Сергей Александрович Арьков
Тёмная рать
На четвертой плите Цент догнал Владика. В программисте перегорел последний грамм храбрости из тех пяти, что были в самом начале, и теперь он стоял на месте, раскачиваясь, как мачта парусника в шторм.
– Ты стоишь между мной и сервелатом, – сообщил ему Цент.
– Не могу! – ревел Владик, у которого натурально подкашивались ноги. Мышцы не слушались, тело сковал паралич, мочевой пузырь едва не лопался под давлением отваги.
– Тогда я тебя скидываю, – обрадовал его изверг. – Мне надо вперед. Не можешь идти – освободи дорогу.
– Дай мне вернуться на крышу.
– Возвращаться – плохая примета. Это неприемлемо. Давай, короче, прыгай вниз. Смотри, как они тебя хотят. Что, вурдалаки, хотите очкарика?
Зомби, словно поняв человеческую речь, зарычали громче прежнего.
Мысленно призывая на голову Цента гнев божий, Владик сдвинулся с места и пошел вперед. Для него это был подвиг, но изверг не оценил, продолжая торопить и угрожать.
– Да шевели ты окороками! Вот же черепаха! Тут места столько, что на велосипеде проехать можно, а он пройти не может. Теперь понятно, почему таких вот, как ты, инвалидов без диагноза, в армию не берут. Не придумали еще таких войск, где ты мог бы служить. Белый билет, Владик, твой диагноз по жизни. Поэтому единственная баба, которая тебе дала, оказалась сорокалетней страхолюдиной с пикантным прошлым. И то удивляюсь, что она в тебе нашла? Наверное, на приданное твое польстилась. Больше, потому что, не на что.
Трудно сказать, была ли тому виной обличительная речь Цента, но Владик вдруг оступился и рухнул промежностью на торец бетонной плиты. Мужское начало приняло весь удар на себя, а тот был столь силен, что у Владика на мгновение отключилось сознание. Это мгновение было самым счастливым за последние дни, потому что в наступившей тьме не водился Цент.
Владик очнулся от дикой боли – та была такой сильной, будто между ног взорвалась граната. К тому же кто-то бил его по голове и что-то требовал невыносимо гнусным голосом. Еще кто-то настойчиво хватал за ногу.
– Очкарик, хватит визжать, уши вянут! – требовал Цент.
Первая, самая мощная волна боли отступила, и Владик понял, что он кричит. Не сразу удалось понять, что происходит, а когда он опустил взгляд, то увидел, как руки мертвецов лапают его ногу, силясь ухватить половчее и сдернуть добычу вниз. Страх перед съедением оказался сильнее болевых ощущений. Владик попытался вновь встать на торец плиты, но не мог – не хватало силы в руках, страх парализовал мышцы, сокрушенное об бетон хозяйство отзывалось чудовищной болью на каждое движение.
– Угораздило же связаться с этим дураком! – возмущался Цент. – Почему на период зомби-апокалипсиса компанию мне не составил крутой перец вроде меня? Почему попался лох? Ты, убогий! Я считаю до двух, до трех тебе жирно, и тогда….
– Я не могу встать! – прорыдал Владик, мечтая умереть и попасть в ад: рогатые черти, вечные муки, жарка на сковороде и никакого Цента – восхитительно!
Цент схватил Владика за шиворот и легко вздернул на ноги. Тот стиснул зубы так, что чуть не откусил себе кончик языка. О том, что творилось в штанах, не хотелось и думать, но судя по ощущениям, ничего хорошего. Сможет ли он теперь стать отцом, или хотя бы матерью?
– Не беси меня, очкарик! – потребовал Цент.
– Боже, как больно, – рыдал программист.
– Если не заткнешься, я ногой добью то, что ты сам себе не добил об плиту. Иди, тупой, да живее!
Путь до угла был долог и труден. Владик несколько раз едва не срывался с забора прямо в лапы к зомби, и идущий позади Цент ни разу не предпринял попытки помочь ему. Владик не держал за это зла на изверга, напротив, радовал уже тот факт, что садист из девяностых не подтолкнул его в объятия верной смерти. А он мог. Наверное, просто не догадался. Или припас для несчастного программиста нечто куда более кошмарное? Владик не хотел даже думать об этом.
