Петр Мультатули
Император Николай II. Мученик

По возвращении П. А. Столыпина из поездки Николай II писал ему 22 сентября из гессенского Фридберга^{137}: «Петр Аркадьевич. С удовольствием узнал о благополучном возвращении Вашем из интересной поездки по Сибири. Буду ожидать письменного доклада Вашего по поводу виденного Вами и с предложениями относительно дальнейших мер по переселению. Прочное землеустройство крестьян внутри России и такое же устроительство переселенцев в Сибирь – вот два краеугольных вопроса, над которыми правительство должно неустанно работать. Не следует, разумеется, забывать и о других нуждах – о школах, путях сообщения и пр., но те два должны проводиться в первую голову»^{138}.

26 сентября Столыпин спешил поделиться с Государем своими впечатлениями о поездке: «Общее мое впечатление более чем утешительное. После страшной встряски Россия, несомненно, переживает сильный экономический подъём, которому способствует и урожай двух последних лет. Сибирь растет сказочно: в безводных степях, которые два года тому назад признавались негодными для заселения, в несколько последних месяцев выросли не только поселки, но почти города. И прорывающийся из России в Сибирь смешанный поток богатых и бедных, сильных и слабых, зарегистрированных и самовольных переселенцев – в общем, чудный и сильный колонизационный элемент. Прибавлю элемент крепко монархический, с правильным, чисто русским миросозерцанием. “Мы верим в Бога, верим в Государя: дайте нам церковь, дайте нам школу”, – вот общий крик переселенцев. В каждом селе нас встречали многолетием Вашему Величеству, везде просили передать Царю-Батюшке о любви народной. <…> И как Вы правы, Ваше Величество, как Вы правильно пишите, что краеугольные для правительства вопросы – это землеустройство и переселение. Нужно приложить к этим вопросам громадные усилия и не дать им зачахнуть»^{139}. Столыпин пришёл к выводу, что и Сибири следует встать на путь создания и укрепления частной собственности на землю, покончить с титулом государственной собственности для всех земель, отводимых в наделы старожилам и переселенцам, «устранить общинно-земельные порядки в Сибири».

К 1 января 1916 г. из общины вышло 2 млн домохозяев. Им принадлежало 14,1 млн дес. земли. 469 тыс. домохозяев, живших в общинах, получили удостоверительные акты на 2,8 млн десятин, 1,3 млн домохозяев перешли к хуторскому и отрубному владению (12,7 млн дес.). Кроме того, на банковских землях образовалось 280 тыс. хуторских и отрубных хозяйств. Французский экономист Эдмон Тэри писал в 1914 г.: «Аграрная реформа, начатая в 1906 году, охватывала к концу 1912 года огромную площадь в 20 млн десятин, или 22 млн гектаров, и на этих 20 млн десятин насчитывается ныне более 1 млн отдельных, не зависящих друг от друга хозяйств»^{140}. Аграрные беспорядки, вызванные безземельем, пошли на убыль.

Государь не забывал и о духовной стороне Аграрной реформы. В конце 1909 г. Николай II поручил известному миссионеру протоиерею Иоанну Восторгову совершить поездку по восьми переселенческим епархиям (включая Владивостокскую) для определения порядка открытия новых приходов и школ, строительства церквей и школьных зданий в переселенческих районах. По возвращении отца Иоанна в ноябре он был принят Государем, который поддержал его замысел учредить Братство Воскресения Христова для удовлетворения религиозных нужд русского населения на окраинах. Помимо этого, при епархиях были созданы комитеты по удовлетворению духовных потребностей переселенцев под председательством местного архиерея, губернатора, управляющего государственными имуществами, заведующего переселенческим районом и губернского архитектора^{141}. Для развития школьного дела в местах переселений при губернаторах и областных начальниках были созданы школьные комиссии, в задачу которых входило инспектирование переселенческих поселков на выявление среди них наиболее нуждающихся в открытии училищ, подбирание мест для них и привлечение учительского персонала.

