Полина Борискина
Поэма о солнце
Гранатовое пиво
«Через 23 минуты наступит 9 утра. Рой Толпы рабочих послушно маршируют несутся утром на заводы. Похоже на сцену из игры Cyberpunk 2077» – написал я кое-как единственное предложение в дневнике и застыл, глядя в окно. Я слушал топот голубей по шиферу балкона.
На окраинах города я давно птиц не видел. В центре бродячих животных куда больше. Кажется, они только здесь теперь обитают.
– Ты чего не спишь? – зашел на кухню Нил, доставая попутно сигарету из пачки.
Он светился, как Белоснежка.
– У тебя дома холодно, я не мог уснуть, – ответил я.
– Ясно, – кинул Нил, надел куртку на голое тело и вышел на балкон.
Он взял длинную деревянную швабру и обдал потолок балкона шквалом ударов по всему периметру. Все голуби, как синхронные пловцы, нырнули вниз с крыши и перелетели на карниз дома напротив.
– И тебе доброе утро, – не произнес я.
Нил жил в центре. Из его окон была видна главная улица – желудок города. Особенно теперь она была на него похожа. Люди бурлящим бульоном по каменной плитке, асфальту перетекали различными цветами, шагая на светофоре, запрыгивая в такси, обнимая друг друга, убегая и падая пьяными в канаву – как я вчера, например. Мы отмечали окончание учебного года Лу. Себя в расчет не беру – последний раз я был на занятиях в январе или феврале, не помню. В общем, до карантина точно. Да и я был только на предпоследнем курсе.
Мы накупили гранатового пива, но начали «отмечать» только спустя два часа: искали неприметное и спокойное местечко. На улицу после 22:00 выходить нельзя, так что лучше было не попадаться полицейским на глаза. Проблема лишь в том, что довольно сложно маскировать свое незаконное присутствие на улице, когда ты выглядишь, как сраная ходячая иллюминация. Поэтому мы решили перебраться домой к Нилу и продолжить наше шествие в помещении, где еще температура была еще ниже, чем в парке. Не знаю, как Лу так быстро убралась в этом морозильнике, но нам пришлось везти ее домой и приводить в чувства с помощью активированного угля и колыбельной на ночь. Ее мать на нас смотрела, как на двух шакалов – сложно было не заметить. От злости она светилась, как звезда на новогодней елке. Цвет ее сферы сменился на красный сразу при видя пьяной дочери на руках Нила.
– Яндекс доставка, – в широкой улыбке совсем не удачно отшутился Нил на входе. Я еле сдержал смешок и тоже покраснел, но только лицом.
Мы вернулись обратно в квартиру, и я решил уже не ехать домой.
***
Нил приготовил себе омлет из пяти яиц и изрядно посыпал этого белкового монстра всеми имеющимися дома специями.
– Будешь? – предложил Нил, пододвигая ко мне тарелку.
– Не, спасибо. У меня после вчерашнего пива ощущение, будто в желудке что-то умерло.
– Не знаю, о чем ты, – ответил Нил и с большей скоростью начал уплетать завтрак.
Обычно он не просыпался так рано. Сон для него дороже матери родной. Но после алкогольных вечеринок у печени отдельное расписание – она начинает работать раньше крика петухов. Кому-то ведь нужно перерабатывать всю гадость, которую мы обильно заливали весь вечер под вкусные затяжки Marlboro и грустные песни «Nothing but Thieves».
– У меня похмелье, – бросил в меня Нил.
– Да что ты, – ответил я. – Всем бы такой аппетит при похмелье.
– Ну я ж мужчина, – посмотрел на меня мой тактичный друг.
– А ну теперь все наконец прояснилось, – ответил я не без капли сарказма.
– Да, пожалуйста, – улыбнулся этот гад и пошел мыть тарелку после омлета.
– Вообще я намекаю взять еще пива и пройтись в сторону Лу, проведать, как она, – подмигнул Нил.