Когда они достигли угла забора, оправдались худшие опасения Владика. План Цента заключался в том, чтобы добраться до магазина по проводам. Вот для чего ему нужен был первопроходец. Не для того, чтобы испытать надежность бетонных плит, а чтобы проверить – выдержат ли провода вес человеческого тела. А заодно убедиться, что те не под напряжением, потому что всякое ведь может быть.
– А если он под током? – заныл Владик.
– Смотри на вещи с позитивной стороны, – посоветовал оптимист Цент. – Если упадешь на землю живой, тебя загрызут зомби, а это больно. Ну а если ушибет током, то отмучаешься быстро и без криков. Лезь, очкарик, не тяни время. Ты и так сегодня заслужил весьма суровое наказание, не усугубляй.
Чьи-то заботливые руки снабдили деревянный столб железными скобами, по которым Владик сумел добраться до верха. Смотреть вниз он себе категорически запретил, вперед тоже, потому что его и здание магазина разделяло немыслимо огромное расстояние. Цент карабкался следом и подбадривал смертника угрозами. Зажмурившись, Владик протянул руку и схватился за провод. Ничего не произошло, напряжение отсутствовало.
– Первый пошел! – требовал Цент, больно щипая программиста за ногу.
Владик неуклюже влез чуть повыше, зацепился за провод ногами и повис над бездной. Затем кое-как преодолел полметра, и понял, что выдохся.
– Даю две минуты, – сказал ему Цент.
– На отдых? – не поверил своим ушам Владик.
– На все. Не уложишься – перерублю провод. Найду другой способ попасть в магазин, но тебя, паразита, я проучу.
– Да ведь я же погибну.
– Ну, хоть погибнешь ученым, тоже плюс. Время пошло.
Весь ужас ситуации заключалась в том, что Владик не мог сказать наверняка – шутит Цент или говорит серьезно. Изверг уже доказал, что способен, не моргнув глазом, убить человека, а если он сделал это однажды, может и повторить. К тому же Владик начал подозревать, что он совсем не нравится Центу, а для зверского маньяка это уже достаточный повод для убийства.
Этот подвиг, совершенный под угрозой смерти, Владик почти не запомнил. Смотрел он только вверх, видел провод, опасно прогибающийся под его весом, и свои окровавленные руки. Боли не чувствовал, после отбитой мошонки какие-то порезы на ладонях мало что значили. А слышал только голодное рычание зомби под собой и голос Цента, который, шутки ради, пару раз начинал дергать провод с криком – режу! В первый раз неподготовленный Владик от страха разжал пальцы и повис на ногах. Невольно глянул вниз, только одним глазком, и чуть не стал постоянным пациентом логопеда.
– Очкарик, резче! – торопил бездушный мучитель.
Владик продолжил свой страшный путь, и в какой-то момент силы оставили его окончательно. Он понял, что сейчас сорвется и упадет. И погибнет. И ни одна живая душа не всплакнет о нем, потому что из всех живых душ остался только Цент, а у того либо вовсе нет души, либо есть, но какая-то бракованная. Пальцы разжались, Владик взвыл и упал с высоты одного метра на крышу магазина. Оказалось, он уже давно добрался до цели, просто Цент не удосужился ему об этом сообщить.
После того как первопроходец благополучно миновал улицу, на проводе повис бывший рэкетир. Он был сильнее Владика, но и значительно тяжелее. Провод сильно провис под немалым грузом, за который стоило поблагодарить Анфису с ее котлетами и блинами, Цент двигался быстро, как мог, больше всего боясь умереть раньше Владика. Стоило представить, что очкарик в одно лицо слопает все, что найдет в магазине, как желание жить укреплялось стократно. Цент не мог позволить свершиться этому. Не для того он столько мучился, живя в невыносимые времена порядка, чтобы не успеть в полной мере насладиться своей родной стихией – хаосом, беззаконьем и анархией. И колбасой, за которую теперь не нужно было платить мордатой продавщице непомерно высокую цену.