Результаты реформы характеризовались быстрым ростом аграрного производства, возрастанием экспорта сельскохозяйственной продукции. В результате удалось не только вывести сельское хозяйство из кризиса, но и превратить его в основу экономического развития России. Профессор Д. И. Пестржецкий писал: «До революции в 46 губерниях было 84 тыс. хлебозапасных общественно-крестьянских магазинов. На 1 января 1917 года запасы ячменя, ржи и пшеницы в магазинах было 190 456 411 пудов – и это только в хлебозапасных магазинах, не говоря уже о других закромах!»^{142} Валовой доход всего сельского хозяйства составил в 1913 г. 52,6 % от общего валового дохода, который, благодаря увеличению стоимости, созданной в сельском хозяйстве, с 1900 по 1913 г. вырос на 33,8 %. К 1915 г. 60 % надельной земли (то есть бывшей общинной) стали личной собственностью крестьян.

Революция в сельском хозяйстве, вызванная реформой, имела непосредственное значение и для обороноспособности государства. Она сыграла важную роль в том, что во время мировой войны Императорская Россия – единственная из всех воюющих государств, за исключением США, вступивших в войну после Февральской революции, которая не испытывала голода и не вводила продовольственных карточек. Это было прямым следствием Аграрной реформы 1906 г. Французский экономический обозреватель Эдмон Тэри в работе «Россия в 1914 году» писал: «Возрастание государственной мощи создается тремя факторами экономического порядка: 1) приростом коренного населения, 2) увеличением промышленной и сельскохозяйственной продукции, 3) средствами, которыми государство может влиять на народное образование и национальную оборону»^{143}.

Можно с уверенностью сказать, что Аграрная реформа 1906 г. сильно способствовала развитию всех перечисленных выше пунктов. Особенно большое значение она имела в вопросе демографии. В период с 1902 по 1912 г. население Российской Империи возросло на 22,7 %, и этот прирост был более значительным, чем за предыдущие десять лет (1892–1902 гг.), когда он составлял 15,4 %^{144}. Тот же Э. Тэри, говоря об Аграрной реформе 1906 г., утверждал: «импульс ныне дан такой силы, что не остается никаких сомнений в полном успехе реформы»^{145}.

Реформа здравоохранения

Проблема здравоохранения и большой смертности в Российской Империи стала предметом особой заботы Императора Николая II сразу же после его вступления на престол. Положение здравоохранения в России в начале ХХ в. находилось далеко от удовлетворительного, хотя в конце XIX в. на этом направлении уже были достигнуты ощутимые успехи. Принцип всесословности и общедоступности явился, пожалуй, настоящим прорывом русской медицины. Постепенно, по мере укрепления финансовых возможностей земств идеи общедоступности медпомощи стали принимать осязаемые очертания: сначала в уездных земствах, а затем и в губернских начали постепенно понижать оплату за услуги, а затем и вовсе отменять ее для различных категорий больных. С 1880–1890-х гг. земства перестали брать плату с амбулаторных больных (сначала на фельдшерских пунктах, а затем и на врачебных приемах). Бесплатными один за другим становились такие виды помощи, как: амбулаторная с выдачей лекарств и лечебных пособий, лечение в больницах, хирургическая и специальная помощь, родовспоможение. Как результат, плата за помощь к 1910 г. сохранялась только в уездных городских больницах и лишь для пациентов из других уездов. Таким образом, «великое завоевание Октября», бесплатное медицинское обслуживание, было в целом достигнуто в Императорской России уже в конце XIX столетия. Однако по-прежнему высокой оставалась смертность от острых инфекционных заболеваний: чумы, чёрной оспы, холеры, тифа. Конец XIX – начало XX в. в России были отмечены острым эпидемиологическим кризисом. Это не значит, что положение в России в это время было хуже, чем, скажем, в середине или в начале XIX столетия. Речь идет о кризисе отставания от большинства развитых стран того времени^{146}. По российской статистике, в период с 1905 по 1909 г. от инфекционных заболеваний на 100 тыс. жителей России умерло 527 чел., тогда как за этот же период на то же число жителей в Германии умерло 92,1 чел., в Великобритании (Англии и Шотландии) – 196,7, в Италии – 98, в Швеции – 56,2, в Румынии – 111, 2, в Австро-Венгрии – 353, в Бельгии – 112,1^{147}. С. А. Новосельский почему-то не указал в своей таблице Францию. Несмотря на явно неблагополучную картину со смертностью в России от острых инфекционных заболеваний, она, тем не менее, не представляется такой уж критической по сравнению с другими государствами Западной Европы. Не следует забывать величину территории России, даже если речь идет только о Европейской ее части, и численность ее населения, несопоставимого с населениями европейских государств. Однако высокая смертность и неблагополучное положение с эпидемиологической обстановкой были опасным явлением для модернизации страны в целом. Россия энергично развивалась, и её обществу все труднее было мириться с сохранением устаревших санитарно-эпидемиологических условий, структуры заболеваемости и смертности, показателей смертности и продолжительности жизни, которые не соответствовали ни его собственным быстро менявшимся критериям, ни новым критериям, утверждавшимся тогда во многих западных странах.

