протоиерей Андрей Новиков
Русская Церковь на страже православия в XXI веке
Создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее.
(Мф.16:18)
Рекомендовано для публикации Издательским советом Русской Православной Церкви
ИС Р21-114-0335
Издание осуществлено при финансовой поддержке некоммерческой организации «Фонд поддержки христианской культуры и наследия»
© Протоиерей Андрей Новиков, текст, 2021
© Благотворительный фонд «Познание», 2021
© Издательский дом «Познание», 2021
Предисловие
Вы держите в руках книгу, посвященную самой актуальной проблеме всего современного православного мира – теории и практике экклезиологической ереси восточного папизма, точнее называемого «константинопольским» или «фанарским» папизмом, от названия района Фанар в Стамбуле, где находится резиденция Константинопольской Патриархии. Экклезиология – это учение о Церкви и, как таковое, оно составляет неотъемлемую часть православной догматики, поэтому любые экклезиологические заблуждения – это не просто какие-то частные и безобидные богословские мнения, это именно ереси, то есть взгляды, прямо противоречащие православному христианству, а следовательно, препятствующие спасению всех, кто придерживается этих взглядов. И восточный папизм – это именно ересь: не потому, что он «восточный», «константинопольский» или «фанарский», а именно потому, что он – папизм, то есть экклезиологическая позиция, утверждающая канонический и вероучительный примат одной епископской кафедры и одного епископа над всеми остальными. Но хотя тревожные тенденции этого, на первый взгляд, нового папизма развивались достаточно давно и в XX веке, со времен недолгого Патриаршего правления скандального афериста Мелетия IV (Метаксакиса) (1921-23 гг.), стали уже совсем очевидны, говорить об этой опасности с высокой церковной трибуны во всем православном мире до недавнего времени было несколько неполиткорректно и небеспроблемно. На любое замечание о том, что Константинопольский Патриархат, в широком обиходе называемый Фанаром, воспринимает весь мир как свою каноническую территорию и то здесь, то там проводит последовательную политику против Русской Православной Церкви, от многих православных следовал ответ: «Как же так можно говорить, это же Вселенский Патриархат, за ним весь греческий мир, за ним сама Америка, мы все от него зависим!» И только очень немногие православные богословы, политологи и публицисты позволяли себе прямо и открыто говорить о том, что Фанар давно уже шаг за шагом проводит в жизнь свою папистскую идеологию и что любые компромиссы с фанариотами в этом вопросе бессмысленны и безнравственны. Среди этих немногих авторов наиболее заметные работы писал протоиерей Андрей Новиков – настоятель храма Живоначальной Троицы на Воробьевых горах, многолетний борец за единство Русской Церкви, кандидат богословия, член Синодальной библейско-богословской комиссии и Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви.
Чем более агрессивную политику проводил Фанар, тем более возрастала актуальность работ отца Андрея, но реально прислушиваться к его фундаментальным экспертным оценкам и разъяснениям стали только тогда, когда Константинопольский Патриарх Варфоломей (Архондонис) в сентябре 2018 года перешел последнюю «красную черту» – объявил о готовности предоставить автокефалию Украинской Православной Церкви, то есть вывести всю Украину из Московского Патриархата. О том, что это явное и грубое вторжение на каноническую территорию другой Поместной Церкви, что сама Украинская Церковь вовсе не посылала на Фанар никаких соответствующих запросов, что сам Патриарх Варфоломей и другие официальные лица Константинопольского Патриархата всегда обещали признавать на Украине только каноническую Церковь и ни в коем случае не поддерживать никакой раскол, – все эти факты фанариоты жестко игнорировали, а самое поразительное, что в оправдание своим действиям Варфоломей и его советники стали еще больше настаивать на беспредельных правах Константинопольской кафедры, дойдя до утверждений о том, что положение Константинопольского Патриарха во всей Вселенской Церкви подобно положению Бога-Отца в Пресвятой Троице и что величание этого Патриарха как «первого среди равных» (primus inter pares) на самом деле нужно изменить на «первого без равных» (primus sine paribus)! Причем власть фанарского владыки беспредельна не только в пространстве, но и во времени: 11 октября 2018 года Константинопольский Патриархат отменил свое решение 332-летней давности о передаче Киевской епархии Московскому Патриархату, при том что в этом решении не был оговорен его временный статус и к большей части территории современного украинского государства это решение никак не относится. Уже 15 декабря 2018 года в храме Софии Киевской прошел т. н. объединительный собор, учреждающий очередную раскольническую юрисдикцию на Украине, под аббревиатурой то ли ЕПУПЦ, то ли ПЦУ, а 5 января 2019 года Патриарх Варфоломей на Фанаре, в кафедральном Георгиевском храме (к слову, построенном в свое время на деньги московского царя Феодора Иоанновича) подписал т. н. Томос об автокефалии нового украинского раскола.
