Сергей Александрович Арьков
Тёмная рать
– Кушай, кушай, – подбодрил ее Цент. – Набирайся сил. Они тебе пригодятся.
От этих слов у Машки едва не пропал аппетит. Она как чувствовала, что эти две конфеты ей дорого встанут.
– О чем это ты? – осторожно спросила она.
– У меня есть план, – поделился сокровенным Цент.
– Какой план?
– Как нам проникнуть в логово плохих людей. Лобовая атака тут не подходит, их много, а нас всего полтора: я, очкарик полчеловека и ты, которая баба, а баба вовсе не человек. Не тягаться нам с ними в честном бою. Придется побеждать хитростью и коварством.
У Машки окончательно пропал аппетит, поскольку она начала догадываться, что и для нее в плане Цента припасена немалая роль. Так и оказалось. Более того, ее роль была ключевой. Это девушку отнюдь не обрадовало, а вот Владик с облегчением выдохнул – наконец-то кто-то другой отправляется на самый опасный рубеж. Не все же ему заниматься самоубийственным подневольным героизмом.
План, придуманный Центом, и впрямь был хитер. Этот план рождался в муках целый день, пока герой девяностых вел наблюдение за вражеским объектом и ведущей к нему дорогой. Вопреки ожиданиям, злодеи не сидели в своей цитадели, но активно выезжали наружу. Колонны и одиночные автомобили сновали туда-сюда, и только одному богу было известно, куда и зачем мотаются адепты Последнего ордена. Дважды над объектом поднимался вертолет и улетал по неведомым делам, и дважды возвращался. У Цента, уже записавшего на свой счет одну крылатую машину, рука так и тянулась к лопате, но он понимал, что всему свое время. Сейчас нужно было наблюдать, подмечать и планировать. Но когда настанет час зверской битвы, все злодеи пожалеют, что родились на белый свет. Цент заранее решил, что не будет щадить никого, даже беременных, кормящих матерей и грудных младенцев. Конечно, шанс столкнуться с таковыми на секретном объекте тайной секты воинствующих язычников был крайне мал, но следовало перестраховаться заранее, сразу решив, кого убивать, а кого нет, дабы не возникло колебаний в процессе.
– Машка, ешь конфеты, – приказал Цент. – Скоро начнет темнеть, злодеи поедут обратно в свое логово.
– И? – заранее предчувствуя ужасное, спросила девушка.
– И вот тогда-то ты и понадобишься.
Подготовка к спецоперации была очень странной. Цент придирчиво осмотрел Машку, и велел ей подтянуть юбку повыше, так, чтобы та лишь слегка прикрывала срам. Затем велел расстегнуть блузку. Посоветовал зачем-то причесаться и почиститься, чтобы выглядеть красиво. Машка все исполнила без возражений. Возражать Центу было суицидально – уж это-то она уяснила.
В итоге, после проведенной подготовки, Машка стала напоминать деревенскую проститутку, впервые вышедшею из провинциальных дебрей на обочину федеральной трассы. Цент придирчиво осмотрел ее со всех сторон и остался доволен результатом.
– Хорошо, – кивнул он. – В самый раз.
– Едут! – вывалившись из кустов, доложил дозорный Владик. – Одна машина. Они уже на повороте, сейчас будут здесь.
– Машка, твой выход, – порадовал девушку Цент. – Постарайся не ударить в грязь лицом. Помни, что на кону судьба всего человечества. Кто, если не мы?
– Можно было бы Владика женщиной нарядить, – проворчала Машка. Героиней ей, похоже, быть совсем не хотелось.
– Можно, – согласился Цент. – Я уверен, очкарик будет очаровательно смотреться в сарафане. И мы обязательно это сделаем. Но в другой раз. Есть у меня опасение, что на программиста они не клюнут.
Через секунду Машка уже стояла на обочине, всеми силами изображая сексуальность. Переигрывала безбожно, но Цент надеялся, что изголодавшаяся по женскому телу солдатня не станет оценивать самку по методике Станиславского. Опасался он за другое – как бы девку не пристрелили. Последний орден состоял из конченых злодеев, они могли. Остановить их был в состоянии только половой инстинкт. На него, родимого, возлагалась вся надежда.
