Наталья Антарес
Любой ценой. Том III

ГЛАВА I

В сущности, Морис Дюруа не сообщил мне ничего нового, но я еще очень долго не могла до конца переварить наш недавний разговор и на протяжении как минимум получаса пребывала в крайне дезориентированном состоянии, чем-то напоминающем легкую форму сотрясения мозга. У меня неприятно кружилась голова и болезненно ныли виски, а в затылок периодически вонзались раскаленные иглы, но самое ужасное, что я чувствовала себя полностью опустошенной и не видела в себе потенциала для активных действий вроде ранее запланированной поездки на Суворовский Бульвар. Дабы немного привести мысли в порядок, я сварила в медной джезве экстремально крепкий кофе, однако, на фоне резко накрывшего меня упадка сил бодрящий напиток оказался совершенно бесполезен, и к своему вящему сожалению, даже осушив дымящуюся чашку, я так и не ощутила вожделенного прилива энергии. Я была разбита и вымотана, а накопленная еще с Америки усталость крайне не вовремя дала о себе знать. Трансатлантический перелет эконом-классом, хроническое нервное напряжение и зашкаливающее количество до сих пор не решенных вопросов в совокупности поставили меня на грань психологического истощения, да и физически я находилась сейчас далеко не в лучшей форме. По идее мне следовало хотя бы до утра взять тайм-аут и банально отлежаться дома, но я слишком хорошо понимала, чем чревато в нынешней ситуации любое промедление, и категорически запретила себе потакать минутным слабостям. Я бы с удовольствием провела остаток дня в постели, плотно зашторив окна и отключив телефон, но разве могла я предаваться блаженному ничегонеделанию в тот момент, когда жизнь Агапова фактически зависела от моей оперативности? Дюруа в точности подтвердил мою интуитивную догадку, и теперь я больше не сомневалась, что путь к спасению «Хитмена» однозначно лежал через ритуал «активации» амулета, причем, о содержании вышеуказанного обряда я старалась пока вообще не думать. Я в очередной раз убедилась, что кожаный мешочек является истинным сосредоточием древнего зла, и непроизвольно содрогалась от страха, стоило мне только на миг вообразить жуткие подробности изготовления амулета. Я боялась даже представить, при каких обстоятельствах в составе «снадобья» появилась человеческая кровь и кому оная кровь изначально принадлежала, но шокирующие результаты лабораторных анализов и сегодняшние откровения Мориса Дюруа заставляли меня относиться к амулету уже ни столько с брезгливым отвращением, сколько с опаской и осторожностью. Из ручной клади кожаный мешочек сразу переместился непосредственно в сейф, да там в итоге и остался – несмотря на стойкую уверенность в том, что без «подзарядки» амулет не несет в себе угрозы, во избежание возможных проблем я все равно старалась без нужды к нему не прикасаться, и мне было гораздо спокойнее на душе, если эта мерзкая штуковина была надежно спрятана.

В Штатах я постоянно таскала амулет с собой и тем самым создавала иллюзию контроля, но здесь, в Столице, я радикально изменила отношение к происходящему. Во-первых, мне изрядно поднадоело трястись над кожаным мешочком, будто курица над яйцом, а во-вторых, я легко допускала, что непрерывный контакт с амулетом рано или поздно аукнется мне довольно неприятным образом, даже невзирая на обманчивое внешнее затишье. По большому счету, я толком не знала, чего ждать от этой непредсказуемой гадости, но покуда амулет хранился в «несгораемом шкафу», мне было не так тревожно, как в случае, если бы я и дальше не вынимала его из сумки. Честно сказать, присутствие амулета в квартире доставляло мне серьезный дискомфорт, но не класть же его было в банковскую ячейку? Я вынужденно смирилась с необходимостью обитать под одной крышей с этим противоестественным изделием, но в сторону сейфа поглядывала с откровенным подозрением, заведомо настраиваясь на новые сюрпризы. Впрочем, реальных оснований насторожиться у меня пока не возникало, и я смела надеяться, что никаких фортелей «разрядившийся» амулет по идее выкинуть не должен. Но так как стопроцентной гарантии мне никто не давал, я продолжала держать ухо востро и не сбавляла бдительности – внутри кожаного мешочка таилось нечто необъяснимое и от этого еще более пугающее, а я имела несчастье на личном примере убедиться, что шутки с магией, ой как плохи. Я отталкивалась от принципа «не буди лихо» и мимо хранилища амулета передвигалась преимущественно на цыпочках, словно звук моих шагов и вправду мог нарушить чуткую дрему невероятно могущественной силы, но каждый раз, когда я приближалась к сейфу, у меня сразу подскакивал пульс. Вероятно, все было намного прозаичнее, и учащенное сердцебиение вызвала лошадиная доза кофеина. По-хорошему, мне надо было накапать себе валерьянки, а не усугублять и без того избыточную взвинченность, но в сложившихся обстоятельствах мне требовалось быстро соображать, а даже самые безобидные травки-муравки имели свойство притормаживать реакцию.

