Наталья Антарес
Любой ценой. Том III

–И что? – мрачно осведомился Интарс, и его резонный в сущности вопрос неожиданно повис в воздухе. Я вдруг осознала, что агрессивный настрой сейчас вряд ли пойдет мне на пользу, и за счет прямых угроз в адрес Интарса моя проблема однозначно не решится. Наверное, это был именно тот случай, когда от меня требовалось на время отказаться от разыгрывания спектаклей и приберечь свое актерское мастерство до более подходящего момента. Хватит патетично призывать на голову Интарса божью кару и гневно вопить в трубку, если в данной ситуации что-то и может действительно сработать, так это обезоруживающая честность. Пусть Интарс видит, какую невыносимую боль я испытываю, пусть чувствует мою слабость и уязвимость перед ударами судьбы, пусть проникнется моими страданиями и, возможно, тогда его каменное сердце все-таки дрогнет, и он добровольно протянет мне руку помощи. Я изначально выбрала провальную тактику, но еще не поздно было отступить на шаг назад и дать Интарсу понять, что, если понадобится, я готова валяться в пыли у него под ногами и на коленях вымаливать скудные крупицы столь важной для меня информации. Гордость, самоуважение, собственное достоинство – за мгновение до неумолимо надвигающейся катастрофы все эти категории массово утратили прежнюю ценность, и я больше не старалась любыми способами «сохранить лицо».

–Я не знаю, – шумно выдохнула я, – но зато я точно знаю кое-что другое. Если Ян умрет, я умру вместе с ним, потому что с его уходом моя жизнь навсегда потеряет смысл. Мы собирались пожениться, строили планы на будущее, но все наши мечты и надежды в одночасье пошли прахом. Не спорю, это звучит, как киношный штамп, но наша история любви длилась почти три года, и вот когда она наконец приблизилась к своему логическому завершению, вмешался злой рок. В тот вечер в Лас-Вегасе разверзся ад, и Яна поглотила черная бездна, а я осталась одна в резко опустевшем мире. Я отчетливо помню это жуткое ощущение- глубокой ночью я вернулась из госпиталя в отель, оглянулась по сторонам, и мной вдруг овладела жгучая ненависть к окружающим людям. Они гуляли, развлекались, весело смеялись, а в эти минуты Ян умирал от неизвестной болезни. Это было до такой степени несправедливо, что у меня внутри всё переворачивалось от возмущения, но затем я поняла, что гнетет меня нечто иное. Да, Ян сам навлек на себя трагедию, он захотел обмануть даже не Атлетическую комиссию, а природу, и возмездие не заставило себя долго ждать, но я была виновата ничуть не меньше. Есть преступление, а есть пособничество в преступлении, и оба этих деяния заслуживают сурового наказания. Я принесла Яну амулет на блюдечке с голубой каемочкой, а потом самоустранилась на несколько месяцев, словно происходящее меня не касается. Я не сразу поняла, что натворила, но бой с Дюруа открыл мне глаза. Ян уверял меня, что у него всё нормально, что он в порядке, и мне не о чем волноваться, но бывают такие люди, которые толком не умеют врать. Вот Ян как раз из их числа… В итоге он признался, что его мучают видения, и он регулярно просыпается в холодном поту, но желание снова завоевать чемпионские пояса, затмевало разум и перевешивало осторожность. Ян клялся, что после боя с Раулем Рамиресом он тут же повесит перчатки на гвоздь, а чертов амулет уничтожит, и я ждала этого дня, как небесной манны. Но реванш постоянно откладывался – то промоутерам не удавалось договориться по деньгам, то «Эль Гато» внезапно надумал подняться в лайтхеви… Ян берег амулет для поединка с принципиальным соперником, но создавалось впечатление, что третий бой с Рамиресом может вообще не состояться. Ян был связан многомиллионным контрактом со стриминговым сервисом и обязан был выйти на ринг этой осенью. Томаш Дворжак, конечно, не «мешок», но ничем выдающимся он себя не проявил, поэтому я убедила Яна, что он пройдет чешского боксера так сказать «насухую», а амулет пока побудет у меня…Я сняла амулет с его шеи, и это спровоцировало что-то вроде выброса энергии – по инерции я пролетела через всю комнату, а на груди у Яна образовался след, как от ожога. Примерно неделю мы не виделись, и за это период след полностью исчез, будто его и не было. А вот психологическое состояние Яна мне совсем не нравилось. Знаешь, что он сказал мне в раздевалке? «Идущие на смерть приветствуют тебя!» И вот в девятом раунде Яна уносят с ринга на носилках… Ведущие спортивные телеканалы вели live- трансляцию со стадиона, и весь мир в прямом эфире наблюдал, как я неистово прорываюсь через оцепление, чтобы Скорая не уехала без меня. Разговор с Морисом Дюруа подтвердил мои подозрения, но я все равно продолжаю на ощупь блуждать в кромешном мраке, и только ты, Интарс, ты один можешь направить меня по верному пути. Я не хочу тебе угрожать, да и какой от этого прок? Глупо верить, что тебя проймут мои угрозы. Не буду скрывать, мне хочется растерзать тебя голыми руками, предварительно затолкав в глотку твой паршивый амулет, но я должна думать не о мести, а о спасении Яна, и без тебя мои шансы фактически сводятся к нулю. Если тебе нужно, чтобы я перед тобой унижалась и, обливаясь слезами, умоляла помочь, ради Яна я сделаю это без малейших колебаний. И мне плевать, по какой причине ты мне поможешь – сугубо из жалости или потому что у тебя все же есть зачатки совести!

