Наталья Антарес
Любой ценой. Том III

Ежу было понятно, что в жилищно-коммунальной сфере испокон веков крутились, отмывались и «распиливались» колоссальные финансовые активы, а если принять во внимание существенный процент элитной недвижимости в зоне ответственности данной обсуживающей организации, картина вырисовывалась более, чем очевидная. Квартиры в центре Столицы давно раскупили толстосумы, охотно вкладывающие средства в уникальное оформление интерьера, чтобы иметь возможность выделиться на ярмарке тщеславия, и само собой разумеющееся, без сноса перегородок, демонтажа стен и прочих ухищрений, направленных на расширение пространства, честолюбивые замыслы было не осуществить. Невзирая на престижные локации и историческую ценность, старый жилой фонд был непригоден для полноценной эксплуатации и нуждался даже не в капитальном ремонте, а в тотальной реконструкции. Электричество, водоснабжение, отопление – если возраст строения перевалил за сотню лет, было наивно полагать, что основные коммуникации не требуют замены, и когда новоиспеченные хозяева предсказуемо сталкивались с изношенностью общедомовых сетей и нефункциональным зонированием помещений, они зачастую пускались во все тяжкие и превращали квартиру в шедевр дизайнерской мысли, в погоне за оригинальностью начиная творить невесть что – разбирать вентиляционные каналы, пренебрегать гидроизоляцией пола и учинять прочие непотребства, в один прекрасный день неминуемо дающие о себе знать. Я могла лишь фантазировать, как выглядела изнутри квартира оперной дивы Русовой, но судя по всему, процесс превращения коммуналки в шикарные апартаменты не прошел для памятника архитектуры бесследно, в связи с чем я почти не сомневалась, что рыльце у директора «Жилсервиса» было в пушку. И черт бы с ним, пусть полиция ищет доказательства вины управляющей компании и разоблачает коррупционные схемы в государственном аппарате, но я боялась, что поднявшаяся шумиха заставила директора залечь на дно, и мне не к кому будет обратиться со своим специфическим вопросом.

ГЛАВА V

Если верить визитной карточке, первым руководителем «Жилсервиса» числился некто Эмиль Ренатович Тагалдызин, и по мне так это непроизносимое словосочетание можно было смело использовать как скороговорку для отработки навыков сценической речи. Когда-то на заре туманной юности я около двух месяцев посещала курсы ораторского мастерства, чтобы приобрести уверенность в себе и научиться выступать на публике, и едва не сломала язык на подобных упражнениях для улучшения дикции. Уже тогда я прекрасно понимала, что для успешной карьеры в туристической отрасли недостаточно одних только эрудиции и интеллекта, поэтому в тот переломный период активно занималась самосовершенствованием, и, как ни странно, делала потрясающие успехи в абсолютно новых для меня сферах деятельности, как если бы во мне изначально дремала масса различных талантов, у которых до сего момента просто не было возможности раскрыться. В бытность свою рядовым библиотекарем я не блистала красноречием, и в коллективе меня небезосновательно считали замкнутой молчуньей, однако, после развода я постепенно раскрепостилась, в дальнейшем уже не имела проблем в общении, с непринужденным изяществом убалтывая клиентов на покупку дорогостоящего тура. Со временем исчезла робость, перестали дрожать колени, а на проведении презентаций я и вовсе съела собаку, причем, меня особо не волновали ни количество, ни возраст, ни социальный статус моих слушателей. Я разливалась соловьем на любую аудиторию и непрерывно удерживала внимание собравшихся, чем вызывала искреннее восхищение Нитиевского, не сразу поверившего, что сотрудник без опыта и профильного образования способен творить такие чудеса. Я же буквально выпрыгивала из штанов, доказывая Нитиевскому свою профпригодность, и лучшей наградой для меня была даже не премия к окладу, а одобрительный взгляд шефа, пристально наблюдающего за мной с «галерки». Я чувствовала себя на гребне волны и буквально купалась в положительных эмоциях – сумасшедшая мотивация заставляла меня регулярно покорять новые вершины, а Нестор Аронович умело поощрял во мне это благое стремление. Но сейчас я внезапно поймала себя на мысли, что больше не ощущаю в себе бесшабашной отваги, неоднократно помогавшей мне «брать города», и у меня нет никаких толковых идей по поводу грядущего рандеву с мсье Тагалдызиным.