Он придумает любой повод, чтобы выпить пиво на завтрак, вместо завтрака или после него.
– Только, чтобы проведать Лу, – ответил я.
– Конечно, – вытер тарелку Нил и кинул в меня мокрое полотенце. – Одевайся, малышка.
– Малышка?!
Ударить его у меня злости точно не хватит, да и сил тоже. Утром он превращается в настоящего беса. Ну просто заноза, гад ползучий, хитрая рожа. Девчонки говорят, что в этом его шарм. Может мне тоже начать обзываться на людей, и они потянутся?
Но я, конечно, не собирался вступать с Нилом в словесную конфронтацию. Я все-таки в гостях. К тому же парни не обижаются на такое. Ну я вот не обижаюсь.
***
– Будешь сигарету?
– Пошел ты, Нил.
– Ой да камон, чего ты, как вафля. Смотри, какое утро прекрасное. Тебе просто нужно опохмелиться.
Я шел по улице и не отвечал.
К несчастью для себя, перед выходом я обнаружил свои кроссовки в прескверном состоянии, которые вчера стали мишенью для расстройства желудка Нила. Он лично напомнил мне об этом утром. Заботливый до мозга костей. Спасибо хоть за то, что предложил свои старые кеды с дыркой на подошве. По дороге поддувало прямо в пятку.
– Я знаю, ты не умеешь обижаться… Спорим, через минуту ты уже выкинешь что-то про красивое небо или яркие переливающиеся вывески на перекрестке, которые тебе так нравятся? А я ведь поддержку, мне тоже они нравятся. Хеей, ну ты чего? – аккуратно пихнул меня Нил в плечо.
Моя кислая сползающая вниз физиономия постепенно начала возвращать прежнюю геометрию лица.
– Ну воот, вижу. Я ведь знаю тебя, как облупленного. Давай одупляйся, дружище, приходи в себя. Сейчас возьмем тебе чего-нибудь светлого или темного с градусом. Что будешь?
– Ты хочешь угостить меня пивом, как телочку в баре? – уточнил я.
– Именно так, – с серьезным лицом ответил Нил.
– Идет.
Ненавижу его, но с ним каждый день, как спектакль.
Пугало
Мы шли вниз по улице в сторону дома Лу с пивом в руках. Точнее Нил держал его в руках, как боевой трофей. Я же упаковал свою бутылку в бумажный пакетик.
Иногда, в очень редкие моменты жизни, мне кажется, что Нил разбирается в чем-то лучше меня. В деле пьянок и похмелья – точно. Он купил на свой выбор какого-то темного пива и объяснил, как пить, чтобы перестала болеть голова. 15 минут и, вуаля: мир перестало штормить от теплых оттенков к холодным, нервная система успокоилась, дыхание стало ровным.
– Я вот о чем подумал… – начал я разговор.
Мне нравилось болтать с Нилом на различные странные темы. Мы могли с упоением разговаривать об искусстве, обсуждать музыку, травить байки или делиться мнением о новых клипах нелепых поп-исполнителей. Но все это продолжалось ровно до того момента, пока он не начинал спорить.
После сна и грейпфрутового пива ESSA третьим предметом воздыхания Нила был спор до посинения. Он не умел уступать, слушать других людей и уж тем более прислушиваться к ним. Иногда мне хотелось взять большой громкоговоритель, приставить его к уху Нила и закричать, что есть силы: «ТЫ НЕ ПРАВ». Но Нил считал, что был прав всегда: в любое время дня и ночи. Именно благодаря его уникальной способности с пеной у рта отстаивать свое мнение – многие люди начинали сомневаться в собственных доводах и переходили на сторону зла. Они в итоге соглашались с ним после тщетных попыток переспорить скорпиона. Но мне кажется, это его когда-нибудь и погубит.
– Как думаешь, Нил, как мы будем общаться втроем, когда я и Лу уедем?
– В смысле ты и Лу? Ты в Москву вернешься, а что с Лу? С чего ей куда-то уезжать?
