Нина Стожкова
Курьер из Страны Советов
Поди туда, не знаю куда,
наши дни
Лина смотрела на экран компьютера и не верила своим глазам. Полчаса назад Даша помогла ей активировать программу удаленного доступа к компьютеру Федора. На экране появился текст, который в данную минуту Федор печатал в редакции на своем компе:
«Редакция «Актуальной газеты» просит вас оказывать содействие нашему корреспонденту Федору Круглову в подготовке журналистского расследования о причинах смерти депутата П.И. Кузнецова и о причинах убийства корреспондента нашей газеты Максима Крохотова»
Федор закончил писать письмо на бланке газеты, послал его на печать и выключил компьютер. Лина успела прочитать лишь название компании: «Арктик нефть энд ойл» в «шапке» документа и пожалела, что сразу не сделала «скрин шот», то бишь, не скопировала картинку на экране.
«Похоже, начинается что-то по-настоящему серьезное», – она почувствовала, что по спине побежали противные мурашки, обычно не предвещавшие ничего хорошего.
Лина сварила кофе, чтобы немножко успокоить внутреннюю дрожь и обдумать предстоящий разговор, отхлебнула горячий напиток из любимой тонкостенной чашечки, закусила для полноты ощущения шоколадкой и набрала знакомый номер.
– Слушай, Елисей, очередной репортер-«камикадзе» из «Актуалки» самостоятельно вступил в игру, и мне это очень не нравится.
– Какой еще репортер? В какую игру? Говори, пожалуйста, яснее, мне некогда.
Лина услышала в трубку мужские голоса, шаги, шуршание бумаг и поняла, что Елисей не пытается от нее отделаться, у приятеля действительно цейтнот.
– Хорошо, излагаю самую суть, без подробностей. Молодой журналист «Актуалки», Федор Круглов близко к сердцу принял убийство его товарища Максима Крохотова и начал активно рыть землю в этом направлении. По моим сведениям, парень побывал в Думе и, похоже, что-то действительно нарыл. Предполагаю, в Думе он пытался узнать подробности смерти Петра Кузнецова. В общем, Федя уже влез в эту криминальную историю по уши. Куда смотрит их главред Василий Аккуратов? Если так дальше пойдет, его газета может без лучших перьев остаться. Похоже, смерть Максима Крохотова не слишком напугала главного. Ох, пора тебе, Елисей, ворваться в сюжет этого «триллера». Без силовой поддержки мальчику Федюне при всей его наглой самоуверенности и авантюрных задатках с криминально-административной группировкой не справиться.
– С какой еще группировкой? С кем я должен справиться? Послушай, Лин, сама знаешь, какая сейчас в стране обстановка. Силовиков сажают чаще, чем преступников. Прости, но я не собираюсь воплощать в жизнь твои криминальные фантазии. С чего ты вообще взяла, что этот депутат, как его, Кузнецов, умер не своей смертью?
– Елисей, ты что, вообще меня во время нашей недавней встречи не слушал? Это не я с чего-то там «взяла», что Кузнецова убили, а его близкий друг, пожелавший остаться неизвестным, сообщил прессе скандальную версию. По его мнению, Петра Ивановича отравили в ресторане, где он встречался с влиятельными чиновниками и бизнесменами. Макс Крохотов из «Актуалки» с молодой горячностью кинулся расследовать эту смерть, и вскоре сам отправился к вратам журналистского рая. Знаешь, Елисей, кому-то очень не хочется, чтобы темная история из девяностых, связанная с деньгами партии, почти через тридцать лет стала достоянием публики. Видимо, главные фигуранты преступления живы и не хотят спустить свою процветающую жизнь в унитаз.
– Какая история? – рассеянно переспросил Елисей, и Лина вновь убедилась, что он слушает ее только из вежливости. В другое время она обиделась бы на Елисея и выключила телефон, но сейчас всей кожей чувствовала, что вокруг журналиста Круглова сгущается плотное темное облако, похожее то ли на дым, то ли на висящий в воздухе пепел, из которого самостоятельно выбраться паренек не сможет.