Впрочем, насчет рандеву скорее всего было громко сказано – слишком уж много факторов должно было совпасть, чтобы сегодня наша встреча все-таки состоялась. Большие начальники имели привычку покидать офис раньше подчиненных – это раз, директор мог весь день решать вопросы выездного характера – это два, в приемной сидел такой цербер, что мои шансы проникнуть в кабинет сводились к нулевой величине – это три. И это я еще не принимала в расчет охранника, явно поставленного тут не для того, чтобы лузгать семечки и гадать сканворды – попробуй объясни этому мордовороту, что я не засланный казачок, вынюхивающий, кто тут берет взятки «борзыми щенками», а вполне себе обычная гражданка, по воле судеб попавшая в довольно нестандартную ситуацию и теперь вынужденная рыть носом землю в поисках выхода из крайне затруднительного положения.

Знать бы, что за птица этот Эмиль Ренатович, а то вводных данных по этой таинственной персоне у меня было кот наплакал – стар он или молод, падок ли на слабый пол или его моральные принципы тверды, как скала, есть ли у него уязвимые места и болевые точки? Я, конечно, понимала, что исчерпывающего досье на главу «Жилсервиса» мне никто не предоставит, но вот навести краткие справки у охотно идущей на контакт консьержки мне, как говорится, сам бог велел, а я очертя голову помчалась в офис, не удосужившись предварительно озадачиться сбором информации об объекте моего прагматичного интереса. Ну, да ладно, где наша не пропадала, тем более, что отталкивалась я сейчас от принципа «пан или пропал», донельзя точно отражающего мою обреченную решимость. Зайду внутрь, а там будет ясно, на что делать акцент – переть напролом или вооружиться сугубо дипломатическими инструментами.

–Добрый вечер! Я к директору, – без лишних церемоний сообщи ла я на проходной и целенаправленно двинулась к двери, но не ожидавший такого напора секьюрити быстро опомнился и не позволил мне продолжить путь.

– Здравствуйте! Вам назначено? – спросил дюжий парень в камуфляжной форме, сканируя меня цепким взглядом.

– Нет, -как на духу, поведала я. Притянутое за уши вранье легко проверялось звонком секретарю, а я не хотела с порога создавать себе репутацию бессовестной лгуньи. Во всяком случае, охранник не отшил меня под предлогом отсутствия Тагалдызина в конторе, и это уже было хорошим знаком, – но у меня к Эмилю Ренатовичу очень срочный разговор. Будьте так любезны, передайте ему, что я располагаю важными сведениями о пожаре в доме на Суворовском бульваре, и прежде, чем поделиться ими с полицией, я бы хотела кое-то обсудить лично с директором УК. Я намеренно не стала ему звонить, потому что по такому деликатному делу куда предпочтительнее нам будет побеседовать с глазу на глаз.

– Минутку, я позвоню в приемную, – судя по заметной растерянности, бдительному стражу ворот так и не удалось определиться, нужно ли немедленно гнать меня взашей, и для очистки совести он решил проконсультироваться с приближенным к директору лицом. Пока что всё шло неплохо, и я убедилась, что правильно поступила, нагрянув в офис без предупреждения. Спугнуть Тагалдызина мог самый незначительный прокол, а так Эмилю Ренатовичу уже было никуда от меня не деться. Ставка в сущности на то и делалась, что упоминание страшного пожара, да еще и в таком интригующем контексте, заставит директора обслуживающей организации всерьез задуматься, а не обернется ли обещанный мною визит в полицию дополнительными сложностями для компании. Я нисколько не сомневалась, что трагическое происшествие в историческом центре Столицы, навлекло на «Жилсервис» проверку за проверкой, и если компетентные органы копнут поглубже, под раздачу в первую очередь подпадет именно Тагалдызин. В этом свете ему явно не следовало поворачиваться ко мне филейной частью, и я надеялась, что здравый смысл всё же возобладает над подозрительностью.