– Ну как, она хочет уехать в Петербург, учиться там. Ее мать дала добро, деньги у них есть, вступительные экзамены уже в августе. К тому же Сицилия самая умная девчонка из всех, что я знаю. Она, наверное, перечитала все книги в школьной библиотеке по три раза…
В этот момент я вспомнил свой повод для гордости: в 13 лет я за 3 недели взахлеб прочитал три тома «50 оттенков серого». Моя первая трилогия… Помню, как сидел на кухне и перечитывал постельную сцену на яхте, а потом почувствовал на себе тяжелый старческий взгляд – сзади стояла моя бабушка и читала вместе со мной… Она пригрозилась все рассказать маме, но я, конечно, сделал вид, что мне все равно. Потом, правда, неделю маме на глаза не попадался. Кстати, челка Анастейши меня бесит до сих пор.
– Да ну брось, никуда она не поедет, – отмахнулся Нил.
– Почему ты так уверен? Она весь год готовилась. Ты сам лично помогал ей с портфолио, рисовал эти плакаты, инсталляции фотографировал. Думал, она их на конкурс юных талантов отправляла? – посмеялся я.
– Нет, не думал, – сухо ответил Нил. – Я просто знаю, она никуда не поедет. Лу не уверена в завтрашнем дне, не знает, какое мороженное ей больше нравится, она стесняется попросить у официанта счет в кафе. О чем ты вообще?
Нил в секунду протрезвел. Начало казаться, будто его контур потемнел под стать цвету банки пива.
– Нил, не будь таким пессимистом.
– Я не пессимист, не обзывайся. Ее раздавят там, понимаешь, нет? Как ее куда-то можно отпустить. Она такая маленькая.
– Она старше меня.
– Пфф, – фыркнул Нил и сделал громкий глоток пива.
– Тогда езжай с ней, – предложил я.
– Куда? В Петербург? – посмеялся Нил. – Ага! Может сразу выйти на Сенатскую площадь! Через 4 года у восстания годовщина – отметим, вступим в клуб бунтарей! –пихнул меня в плечо Нил. – Только вот тебя вряд ли туда возьмут. Ха-ха-ха
– Я бы поехал, но мне еще год учиться. Почему нет, Нил?
– Да ты чокнутый. По-моему, у тебя и правда похмелье.
В этот момент мы повернули с аллеи на тротуар возле проезжей части центральной улицы.
– Какие у тебя вообще планы? Кем станешь, когда вырастишь? – разбавил я свой вопрос шуткой и улыбнулся на левую сторону.
– Да какая разница… Никого это не касается. – Кинул Нил докуренный до фильтра окурок на асфальт, и от него отлетел тлеющий кусок.
Мы шли молча еще минуту. Диалог с Нилом не клеился, а внутри меня все закипало.
– И все-таки, я не понимаю тебя. Второй год почти на каждой тусовке ты клянешься ей в любви… не знаю, правда, в какой. И тебя не заботит будущее? Или хотя бы она?
В эту секунду он допил пиво, сжал в руках банку и швырнул ее на тротуар. Его контур стал отливать оранжевым в цвет магазина Дикси.
– У меня есть планы на жизнь, понял ты!? И ты в них не входишь! Никто в них не входит, потому что это моя жизнь. И если я буду всем подряд рассказывать о своих целях, ничего не сбудется. Многое можно болтать всем вокруг, прям как ты! «Ой, стану президентом, когда выросту», а я может сраным пожарником или гавномесом – не ваше дело. Перестаньте лезть в мою голову, там и так полно демонов, им тесно!
Я замер на месте, но не от холода. И нет, не от крика и браной лексики Нила в мой адрес. Я замер даже не от обиды. И так было известно, что нашу дружбу связывает только этот город и, может, пачка сигарет на двоих.
Мне было жаль Лу.
Они когда-то встречались, примерно два года назад. Это было сложно назвать «отношениями» – скорее совместными походами на вечеринки и алкогольные квартирники друзей, где они придавались хмельным чувствам.