–Мика, послушай, – очень серьезно попросил Интарс, – во-первых, у меня и в мыслях не было подвергать тебя унижению, а во-вторых, я глубоко потрясен твоей искренностью. Если бы я мог тебе помочь, я бы непременно это сделал, но как бы ни горько мне было об этом говорить, здесь я абсолютно бессилен.

–Просто сведи меня с тем, кто может провести ритуал! – порывисто воскликнула я, – я поеду в Африку, да хоть к черту на рога, только бы снова «активировать» амулет. Дюруа сказал, что это возможно, и у меня нет оснований ему не верить.

–Ты даже не представляешь, что это за ритуал, – безуспешно попытался остудить мой пыл Интарс, – и лучше тебе не знать правды. Мне больно тебе это говорить, но ситуация безнадежная. Агапов обречен.

–Нет! – едва не выронила телефон я, – нет, нет и еще сотню раз нет!

–Да, Мика, да! – достаточно жестко отрезал Интарс, – амулет попал ко мне при крайне жутких обстоятельствах, и эта ночь запомнилась мне на всю жизнь. Обойдусь без подробностей, но те…компоненты, так шокировавшие лаборантов, были получены как раз в ходе этого ритуала, причем, далеко на самым гуманным способом.

–Понятия не имею, о чем ты говоришь, – инстинктивно передернулась я, – но все эти страсти не помешали тебе выставить амулет на продажу. Деньги для тебя важнее риска, так? Хорошо, я заплачу тебе столько, сколько ты скажешь, я соберу ту сумму, за которую ты готов снова пережить кошмар той ночи. Назови свою цену, Интарс, и даже не стану торговаться!

ГЛАВА XVII

–Ты совершенно не представляешь, о чем говоришь, – каким-то чужим, опустошенным голосом констатировал Интарс, словно сейчас я заставила его погрузиться в настолько страшные воспоминания, что даже закаленная психика прирожденного авантюриста не выдержала нагрузки и внезапно дала сбой. В данный момент мне больше всего хотелось увидеть выражение холодных голубых глаз моего далекого собеседника, но я была готова поклясться, что Интарс переживает не самые приятные мгновения, а его нервы звенят натянутой струной, и отсутствие внешних проявлений тревожного волнения свидетельствует исключительно о колоссальном самообладании, но никак не о полнейшем безразличии к происходящему. Я озвучила ситуацию максимально подробно, и у Интарса не было оснований мне не верить. Он всегда был достаточно проницателен, чтобы с легкостью отделять зерна от плевел, и думаю, ему не составило труда оценить всю тяжесть моего нынешнего положения, поэтому на данном фоне повисшее в трубке молчание вдруг показалось мне поистине гробовым, и меня с ног до головы охватила мелкая, неконтролируемая дрожь. Зловещее предчувствие неожиданно приобрело осязаемую форму, и я с ужасом обнаружила, что по комнате хаотично мечутся неясные размытые тени. Несомненно, это была всего лишь причудливая игра света, пробивавшегося с улицы сквозь незашторенное окно, но если разумом я прекрасно осознавала рациональное происхождение желто-красных отблесков, то сердце испуганно замирало всякий раз, когда на стенах пускались в бешеный пляс алые всполохи.