– Как вас представить? – охранник дословно изложил секретарю мое послание и, судя по всему, оно никого не оставило равнодушным. Дешевый блеф, но зато, как выяснилось, довольно эффективный, хотя далеко не факт, что я смогу развить успех. О пожаре на Суворовском Бульваре мне было известно чуть больше, чем ничего, но, как говаривал Наполеон Бонапарт, «главное ввязаться в битву, а там посмотрим».

– Доминика Бельская, – демонстративно помахала паспортом я и повинуясь спонтанному наитию, попросила, – скажите еще, что я родственница Макушевской, ваш начальник должен быть в курсе, кто это.

Это был опасный и рискованный ход, но интуиция истошно вопила мне в уши, что я попала в десятку. Сгоревшая коммуналка, даже в своем нынешнем плачевном состоянии, оставалась лакомым кусочком, и не надо было обладать даром провидения, чтобы в общих чертах обрисовать ее дальнейшую судьбу. Как только наследники погибших в огне жильцов вступят в свои законные права, их тут же примутся окучивать риелторы, и все комнаты будут скуплены за бесценок. Новый хозяин загонит в квартиру бригаду рабочих, и вскоре бывшая коммуналка заграет свежими красками. Элитное жилье на дороге не валяется, а раз стены уцелели, то последствия пожара вполне реально устранить. Но я прекрасно помнила, что до трагедии продажу квартиры стопорило категорическое нежелание «Графини» расставаться со своей долей – за эти несчастные квадратные метры Марианна Андреевна держалась мертвой хваткой, и в риэлторских кругах ее колоритная фигура наверняка давно стала притчей во языцех. Но со смертью неуступчивой «Графини» расклад коренным образом менялся. Если наследников у одинокой пенсионерки так и не отыщется, имущество будет объявлено выморочным, перейдет в коммунальную собственность, а там уже, что называется, дело техники. Но предположим, что откуда ни возьмись вдруг материализуется претендент на бабушкину коморку, да еще и предоставит подтверждающие родство документы? Или у Марианны Андреевны обнаружится завещание? И всё, мыло да мочало, начинай с начала…. Вряд ли управляющая компания окажется в стороне от дележки – риелторы однозначно находятся в тесном контакте с Тагалдызиным, а он в свою очередь старается держать руку на пульсе событий. В общем, играть здесь надо было по-крупному, и я не посчитала нужным мелочиться.

– Я выпишу вам пропуск, поднимайтесь на второй этаж, потом идите сразу направо, -повесив трубку, охранник скрупулезно зафиксировал в журнале мои паспортные данные, и пару минут спустя я уже бодрой походкой дефилировала по коридору. Пока всё шло даже чересчур гладко, но мне ли было не знать, что с какой скоростью капризная Фортуна порой меняет оттенки своего настроения…

ГЛАВА VI

Если снаружи офисное здание выглядело довольно невзрачно, то после того, как я оказалась внутри, у меня сразу же возник закономерный вопрос, на какие средства руководство управляющей компании отгрохало себе такую шикарную контору с мраморными лестницами, хрустальными люстрами, дубовыми дверями и дорогущей мебелью в приемной. Директор «Жилсервиса» окружил себя помпезной роскошью, настолько кричащей и вызывающей, что она моментально бросалась в глаза и заставляла задуматься, не запускает ли господин Тагалдызин свои загребущие руки в накопительный фонд, и не из карманов ли собственников элитного жилья была оплачена вся эта откровенная безвкусица, отсылающая во времена внезапно разбогатевших нуворишей с их весьма своеобразной трактовкой классического евроремонта. Учитывая, что я всю жизнь тяготела к стильному минимализму, подобные изыски глубоко противоречили моим представлениям о прекрасном, и хотя я сроду не осуждала людей за стремление окружить себя максимальным комфортом, данный офис был бесконечно далек от современных тенденций. В двадцать первом веке любые излишества производили мягко говоря, странноватое впечатление и вместо создания рабочей обстановки подчеркивали нездоровое тщеславие владельца кабинета, а также подогревали интерес к происхождению капиталов.