Однако не только замысел, но и реализация этого вопиюще антиканонического проекта поражала своей абсурдностью. Стоит признать, что не только среди противников единства Русской Церкви, но и среди его ревностных сторонников всегда присутствовало широко распространенное убеждение, что если уж сам Константинопольский Патриархат решит признать «украинскую автокефалию», то он провернет ради этой цели сверхсерьезную дипломатическую и юридическую работу, спровоцирует официальный запрос от самой канонической Украинской Церкви и в эту новую автокефалию уйдет чуть ли не половина украинских архиереев. То есть каноническое преступление века будет совершено, но исполнено так, что только специалисты-канонисты смогут его объяснить, напоминая, что автокефалия любой части Поместной Церкви может быть предоставлена только самой этой Церковью, что она не может быть самопровозглашена только по факту самого желания автокефалии или получена извне – от другой Поместной Церкви. Но теперь уже можно констатировать, что мы просто недооценили совершенно люциферианскую степень гордыни фанарских папистов, ведь никакой «единой поместной украинской автокефалии» в итоге не возникло: из канонических архиереев УПЦ МП в «объединительном соборе» участвовало только два давних, записных русофоба, а весь состав новой квазицеркви пришлось формировать из других раскольников – т.н. УПЦ-КП и т.н. УАПЦ, которых Фанар принял без таинства Покаяния в расколе, всех скопом, в сущем сане и статусе, как канонически православных, столь же канонически переходящих из одной Поместной Церкви в другую! Тот же «митрополит Епифаний», избранный в качестве предстоятеля этой «автокефалии», с канонической точки зрения – обычный мирянин Сергей Думенко, ушедший в раскол. Но для полного абсурда и этого недостаточно, ведь эта новая украинская юрисдикция ни в каком смысле не является автокефалией: Фанар не дал ей статус Патриархата, забрал себе все заграничные приходы обоих украинских расколов, даже само святое миро эта новая квазицерковь должна получать именно от самого «Вселенского Патриарха», а все значительные церковные, догматические и канонические вопросы может решать только с ведомства самого Фанара и, конечно, обязана участвовать во всех международных фанарских инициативах. Но и этого мало – не удовольствовавшись таким подчинением, Константинопольский Патриархат также установил на Украине свой экзархат и свои ставропигии, забрав у УАПЦ ее кафедральный храм – многострадальную Андреевскую церковь в Киеве. Как будто бы не доверяя этой квазиавтокефалии и сохраняя для себя гарантии параллельного влияния на Украине. Все эти трагикомичные факты свидетельствуют о том, что идеологи фанарского папизма осознают невозможность реализации своих глобальных планов в результате полноценной соборной и межсоборной дискуссии – им нужно во что бы то ни стало, даже ценой глобального раскола, навязать свой миропорядок, паразитируя на греческой этнической солидарности и антироссийской политике отдельных государств и режимов. Не случайно вымученное и канонически невнятное признание т.н. ПЦУ со стороны некоторых других греческих Церквей произошло не сразу, а по прошествии долгого времени: так элладские, александрийские и кипрские архиереи просто прикидывали, насколько им это выгодно и кого больше опасаться, Москвы или Фанара.
Однако, какой бы вульгарной и топорной ни была пропаганда и политтехнология фанарских папистов, к сожалению, и в самой Русской Церкви есть достаточно много прихожан и даже клириков, которые до сих пор не только плохо разбираются в этом конфликте и церковно-политических вопросах вообще, но даже смутно себе представляют, в чем суть и каковы исторические последствия этого конфликта, разрастающегося год за годом по всему православному миру И это непонимание тем более досадно, что речь в конечном счете идет не о политике или геополитике, а именно о догматике и канонике – о том, что напрямую касается спасения человека, а спастись, просто абстрактно веруя в Бога или даже усердно посещая богослужения абы какой организации, называющей себя «православной церковью», невозможно. В церковной жизни возможно очень много ситуаций, когда приходится делать выбор между разными церквами, епархиями, приходами, и для пребывания в единственно спасительной – канонической Православной Церкви – необходимы вполне конкретные богословские, исторические и даже общегуманитарные знания, позволяющие различать истину и ложь, ортодоксию и ересь, Церковь и раскол. И эта книга отца Андрея Новикова – уникальный справочник для тех, кто хочет сегодня разобраться в этих жизненно важных вопросах.