В коммуналку на Суворовском я отправилась без конкретной стратегии. Не то чтобы я полагалась на спонтанное озарение – я могла бы разработать десятки схем и затем наблюдать, как все они рассыпаются в прах, но по мне так пусть лучше я буду разбираться по обстановке, чем снова и снова терпеть разочарование. Колесо Фортуны вращалось с бешеной скоростью, а я не поспевала за динамикой разворачивающихся вокруг событий, и в результате у меня сформировался определенный фатализм. «Домашние заготовки» мне почти не пригождались, зато импровизировать мне приходилось чуть ли ни каждый божий день, и я закономерно сделала вывод, что строить планы есть занятие весьма неблагодарное. Я объективно сознавала, что чему быть, тому, как говорится, не миновать, и в своем незавидном положении я обречена идти наощупь. Я постепенно привыкала блуждать в потемках и мало-помалу постигла искусство передвижения вслепую – моим единственным навигатором выступали обострившиеся инстинкты, и в условиях недостатка вводных данных я училась доверять внутреннему голосу. Там, где давали сбой логические выкладки, главенствующую роль играло природное чутье, и не моя была в том вина, что мир сошел с ума и погрузился в хаос.

Перед выходом я машинально взглянула на себя в зеркало, и едва переборола желание запустить в свое отражение чем-нибудь массивным. Наверное, если бы я до вечера отмокала в пенной ванне, а прежде, чем лечь спать, с упоением умащивалась сыворотками и кремами, поутру у меня не было бы такой помятой физиономии, но сияющая кожа достигалась полноценным отдыхом, правильным питанием и систематическим уходом, а нескончаемые цейтноты, перекусы чем попало и пренебрежение элементарными косметическими процедурами сроду не способствовали молодости и красоте. Я честно пыталась перехватывать несколько часов сна и не травить организм фастфудом, а в самолете даже внаглую развернула на лице тканевую маску, но безумный ритм, в котором я существовала уже четвертые сутки, мгновенно сводил на нет все мои жалкие потуги. Я попробовала замаскировать темные круги консилерм и ярко накрасила губы, чтобы отвлечь внимание от глаз, но получилось так себе – потухший взгляд, серый цвет лица, чистые, но не уложенные волосы… Одним словом, смотреться в зеркала мне было строго противопоказано, и я утешала себя лишь тем, что успех моего предприятия зависел не от презентабельного вида, а от морально-волевых качеств и толики удачи.