Спрыгнув на крышу, и остудив о холодный после ночи гудрон горящие огнем и обильно кровоточащие ладони, Цент поднял взгляд и увидел Владика. Программист вел себя возмутительным образом – развалился на крыше, будто на пляже, закрыл глаза и отдался несанкционированному отдыху. Все это говорило о том, что Владик отнюдь не хочет жить. Потому что хоти он этого, то не загорал бы на солнышке, а уже искал способ проникнуть в магазин.
– У меня все руки изранены, – тут же заныл очкарик, стоило Центу появиться рядом.
– Сходи в больничку, оформи инвалидность, – холодно, без тени сочувствия, посоветовал ему изверг из девяностых. – Какого лешего ты развалился? Кто разрешил?
– Но я так устал….
– Знавал я одного такого нытика, – зловещим голосом поведал Цент. – Он тоже любил пожаловаться. То у него рука болит, то нога, то устал очень. Вот я смотрел на него, смотрел, и думал: не живет человек – мучается. Весь в страданиях погряз, все у него плохо, недуги одолевают. Зачем ему такая жизнь?
– И что ты сделал? – простонал Владик, интуитивно догадываясь, что история с участием Цента априори не могла завершиться хэппи-эндом.
– Я ему помог.
– Как?
– Эффективно. Все болячки прошли сразу, и усталость как рукой сняло. У него такое лицо было счастливое и одухотворенное… в гробу.
Рассказ Цента о совершенном благодеянии положительным образом сказался на самочувствии Владика. Программист тут же вскочил на ноги, ощущая небывалый прилив сил и чудесное исцеление от всех недугов.
– Поищем вход, – предложил Цент. – Ты смотри там, а я тут. Надо как-то пролезть в магазин, у меня уже круги перед глазами от недоедания.
После тщательного осмотра путь к сытости был обнаружен. Им оказалось небольшое приоткрытое окошко в трех метрах над землей. Подобраться к нему можно было по водосточной трубе. Альпинизм намечался рискованный. Шанс сорваться и покалечиться, а то и вовсе разбиться насмерть, усугубляли пасущиеся внизу мертвецы. Владик представил себе предстоящий подвиг, и у него подломились ноги.
– Да, опасно, – помыслил вслух Цент, для пробы толкая ногой водосточную трубу. Та как-то подозрительно активно зашаталась. Арматура, которой она крепилась к стене, выглядела тонкой и ненадежной, и еще неизвестно, на какую глубину вбиты в кладку штырьки. Как ни велика была жажда Цента поглотить колбасное изобилие, сокрытое в недрах гастронома, он все же ценил свою жизнь чуть больше, чем удовлетворение потребностей желудка.
– Поищем другой путь? – с надеждой спросил Владик, когда увидел, что изверг с озабоченным лицом отошел от водостока.
– Другого пути нет, – вздохнул Цент. – Придется рискнуть. Оно того стоит. Ну, чего ждешь?
– А? – не понял Владик.
– Чего, говорю, ждешь?
– Я?
– Ты тут еще кого-то видишь? Владик, перестань меня огорчать. Не люблю тупых.
– Да, хорошо, я больше не буду, – невпопад пообещал Владик, все еще не понимая, что хочет от него душегуб из девяностых.
– Нет, ты глянь на него! – возмутился Цент. – Встал и стоит. Ты чего стоишь, а?
– А что мне делать? – растерялся программист.
Этот вопрос стал последней каплей, переполнившей чашу терпения Цента. Ничего не понимающий Владик вдруг был грубо схвачен за шкирку, после чего непреодолимо сильная рука бывшего рэкетира потащила его хилую тушку прямо к краю крыши.
– Не надо! – чуть слышно взмолился страдалец, предпринимая вялые, заведомо обреченные не неудачу, попытки высвободиться.
– Или полезешь по трубе, или полетишь по воздуху, – озвучил все варианты Цент. – Выбирай.
– Я полезу! Полезу!
– Молодец. Не сомневался в тебе. Ну, вперед.
Пальцы терзателя разжались, Владик мешком шлепнулся на поверхность крыши. Осторожно подполз к самому краю и глянул вниз. Пред ним разверзлась пропасть, на дне которой расхаживали живые мертвецы. Водосточная труба казалась тонкой и ненадежной, да и сил на спуск не осталось – все израсходовал, пока лез по проводу.