Коренное улучшение состояния здравоохранения в России было выдвинуто Государем на первый план. Николай II неуклонно добивался улучшения медицинского обслуживания населения страны. Здоровье нации стало при нем одним из приоритетов социальной политики, последовательно проводимой Государем. В годы его царствования русская медицина получила международное признание, в Российской Империи сложились выдающиеся научные школы, во многом опередившие развитие медицины и здравоохранения в ХХ столетии.

Врачебно-санитарное дело в Империи в главной своей части было сосредоточено в ведении Министерства внутренних дел. 11 января 1897 г. Николаем II была утверждена Особая комиссия о мерах предупреждения и борьбы с чумой под председательством принца А. П. Ольденбургского^{148}. Для осуществления практической деятельности противочумной комиссии были необходимы вакцины и сыворотки. Поэтому в Императорском институте экспериментальной медицины в 1901 г. была открыта особая лаборатория. Государь разрешил принцу Ольденбургскому использовать под экспериментальные цели помещения кронштадтского форта «Император Александр I». В октябре 1897 г. А. П. Ольденбургский выезжал в Туркестан для принятия экстренных мер по недопущению чумы в пределы Империи, за что получил «глубочайшую Его Императорского Величества благодарность за понесенные труды», избавившие Европейскую Россию и остальные страны Европы от проникновения чумы в их пределы.

При Николае II получила мировое признание русская научная медицина, которая не могла бы развиваться без государственной поддержки. В эпоху Императора Николая II впервые были удостоены Нобелевской премии русские ученые: физиолог И. П. Павлов (1904 г.) и микробиолог И. И. Мечников (1908 г.). Русские ученые впервые в мире описали клиническую картину тромбоза венечных артерий сердца, применили противодифтерийную сыворотку, разработали нозологическое направление в психиатрии. Кроме того, русские ученые провели новаторские исследования структуры мозга, стояли у истоков таких областей медицины, как судебная психиатрия, гинекология и гигиена, были основоположниками электрофизиологии и электрокардиографии. В начале ХХ в. в России выходило свыше 150 общих и специализированных научных медицинских журналов.

Однако Русско-японская война и особенно революционная смута 1905–1907 гг. замедлили темпы реформы здравоохранения. 11 августа 1908 г. Император Николай II писал на полях доклада министра внутренних дел: «Обращаю самое серьёзное внимание министра внутренних дел на безотрадное состояние в России санитарного дела. Необходимо во что бы то ни стало добиться не только улучшения его, но и правильной постановки. Нужно быть в состоянии предупреждать эпидемии, а не только бороться с ними. Требую, чтобы безотлагательно было разработано и внесено на законодательное рассмотрение дело упорядочения в России санитарно-врачебной организации»^{149}.

В 1910 г. было созвано Особое совещание из чинов министерства внутренних дел под председательством сенатора Крыжановского, а в 1912 г. образована утвержденная Государем Междуведомственная комиссия для пересмотра врачебно-санитарного законодательства. В обязанности комиссии входило: 1) пересмотр врачебно-санитарного законодательства и 2) выработка предложений об устройстве врачебно-санитарных учреждений.

17 марта 1912 г. на особом Журнале Совета министров по вопросу об учреждении Междуведомственной комиссии для пересмотра врачебно-санитарного законодательства Император Николай II написал: «Согласен. Дело это вести ускоренным ходом»^{150}. Такая комиссия была создана во главе с председателем Медицинского совета МВД, почётным лейб-хирургом академиком Г. Е. Рейном. Весной 1912 г. комиссия представила свой проект преобразования центрального и местных органов управления врачебно-санитарным делом в Империи. На представленном по этому поводу академиком Рейном Всеподданнейшем отчете о трудах упомянутой комиссии Государь отметил: «Внести в Совет Министров. Продолжать вести дело ускоренным ходом»^{151}.