Тем временем поток звонков и сообщений даже не думал иссякать. Искал меня не только шеф, но и зарубежные партнеры. Своим поспешным отъездом из США я сорвала сразу три презентации и продемонстрировала вопиющее неуважение к американским отельерам, дружно ожидавшим, что я буду вдохновенно распинаться о заманчивых перспективах сотрудничества. И ладно бы я просто я уехала – я еще и никого не предупредила об отмене встречи, а это уже выходило за рамки бизнес-этикета и бросало тень на репутацию компании. Учитывая, что наша фирма и так еле-еле держалась на плаву, а камень в огород Нитиевского, похоже, не кинул только ленивый, мой возмутительный поступок выглядел вдвойне бессовестно, и наверняка шеф был вне себя от ярости, когда я вероломно воткнула ему нож в спину. Совсем неудивительно, что Нестор Аронович рвал и метал, но я стискивала зубы и не отвечала на его настойчивые звонки. Я четко расставила приоритеты, и первая позиция в списке никоим образом не касалась работы.

ГЛАВА II

За руль я садилась с некоторыми сомнениями. В принципе, чувствовала я себя вполне нормально – носом не клевала, на ходу не засыпала и непреодолимого желания вставить в глаза спички не испытывала, однако, я боялась, что перегруженный мозг рано или поздно объявит забастовку, вследствие чего я начну злостно нарушать правила дорожного движения и неровен час спровоцирую аварию. Но если мне и посчастливиться не попасть в ДТП, всегда существовала немалая вероятность, что моим крайне подозрительным стилем вождения заинтересуются доблестные блюстители порядка и под предлогом выяснения обстоятельств потащат меня на медицинское освидетельствование в наркодиспансер, а машину и вовсе отгонят на штрафстоянку. И доказывай потом, что ты спиртного даже не нюхала, а твое странное поведение не несет общественной опасности! И хотя я далеко не сторонник поощрения коррупционных схем, без дачи взятки в подобной ситуации черта с два обойдешься, а уж аппетиты у стражей порядка таковы, что малой кровью тут уж точно не отделаешься. Но и ехать на такси, а уж тем более на метро, мне ничуть не улыбалось, и я непроизвольно вздрагивала, с одинаковым ужасом вспоминая как толпы потных сограждан, так и болтающих без умолку водителей. Стремление к комфорту перевесило все контраргументы, и я всё же решила на свой страх и риск воспользоваться личным автотранспортом. Вытрепать себе остатки нервов я еще успею, а сейчас мне было важно сохранять олимпийское спокойствие, а не срываться на бытовые конфликты из-за оттоптанной ноги или несходства музыкальных пристрастий. Если не терять концентрации, не считать ворон на оживленных перекрестках и не создавать аварийных ситуаций, то у меня имелись внушительные шансы избежать неприятных инцидентов, и я искренне надеялась, что сгонять туда и обратно мне сегодня удастся без происшествий.

Погода между тем продолжала портиться. Для сентября в Столице стоял почти аномальный холод, а к безостановочно моросящему дождю присоединился пронизывающий ветер. Серый небосвод нависал так низко, что казалось, мог в любую секунду обрушиться на город всей своей многотонной тяжестью, и застигнутые на улице прохожие инстинктивно втягивали головы в плечи. В прогретой машине было тепло и уютно, а непрерывно работающие «дворники» успешно справлялись с бьющими в стекло каплями, но я бы не очень удивилась, если бы ранняя осень внезапно ознаменовалась самым настоящим снегопадом. Мрачную, гнетущую атмосферу усиливали налитые свинцом тучи, и несмотря на достаточно раннее время, над Столицей неумолимо сгущалась тьма, впрочем, даже близко не сравнимая с окутавшим мою душу мраком. Я ехала в полной тишине, и в какой-то момент вдруг поняла, что не могу больше выносить это жуткое безмолвие. Любимая радиостанция порадовала меня легкой ненавязчивой мелодией, и я немного воспрянула духом, но на сердце по-прежнему было донельзя муторно. Я старалась себя не накручивать, но царящий в мыслях сумбур мешал мне справиться с волнением, и по мере приближения к пункту назначения мне становилось все тревожнее.

