Надежда Владимировна Никишова
Шпионка
– Прекрати, – резко оборвал меня он. – Объясни, почему ты меня бросаешь?
– Что?! Откуда… Как ты узнал?! – сказать, что я в шоке – ни сказать ничего. Как он вообще мог узнать об этом, если я сама решилась на побег только сегодня утром? Мысли мои прочитал, когда я в щелку его кабинета подглядывала? Телепат? Да ну, нет! Что за бред!
И тут я вспомнила тот насмешивший всех донос, что на Зоране члены королевской семьи имеют сверхспособности, но какие именно – не знает никто. Так что, выходит, он и правда телепат? Ох, ты ж, боженьки!
И тут опять я вспомнила эпизод недельной давности, здесь в спальне, когда я с ума сходила, мечтая, чтобы он наконец-то меня поцеловал и… все остальное. И он понял тогда чего я хочу!
Точно телепат! Как же теперь быть? Что же делать? Что делать-то, говорю?!
– Объясни мне, почему ты решила уйти? – вновь повторил свой вопрос Энжью, сжимая кулаки. – Что не так? Я чем-то обидел тебя? Чего-то не сказал? Не дал? Не сделал? Я не знаю ваших традиций, возможно, я что-то упустил. Если так, то это не со зла, пойми. Объясни мне в чем моя вина, и я исправлю это!
Он подошел вплотную, коснулся ледяными пальцами моей щеки, убирая за ухо выбившуюся из хвоста прядку. Рука его заметно подрагивала.
– Ты ни в чем не виноват, – я перехватила его руку, прижала к щеке, накрыла своей ладонью. Какая она у него холодная! Почему дрожит? Взяла его вторую руку, разжала кулак, спрятала его ледяные пальцы в своих ладонях, прижалась к ним губами, согревая дыханием. – Наоборот. Ты очень милый, добрый, заботливый. Ты – самый лучший! Лучше всех, кого я когда-либо знала на всем белом свете. Поэтому я должна уйти.
– Не понимаю… – нахмурился он, и я заметила у него на лбу мелкие бисеринки испарины.
– Ты настолько хорош, что не любить тебя невозможно. А я уже не могу прожить без тебя ни дня! Но что потом? Что нас ждет? У нас нет будущего. Я гражданка Конфедерации, чужая здесь для всех. К тому же работаю на разведку. А в разведке отставок не дают, по крайней мере по собственному желанию. Я здесь пока я вам нужна. Пока длится эта ваша гражданская война. Сколько? Месяц? Два? Полгода? Год? А что потом? Потом меня отзовут, и я вынуждена буду вернуться, оставив тебя здесь, – и пока я говорила, едва сдерживая слезы, Колин хмурился все сильнее, сжимая побелевшие губы. – А ты? Ты подданный императора. В тебе течет королевская кровь. Разве может быть с тобой такая плебейка, как я? Но даже не в этом суть. Ты не рядовой солдат, ты главнокомандующий восточным фронтом. Ты не можешь жениться на мне – таков ваш закон. Мы никогда не сможем стать полноценной семьей, жить не таясь, завести детей.
Я потянулась и осторожно коснулась его щеки кончиками пальцев, кожа под ними оказалось совсем холодной. Теперь у него дрожали не только руки, его самого уже слегка познабливало.
– Я хочу быть с тобой, Колин. Я хочу жить с тобой, любить тебя, рожать тебе малышей, но я не могу не думать о будущем, которого у нас нет. Мне уже сейчас больно расставаться с тобой, а что будет через месяц? Через год?
– Никто не знает, что ждет нас через месяц или через год, – прошептал он, едва шевеля посиневшими губами. – Возможно у нас с тобой не будет и завтра. Поэтому так важен каждый миг вместе.
Он склонился ко мне, обжигая мой лоб ледяным поцелуем.
– И я хочу, чтобы этот каждый миг моей жизни был с тобой. Сколько нам осталось? Минута? Пять? А если повезет, то и месяц. Целый месяц, минута за минутой я буду любить тебя, жить тобой, думать только о тебе. Не лишай меня этого, прошу. Позволь мне прожить с тобой эту минуту. А о будущем подумаем тогда, когда оно настанет.
