Надежда Владимировна Никишова
Шпионка
Глава 18
Колин Энжью, штаб главнокомандующего, восточный фронт, пять дней спустя.
– Ваша Светлость! – Олмен ворвался в кабинет без стука. – Ваша Светлость! Здесь… донесение.
– Давай сюда, – протянул я руку.
– Ваша Светлость… – Олмен не спешил отдавать бумагу, а наоборот, нервно мял ее в руках.
– Что? Ты чего мнёшься, как девка на выданье? Давай сюда, – и я вновь требовательно протянул руку.
– Тут… донос…
– Ну, – подбодрил я его. – На кого?
– На Нину, – едва слышно сказал он и, видя, что я нахмурился, быстро поправился: – На госпожу Климову, Ваша Светлость!
– Что за бред! – не переставая хмуриться, я выдернул у него из рук измятую бумажку и прочитал мелкий убористый текст, с трудом осознавая, что там написано.
– Но ведь это же неправда! – взволнованно заговорил князь, еще больше сбивая меня с толку. – Не могла она этого сделать! Да и зачем ей сдался этот спутник? Как она могла передать повстанцам его коды, если мы их постоянно меняем? Да у нее же и доступа к компьютеру не было!
Конечно, не было. Разве только… и тут я вспомнил ту ночь за два дня до похода, после наших совместных с Олменом стрельбищ, где мы с князем, как малолетние мальчишки, получившие в подарок новенькие игрушки, восторгались оружием конфедератов. И как потом я сам лично проводил ее к себе в кабинет, галантно отодвинул стул, приглашая сесть, как нажимал кнопочку «Пуск», и как потом позорно уснул, даже не заметив ее ухода.
– Приведи-ка ко мне нашего технического специалиста. Надо кое-что проверить.
***
– Да, вот! – порхая тонкими пальцами над клавиатурой компьютера, техник поправил наушник в ухе и глядя на меня восторженным взглядом с энтузиазмом отрапортовал: – Двенадцатого числа был загружен большой объем данных со спутника! В час сорок два ночи…
Странное чувство – будто кинжал в сердце вонзили и покручивают его в ране, расширяя ее все больше и больше. Неприятное чувство, когда в тебе одним махом убивают и доверие, и любовь. Мы искали предателя. Крысу. И не замечали, что она тут рядом. У меня под боком. Почему я не замечал? Ведь даже и не думал на нее. Милая девочка с наивными голубыми глазами… А ведь все так просто и логично. У нее был доступ – она скачала коды спутника, передала их повстанцам, и те взорвали его. У нее был доступ к схемам прокладки кабелей – повстанцы отрубают связь. Узнать частоту передачи радаров – раз плюнуть. Повстанцы глушат нашу частоту. Она знает координаты глушилки. Откуда? Кто передал ей их? Повстанцы? Может и завод боеприпасов тоже ее рук дело?
Еще почти не больно, еще просто не осознал, что уже почти умер. Больно будет потом, в агонии. А сейчас я должен выполнить свой долг.
Не смотри на меня так жалобно, князь. Не умоляй меня с молчаливым укором. Я вырву свое сердце, придушу все чувства, но сделаю то, что должен.
Глава 19
Нина Климова, штаб главнокомандующего, восточный фронт.
Они пришли под вечер. Сдернули меня с койки, вырывая из рук планшет, скрутили за спиной руки и поволокли из комнаты, как была, босиком, в майке на голое тело, с растрепанной косой. Хорошо хоть штаны снять не успела, а то б в одних трусах и потащили.
Я поначалу попыталась рыпнуться, но, когда меня выволокли на улицу и я увидела Энжью, дергаться сразу же перестала. Он стоял в стороне, прямой и напряженный, смотрел на меня мертвым холодным взглядом чужого человека. Взглядом человека, которого предали. И я поняла – он все знает. Видимо, кто-то на меня настучал. Могли и повстанцы отомстить за глушилку, или свои за неподчинение. Неплохо у них тут все же разведка работает.
А вон и Олмен рядом, бледный и напуганный. Смотрит так, будто прощения просит. Не бойся за меня, мальчик, я знала, на что шла.