–Раз уж ты завела речь о деньгах, я бы посоветовал не забывать, что каждая минута нашего разговора обходится тебе в кругленькую сумму, – первым нарушил замогильную тишину Интарс, -к сожалению, у меня нет возможности перезвонить тебе через Интернет-соединение, так что нам лучше будет попрощаться, тем более, что как бы ни тронула меня твоя история, помочь тебе я, увы не в силах.

–Даже не надейся от меня избавиться! –до скрежета стиснула зубы я в приступе вскипающего раздражения добавила, – и не надо, пожалуйста, считать мои деньги, я и без твоих непрошенных советов разберусь, на что их потратить.

–Твое право, конечно, – не стал спорить Интарс, -Мика, ты на взводе и не в состоянии адекватно воспринимать мои слова, но давай я все-таки попробую объяснить тебе еще раз. Во избежание дальнейшего недопонимания просто выслушай меня, ладно?

–Я слушаю, – с крайней неохотой кивнула я и на всякий случай недвусмысленно предупредила, – только не надо пытаться запудрить мне мозги. Учти, Интарс, мне нечего терять, я пойду абсолютно на все и не остановлюсь ни перед чем!

–Я бы на твоем месте не разбрасывался громкими лозунгами, – довольно скептически отнесся к моим словам Интарс, чем автоматически вызвал в моей душе очередной всплеск ярости, однако, я сумела обуздать эмоции и воздержалась от ответного выпада, хотя, не скрою, меня так и подмывало рубануть сплеча, – в жизни я насмотрелся всякого, и со временем у меня выработался своего рода иммунитет, но в мире существуют вещи, которые находятся за гранью допустимого, и к ним нельзя привыкнуть, даже если день за днем наблюдать одну и ту же страшную картину. Я много лет провел в Африке, и меня сложно удивить варварскими обычаями местного населения. В большинстве племен до сих пор господствует традиционный уклад, процветает знахарство и широко распространены различные суеверия. Менталитет этих людей таков, что с утра африканец может посетить воскресную мессу в церкви, а ночью облачиться в звериную шкуру и выйти на охоту. Но самая соль в том, что иногда объектом охоты выступают вовсе не обитатели джунглей. Надо продолжать, или всё и так очевидно?

–Ты хочешь сказать, то они охотятся на себе подобных? – трясущимися губами прошептала я, – но зачем?

– А вот тут мы и подошли к сути, – усмехнулся Интарс, – охота на человека, его жестокое убийство посредством разрывания яремной вены и последующее потрошение тела жертвы – это важнейшая часть древнего мистического ритуала, известного как «Кровавый кувшин», результатом которой и является создание «борфимы», сакрального амулета, дарующего небывалое могущество тому, кто носит его на шее. С отсеченной головы жертвы срезается лоскут кожи, в него оборачивается жир из почки и кусочек печени – без этих составляющих «снадобье» не обретет магических свойств. Затем мясо и внутренности делятся между Аниото – членами тайного мужского союза, и поедаются в сыром виде. Йонголадо, посвященный, получает борфиму и становится полноправным членом культа леопардов-оборотней. Ну, о чем тебе еще поведать? Может быть о том, что для ритуала Аниото чаще всего выбирают девочек-подростков? Или о том, что борфиму надо периодически смазывать свежим человеческим жиром, иначе она потеряет свою силу, а значит, владелец амулета постоянно должен убивать? Вероятно, тебе будет интересно узнать, что родители сами отправляли своих дочерей в засаду, если этого требует вождь Людей-леопардов? А хочешь я расскажу тебе, как в Либерии Аниото растерзали сразу восемь молодых женщин, причем отдельные органы и мышцы были буквально выгрызены зубами! Давай, Мика, спрашивай, не стесняйся, тебе же нужна правда!