Я тихо всхлипнула, прижимаясь к нему сильнее, обхватила руками, пытаясь унять его дрожь. Прижала голову к груди, слушая стук его сердца. Рваный, неравномерный, то затихающий, то ускоряющий свой ритм. Мне это очень не понравилось. Я подняла голову, вглядываясь в его бледное лицо и закрытые глаза, и тут что-то теплое плюхнулось мне на лоб. Отерла его рукой, увидела бурые разводы и ахнула.
– Кровь! Опять?
– Откат, – прошептал непонятное Его Светлость и стал заваливаться назад.
С трудом удержала его мощное тело, не дав ему рухнуть мешком на пол. Кое как уложила на доски, стянула с кровати подушку, подпихнула ему под голову. Как остановить ему кровь – я знала, а вот что делать с этим самым «откатом» – понятия не имела.
– Какого, блин, черта?! Какой еще «откат»? Что мне делать?!
– В кармане… В сердце… – прошептал он чуть слышно, и провалился в беспамятство.
– В кармане. В кармане, – я зашарила руками по карманам кителя. Левый – ничего. Правый – ничего. – В каком, блин, кармане???
Ах, ты ж, черт! Есть же еще потайной. Я быстро ощупала руками его грудь и действительно обнаружила что-то продолговатой формы. Схватилась за пуговицы кителя, негнущимися от страха пальцами начала расстегивать их одну за другой. Ну почему они все такие тугие и скользкие! Так достаточно. Запустила руку за пазуху, нащупывая карман. Выдернула на свет жестяную коробочку. Повертела, пытаясь понять, как вообще это открывается, нашла защелку, дернула. В коробочке обнаружила стеклянный шприц и ампулу с неизвестным препаратом. Быстро насадила иглу на шприц. Разломила ампулу. Набрала препарат в шприц. Спустила воздух. Так, что теперь? Энжью сказал – в сердце. Значит, в сердце! Распахнула побольше китель. Рванула полы рубашки. Ощупала грудь, выбирая место и с силой всадила туда иглу. Надавила на поршень. Так, все. Отбросила шприц в сторону. Он жалобно звякнул, разбиваясь. Плевать. Новый найду. Потерла лицо руками, выдыхая напряжение и подавляя панику. От страха сердце грохотало прямо в ушах. Теперь осталось только ждать, а это невыносимо.
– Ну же! Давай уже, очнись! – но мужчина все также не приходил в себя. Я всхлипнула, утерла со щек дорожки слез и положила голову ему на грудь. Аритмия прекратилась, но дыхание едва прослушивалось. Надо было бы встать, укрыть его пледом, но я так и осталась лежать на полу, прижавшись к его груди, не замечая, как слезы медленно скатываются мне под щеку.
Кажется, от пережитого ужаса я совсем онемела и потеряла чувствительность, потому что не сразу заметила, что его рука тихонько гладит меня по голове. А когда почувствовала, вскинулась, увидела его слабую улыбку и вдруг заревела в голос, поддавшись накатившей истерике. Ревела долго и со вкусом. Утирала слезы, смотрела на любимое лицо и начинала все с начала. А он все гладил меня по голове и шептал:
– Не уходи. Не бросай меня. Прошу. Не уходи…
И я не ушла, видит бог! Прожила с ним каждую минуту этого дня, и следующего, и еще, и еще…
***
Этой ночью сон будто нарочно избегал меня. На какой бы бок я не повернулась, в голове тут же начинала настойчиво свербеть одна и та же тревожная мысль.
Все не давали мне покоя эти странные «откаты» Его Светлости с ознобом, кровотечением и потерей сознания. И главное, не было никаких предвестников начинающегося приступа. А значит и наступить он может совершенно внезапно, а я опять буду к нему не готова!
– Колин! – тишина.
– Ваша Светлость! – толкнула я его в бок. – Ты спишь?
– Сплю.
– Не спи!
– Эх, – тяжело вздохнул он. – Все равно сплю.
– Я понимаю, ты устал, хочешь спать, но я должна знать!
– Успокойся. У меня с ней ничего не было, – пробормотал он сонно и плотнее придвинул к себе под бок мою тушку.
– С кем?
– А ты о ком?
– Ну теперь уже и сама не знаю.
– Тогда тем более спи.
– Нет, я должна знать!
– Может утром узнаешь?
