Нина Стожкова
Курьер из Страны Советов
Федор идет ва-банк,
наши дни
Федор Круглов был из породы хипстеров. Это модное словечко прилетело к нам с Запада не так давно. Вот как характеризует их интернет: «Хипстеры – обеспеченная городская молодежь, интересующаяся элитарной зарубежной культурой и искусством, модой, альтернативной музыкой и артхаусным кино». Короче, что-то среднее между богемой и хиппи. Федя терпеть не мог сидение в офисе, обожал путешествия, кино не для всех, а также разнообразные фестивали: джазовые, книжные, театральные – в общем, лишь бы не массовое искусство. Он никогда не носил костюмы и тем более галстуки. Федя предпочитал короткие джинсы, из-под которых даже в мороз сверкали голые лодыжки, а ноги без носков были упакованы в модные кроссовки. На верхнюю часть туловища Федора обычно была надета футболка с какой-нибудь прикольной надписью. В прохладное время года на футболку накидывалась удобная толстовка или куртка. В свободное время Федор читал Пелевина. Сорокина и либеральную прессу, слушал «Свободу» и смотрел американские сериалы на платформе «Netflix». Одним словом, парень нашел свою нишу и уютно там себя чувствовал. Однако свободолюбие и бунтарский дух не спрячешь под толстовкой, и Федя, скопив денег, набил на руках две крутые татухи. На одной красовался Салтыков-Щедрин, а на другой – Че Гевара. Главный редактор газеты Василий Аккуратов и не такое видал, потому от живописи на Федином теле особо не впечатлился. Только спросил:
– А если ты, Круглов, к примеру, женишься? Деньги на семью потребуются, и, представь себе, у тебя появятся мысли из журналистики в пресс-секретари податься. Или вдруг поступит приглашение пойти в муниципальные чиновники – допустим, от департамента СМИ. Туда могут с татухами и не взять! В руководящих структурах ценится консервативный внешний вид. Че Гевара из-под рубашки с короткими рукавами вряд ли кому из чиновников понравится, потому как революцией попахивает.
Федя в ответ расхохотался:
– Василь Васильич, вы это серьезно? Вот уж куда я точно не пойду, так это на холуйскую должность пресс-секретаря. Уж лучше в дворники. В пресс-службах шаг вправо, шаг влево – и все, ты уволен. Мне, свободной птице, золотая клетка без надобности. Жениться я тем более не собираюсь. Это еще менее вероятно, чем в пресс-секретари податься.
Федор Круглов терпеть не мог чиновников, а также депутатов всех мастей. Однако его небогатый журналистский опыт подсказывал, что любое расследование все же надо начинать «сверху». Вначале следует узнать, что думает о теме журналистского расследования руководство, и лишь потом встречаться с рядовыми сотрудниками. Завершающий этап – проверка добытой разными хитрыми путями информации, желательно, подкрепленной документами. Федя краем уха слышал, что матерые журналисты-расследователи с утра до вечера изучают разоблачительные сайты и выуживают оттуда нужную информацию. Федя в подобные методы не слишком верил. Он считал, что информацию желательно получать из первых рук – у компетентных людей, владеющих темой. В общем, Круглов решил «пойти с козырей». Дело было за малым: заполучить письмо от редакции за подписью Главного.
Секретарша Ксюша в ответ на его поползновения проникнуть в кабинет главреда возмущенно заверещала. Не обращая внимания на ее протесты, Федор просто поднял и переставил миниатюрную девушку подальше от двери, освободив себе путь В кабинете никого не оказалось, и Круглов, постучавшись, вошел в комнату отдыха. Люди, сидевшие напротив Василь Васильича, были в штатском, однако в них угадывалась офицерская выправка. Перед главредом и посетителями стояли кофейные чашки, коньячные рюмки и бутылка «Хенесси». В коробке лежали несколько шоколадных конфет, видимо, играя жалкую роль закуски.
– Что-то по номеру? Говори быстрее, мне некогда, – потребовал шеф.
– Василь Васильич, у меня личный вопрос, не терпящий отлагательств
– Тогда исчезни на час. Неужели не видишь: важный разговор. Подождет твой личный вопрос.
Главред взглянул на Федю так, словно хотел прожечь взглядом насквозь.
– Кто у него? – спросил Федор Ксению, вернувшись в приемную.