Несколько бесконечных секунд я жадно хватала ртом воздух и из моей груди вырывались лишь судорожные вздохи. Я задыхалась от нехватки кислорода, а окружающее пространство подернулось багровой пеленой, и на миг я ощутила, что твердая почва стремительно уплывает у меня из-под ног. Я в изнеможении опустилась на диван, подтянула колени к подбородку и, сжавшись в комочек, слабо пискнула в трубку:

–Ты меня специально запугиваешь, чтобы я больше не донимала тебе вопросами…Ты несешь какой-то средневековый бред. Я допускаю, что в доколониальную эпоху в Африке творилась и не такая жуть, но не в двадцать первом же веке!

–Знаешь, что говорят об этом сами Аниото? – не внял моим аргументам Интарс, – «Есть две Африки – древняя и недавно родившаяся. Два образа жизни, два мира, и старый не намерен уступать новому…» Вот и вся твоя хваленая цивилизация, Мика. Стоит тебе покинуть пределы города, как ты сразу попадаешь в параллельное измерение. Оттуда я и принес борфиму. Все, о чем я тебе только что рассказал, я наблюдал на расстоянии вытянутой руки, и если бы я знал надежный способ стереть эту ночь из памяти, то непременно бы им воспользовался. Изначально я не собирался вывозить борфиму из Сьерра-Леоне, но у удачная продажа амулет разом решила бы все мои финансовые проблемы. Мне удалось пересечь границу, ни привлекая внимания сотрудников таможенного контроля, и по возращении в Столицу я разместил объявление в даркнете. От желающих приобрести «волшебное снадобье» не было отбоя, но покупателей отпугивала высокая цена. Но не зря говорят, на каждый товар найдется свой купец, и твой Агапов без доли сомнения расстался с крупной суммой. Да, я не сказал тебе, из чего сделан амулет, но о необходимости соблюдать меры предосторожности я заранее поставил тебя в известность.

–Какие, к дьяволу, меры, Интарс? – вскричала я, – ты не мог не понимать, что эта штука опасна, особенно для неподготовленного белого человека. Если бы Ян знал, что именно ему предлагается носить на шее, он бы даже не прикоснулся к амулету!

–Напрасно ты так считаешь, – спокойно возразил Интарс, – вряд ли бы это что-нибудь изменило, не тешь себя иллюзиями. Он хотел выиграть бой любой ценой, и заметь, не я это сказал, а ты сама. Агапова погубила не борфима, а жажда легкой победы. Магия амулета подвластна лишь воинам, но Агапов не воин, он – обыкновенный трус, и не важно, белая у него кожа или черная. Настоящему воину борфима помогает в бою, а труса она подчиняет своему влиянию и лишает его рассудка. Я говорил тебе об этом, Мика, тебе не в чем меня обвинить.

ГЛАВА XVIII

–Не в чем? Да как ты вообще можешь…? – я натуральным образом онемела от негодования и какое-то время лишь беззвучно открывала и закрывала рот, пока ко мне наконец-то не вернулся дар речи. Это был апофеоз цинизма в его чистейшем, выкристаллизованном виде, и я не верила своим ушам, потрясенно слушая, как Интарс хладнокровно перекладывает на «Хитмена» всю ответственность за случившееся да и еще ничтоже сумняшеся называет Агапова трусом. Я изначально подозревала, что у моего собеседника давно атрофировались базовые человеческие качества, но мне и в голову не приходило, насколько далеко успел зайти сей необратимый процесс. Раньше я думала, что это у меня в душе отмерло всё хорошее и светлое, но, похоже, в сравнении с Интарсом я представляла собой как минимум божьего агнца, и, если честно, мне совершенно не хотелось «повышать квалификацию» и постепенно превращаться в такого же морального урода.