На каждой такой тусовке Нил при всех и очень громко называл Сицилию лучшей девочкой в этом мире. Он запрещал другим парням ей прикуривать и демонстративно грубил хозяину вечеринки, если тот не разрешал Лу включить ее музыку на колонке. Нил разливался в таких сентиментальных монологах перед ней, что по их завершении – собирал с рядом стоявших девчонок восхищение, комплименты и восторженные взгляды, как монетки в игре Super Mario.
А потом эти вечера сменялись другими такими же идентичными. Слова Нила находили синонимы, фразы заканчивались, словарик любовных афоризмов исчерпывал себя вместе с деньгами на пиво поприличнее. И в один момент всем это изрядно наскучило. Лу переходила на следующий курс института, а Нил даже не стал его заканчивать. Он всегда хорошо выглядел и говорил, но плохо делал, точнее даже не начинал.
Репутацию «идеального парня» Нил окончательно испортил на ее дне рождении. После третьей кружки медового пива и пары коктейлей он увлекся душевным монологом о чувствах к Сицилии. Они стояли на холоде полтора часа, Нил курил сигарету одну за одной, сминал пачки и эмоционально обкидывал ими стены бара, возле которого стояла Лу, перескакивая с ноги на ногу от холода. В тот момент проходил ее старый знакомый, который перебил Нила, чтобы поздравить малышку с праздником. Нил оскорбился до глубины души. Он тут же словил такси и уехал домой, оставив ее ночью одну посреди улицы.
«кошмаР, равнодушиЕ, ЕльциН, навоЗ, злыдеНь, нудятинА, аллергия», – можно поиграть в «самые омерзительный слова» на тему его поступка.
Лу была настолько пьяна, что была в состоянии только плакать мне в трубку, пытаясь целый час объяснить, где она находится. Я смог найти ее только под утро.
– И вообще-то это она меня бросила! – резко начал Нил. – Она сама не знает, сколько в ней неуверенности, наивности и детской тупости. Думает, что все знает. Но она ничего не смыслит, не доросла еще. Я люблю ее и хочу ей помочь.
– Помочь? И как же, Нил? Вселить в нее неуверенность? Тысячный раз ткнуть лицом в ее незрелость? Как ты собираешься это делать?
Нил начал идти по обочине дороги, отдалившись от меня на три метра. В разговоре он предпочитал кричать.
– Неважно, что я собираюсь делать. Возможно, мои мотивы вам непонятны… Да, я могу причинять боль даже тем, кого люблю. Но на деле мои помыслы благородные и, никто этого не отнимет.
– Твоих помыслов, похоже, вообще не существует. А твоя любовь разрушительна! – крикнул я, и в глазах снова потемнело.
– Когда ты уже с ней наиграешься? Или может ты боишься, что малышка Лу наконец найдет кого-то лучше тебя?
Нил развернулся на меня и начал громко смеяться, переваливаясь телом вперед и назад.
– Например, ха-ха тебя? Боюсь? – ты же клоун. Я боюсь… Мне не бывает страшно, понял?
На этой фразе Нил открыл вторую бутылку, ударив стеклянное горлышко о каменную цветочную клумбу, двинулся к центру проезжей части и начал идти вниз по улице. Дорога была пустой – впереди горел красный, машины ждали зеленый сигнал светофора.
– Уйди с дороги, придурок! – крикнул я и подбежал к обочине, – Нил, машины поедут сейчас! Ты слепой!
– Мне плевааать, – протяжно повторял в небо Нил. – Видишь, малышка, мне не страшно, – в широкой улыбке повторял он.
В 300 метрах от нас загорелся зеленый свет, и машины поехали в сторону Нила. Он продолжал вальяжной походкой идти по улице, курить сигарету и подносить пиво ко рту своей красной от холода рукой.
«Это ты выглядишь, как клоун… Только вот никто не смеется».
