имел говорить неправду, более того, горит желанием сотрудничать и каяться. Цент лишь усмехнулся. Может быть, этому коварному колбасному зомби и удалось бы провести неопытного в житейских делах программиста, но с ним, матерым стреляным волком, такой номер не пройдет.
Перекусив, Цент продолжил пытки. Выкручивал пальцы, ушные раковины, соски, тыкал под ногти кончиком ножа. Пленник глухо выл и содрогался от боли, Владик спрятался за стеллаж с чипсами и закрыл ладоням уши, чтобы не слышать всего этого ужаса. А Цент уже взялся за второго. Привел в чувства проверенным способом – солью в глаза. Затем пошли выкручивания пальцев, удары по болевым точкам.
– Уф, притомился! – пожаловался Цент спустя двадцать минут, когда решил сделать перерыв. – Да, теряю форму. В прежние времена мог три часа без перекура пытать, а теперь гляди-ка, совсем размяк. Вот он что порядок с людьми делает, ну и еще Анфиса с ее пирогами.
Осушив две банки пива, Цент сообщил Владику, что долг зовет его посетить уборную, и на время отсутствия старшего палача главным остается он. Как только изверг скрылся за дверью, ведущей в служебные помещения магазина, Владик тут же подбежал к пленникам и быстро сказал:
– Хочу, чтобы вы знали – я ко всему этому не имею никакого отношения. И если будет судебное разбирательство, то вы там скажите, что я вас не пытал и вообще был в душе категорически против этого.
Одна из жертв Цента страстно замычала. Владик очень боялся гнева изверга, но все же решил дать пленнику возможность высказаться. Он осторожно отлепил скотч, очень надеясь, что несчастному хватит ума говорить тихо. Не хватило.
– За что? – заорал человек. – Что мы вам сделали? Вы что, маньяки-извращенцы как в кино?
– Тише! Тише! – взмолился Владик. – Я за вас. Это все он, Цент.
– Развяжи нас, – взмолился пленник. – Вместе мы с ним справимся.
– Не справимся, – мотнул головой Владик.
– Тогда мы убежим. Все вместе. Мы отведем тебя в нашу общину.
– Он нас найдет, – всхлипнул Владик. – Вы его не знаете, это настоящий монстр. Он при мне человека убил.
– За что? – простонал пленник.
– Просто так. Он….
– Я тебе разрешал с колбасными зомби беседовать? – прозвучал за спиной голос Цента. Владик взвыл от страха и, рванувшись вперед, едва не опрокинул стеллаж с товаром.
– Не убивайте нас, мы не зомби! – взмолился пленник, с ужасом взирая на изверга, что навис над ним как скальный утес.
– Чем докажешь? – спросил Цент.
– Ну… как чем? Мы живые, мы дышим, у нас сердца бьются. А зомби мертвые. Мы просто люди. Отпустите нас, пожалуйста. Мы никому ничего не расскажем.
– Например, о чем? – заинтересовался Цент.
– О том, что вы человека убили.
Владик, слыша это, крепко пожалел о своей доброте. Вот и помогай после этого людям. Он-то по секрету сообщил о преступлении Цента, а этот колбасный зомби взял и сдал его извергу.
– Очкарик, о чем это он? – приподнял брови Цент.
– Я не знаю, – пропищал Владик.
– А если подумать.
– У меня случайно вырвалось…. Я не хотел. Больше никому не скажу, клянусь. Я – могила!
– Очень хорошо, что ты знаешь свой новый адрес, но все равно не дело трепаться с пленниками до окончания физической обработки. Своей безответственностью ты пустил все мои усилия насмарку. Теперь придется начинать все сначала.
– Нет! – завопил пленник. – Пожалуйста, стойте. Произошла чудовищная ошибка.
– Чудовищной ошибкой было не убить очкарика еще на заправке, – возразил Цент, – а сейчас все происходит как надо. Уж что-что, а выколачивать из людей информацию я умею.
– Я и так все скажу, только не надо больше пыток.
– Опять начнешь врать про общину выживших?
– Это правда.
– Ну и где эта ваша община обитает?