В том, что его план гениален, Цент убедился вскоре, когда автомобиль резко затормозил в десяти метрах от излишне бодро виляющей бедрами Машки. Наружу выбрались двое в уже знакомой форме, третий, водитель, остался в салоне.
Держа оружие наготове, оба самца приблизились к Машке. Та явно оробела, но держалась молодцом. Из образа не вышла, более того, перестала излишне яростно крутить задом, будто ее за пятую точку кусали пчелы.
– Так, так, так, – протянул один из злодеев, любуясь Машкой с улыбкой, предвещающей придорожной труженице скорый и обильный заработок. – И кто это у нас тут?
Второй подошел ближе и вдруг звонко шлепнул ладонью по Машкиной попке. Та игриво взвизгнула. Лежащий рядом с Центом Владик побурел от ревности. Опасаясь, как бы Отелло не выкинул какую-нибудь глупость, Цент продемонстрировал ему красноречивую пантомиму – показал кулак, еще кулак, опять кулак, снова кулак. Владик все понял очень хорошо. Четыре удара таким кулаком, это гарантированная смерть, а уж свою жизнь он ценил куда больше, чем какую-то Машку.
– Что ты тут делаешь? – спросил тот из злодеев, что уже успел пощупать товар и, похоже, остался доволен.
– Мальчики, хотите развлечься? – предложила Машка.
– Да! – выдохнули оба почти хором.
Цент просиял – план пока что работал безупречно. Беспроигрышная ставка была сделана на хроническую сексуальную неудовлетворенность людей служивых. Цент не понаслышке знал, что это такое. Сам, в свое время, два года провел без женской ласки, если не считать единственного эпизода, нарушившего это неоправданно долгое воздержание. Да и эпизод был такой, что о нем до сих пор вспоминать было жутко. Потому что та повариха была ну такая страшная, ну такая жуткая, а зубы у нее были такие лошадиные, что после нее Цент вообще перестал чего-либо бояться. Лишь полтора года жития в святости могли заставить Цента влезть на этот ужас пола женского. Еще тогда, на службе, он поражался и возмущался заведенному в армии порядку, когда здоровых молодых кобелей силой лишали главной радости в жизни, ее, можно так сказать, смысла. Возможно, по замыслу командования, это должно было укрепить силу защитников отечества, их боевой дух, стойкость там, еще что-нибудь. На деле же выходило обратное: стражи земель русских неустанно думали о бабах, в силу чего думать о защите отечества и иных возвышенных вещах было уже некогда и нечем. Вот и бойцов Последнего ордена содержали, похоже, в тех же античеловеческих условиях.
Машка действовала строго по инструкции. Цент запретил ей просить за интимные услуги деньги. Вместо этого посоветовал брать еду. Девушка не забыла вводный инструктаж, и тут же заявила, что готова обрушить доблестных воинов в пучину блаженства хоть по одному, хоть всех разом всего-то за возможность сытно покушать плюс кое-что про запас. Задирать слишком высокую цену Цент ей запретил, опасаясь, как бы злодеи, пожадничав, не попытались воспользоваться Машкой бесплатно путем применения силы.
– Эй, Саня, тащи пайки, – крикнул один из злодеев оставшемуся в машине товарищу. Цент еще удивился, что он не вылез наружу с остальными, но когда тот наконец-то показался из салона с картонной коробкой в руках, все стало ясно. Ибо был он ну один в один Владик. Даже очки присутствовали.
– Ребята, вы чего? – заныл очкарик. – Это запрещено. Нельзя контактировать с выжившими.
– Не хочешь, не контактируй, – пожал плечами один из его сослуживцев, отбирая коробку с пайками. – Можешь продолжать ладони мозолить. А я в монахи не записывался.
– Но если командование узнает….
– А ты сделай так, чтобы не узнало! Иначе может произойти несчастный случай. Понял?
Очкарик втянул голову в плечи и поплелся обратно к машине. Его товарищи, не торгуясь, вручили Машке коробку. Та и здесь повела себя великолепно – открыла, пересчитала пайки, даже разорвала один из пакетов и съела содержимое. Владик, наблюдающий за возлюбленной, глотал голодные слюни. Теперь он жалел, что Цент не сделал приманкой его. По крайней мере, он бы хоть что-то съел.