Машины начали хором сигналить ему, светить фарами, но он продолжал идти вниз, стараясь ровно вышагивать обеими ногами по полоске, которую начертил в своей голове.
Моторный залп начал приближаться. Я почувствовал, будто сам стою по центру дороги, и не могу сдвинуться с места.
– Мне страшно! – признался я.
– Нил, слышишь! Мне страшно! Ты не боишься, я понял… пожалуйста!
Он повернулся в мою сторону, раскинул обе руки в воздухе и закрыл глаза. Машины начали одна за одной проноситься мимо него с правой и с левой стороны. Он был похож на пугало с деревянной палкой вместо рук. На лице была такая же жуткая ухмылка, на худых плечах висело серое клетчатое пальто, а русые волнистые волосы выбивались из-под шапки, как солома из-под дырявой шляпы.
Я задержал дыхание от испуга.
Машины проехали. Дорога снова стала пустой. Нил с довольным выражением лица сделал поклон и начал идти в мою сторону.
– Сыкло, – тихо произнес Нил, но я увидел по его губам, что он сказал.
Я все еще не мог пошевелиться. Стоял и ждал его, как нарочно забытый ребенок на рынке. Я слышал только стук своего сердца и повторяющееся оскорбление моего друга у себя в голове.
Нилу оставалось пройти 5 метров до обочины, как через секунду послышался звук отечественного мотора. Из-за поворота на приличной скорости вылетела зеленая Lada на пробуксовке. Она ехала в нашу сторону, явно не замечая Нила из-за плохого освещения улицы.
– Нил! – истошно крикнул я и указал рукой, чтобы тот заметил машину.
Нил резко повернулся в сторону летящего на него автомобиля, его лицо исказилось в страхе. Он прищурился и неестественно согнулся, выставив перед собой красные руки.
Меня оглушил смертельно долгий и громкий звук сигнала проезжающей машины, я закрыл рот руками.
Перед моим лицом пролетел зеленый автомобиль, вывернув в мою сторону, чтобы не сбить человека на дороге. Машина на всей скорости въехала в трансформаторную будку, которая стояла в трех метрах от меня.
В лицо запустили желтый салют, я упал от яркой вспышки, в ушах начало сильно звенеть. Надо мной полил дождь из искр. Я поджал ноги, закрыл голову руками и закричал, не издавав ни единого звука.
Я лежал там и чувствовал цвет своей сферы – она был черной. Она пропитывала все мое тело, склеивала черной тягучей субстанцией мои глаза, сжимала конечности, будто в них заливали бетон. Начались пульсирующие судороги под коленями и в локтях. Все тело кололо и жгло от страха, я боялся открывать глаза.
В мое плечо кто-то вцепился, резко поднял на ноги, и мы за руку побежали в каком-то направлении. Это был Нил.
Мы бежали так быстро, будто под нами проваливался пол.
Мои мокрые глаза моментально замерзали, когда я их открывал, продолжая бежать. Я пытался ухватиться взглядом за знакомые очертания улиц, но все расплывалось, как в соленой воде, когда пытаешься разглядеть мутное дно без защитных очков.
Я узнал перекресток, на котором всегда висели неоновые вывески, но они перемещались. Я прищурился, чтобы разглядеть движущиеся объекты, но в ту же секунду споткнулся и пролетел на левом плече вперед к ногам Нила, он упал набок, ударившись грудью. Я поднял лицо возле полузамерзшей лужи и увидел в ней красные и фиолетовые силуэты. Нил сидел рядом со мной и пытался отплеваться, он не мог вздохнуть.
Впереди не было вывесок – шли люди. Они били друг друга, кто-то катался по сырой земле, прикрывая голову руками. Мужчины без верхней одежды кричали на тех, кто уж лежал или пытался встать. Толпа была в паровой завесе, подсвеченной лиловыми, оранжевыми и красными прожекторами их сфер.