Пленник замешкался с ответом, и Владик прекрасно его понимал. Он бы тоже ни за что на свете не назвал Центу свой домашний адрес.
– Очкарик, принеси с прилавка разделочный нож. У кого-то избыток пальцев.
– Не надо ножа! – побледнел страдалец. – Я покажу дорогу.
– Ладно, – кивнул Цент, решивший для разнообразия поступиться принципами, то есть не вырывать из жертвы информацию вместе с внутренними органами, а поверить на слово. – Отведешь нас в свою общину. Но учти – если это ловушка или подстава, ты умрешь первым. А твой приятель вторым.
– А… – попытался что-то сказать Владик.
– А ты третьим.
Развязанные бедолаги нескоро пришли в себя от экскурсии в лихие девяностые. Знакомство с Центом обошлось им недешево. Владик помог им собрать припасы, Цент затаривался отдельно, набив сумку колбасным ассортиментом. Это был его личный запас, которым он не собирался делиться ни с живыми, ни с мертвыми. Затем он подозвал Владика, и приказал ему набить два пакета баночным пивом. Владик удивился:
– Кто же все это понесет?
– Ты. И мое пиво, и мою колбасу.
– Но я и им обещал помочь, – растерялся Владик, указывая на членов общины, что лазали между стеллажей на четвереньках из боязни привлечь внимание зомби.
– Раз обещал, то помоги. Пацан должен держать слово.
– Значит, пиво не собирать?
– Опух? Что значит – не собирать? А в рыло с пятки?
– Но как же я все это понесу?
– Не мои проблемы. Сам в помощники напросился к этим перцам.
Вскоре все были готовы выступить в путь. Оба выживших держали в руках по два пакета с едой, Цент только автомат, ибо сумки из магазинов таскать бабское занятие, а он мужик, к тому же конкретный. А конкретный мужик всегда найдет того, кто будет у него носильщиком. Центу и искать не пришлось, Владик был под рукой. Программиста навьючили так, что он едва держался на ногах. Две сумки с колбасой, две с пивом, плюс еще две с провизией для общины. Плюс, Цент решил, что Владику налегке странствовать грешно, и повесил ему на плечо торбу с боеприпасами. Дело отчетливо запахло грыжей. Владик чувствовал, как у него отрываются руки, рахитичные ноги готовы были подломиться при любом шаге, хрупкий позвоночник, ничуть не усиленный какими-либо мышцами, скрипел и потрескивал, грозясь рассыпаться на части.
– Ведите, – повелел Цент. – Поглядим на вашу общину.
Рэкетир тревожился, что придется выйти на улицу, где был риск столкновения с мертвецами, но оказалось, что в условиях зомби-апокалипсиса безопаснее всего путешествовать под землей. Из магазина был спуск в подвал, а тот соединялся с подвалом соседнего дома. У одного из выживших был фонарик, и он попытался всучить Центу сумку с продуктами, чтобы иметь возможность освещать путь. Вместо этого Цент конфисковал фонарик и сам занялся освещением пути. Делал он это своеобразно, в полном соответствии со своей эгоистичной натурой. То есть, светил преимущественно себе под ноги, дабы не споткнуться и не врезаться в стену, а другие пусть сами о себе заботятся, он же, в конце концов, не мать Тереза.
Подвал напоминал полосу препятствий – под ногами змеились трубы всех возможных калибров, они же ползли по стенам и свешивались с потолка. Цент сто раз порадовался, что фонарик у него, потому что спутники, лишенные источника света, начали падать один за другим, сопровождая это дело болезненными воплями. Цент лишь посмеивался, но когда до его ушей донесся вначале сдавленный вопль Владика, а затем характерный металлический звон, чело его помрачнело, а палец потянулся к спусковому крючку.
– Очкарик, только не говори, что ты уронил мое пиво, – страшным голосом произнес Цент, лучом фонаря выхватывая из тьмы растянувшегося на трубах программиста. Худшие опасения подтвердились – оба пакета с пивом валялись на полу, часть банок выкатилась наружу, в пыль и грязь. Но хуже было то, что нерадивый айтишник взболтал все пиво, и теперь, при откупоривании банок, оно брызнет наружу пенной струей, так что потом и пить будет нечего. Это было не просто вредительство, за которое в старые добрые времена гноили в лагерях или сразу ставили к стенке. Цент усмотрел в поступке Владика более серьезную статью – измена родине, ибо только предатель мог так поступить со священным напитком.