Колин… Мне бы только объяснить ему все на прощание. Чтобы не так все закончилось между нами – с болью и разочарованием. Чтобы он смог меня понять, что я не хотела этого. Ведь пыталась уйти, видит Бог, и не раз пыталась, но так и не смогла.
И, наверное, глупо было надеяться с моей стороны, что он простит меня, но все же я должна попытаться хотя бы объяснить. Но я напрасно ловила его пустой безразличный взгляд, он скользил мимо меня не задерживаясь. Я – ничто, я для него теперь предатель, враг, а с врагами не церемонятся.
Сильный толчок в спину, и я едва не рухнула на пол. Сзади с лязгом захлопнулась дверь камеры. Послышались удаляющиеся шаги. Я медленно обвела взглядом серые бетонные стены своей тюрьмы, лишь ненадолго задержавшись на деревянных нарах с тонким валиком одеяла в голове, и медленно развернулась.
Он стоял у стены в глубине коридора, полускрытый тенями сумрака подвала. Ссутулившийся, с опущенными плечами, будто вмиг уменьшившийся в разы. Потерянный и разбитый. И мне все казалось, что вот сейчас он заговорит со мной, спросит, почему я так поступила, но он молчал. Преданный мною не только в его войне, но и в чувствах. Сломленный, раздавленный мною атлант. И я не выдержала, кинулась к нему, вцепившись в ржавые прутья решетки:
– Колин!
Он дернулся, как от удара, бросил на меня один единственный взгляд, хлесткий и жгучий, точно хлыстом оттянул, развернулся и ушел, так и не сказав мне ни слова.
Колин Энжью, штаб главнокомандующего, восточный фронт, час спустя.
– Будем ее судить? – спросил Олмен с тревогой заглядывая мне в лицо. – Если император узнает, то казнит ее.
– Госпожа Климова не является подданной императора Кримпа. Она работает на союз Конфедерации. Им и решать, как с ней поступить.
– Но, госпожа Климова совершила преступление на нашей территории. Император может потребовать ее выдачи. И… казнить, – тихо закончил Олмен.
Я на мгновение закрыл глаза, поддавшись душевной боли.
– Да-да! Нужно сообщить конфедератам, пусть в следующий раз толкового кого присылают. А не таких вот прошмандовок. Прислали какую-то девку, только ноги раздвигать и может, – воодушевленно заявил князь Таффа, откидываясь на спинку стула.
– Молчать! – я медленно встал из-за стола, до скрежета стискивая зубы, сжал кулаки, из последних сил пытаясь себя сдержать, уперся ими о край стола. – Я вас сюда не девок созвал обсуждать. Говорите по существу!
– А по существу выходит следующе, – поднялся со своего места Таффа и оправил китель. – Послали ее к нам сюда конфедераты, им и ответственность за нее нести. А то, что она к врагу переметнулась – не наша вина. Но мы от ее действий понесли потери. Так пусть теперь Конфедерация нам возмещает убытки. А то, видите ли, консультанта они нам прислали! Не консультанта, а диверсанта!
– Не могла она к врагу переметнуться! – горячо возразил Олмен.
– Это почему это не могла? Вон она давеча в столовой речи жаркие толкала. Против политики императора высказывалась вполне однозначно! А уж чем ее там Бриан подкупил, не знаю! Да и много ли девке-дуре надо?
– Нет, не может быть. Нина не раз спасала жизни и мне, и вам, Ваша Светлость! Если она предатель – не легче ли было бы дать нам погибнуть?
– Она ж конфедератка, кто знает, что у них там на уме – развел руками князь Таффа.
– Они могли ей приказать!
– Вот скажи мне, зачем Конфедерации нужно было присылать нам в помощь консультанта и приказывать ему взорвать наш спутник? Чем он им мог помешать? Конфедерация нам не враг – как раз наоборот! И зачем им портить с нами отношения? То ли дело повстанцы! Им-то наш спутник как бельмо на глазу!
– Пора прекращать этот бессмысленный спор, – поставил я точку в их пререкании. – Пока не проведем допрос, можем еще месяц гадать на кофейной гуще, выясняя «зачем» и «кому» и «почему».