Нил потащил меня за рукав куда-то в поворот. Мы бежали еще минут 10, потом остановились в подворотне за углом. На всей улице вырубило свет.
Я сел и оперся на стену, обмяк все телом, не мог говорить и с трудом дышал.
– Я..я, – начал Нил, – он, ты видел, он меня не заметил.
Я продолжал сидеть и отрывочно слышать то, что говорил Нил.
– В машине был мужчина… через окно… без ремня…
–… Слышишь?!
В голове снова смешались картинки, как разбросанные пазлы. В ушах стоял крик катающихся по черной траве людей, они пытались встать, но их прибивали обратно вниз ногами.
Мы сидели за поворотом возле белого каменного дома. Фонари по-прежнему не горели, и я мог боковым зрением видеть лилово-красную пыльную тучу. Она освещала весь район.
Я попытался вывести себя из состояния оцепенения и повернулся в сторону Нила. Я смотрел на его дергающееся лицо, но видел только расплывшееся подвижное пятно. Мой взгляд сфокусировался в последнюю очередь.
– Что? – вяло произнес я.
– Он потух, слышишь?! Сначала горел, он светился – я видел. А потом перестал. – На красных глазах Нила выступили слезы. Он продолжал что-то несвязно говорить, царапая ногтями подушечки пальцев.
Мои ноги лежали на холодном асфальте, и я чувствовал плотный вакуум вокруг. Я находился под куполом, а за ним осталась эта подворотня, улица, трансформаторная будка и мертвый мужчина в зеленой машине. Я был над городом, наблюдал сверху, а рядом со мной сидел Нил. Я слышал его голос, но не понимал слова. На нем были длинные носки, черная кофта, шарф и желтые шнурки, который утягивали его худые ноги. Нил сидел в привычной для него позе, согнув колени и поджав щиколотки близко к телу. Потом он достал зубами сигарету из пачки, как всегда делал, и закурил. Мне стало спокойно.
– Нил… мне не страшно.
Я посидел еще четверть минуты. – Пошли к Лу. Она нас ждет.
Сколопендра
Мы шли до дома Сицилии в полной темноте, с которой мы полностью сливались. Я не видел свечения контура Нила, а значит он все еще был черным.
Впереди горел желтый фонарь на весь квартал, мы направлялись к нему. С каждым последующим шагом Мы с Нилом все больше походили на бомжей. Издалека фонарь начинал медленно подсвечивать его грязное и порванное в четырех местах пальто и перепачканный в саже воротник.
А моя светлая джинсовая куртка превратилась в изделие ручной работы – она была симметрично разорвана по бокам, куда-то делись три железные пуговицы. Я чувствовал холод в области позвоночника, завел руку за спину и нащупал болтающийся кусок куртки, размером с ладонь.
– Ты будешь зашивать, – не поднимая голову, бросил я.
– Да, без проблем, – быстро проговорил Нил.
Мы выглядели, как парочка землекопов после долгого рабочего дня, ну или как черепашки со скромной однушкой в канализации без интернета и душа. В таком виде точно нельзя было идти к Лу.
Все последующие 40 минут мы молчали, синхронно поворачивая в нужном направлении: налево и прямо 200 метров по переулку, поворот направо, подъем к мосту с серыми подвесными обручами и снова вверх по круглой каменой лестнице к памятнику, с которого было видно весь город. Нил шел на два шага впереди, я плелся сзади, держа руки в карманах. Там почти никогда не было людей, машин – подходящая локация.
Мы сели на каменные блоки, которые опоясывали мемориал по периметру горельефа.
Сверху город был похож на видеоролик с мотогонок на быстрой перемотке. Золотые кольца фонарей и фар сливались в один узор, перемешиваясь с цветными таблоидами, мигалками скорой помощи, магазинными вывесками и сферами людей на улице, образовывая живую тягучую взвесь с черным круглым пятном в центре. Этой темной отметиной была обесточенная улица, на которой зеленый автомобиль влетел в трансформаторную будку.