Впрочем, на фоне поражающих воображение интерьеров неказистая секретарша однозначно повергала посетителей в состояние когнитивного диссонанса – тучная, возрастная дама с кроваво-красным маникюром на коротеньких пальцах-сардельках грузно восседала в кожаном кресле, и вид у нее был настолько суровый, будто бы ее должностные инструкции предусматривали не организационно-технические, а скорее защитные функции. Я честно изобразила на лице приветственную улыбку, но в ответ тетка лишь мрачно зыркнула на меня исподлобья, и я поняла, что мои опасения по поводу охраняющего приемную Цербера оправдались в полной мере. Не распорядись вышестоящее начальство впустить меня в святая святых, я бы ни за что не проникла в этот неприступный бастион – даже если бы мне удалось заморочить голову секьюрити и успешно преодолеть первый заслон, то на втором рубеже обороны я бы споткнулась уже без всяких сомнений.

–Вы Бельская? – крайне недружелюбно уточнила секретарша, дождалась моего утвердительного кивка и таким тоном, каким обычно делают одолжение, добавила, – проходите, Эмиль Ренатович вас примет.

–Спасибо, – на ходу бросила я, буквально кожей чувствуя, что эта цепная псина неотрывно сверлит мне спину недоверчивым взглядом. Похоже, мне еще повезло, что визит в «Жилсервис» обошелся без личного досмотра с выворачиванием карманов и снятием обуви, а единственным элементом посягательства на мои гражданские права и свободы стала рамка металлодетектора.

Господин Тагалдызин встретил незваную гостью с явной настороженностью, и пока я молча дивилась многоуровневым гипсокартонным конструкциям на потолке, сосредоточенно изучал меня из-за массивного стола. Навскидку главе управляющей компании можно было дать лет пятьдесят – щупленький седоватый мужичок с ухоженной бородкой и хитрыми, бегающими глазками. Одет Эмиль Ренатович был в щегольской костюм-тройку, а его тощую, морщинистую шейку украшал экстравагантный желтый галстук с декоративной булавкой. У меня не было ни малейших соображений, за каким рожном Тагалдызин так вычурно выряжался на работу, тем более, что дворники и сантехники вряд ли могли по достоинству оценить его претензии на аристократичную утонченность, но мне стоило немалого труда сдержать насмешливую ухмылку, когда я заметила уголок нагрудного платка, торчащий из верхнего кармана пиджака. Пестрый, аляпистый аксессуар навевал устойчивую ассоциацию с раскидистым цветочным кустом, пустившим корни в самом сердце у директора «Жилсервиса», и я уже и не знала, что думать – то ли Тагалдызин просто был тем еще оригиналом и постоянно старался выделиться из серой толпы, то он всерьез полагал себя модной иконой и всеобщим примером для подражания. В целом же Эмиль Ренатович порождал во мне исключительно неприятные ощущения – скользкий тип себе на уме, умеющий извлечь выгоду из любых обстоятельств. Женские чары на таких индивидуумов, как правило не действовали, да и бывали на моей памяти забавные казусы, когда я неверно определяла сексуальную ориентацию предмета соблазнения, однако, материальное стимулирование в большинстве своем срабатывало безотказно, особенно, если на лице у моего визави было прямым текстом написано, что он и мать родную готов продать в случае поступления достойного предложения от потенциальных покупателей.

–Нонна Николаевна сказала, вы родственница Макушевской, – Тагалдызин с самого начала четко обозначил свои приоритеты, и мне это даже понравилось. Во всяком случае теперь мне не надо было гадать на ромашке, с какой стороны следует зайти, чтобы выпытать у собеседника конфиденциальные сведения об Интарсе.