– Я тебе не обязана отвечать, это редакционная тайна, – важно заявила секретарша. Однако новость буквально распирала Ксюшу, и она шепотом сообщила:
– Из прокуратуры пришли. Человеческим языком ведь тебе сказала: шеф занят. Думаю, разговор в час не уложится. Знаешь, если бы Вась Вась попросил сварить кофе, тогда формальными расспросами все бы и ограничилось. Однако у них дело до коньяка дошло, да еще из «спецфонда», для особо важных гостей. Короче, спорим: разговор быстро не закончится. Шеф с утра сказал, что в связи с убийством Макса ждет полицейское начальство. Думаю, менты будут наезжать, а Василь Васильичу отбиваться придется.
Промаявшись час в буфете, Федор вернулся в приемную. Посетители уже ушли, и подобревший от коньяка Василь Васильич принял его вполне доброжелательно.
– Думаете, менты найдут того, кто заказал Макса? – спросил Федор.
– Вряд ли, – вздохнул шеф, – хотя, конечно, обещали сделать все, что в их силах.
– Аккредитуйте меня, пожалуйста от газеты в Государственную Думу! – выпалил Федор без всяких предисловий.
– Вот не пойму тебя, Федя, – Аккуратов воззрился на подчиненного с искренним изумлением. – То ты всем, чем мог, отбрыкивался, чтобы тебя не сделали «паркетным» журналистом, кричал, что умрешь от скуки, что писать отчеты из Госдумы можно только в пенсионном возрасте, что брать у депутатов интервью бессмысленно, все равно наврут с три короба. Забыл? А я помню. Какой медведь в лесу сдох? Почему ты теперь так рвешься на Охотный ряд?
– Решил сменить специализацию, хочу попробовать что-то новенькое, – туманно заявил Федор, – до меня вдруг дошло, что все эти депутаты и главы комитетов высасывают из пальца разные глупые законы, которые нам потом мешают жить. Вот я и решил туда, так сказать, внедриться и под журналистским прикрытие изучить работу нижней, извиняюсь за выражение, палаты номер шесть изнутри.
– Ох, что-то ты темнишь, Федя…
Аккуратов уставился на сотрудника маленькими проницательными глазками, под которыми набухли отеки от обильных возлияний последних дней. На лбу у Василь Васильича блестели капельки пота, а губы изогнулись в саркастической улыбке.
Федя поежился. Похоже, шеф видел его насквозь.
– Давай допьем «Хенесси», – предложил Василь Васильич и, не дожидаясь ответа, достал из шкафчика чистую рюмку и разлил остатки коньяка.
– Следователи прокуратуры, которых ты видел здесь час назад, в немалых чинах, между прочим. Явились вскоре после звонка, сорвав все мои планы на сегодня. Подробно про Макса расспрашивали, намекали, что это очередной «глухарь». Мне показалось, они не хотят глубоко в это дело вникать. Думаю, ни убийцу, ни заказчика в итоге так и не найдут. Сам знаешь, у нас годами преступников ищут, если найти не хотят, в особенности если точно знают, где они прячутся, и кто их прикрывает.
Федя, скажи честно, какого лешего тебе сдалась эта Госдума? Я бы еще понял, если бы ты в президентский пул рвался, чтобы карьеру сделать. Например, мечтал попасть в пресс-службу председателя правительства. А корреспондентом в Думу… Не маленький, должен понимать: как прикажут сверху, так они и проголосуют. У нас в Отечестве испокон веков вертикаль. В общем, не нам с тобой, Фед, эту систему менять и уж, тем более, разоблачать. Секрет невеликий, и так все это знают.
Вот скажи, Федя, зачем тебе на рожон лезть? Если ты задумал пойти по следам Макса, то уже проиграл, не начав расследования. Макс всегда начинал работу с архивов и с документов. Сидел на специальных сайтах, скрупулезно собирал там информацию, а потом ее тщательно проверял. И чему только вас на этих журфаках учат? Уж точно не профессиональной работе. Не придешь же ты к какому-нибудь крупному чиновнику или депутату с вопросом: «А не вы ли убили моего друга Макса Крохотова?». Как там, у Достоевского: «Вы и убили-с, Родион Романович».
– Не могу пока сформулировать, просто чувствую, что мне позарез надо в эту чертову Думу.
Федор положил перед шефом письмо с просьбой аккредитовать в Государственную Думу корреспондента Круглова Ф.Г. для освещения заседаний нижней палаты и подготовки интервью с депутатами. Аккуратов пробежал бумагу глазами, глубоко вздохнул, но письмо все же подписал.
– Ладно, действуй, если так приспичило… Но учти, с тебя теперь каждую неделю колонка «Вести из Госдумы». Иди, Круглов, работай и не мешай ни мне, ни людям.