Малер Аркадий Маркович,
философ, глава Интеллектуального клуба «Катехон»,
старший преподаватель философского факультета ГАУГН,
член Синодальной библейско-богословской комиссии и Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви
IV Вселенским Собор и теория «восточного папизма»[1]
Восточный папизм – еретическое учение о примате власти в Православной Церкви второй по диптиху 1-го тысячелетия христианской истории и первой (после отпадения Римской Церкви) по диптиху 2-го тысячелетия, именующей себя «первой без равных», Константинопольской Патриаршей кафедры. Одним из краеугольных камней этой концепции является отстаиваемое константинопольским, или фанариотским (по названию стамбульского квартала Фанар, в котором находится резиденция Константинопольских Патриархов), богословием «право» кафедры бывшей столицы Византийской империи на высшую судебно-апелляционную власть над всеми Поместными Православными Церквами, а именно: на пересмотр судебных решений иных Патриархов или Предстоятелей Поместных Церквей и их Соборов в отношении епископов и клириков этих Церквей. Отражающий официальную позицию Фанара антиканонический так называемый «Томос об автокефалии», выданный Синодом Константинопольской Церкви украинским раскольникам 6 января 2019 года, наделяет Предстоятеля этой Церкви «канонической ответственностью принимать безапелляционные судебные решения по делам епископов и клириков Поместных Церквей»[2]. Как видим, поврежденное догматическое и каноническое сознание фанариотского богословия претерпевает некоторую эволюцию, или, лучше сказать, деградацию, расширяя мнимые права Константинопольского Патриарха уже не только на прием апелляций, но вообще на вынесение любых судебных решений в отношении епископата и простого духовенства всех Православных Церквей.
Свои претензии в церковно-судебной сфере Фанар в первую очередь основывает на собственном прочтении деяний IV Вселенского, или Халкидонского, Собора (451 г.). На эту тему уже не раз писали специалисты по каноническому праву, по византийскому законодательству, исследователи и публицисты. Высказывался по рассматриваемому вопросу и автор данных строк[3]. Учитывая, что интерес к теме по понятным причинам сохраняет свою актуальность, возникает необходимость подробнее и детальнее остановиться на анализе тех деяний и решений IV Вселенского Собора, которые используются для оправдания доктрины восточного папства.
Основной целью созыва Халкидонского Собора была защита православия от ереси монофизитства. Однако Собор вынес и ряд канонических постановлений (правил). Также на Соборе рассматривались текущие моменты церковной жизни, связанные с тяжбами между епископами. Именно некоторые халкидонские каноны и представленные на суд Собора спорные ситуации и были впоследствии использованы Фанаром в качестве аргументов, якобы обосновывающих властные полномочия Константинопольского Патриарха во Вселенской Церкви.
I. Дело Афанасия Перрского
В 14-м деянии[4] Халкидонского Собора рассматривался спор епископов Афанасия и Савиниана, попеременно то занимавших кафедру, то смещавшихся с кафедры города Перры, который входил в каноническую территорию Антиохийской Церкви.
Мы специально не использовали термин «Патриархат». Здесь необходимо сделать важное отступление.
Хотя термин «патриарх» уже упоминается в документах данного Собора, однако употребление его еще не имеет того устойчивого характера, который оно приобрело в позднейшую эпоху. Предстоятели главнейших церковных центров Римской Империи, которых мы теперь именуем Патриархами, в ту эпоху носят именование и просто епископов, и архиепископов, но подразумевается, что это не обычные епископы, а епископы особых престолов, имеющих юрисдикцию над митрополитами и при этом занимающих выдающееся положение в Церкви и империи. К таким престолам относились: Римский, Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и, несколько позже, Иерусалимский. В приложении к соборным актам содержится послание епископа Визского Лукиана к императору Льву, в котором упоминаются «архиепископы наивысших престолов»[5]. Очевидно, не было необходимости пояснять: Лукиан был уверен, что его адресат прекрасно понимает, о ком идет речь. До IV Вселенского Собора процесс формирования древних Патриархатов находился в стадии развития. Халкидонский Собор стал решающим этапом в этом вопросе. Хотя в дальнейшем споры еще продолжаются, но они более касаются взаимных границ, претензий Римской Церкви на высшую власть, законности второго места Константинопольской Церкви в диптихе.