– Я нечаянно… – начал оправдываться преступник, обнаружив, что луч фонаря направлен на него вкупе со стволом автомата.
Цент хотел сообщить очкарику, что жалкий лепет оправданий тут не поможет, ибо такое искупается только кровью, но в этот момент увидел палку колбасы из своих персональных запасов, что выкатилась из сумки и лежала прямо в гуще пыли.
– Давайте поторопимся, – предложил один из выживших, который, похоже, тяготился своим статусом, и хотел поскорее сменить его на зверски убитого. Цент терпеть не мог, когда кто-то ему указывал, приказывал, давал советы или иным способом намекал, что умнее. Он еще мог стерпеть подобное от авторитетного человека в законе, но только не от лохов.
– Ты, который торопится, – прорычал он. – Смотри, а то успеешь на свои похороны.
– Я просто хотел….
– А был приказ хотеть? Нет? Тогда не хоти. Стой, молчи, и жди распоряжений. А ты, гнида прыщавая….
– Пожалуйста! – возрыдал Владик, чуя скорый самосуд.
Цент наклонился и поднял с пола облепленную пылью палку сервелата. Это кем же надо быть, чтобы колбасу да в пыль? Сразу видно, что очкарик не жил во времена дефицита, когда еду давали по талонам после многочасового стояния в километровой очереди. А вот Цент хорошо помнил ту годину. И потому всякий раз, когда какой-нибудь страдающий избирательной амнезией субъект начинал ругать девяностые и восхвалять якобы процветавший совок, ему хотелось дать этому типу в бубен.
– Прости меня, – захныкал Владик. – Я ведь….
– Жри! – повелел Цент, протягивая очкарику палку колбасы.
– Я?
– Ты.
– Но я не очень голодный….
Колбаса упала на пол перед Владиком, Цент вытащил из-за пояса огромный тесак для рубки мяса, благоразумно прихваченный в магазине. Как чувствовал, что кого-то потребуется шлепнуть без лишнего шума. Огромное лезвие отразило свет фонаря, Владик, повергнутый в ужас, схватил колбасу и начал яростно грызть ее, даже не удосужившись содрать с оной оболочку. Глотал огромными кусками, три раза давился и едва не погиб, тем более что Цент запретил кашлять, дабы не привлечь внимание зомби. Непрожеванная колбаса встала в желудке комом, вызвав болезненные спазмы, но это было лучше, чем тридцать сантиметров стали в кишках. Когда Владик с третьей попытки проглотил колбасную попку, Цент сунул нож за пояс и приказал собирать пивные банки.
– Еще раз уронишь мои харчи – кастрирую, – предупредил он.
Дальше пошли медленнее, потому что и Владик, и напуганные Центом выжившие, ступали осторожно, тщательно прощупывая пространство перед собой. Миновав оба подвала, они оказались у лестницы, ведущий на поверхность.
– Нам нужно в соседний подвал, – прошептал один их выживших. – До входа в него метров десять. Тут место глухое, зомби мало.
– А подвал не заперт? – поинтересовался Цент.
Один из выживших вытащил из кармана связку ключей, и тут же лишился ее, а когда открыл рот, чтобы возмутиться, Цент выразительно взялся за ручку тесака.
– Который? – спросил он.
Паренек указал нужный ключ.
– Хорошо, – кивнул Цент. – Так, Владик, где ты там? Для тебя есть задание.
Вместо ответа до слуха Цента и остальных донеслись какие-то зловещие звуки, похожие на рычание. Бывший рэкетир одновременно поднял фонарь и автомат. Луч света выхватил из тьмы очкарика, который, сложившись пополам, изрыгал из себя куски не прижившейся в организме колбасы.
– Ему плохо, – заметил выживший.
– И будет значительно хуже, – заверил всех Цент. – Владик, к ноге!