Скаковая улица,
начало девяностых
Ирина Петрова была женщиной не просто красивой, но умевшей себя эффектно подать. Родной Краснодар приучил ее ярко и нарядно одеваться, говорить громко, обращать на себя внимание в любой компании. О, женщины Кубани! У них совсем другой тип внешности и поведения, чем у москвичек. Если сравнить кубанских красавиц с северянками, в особенности, с петербурженками, сразу станет заметна еще большая разница. От вечно озабоченных проблемами москвичек Ирина Петрова отличалась каким-то особым жизнелюбием и оптимизмом, а также ярким южным типом внешности. Юность осталась далеко позади, однако Ирина по-прежнему привлекала внимание мужчин точеной фигурой, горячими карими глазами под черными бровями вразлет и победной уверенностью в себе. Впрочем, ей было чем гордиться и чему радоваться.
Карьера Петровой в столице сложилась на редкость удачно, хоть она и не была коренной москвичкой со связями и с друзьями, которые москвичей появляются чуть ли не с детского сада, не говоря уже про школу и институт. В конце прошлого столетия на работу в любую организацию столицы брали только с московской пропиской. Неудивительно, что на приезжих москвичи поглядывали со снисходительным превосходством. Муж Ирины, кадровый военный Николай Петров, получил назначение в Москву и в итоге обеспечил им с женой и прописку, и жилье в столице. Ирина подключила связи родителей, не последних людей на Кубани, и вскоре ее приняли на работу в издание ЦК КПСС, расположенное в паре километров от Кремля – в журнал «Страна Советов». Ирину назначили помощником главного редактора журнала Николая Груздачева, и она сразу же оказалась в гуще редакционных дел, сплетен и интриг. Вскоре референт Главного Ирина Петрова сделалась незаменимой и для начальства, и для рядовых сотрудников редакции. Она все про всех знала, все помнила, легко разруливала любые склоки и конфликты, неизбежные в любом коллективе и, в особенности, в творческой среде. На службу она являлась скромно, но элегантно одетой, с искусно нанесенным макияжем, и неизменно притягивала взгляды тех, кто проходил мимо ее стола. Ирина обычно пребывала на работе в хорошем настроении, держалась с коллегами доброжелательно, пусть и с чувством легкого превосходства. Никто не поверил бы, что у эффектной дамы с характером и внешностью Афины-воительницы несчастливая личная жизнь. Муж Ирины Николай, как многие военные, пристрастился к выпивке. Не удивительно, что денег домой он приносил все меньше, интереса к жене почти не проявлял, зато претензий предъявлял все больше. Ирина не слишком скрывала от супруга свои короткие увлечения, впрочем, он и не претендовал на ее исключительное внимание, считая, что жена никуда не денется в чужом городе, без поддержки многочисленных краснодарских родственников.
В советское время в международный журнал на должность помощника главного редактора брали людей проверенных. Ирина с легким сердцем подписала на Лубянке бумагу, в которой дала согласие сотрудничать с органами. Она понимала: правила игры в стране победившего социализма надо соблюдать. В управлении заметили яркую южную красавицу, и вскоре Петрова закрутила роман с одним из офицеров КГБ. За первым увлечением последовали новые. Ирине всегда нравились мужчины в погонах, столь непохожие на болтунов-журналистов, потому и замуж она вышла за военного. С офицерами было приятно проводить время в ресторанах, получать на праздники подарки и время от времени заниматься сексом где-нибудь на служебной даче. Одно огорчало Ирину. Любовники в погонах рано или поздно оказывались карьеристами и не собирались уходить из семьи, хотя она в то время уже всерьез замыслила побег от постылого мужа и всеми силами искала надежную пристань.
Молодой красавец Гиви был явно птицей из другого «курятника». Он не походил на петуха, распушавшего перья при виде дамы. Кавказца с горбатым носом и гордо посаженной головой можно было сравнить, не побоявшись банальности, с горным орлом. Гиви сразу же заявил Ирине о серьезных намерениях и дал понять: деньги на то, чтобы создать ей достойную жизнь, у него имеются. Каким-то шестым чувством он почувствовал: брак Ирины трещит по швам и ее развод с мужем – лишь дело времени.