– Кем конкретно вы ей приходитесь? – не стал тянуть резину Эмиль Ренатович, и не успела я без приглашения опуститься на антикварный стул из красного дерева, как он тут же взял быка за рога. Судя по всему, покойная «Графиня» и вправду была для директора УК настоящей костью в горле, и вот впереди внезапно забрезжил слабый луч надежды. Наживку Тагалдызин заглотил, и по идее пора бы подсекать угодившую на крючок рыбину, пока та не успела соскочить, но я непростительно замешкалась и чуть было не лишилась улова. К счастью, директор принял мою краткую заминку за театральную паузу и решил, что я специально нагнетаю напряжение.

–Как бы вам объяснить…– напустила на себя загадочный вид я, – кровных уз между нами нет, но Марианна Андреевна, мир, как говорится, ее праху, была мне очень близким человеком, и когда мне сообщили о ее трагической гибели в пожаре, я долго не могла прийти в себя. Удивительная была женщина, редко в наши дни встретишь такую принципиальность, не находите?

–Не понимаю, к чему вы ведете, – нетерпеливо заерзал в кресле Тагалдызин, – давайте по существу иначе я буду вынужден с вами немедленно попрощаться.

–Ну, куда вы так торопитесь? – риторически вопросила я, для пущего эффекта одарив Эмиля Ренатовича многообещающей улыбкой сфинкса, – я как раз собиралась перейти к сути. Но надеялась, что вы хотя бы выразите соболезнования по поводу моей невосполнимой утраты.

–Я несомненно очень сочувствую вашему горю, госпожа…Бельская. Поверьте, мы все скорбим по погибшим, – нервно выдохнул директор, – но я был бы вам очень признателен, если бы вы не отнимали мое время. Кто вы такая и для чего вы здесь?

–Мне безусловно импонирует ваша прямолинейность, – без доли лукавства похвалила Тагалдызина я, – но давайте не будем гнать лошадей. Серьезные разговоры не терпят спешки. Тем более с момента кончины Марианны Андреевны не минуло и месяца, и я считаю по меньшей мере неприличным с порога переходить к обсуждению имущественных вопросов.

–Имущественных? – неподдельно оживился Эмиль Ренатович, и нарастающее раздражение в его взгляде резко сменилось на искреннюю заинтересованность, – попрошу вас пояснить, о чем речь.

–Ну а вы как думаете? – выразительно хмыкнула я, – или я чего-то не знаю и помимо комнаты в коммунальной квартире за Марианной Андреевной числилось иное имущество?

–Как директору управляющей компании мне известно только о комнате, – весь обратился в слух Тагалдызин, и его ноздри хищно раздулись в предвкушении навара, – но, возможно, вы знаете больше меня. И судя по тому, что вы сочли необходимым со мной встретиться, вам требуется моя помощь. Я правильно истолковал ваш визит?

–Ваша проницательность меня восхищает, – польстила директору я, с тревогой сознавая, что вступила в опасную и абсолютно непредсказуемую игру без единого туза в рукаве. Картежник из меня всегда был не ахти какой, но сегодня вдруг обнаружилось, что если меня поставить в безвыходное положение и фактически припереть к стенке, то во мне мигом просыпались скрытые таланты, которым бы мог позавидовать даже профессиональный шулер, – по-моему, мы с вами мыслим в одинаковом направлении, и я не зря надеюсь на плодотворное сотрудничество.

–Если это действительно так, то я бы настоятельно посоветовал вам не ходить вокруг да около, – не поддался на грубую лесть опытный пройдоха, и его достаточно жесткие интонации отрезвили меня в мгновение ока, а то я уже беспричинно возомнила себя непревзойденным мастером блефа и едва не утратила осторожность.

–Вы правы, – я пересела поближе к директорскому месту и заговорщически понизила голос, – Эмиль Ренатович, вы видели завещание Макушевской?