Николай II поддержал внедрение в Российской Империи территориальной системы врачебных участков, которой не было нигде в мире. Эту систему потом заимствовали большевики и, как у них было принято, выдали за свое изобретение. В ходе реформы здравоохранения в Российской Империи сложилась трехзвенная структура медицинской помощи населению: врачебный участок, уездная больница, губернская больница. Лечение в этих медицинских учреждениях было бесплатным. Число врачебных участков за пятилетие 1906–1910 гг. увеличилось с 3268 до 3804. В Журнале Совета министров за 1914 г. говорилось о проделанной огромной работе по оздоровлению России, о новых требованиях в этом вопросе, «заключающихся в новых законопроектах, выработанных как комиссией, так и Министерством Внутренних Дел, об охране чистоты воздуха, воды и почвы, уставе жилищном, законопроекте об обеспечении доброкачественности пищевых и вкусовых продуктов и напитков, проекте устава о кладбищах и крематориях, о погребении и регистрации умерших, уставе фармацевтическом, законах о предохранительном оспопрививании и о санитарной охране лечебных местностей, законопроекте о борьбе с заразными болезнями – чумой, холерой, тифами, малярией, бугорчаткой, сифилисом и проказой, уставе судебной и административной медицины, проекте положения о больничной помощи и призрении, положении о призрении душевнобольных»^{152}.

Особенно успешно продвигались борьба и профилактика острых инфекционных заболеваний. Если в период с 1891 по 1895 г. в России от острых инфекционных заболеваний в среднем умерло 587 тыс. чел., то за период 1896–1900 гг. это число составило 499 тыс. чел., в период с 1901 по 1905 г. число умерших от вышеназванных заболеваний составило 465 тыс. чел., в период с 1906 по 1910 г. – 420 тыс. чел., в период с 1911 по 1914 г. – 372 тыс. чел., следовательно, смертность от этих болезней сократилась в 2,5 раза^{153}.

Быстрыми темпами развивалось открытие новых больниц и медицинских учреждений. В 1912 г. в России было 8110 больниц (к ним надо прибавить 170 психиатрических лечебниц, считавшихся отдельно), 2686 врачебных участков, 2620 фельдшерских пунктов. В 1914 г. в Империи насчитывалось 22 тыс. 772 врача, 28 тыс. 500 фельдшеров, 14 тыс. 194 акушерки, 4 тыс. 113 зубных врачей, 3 тыс. 125 дантистов. Сеть аптек в 1913 г. была представлена 5 тыс. 011 аптеками, 13 тыс. 357 фармацевтами. В 1913 г. в 17 медицинских вузах училось 8 тыс. 600 студентов^{154}. В 1901 г. в России медицинскую помощь получили 49 млн чел., через три года, в 1904-м, – 57 млн, еще через три года, в 1907-м, – 69 млн, в 1910-м – 86 млн и в 1913-м – 98 млн. То есть если в 1901 г. только каждый 3-й житель Империи имел возможность обратиться в лечебные учреждения, то в 1913 г. обратившихся за помощью было уже две трети всего населения. В 1912 г. Правительство истратило на народное здравоохранение 181 425 000 рублей.

Всё это вместе взятое привело к значительному понижению общей смертности. Если в 1906–1911 гг. число смертей на тысячу жителей достигало 29,4, то в 1911 г. оно выразилось в 26, а в 1912 г. – 25.

Высокая смертность в России, особенно детская, давно является предметом спекуляций со стороны как раньше советских, так сегодня и западных исследователей вопроса. Эта тенденция продолжает встречаться и в сегодняшней науке. Детская смертность в России, конечно, была высокой, но ее сравнение с западными странами недостаточно корректно. Так, известный демограф А. Г. Вишневский пишет: «Если верить дореволюционной статистике, в конце XIX века основное отличие России от других стран заключалось в чрезвычайно высокой смертности детей, особенно на первом году жизни. В 1896–1900 гг. коэффициент младенческой смертности в Европейской России составлял 261 на 1000, тогда как во Франции на первом году жизни из 1000 родившихся умирал только 161 ребенок, в Англии – 156, в Швеции – 100, в США (1901–1905) – 124»^{155}.