С парковками в историческом центре всю жизнь было из рук вон плохо, а с увеличением количества автомобилей проблема встала особенно остро. Старые дома не были оборудованы подземными паркингами, и жильцы в основном ставили машины на огороженной дворовой территории, поднимая и опуская шлагбаум с помощью личного пульта управления, а о визите гостей обязательно предупреждали охрану. Меня в гости никто не ждал, и я благоразумно оставила автомобиль на платной парковке торгового центра – большого удовольствия пешая прогулка под ледяным дождем мне по очевидным причинам не доставила, но других вариантов у меня не было, и расстояние до нужного здания я преодолела практически вприпрыжку. Я захватила с собой зонт, но от резкого порыва ветра он незамедлительно вывернулся наизнанку, и положения дел, увы, не спас. Куртка с капюшоном защитила меня от дождя, и вымокнуть до нитки я, к счастью, не успела, зато промерзла изрядно. С быстрой акклиматизацией у меня упорно не клеилось, и в этой промозглой сырости мне толком не верилось, что еще вчера я изнывала от жары под жгучим солнцем Невады и даже предположить не могла, с какой изощренной жестокостью накажет меня судьба, и ладно было справедливое возмездие обрушилось лишь на меня одну. Ян не заслуживал такой горькой участи, и я готова была на что угодно, только бы вырвать его из цепких лап смерти.

В процессе многократного форсирования луж я заметно промочила ноги, и хорошего настроения сей весьма прискорбный факт мне совершенно не добавил – в ботинках противно хлюпала вода, и меня начало знобить. Второпях я нацепила первую попавшуюся обувь, более или менее соответствующую нынешнему сезону, и теперь пожинала плоды своей безалаберности, но как бы там ни было, никакие природные катаклизмы не могли заставить меня отказаться от своего плана. Я поглубже натянула капюшон и зябко ежась от пробирающего до мозга костей холода, двинулась по тротуару, а еще через пару минут вдруг обнаружила, что ампирные пилястры на примечательном фасаде бывшего доходного дома покрыты густым слоем черной сажи. Даже сплошная пелена дождя была не в состоянии скрыть от моего взгляда следы крупного пожара, бушевавшего на верхних этажах. Обугленные ставни, зияющие провалы разбитых окон, осевшая на старинной лепнине гарь – судя по масштабам разрушений, огненная стихия буквально уничтожила две квартиры, расположенные одна над другой, и меня запоздало осенило, что дотла выгорела в том числе и пресловутая коммуналка. Ошибки здесь быть не могло – именно у этого окна с видом на бульвар, зловеще оскалившегося жуткими остовами закопченных рам, Интарс задумчиво курил, пока я говорила с «Хитменом» по телефону, но представшая перед глазами картина красноречиво свидетельствовала о том, что безжалостное пламя не пощадило уникальный памятник архитектуры, и слава богу, если в пожаре не пострадали люди.

Я завороженно взирала на изуродованный огнем фасад и не могла поверить в реальность этого страшного зрелища, а дождь уже не просто лил, а скорее хлестал, как из ведра. В полузабытьи я пересекла двор, зашла в подъезд, и когда пожилая консьержка вопросительно вскинула выщипанные в тонкую ниточку брови, слова вдруг намертво застряли у меня в горле.

– Здравствуйте! Вы к кому? – осведомилась женщина, – вам в какую квартиру?

– В восьмую, – выдохнула я, проигнорировав первый вопрос, – но, похоже, от нее осталось лишь пепелище. Простите, я была в заграничной командировке и ничего не слышала о пожаре. Что тут произош ло?

–Вы что, действительно не в курсе? – выразила искреннее изумление консьержка, – это же по всем новостям передавали! Видели бы вы что здесь в ту ночь творилось! Мне до сих пор кошмары снятся, я даже уволиться хотела, но деньги нужны, а куда меня еще возьмут? Пять часов тушили, только чудом весь дом не сгорел. Еще чуть-чуть и огонь бы на кровлю перекинулся! Такая трагедия! Семь человек погибли, из них двое маленьких деток, дошколята еще!