Несчастный измученный программист, пошатываясь, подошел к своему терзателю. Боль, страх, пытки и унижения последних дней ввергли его в состояние безразличия ко всему, в том числе и к своей судьбе. И когда Цент вручил ему ключ и приказал выйти наружу и открыть подвал, Владик без единого возражения поплелся к лестнице.
– Другое дело! – заулыбался Цент с гордостью наставника, приятно удивленного успехами ученика. – Наконец-то мужиком стал, не ноет, не трусит. Матереет постреленок. Так, глядишь, годика через два уже можно будет одного за водкой посылать.
Владик, меж тем, приоткрыл дверь подвала и выбрался на улицу. Солнечный свет показался нестерпимо ярким после мрака подземелий, и программист на несколько секунд зажмурился. Когда зрение привыкло к освещению, он огляделся, но не увидел вокруг себя ничего опасного. Зомби не было. Сам он стоял посреди небольшого грязного переулка, зажатого между домами. Вход в соседний подвал тоже не пришлось искать долго – он был прямо по курсу, оставалось только подойти и отомкнуть дверь, а затем вернуться к ненавистному Центу с докладом о проделанной работе.
Стоило вспомнить о Центе, как Владика едва не вывернуло повторно. Клятый изверг довел его до такого состояния, что истерзанный программист начал сомневаться, что выживание того стоит. Да и зомби уже не казались такими страшными, на фоне-то Цента. От мертвецов можно убежать, спрятаться, они тупые и их легко обмануть. А Цент рядом всегда, каждую секунду, и постоянно издевается, откровенно наслаждаясь садизмом.
Владик воровато огляделся и нащупал в кармане рукоять пистолета. Отчаянное желание сбежать уже почти оформилось в план действий, как вдруг до слуха программиста донеслось нечто странное. Некий грохот, нарастающий и как будто знакомый.
Владик не успел даже испугаться, когда над его головой, грохоча лопастями, пронесся вертолет. Он пролетел очень быстро, так что Владик даже не успел его рассмотреть, но этого и не требовалось. Что может делать кружащийся над кишащим зомби городом вертолет, если не высматривать выживших людей для их дальнейшего спасения? Да ничего.
Босые ноги сами понесли Владика по переулку на открытое место, туда, где его смогут увидеть с вертолета. Рыдающий от счастья программист и думать забыл о Центе, о подвале, который ему поручили отпереть, да и обо всем остальном тоже, в том числе и о зомби.
– Я здесь! – кричал он во все горло. – Я живой! Сюда!
Вертолет уже давно улетел, его уже почти не было слышно, но Владик верил, что это не важно. Его не бросят. За ним вернутся. Обязательно вернутся. Его спасут, отвезут в безопасное место, и первое, что он сделает, напишет донос на монстра из девяностых, в котором перечислит все преступления изверга против рода людского.
В гробовой тишине мертвого города крики Владика разносились очень далеко. Несчастный программист и знать не знал, какую толпу плотоядных мертвецов он зазвал на обед. Даже когда первые из алчущих свежей плоти показались на выходе из переулка, Владик не сбавил хода, и бежал прямо на них, будучи уверенным, что вот прямо сейчас с небес посыплются десантники, убьют всех мертвецов и Цента, а его заберут в безопасное место.
– Мать моя! Да на каком же заводе таких дураков собирают? – ужасался Цент, который вылез вместе с выжившими из подвала на крики программиста. Увидев, что Владик с истошными воплями бежит прямо на толпу зомби, рэкетир наконец-то понял причину, побудившую очкарика сделать Маринке предложение. Все было просто – Владик страдал тяжелым психическим расстройством.
– Давайте, братцы, дергать, – предложил Цент. – Владику уже не помочь, потому что лоботомию делать я так и не научился, а иными средствами его недуг не лечится.
– Да ведь ключ-то у него! – хором завопили выжившие, которые от вида огромной толпы мертвецов чуть не попадали в обморок.
– Очкарик! – заревел Цент. – Отдай ключ, скотина, потом делай что хочешь. Ну, доберусь я до тебя….