ГЛАВА VII

–А вы? – не остался в долгу директор, но к его вящему разочарованию очередная попытка прощупать почву не принесла желаемого результата. Я вошла во вкус и начала получать определенное удовольствие от процесса. Психологические поединки никогда не являлись моей сильной стороной, а весь мой тернистый жизненный путь наглядно демонстрировал, что я из рук вон плохо разбираюсь в людях, однако, сейчас от успеха моего предприятия зависела судьба «Хитмена», и я была твердо намерена любой ценой спасти Агапова от преждевременно раскатавшей губу смерти.

– Допустим, видела – бросила пробный шар я, помолчала пару секунд и с нескрываемой досадой призналась, – к сожалению, последняя воля Марианны Андреевны меня очень расстроила.

–Вот как…, – блеснули любопытством глаза Тагалдызина, – продолжайте, я вас внимательно слушаю. Может быть, вы все-таки поведаете, какое отношение вы имеете к покойной Макушевской и на каких основаниях полагали, что она завещает вам свою недвижимость?

–Я – дочь ее близкой подруги, – не придумав ничего более убедительного, бессовестно солгала я, -у Марианны Андреевны не было своих детей, но меня она любила, как родную, и неоднократно обещала сделать единственной наследницей. Я буквально выросла у нее на коленях, но много лет назад мы с матерью переехали за границу, и с тех пор я общалась с Марианной Андреевной исключительно по телефону. Она была страшным консерватором и ретроградом – никаких смартфонов, никаких компьютеров, всё по старинке… О пожаре на Суворовском Бульваре я узнала из новостей, но в силу занятости на работе не успела приехать на похороны. Конечно, через год я поставлю Марианне Андреевне хороший памятник, ведь негоже, чтобы ее могила поросла бурьяном, но это в будущем, а на данный момент мне бы прежде всего хотелось понять, как так получилось, что вместо меня в завещании упомянут другой человек.

–Откуда у вас завещание Макушевской? – резонно осведомился Эмиль Ренатович, – квартира выгорела дотла, и теперь жильцам придется с нуля восстанавливать документы. И тут вдруг как черт из табакерки, появляетесь вы да еще и с такими новостями. Нет ничего удивительного, что я нахожу вашу историю довольно подозрительной, согласны со мной?

–Это ваше право, -с показным равнодушием пожала плечами я, – но я уверяю вас, что завещание моей тетушки, а именно так я обычно называла Марианну Андреевну, действительно существует, и я лично беседовала с нотариусом, у которого оно хранится. Не спрашивайте меня, как мне удалось получить информацию о наследнике, мы оба понимаем, что есть некоторые способы обойти закон, и я была вынуждена воспользоваться одним из них. Надо ли говорить, что итоги моего маленького расследования оказались весьма и весьма неожиданными? По прошествии полугода я планировала принять наследство и продать комнату по рыночной стоимости – да, в нынешнем состоянии она не представляет значительной ценности, но как составляющая часть квартиры в элитном доме даже эти закопченные стены кому-то обязательно будут нужны. Но, похоже, после нашего отъезда Марианна Андреевна попала под влияние своего соседа…