– Нет! Я уже извелась вся, спать не могу!
– Фух! – выдохнул он и откатился на спину. Подтянулся повыше, облокачиваясь спиной о спинку кровати и потер ладонями заспанное лицо. – Ясно.
– Пойми, а вдруг это важно?! Ведь этот приступ может случиться с тобой в любую минуту! Может тебе нужна срочная помощь или госпитализация?!
– Какой приступ? – нахмурился он.
– Ну этот твой «откат». Кровотечение, судороги, потеря сознания. Может быть это болезнь какая-то страшная, а ты и не знаешь? Вдруг это случится с тобой прямо сейчас? – и я кинулась щупать его хмурый лоб и прикладывать ухо к груди, считая удары сердца.
– Если ты сдвинешься еще немного ниже, то прямо сейчас у нас с тобой случится спонтанный секс, – пророкотал он, и стал шутливо подталкивать мою голову к своему прикрытому одеялом паху.
– Да ну тебя! – вскинулась я. – Я же серьезно переживаю за тебя. Вдруг ты серьезно болен?
– Да не какая это не болезнь, – вздохнув, заявил он, и подтянув меня к себе поближе, пристроил мою голову себе на плечо.
– А что же?
– Это расплата.
– За что? – опять подняла я свою лохматую голову.
– А это уже военная тайна! – он чмокнул меня в нос и опять прижал к себе.
– Да я же серьезно, а ты все шуточки шутишь! – обиделась я и начала отползать в сторону.
– И я серьезно, – не дал он мне далеко уйти, и обхватив ладонями мое лицо, посмотрел в глаза. – Если ты кому-нибудь скажешь об этом, мне придется тебя убить.
Я удивлённо вскинула брови: он что, серьезно? Походу, да. У меня аж мороз по коже прошелся, представив, что он это сделает. И ведь сделает же! А так ли уж важно мне знать эту его тайну?
– Потому что это не только моя тайна, эта тайна государственной важности, и от нее зависят жизни многих людей, – его ладони плавно скользнули по моим плечам вниз до кончиков пальцев, и легонько сжали их.
– Пусть так. Я понимаю. Но если от этого зависит и твоя жизнь, то я должна знать. Чтобы, случись это вновь, я смогла бы все предотвратить.
– А это не от тебя зависит, – Колин поднял мои ладони к своему лицу и нежно поцеловал каждый пальчик.
– А от кого? От тебя?
– Угу, – буркнул он и, спустившись на подушку, притянул меня себе на грудь. – Я знаю, до вас неоднократно доходили слухи о том, что на Зоране члены королевской семьи обладают невероятными сверхспособностями. Я прав?
– Пф-ф! – фыркнула я. – Так это же сказки!
– Если бы! Но нет. Это действительно так, – я недоверчиво уставилась в его глаза. – Но у каждого человека они уникальны.
– То есть твоя сверхспособность – это устраивать по желанию этот самый «откат»?
Его глаза вдруг изумленно распахнулись, и он засмеялся. Искренне так, хорошо. А когда успокоился сказал:
– Моя сверхспособность – возвращать время.
– Чего?!
– Помнишь ту ночь, когда ты пришла ко мне в кабинет с бутылкой вина и пыталась меня соблазнить?
– Ну, было дело. Шла я с такими намерениями, да, но тебе было так плохо из-за контузии, что пришлось тебя срочно лечить, а не соблазнять.
– Это было следствие отката. В ту ночь мне дважды пришлось возвращать твое время.
– Эм… Как?.. Зачем?
– В первый раз я не совсем понял твои намерения и потому был нерешителен, сдержан – и ты ушла. Во второй, наоборот, был слишком настойчив и испугал тебя – и ты опять ушла. А потом наступил откат.
А я вдруг вспомнила то мощнейшее чувство дежавю, что накрыло меня тогда в его кабинете при взгляде на исчерканную карту.
– Так, погоди! Ты не разыгрываешь меня? – я решительно вырвалась из его объятий и уселась на кровати, поджав ноги и нервно комкая простыню на груди. – Так это что, правда?! То есть ты правда можешь менять время?! Ты серьезно?! Что, правда?! Честно-честно?! Не врешь?! Точно?!