Однако русская статистика по вопросу общей смертности давала цифры, мало отличающиеся от западноевропейских. 22 марта 1901 г. на соединённом собрании Общества русских врачей, Общества детских врачей в Петербурге и Статистического отделения Высочайше утверждённого Русского Общества охранения народного здравия выступили известные врачи: основоположник петербургской педиатрической школы Д. А. Соколов и специалист в области санитарной и демографической статистики В. И. Гребенщиков с докладом: «Смертность в России и борьба с нею». Этот доклад был издан отдельной брошюрой. В ней приводилась следующая статистика по вопросу общей смертности за период с 1861 по 1880 г.: Европейская Россия – 35,6 (умерших за 19 лет), Австро-Венгрия – 69,8, Италия – 30,0 (за 18 лет), Германия – 26,9 (за 9 лет), Франция – 23,6, Норвегия – 16,9 (за 10 лет), Бельгия – 22,8, Великобритания – 61,3^{156}. Как видим, данные по смертности в России не так уж сильно отличаются от западноевропейских. Так же невелико было отставание России по продолжительности жизни: Европейская Россия – 68,38 лет (в 1896–1897), Англия (почему-то без Шотландии и Ирландии) – 71,21 (1891–1900), Германия – 71,60 (1891–1900), Франция – 74, 32 (1898–1903)^{157}.

Говоря о смертности в России, следует учитывать обширность её территории, большую численность ее населения и преобладающий аграрный характер его деятельности. Сравнивать ситуацию с уровнем смертности и рождаемости в России, например с Великобританией, очень сложно. Естественно, что здравоохранение 41,5 млн англичан (на 1900 г.), из которых большинство было горожанами^{158}, проживавших на территории площадью 240 579 км², осуществлять было несравненно легче, чем здравоохранение 94,244 млн россиян даже только Европейской России площадью 3 960 000 км², живущих в основном в деревнях. Кроме того, совершенно не учитывается уровень рождаемости и смертности в Индии, коронной территории Британской империи, не говоря уже о других доминионах и колониях. В той же самой Индии только от эпидемий чумы в 1865–1917 гг. умерло 23 млн человек.

Ещё одной спекуляцией в отношении детской смертности в Императорской России последнего царствования является сравнение ее с ситуацией с детской смертностью в СССР в пользу последнего. Во-первых, следует отметить, что детская смертность при Николае II неуклонно снижалась, хотя может быть и не такими быстрыми темпами, как хотелось. Если в Европейской России в 1895 г. из 100 родившихся в возрасте от 0 до 1 года умерло 27,9 детей, то в 1911 г. – 23,7. Если в среднем по 50 губерниям Европейской России в 1886–1897 гг. на 1000 родившихся умирало 274 ребёнка, то в 1908–1913 гг. – 253^{159}. Что касается СССР, то в нем детская смертность, несмотря на все усилия и постепенную урбанизацию населения, продолжала оставаться высокой и мало отличалась от детской смертности в Российской Империи. Так, если в Императорской России в 1913 г. на 1000 родившихся детей до 1 года умерло 273, то в 1926 г. (спустя 13 лет) эта цифра составила 174, в 1927 – 192, в 1928 – 158, в 1929 – 184, в 1933 – 191, в 1936 – 183, в 1940-м – 184^{160}. Так что никакого «прорыва» в деле борьбы с детской смертностью с крушением Императорской России в государстве «рабочих и крестьян» не произошло. Конечно, причины заключались и в общем упадке здравоохранения в ходе Гражданской войны, большевистской разрухи 20-х гг., преступной коллективизации, организованном голоде в Поволжье, чудовищном голоде 1931 г. Не надо также забывать о легализации абортов в 1960-х гг., когда советские женщины убивали в своей утробе от 150 до 250 детей на каждую тысячу рожденных, то есть то число, что умирало до революции из-за антисанитарии сельской местности^{161}. Но все-таки высокие показатели младенческой и детской смертности в СССР в 20–40-х гг. определялись главными образом иной причиной. Доказательством этому служит резкое и качественное снижение цифры умерших детей в Советском Союзе, начиная с 1948 г., когда на 1000 родившихся детей до 1 года умерло всего 84, в 1950 г. – 81, в 1952 – 75^{162}. Объяснение этому простое: «Именно в годы войны в СССР началась эпоха антибиотиков – был создан первый отечественный пенициллин из плесневого грибка рода Penicillium. Работы по созданию советского пенициллина начались еще в первый год войны во Всесоюзном институте экспериментальной медицины»^{163}. Появление антибиотиков коренным образом изменило ситуацию с детской смертностью, причем во всем мире. Российский демограф кандидат соц. наук Е. А. Кваша пишет: «Новое принципиальное снижение младенческой смертности в России произошло к концу Второй мировой войны в результате действия ряда факторов. В основном – это внедрение в медицинскую практику антибиотиков и сульфаниламидов, что привело к сокращению младенческой смертности от болезней органов дыхания, большинства инфекционных болезней, а также снижение рождаемости в совокупности с реализацией мер, направленных на восстановление и улучшение системы обслуживания матери и ребенка. В 1946 г. уровень младенческой смертности в России достиг 92 на 1000, что на 74 % ниже, чем был в 1940 г.»^{164}