– Елисей, ты в состоянии сосредоточиться? Ну пожалуйста, всего на пару минут? – взмолилась она. – Когда-то, еще в начале нашего знакомства, я рассказала тебе про заведующего фотоотделом журнала «Страна Советов». В середине девяностых его тело нашли на обочине Ленинградки со следами пыток. Фотокорреспондента звали Иван Петрович Кузнецов. Издание прекратило существование в начале 1992 года. До этого я там работала восемь лет и почти ежедневно встречала Кузнецова в нашем особняке.
– Что-то такое смутно припоминаю, – неохотно согласился Елисей, – а к чему, собственно, ты клонишь?
– А к тому, что убитый фотограф Иван Кузнецов приходился отцом еще одному Кузнецову – депутату Госдумы Петру Ивановичу. По странному стечению обстоятельств, депутат Кузнецов недавно умер на моих глазах прямо на улице. Версия врача «Скорой» была такой: оторвавшийся тромб или смерть от острой сердечной недостаточности.
– Ну, и что такого? Депутат же был не мальчик, вполне мог скончаться от сердечного приступа, особенно после бурного застолья. Ты же знаешь, Лин, как мы, мужики, можем иногда надраться!
– Да уж, видала, – саркастически заметила Лина, вспомнив, как Елисей пару раз являлся к ней домой на «автопилоте» после особенно бурных застолий. От гнева разбуженной хозяйки полицейского тогда спасло лишь признание в вечной любви, которое, впрочем, тот сделал не слишком связно и складно по причине большой дозы алкоголя в крови. Однако в данный момент напоминать об этом эпизоде Елисею не стоило, и она перешла к главному. – А то, что Макса Крохотова, который взялся расследовать это дело, застрелил на Арбате киллер – тоже, по-твоему, «простое совпадение»?
– Ладно, – сдался Елисей, – от меня-то чего ты хочешь, миссис Марпл?
– По моим сведениям, Федор Круглов завтра отправляется в некую частную компанию «Арктик нефть энд ойл». У меня есть номер мобильного телефона Круглова. Впрочем, с твоими возможностями, полковник Жуков, «пробить» его номер – пара пустяков, как и организовать за парнем наблюдение. Вот об этом я тебя очень прошу. Кстати сказать, для твоих ребят эта работа тоже будет полезна, а у тебя, Елисей, появился шанс раскрыть два громких «висяка». Как говорится, на ловца и зверь бежит. На Федю главный «зверь» вскоре обязательно выйдет сам. Проследи, пожалуйста, сколько времени Федор пробудет в этой загадочной «арктической» конторе. Что-то не нравится мне эта фирма. Почему? Ну, хотя бы потому, что Петр Кузнецов был акционером этой фирмы, а когда стал депутатом, передал свои акции в управление некоему Алексею Игоревичу Куропаткину, генеральному директору компании. Куропаткин ему не сват, не брат, так что подобное доверие выглядит довольно странно. Вот к этому Куропаткину, по моим сведениям, и отправляется Федор. Но главное, Сева, не факты, а женская интуиция. Не могу же я тебе, матерому следаку, всерьез говорить о том, что, когда читаю название этой фирмы, у меня сжимается сердце от нехорошего предчувствия. Елисей, дружище, попробуй, пожалуйста, по своим каналам что-нибудь разузнать про эту «арктическую» контору.
– Ты можешь не орать в трубку? – рявкнул Елисей, теряя терпение. – У меня серьезное совещание, и я все давно понял.
Лина пролепетала слова извинения.
Полковник Жуков сделал глубокий вдох и сменил гнев на милость:
– Ты в курсе, кто дал Круглову этот адрес? Ясное дело, журналист раздобыл его не в редакции. Постарайся хоть что-то выведать у парня. Выяснив контакты Федора, мы могли бы проследить цепочку лиц, крайне заинтересованных в убийстве двух Кузнецовых и Крохотова. Я тоже, Лин, потихоньку становлюсь ясновидящим. Кстати, давно хотел тебе сказать: мурашки, бегущие по спине, неплохо лечатся водкой… Ну, это так, шутка. Почему-то мне тоже кажется, что вскоре нас ожидают сюрпризы, причем не самые приятные.