Завоевать Ирину оказалось делом не слишком трудным. Зная о своем магнетическом влиянии на женщин, Гиви решил действовать смело и напористо. После посещения конюшни и общения с его собственными орловскими рысаками, пара отправилась к Ирине домой и уже не расставались до утра. Через два дня «фартовый грузин» предложил Ирине жить вместе. Ирина, обычно осторожная и рассудительная, кинулась в роман, как в омут с головой. Красивый, активный и деловой мужчина… Какого черта еще надо? Единственный минус: слишком юный, почти мальчишка. Ну и что? Из этого паренька, как из глины, можно вылепить такого мужа, какой ей нужен. Вот и славно. С нынешним супругом Колей она разведется, все равно никакой семьи у них давно нет. Развод не будет трудным делом, потому что детей они с мужем так и не нажили. Скоро сорок, жизнь дает ей шанс вступить второй раз в брак и прожить более счастливую жизнь. Жизнь с Гиви. Никто из прежних любовников в погонах руку и сердце не ей не предлагал, все они заботились о карьере и о партийных билетах, которых могли лишиться из-за скандалов в семье, да и поссориться с детьми никто из них не хотел. Что ж, прощайте, гусары! Пришло время кавалерии!
В общем, Ирина здраво рассудила, что статус замужней дамы в офицерской среде престижнее статуса любовницы и содержанки. Покраснев, она поцеловала Гиви и сказала:
– Ну, конечно, я согласна. Только не вздумай мне изменять. Это плохо для тебя закончится.
Гиви усмехнулся и потащил Ирину в спальню. Молодой любовник знал: «железная леди» решит все его проблемы, а он как пылкий кавказский мужчина поможет женщине, много пережившей и перестрадавшей, наконец почувствовать себя счастливой.
Свадебным подарком Ирине стал призовой рысак Казбек, выигрывавший на ипподромах одни забег за другим.
– Все призовые, что Казбек будет привозить с соревнований – твои, – объявил Гиви слегка растерявшейся от необычного подарка жене.
Ирина, проработавшая много лет в международном журнале, прекрасно знала, что элитных лошадей дарят своим возлюбленным арабские шейхи и английские аристократы. Она обмерла от удивления и радости, но виду не подала, лишь нежно поцеловала Гиви в капризно изогнутый рот.
Мексика,
начало девяностых
Иван Кузнецов не любил командировки в Мексику и на Кубу. Долгий перелет, жара, которая сразу же наваливается у трапа, непривычно острая еда, страх подхватить какую-нибудь экзотическую болезнь… Иван понимал, что большинство советских людей, для которых эти страны были такими же недоступными, как Марс или Венера, несомненно позавидовали бы специальному корреспонденту «Страны Советов» Ивану Кузнецову. Его же самого все эти долгие перелеты утомляли и давно уже не приносили того драйва, как в молодости. Удивить Кузнецова было трудно. Фотокорреспондентом «Страны Советов» Иван облетел весь необъятный СССР вдоль и поперек, побывал и на Камчатке, и на Сахалине, и в горах Памира, и на островах Эстонии. Каждый раз, пересекая Советский Союз с запада на восток, он думал о том, какое счастье иметь профессию, позволявшую вот так путешествовать за счет государства. Позиции Кузнецова в журнале были прочнее, чем у других сотрудников. Фронтовик, диплом ВГИКа в кармане, член КПСС, лауреат всевозможных премий… Неудивительно, что ему доставались самые «вкусные», как тогда говорили, командировки. Поездки по стране давали ощущение полноты жизни, однако не были чем-то исключительным, недоступным для других. Кузнецов был уверен, что оплатил своей судьбой более блестящую карьеру, чем должность завотделом фотоиллюстраций.
Когда Ивана пригласили на Лубянку и предложили с ними сотрудничать, он особо не раздумывал. Армия или внешняя разведка – да какая в сущности разница? Второе звучит солиднее и открывает новые возможности. Никто теперь не посмеет уволить его из журнала. Понятно же, что его новое, теневое руководство, круче официального, редакционного. Работа фотокорреспондента Ивану нравилась, вот только частенько раздражали глупые придирки начальства. Что ж, теперь кураторы с Лубянки поставят замов Главного «Страны Советов» на место, если тем приспичит на него «наехать». Новое начальство посоветовало Ивану налечь на английский, и у него неожиданно открылись способности к иностранным языкам. Через полгода «мистер Кузнецофф» мог вполне сносно говорить на английском, а понимать немецкий и он научился еще на фронте.
Первой загранкомандировкой Ивана Кузнецова стал Париж. Город ошеломил его с первой минуты. Иван бродил по бульварам, не убирая в кофр фотокамеру, и снимал, снимал, снимал… В итоге собкор Кузнецов едва не пропустил встречу в редакции газеты «Юманитэ».
В кабинете главного редактора его ждал невысокий француз с усталым лицом. Темный костюм и белая рубашка с галстуком выдавали в нем партийного функционера.