Вау! Нет, не так… ВАУ!!! ОХРЕНЕТЬ!!! ВОТ ЭТО ВЕЩЬ!!! ВОТ ЭТО ВОЗМОЖНОСТИ!!!
– Да с такими возможностями столько всего можно сделать! Это же считай всю жизнь прожить заново! Сколько ошибок можно исправить! Прикинь, не сдал нормативку, отыграл все назад и вуаля! Или завалил экзамен… или кошка любимая под машину попала, а ты хоп! и спас ее в последний момент, – в голове бурлило еще множество восхитительных идей, как можно еще использовать такие невероятные способности, но… (всегда и везде есть это «НО» – это классика жанра, если все просто круто и замечательно, то всегда в этой бочке меда найдется ложка дегтя!), – А как часто можно вот так вот поворачивать время?
– Да сколько угодно…
ВА-А-А-У!!!
– …пока не помрешь от отката.
Упс. (Ну, я же говорила!)
– Так, – захлопала я ресницами, спускаясь с небес на землю, – то есть этот твой последний откат, когда ты чуть коньки не отбросил…
– Что не отбросил? – переспросил он. Видимо у них в языке нет такого понятия.
– …когда ты чуть не умер, – перефразировала я, – ты тоже менял время?
– Это когда ты сбежать от меня хотела?
«Угу-угу», – закивала я головой. – И сколько раз?
– Не помню. Раза три или четыре.
– Ого! Видимо я была решительно настроена.
– Не то слово! По уху мне дала.
– Серьезно? А я-то все голову ломала чего ты такой грязный и злой, и откуда про мой побег узнал! Я же никому не говорила про это, вообще спонтанно все вышло. Подумала, ты телепат.
Он засмеялся и щелкнул меня по носу. А я вдруг вспомнила в каком состоянии он тогда находился, и сердечко ёкнуло, сжимаясь от боли. Это же все была моя вина. За что я так с ним?
– И зачем ты так мучаешься со мной? – задала я риторический вопрос.
– Чтобы ты была рядом, – все же ответил он, и запустив пальцы мне в волосы, потянулся ко мне. Его губы коснулись век, спустились по щеке, поцеловали уголок рта, затем вверх на висок, и замерли там. – Только это важно. Остальное переживем.
Я молчала, прижималась к нему, гладила по спине и думала о том, чем мы готовы жертвовать ради других. Это только в книжках и кино все слишком из себя «героические» герои легко расстаются со своей жизнью, спасая группку незнакомых людей, а в реале и бутерброд зажилим, лишь бы другим не достался. А я бы вот так смогла бы, как он? Ради него? Наверное, да, будь у меня такие же сверхспособности.
– Слушай, а твой отец тоже может возвращать время? У вас эти способности по наследству передаются?
– Способности передаются по крови, все потомки, в ком течет императорская кровь, имеют какие-либо способности, но чем меньше доля крови, тем реже они проявляются. К слову, у наших с тобой детей они могут проявиться пятьдесят на пятьдесят. Но что это будут за способности, может знать только император. Это его отличие от нас, сила его власти. Я не знаю, какими способностями обладает мой отец, он не знает о моих. Это запретная тема. Только император Кримп знает о нас все. Знает, как воздействовать на нас и как блокировать наши возможности.
– Но почему так? Зачем вы скрываете это друг от друга?
– Потому что это приведет к междоусобной войне. Так уже было на заре становления государства. Много тысяч лет назад. Ведь наши сверхспособности – это, по сути, мутация, завязанная на определенном гене в крови. Когда-то давным-давно такой вот мутант пришел к власти, с помощью своих способностей уничтожил всех своих соперников и основал императорскую династию. Его дети унаследовали его ген, и обладая сверхсилами, едва не перебили друг друга, стремясь подмять под себя земли братьев. Смутное время. Тяжелое. Оно отбросило нас в развитии на тысячу лет назад. Сжигались целые селения, города, области. Брат убивал брата, вырезая под корень всю его семью. И так длилось многие и многие поколения, пока один умный человек не научился управлять этим геном. Он нашел способ блокировать его. И сейчас только император обладает этим знанием. Он единственный, кто может блокировать наши способности по отношению друг к другу. Мы не видим, какими силами обладает другой носитель гена, и не можем воздействовать на него своими возможностями. Мы не видим слабых и сильных сторон оппонента, не можем создать коалиции против других. Это значительно снижает агрессивность, – Колин отстранился и серьезно посмотрел мне в глаза. – На разглашение этой информации у нас наложено вето. То есть, по сути, сейчас я подписал нам с тобой смертный приговор. Ты понимаешь меня?