Квартира в центре Москвы,
середина девяностых
Вера Кузнецова села за стол напротив портрета мужа, плеснула в бокал немного вина и тихо сказала:
– Сегодня исполнилось два года, Ваня, как тебя нет на свете. Я постоянно думаю, за что ты принял мучительную смерть? Уверена, те огромные деньги, о которых ты шепнул мне за два дня до твоей гибели, утащили тебя в могилу. На больших капиталах, как и на крупных алмазах, лежат кровь и проклятье, они не приносят счастья. Знаешь, я всегда волновалась, когда ты уезжал в загранкомандировку на два-три дня с небольшим чемоданчиком, почти без вещей … Я понимала, что командировки от журнала – всего лишь прикрытие чего-то более серьезного. Ты запретил мне говорить об этих поездках даже дома, при закрытых дверях, настаивал, что это обычная работа. Дескать, контора дает тебе ответственные задания, потому что доверяет. Мне всегда они казались опасными, эти задания… Я не переспрашивала, но думала: значит, доверяют Ивану важные дела. Знают его смелость и честность. Выходит, они доверяли тебе зря? Мне горько сознавать. Ваня, что наша с тобой долгая и честная жизнь закончилась так бесчестно. Ты всегда был в моих глазах героем. Порядочным человеком. Ты же фронт прошел! Я привыкла восхищаться и гордиться тобой… Оказалось, что ты всего лишь курьер с наличными… и, к тому же, нечистый на руку. В конце жизни ты оказался обычным «кидалой», хотя те, кого ты «кинул», наверное, это заслужили…
Вера заплакала и сделала глоток вина из бокала. Затем она по-бабьи подперла голову рукой, опять взглянула на портрет мужа и снова тихо заговорила:
– Господи, лучше бы ты отдал эти проклятые деньги, все равно они пропали… Зато сидел бы сейчас рядом со мной за столом, а не лежал на Троекуровском кладбище. После вступления в наследство я узнала, что твои счета, о которых ты шепнул мне за два дня до смерти, пусты… Тебя убили за эти деньги. За этот офшор, будь он проклят! Ты знал, что расплата неминуема, и пытался «обеспечить» мне нормальную жизнь без тебя. За два дня до твоей смерти на мой счет была перечислена большая сумма. Глупый, какая может быть жизнь без тебя, к тому же, на ворованный деньги… Я понимаю, ты спешил, ты хотел что-то придумать, чтобы я не нуждалась. Ваня, ничего мне не надо! Я боюсь прикасаться к этим деньгам. Мне кажется, твои убийцы будут искать их и рано или поздно найдут, и тогда со мной, Иван, произойдет то же самое, что случилось с тобой. Каждую ночь я жду их звонка. Мне страшно, Иван! С того самого дня, когда ты не вернулся домой, каждую ночь ко мне приходит во сне черный пес. Он появляется передо мной сначала маленьким и ласковым, но вскоре начинает расти и становится огромным лохматым монстром с клыками и глазами-блюдцами, как в сказке Андерсена «Огниво». На холке пса поднимается шерсть, клыки вырастают, он готовится проглотить меня… В этот миг я просыпаюсь от собственного крика. Снотворное давно не помогает. Я устала от ночных кошмаров! Днем я пытаюсь смеяться над этими страхами, но наступает ночь, и все повторяется снова. Иван, я не могу и не хочу так жить. Днем без конца прокручивать горькие мысли, а ночью видеть кошмары. Я написала Пете письмо с просьбой понять и простить меня и положила его под зеркало в прихожей. Петр сразу его найдет. Ну вот и все. Скоро встретимся, Ваня.
Вера насыпала горсть таблеток в ладонь, зажмурилась и выпила. Она знала, что скоро уснет крепким сном и уже не проснется.
Офис на Чистых прудах,
наши дни
Современное здание из стекла и бетона возвышалось над особняками, которые притворялись старинными, но на самом деле старыми в них были только фасады. Типичный «новодел», наводнивший в последнее время центр столицы. Яркие разноцветные домики окружали башню в стиле «турецкий небоскреб». Федор сделал глубокий вдох и решительно шагнул в просторный холл высотки. Набрал номер, нацарапанный на бумажке, и вскоре услышал в трубке приятный женский голос.
– Алексей Игоревич ждет вас, – проворковала секретарша, – сейчас я за вами спущусь.