Не вызывает сомнений, что если бы при Императоре Николае II существовали антибиотики, то и картина с детской смертностью выглядела бы совсем иной.

Большую роль уделял Император Николай II борьбе с пьянством. Тема пьянства, якобы процветавшего в России испокон веков, давно уже набила оскомину. На самом деле это не более чем очередной лживый миф, одинаково популярный как у русофобов, так и у алкоголиков. В действительности Россия была одной из самых малопьющих стран мира. С. А. Новосельский утверждал в своем исследовании: «По душевому употреблению алкоголя Россия, как известно, занимает одно из последних мест среди других государств, причём это душевое потребление весьма неравномерно, и, например, в городах в 3–4 раза выше, чем среди сельского населения. <…> Сколько-нибудь массовое пьянство в деревне связано преимущественно с какими-то чрезвычайными событиями, как свадьба, крестины, праздники и т. п. и потребление алкоголя в русской деревне носит характер спорадических алкогольных процессов, вне сомнения, гораздо менее вредных, чем ежедневное регулярное потребление алкоголя, носящее характер хронического отравления, как оно распространено в Западной Европе»^{165}.

Об этом же писал и другой исследователь проблемы пьянства в России, С. А. Первушин: «1) Потребление спиртных напитков больших городов в 4–4,5 раза больше крестьянского потребления. 2) Потребление спиртных напитков в рабочих кварталах города в 3–4 раза выше душевого потребления в кварталах состоятельных классов»^{166}.

Однако Государь, да и русское общество, считали ситуацию с пьянством в России удручающей. С. С. Ольденбург писал, что в 1913 г. «Государь при своей поездке по великорусским губерниям видел светлые проявления даровитого творчества и трудовой мощи; но рядом с этим с глубокой скорбью приходилось видеть печальные картины народной немощи, семейной нищеты и заброшенных хозяйств – неизбежных последствий нетрезвой жизни»^{167}. В год 300-летия Династии Император Николай II заявил, что он «пришёл к твёрдому убеждению, что нельзя ставить в зависимость благосостояние казны от разорения множества моих верноподданных»^{168}. Но, перед тем как Николай II повелел установить ограничения на продажу спирта, в России велась огромная просветительская работа.

В 1905 г. в пригороде Петербурга, на станции Сергиева Пустынь Балтийской железной дороги, близ монастыря преподобного Сергия, иеромонахом этого монастыря Павлом (Горшковым) была организована 1-я Российская Сергиевская школа трезвости. Главной заботой школы являлось преподавание трезвости с целью охранения подрастающего поколения от порока пьянства. Специальные «Уроки трезвости» давала старшая учительница школы с использованием наглядных пособий. Заведующий школой иеромонах Павел вел уроки трезвости на темы по Закону Божию^{169}. Учитывая положительный опыт работы этой школы и многих других, в 1910 г. Святейший Синод своим указом ввел преподавание науки трезвости во всех церковно-приходских школах. В Санкт-Петербурге издавались журналы: «Трезвая жизнь», «Трезвые всходы», «Отдых христианина», «Деятель», «Царицынский трезвенник», «Трезвые всходы», газета «Трезвость». Троице-Сергиева лавра выпускала Троицкие листки: «В чём корень пьянства», «Всем пьющим и непьющим». Велась кропотливая работа по всей стране, которая дала весьма ощутимые результаты: к 1915 г. потребление алкоголя упало до 0,2 литра, число «новых» алкоголиков сократилось в 70 раз, преступность – втрое, нищенство – вчетверо^{170}.

С 1914 г. в школах министерства народного просвещения предписывалось преподавать учащимся старших классов курс гигиены с обязательным сообщением сведений о вреде алкоголя по одному часу еженедельно в течение года. Определением Святейшего Синода от 13–31 марта 1914 г. было постановлено: «Установить на будущее время повсеместно в России ежегодный 29 августа, в день Усекновения главы Иоанна Крестителя, церковный праздник трезвости, с производством в этот день сбора пожертвований на дело борьбы с пьянством, с соблюдением того порядка сих праздника»^{171}. К 1913 г. в России насчитывалось около 1800 обществ трезвости с общим числом членов более полумиллиона.