Он дождался моего кивка и добавил:
– Если ты не уверена, что сможешь держать это в себе и не проболтаться ненароком, или не готова к этому знанию, оно вызывает дискомфорт или пугает тебя, я могу сейчас просто перевести стрелки назад, будто бы этого разговора у нас с тобой не было. Так как?
Я замотала головой, прекрасно осознавая всю долю ответственности, что он возложил на меня, и испытала безмерную благодарность за его доверие ко мне. Не это ли то самое главное, что связывает двух людей, заставляя их более бережно относится друг к другу? Разве не за это мы любим и ценим друг друга?
– Единственный человек, о чьих способностях мне известно, – продолжил тем временем Колин, – это Бриан Слейко, лидер повстанцев. Император сам раскрыл нам его возможности, чтобы мы могли наиболее эффективно бороться с ним. Однако что-то не очень у нас получается. Два года уже воюем, да только линию фронта двигаем туда-сюда на пару километров.
– А какие у Бриана способности? – спросила я и засомневалась, а можно ли мне об этом знать.
– Он может проходить сквозь предметы. Любые предметы. Металл, стекло, камень, ткань, дерево.
– Вот это ж ни фига себе! Это ж какие возможности! Да его же ни одна тюрьма не удержит!
– Возможно, у него и есть уязвимое место, но нам о нем ничего не известно. Возможно, его можно убить прямым попаданием в сердце или отрезав ему голову, например, но до него же еще нужно добраться. Он постоянно меняет место своей дислокации.
Ну да, им-то еще ничего не известно о ковровой бомбардировке, об ядерном взрыве, о биологическом оружии массового поражения, о планетарной бомбе и многих других эффективных способах убийства. А я даже и заикаться об этих вещах не буду.
– А вот мне все-таки интересно, – сменила я тему, – а если этот ваш ген подсадить простому человеку, сможет ли он развить в себе сверхспособности?
– Я не понимаю, как это «подсадить» ген?
– Ну с помощью генной инженерии. Это операция такая.
– У вас в Конфедерации такое могут?
– У нас там много что могут, и почку новую вырастить, и человека клонировать, и овцу с двумя головами.
– Зачем ей две головы?
– Мутант!
– Хм. Ясно. Ну на счет подсадить ген и будут ли способности, я ничего сказать не могу. У нас он передается естественным, так сказать, путем, – заключил он и поцеловал меня в ушко. Потом шейку. Потом плечико, ключицу и спустился на грудь. – Кстати, на счет детей. Мы давно уже вместе, и… Как ты себя чувствуешь?
– Эм… Оу… Ты хочешь спросить, не беременна ли я?
– Очень хочу, – мне показалось это прозвучало как-то двусмысленно, нет?
– Не переживай! – успокоила я его. – У меня блок стоит на пять лет. Он нарушает фертильность и подавляет менструальный цикл. У нас с тобой впереди еще два года безопасного секса.
– Ясно, – сухо сказал он, вновь целуя мне шейку и чуть прикусывая плечо. – Ну если нет детей, то может пока потренируемся их делать?
Тренироваться – это я всегда! Тренироваться я люблю…
***
Вечером я подловила Энжью на тренировочной площадке (он там с ребятами по траве катался, примерно как мы с ним в деревеньке заброшенной в палисадничке) и долго любовалась красивыми мужскими телами. Ну и пару приемчиков подглядела, тут же отработав их на манекенах. А когда все разошлись, подхватила Его Светлость под локоток и уволокла в дальний угол за сараи. Не целоваться, нет! Мне все покоя не давали его способности менять время.
– Как ты себя чувствуешь? – зашла я издалека.
– К чему этот вопрос? – удивленно заломил он бровь.
– Может, ты устал, или у тебя болит что-нибудь?
– Ты сомневаешься в моей выносливости, девочка? – сграбастав меня за талию, он прижал меня к своему обнаженному торсу.