–Правда- сама по себе довольно жестокая штука, а когда она еще и идет в разрез с твоими убеждениями, боль ощущается с двойной силой, – вероятно, решил утешить меня Интарс, даже издалека интуитивно почувствовавший мое состояние, – а что касается Агапова, то мое мнение остается неизменным – не просто трус, а трус в квадрате, иначе он бы лично явился за борфимой, а не прятался бы за твоей спиной. Наверное, Аниото правы – обладать борфимой достоин лишь тот, кто принимал непосредственное участие в ее создании. Собственными руками убить жертву, напиться горячей крови, съесть сырую печень – через ритуал посвящения неофит-Йонголадо проходит определенную проверку на прочность, и глава культа преподносит ему борфиму как награду, как символ принадлежности к Обществу Леопарда. А что Агапов? За свои несчастные двести тысяч он приобрел не «снадобье» – он заплатил эти деньги за возможность получить борфиму в обход тысячелетнего обычая. Ему не понадобилось ехать в Африку, кутаться в шкуру леопарда и красться в ночи по следам жертвы, чтобы в нужный момент выпрыгнуть из глубины джунглей, с ревом наброситься на беззащитного подростка и растерзать его с помощью железного кастета, имитирующего когти дикого зверя. Я продал Агапову конечный продукт, полностью готовый к употреблению, и до сих пор считаю, что запросил за свои услуги несоизмеримо малую сумму. Но если ты купил права, это вовсе не означает, что ты автоматически научился управлять транспортным средством, ведь так?

–По-моему, ты использовал чрезвычайно неуместную метафору, – мой голос сочился ядовитой ненавистью, но, по всей видимости, у Интарса действительно сформировался иммунитет к чужому горю, а всего его попытки изобразить нечто отдаленно напоминающее эмпатию были нацелены преимущественно на сглаживание разгорающегося между нами конфликта. Никогда прежде мне доводилось сталкиваться с таким абсолютным, концентрированным бессердечием, однако, я отчетливо сознавала, что если бы не эта вынужденная толстокожесть, Интарсу вряд ли удалось бы сохранить здравый рассудок после всего пережитого в Сьерра-Леоне.

–Да, возможно, но я надеюсь, мой основной посыл ты уловила, – благоразумно отказался от лингвистических дебатов Интарс, – я выполнил свои договорные обязательства – борфима дала Агапову в точности то, о чем он мечтал, наделив огромной силой. Больше со своей стороны я ничего не обещал. Каждый из нас сам творец своей судьбы, и амулет на шею Агапову повесил не я. Ты очень умная женщина, но излишне заигралась в мать Терезу. Любовь – это чудесно, но только если оба партнера равны, а не один является рабом другого. Не взваливай на себя неподъемную ношу, рано или поздно, этот мнимый груз на совести неизбежно погребет тебя под своим весом. Прости за прямоту, но если Агапову суждено умереть, он умрет, и ты этому никак не помешаешь.

–Помешаю! – разрубила воздух ребром ладони я, – Дюруа сказал, что шансы есть, и я их не упущу.

–Какие шансы? О чем ты говоришь? – таким тоном, каким обычно обращаются к скорбным умом, переспросил Интарс, – ты явно бредишь, Мика, но я не собираюсь включаться в систему твоего бреда. Давай на минуту вообразим, что, невзирая на тяжелейшие травмы, Дюруа вменяем, и его «рецепт исцеления» – не плод воспаленного сознания, а реальный опыт нескольких поколений предков. Допустим, что если провести повторный ритуал и снова окропить борфиму человеческой кровью, то Агапов выйдет из комы и встанет на ноги. И что дальше, Мика? Как ты предлагаешь воплотить этот безумный план на практике, и кому в нем отведена роль Йонголадо, или ты забыла, что цена жизни Агапова – страшная смерть жертвы Аниото? Даже если представить, что ты совсем свихнулась и в своей одержимости навязчивой идеей даже готова совершить ритуальное убийство с элементами каннибализма, то я тебя разочарую – в Общество Леопарда принимают только мужчин, причем, исключительно черных.