Не прошло и пяти минут, как перед Федором появилась стройная девушка в обтягивающей белой блузке и узкой красной юбке, доходившей до щиколоток. Высокий разрез сбоку открывал безупречно вылепленную ножку. Пушистая светлая коса довершала эффектный образ. Федор засмотрелся на девушку и не сразу услышал слова, обращенные к нему:
– Ну что же вы, Федор Степанович, застыли на месте! Идемте скорее, у Алексея Игоревича всего полчаса на беседу с вами.
Федор очнулся и взглянул на незнакомку глазами преданного спаниеля. Шлейф изумительных духов лишил парня остатков воли, и бравый репортер побрел за девушкой словно во сне, не сводя глаз с тонкой талии и породистых узких щиколоток, мелькавших из-под юбки.
На «руководящем этаже» Федора встретило двухметровое панно из лоскутков, изображавшее древнерусский собор. Под панно стоял десяти ведерный самовар, расписанный под хохлому. Видимо, в этой исконно-посконной компании, приносившей хозяину твердую валюту, самовар заменял кулер с водой.
Над массивной дубовой дверью без таблички висел во всю стену яркий баннер. Между Покровским собором и Эйфелевой башней красовались слова Маяковского:
«Я хотел бы жить и умереть в Париже,
Если б не было такой земли – Москва».
«Дети и внуки этого монстра стопудово живут в Париже, а он сам кует денежки на родине и регулярно навещает потомков за бугром, – подумал Федор. – В отличие от Маяковского, у него наверняка там есть недвижимость».
– Что же вы застыли, пожалуйста, проходите! – пропела красавица медовым голосом и с улыбкой распахнула дверь перед Кругловым.
За массивным дубовым столом восседал мужчина лет шестидесяти. Светлая окладистая борода с обильной сединой, пышные усы и косая сажень в плечах делали его похожим на пожилого древнерусского богатыря. Хозяин кабинета вышел из-за стола для приветствия, и Федор оценил дорогой заграничный костюм, сидевший на «Микуле Селяниновиче» как влитой.
– Какая тоска-печаль, Федор Степанович, привела вас к нам? –спросил хозяин кабинета густым басом, вполне соответствовавшим его богатырской внешности. Сталь и лед во взгляде олигарха странно диссонировали с ласковыми нотками в голосе и добродушной улыбкой. Федор, разом забыв все наставления главреда, вновь ринулся в атаку «с шашкой наголо».
– Получил задание от «Актуальной газеты». Готовлю журналистское расследование, тема которого – смерть моего коллеги Максима Крохотова, – Федор старался говорить веско и убедительно. Еще не хватало, чтобы голос дрогнул и выдал волнение! Не дождется!
– Похвально, молодой человек, – одобрил олигарх и степенно огладил пшеничную бороду, – православные люди должны заступаться друг за друга. На том и стоит Россия наша матушка.
Алексей Игоревич нажал кнопку, и в дверях появилась все та же красавица, чей образ «а ля рюс» идеально соответствовал обстановке офиса. У Федора перехватило дыхание.
– Принеси нам, Аленушка, чаю травяного да калачей румяных, – затейливо заговорил хозяин кабинета, словно витязь в русской сказке, – заодно и напиток наш фирменный, огненный, на боярышнике настоянный, захвати. – Располагайтесь, батенька без церемоний, где вам любо – указал предприниматель оробевшему Федору на стулья напротив стола.
Вскоре Алена вплыла в кабинет с подносом, на котором стояли чайные чашки и пузатый чайник с гербом России, на изящной тарелочке лежали конфеты и печенье.
Помощница Алексея Игоревича разлила по чашкам душистый чай. Хозяин кабинета, кряхтя, поднялся, достал из шкафа графин и две граненые стопки. Разлив настойку, объявил:
– Что ж, Федя, давай за успех твоего журналистского расследования!
Пауза затянулась. Федор молчал и лихорадочно думал, с чего начать разговор.
Взгляд хозяина кабинета слегка потеплел и стал влажным. «Микула Селянинович» взглянул на гостя с хитроватым, почти ленинским прищуром.