ГЛАВА III

– Прошло почти две недели, а вы чувствуете, в подъезде по-прежнему пахнет гарью, и, честно говоря, мне начинает казаться, что этот запах ничем не вывести. Что уже только не делали – стены от копоти чистили, специальными растворами по десять раз опрыскивали, выветривали, проветривали, но всё как будто без толку! В левом крыле еще терпимо, дышать можно, эту часть огонь не сильно зацепил, а вот в правом так полыхало, что даже лестницы сгорели. Все гудело, ревело, трещало, а когда перекрытия обрушились, меня чуть удар не хватил. Думаю, всё, сейчас дом обвалится, но нет, выстоял, строили-то раньше на совесть, не то что в наши дни – тяп-ляп и готово. Пламя распространялось настолько стремительно, что пожарные рукава развернуть не успевали. Мне потом сведущие люди рассказывали, что такие дома, они со временем в пороховую бочку превращаются. Деревянные опоры за сотню с лишним лет, естественно, высыхают до предела, а древесная пыль вспыхивает за считанные секунды. Внутри эти балки полые, и благодаря пустотным перегородкам огонь моментально охватил огромную площадь, тысячи три квадратов, не меньше. Теперь смотрите, в каждой квартире, в каждой комнате, на каждом этаже имеется печная труба, ведь раньше-то центрального отопления не было. Представили, какая в этих каналах тяга? Пожарные через пять минут примчались, а из окон уже вырывались языки пламени, и полдома пылало. Мы с жильцами на улицу повыбегали, хорошо еще, что тепло было, а если бы, не приведи господь, зима? К рассвету пожар кое-как потушили, и при разборе завалов спасатели обнаружили восемь обугленных тел. Эксперты установили, что погибшие отравились угарным газом, а после того, как прогорели перекрытия, падали на третий этаж, где уже вовсю бушевал огонь. Говорят, что температура пожара намного превышала обычные 600-700 градусов, вот и представьте, что стало с телами!

– Ужас какой-то! – бесконтрольно содрогнулась я, когда некстати разыгравшееся воображение в красках и подробностях нарисовало мне страшную картину, только что изложенную словоохотливой консьержкой, – уже, наверное, известно, что вызвало пожар? Я так понимаю, очаг возгорания находился в восьмой квартире? Помнится, там проживали в основном неблагополучные семьи…

– Это вы еще культурно выразились, – мрачно усмехнулась женщина, – грешно так о покойниках, но с этими алкашами никакого сладу не было. Дом у нас элитный, квартиры за бешеные миллионы продаются, поэтому и контингент соответствующий – банкиры, предприниматели, деятели искусства, и все они вынуждены были соседствовать с маргиналами. Пьянки-гулянки, драки, шум-гам-тарарам, кому такое понравится? А тараканы? Хорошо, хоть крысы не завелись! Если бы Макушевская, царствие ей небесное, не цеплялась за свою комнату, давно бы уже расселили этот вертеп, а в квартиру бы приличные люди заехали. И никто ведь ее на улицу выгонять не собирался, разные варианты ей предлагали, один лучше другого, но старуха уперлась рогом в землю и всё тут. Мол, в этом доме еще мои родители жили, и я отсюда никуда не съеду, здесь и помру. Хорошая бабка была, язык не повернется о ней дурное слово сказать, но упрямая до невозможности. Все вокруг знали, что она на самом деле голубых кровей, не зря же ее «Графиней» прозвали. До революции ее отцу принадлежала вся квартира, очень состоятельный человек был, но Советская власть с ним церемониться не стала, еле-еле одну комнатенку он для семьи отвоевал. У Макушевской то ли детская травма была, то ли что, но выкупить у нее долю в коммуналке так никто и не смог. Годами ее риелторы обихаживали, но характер у старухи был твердый, как кремень. Настоящая старая закалка, только упрямство «Графиню» и погубило. Согласилась бы продать комнату, жила бы сейчас где-нибудь в спальном районе да носки вязала, могла бы компаньонку себе завести, чтобы та за ней ухаживала… А так что? У остальных погибших родственники нашлись, а тело Макушевской даже из морга забрать было некому, и похоронили ее за государственный счет. И с квартирой теперь ничего не ясно, опечатанная стоит.