– Соседа? – усомнился Тагалдызин, – Макушевскую ненавидела вся квартира. Да что там вся квартира, берите шире, весь подъезд! Из-за этой упрямой старухи коммуналку никак не могли расселить. Ко мне каждый божий день поступали жалобы на пьяные дебоши в восьмой квартире, соседи сверху и снизу умоляли меня что-нибудь придумать, но чем я мог помочь, если эта ненормальная Макушевская сидела, как бельмо на глазу, и никому не позволяла радикально решить наболевший вопрос. Все, абсолютно все жильцы восьмой квартиры были согласны на переезд, причем, риелторы приготовили для них достаточно неплохие варианты. Да и Макушевскую никто не стремился вывозить на сто первый километр, хотя за свои вредность и эгоизм она как раз такого отношения и заслуживала, но нет, ей бы обязательно предоставили приличное жилье в спальном районе, только она помешалась на своей конуре, и категорически не шла на контакт ни с управляющей компанией, ни с риелторами, ни с соседями. Меня вот что поражает, Макушевская строила из себя потомственную интеллигенцию, но при этом годами делила жилплощадь с так презираемыми ею простолюдинами вместо того, чтобы перебраться в отдельную квартиру, пусть даже и не в центре Столицы. Парадоксальная ситуацию, совершенно не объяснимая с точки зрения здравого смысла! Макушевскую регулярно посещали целые делегации, я и сам ходил к ней по просьбе инициативной группы соседей, но мы лишь впустую потратили время. Я скажу вам страшную вещь, но весь подъезд не мог дождаться, когда вашу…тетушку приберет господь. -все-таки она была уже в очень преклонном возрасте. А потом случился этот ужасный пожар… Жутко представить, что там творилось! Как бы я не относился к Макушевской, подобной участи и злейшему врагу не пожелаешь. Меня разбудили посреди ночи, я скорее помчался на Суворовский Бульвар… Ну, что мне вам рассказывать – из окон дым валит, паника, крики, уже тогда мне было ясно, что без жертв здесь вряд ли обойдется. Я смотрел, как полыхают сразу два этажа, и не сомневался, что пожар начался в этой злосчастной коммуналке. Понимаете, я и раньше постоянно боялся, как бы жильцы восьмой квартиры однажды не спалили дом. Деревянные перекрытия – настоящий бич дореволюционных построек, проблема существует практически во всех старых кварталах Столицы. Обычно, купив квартиру в таком доме, новые хозяева вскрывают полы и потолки и полностью делают противопожарную пропитку, а кто-то и полностью меняет лаги. Но коммуналка на Суворовском в жизни не видела ремонта – если в своих комнатах жильцы еще худо-бедно старались наводить косметику, то в местах общего пользования всё осталось точно также, как было сто лет назад. Между прочим, «Жилсервис» обновил все внутридомовые коммуникации – электропроводку, стояки водоснабжения, но восьмая квартира застряла в прошлом. Плитки, водонагреватели, стиральные машинки – вся техника мало того, что была чуть ли со свалки притащена, так еще и подключалась как попало, но воспрепятствовать этому было невозможно. А что вы хотели – частная собственность! Вот все обвиняют Анну Русову в том, что пожар произошел якобы из-за перепланировки в ее квартире, еще управляющую компанию пытаются приплести – мол, на акте в том числе стоит и подпись директора УК, значит, Русова и ему отстегнула за выдачу разрешения. Но это же чушь собачья! Во-первых, до Русовой в шестой квартире жил американский арт-дилер Брендон Хейз, он и занимался ремонтом – сносил перегородки, увеличивал высоту потолков, даже что-то вроде купальни соорудил. Не скажу вам, насколько всё это было в рамках закона, дом на тот момент обслуживался другой организацией, но документы у Хейза были в порядке. Так почему же все шишки полетели в Русову, в чем она виновата? В том, что у нее хватило денег на приобретение огромной квартиры с нестандартным дизайном? Полиция еще до конца не разобралась, что стало причиной возгорания, но обывательское большинство дружно ополчилось на Русову, а она, если уж на то пошло, чуть сама не погибла в огне. Няня ребенка вовремя забила тревогу и все, кто находился в квартире чудом успели выскочить на улицу до обрушения перекрытий. Но Русову и ее девятимесячную дочку людям не жалко – прямо классовая ненависть какая-то. Анна – мировая знаменитость, примадонна, она солирует в Ла Скала, а ее голос обладает диапазоном в четыре октавы. Что ей теперь, одеваться в рубище и жить в шалаше? Квартира в доме с историей была ее детской мечтой, и она на эту мечту честно заработала своим талантом. Знаете, сколько раз она обращалась ко мне с просьбой посодействовать расселению коммуналки? Пятиметровых потолков Хейз добился в ущерб шумоизоляции, и Русова слышала, как сверху спускают воду в унитазе. Она надеялась, что новые хозяева основательно вложатся в ремонт и проблема, наконец, исчезнет. А каково ей было ежедневно наблюдать на лестнице пьяные рожи, нюхать перегар и слушать топот невоспитанных детей. За что я должен сказать спасибо Макушевской, так это за то, что она по крайней мере не допустила появления насекомых – чистоплотности у нее было не отнять, и мне говорили, что лишь ее усилиями соседи не развели в квартире свинарник со всеми вытекающими последствиями. Тараканов еще можно вытравить, а как быть с клопами? Я как-то сталкивался с этими паразитами, и прекрасно знаю, что избавиться от них очень тяжело – нужно освобождать жилище, выбрасывать мебель и проводить тотальную дезинфекцию. И это вам не ночлежка какая-нибудь, а элитный дом! Я не берусь предугадать, что станет с коммуналкой, мы установим сумму ущерба, произведем оценку уцелевшего имущества и уже потом совместно с наследниками будем определять его дальнейшую судьбу. Итак, что такого вы вычитали в завещании Макушевской, и с чего вы взяли, что его содержание заинтересует и меня тоже?