Владик зажмурился, борясь с головокружением. Даже не верилось, что он сможет это сделать.
– Очкарик, я надеюсь, ты осознаешь всю тяжесть последствий своего промедления? – недобрым голосом осведомился Цент. – Каждая лишняя минута моего голодания отольется тебе в часы невыносимых мук. Грядут терзания, Владик. Мучения, пытки и боль. И не думай, что дело ограничится одним только паяльником, хотя и его тебе не миновать, но тебя еще ожидают такие замечательные процедуры, как полировка зубов напильником и охолащивание тисками….
Владик сам не понял, как оказался на трубе. Только что лежал на крыше и умирал от страха, и вот уже бодро ползет вниз, презрев опасность и не боясь ни высоты, ни мертвецов. Весь существующий в его организме эмоциональный объем заполнил страх перед Центом.
– Так, так, хорошо, – подбадривал изверг, поглядывая сверху на первопроходца. – Не останавливаемся, продолжаем спуск.
Очередной металлический штырь, на который Владик поставил ногу, вдруг предательски обломился. Кричащий от ужаса программист повис на руках, просматривая пролетающую перед глазами жизнь. Снизу его заметили мертвецы и радостно зарычали. Сверху маячила тошнотворная физиономия изверга, который опять взялся перечислять ожидающие жертву процедуры страдательного типа.
Израненные пальцы не выдержали и соскользнули со штырей. Владик проехал по трубе метра полтора, и лишь чудом сумел затормозить.
– Господи! – рыдал он. – Помогите мне, люди! Я больше не могу!
– Очкарик, хватит шуметь, – приказал Цент. – Ты уже на месте. Лезь в окно.
Разлепив залитые слезами глаза, Владик увидел рядом с собой открытое окно. До него было около полуметра. Изловчившись, Владик прыгнул и зацепился за его край. Какое-то время, натужно сопя, скреб ногами по стене, силясь отыскать точку опоры, а затем все же сумел втащить свой организм внутрь. Цент выждал пять секунд, но поскольку из магазина не неслись дикие крики съедаемого живьем программиста, размашисто перекрестился, повесил автомат за спину, и полез следом.
Когда Цент с трудом протиснулся в крошечное окошко и рухнул на твердый пол, он тут же решил для себя, что Владик больше нежилец. Хоти программист существовать дальше, он бы позаботился о том, чтобы конкретный пацан упал на что-нибудь мягкое и нежное, в крайнем случае, постелил бы на пол себя. А когда рассерженный рэкетир поднял взгляд, то увидел и самого провинившегося паренька. Тот стоял, прижавшись к стене, таращил глаза в пространство, и, вроде бы, даже не дышал.
Поднявшись на ноги, Цент осмотрелся. Окольная тропа привела его в какое-то небольшое помещение, заставленное картонными коробками. В коробках было мыло, шампунь и прочая бытовая химия. Впрочем, в стене имелась дверь, ведущая, очевидно, в торговый зал.
Подойдя к Владику, Цент наклонился к нему и приказал:
– Дыхни!
Владик выполнил приказ. Цент внимательно понюхал выхлоп, и с души отлегло. Он так боялся, что Владик, первым попав в магазин, съест колбасу, что сердце было не на месте. Слава богу, обошлось.
– Ты чего тут стоишь? – спросил он.
– Я что-то слышал, – прошептал Владик.
– Где?
– Там, за дверью. Там кто-то есть.
– Почему не выяснил?
– Я испугался, – признался Владик.
– Что ж, свои страхи нужно преодолевать, – заметил Цент. – Я тебе в этом помогу. Пошел вперед!
Перечить Владик не смог.
Дверь открылась без скрипа, за ней оказался узкий темный коридор. В одном конце он был немного светлее, а поскольку после зомби-апокалипсиса снабжение города электричеством прервалось, там, вероятно, располагался торговый зал. Владик шел первым, Цент двигался за ним и постоянно подталкивал героя в спину. Когда они достигли выхода из коридора, у Владика камень с души упал, а у Цента два. Цель была достигнута. После стольких опасных приключений они, наконец, добрались до еды.