«Этот буржуазный коммунист как пить дать неплохо посидел вчера в кафе где-нибудь на бульваре Капуцинок. А что им? На наши ведь денежки гуляют», – подумал Кузнецов. Он вынул из «дипломата» пластиковый пакет с пачками долларов и передал его собеседнику, секретарю ЦК компартии Франции. Тот расписался в ведомости, которую Иван достал из того же чемоданчика, и предложил вместе поужинать в центре города.
«Не так уж и трудно выполнять эти «деликатные поручения» партии, – подумал фотограф, – а учитывая ужин в центре Парижа, даже приятно».
Это было пятнадцать лет назад, теперь же Ивану Петровичу предстояло выполнить «деликатное поручение» на другом конце земного шара. Наступила другая эпоха, прежние правила в новой России не действовали, а хорошо налаженные связи распадались на глазах.
Мексиканская столица оглушила Кузнецова жарой, городским шумом, автомобильными выхлопами и пестрой веселой толпой. Кузнецова всегда поражали страны латинской Америки. Жители этих государств вечно пели и плясали, хотя порой в их карманах не было ни гроша, желудок был пустым, а жилье убогим.
Валерий Мендос встретил Ивана отнюдь не так радушно, как француз из воспоминаний Кузнецова.
– Наши с тобой «подшефные» совсем обнаглели. – сказал он, – каждый месяц еще и еще бабла требуют. Видно, пронюхали, что нашему «Цекакапээсэсу» пришел кирдык. Значит, их, проплаченному нашей родной партией, веселью тоже скоро пипец. Уж про что- про что, а про доллары наши развеселые друзья прекрасно все понимают и в курсах валют отлично ориентируются. Не будет денег – значит, не будет ни зарплаты их местным функционерам, ни фестивалей коммунистической прессы, денежки с которых можно попилить. Эти идеологические мероприятия у них почему-то каждый раз плавно перетекают в очередной карнавал. Да, еще не будет учебы их детишек в Европе и их собственных халявных прогулок по летним Москве и Петербурге.
– Это ясно, – перебил его Кузнецов, – какие твои предложения?
– Какие? Не отдавать им эти деньги, вот что! Фигу с маслом этим халявщикам в сомбреро, а не бабло из «совка»!
– Мысль, товарищ Мендос, весьма здравая. Кое-кто на Лубянке мне уже об этом говорил и, более того, обещал нам «крышу. Я раздобыл реквизиты офшора, куда можно спокойно перевести наши с тобой денежки, конечно, за вычетом комиссионных для московских чекистов. Надеюсь, ты знаешь здесь, в южном полушарии, какой-нибудь надежный банк?
– Банк-то я знаю, но не это сейчас главное. Что я местным халявщикам скажу? Они-то уже карманы оттопырили. Ждут тебя с баблом, словно второе пришествие Христа. Если не дождутся, начнут истерить, буквально в падучей биться и в ЦК названивать… Сам понимаешь, народ здесь южный, темпераментный. К тому же прочно подсевший на халяву из совка.
– Товарищ Мендос, к вам сюда, как я погляжу, новости с опозданием доходят. Нет уже никакого ЦК. Колосс, возведенный, казалось, на века, рухнул в три дня. Да что там ЦК! Госплана, Госснаба и прочих прежних «столпов» государственной экономики тоже нет. В общем, звонить твоим разгневанным кабальеро уже некуда и некому.
– Как это «нет ЦК»?
– А вот так! Все сбежали, как крысы с корабля, говорят, три дня уничтожали бумаги. А те, что не успели, на дачах пожгли. Если мы сейчас же не направим наши денежки в офшор, будет слишком поздно. Пойми, Мендос, и ты, и я уже без пяти минут пенсионеры. В стране наступило время хищных волков. Если мы о собственном будущем не позаботимся, никто за нас это не сделает.
Мендос долго и молча курил. Затем потушил сигарету, выключил кондиционер и сказал:
– Собирайся, Ваня. Едем вначале в банк, затем в кассу «Аэрофлота», а потом ты сразу же вылетаешь в Москву. Я пока постараюсь заболтать и запутать моих кабальеро: типа ты внезапно поменял билет, оттуда улетел, сюда не прилетел, то да се… У них сейчас очередной карнавал, поют и танцуют, накурившись «травки». В общем, пару дней у меня в запасе есть. За это время я закрою корпункт, жена соберет вещички, закупим кое-что для дома – и только нас здесь и видели. Перекантуемся, пока страсти улягутся, на каком-нибудь недорогом курорте, а через пару месяцев вернемся на Родину.