Итак, рассматривавшееся в Халкидоне «дело» Афанасия и Савиниана состоит вкратце в следующем. Епископ Афанасий в начале 40-х гг. V в. был отстранен от занимаемой им Перрской кафедры судом своего провинциального митрополита. Вначале Афанасий подчинился, но в какой-то момент вернулся в Перру и совершил там посвящения, обратившись с жалобой и просьбой о заступничестве к епископам Константинополя и Александрии, святым Проклу и Кириллу, ссылаясь на незаконность своего отстранения. Однако это отстранение было подтверждено в 445 г. Поместным Собором во главе с Предстоятелем Антиохийской Церкви епископом Домном. Вместо Афанасия на кафедру Перры был посвящен Савиниан. На «Разбойничьем» Эфесском Соборе в 449 г. Диоскор Александрийский вернул кафедру Афанасию. Причем конкурент Афанасия Савиниан прямо характеризует это в одном документе не как решение самого Собора, а как «самовластие и жестокость» Диоскора[6], и в другом также особо подчеркивает, что Афанасий занял его место «по распоряжению Александрийского Предстоятеля»[7]. Савиниан обратился с жалобой к императорам и Халкидонскому Собору. На ранних сессиях в Халкидоне Перрскую кафедру представлял Афанасий. В результате разбора тяжбы Вселенский Собор, по совету императорских сановников, решил отправить дело на пересмотр Собору Антиохийской Церкви во главе с новым ее Предстоятелем Максимом.
В чем же здесь видят осуществление права Константинопольского престола на прием апелляций из других Поместных Церквей? А. В. Карташев в работе с красноречивым названием «Практика апелляционного права Константинопольских Патриархов» пишет: «К Проклу обратился с апелляцией из Антиохийского округа епископ Перрский Афанасий. Дело его было разобрано на Константинопольском σύνοδος ένδημούσα, и решение было сообщено Домну Антиохийскому (444 г.) с просьбой пересмотреть дело Афанасия»[8]. Современный апологет восточного папизма Дмитрий Шабанов пишет: «Во время архиепископства св. Прокла (434-446) Константинопольский Синод дважды (почему дважды? – А. Н.) рассматривал дело Афанасия, еп. Пирейского (правильно: Перрского – А. Н.) находившегося в юрисдикции Антиохийского Патриархата»[9].
Упоминаемый Карташевым σύνοδος ένδη μούσα (синод эндимуса) – это так называемый постоянный, или домашний собор (синод), собиравшийся под председательством Константинопольского епископа, а затем Патриарха, и состоявший из самых разных архиереев, регулярно прибывавших для решения своих дел в столицу Восточной империи и находившихся в ней иногда подолгу[10]. Канонический авторитет домашнего собора зависел от состава участвовавших в нем епископов: иногда это был фактически Поместный Собор Константинопольской Церкви; иногда, если в соборе участвовали Предстоятели иных Поместных Церквей или их представители – своего рода Межправославный собор. В своей докторской диссертации исследователь вопроса Джастин Мэтью Пиготт говорит о том, что на домашних соборах «часто совместно председательствовали епископы со всего востока, придавая этим соборам своего рода меж-митрополитанский авторитет»[11]. Показательный пример – Константинопольский собор 394 г. по делу епископов Агапия и Вадагия, оспаривавших кафедру Востры. На нем сопредседательствовали свт. Нектарий Константинопольский, Феофил Александрийский и свт. Флавиан Антиохийский[12]. Любопытная деталь: в описании диакона и будущего Папы Пелагия Римского первенство на соборе принадлежит «святому» Феофилу Антиохийскому, который «провел собор» совместно «со святой памяти епископами Нектарием Константинопольским и Флавианом Антиохийским»[13]. Статус и авторитет собора здесь совершенно отрываются от статуса и авторитета Константинопольского престола, который оказывается в собственном кафедральном городе на позиции младшего сопредседателя.