– Эх, Федя, Федя… Сочувствую твоей потере. Знаю, как это тяжко, друзей-то терять. В девяностые сам многих похоронил. Спят мои соколы на погостах русских вечным сном…
Федор вспомнил рассказы отца о том, сколько шикарных захоронений появилось в девяностые на столичных кладбищах. Братва с размахом хоронила членов своих «бригад» на деньги из бандитского «общака». Тем временем алкоголь подействовал на хозяина кабинета, тот стал благодушным и продолжал:
– Надо помянуть друга и дальше жить, Феденька! Главное, в Господа нашего Христа верить. Господь, он все простит, ежели от души покаешься. Нет таких грехов, которые Он не прощает. Говори, с чем пожаловал? О чем пытать меня будешь, мил человек?
Федор выдохнул и сказал:
– Мне известно, что Максим Крохотов пытался узнать причину смерти депутата Петра Кузнецова. Он вел журналистское расследование и в итоге погиб сам. Виталий Михайлович Дмитрук, руководитель одного из комитетов Госдумы, сказал, что вы можете пролить кое-какой свет на эти преступления.
– Ох, Виталя, Виталя… Все такой же шутник, каким был в молодости. Решил подшутить над стариком. Для этого тебя и подослал. Завтра будет звонить и гоготать в трубку: признавайся, мол, Леха, кого это ты замочил в девяностые. Мы часто с ним друг над другом подшучиваем. Однако в этот раз его шутка не удалась, добрый молодец. Сам посуди, Федя: я давным-давно в бизнесе, с властью стараюсь никаких дел не иметь. Какого лешего мне думать про смерть какого-то депутата?
– Честно говоря, я надеялся, что у вас на этот счет какие-то мысли имеются. Все же ваш близкий друг в Думе работает… – Федор решил пойти «с козырей». – Вы же с Виталием Михайловичем наверняка пересекаетесь, обсуждаете насущные проблемы, наверняка и о смерти Кузнецова говорили…
– Знаю о нем лишь одно: этот твой Кузнецов выпить был не дурак. Пару раз в ресторане с ним встретились. Ну и что? Алкашей на Руси-матушке не убивают, их у нас, наоборот, Федя, любят и жалеют. Вот и мне жаль, что так рано мужик от водки сгорел. Сердце Пети Кузнецова после обильной выпивки не выдержало, потому и отдал богу душу прямо на улице.
– А вы видели Петра Ивановича в тот последний его вечер? – спросил Федор, уже зная, какой услышит ответ.
– Исключено, – сухо сказал Алексей Игоревич. – Я в тот вечер был на переговорах.
– А с Максимом Крохотовым вы хоть раз встречались?
– Молодой человек, у меня серьезный бизнес, приходится по двенадцать часов работать, чтобы толк был. С какой стати мне с каким-то журналистом встречаться? Тебя, кстати, я согласился принять лишь потому, что мой друг Виталий Михайлович об этом попросил. Обычно я общаюсь с писаками через пресс-службу. Прошу СМИ заранее вопросы присылать, а они в письменном виде отвечают, конечно, со мной согласовав. А тут вдруг меня стариковское любопытство разобрало. Дай, думаю, посмотрю, что за фрукт, этот думский журналист? С молодежью все же надо иногда общаться, чтобы от жизни не отстать. В общем, если вопросов больше нет, давай, Феденька, еще по одной – и расстанемся. У меня через десять минут новая встреча.
– Можно задать вам последний, заранее не согласованный вопрос? – спросил Федор, допив настойку и аккуратно пристроив стопку на журнальном столике.
Хозяин кабинета снисходительно кивнул. Федор постарался, чтобы голос звучал максимально невинно:
– Алексей Игоревич, а где вы работали в советское время? До конца девяносто первого года?
Куропаткин пристроил со стуком пустую стопку на столик, затем достал из кармана большой клетчатый платок, вытер усы и усмехнулся:
– Да какое теперь это имеет значение? – Я, считай, вторую жизнь с тех пор проживаю. Попал, как тогда говорили, под колесо истории. Полжизни прожил при социализме, а потом полжизни – или чуть больше, если повезет, – при капитализме. Был я, Феденька, в советское время партийным функционером, молодым да ранним. Ничего хорошего о том времени припомнить не могу. Ни денег, ни размаха, одно чинопочитание, ритуальные сборища и партийная дисциплина.
– Скажите, а фотографа Ивана Кузнецова в то время вы в партийных коридорах не встречали? – спросил Федор для порядка. Он вновь знал, каким будет ответ, однако внимательно следил за лицом предпринимателя.