– Я немного знала Марианну Андреевну… Сложно поверить, что ее больше нет в живых, – сокрушенно качнула головой я и вдруг, как ужаленная, подскочила на месте, – подождите, так получается, все жертвы пожара были обитателями коммуналки?

–Ну, да, – кивнула консьержка, – боже мой, как деток жалко, совсем крошки, чем они заслужили такую жуткую смерть? Лучше бы их органы опеки из семьи изъяли, видели же, в каких условиях малыши живут, но ничего не предпринимали. Вынесут горе-мамаше предупреждение, та вроде неделю трезвая ходит, а потом опять за свое, и так по кругу. Да и прочие квартиранты, прости господи, недалеко ушли. Студенты вечно гужбанили допоздна, Михалыч хоть и работал, тоже был не дурак на грудь принять, еще один мужик комнату снимал, так он вообще недавно отсидел. Как Макушевская с этим народом уживалась, ума не приложу! Но огонь никого не пощадил, все сгорели!

– А Интарс? – одними губами прошептала я и неподвижно замерла в ожидании ответа, а еще через мгновение внезапно поймала себя на кощунственной по сути мысли. Я до помрачения рассудка боялась услышать, что Интарс разделил печальную участь соседей по коммуналке, но мой страх базировался на сугубо прагматичных соображениях. С гибелью Интарса оборвалась бы единственная ниточка, способная привезти меня к разгадке тайны амулета, и я истово молилась, чтобы в ту роковую ночь мой «дорогой друг» отсутствовал по месту прописки.

– Его не было дома, – поспешила успокоить меня консьержка, – он же постоянно в разъездах, и в Столицу наведывается крайне редко, последний раз, если мне не изменяет память, я видела его прошлой весной. Так вы что, к нему?

– Ну, как бы да…, – неразборчиво промямлила я, параллельно пытаясь переварить достаточно внушительный объем входящей информации, – скажите, а Интарсу сообщили о пожаре?

– Думаю, да, он же собственник жилья, – пожала плечами мой собеседница, – подобными вопросами занимается управляющая компания, меня это не касается.

– То есть в управляющей компании должны быть контактные данные Интарса, так? – возбужденно уточнила я.

– Девушка, а вы ему кем приходитесь? – подозрительно сузила глаза консьержка, – что-то я вас не припомню…

– Я приходила к Интарсу не в вашу смену, – объяснила я, – мы с ним старые знакомые, но судьба развела нас по разным странам. Я хотела бы возобновить наше общение, но потеряла номер телефона, и мне ничего не оставалось кроме, как прийти сюда. Так вы советуете мне обратиться в управляющую компанию?

– Сведения о жильцах запрещено разглашать посторонним лицам, – предупредила меня женщина, – сомневаюсь, что вам пойдут навстречу.

– Попробовать в любом случае стоит, – сдержанно улыбнулась я, – подскажете адрес?

– Возьмите визитку директора, – без энтузиазма протянула мне картонный прямоугольник консьержка, – но я повторяю, вряд ли вам удастся что-то разузнать. У нас в доме полно знаменитостей, и фанаты готовы душу продать за личный номер своего кумира, но частная жизнь наших жильцов неприкосновенна. Интарс, конечно, не звезда, но к нему это правило относится в равной степени.

– Так или иначе, вы мне очень помогли, и я глубоко признательна вам за содержательный разговор – я спрятала визитку в карман и, обуреваемая целым сонмом плохих предчувствий, осторожно поинтересовалась, – скажите, а уже известно, что послужило источником возгорания? Это же не секретные сведения?