–Что за чушь ты несешь? –еле-еле устояла перед соблазном швырнуть телефон об пол я. У меня некстати разыгралась бурная фантазия, и я будто наяву слышала предсмертные хрипы бьющейся в агонии жертвы, а перед глазами у меня стояла ужасающая картина кровавого пиршества Людей-леопардов. Именно в этот момент я внезапно поняла, какой непреодолимый, первобытный страх испытывал Ян, когда его еженощно одолевали кошмары, и у меня мучительно защемило объятое безграничной тьмой сердце. Я заглянула внутрь себя и невольно испугалась хода своих мыслей. Я задалась вопросом, на что я способна пойти ради спасения «Хитмена», и спонтанно родившийся ответ поверг меня в смятенную растерянность.

–Я всего лишь вкратце обрисовываю твои перспективы, – ничуть не обиделся на мое резкое замечание Интарс, – Дюруа внушил тебе надежду, и ты ухватилась за нее, как утопающий хватается за соломинку, а я постарался развеять твои заблуждения. Единственное, чем я могу помочь в сложившейся ситуации – дать исчерпывающий расклад и по возможности вправить тебе мозги. Но кажется, у меня это особо не получается…

–И не получится! – бескомпромиссно заверила Интарса я, – но я согласна, нам пора закругляться. Теперь я располагаю всеми необходимыми сведениями и справлюсь даже без твоего участия. Отныне мне известно точное название амулета, страна его происхождения и прочие немаловажные подробности. Ты и так рассказал мне достаточно, чтобы я поняла, в каком направлении двигаться дальше, и мне жалко тратить время на непроизводительные дискуссии. Спасибо за эксклюзивную информацию, и я говорю это без иронического подтекста – с этого дня я знаю, куда мне лететь, кого искать и о чем просить. Не стану лукавить, мне отвратительна твоя философия, да и сам ты вызываешь у меня величайшее презрение. Видимо, от Радзивиллов ты унаследовал только легендарную фамилию, но никак не врожденное благородство. Во главе угла для тебя стоит жажда наживы, а все остальное – лишь мелочи жизни, через которые всегда можно переступить. Что сделал бы нормальный человек, если бы к нему в руки попал такой амулет? Сжег бы его в пепел или уничтожил бы любым иным способом! А как поступил ты? Ты – жадный, аморальный тип, всё на свете меряющий деньгами, но я не сомневаюсь, что однажды тебя всё-таки настигнет справедливое возмездие, и ты сполна заплатишь по счетам. Мельницы судьбы мелят медленно, но тонко. Прощай, Интарс, и я молю небеса, чтобы наши пути больше никогда не пересеклись.

Нажав отбой, я обессиленно растеклась по дивану и долго не могла заставить себя даже просто пошевелиться. А между тем нужно было открывать агрегатор авиабилетов и подыскивать рейс на ближайшую дату. Возьму борфиму, полечу в Сьерра-Леоне, найду того, кто выведет меня на вождя Людей-леопардов и… Да что загадывать наперед, мне бы до пункта назначения добраться. Я положила лэптоп на коленях, но не успел компьютер до конца загрузиться, как у меня запиликал телефон. Интарс перезвонил мне спустя минут десять после того, как я в одностороннем порядке прервала разговор, и я с мстительным удовлетворением проигнорировала звонок.