– Хорошо, – сказала Машка, принимаясь за второй паек. – Я согласная. Как хотите, по одному и все сразу?
– Ну, чего все-то, – засмущался один из злодеев. – Мы же не бездуховные западные извращенцы, чтобы свальным грехом заниматься. В порядке очереди, я думаю.
– И кто первый?
Вопрос оказался с подвохом. Минут пять страждущие половых свершений недруги выясняли очередность. Дело едва не дошло до поножовщины. Цент уже начал надеяться, что злодеи сами себя перебьют, но те в итоге решили бросить жребий. Победитель, радостно сияя, тут же схватил Машку за руку и потащил в кусты.
– Нет, пойдем туда, – потребовала Машка, заманивая фашиста в партизанскую засаду. – Там травка мягче.
– Пойдем! – не стал спорить клиент.
В кустах, пропустив процедуру предварительных ласк, злодей сразу попытался перейти к делу. Навалился на Машку, задрал той юбку, стал суетливо стаскивать с себя штаны, но не суждено ему было дожить до оргазма. Цент уже был рядом, в руках у него оказалась прочная капроновая веревка. Ловким движением он набросил ее на шею полового гиганта, и сдавил с такой силой, что та, прорезав кожу, глубоко погрузилась в шею жертвы. Машка торопливо вылезла из-под несостоявшегося партнера и уже со стороны наблюдала за тем, как Цент доводит дело до конца.
– Зови второго, – прошептал изверг, когда злодей перестал подавать признаки жизни. – Но только так, чтобы тот ничего не заподозрил.
– Эй! Иди к нам! – покликала Машка. – Твой приятель один не справляется. Уж ты-то, надеюсь, не такой слабак.
Тот ворвался в кусты на всех парах, так спешил показать, какой он мужик. Последнее, что увидел злодей, это лежащий на земле труп своего товарища, а еще огромного небритого мужика со зверской рожей, замахивающегося на него лопатой.
Выманить очкарика оказалось непросто. Тот сидел в машине и участия в половом инциденте принимать не желал. Когда Машка позвала и его, он вздрогнул и прокричал, что не хочет, и что им пора ехать, а потому однополчанам следует поторопиться.
– Да иди к нам! – настаивала Машка. – Они тут. Сам им и скажешь.
– Ты им скажи, – уперся водитель.
– Они меня не слушают. Сам иди. Или ты меня испугался?
Последнее предположение было сделано невыносимым для самолюбия ироническим тоном. Тут уж очкарик не устоял. Видимо понимал, что если не пойдет, то товарищи ему этого никогда не забудут, станут до конца дней насмехаться и напоминать, как он голой бабы испугался.
Беспечный водитель даже не вытащил пистолета из кобуры, настолько не ожидал никакого подвоха. И очень даже напрасно, потому что подвох был. Этот подвох появился неожиданно, и, не размениваясь на любезности, двинул ему кулаком в ухо. Тщедушный воин рухнул на землю, Цент наступил ему ногой на спину, едва не размазав по земле, и приказал Машке обезоружить пленника.
– Не убивайте! – возрыдал тот. – Пожалуйста!
– Убивать не буду, – пообещал Цент.
– Правда?
– Да. Я не буду. А вот Владик…. Вы же к его девушке приставали, лапали ее, настойчиво склоняли к интиму. А программист такой ревнивец, что за один заинтересованный взгляд на свою подругу готов убить. Вон, полюбуйся, что он с твоими дружками сделал.
Цент позволил пленнику повернуть голову и полюбоваться видом своих однополчан, точнее, видом их бренных останков. Узрев жуткую картину, несчастный возрыдал.
– Слезами горю не поможешь, – огорчил его Цент. – Владик тебя не простит. А вот и он пришел.
Действительно, из безопасных кустов на место проведения спецоперации явился бледный Владик. Хоть и успел уже привыкнуть к трупам, как к ходячим так и не очень, все равно на свежеизготовленных мертвецов смотрел так, будто его вот-вот вырвет.
– Не убивай! – взмолился водитель, захлебываясь слезами. – Я твою девушку пальцем не тронул.