– А тут отдельная история, – сходу заинтриговала меня женщина, – поначалу все решили, что кто-то по пьяной лавочке уснул с сигаретой, еще ходила версия о замыкании проводки, но оказывается, огонь вспыхнул не в восьмой квартире, а в шестой, той, что на третьем этаже. Хозяйка шестой квартиры, оперная певица Анна Русова первой почувствовала задымление и вместе с детьми успела выбежать из подъезда прежде, чем огонь перекинулся на перекрытия и окончательно отрезал жильцам коммуналки все пути к спасению. Официально полиция еще не завершила расследование, но Русову уже затравили в прессе –якобы трагедию повлекла за собой незаконная перепланировка в ее квартире.

ГЛАВА IV

Сказать по правде, я бы с радостью продолжила задушевный разговор с общительной консьержкой, но, похоже, та уже и сама поняла, что чересчур разболталась и резко включила «режим вахтера», сходу напустив на себя подчеркнуто неприступный вид. Думаю, что если бы я начала задавать еще вопросы, мне было бы красноречиво указано на выход, и я решила без крайней надобности не обострять обстановку. По большому счету консьержка и так рассказала мне достаточно много, и пусть я пока не знала, как мне использовать услышанное в практических целях, у меня наконец-то появилось четкое направление дальнейших действий, и свой следующий визит я собиралась нанести в офис управляющей компании. Но дьявол, как известно, крылся в деталях: до завершения рабочего дня оставалась всего пара часов, и я справедливо опасалась, что плотный столичный трафик запросто может не позволить мне успеть вовремя, и по приезду на нужный адрес я лишь разочаровано «поцелую» наглухо запертую до завтрашнего утра дверь. Будто назло, солидная вроде бы контора почему-то располагалась у черта на куличках – наверное, руководство специально разместилось подальше от обслуживаемых домов, чтобы недовольные жильцы поменьше бегали с жалобами на протекающие трубы, засоры в канализационных стоках и прочие коммунально-бытовые проблемы. По логике вещей, поблизости должен был находиться относящийся к данному району участок, но я по собственному опыту знала, что мелкие структурные подразделения занимаются в основном устранением аварийных ситуаций, регулярно возникающих в объектах кондоминиума, и получить интересующие меня сведения возможно только в головном офисе, где хранится вся рабочая документация. Я была полностью согласна с консьержкой, уверенно спрогнозировавшей очень высокую вероятность отказа в предоставлении жизненно необходимой мне сейчас информации об Интарсе, однако, если в сложившихся обстоятельствах и существовали какие-либо окольные пути, я о них, к сожалению, ни сном, ни духом не ведала, а значит, и выбирать мне было не из чего.

Затяжной осенний дождь непрерывно лил из развезшихся над Столицей небесных хлябей и, судя по отсутствию даже крошечного просвета в сплошной поволоке туч, прекращаться в обозримом будущем не планировал. К вечеру на улице похолодало еще сильнее, а ни на миг не унимающийся ветер периодически сбивал с ног ураганными порывами, и я еле-еле добежала до паркинга, продрогнув при этом буквально до мозга костей. Мокрые ноги окоченели за долю секунды, и я тряслась, как осиновый лист, не в силах совладать с ознобом. Я бы совершенно не отказалась взять в дорогу стаканчик кофе или еще какого-нибудь горячего напитка, но в образовавшемся цейтноте, увы, не смела и мечтать о такой роскоши. Я прикинула наиболее оптимальный маршрут и до упора утопила педаль газа – любое промедление автоматически ставило под угрозу и без того сомнительный успех моей авантюры, а в свете происходящего я не имела права пренебрегать даже самым призрачным шансом.

По уже привычному обыкновению я не стала и пытаться произвести хотя бы минимальную подготовку к намечающейся беседе. Совсем не факт, что мне удастся нахрапом пробиться к директору, да и к его заместителю меня также могли не допустить без веских на то причин. Если я правильно оценивала текущий расклад, управляющая компания наверняка попала под колпак следственных органов в связи со злополучной перепланировкой в квартире госпожи Русовой – без дачи на лапу здесь явно не обошлось, и теперь, когда трагические события на Суворовском бульваре вызвали широчайший резонанс, полиция должна была кровь из носу выяснить, кто подмахнул разрешение на реализацию смелых дизайнерских проектов в доме дореволюционной постройки. Суммарное количество звеньев в этой цепочке по моим предположениям исчислялось весьма внушительными цифрами, и на незаконном внесении изменений в изначальную конфигурацию жилища наварился ни один чиновник, однако, чистить рыбу, как правильно, начинали с хвоста, и я была почти уверена, что оперативные мероприятия в первую очередь коснулись именно управляющую компанию. На этом фоне мне явно не стоило надеяться на теплый прием, и я заранее настроилась на худшее. Мне еще крупно повезет, если я пройду дальше коридора, а там буду разбираться по ходу пьесы.