В какой-то момент помутившийся от счастья разум Владика прояснился, и он к своему безграничному ужасу увидел прямо перед собой не просто большую, а колоссально большую толпу зомби. Это была настоящая река мертвецов, несущая свои тухлые воды по переулку. На Владика накатывало цунами, состоящее из клацающих зубов и зловеще скрюченных пальцев.
Увидев армию мертвецов, Владик возлюбил Цента. Да, тот был деспотом и извергом, тиранил почем зря, издевался и получал от этого бездну удовольствия. Но под его началом Владик все-таки жил, пусть плохо и неинтересно. А эти ужасные существа, они же просто съедят заживо, и все, поминай, как звали. Хотя, кто его, горемычного, помянет? Разве что Цент взгрустнет из-за того, что некого больше терзать и мучить.
Владик рванулся назад, к своему свирепому покровителю, но тут, прямо над его головой, засвистели пули, и программист, повергнутый в ужас, растянулся на земле.
– Ты чего разлегся? – взревел Цент, заправляя в автомат второй рожок. От того, что приходилось тратить драгоценные патроны на защиту Владика, у рэкетира сердце кровью обливалось. Он вновь вскинул оружие, и стал снимать зомби меткими одиночными выстрелами. От пуль вурдалаки не умирали, зато падали на землю, бегущие сзади спотыкались об них и тоже падали, что в итоге образовывало завал из копошащихся тел и замедляло движение всей орды.
– Вставай, очкарик! Беги сюда! – кричал Цент.
– Беги! Беги! – умоляли выжившие.
Владик вскочил на ноги и побежал. Пули свистели мимо него, одна едва не чиркнула по виску. Тут бы умереть от страха, но свинцовые путевки на тот свет страшили программиста куда меньше, чем зубы тухлых сограждан.
– Бросай ключ! – закричал один из выживших.
Владик размахнулся и бросил. Ключ взвился вверх по сложной траектории и залетел в приоткрытую форточку второго этажа. Выжившие возопили от ужаса и отчаяния, Цент поймал в диоптр прыщавую физиономию программиста, и попытался осуществить свою заветную мечту. Палец плавно потянул спусковой крючок, но выстрела не последовало. Цента прошиб холодный пот. Ему на какое-то мгновение показалось, что Владик неуязвим потому, что является его персональной божьей карой. Наверное, очкарик был ниспослан ему в наказание за то, что он в свое время обманным путем лишил квартиры соседку, бабку Шуру, а пенсионерку отправил в глухую деревню, доживать свой век в компании таких же, как она, вынужденных переселенцев, чья жилплощадь отошла в собственность крутым перцам. Старая ведьма еще тогда пророчила ему горение в аду и божью кару, но Цент не отнесся к этим словам серьезно. Времена были не те, чтобы бояться потусторонних сил. Больше беспокоила возможность встретить киллера в подъезде или подорваться в заминированном автомобиле. Цент вскоре вообще забыл думать об этой вредной старушенции, но, похоже, проклятие пенсионерки настигло его спустя годы в виде программиста.
Но причина, по которой автомат не желал убивать Владика, оказалась куда банальнее – в нем закончились патроны. Цент хлопнул ладонью по пустому карману, где раньше был третий снаряженный рожок, но, похоже, тот выпал где-то в темноте подвала. Сумка с патронами тоже осталась в подвале, как и сумки с колбасой и пивом. И во всем этом был виноват только один человек – бесполезный и отвратительный кусок биомассы, известный в узких кругах как программист Владик.
Цент первым бросился бежать, выжившие, уронив свои пакеты на землю, устремились следом. Владик взмолился, чтобы его подождали, но никто даже не сделал попытки обернуться, только изверг что-то прокричал, кажется, желал зомби приятного аппетита.
Цент вылетел из переулка, и тут же с ходу поприветствовал мертвеца ногой в живот. Другой попытался выяснить, каков браток на вкус, но был сурово опечален с локтя по зубам.
– Нам конец! – завизжал один из выживших.
Цент запрыгнул на автомобиль, брошенный посреди проезжей части, быстро осмотрелся и скомандовал, указывая на приоткрытую дверь в подъезд дома:
– Туда!