– Ты только погляди! – восхищенно произнес Цент, радостно обозревая бесконечные стеллажи с товаром. – Ну, очкарик, шашлык из тебя временно отменяется. Пока живи, нагуливай жирок.
Владик приготовился порадоваться, но тут из-за ближайшего стеллажа прямо на него вырулил человек. Как всегда в критические момент жизни, Владиком овладел ступор. Он застыл столбом, таращась на источник опасности. Зомби тоже уставился на него, но почему-то не напал. Наверное, потому, что его зубы были заняты торчащей изо рта палкой колбасы.
Секунду зомби и Вадик глядели друг на друга, а затем что-то свистнуло в воздухе, едва не чиркнув программисту по виску, и живой мертвец колодой повалился на пол. Рядом с ним упала банка консервированного зеленого горошка, изрядно деформировавшаяся после столкновения с черепом мертвеца.
Глава 6
Зомби развалился на полу между витринами, как у себя дома, из разбитого банкой лба сочилась кровь, изо рта торчал кусок недоеденной колбасы. Цент застыл, направив на живого мертвеца автомат, Владик трусливо выглядывал из-за плеча могучего спутника, куда он поспешил спрятаться от всех возможных опасностей. Оба понимали, что выстрелы привлекут внимание тех зомби, что огромной толпой шатались снаружи, а в том, что эти существа в большом количестве способны сокрушить даже очень толстые стекла, и Цент и Владик уже имели несчастье убедиться. К тому же пули против них все равно не помогали.
– Что будем делать? – прошептал Владик.
– Думаю, надо ему голову отрубить, пока не очухался, – нашелся Цент.
– Голову? Отрубить? – ужаснулся программист.
– Да. Вдруг поможет? Блин, все хуже, чем я думал. Оказывается, эти вурдалаки не только людей жрут, но и копченую колбасу. Погляди на этого. Целую палку успел умять, живоглот! А если бы я его не остановил, он бы тут все сожрал. У всех зомби как зомби, едят только людей, колбасу не трогают, а наши-то, отечественные, вон что творят. Так, очкарик, не стой столбом, поищи что-нибудь железное и острое, лучше всего топор.
– Ты все-таки хочешь отрубить ему голову?
– За колбасу? Да! А если узнаю, что он и к пиву приложился, я его нашинкую мелкими дольками. Ишь чего удумали, нехристи – колбасу поедом есть. Ничего не треснет-то с сервелата? Шел бы кошек ловить или голубей, тебе, дохлому, все одно, вкуса-то, поди, не чуешь. Очкарик, ты еще тут?
– А где мне топор искать?
– Где хочешь. Жду минуту, потом наказываю.
Владик уронил голову и поплелся на поиски, прекрасно понимая, что топора он за минуту не найдет, а если и найдет, Цент все равно его накажет, потому что садист и изверг. Пистолет, на всякий случай, Владик держал в руке. Не для того, чтобы убить зомби, этим их не проймешь, ну так хотя бы Цент на выстрел прибежит, поможет. Возможно, прибежит, и, возможно, поможет. Цент не из тех, кто помогает ближним, подобное поведение противоречит его аморальным убеждениям и свинской натуре. Владик, глядя на этого изверга, не мог себе представить, что за ужас творился в лихие девяностые, когда такие вот субъекты паслись целыми стадами и вершили свои черные дела абсолютно безнаказанно. Несказанно радовало то, что пришли добрые люди и навели прядок. Но Цент и это пережил. Как будто специально, чтобы получить возможность безнаказанного издевательства над безответным программистом.
Весь в печальных думах, Владик повернул за угол, и нос к носу столкнулся с зомби. Это был очень странный, нетипичный зомби, должно быть какой-то редкий подвид ходячих мертвецов, потому что внешне он был один в один живой человек, в одной руке держал наполненный чем-то пакет, а второй запихивал в рот кусок колбасы. Владика этот зомби испугался не меньше, чем тот его. Оба шарахнулись в разные стороны, зомби выронил пакет и, подавившись колбасой, закашлялся. Владик поднял перед собой пистолет, но рука тряслась так сильно, что он едва ли попал бы в цель даже с двух шагов. Нужно было звать Цента, но, как и всегда в минуту опасности, у Владика отказал речевой аппарат.