– Ой, Федя, даже если и встречал, разве смогу припомнить! Столько времени с той поры утекло! Кто только по коридорам нашего ЦК в перестройку не шлялся! Тогда, тридцать лет назад, ваш брат журналист, с одной стороны, ругал нас, «партократов», на все корки, с другой, без конца на прием к партийным кураторам напрашивался, чтобы все подробно с нами обсудить, разнюхать, как и где соломки подстелить, ежели что. Кстати сказать, фотографы, даже знаменитые, по нашим коридорам редко ходили – не тот уровень. Главные редакторы – те да, им по должности полагалось постоянно держать руку на пульсе и следовать линии партии, которую в те годы кидало из стороны в сторону. Вот главреды и выпытывали у нас про эту линию, чтобы с ней совпасть и не выпасть из руководящего кресла на крутом повороте истории.
– А если фотограф был еще и офицером КГБ? – спросил Федор.
– Ну, тогда он в другом ведомстве указания получал, – усмехнулся Алексей Игоревич. –Журналистские корочки ему были нужны главным образом для прикрытия. Мы об этом, конечно, знали и в чужую епархию не лезли. Там битвы на другом уровне происходили, так сказать, на Олимпе госбезопасности. А почему ты вдруг вспомнил про этого фотографа?
– Тело Ивана Петровича Кузнецова со следами пыток в начале девяностых было найдено в его машине на Ленинградском шоссе. Ни «форд» Кузнецова, ни его ценные вещи убийцы не взяли. Через два года вдова Ивана Вера Кузнецова добровольно ушла из жизни. Не смогла пережить кошмары, которые посещали ее, как рассказали мне друзья Веры, каждую ночь. Супруги похоронены в соседних могилах на Троекуровском кладбище. Петр Кузнецов, с которым вас познакомил Виталий Михайлович, за два года лишился обоих родителей. Неужели вы никогда не говорили с Петром Ивановичем о его трагедии? Так сказать, за рюмкой чая?
– Представь себе, ни разу. Наверное, Петру было тяжко все это вспоминать. Что и говорить, грустная история, – вздохнул Алексей Игоревич. – В общем, Федор, ничем твоей газете помочь не могу. Не в ту избушку ты явился, добрый молодец.
Он отечески взглянул на Федора и предложил:
– Ну, давай, Федя, по последней и распрощаемся. Приятно было познакомиться. Хорошее у тебя русское имя – Федор. Так моего крестного звали.
Хозяин кабинета нажал на кнопку в левом углу стола. В кабинет вновь вплыла Алена и вопросительно взглянула на шефа.
– Проводи Федора Степановича до проходной. Мы все вопросы решили. Через полчаса жду Орлова из филиала.
– Как это – решили вопросы? – оторопел Федор – Как раз ничего еще не решили! Я собирался вам один документ показать! Почти уверен, что он вас заинтересует…
Хозяин кабинета махнул рукой, и красавица-секретарша безмолвно исчезла за дверью, бросив на босса долгий недоумевающий взгляд.
Федор достал пластиковую папку, извлек из нее листок и объявил.
– Вот копия договора, который Иван Кузнецов подписал в середине девяностых с одной офшорной компанией. Согласно этому документу, сумма в долларах с шестью нулями переходит от Кузнецова в собственность некой фирмы. Я проверил: с большой долей вероятности эта компания могла принадлежать вам. Через несколько лет вы, видимо, перевели оттуда часть денег во вновь созданную компанию «Арктик нефть энд ойл».
– Ой, да мало ли что мне когда-то принадлежало, – пожал плечами олигарх, скользнув глазами по копии документа. Федор внимательно следил за выражением его лица, однако не увидел в глазах хозяина кабинета ни малейшего испуга или смущения. Алексей Игоревич снисходительно взглянул на гостя и продолжал:
– Давно уже нет ни той компании, ни тех денег, все в бизнес вложено. Работать надо, батенька! День и ночь пахать. Тогда и деньги будут. Мы на Севере трубы укладываем, по которым нефть пойдет. Зимой морозы под сорок. Летом гнус и мошка. Не дай бог нефть разольется, природу загадит, тогда кампанию штрафами разорят, кого-то даже посадить могут. По краю пропасти ходим, Феденька! Зато рабочие у нас такие деньги получают, какие в Москве профессорам не снились… Все потому, что мы реальный сектор, и работаем тоже реально, а не фейковые статейки в желтые газетки кропаем, от которых людям ни жарко, ни холодно…
Кстати сказать, с чего ты взял, добрый молодец, что деньги Кузнецова моей компании «Арктик нефть энд ойл» были перечислены? В то время этих филькиных грамот столько печаталось! Имей в виду, если напишешь вранье – засужу! По гроб жизни из долгов не вылезешь! В общем, запомни: Петра Кузнецова я всего пару раз в ресторане видел, с отцом его Иваном Кузнецовым знаком не был, а об убитом журналисте Крохотове от тебя впервые услышал.