– Не успел тронуть, точнее говоря, – поправил его Цент. – Я больше чем уверен – если бы мы не подоспели вовремя, и не отстояли бы Машкину девичью честь, ты бы, свинья похотливая, ее еще как тронул.
– Нет, я не хотел! – завыл пленник.
– Не ври мне. Уж я-то извращенца сразу узнаю. Ты как раз такой и есть.
– Пожалуйста, не убивайте. Я вас умаляю!
– Смерть для тебя слишком легкое наказание. Таких, как ты, кто на его девушку грязные планы имеет, Владик наказывает старинным народным способом.
– Каким? – простонал запуганный бедолага.
– Стерилизует кирпичом.
Услыхав, какое наказание его ожидает, водитель закономерно потерял сознание. Это было очень хорошо. Ведь только запугав лоха до потери сознания, можно было полностью его контролировать.
Пленник был приведен в чувства нежным ударом тяжелого ботинка в мягкий бок. Открыв глаза, он увидел над собой Цента с лопатой и Владика с огромным камнем, который тот взял в руки по приказу бывшего рэкетира.
– Простите! – захлебнулся слезами обреченный.
– Я не чувствую в его голосе искреннего раскаяния, – покачал головой Цент. – Владик, он твой. Делай свое черное дело.
– Нет! Пожалуйста! Не надо! Я хороший!
– Хороший? – усомнился Цент. – Тогда почему работаешь на злодеев из Последнего ордена?
– Я туда случайно попал, – принялся взахлеб каяться пленник, неотрывно глядя на камень в руках Владика. – Меня туда друг привел. Я и не знал, что они затевают. Нам там читали разные интересные лекции, рассказывали об истории, мифологии, мы в походы ходили….
– Прямо пионеры, – проворчал Цент.
– А потом, когда я узнал, уже было поздно. Наш вождь, волхв Будимир, сказал нам, что настал великий день, старый мир исчезнет и на его руинах возникнет новая цивилизация. И лишь те, кто достойны, останутся жить и продолжат свой род. Остальных поглотит гнев старых богов.
– Гнев, это типа они в мертвецов превратятся? – уточнил Цент.
– Да. Это боги обрушили свою ярость на тех, кто отрекся от них, отринул истинную веру.
– Но мы-то живы, – заметила Машка. – Мы в мертвецов не превратились. Значит, мы хорошие. Зачем вы нас-то убить пытались?
– Великий волхв Будимир объяснил нам, что некоторые могут и уцелеть. Сила старых богов мала, за годы забвения они ослабели. И мы должны помочь им в их деле.
– Добить, то есть, тех, кто уцелеет? – поморщившись, спросил Цент.
– Да.
– Понятно. Ну, с богами мы потом разберемся, а вот с этим лохом Будимиром мне страсть как хочется скорее повидаться.
– Нам говорили, что человечество обречено, – разговорился пленник. – Будимир учил нас, что люди, отринув истинных богов, попали под власть богов тьмы – злобных и кошмарных существ из измерения хаоса и ужаса. Люди стали их марионетками, их слугами, их войском. Человечество превратилось в темную рать, ведущую этот мир к гибели. Нужно было срочно предпринять меры. У Будимира просто не было выбора.
– Все с тобой ясно, – кивнул головой Цент. – Ты плохой человек, я тебя раскусил. Владик, солнышко, сокруши ему мужское начало булыжником.
А в следующую секунду над зарослями разнесся жуткий крик, полный боли и тоски по навсегда утраченному сокровищу. Цент стремительно обернулся, и увидел пленника, что катался по земле, обхватив руками хозяйство, камень, валяющийся рядом с ним, и Владика с шальными глазами, у которого мощно тряслись руки.
– Ты что наделал? – ужаснулся Цент.
– Но ты же сам сказал….
– Да я его просто запугивал. Думал, у тебя ума хватит это понять.
Пленник дико визжал, извиваясь всем телом. Цент его, в принципе, понимал. У парня имелись на то очень веские основания.
– Прыщавый, ты просто маньяк! Что нам теперь делать? Он был нам нужен, чтобы пробраться на объект и всех убить.