Зомби, продолжая кашлять, поднял перед собой руки и вдруг произнес человеческим голосом:
– Не надо! Я живой.
Владик удивленно хлопнул глазами. Он уже смирился с мыслью, что кроме них с Центом нормальных людей не осталось (то есть, кроме него, от Цента нормальностью и не пахло), и вдруг перед ним стоит самый обычный человек, который тоже по каким-то причинам не превратился в зомби.
– Ты не мертвец? – на всякий случай уточнил Владик.
– Нет, нет, – замотал головой тот, сумев, наконец, проглотить застрявший в горле кусок колбасы. Он был примерно одного с Владиком возраста и одной комплекции, разве что очков не носил. – Мы выжившие. Пришли сюда за припасами для нашей общины.
– Общины? – повторил Владик. – Значит, есть и другие?
– Нас много, – заверил незнакомец. – Мы скрываемся в тайном месте. Наружу выходим редко, только чтобы пополнить припасы. А ты тоже выживший?
– Да, – всхлипнул Владик, которому хотелось рыдать от счастья. Трудно было передать словами его радость от понимания того, что на свете уцелели еще люди помимо Цента. Теперь он сможет примкнуть к ним, и они, конечно же, примут его с распростертыми объятиями, потому что это люди, а не изверги из девяностых.
– Ты один? – спросил выживший.
– Я….
Ответить Владик не успел, потому что нечто огромное, злое и с головы до ног криминальное вдруг вылетело из-за стеллажа и нанесло незнакомцу удар ногой в живот. Щуплого паренька как ветром сдуло, он пролетел по воздуху метра три и размазался об стену. Тело его стекло на пол и замерло без признаков жизни. Владику захотелось закричать от отчаяния, но он не сделал этого – снаружи паслись зомби.
– Опять я тебя спас, – с гордостью заметил Цент. – Ты мой должник. И счетчик крутится.
– Зачем ты это сделал? – простонал Владик.
– Что – это?
– Зачем ты его ударил? Это не зомби.
– Да ну! – усомнился Цент. – А кто же тогда?
– Обычный человек. Живой. Он сказал, что пришел сюда за припасами для общины. Сказал, что их там много. Господи, ты его что, убил, да?
Владик попытался осмотреть тело, но Цент уронил ему ладонь на плечо и сжал пальцы с такой силой, что захрустела ключица и заскрипели от боли зубы программиста.
– Не лезь! – приказал изверг.
– Но если он жив, надо ему помочь.
– Здесь я решаю, кто жив, а кто нет. С чего ты взял, что он не зомби?
– Потому что зомби не разговаривают.
– Да? Ты у нас что, спец по зомби? А диплом покажи.
– Но другие ведь не разговаривали.
– И что? Это еще ничего не значит. Может, они говорят, но не все, или не всегда, или не со всеми. Община у них, как же. Сразу видно, что ты лох, и развести тебя как два пальца. Он тебя в ловушку хотел заманить и обглодать заживо, а ты повелся. Лопух!
– Нет, я все же уверен, что это живой человек. Он собирал припасы, вот его пакет.
Цент поднял пакет и вытряхнул на пол содержимое. Худшие его опасения оправдались, потому что припасы в основном состояли из колбасы разных сортов. По всей видимости, они столкнулись с каким-то особым подвидом зомби. Те владели человеческой речью, не разлагались, а в качестве пищи использовали не людей, но колбасу. Колбасные зомби – что может быть ужаснее?
– Хорошо, что мы подоспели вовремя, – выдохнул Цент, смахивая со лба капельки холодного пота. Только что представил себе, что было бы, если бы они попали в этот магазин на пару часов позже. После двух колбасных зомби от сервелата остались бы одни обсосанные попки.
– Это не зомби, – повторил Владик, хотя прекрасно понимал, что попусту сотрясает воздух. Цент уже все решил.