Таким образом, все зависело от каждого конкретного собрания, а не от статуса домашнего собора самого по себе, как некоей высшей церковной инстанции для всех Поместных Церквей. Изначально же такая своеобразная форма церковного управления родилась в период формирования юрисдикции Константинопольского престола, когда реальное положение столичного епископа не соответствовало его церковно-юридическому статусу: в подчинении Константинополя официально не было ни одной кафедры. Как отмечает Дж. М. Пиготт, по крайней мере до Халкидона домашний собор был институтом даже не при Константинопольской кафедре, а, скорее, при императорском дворе. К императору поступали различные церковные петиции, и он, как правило, перенаправлял эти петиции на рассмотрение находившихся по случаю в городе епископов. «Вполне естественно, что в качестве председателя подобного собрания действовал епископ города»[14].
Значение Поместного Собора для Константинопольской Церкви домашний собор приобрел в процессе формирования канонической территории Константинопольского Патриархата из трех восточных диоцезов[15], каковые юридически были закреплены за Константинополем Халкидонским Собором. Действительно, иногда домашний собор вмешивался и в дела других Церквей, но мало ли было таких соборов в истории Древней Церкви, когда еще только формировалось устройство ее поместного деления, тем более в период не прекращавшихся еретических движений и догматических споров?[16] «Достаточно было какой-либо личной неприятности, – передает атмосферу эпохи профессор Василий Васильевич Болотов, – и какой-нибудь благоговейнейший клирик… отправлялся в Константинополь или Александрию – стенать пред сильными мира и Церкви, что угнетено православие на Востоке, что совсем не стало дерзновения благочестивым, что епископ такой-то и такой-то мудрствует не здраво. И такие жалобы без труда находили внимательных слушателей»[17].
От себя добавим, что отправлялись жалобщики не только в Константинополь или Александрию, но и в Рим. Бывали также и случаи, когда авторитетные иерархи одного диоцеза решали на соборах дела другого диоцеза, даже подчинявшегося главнейшим престолам. Так, святитель Василий Великий в письме святителю Мелетию Антиохийскому (№216) пишет: «…доходил я до Писидии, чтобы с тамошними епископами решить дела, касающиеся братий в Исаврии»[18]. То есть епископ диоцеза Понт собирал епископов Асийского диоцеза, чтобы решать дела епископов провинции Исаврия, входившей в диоцез Востока, а в церковном отношении – подчиненной Антиохии. Означает ли это власть кафедры Кесарии Каппадокийской над архиереями этих диоцезов, или даже над самой Антиохийской кафедрой?
Применяя прецедентный принцип, можно вспомнить собор в Тире 335 г., проходивший на территории Антиохийской Церкви и, по авторитетному мнению В. В. Болотова, возглавлявшийся епископом Флакиллом Антиохийским[19]. На этом соборе Предстоятель Александрийской Церкви святитель Афанасий Великий присутствовал в качестве обвиняемого. Уже в его отсутствие он был Тирским собором осужден. Впоследствии, по возвращении святителя Афанасия в Александрию в 338 г., состоялся Александрийский Собор более 100 епископов, «оправдавший Афанасия Великого по всем пунктам обвинений, выдвинутых на соборе в Тире»[20]. В конце 338 г. против свт. Афанасия собирается Антиохийский Собор, поставивший на Александрийскую кафедру Григория Каппадокийца. Следуя логике защитников восточного папства, необходимо сделать вывод, что Антиохийская Церковь мнила себя обладающей церковно-судебной властью над Александрийской и что такие ее права признавала и сама Александрийская Церковь, так как отцы Александрийского Собора 338 г. опровергали не территориальную юрисдикцию Тирского собора, а обвинения этого собора против свт. Афанасия по существу[21].
Таким образом, даже из этого небольшого обзора можно убедиться, что апелляция к историческим прецедентам в церковной истории может легко привести к канонически абсурдному выводу о праве власти в Церкви всех над всеми. Особенно необходимо быть осторожным в отношении периода Древней Церкви, когда только формировалось ее каноническое устройство в масштабах Поместных Церквей, когда легко нарушались границы, если дело касалось чистоты веры, защиты подлинных или мнимых страдальцев и обиженных, тем более во время общецерковных догматических движений, отодвигавших юрисдикционные вопросы на второй план.
Дело епископа Афанасия Перрского является свидетельством обратной тенденции. Переписка и соборные решения по нему показывают, что вовлеченные спорщиками стороны имеют четкое представление о канонической юрисдикции Антиохийского престола, стремятся подчеркнуть свое уважение к ней и осознают пределы, которых нельзя переходить. Представляется странным, что это дело вообще использовано в качестве аргумента сторонниками первенства власти Константинопольского престола – разве что расчет был на то, что никто не станет проверять по первоисточнику, по актам Халкидонского Собора.