В этот момент из переулка вывалился взмыленный Владик, увидел остальных и радостно вскричал:
– Вы ждали меня?
– Ты еще жив? – возмутился Цент. – Останься, прикрой отступление. Родина тебя не забудет.
Цент первым достиг подъезда, благо путь к нему преграждали всего два мертвеца, которые дорого поплатились за свои жалкие попытки остановить крутого перца. Когда оба выживших оказались внутри, Цент начал закрывать дверь, но тут внутрь полез невыносимо живой Владик, да еще с такой наглостью, как будто его кто-то сюда приглашал. Потрясенный невоспитанностью программиста, Цент двинул ему кулаком в лоб и вытолкнул наружу.
– Нет! – завизжал Владик, корчась на тротуаре.
Дверь захлопнулась, Цент задвинул металлическую щеколду, которая выглядела достаточно надежной, после чего позволил себе перевести дух. Рядом хрипло дышали оба выживших, при этом на Цента они старались не смотреть. Тот понял, что его осуждают за только что совершенный благой поступок.
– Вы просто его не знаете, – пояснил бывший рэкетир. – Очкарик заслужил, поверьте. Я бы вам порассказал обо всех его злодеяниях, будь у нас больше времени. Обо всех детях, у которых он отобрал конфетки, обо всех старушках, которых он не перевел через дорогу. А скольких котят и щеночков умучил, живодер распроклятый! По нему Нюрнбергский трибунал навзрыд убивается, а вы этого фашиста жалеть вздумали.
– С виду он не похож на злодея, – заметил один из выживших.
– То-то и оно, – согласился Цент. – Внешне он безобидный, местами даже юродивый, чем и пользовался. Никто ведь ничего плохого не ждет от убогого очкарика. Это вам еще повезло, что он до вашего убежища не добрался. Страшный человек! Насильник, убийца, извращенец и программист. Он вам сказал, что это я гаишника убил. Соврал. Сам он его и зарезал. Заточенной линзой от очков. Прямо по горлу – ха! И кровища фонтаном. А до этого убил свою невесту, Маринку. И Анфиску тоже убил. Маньяк! Говорю вам – форменный маньяк. Так что скажите спасибо, что я от него избавился.
– Спасибо, – хором выдохнули выжившие.
– Пожалуйста. Ну, отдышались? Погнали смотреть, что да как. Предлагаю влезть на крышу, оттуда видно хорошо и зомби не достанут. Но сперва надо бы каким-нибудь оружием разжиться. Пошарим по квартирам, авось что-нибудь найдем. Кстати, все хотел спросить, но стеснялся: у вас в общине телки симпатичные есть?
– В смысле, девушки?
– Нет, коровы. Конечно, девушки.
– Да, есть.
– Хорошо. А кормят у вас сколько раз в день? А борщ с говядиной бывает? Нет? Ну, а хотя бы просто говядина?
Пока Цент выяснял условия проживания в общине, Владик, которого злой изверг из девяностых уже считал покойником, продолжал бороться за свою жизнь. То есть, жизнью это назвать было трудно, скорее безрадостным существованием, но после того как Владик увидел в небе вертолет, у него появилась хоть какая-то надежда. Не все превратились в зомби, остались еще нормальные люди. Нужно только до них добраться. Но, прежде всего, нужно было спасти свою жизнь, и сделать это самостоятельно, поскольку злой Цент теперь уже официально изгнал его из стада за то, что айтишник промахнулся. Слава богу, что не загрыз, а мог бы. Но он предпочел, чтобы жизнь программиста оборвалась чужими руками, а точнее зубами. И недостатка в этих зубах не ощущалось.