– То есть чувствуешь ты себя прекрасно? – не унималась я, скользя ладонями по его груди.
– Так, что ты задумала? – строго спросил он.
– Я понимаю, что я наглая, настырная и приставучая особа, – запела я, выкручиваясь ужом из его крепких объятий, – но я должна знать, как ты это делаешь! Я понимаю, что это уже тянет не только на расстрел, но и на четвертование, но давай ты мне сначала покажешь, а потом убьешь, а? А то вдруг меня казнят уже завтра, а я так и не узнаю, как ты это делаешь!
– Хм, – нахмурился он, и огляделся по сторонам, – давай попробуем так…
Взял меня за руку и потащил к двери склада. Дернул дверцу, срывая хлипкий замочек, и зашел внутрь. Осмотрел помещение, нашел какую-то грязную тряпку и стал прилаживать ее мне на голову.
– Это еще зачем? – возмущенно отмахнулась я.
– Для чистоты эксперимента. Не мешай!
Сделав свое грязное дело, от отошел от меня на шаг, полюбовался долю секунды, потом посмотрел на свои огромные наручные часы, подкрутил там стрелки и…
Я продолжала стоять посередине сарая, ожидая непонятно чего.
И тут дверь распахнулась, и вошел Колин. Глянул на меня и, усмехнувшись, сказал:
– Миленький у тебя головной убор. Ты зачем эту тряпку на голову натянула?
– Какую тряпку? – подняла я руку, сдернула с головы грязную ветошь и брезгливо отшвырнула в сторону. – Фу, гадость какая! Как она вообще у меня на голове оказалась?!
– А ты помнишь, зачем мы вообще сюда пришли?
– Ну, ты мне показать хотел, как ты время поворачиваешь вспять.
– И как, показал?
– Наверно. Я не знаю.
– Что ты помнишь из последних минут?
– Эм, я попросила тебя показать мне, как ты умеешь возвращать время. Мы зашли в этот сарай. Ты сказал «жди здесь» и ушел.
– Я точно это сказал?
– Но ты же ушел! Зачем-то оставил меня здесь одну. И я ждала. Значит, сказал «жди здесь».
– А я точно уходил?
– Но я же стояла в сарае одна! Значит, ты ушел. Разве не логично? А ты сам не помнишь, что ли?
– В том то и дело, что нет. Если я возвращаю время относительно себя, то все события последних минут для меня пропадают, будто их никогда и не было.
– Но для меня время не менялось! Значит, я должна все помнить. Ты сказал мне «жди здесь» и ушел. Потом зашел и сказал, какой у меня миленький головной убор.
– Кстати, ты зачем эту тряпку на голову надела?
– Да фиг его знает! Наверно, для чистоты эксперимента.
– Ты помнишь, как ее надевала? Показать можешь? – и он протянул мне ветошь. Я посмотрела на нее брезгливо, взяла за кончик двумя пальчиками и задумалась, пытаясь вспомнить.
– Скажи мне, ты вообще по собственному желанию надела бы эту тряпку себе на голову?
– Да ни за что! – отшвырнула я несчастную тряпицу прочь.
– Вот и мне так кажется. Скорее всего, эту тряпку тебе на голову повязал я.
– А потом сказал «жди меня здесь» и ушел.
– Не уверен. По-моему, я вообще ничего не говорил и не уходил.
– Почему ты так думаешь? – я придирчиво осмотрела свои руки на наличие грязи и на всякий случай отерла их о штаны.
– Потому что если бы мы проводили эксперимент, то я бы поступил следующим образом: повязал бы тебе тряпку, и ничего не говоря, открутил бы время назад.
– Но я же стояла в сарае одна! И ждала тебя. С тряпкой на голове. Значит, ты сказал мне стоять и ждать с тряпкой на голове. Как еще все это можно разумно объяснить?!
– В том-то и дело, что твой разум ищет логичные объяснения случившемуся, и достраивает вымышленные, но наиболее вероятные события в образовавшиеся пробелы. Да, время я менял относительно себя, поэтому-то меня и перенесло в другое место, туда, где я был на тот момент времени. Но поскольку мое перемещение косвенно касалось и тебя, то твой разум построил свой сценарий событий, который тебе кажется наиболее логичным и вероятным.
– А куда тебя перенесло? Какая у тебя была версия реальности?