– Захватим другую машину, – сгоряча предложил программист, ощущая запоздалое чувство вины. Теперь удивлялся, и как только рука поднялась? Ведь цивилизованный, гуманный, добрый и безобидный. Вот что делает с человеком постоянный контакт с извергом из девяностых. Даже самые кроткие звереют, превращаясь в кровожадных монстров. Это все окружающая бывшего рэкетира темная аура лихих девяностых, это она пробуждает в людях все самое низменное и порочное.
В общем, сам перед собой Владик вполне успешно оправдался, переложив всю вину в имевшем место быть акте насилия над разумной тварью на злобного спутника.
– Тупой ты как полено! – раскритиковал программиста Цент. – Когда эти не вернутся на базу, их, думаешь, искать не начнут? Да они тут всю округу перероют, в каждую норку сунутся, под каждый листик заглянут.
– Больно! – визжал пленник, продолжая интенсивно агонизировать.
Цент не мог спокойно наблюдать за страданиями, причиненными не им. Нужно было избавить бедолагу от мучений. Поигрывая лопатой, он приблизился к рыдающему пленнику и приготовился свершить акт милосердия.
– Что ты собираешься делать? – встревожился Владик.
– Добить его хочу. Тебя бы, членовредителя, самого заставить, но я сегодня добрый.
Когда пленник услышал, что его собираются прибить, он вскинул над собой руки и закричал сквозь слезы и боль:
– Не надо! Стойте! Все хорошо!
– Да где же хорошо-то? – усомнился Цент. – Жизнь, считай, поломана. Зачем она тебе такая? Только мука одна.
– Да я помучаюсь! Все со мной будет в порядке. Не надо меня убивать.
– Как-то ты меня не убедил. Разве что….
– Что? – с готовностью выпалил стерилизованный субъект.
– Разве что ты нам кое в чем поможешь.
– Я согласен! – клятвенно заверил пленник, даже не вникая в детали.
– Нам бы попасть внутрь вашей крепости. Незаметно. Вот если бы ты нам в этом деле подсобил, то я бы поверил, что ты человек небезнадежный.
– Я постараюсь, – пообещал бедняга. – Я что-нибудь придумаю.
На самом деле, придумывать что-то от него не требовалось. Все, что было нужно, Цент уже придумал сам. План по проникновению внутрь логова зла был навеян классическим сюжетом Илиады, только вместо деревянного коня Цент решил использовать вражеский транспорт.
– Ваши тачки на въезде осматривают? – спросил он пленника.
– Нет.
– Это хорошо. На ней и поедем. Через парадный вход. А в лицо вы там все друг друга знаете?
– Нет, что ты. Нас там очень много….
– Одна хорошая новость за другой. Так, прыщавый, раздевай этих двух. Нарядимся злодеями. Машку спрячем в багажнике, чтобы не отсвечивала.
– Может быть, я вас тут подожду? – робко предложила девушка, не желая участвовать в самоубийственном подвиге. – Какая с меня польза в бою? Я же баба глупая.
– Хвалю за самокритику, но в силу скудности личного состава у нас каждый человек на счету. Думаешь, если бы был выбор, я взял бы с собой на дело программиста, который еще большая баба, чем ты?
Владик, уже открывший рот, чтобы предложить и себя оставить здесь, в безопасном месте, разочарованно уронил голову и поплелся вытряхивать из одежды изготовленные Центом трупы.
Глава 14
Трофейная форма оказалась Центу мала, обтянула всего как скафандр, ни вдохнуть глубоко, ни руки к корпусу прижать. Когда повел плечами, откуда-то сзади провокационно затрещало. Понял, что это просто разошелся один из швов, и от сердца отлегло, а то ведь мало ли, еще не хватало перед личным составом осрамиться. Еще хуже дело обстояло со штанами. Те так безжалостно впились в промежность, что Цент начал всерьез опасаться за отцовский капитал.
У Владика все обстояло наоборот – форма на щуплом программисте видела мешком, штаны сваливались, рукава свисали до колен. Он, впрочем, не видел в этом большой проблемы. Несчастный прекрасно понимал, что они идут на верную смерть, и ему было глубоко безразлично, как он будет выглядеть в момент убоя. Отговорить Цента от эпического подвига даже не пытался, бежать тоже было некуда, да и бессмысленно – изверг везде найдет, из-под земли выковырнет, со дна морского извлечет и накажет. Оставалось только одно – смириться со своей горькой участью и идти навстречу неминуемой гибели.