Снизу доносились крики. По периметру черной дыры на центральной площади раздались несколько взрывов. Через минуту, как по команде, фонари начали гаснуть, расширяясь по кругу в идеальном контуре темного пятна.
Мы смотрели на город, а он следил за нами, не отводя своего огромного сияющего глаза от двух темных силуэтов на монументе.
Нил сидел и смотрел вниз, обкусывая губы. На его детском лице засохли грязные соленые потеки, протянувшиеся вдоль щек к подбородку. Он отбивал пяткой по мраморной плите ритм какой-то песни.
– Я боюсь высоты, – очень тихо сказал Нил.
Я повернулся в его сторону. Сильно хотелось переспросить: «Что, Нил? Ты чего-то боишься? Как интересно». Но, я не стал. Похоже, это был первый раз за все время нашего знакомства, когда он решил рассказать о себе, чем-то поделиться.
– Еще длинную такую скользкую, по стенам ползает.
– Сколопендра?
– Сколопендра, вспомнил, – его передернуло всем телом, – ее да. Я на нее в детстве на даче голой ногой наступил, когда эта дрянь ползучая мою собаку укусила. А она ядовитая была, мне мать так сказала. В больницу сразу поехали, два дня наступать не мог. Из ноги ее острые лапки вытаскивали, не знаю, как они там называются. До сих пор ловлю фантомные боли в ступне, когда в голове ее представляю. Настоящая детская травма.
– А на меня упал… – не успел я договорить, как Нил продолжил рассказывать, по-прежнему уставившись лицом вниз.
– Вот, а в 14 лет я по перилам скатывался в подъезде. На той квартире еще, ну ты помнишь – старая высотка. Там пролеты широкие были – я соскочил неудачно и пролетел три этажа между перил, приземлился на позвоночник. Вдохнуть не мог, клянусь, минут 5 или 7. У меня даже руки посинели. Навечно в голове засел – звук моих хрустящих позвонков о ступеньки. Я боялся, что никогда уже не пойду. А потом встал и пошел. До 23 лет как-то на своих двух доковылял, как видишь – только со сколиозом и опущенным левым плечом. А еще у меня кривая грудная клетка и челюсть щелкает, – в этот момент он подвигал ртом в разные стороны, и я услышал хрустящие щелчки в районе его скул.
– А я так не умею.
– А сестра называет меня собакой сутулой, из-за того, что горблюсь. Не буду же я, как павлин, ровно ходить. Да и больно с ровной спиной из-за сколиоза. Зато в армию не взяли, хотя хотели, несколько раз призывали.
– Надо бы тоже начать сутулиться. А то мне один год до выпуска остался, – посмеялся я.
– Но они все равно меня не смогли туда засунуть, я тест прошел психологический их. Старался отвечать, как можно честно. Где-то даже слишком откровенно выходило. И что ты думаешь? Три диагноза разных поставили, сказали мне голову лечить. Я-то знаю, что этот тест их бредовый, но он мне наруку сыграл. И за это спасибо вселенной, уберегла от ужасной зеленой формы и синтетической склеенной еды.
Он говорил без остановки еще около часа. Жаль, рядом не было дивана, на котором он смог бы расположиться, заведя обе руки под голову. Я бы периодически одобрительно кивал и раз в полчаса спрашивал: «Что вы чувствуете в этой ситуации?» Но Нил успешно обходился без этого цирка.
– Закончились, – Нил посмотрел в пустую пачку Marlboro и кинул ее вниз со склона. Он резко соскочил с плиты и дернул меня за рукав в сторону ступенек.
– Погнали, я сигарет куплю.
– Сейчас? – удивленно спросил я.
– Сисяс, – перекривлял меня Нил.
Мне уже было плевать, что произойдет дальше – я не стал с ним спорить. Да и альтернативных предложений у меня не было. Домой в таком виде я бы не пошел, Нила оставлять тоже не хотелось.
Только вот мне страшно было возвращаться в город, а Нилу, видимо, нет.