За рулем я ощутимо нервничала и постоянно поглядывала на часы, а каждый раз, когда на светофоре загорался красный свет, костяшками пальцев принималась выстукивать барабанную дробь на приборной панели. Дождь существенно ухудшал обзор, но вопреки своей приверженности к исключительно аккуратной манере вождения, я несколько раз с необоснованным риском шла на обгон и внаглую проскакивала перекрестки на мигающий зеленый сигнал. Камеры видеонаблюдения добросовестно фиксировали мои проступки, и, похоже, я порядочно насобирала штрафов, но меня слабо заботили грядущие расходы. Я намеренно не заглядывала вперед и жила даже ни одним днем, а одним моментом, в котором парадоксальным образом сосредоточились прошлое, настоящее и будущее. В этом нелинейном измерении время текло по искривленной траектории, не подчиняясь логическим закономерностям, и я все отчетливее сознавала, что безумный мир диктует свои условия, и лишь нестандартное, выходящее за рамки рациональности, мышление является единственным способом достижения поставленной цели.

Нарушала закон я сегодня по полной программе – в довершение ко всем вышеупомянутым противоправным деяниям я ничтоже сумняшеся объехала пробку по встречной полосе, и теперь примерно подсчитывала в уме, сколько денег мне в совокупности предстоит выложить на оплату административных штрафов, уведомления о которых вскоре неизбежно посыплются в мой почтовый ящик. Стаж вождения у меня был достаточно приличный, но за все эти годы я ни разу не позволяла себе подобного беспредела, и совершенно не удивительно, что столь возмутительное поведение навлекло на меня массовый гнев автовладельцев, дружно посылающих мне вслед лучи проклятий. Конечно, задним числом меня терзали угрызения совести, но в глубине души я бурно ликовала, что так удачно выбралась из образовавшегося затора, ибо в случае досконального соблюдения ПДД я бы точно застряла до вечера и тем самым автоматически поставила бы жирный крест на своих амбициозных начинаниях. Но, как ни крути, мне было, что терять, и, дерзко подрезая очередную машину, я вновь оправдывала себя беспрецедентной спешкой.

Надо отметить, что опасная во всех отношениях тактика в итоге принесла свои заслуженные плоды, и в четверть седьмого я уже стояла на крыльце офиса. Теоретически за сорок пять минут можно было наворотить грандиозных дел, но я сильно не обольщалась касательно открывающихся передо мной перспектив. Но надежда продолжала теплиться в моем сердце, и я отказывалась верить, что все мои нахальные трюки на дороге обидно пропадут всуе. Двухэтажное здание, увенчанное скромной вывеской «УК Жилсервис» невольно вызывало устойчивые ассоциации с укрепленной крепостью, и для полноты сходства не хватало разве что рва со львами и сторожевой башни. В качестве оборонительного редута здесь выступал стационарный пост охраны, расположенный непосредственно у входа, и на общем фоне наличие пропускной системы не стало для меня большой неожиданностью. Уж не знаю, от кого или от чего защищался руководящий состав управляющей компании, но от народа эти товарищи были страшно далеки, и сие мне заведомо не понравилось. Я бы еще поняла, если бы «Жилсервис» занимался секретными разработками в области военной промышленности, но какой резон возводить неприступные баррикады, если твои сотрудники всего лишь латают прохудившуюся кровлю, подстригают газоны и чистят дворы от снега и наледи?