К тому моменту как Цент и Владик переоделись, пленник успел прейти в себя настолько, что даже смог подняться на ноги. Передвигался, правда, невесело и в раскорячку, и при каждом шаге охал и стонал, ну да ему не в поход топать. До машины два шага. К тому же Цент охотно помог болящему, пообещав, что если тот не окажется за рулем через десять секунд, то история с булыжником возымеет продолжение. Страдалец побежал вперед, рыдая от боли, два раза упал, Цент шел сзади и вслух вел подсчет секундам. Жульничал. Прошло всего девять, а он насчитал сорок пять. Пленник уже приготовился принять смерть, но изверг неожиданно преподнес ему немыслимо щедрый подарок – вместо булыжника по мошонке прописал с кулака по почкам.
– Садись в машину, симулянт! – повелел Цент. – Машка, лезь в багажник.
Девушку поместили в багажный отсек, укрыли сверху тряпками, и посоветовали не дышать. Цент и Владик поместились на заднем сиденье, травмированный водитель занял свое место.
– Трогай, – велел Цент. – И помни – при малейшей попытке сдать нас, ты умрешь в немыслимых муках.
– Я этого не сделаю! – побожился пленник, запуская двигатель.
– Верю. Просто предупреждаю на всякий случай. А то мы это уже проходили. Тоже доверились одному такому, с виду честному, а он возьми, да и предай. Думал, это сойдет ему с рук. Наивный! Когда Владик добрался до него, он пожалел, что родился на белый свет. Потому что камнем по хозяйству, это, поверь мне, еще цветочки. Владик по части пыток такой искусник, такой виртуоз. Любо-дорого смотреть. Но вот когда он своим жертвам начинает пальцами глаза выдавливать, тут уж, признаюсь, даже я отворачиваюсь.
У водителя так затряслись руки, что он едва не свалил машину в кювет. А все потому, что смотрел не на дорогу, а в зеркало заднего вида. И видел в нем кислую физиономию Владика. Тот явно скучал без пыток и терзаний, грустил о том, что некому глазки выдавить.
– Легче! Не лохов везешь, – проворчал Цент. – Соберись! Уж не хочешь ли ты всю конспирацию порушить?
– Нет!
– Тогда езжай ровно. Вон уже ворота впереди. Машка, ты там как?
Девушка что-то пробубнила из-под слоя тряпок, но слов никто не разобрал.
– Владик?
– Что? – испугался программист. Только что он благодарил бога за то, что Цент нашел себе новый объект для издевательств в лице пленника, и вот опять начинается.
– Как у тебя с мужеством?
– С чем?
– Ну, ты готов натопить кровавую баню?
– Да я….
– Все, тихо! Сделай серьезное лицо. Подъезжаем.
Забор, окружающий логово Последнего ордена, вблизи оказался еще выше, чем виделся с расстояния. Пять метров бетона плюс четыре ряда колючей проволоки под током не оставляли ни шанса на возможность панического отступления. Ворота тоже выглядели внушительно, и к тому же являлись двойными. Внешние открывались наружу, внутренние, соответственно, внутрь. И те и другие выглядели более чем надежно. Их и танком замучаешься таранить, а уж техника поменьше вовсе размажется по несокрушимым створкам железной кляксой. Выйти наружу можно было только с победой. А Цент как раз за ней и пожаловал.
Когда автомобиль подъехал ближе, ворота распахнулись. Цент увидел злодеев с автоматами и приготовился дать бой, но затем сообразил, что это не засада, а просто охрана. Пленник сказал правду – автомобиль не стали досматривать, более того, даже не посмотрели на рожи его пассажиров. А это следовало бы сделать, потому что у напуганного до полусмерти Владика была такая физиономия, что любой, глянув на нее, сразу бы понял, что дело тут нечисто. Такое лицо могло бы быть у человека, страдающего острой формой диареи, плотно зажатого людскими телами в час-пик в вагоне метро.