ГЛАВА XIX

Не знаю, что заставило Интарса снова взяться за телефон, но мне больше не о чем было разговаривать с этим человеком. Я окончательно поняла, что взывать к совести Интарса в данном случае бесполезно, и как бы я не лезла вон из кожи в попытке вызвать у него хотя бы слабую тень сочувствия к Яну, мне это, к вящему сожалению, так и не удалось. Вероятно, в свое время Интарс Радзивилл сознательно вытравил в себе последние остатки милосердия и сострадания, и я догадывалась, что с этого момента ему стало ощутимо легче жить на белом свете. Много лет назад я и сама проходила через нечто похожее, поэтому в целом мотивация Интарса была мне вполне понятна – каждому из нас однажды довелось воочию увидеть свой персональный ад, и за свое возвращение в мир живых мы расплатились эмоциональной черствостью. Если бы не встреча с Агаповым, я бы тоже постепенно превратилась в такое же бездушное существо, самозабвенно жонглирующее чужими судьбами во имя собственных эгоистичных интересов, но Ян и его беззаветная любовь фактически спасли меня от неизбежного погружения в вечную мерзлоту. Безусловно, у Интарса были свои причины для перехода на «темную сторону», но понимать не означало оправдывать, и сейчас я питала к нему лишь исступленную ненависть, вызванную даже не категорическим отказом помочь, а скорее неоднократным использованием по отношению к «Хитмену» резких, оскорбительных формулировок. Сегодня Интарс был крайне щедр на хлесткие, уничижительные характеристики, и его резкие высказывания в адрес Агапова невольно воспринимались мной как личная обида. Имея за спиной такой сомнительный «бэкграунд», Интарс не имел морального права навешивать на людей ярлыки, но это очевидное обстоятельство его вовсе не останавливало, и он открыто демонстрировал мне свое презрение к Яну, будто стараясь донести до меня мысль, что «Хитмен» не заслуживает подобных жертв. Я не могла заткнуть Интарсу рот или запретить озвучивать свое мнение, но и смиренно внимать льющимся из уст собеседника потокам грязи я также не собиралась. Если бы я допускала хотя бы крошечную вероятность, что мне воздастся сторицей за проявленное терпение, то непременно придержала бы язык за зубами, но поведение Интарса красноречиво свидетельствовало о незавидности моих ближайших перспектив. Зачем питать напрасные иллюзии, если мне доступно объяснили, что стену головой не прошибить? Больно мне надо биться как рыба об лед, если можно перенаправить энергию в гораздо более конструктивное русло?

В Сьерра-Леоне я решила ехать обычным туристом. Если верить информации на официальном сайте посольства западноафриканской страны, наши граждане с недавних пор могли получить визу непосредственно в аэропорту без необходимости предварительно обращаться в посольство, что здорово экономило и без того поджимающее время. Тревожила меня только обязательная вакцинация против желтой лихорадки, без сертификата о прохождении которой въезжающих в страну лиц мгновенно заворачивали на пограничном контроле. Прививку нужно было ставить за десять дней до предполагаемой даты посещения опасной территории, чтобы за этот период иммунная система выработала антитела к смертельному вирусу, но я физически не укладывалась в рекомендованные сроки. Единственным выходом было привиться в частной клинике и за мзду попросить выписать свидетельство о вакцинации задним числом, а по прилету на «Черный континент» истово молиться всем богам за раз и надеяться, что чаша сия меня успешно минует, или, на худой конец, что чертова лихорадка не свалит меня раньше, чем я выполню свою главную задачу. Что касается самой дороги, то если особо не жмотиться, из Столицы до Фритауна можно было добраться за двенадцать часов с одной коротенькой стыковкой в славном городе Париже. Принимая во внимание, что я руководствовалась принципом «мы за ценой не постоим», деньги меня толком не волновали, да и комфортный перелет французскими авиалиниями обладал неоспоримыми преимуществами перед прочими вариантами и выгодно отличался по совокупному количеству проведенных в пути часов. С пересадкой в Стамбуле или Риме я бы попала в пункт назначения лишь через сутки, а так как в моем положении медлить было нельзя ни при каком раскладе, я уже настроилась расстаться с весьма приличной суммой.