– Если эти колбасные зомби умеют говорить, их можно допросить, – сообразил изверг. – Нужно собрать информацию, понять, что происходит, кто виноват и как надолго весь этот зомби-балаган. Очкарик, там, в коридоре, пожарный рукав, тащи его сюда. Свяжем голубчиков. Я им покажу, как на святое покушаться. Колбаски, видишь ли, захотелось. Так я их накормлю на сто лет вперед. Угощу раз и навсегда, и, поверь мне, за добавкой они точно не прибегут. Ну, что застыл? Тащи шланг!
Через двадцать минут оба бесчувственных зомби были надежно упакованы по всем правилам девяностых. Цент связал их спина к спине, рты залепил скотчем, но, прежде всего, пошарил по карманам, ибо был опытен. А то однажды имел место такой случай – поймали жадного коммерсанта, привязали к стулу для последующих пыток, а сами пошли выпить пивка. Коммерсанта не обыскали, а зря, у того в кармане оказался перочинный ножик. Он им веревки перепилил, и сбежал. Выскочил из гаража во двор, а там доберман пасся, на них тогда мода была, многие заводили. Добермана дня три как не кормили, а жадный коммерсант был толст и аппетитен…. В общем, лишились и коммерсанта, и возможности кого-нибудь попытать. Один плюс – доберман наелся, потому что не дело это, животное голодом морить.
Пока Цент подготавливал клиентов к допросу, Владик стоял на стреме, то есть следил за зомби на улице. Однако толстые стекла витрины глушили все могущие долететь изнутри звуки, поэтому мертвецы вели себя спокойно, продолжая стоять на месте или бесцельно ходить кругами. Что бы там ни говорил изверг, Владик точно знал, что их пленники никакие не колбасные зомби, а обычные люди. Люди, являющиеся частью общины выживших. Нормальные, цивилизованные люди. Люди, с которыми он хотел бы остаться, покинув кровожадного уголовника. И вот этот единственный шанс на спасение сумасбродный Цент намеревался замучить пытками. Это было невыносимо. Конечно, у Владика был пистолет, и он мог, чисто теоретически, угрожая им, заставить Цента освободить пленников и сбежать с ними. Но ведь Цент его найдет. Обязательно найдет. Из этого кошмара был лишь один выход – застрелить изверга. Но Владик точно знал, что не сможет этого сделать.
Цент закончил приготовления и позвал к себе Владика. Программист не мог помешать садисту, но и видеть все это он тоже не хотел. Но Цент был иного мнения.
– Будешь ассистировать, – сказал он. – Пора тебе учиться нужным вещам. Для начала принеси мне соль. Я вон там, на полке видел.
Владик исполнил поручение, про себя гадая, на кой черт извергу понадобилась соль. Ответ не заставил себя долго ждать. Цент разорвал картонную пачку, зачерпнул щепотку, затем пальцем приподнял веко одному из пленников и сыпанул ему соль прямо в глаз. Владик содрогнулся, едва сдерживая тошноту, но страдальцу было куда хуже. Он тут же пришел в себя и забился в конвульсиях, мыча сквозь скотч как бешеная корова.
– Штука эффективная, и экономная, – заметил Цент. – Паяльником каждый сможет, но его еще найти надо, не всегда ведь под рукой. Нужно уметь терзать подручными средствами. Вот соль в каждом доме есть.
– Не надо, а? – взмолился Владик.
– Погоди, я только начал. Он у меня все расскажет! Вот увидишь, никакой это не живой человек, а колбасный зомби. Я его сразу раскусил, потому что глаз наметан, а ты неопытный, наивный, вот и повелся на его лживые речи.
Владик ждал, что после соляной пытки Цент начнет задавать пленнику вопросы, но ошибся. Когда страдалец перестал дергаться и мычать, Цент нежно взял его за мизинец левой руки, и, не меняясь в лице, сломал человеку палец. Хрустнули кости, бедняга опять забился в конвульсиях. Владик зажал ладонями рот и бросился за стеллаж.
– Добрый труд аппетит пробуждает, – сказал Цент, ножом сдирая шкуру с колбасного полена. Для пробы потыкал клинком батон, и покачал головой – тот изрядно почерствел, но был еще вполне съедобен. Куда большие надежды Цент возлагал на консервы, у тех, как известно, срок годности измеряется годами.