Хозяин кабинета жестом указал гостю на дверь, но Федора уже было не остановить:
– Петр Иванович Кузнецов был уверен, что разыскивает свои деньги – те, которые должны были перейти к нему по наследству от отца и которые бесследно исчезли. Что-то мне подсказывает, что он недаром стал акционером вашей компании. Могу предположить, что Петр Иванович затаился, выжидал, но потихоньку, слой за слоем, раскапывал эту историю. Думаю, он не мог не интересоваться историей убийства его отца. Став депутатом, он начал использовать обширные связи в высших эшелонах власти и в итоге вышел на заказчиков убийства Кузнецова-старшего. За это и поплатился. По моим сведениям, Петр Иванович знал, что отец перевел транш на свое имя в один из офшоров. Разумеется, поделившись с теми, кто ему помогал провернуть эту операцию. Видимо, все было на мази, но тут в игру вмешались фигуры более крупного масштаба. Те, кто рассчитывали руками Кузнецова провернуть опасную операцию, а потом прибрать денежки к рукам. Разумеется, за вычетом небольшого гонорара «курьеру» Ивану Кузнецову. Как говорится, плата за риск. Вскоре продуманный в мелочах Кузнецовым и его соратниками план вошел в противоречие с намерениями серьезных людей. Вероятно, поначалу Кузнецова обещали щедро отблагодарить, однако в итоге размер «благодарности» фотографа категорически не устроил. Иван Петрович решил сумму со многими нулями никому не отдавать, понадеявшись, что в политической неразберихе начала девяностых всем станет не до него. В то время, как вам лучше меня известно, год шел за два. Путч ГКЧП, избрание Ельцина Президентом РФ, обстрел Белого Дома в 1993, бандитские дележки предприятий и месторождений, закрытие заводов. Однако Иван Петрович напрасно надеялся затеряться на фоне бурных событий новейшей истории, похожем на коллажи Ильи Глазунова. Коррупционеры из нашего истэблишмента ничего не забыли. Предательство, совершенное Кузнецовым, по их понятиям, могло искупиться лишь кровью…
– Ну, ты и наговорил, Федя… на целый фантастический роман! Даже моего любимого художника приплел ни к селу, ни к городу. Те денежки, если они, конечно, были, давно уже потратили дети и внуки «заказчиков», – усмехнулся Алексей Игоревич.
– Если все так просто, за что тогда убили почти через тридцать лет Петра Кузнецова и моего друга Макса Крохотова? Мне казалось, что «вендетта» – это как-то не по-русски. До третьего колена у нас пока еще «кровников» не убивают…
– Ну, во-первых, убийство Петра пока никто не доказал. У него ведь официальная причина смерти какая? Сердечный приступ? То-то же! Во-вторых, твой кореш Максим Крохотов слишком много на себя брал. Больше, чем мог донести. Неудивительно, что в итоге кому-то на хвост наступил. Что ж, на войне как на войне. Риск был частью его работы. Если хочешь знать мое мнение, бросай, Федюня, это мутное дело! Ни славы, ни денег на нем не заработаешь. Хочешь, в пресс-службу тебя возьму? Зарплата тебя приятно удивит.
– Спасибо, Алексей Игоревич, работа в газете пока меня устраивает. Ну, я пошел?
Федор пожал протянутую ему пухлую руку, покрытую старческими пигментными пятнами и рыжими волосками и покинул начальственный кабинет. До лифта он плелся, как под гипнозом, не отводя глаз от узкой талии и округлых бедер Алены, следовавшей впереди и уводящей его из исконно-посконно-нефтепроводного царства.