– Вот пусть имперские дознаватели и выясняют, – вставил свое последнее слово Таффа.
***
Захлопнув за собой дверь спальни, я, словно зверь, заметался по клетке, не находя себе места. Вопросы «зачем» и «почему» она так поступила, меня сейчас волновали мало. Как МНЕ поступить дальше – это заботило меня в данный момент больше всего.
Скрыть причастность Нины к взрыву спутника не получится, я обязан буду доложить об этом императору в самое ближайшее время. И он отреагирует соответственно: потребует переправить ее в столицу, где за нее примутся его люди и выбьют из нее всю правду, все «зачем» и «почему». А потом казнят, прилюдно, на площади, в назидание другим.
Нет! Только не это!
А что тогда? Взять вину на себя? Доложить, что это я приказал ей взорвать спутник? И тогда казнят меня. Тоже не лучший вариант.
Устроить ей побег? Тайно вывезти на космодром и отправить в Конфедерацию? Там Кримп ее не достанет. Может потребовать выдачи, конечно. Но ведь не выдадут же они своих?
От этих мыслей мне стало муторно. Расстегнул пояс с кобурой и швырнул его на стол. Рванул сдавливающий горло воротник кителя. Наткнулся взглядом на чашку, из которой еще утром она пила кофе, смахнул ее в злости с тумбочки, разбивая о стену.
Устав метаться, сел на кровать, уперся локтями в колени и спрятал лицо в ладонях. Я должен с ней поговорить. Должен набраться мужества и узнать, почему она так поступила, почему предала меня. Но, черт подери, я не хочу знать ответ на этот вопрос! Не хочу слушать ее оправданий! Или хуже того, как она будет с презрением насмехаться над моей слабостью и смешивать меня с грязью.
У меня до сих пор перед глазами стояла ее маленькая фигурка на фоне темного провала камеры. Безропотная, покорная своей судьбе. Она искала мой взгляд. Пыталась найти в нем что? Сочувствие? Понимание? Она ждала вопросов. Но я молчал, не в состоянии найти в себе силы и поверить в ее предательство. Молчал, потому что боялся услышать ее ответ.
Сжав пальцы в замок, я сидел в темноте, опустив голову, глядя перед собой пустым взглядом. Свет от уличного фонаря пробивался сквозь неплотно задернутые занавеси, заливая желтой мерцающей дорожкой пол и часть письменного стола. И не было сил встать и включить свет. И даже было весьма уютно прятаться в этой темноте, точно в коконе, будто ничего не случилось. Будто я сейчас поверну голову и увижу ее светлые волосы, разметавшиеся во сне по моей подушке. Услышу ее сонное сопение. Проведу рукой по голове, едва касаясь пальцами шелка волос, чтобы не разбудить, и увижу на ее губах легкую улыбку.
Я до сих пор не мог поверить в неискренность ее чувств. Сыграть такое невозможно. Но она все же предала меня. Факты говорили сами за себя. Она скачала данные со спутника. Она каким-то образом передала их повстанцам. Она уничтожила их тайник с оружием, но остальные не тронула. Она знала, где находится их глушилка электроники, но за каким-то чертом полезла ее взрывать!
Мне были совершенно непонятны нелогичные мотивы ее поступков. Все казалось слишком запутанным и противоречивым.
А коли так, нужно, в конце концов, пойти и выяснить все самому.
И тут, тихонько скрипнув, отворилось окно, сдвигая в сторону легкую ткань занавески. Сначала в нем показалась грязная маленькая ступня, затем изящная тонкая ножка, потом золотистая светлая макушка, а следом уже и вся остальная девичья часть.
– Нина!
Как она умудрилась сбежать?!
Глава 20
Нина Климова, штаб главнокомандующего, восточный фронт.
– Нина!
А ты кого ждал? Черта с рогами? Я зло одернула на ноге задравшуюся штанину, и полная решимости не отступать, твердо посмотрела ему в глаза.
– Нам нужно поговорить.
«Если он сейчас позовет охрану или кинется на меня, я успею схватить его пистолет», – подумала я, и мы оба синхронно покосились на валяющийся на столе револьвер. Только я оказалась быстрее.