– Пойдем, – взяв меня за руку, мы вышли из сарая и остановились за углом. – Мы стояли здесь.
– Да.
– Потом ты пошла в сарай. Я пошел следом. Но когда вошел, то увидел тебя с тряпкой на голове и удивился.
– Мда, дела… – я взяла его под руку, и мы неспешным шагом направились к полигону за его одеждой.
– По молодости я много экспериментировал со временем. Поэтому могу точно сказать, что доверять нужно прежде всего своей интуиции. Если для тебя не типично обвязывать голову грязной тряпкой, значит, ты этого скорее всего не делала. Но если ты все же обвязываешь грязной тряпкой голову, то всегда делаешь это определенным образом, определенными движениями, и завязываешь зачастую определенным узлом, эти движения для тебя привычны, тогда твое тело само должно помнить их и повторять на автомате. Но, поскольку ты не носишь на голове тряпку и не завязываешь ее определенным узлом, твое тело не смогло этого вспомнить и повторить, то можно сделать вывод, что ты не надевала тряпку на голову – это сделал я.
Время – вообще понятие относительное. Иногда нам кажется, оно тянется бесконечно долго, а иной раз не успеешь оглянуться, а уже ночь за окном.
– То есть получается, если я вышла из комнаты в двенадцать часов и провела у тебя полчаса, а потом ты открутил мое время обратно, то у тебя и у меня время на часах будет двенадцать тридцать?
– Да. На наших часах оно не изменится, как шло, так и идет дальше. Просто ты будешь думать, что вышла из комнаты не в двенадцать, а в двенадцать тридцать. Твой разум подстроится под новую реальность и выстроит новую цепочку вероятных событий.
– А если вернуть время не на час, а на день или два?
– Это уже гораздо сложнее. В этом случае придется изменить слишком много взаимосвязанных между собой факторов. И перекроить реальности гораздо большего числа людей, что были во взаимодействии с тобой в этот период времени. Боюсь, откат при данных обстоятельствах станет для меня летальным.
– Значит, чем больше период открученного назад времени и чем чаще ты это делаешь, тем сильнее бьет по тебе откат?
– Верно, – грустно улыбнулся он.
– А как же память? – все не унималась я. – Почему ты не помнишь, как все было? Почему тогда в комнате, возвращая время раз за разом, ты помнил все прошлые события, а сейчас забыл?
– Потому что сейчас я возвращал свое время и перекраивал свою версию событий, поэтому все старое стерлось из моей памяти. Ведь по сути этого прошлого у меня и не было. А когда я возвращаю чужое время, это не касается моей памяти, моя реальность не меняется, потому что Я управляю этим процессом. Реальность меняется только для другого человека. А я являюсь, как бы это сказать… «хозяином» его времени.
И так это пафосно прозвучало, что я хихикнула, и, сделав книксен, воскликнула:
– О, великий и могучий Повелитель времени, позвольте задать вам еще один маленький вопросик?
– Задавай, – великодушно разрешил он и усмехнулся мне одним уголком губ.
– Скажите пожалуйста, а вам для этого процесса обязательно нужны часы?
– Любой прибор, отмеряющий время. Но часы со стрелкой удобнее всего, – и он продемонстрировал мне свои наградные «куранты» на запястье. – Время возвращают не часы, а я, примерно представляя, в какой момент прошлого я бы хотел вернуться. А часы позволяют более точно определить этот отрезок времени.
– А если у тебя нет часов? Если их украли? Сломали? А если тебе руки связали, и ты не можешь открутить стрелки?
– А на эти «если» я отвечать не подряжался, – и, схватив меня за руку, прижал к себе, целуя волосы.
– Ну, а все же, – запрокинув голову, не сдавалась я, – если у тебя нет под рукой часов, как тогда?
– Тогда я создам их сам. Из капель воды, из мелкой гальки, из крупинок песка… – его глаза притягивали меня как магнит, я потянулась к нему, поднимаясь все выше и выше на носочки. Я обхватила его руками за шею, вынуждая склониться ко мне еще ниже, я тонула во тьме его глаз, завороженная его тихим голосом, – из взмахов ресниц, из биения пульса, из ударов сердца… дыхания…
А потом наши губы встретились, и весь мир провалился в бездну.