– Припаркуй транспорт подальше от чужих глаз, – приказал Цент водителю. – И поближе к входу.
За забором раскинулся обширный двор. Здесь была и стоянка для всевозможного автотранспорта, в том числе и весьма специфического, вроде бронетранспортеров, и посадочная площадка для вертолетов, и плац для построений личного состава. Личный состав тоже имелся, и довольно многочисленный. Большая его часть проводила досуг праздно, занимая себя упражнениями на турниках или игрой в баскетбол. Те же, что несли караул, курсировали по стенам, зорко обозревая окрестности на предмет возможной опасности. Внутри, к счастью, охраны было немного, да и службу она несла чисто формально.
На территории располагалось несколько крупных зданий, назначение которых Цент выяснил тут же у языка. Два их них являлись казармами, одно ангаром для техники, в четвертом располагался штаб и какие-то секретные отделы, куда простым членам ордена вход был закрыт.
– Нам туда, – сделал выбор Цент. – Нужно уничтожить командование и осквернить знамя полка. Это деморализует личный состав. Так, дружище, подъезжай вон к той двери, и поближе, чтобы Машка могла незаметно вылезти из багажника.
– Я могу тут подождать, – прозвучал сзади голос девушки.
– Нет, мы тебя не бросим. Мы не такие. Очкарик, тебя тоже. Даже не мечтай.
Стоило автомобилю остановиться у стены здания в двух шагах от двери, как Цент проделал нечто чудовищное – резко подался вперед, обхватил руками голову пленного водителя и крутанул в сторону. Раздался хруст позвонков, обмякшее тело растеклось по сиденью. В тот же миг Владик устроил павшему прощальный салют – выпустил себе на ноги поток рвоты. Цент покосился на слабонервного айтишника и крепко пожалел, что позволил тому плотно покушать в придорожной харчевне. Таким, как Владик, лучше идти в бой на пустой желудок.
– Зачем? – прохрипел программист.
– В каком таком смысле?
– Он ведь был не опасен. Он нам помогал.
– Вообще наглость! – возмутился Цент. – То есть булыжником человеку хозяйство вдребезги разнести, это хороший поступок и вообще пример для подражания, а гуманное умерщвление ненужного свидетеля, по-твоему, злодеяние и фашизм? Ты мне эти двойные стандарты прекращай. Иди-ка лучше Машку из багажника вытащи. И придай уже лицу героическое выражение, а то будто не на подвиги, а на поминки пришел. Притом на свои собственные.
Дверь оказалась не заперта, отряд отважных мстителей проник внутрь без проблем. Не успели сделать и двух шагов, как увидели прямо по курсу широкую спину охранника, явно занятого чем угодно, только не своими служебными обязанностями. Цент неслышной стокилограммовой мышкой подкрался к растяпе и заглянул тому через плечо. Худшие опасения оправдались – стражник был занят тем, что разглядывал на экране телефона голых баб. Процесс увлек его настолько, что можно было спокойно обойти субъекта по стеночке и продолжить путь к вечной славе. Кто-то другой так бы и поступил, но только не Цент.
– Закурить есть? – спросил он.
Охранник обернулся, явно не ожидая подвоха, даже начал открывать рот, чтобы ответить. Но не успел. Штык лопаты перерубил ему шейные позвонки и почти отделил голову от тела. Во все стороны брызнула кровища, оросив Цента, Владика и Машку, тело рухнуло на пол как подкошенное. Цент наклонился, поднял автомат и протянул его программисту.
– Пришел час смертной битвы! – заявил он в качестве напутствия.
Владик к этому часу явно не подготовился. Вместо того чтобы принять оружие и клятвенно пообещать перевыполнить план по убою врагов на двести процентов, он сложился пополам и заблевал полкоридора. Машка оказалась крепче, ее даже не стошнило, хотя лицо девушки изрядно позеленело от вида смертоубийства и крови, забрызгавшей ее с головы ног. Поняв, что Владик не настроен на подвиги, Цент протянул автомат ей.
– Стреляй во все, что движется, – приказал он. – Не задумываясь.
– А если они будут без оружия? – уточнила девушка.