В результате важного решения Государя в стране произошли серьезные изменения, отразившиеся как на частной жизни людей и их здоровье, так и на экономике России. Профессор И. Н. Введенский, активный участник трезвенного движения, писал: «Исчезли с улиц пьяные, не видно стало попрошаек, нищих. Перемену почувствовали прежде всего учреждения, так или иначе обслуживающие жертв алкоголизма. Опустели камеры для вытрезвления при 22 участках, и сразу сократилось число алкоголиков, как в специальных амбулаториях, так и в психиатрических и общих больницах, резко снизилось число самоубийств. Уменьшилось количество случаев хулиганства, т. к. оно обусловлено в основном алкоголем, констатировалось резкое уменьшение преступлений против личности, собственности и порядка, а вместе с тем заметное ослабление таких зол, как проституция, профессиональное нищенство, бродяжничество и т. п. По данным канцелярии Главноначальствующего Москвы, число мелких краж понизилось до 40 %, такие же преступления, как нанесение ранений, нарушение тишины и порядка в публичных местах, оскорбление полиции сократились на 74 %. Таким образом, количество преступлений, совершаемых в большинстве случаев в состоянии опьянения, понизилось в среднем более чем на 70 %. Снижение преступности привело к тому, что одна из петербургских тюрем пустовала, другая была обращена в лазарет для раненых»^{172}. Повышение производительности труда (от 30 до 60 %) констатировалось во всех отраслях промышленности, как мелкой, так и крупной. Улучшение качества работы, уменьшение брака, отсутствие прогулов, сокращение заболеваемости рабочих, заметное повышение материального благосостояния засвидетельствованы и отдельными лицами, и организациями. «О росте благосостояния трудового населения можно судить по тому, что с июля по октябрь 1913 года было внесено в московские сберегательные кассы 3 250 000 руб., тогда как за этот же период в 1914 году внесено 6 000 000 руб.»^{173} Сбывались слова Императора Николая II: «Трезвость – основа благосостояния народа».

Военная реформа 1905–1912 гг.

Необходимость в коренных преобразованиях вооруженных сил Империи была осознана Государем ещё в ходе Русско-японской войны. Причем речь шла не просто об увеличении их численности и воссоздании погибшего в Цусимском сражении флота. С 1905 г. под руководством Николая II начала осуществляться программа коренного реформирования Российских вооруженных сил. Генерал-лейтенант Б. А. Штейфон писал: «В армии не было области, которая не подвергалась бы реформам на основании опыта войны. Это были годы яркого горения армейской души, годы воистину великих реформ. Реформ, столь идейно возвышенных, как военные реформы Императора Александра II, но по творческому масштабу и по результатам значительно их превосходящие»^{174}.

25 июня 1905 г. Император Николай II принял в Петергофе нового управляющего военным министерством генерала А. Ф. Редигера, которого меньше чем через месяц, 15 июля, он утвердил в должности военного министра. При первом Всеподданнейшем докладе А. Ф. Редигера Николай II дал ему несколько руководящих указаний, которыми министр, по его собственным словам, «мог лишь радоваться»^{175}. Государь указал на необходимость увеличить пенсии по выслуге лет, что позволило бы «не делать из армии богадельню», увольняя из ее рядов пожилых генералов и офицеров. Также Николай II указал на необходимость создания Комитета по образованию войск и контингент хороших офицеров запаса. Государь согласился с Редигером о необходимости омолаживания армии, за счёт сокращения сроков службы^{176}. После достаточного обеспечения войск сверхсрочнослужащими в 1906 г. Указом Императора Николая II были сокращены сроки воинской службы: в пехоте и полевой артиллерии – с 5 до 3 лет, в других войсках – с 5 до 4, на флоте – с 7 до 5. Вместе с тем увеличен контингент новобранцев, с 1908 г. он составлял ежегодно 450 тыс. человек вместо 300–320 тыс. до войны с Японией^{177}. Накануне Первой мировой войны Россия обладала самой многочисленной армией мирного времени относительно других европейских государств: 1 млн 423 тыс. человек^{178}.