Владик как-то не привык к самостоятельности, потому что за него всю жизнь все решали другие, а он только соглашался с ними, то есть, попросту говоря, тупо подчинялся. Вначале рулили родители, затем Маринка, короткое время командовал Цент. Впервые Владик оказался один на один с окружающим миром, жестоким и враждебным. Со всех щелей лезли, прыгали, выбегали зомби, всего несколько дней назад бывшие законопослушными гражданами. Прекрасно осознавая, что теперь он сам по себе, волк-одиночка, Владик вскочил на ноги и забарабанил в запертую дверь, слезно умоляя простить его и впустить внутрь. Тщетно. Внутри было тихо, все указывало на то, что Цент и его новые друзья уже ушли. А вот мертвецы никуда уходить и не думали. На Владика уже набегала ужасная женщина, и вид ее оскаленных зубов едва не поверг программиста в обморок. Подвывая от ужаса, брошенный всеми паренек сорвался с места и побежал. Вел его не разум, но инстинкт самосохранения.
Он бежал по улице, заставленной автомобилями, и слышал за своей спиной топот ног и скрежет зубовный. Хуже того, мертвецы, привлеченные появлением еды, выбегали из подъездов, прыгали из окон, и тоже подключались к сафари. Владик попробовал кричать, но тем самым привлек еще больше внимания к своей скромной персоне. Спрятаться было негде, бежать некуда, да и лишенные мышц ноги уже подламывались от усталости. В последней отчаянной попытке спасти свое тело от потребления, Владик рванул к брошенному посреди проезжей части автобусу, и сам не понял, как сумел вскарабкаться на его крышу. А через секунду в борт автобуса ударила волна мертвецов, да с такой силой, что едва не опрокинула его на бок.
Рыдающий от ужаса Владик метался по крыше, а вокруг него бушевало море зомби. Им пока что не хватало ума вскарабкаться на автобус, но Владику все равно казалось, что он погиб. Теперь уж мертвецы не отступят, пока не получат его плоть. Ну а сколько он сможет просидеть тут, без еды и, главное, воды? И без сна, потому что Владик точно знал, что не сможет заснуть, пока рядом толпятся ужасные монстры-людоеды.
– Помогите! – закричал Владик, срывая голос. – На помощь!
Ответом ему был лишь свирепый рев мертвецов.
Цент с компанией, к тому времени, успел обследовать четыре квартиры. Хозяев дома не было, что радовало. Но так же не было найдено ничего полезного, не считая куска сыра, двух пачек сигарет и ополовиненной бутылки водки. Выжившие спутники по неопытности вооружились ножами на одной из кухонь, что Цент предпочел оставить без комментариев. Он-то понимал, что нож не помощник в деле выживания в условиях зомби-апокалипсиса. Мертвеца не зарезать и не застрелить, он уже мертв. Единственный эффективный способ это расчленение. Но вот беда, жители города почему-то не хранили в своих квартирах топоров, двуручных пил или хотя бы мечей. Отхлебывая из трофейной бутылки, Цент шарил по чужим вещам, рефлекторно помещая в карманы золото и валюту, как вдруг с улицы донеслись человеческие крики. Осторожно выглянув в окно, Цент окончательно испортил себе настроение. Потому что увидел картину, беспрецедентную по своей возмутительности. Очкарик опять был жив. Программист бегал по крыше автобуса и своими воплями созывал на кормежку всех окрестных зомби. Вокруг него и так уже собрался настоящий митинг, только вместо транспарантов и флагов мертвецы трясли руками, которые тянули к добыче. Было ясно, что Владику конец. Бежать с крыши автобуса было некуда, помощь тоже не придет. Программиста ждал страшный конец, смерть от жажды. Это было даже лучше, чем, если бы, его загрызли мертвецы. Очкарик будет мучиться несколько дней, прежде чем протянут ноги, если раньше не сорвется вниз и не пойдет на корм.
Поняв все это, Цент ощутил сильнейшую тягу к злорадству. Реализовать ее не составило труда – в квартире имелся балкон, выходящий как раз на нужную улицу.
– Пойду, прощусь с шалуном, – сообщил он выжившим. – А вы ищите оружие и припасы. Я скоро.