– Тем лучше. Меньше шансов схлопотать пулю в ответ.
– А если это будут женщины.
– Не страшно. Женщин тоже пули берут.
– А если дети?
– Так, лохудра, хватить тупить. Я сказал – во все, что шевелится. Даже если это будет маленькая безобидная девочка с розовыми бантиками, держащая на руках котенка и щеночка, два в корпус и контрольный в голову. И девочке, и щеночку с котенком.
– Я готов, – прохрипел Владик, прекратив извергать из себя содержимое. Но стоило ему поднять взгляд и вновь увидеть обезглавленное тело в огромной луже крови, как из программиста опять хлынул могучий поток рвоты.
– И чего удивляться, что его в армию не взяли? – проворчал Цент. – Я удивляюсь, как ему права на машину выдали. Очкарик, ты мне всю спецоперацию хочешь сорвать?
– Я больше не буду, – пообещал Владик. Это было похоже на правду, потому что больше было и нечем. Владик и так выплеснул из себя больше, чем поместил.
– Оружие добудешь в бою, – сказал ему Цент. – А теперь вперед.
Следующий недруг встретился им нескоро – от блуждания по пустым мрачным коридорам Цент даже заскучал. Он-то настроился на кровавую баню, а тут тоска зеленая. Так что когда из-за поворота вырулил очередной лютый ворог, на этот раз без оружия и в белом больничном халате, Цент не оставил Машке ни единого шанса. Не издав ни звука, он рванулся вперед, и с разбега рубанул человека лопатой по лицу. Кровь брызнула на стену, неприятель захрипел и забился на полу в конвульсиях. Цент застыл над ним, огромный, страшный, окровавленный, с горящими безумным огнем глазами. Вскинул лопату, и перерубил злодею шею, как когда-то на даче перерубал медведок, когда те имели неосторожность попасться ему на глаза. За спиной, оскверняя момент триумфа, опять зазвучали звуки известного происхождения. Желудок Владика давно очистился, и теперь программист гавкал вхолостую. Одно слово – тошнот. Вид зверски растерзанных врагов радует глаз конкретного пацана, а у лохов иначе заведено. Они почему-то впадают в ужас, их тошнит, иные даже сознание теряют. Цент этого не понимал. Если уж и реагировать бурно, то на врагов живых, которые могут навредить, а мертвые враги – очам отрада. Впрочем, объяснять он этого не стал, прекрасно осознавать, что очкарик ничего не поймет, ибо безнадежен.
Впрочем, вытирая о тело покойного кровь со штыка лопаты, Цент подумал о том, что погорячился. Следовало взять языка и попытать с огоньком, дабы вызнать точное местонахождение главарей ОПГ Последний орден. Убивать всех подряд тоже интересно, но логика подсказывала, что если быстро и жестоко устранить руководство секты, рядовые бойцы вряд ли будут излишне яростно биться непонятно за что. Первым в списке смертников был верховный волхв Будимир, о котором рассказал зверски искалеченный программистом и гуманно добитый Центом водитель. Цент испытывал необъяснимое желание добраться до этого деятеля и ввергнуть его в бездонную пропасть адских страданий. Именно что бездонную, потому что в ту же пропасть выходец из лихих девяностых планировал ввергнуть еще множество лиц, и всем им там должно было хватить места.
Добыть языка оказалось непростым делом. Следующих трех недругов, которые встретились им на пути, Цент, не сдержавшись, зверски убил. Чтобы не поднимать шума, орудовал лопатой. Кровь лилась рекой, брызгала на стены, орошала героев. Цент оставлял за собой кровавый океан, и трупы на каждом шагу. Их давно бы заметили, но, к счастью, время было позднее, и большинство сотрудников уже покинули свои рабочие места. Заглядывая в многочисленные кабинеты, и видя там некую сложную аппаратуру, всякие там компьютеры, некие загадочные приборы, Цент начал подозревать, что здесь проводились какие-то зловещие исследования. Да и персонал был больше похож не на военных, а на ученых или медиков: в белых халатиках, через одного очкарики, сами щуплые, хилые, или наоборот – заплывшие салом. К счастью, моральный кодекс братка не запрещал истреблять гражданских лиц наравне с военными.