– Очкарик, иди сюда. Или ты не голодный?
Владик был зверски голоден, но последние события изрядно подпортили ему аппетит.
– Давай позволим им все объяснить, – попросил он Цента.
– Рано, – мотнул головой изверг, погружая в себя четырехэтажный бутерброд, состоящий из колбасы, другой колбасы, еще колбасы и опять колбасы. – О-о…. Блаженство! Давно я об этом мечтал.
– О колбасе? – удивился Владик, поражаясь убожеству чужих мечтаний. Сам он мечтал о более возвышенных вещах, например о соседке Машке, которая никогда не обращала внимания на щуплого очкарика, или о волшебном мече с тремя гнездами для рун и бонусом к урону магией.
– Не о колбасе, а о бесплатной колбасе. Приходишь в магазин, берешь все, что хочешь, и ничего за это не платишь. Разве бывает на свете что-то лучше этого?
Владик хотел ответить, что лучше бесплатной колбасы новый мощный компьютер, на котором не виснут даже самые крутые игры, но решил, что Цент воспримет его вариант как святотатство.
– Давай их послушаем, – опять затянул Владик. – Я уверен, что они не зомби, и все произошедшее является чудовищной ошибкой.
– В чем ошибка-то? – не понял Цент, принимаясь за второе полено сервелата.
– Ну, как же. Если они не зомби, то ты, получается, ни за что пытаешь обычных людей.
– Как это ни за что? А покушение на колбасные запасы?
– Да, но ведь это же не твоя колбаса. Они тоже имеют на нее право.
Цент сотворил колоссальный бутерброд, разрезав батон пополам и начинив его колбасным ассортиментом, после чего откупорил баночку пива и осушил ее залпом. Переживать зомби-апокалипсис в магазине было гораздо приятнее, чем бегать по полям.
– Ты ошибаешься, – возразил он программисту. – В мире свободы и вседозволенности прав тот, кто сильнее. У кого кулаки больше и калибр крупнее, тот и прав, а кто лох, тот лох по жизни. Они пришли сюда, и хотели забрать колбасу. Но я объяснил им, что они не правы. Колбаса моя!
– Но ведь это какой-то первобытный порядок вещей! – замотал головой Владик. – Мы же цивилизованные люди, а не дикари.
– Не первобытный, а естественный, – поправил его Цент. – В мире животных все так живут. Сильные и зубастые едят слабых и беззубых. Если хилый и постоять за себя не можешь, то сам виноват – надо было эволюционировать, а не клювом щелкать.
– Но мы же не животные, – напомнил Владик, хотя в виду имел больше себя, чем Цента. Изверг из девяностых был еще той скотиной.
– И очень плохо. У зверей есть чему поучиться. Все беды от того, что отошли люди от своего животного начала, выдумали себе какие-то искусственные правила, и мучаются, пытаясь их соблюсти. Вот взять тебя, очкарик. Встретят тебя в темном переулке хулиганы, и скажут – гони бабки! Что ты сделаешь?
– Ну, я….
– Ничего. Бабки отдашь, и не пикнешь. А почему? Потому что вырос в противоестественных условиях, и с детства тебе внушали, что надо быть беззубым и послушным, а если что, тебя милиция защитит. Другое дело, если бы ты с рождения рассчитывал только на себя и свои силы, сейчас бы был не трусливым хомячком, а волком злым.
– Но если все люди будут как звери, то начнется настоящий кошмар. Друг на друга станут кидаться….
– Ничего подобного. Будет порядок, как в природе. Потому что если ты знаешь, что вокруг одно зверье злое, то десять раз подумаешь, прежде чем на кого-то кидаться. Единственное, что уважают люди, это силу, а законы, мораль, это все чепуха. Если ты хомяк беззубый, никакой закон тебя не защитит. Придут, бабки отберут, самого опустят, и бегай потом по своим милициям, жалуйся, там тебя и слушать не станут. А когда ты зверь лютый, никто к тебе не сунется, потому что знают – ты в милицию не побежишь, и жаловаться не будешь, и в интернете своем слезные посты не станешь выкладывать. Ты просто глотку перегрызешь зубами, и все.