Интарс продолжал названивать с достойным уважения упорством и на протяжении прошедших тридцати минут безостановочно обрывал мне телефон. Не смущала его ни запредельная дороговизна связи, ни мое ярко выраженное нежелание поднимать трубку. Он словно знал наверняка, что рано или поздно я не выдержу и, пусть даже из праздного любопытства, всё равно отвечу. Если бы я действительно не хотела говорить, то могла бы отключить телефон, занести абонента в блэклист или текстовым сообщением послать звонящего по небезызвестному маршруту, но Интарс трезвонил без умолку, а я по-прежнему не предпринимала радикальных мер, чем автоматически внушала надежду на скорое прекращение сопротивления. Но я не спешила сдаваться и злорадно ухмылялась, представляя, как нервничает Интарс, вновь и вновь безуспешно набирающий мой номер. Параллельно я подсчитывала, сколько денег мне в общей сложности потребуется на африканский вояж и просматривала сайты столичных клиник на предмет наличия в перечне услуг вакцинации от желтой лихорадки. А еще завтра утром меня ждал в офисе шеф, но расстановка приоритетов пока складывалась не в пользу моего присутствия на экстренном совещании – мне бы сначала разобраться с прививкой, и потом уже спокойно выкупить билеты, будучи уверенной, что у меня не возникнет проблем при пересечении границы Сьерра-Леоне.

Как мне вместить в расписанный буквально посекундно день еще и посещение офиса, я даже вообразить не могла – у меня складывалось впечатление, что шеф дает мне шанс объясниться с коллективом и отбелить запятнанную репутацию, и если в такое сложное для компании время я опять пропаду со всех радаров, то взбешенный Нитиевский просто выгонит меня из турфирмы, невзирая на все мои былые достижения. А еще я ведь привезла сыну Нестора Ароновича обещанный презент от «Хитмена», но так не передала юному поклоннику Агапова флешку и сувениры… Нет, хоть на бегу, но в контору нужно было заглянуть. Бросить всё и без предупреждения уехать в Африку – это как наплевать в колодец, а я никоим образом не стремилась жечь мосты. Не стану отрицать, меня мало заботило что-то помимо состояния Яна, и обрушившиеся на нашу фирму неприятности выглядели в моих глазах мышиной возней, но с объективной точки зрения всё было очень невесело. Аннулирование проданных туров, возврат денег за путевки, массовый отток клиентов, и это я только навскидку перечислила самые явные последствия приостановки лицензии. Пока будут идти разбирательства, компания потеряет свою долю рынка, и шефу придется по крупицам восстанавливать имидж своего любимого детища – проводить ребрендинг, нанимать профессионального пиарщика и с боем отвоевывать оперативно занятую недремлющими конкурентами нишу. И мне бы подставить Нитиевскому надежное плечо, а я уже навострила лыжи из Столицы, причем, я не могла даже приблизительно сказать, долго ли меня не будет. Что ж, попробую договориться с шефом насчет отпуска без содержания, а там уже, как звезды сойдутся. Возможно, я бесславно сгину в Африке и Нестору Ароновичу даже не придется выплачивать мне выходное пособие, но я старалась не впадать в пессимизм. Вдруг Интарс изрядно сгустил краски, и черт не так страшен, как его малюют, а то его рассказы о кровавом кувшине и иже с ним больше напоминают сценарий для хоррор-муви… Почитать бы, что пишут в сети про эту так называемую «борфиму», чтобы впредь не развешивать уши… Кстати, что-то телефон затих, неужели Интарс устал звонить, а я уже почти созрела, чтобы ему ответить.

ГЛАВА XX

Я даже не надеялась, что этой ночью взвинченные до предела нервы позволят мне спокойно выспаться, но с учетом плотного расписания на завтра мне было крайне нежелательно до утра ворочаться в постели. Пить снотворное я слегка побаивалась – мало ли как на мне скажутся побочные эффекты, не хватало еще ползать сонной мухой и соображать через пень-колоду, когда от меня требуется максимальная ясность мыслей. А принять ванну с морской солью и ароматическими маслами-релаксантами – совсем другое дело, так почему бы не совместить приятное с полезным? После расслабляющих банных процедур выпью стакан подогретого молока и сразу отправляясь на боковую – безмятежный сон младенца мне, естественно, не светит, но тут уж, как говорится, не до жиру…