Обращение Афанасия Перрского к святым Проклу Константинопольскому и Кириллу Александрийскому было ими рассмотрено. Оба архиепископа с сочувствием отнеслись к делу Афанасия и обратились с ходатайством за него к Домну Антиохийскому. Сам факт направления подобных «рекомендательных писем», по замечанию профессора Болотова, «отзывался несколько вмешательством во внутреннее диоцезальное управление епископа Антиохийского»[22]. Однако не случайно Болотов употребляет здесь термин «рекомендательные письма». Да, святые Прокл и Кирилл допустили рассмотрение жалобы Афанасия Перрского на своем Соборе; да, они направили письма Антиохийскому епископу по этому делу. Но это были не судебные решения, не пересмотр приговора Антиохийской кафедры или Собора епископов Востока, а именно рекомендации, советы, просьбы. Показательно, что профессор Павел Васильевич Гидулянов, используя дело Афанасия Перрского в качестве «примера» вмешательства Константинопольской кафедры в дела Антиохийской Церкви (с целью доказать распространение влияния первой за пределы Малой Азии «далеко на восток»), тем не менее был вынужден признать: послание свт. Прокла Константинопольского Домну Антиохийскому является лишь «просьбой пересмотреть дело»[23], а не решением по этому делу, чего следовало ожидать в случае, если бы свт. Прокл мнил домашний собор правомочной судебной инстанцией, обладающей юрисдикцией над антиохийским епископатом и правом пересмотра судебных решений местных митрополитов.
В послании Домну Антиохийскому по делу епископа Афанасия Перрского свт. Прокл Константинопольский, в частности, пишет: «Ты сам, боголюбезнейший, благоволи, по нашей просьбе – ибо ты можешь – сочувственно отнестись к слабостям соиерея… отправь кого-либо из соседних и нелицеприятных боголюбезнейших епископов исследовать это дело… Да не подумает твое благочестие, что упомянутый боголюбезнейший епископ прибег сюда для оскорбления престола великого города Антиохии;… не для обвинения, – да не будет сего – но для того, чтобы испросить себе честного посредничества. Посему мы, я и святейший епископ и сослужитель наш Кирилл, снабдив его настоящими грамотами, подали надежду, что ты, из уважения к писавшим за любовь, питаемую нами, всячески поможешь подателю (этих грамот)»[24]. Где же здесь видимое Карташевым «сообщение решения» Константинопольского собора Антиохийскому епископу, где распространение влияния Константинопольского престола на Антиохийскую Церковь? Свт. Прокл не выносит никакого решения. Он лишь ходатайствует, выступает просителем и заступником за Афанасия, но признает за Домном право решения вопроса – именно во власти последнего «помочь подателю» по собственной воле («ты сам благоволи», «ты можешь»). И даже в этом случае свт. Прокл делает оговорку; не подумай, пишет он Антиохийскому архиепископу, что обращение Афанасия является попранием прав престола Антиохии, Афанасий не обвиняет (т. е. не подает апелляцию), он только просит замолвить за него словечко.
А вот слова из послания свт. Кирилла Александрийского тому же Домну Антиохийскому: «Да благословит твоя святость… поручить кому-либо исследование своими грамотами, чтобы подвергшиеся обвинению, будучи вызваны, могли защищаться – и, если окажутся виновными в обвинениях, были бы отрешены от священнослужения… И, как я сказал уже, нечего жалеть, если нужно устранить от суда над ним тех, кого он подозревает»[25]. Здесь также решение предается на волю Антиохийского престола («да благословит твоя святость»), повелением которого («своими грамотами») должен начаться законный процесс. Тон послания свт. Кирилла Александрийского несравненно жестче тона послания свт. Прокла Константинопольского. Свт. Кирилл хотя и признает, что суд во власти Антиохийской кафедры, тем не менее позволяет себе давать указания, как процедурно необходимо организовать этот суд. Вообще, если уж кто-то в данном деле желает найти указания на властные амбиции, то скорее ему следовало бы обратить свое внимание на послание не Константинопольского, а Александрийского епископа. Однако мы видим, что приверженцы концепции восточного папизма вообще не упоминают о важнейших для понимания ситуации фактах обращения Афанасия Перрского не только к Константинопольскому, но и к Александрийскому архиепископу, о послании свт. Кирилла Домну Антиохийскому Здесь мы сталкиваемся с вопиющим случаем применения принципа подгонки фактов под заранее составленную теорию по принципу: тут вижу, тут не вижу