ГЛАВА VIII

–Учитывая, что нам, по всем признакам, предстоит долгий разговор, я бы не отказалась от чашечки кофе, -откинулась на спинку стула я. Судя по тому, как недвусмысленно поморщился Тагалдызин, он предпочел бы не отвлекаться на разного рода лирические отступления, но сейчас мне в равной степени были жизненно необходимы легкий допинг и краткий перерыв, поэтому я всем видом дала своему визави понять, что без кофе больше не произнесу ни единого слова.

Директор «Жилсервиса» мельком взглянул на часы и крайне неохотно потянулся к селектору. До конца рабочего дня оставались считаные минуты, но я могла поклясться, что в свете вновь открывшихся обстоятельств Эмиль Ренатович ничего не имел против ненормированного графика.

–Нонна Николаевна, принесите нам, пожалуйста, кофе. Мне, как обычно, а госпоже Бельской…

–Черный без сахара, – подсказала я, – и зовите меня Доминика, излишний официоз убивает доверительную атмосферу, а в нашем случае это совершенно ни к чему.

–Как вам будет угодно, – думаю, если бы мы вели беседу стоя, то Тагалдызин непременно расшаркался бы передо мной с преувеличенной вежливостью, но в данной ситуации директор ограничился саркастической усмешкой, призванной дать мне понять, что он, конечно, готов идти мне навстречу, но только до определенного предела, и перегибать палку мне однозначно не следует.

Уж не знаю, кем доводилась Эмилю Ренатовичу слоноподобная секретарша, но когда эта глыба жира медленно вплыла в кабинет с разносом в руках, я отчетливо услышала, как жалобно скрипнул под ее весом натертый до блеска паркет, и в очередной раз удивилась, почему на месте Нонны Николаевны до сих пор не сидит тонкая и звонкая девица с модельной внешностью. По логике вещей весь из себя припомаженный и надушенный Тагалдызин должен был испытывать эмоциональный коллапс каждый раз, когда сия корпулентная дама возникала в его поле зрения: бараньи кудельки на голове, макияж в советских традициях, обувь из серии «прощай молодость» и чересчур облегающее платье, превратившее пышнотелую секретаршу не то в гусеницу, не то в перетянутую кулинарной нитью колбасу. Свои обязанности Нонна Николаевна исполняла с презрительным снисхождением, и я догадывалась, что более или менее приятное выражение появлялось на ее лице исключительно в день зарплаты. Но при этом директор управляющей компании даже ухом не повел, когда секретарша молча плюхнула разнос на стол – складывалось впечатление, что Эмиль Ренатович давно привык к тому, что Нонна Николаевна в грош не ставит ни посетителей офиса, ни его самого, и не испытывал в связи с этим какого-либо дискомфорта.