С балкона открывался чудесный вид на зомби-апокалипсис, а так же на Владика, мечущегося по крыше автобуса. Но и на этом удача не закончилась, потому что на балконе Центом была сделана, без преувеличения, находка века. Прислоненная к стене, там стояла штыковая лопата. Новенькая, остро заточенная, с прочным толстым черенком, который удобно лег в ладони. Это было именно то оружие, которое требовалось в сложившейся ситуации. Автоматы, ножи, даже биты не могли навредить мертвецам, а вот лопата еще как могла. Прочным штыком можно было без труда отрубить руку или ногу, а еще лучше – снести голову. Длинный черенок давал возможность атаковать на дистанции, не подпуская к себе вурдалаков. Центу даже захотелось спуститься вниз и опробовать находку в деле, но он сдержал ребяческий порыв. Будет еще время протестировать сельхозинвентарь в боевых условиях.
В этот момент Владик заметил его на балконе, и замахал руками так быстро, словно планировал взлететь.
– Я здесь! – кричал программист. – Вот он я! Я тут!
Цент тепло улыбнулся и помахал Владику ручкой.
– Мне нужна помощь, – кричал Владик. – Надо что-то придумать. Что мне делать?
В отличие от недалекого программиста, Цент не стал кричать и привлекать к себе внимание. Собравшиеся зомби уже настроились съесть Владика, вот пусть и не меняют своих планов.
– Надо их как-то отвлечь, – продолжал шуметь страдалец. – Чтобы я успел добежать до подъезда.
Цент вернулся в квартиру, нашел там фломастер, с ним вновь вышел на балкон и большими буквами написал на стене дома то, что он думает о Владике. Поместилось далеко не все, для этого Центу не хватило бы и великой китайской стены, но общую мысль выразить удалось. Программист прочел послание, и у него подломились ноги. Он все понял – Цент решил его бросить. Теперь уже взаправду.
– Пожалуйста! – возрыдал он, протягивая к Центу руки. Цент тоже показал Владику знак руками, потом еще один и еще. Больше ему нечего было сказать программисту.
Проводив Владика в последний путь, Цент двинул на поиски новых знакомых. Те по его поручению отправились обходить квартиры в поисках еды и оружия, но Цент не хотел выпускать их из виду, ибо не слишком доверял этим двум субъектам. Могут попытаться сбежать, ну да это полбеды. Куда хуже будет, если найдут колбасу и съедят втихаря. Цент чувствовал, что не сможет им этого простить. Что угодно, но только не это.
Выйдя на лестничную площадку, Цент прислушался, пытаясь понять, где искать новых друзей. Сверху донеслись какие-то неопознанные звуки, и бывший рэкетир побрел туда. И, как оказалось, не ошибся.
Дверь в квартиру была распахнута, прямо в прихожей, развалившись на линолеуме, лежал один из выживших. Его шея представляла собой сплошное кровавое месиво, что являлось результатом тесного контакта с чьими-то острыми зубами. Проверка пульса и прочие положенные процедуры тут не требовались. Цент перешагнул через покойного и заглянул на кухню. На разделочном столе лежал второй выживший. Рядом суетилась домохозяйка в фартуке. Деловито запустив руку в распоротое брюхо парня, она вытащила наружу ворох кишок, понюхала его, одобрительно кивнула и вывалила ливер в большую кастрюлю. Перемешав кишки половником, кухарка добавила лавровый лист, посолила, поперчила и сняла пробу. Цента передернуло. Сразу вспомнилась Анфиса, тоже та еще стряпуха, любительница кулинарных экспериментов над чужим желудком. Особенно сожительница любила выудить какой-нибудь изуверский рецепт из сточной ямы под названием интернет, воплотить его в жизнь своими скромными силами и скормить бойфренду. Невыносимый вкус был наиболее мягким побочным эффектом, он, по крайней мере, исключал возможность потребления продукта. Хуже было, когда блюдо по всем внешним признакам оказывалось съедобным и поглощалось. В этом случае последствия бывали катастрофическими, вплоть до всенощного бдения на унитазе. Благодаря Анфисе и ее кушаньям Цент всю классику перечитал, змейку на телефоне прошел, кубик Рубика собрал. А ведь он не просил никакой экзотики, ему вполне хватило бы банального классического борща. Упорное желание подруги накормить его отравой объяснялось лишь тем, о чем сам Цент подозревал уже очень давно: Анфиска являлась частью вселенского зла, притом весьма немалой его частью. Возможно, занимала высокую должность в министерстве темных дел.