– Я хочу всего лишь поговорить, – сказала я, наставляя на него оружие. – Не вынуждай меня стрелять.
– Как ты выбралась? Почему не сбежала?
– Нам нужно поговорить, – упрямо повторила я, продолжая держать его на мушке и отслеживая каждое его движение.
– Если ты выстрелишь, сюда сбегутся люди. Тебе не уйти.
– Я не собираюсь никуда уходить. Я хочу лишь поговорить. Не двигайся. Я не хочу в тебя стрелять.
Он помолчал с минуту, пристально вглядываясь в мое лицо, затем кивнул:
– Хорошо, давай поговорим, – и, медленно стянув с кровати покрывало, шагнул ко мне.
Какого черта он делает? Я попятилась к окну, обхватила тяжелый револьвер двумя руками прицеливаясь в правую ногу.
– Тихо. Успокойся, – он примирительно поднял вверх руки, все еще продолжая сжимать покрывало. – Нам действительно нужно поговорить. Только не здесь.
Шаг. Еще шаг. Протянул руку, сгребая со стола пояс с пустой кобурой, и, не делая резких движений, застегнул его на талии.
– Здесь слишком людно. Не дадут поговорить спокойно, – продолжил он, делая еще один маленький шаг в мою сторону. Все, дальше пятиться уже некуда, я уперлась спиной в подоконник.
Еще один шаг – и вот он уже на расстоянии вытянутой руки. Если он сейчас нападет, то с легкостью отберет револьвер, я все равно не успею нажать на тугой курок, и я покорно опустила руки, давая ему возможность приблизиться ко мне еще на один шаг. Но он не напал, а, расправив покрывало, накинул мне на голые плечи.
– Что ты делаешь? – удивилась я.
– На улице холодно. Замерзнешь, – туманно пояснил он, осторожно забирая у меня оружие. Затем обхватив меня за плечи, сдвинул чуть в сторону, высунулся в окно, огляделся по сторонам и полез наружу. – Давай, вылезай пока никого.
Стоило мне только спрыгнуть на землю, как меня подхватили на руки и, закинув на плечо, точно мешок с картошкой, куда-то потащили. Рыпаться и задавать глупые вопросы «куда» и «зачем» меня несут, я не стала: скоро и так все прояснится. Главное, убивать на месте меня не собираются – и то ладно.
Вскоре мы остановились, тихонько заскрежетала дверца «катафалка», и меня сгрузили на пол.
– Сиди здесь и не высовывайся. Чтобы не произошло – ни звука, – предупредил он и закрыл дверцу «гроба». Какие-то у меня мрачные ассоциации возникли, б-р-р-р…
Ждать пришлось недолго, минут десять-пятнадцать, но босые ступни уже начали подмерзать. А потом хлопнула дверца водителя, заурчал мотор, и машина плавно тронулась с места. Но практически сразу остановилась.
Я замерла, прислушиваясь. Вот кто-то громко приказал «Стой!», затем тихий голос Энжью что-то ответил, слов я не разобрала, затем опять бравый отзыв «Проезжайте, Ваша Светлость!», и я поняла, что мы миновали ворота. Уф. И куда же он меня везет?
Ехали мы долго, я уже со счета сбилась повороты считать. Сначала ехали по дороге, и тряска была вполне терпимой, а потом, когда меня стало швырять из стороны в сторону, я поняла, что мы съехали на бездорожье. У меня зуб на зуб не попадал, но язык прикусить умудрилась, так меня трясло от лихой езды и от холода.
Но вот тряска неожиданно закончилась, «катафалк» остановился, мотор затих, и дверца распахнулась.
– Вылезай, – услышала я короткий приказ и, путаясь в полах покрывала, на четвереньках поползла к выходу.
Энжью глянул как меня нещадно трясет, чертыхнулся, спеленал покрывалом точно мумию и, вновь закинув на плечо, потащил куда-то в дремучий темный лес.
О! Сейчас он меня здесь и прикопает.
Но нет, вскоре мы вышли на небольшую полянку, и, извернувшись, при свете звезд я увидела небольшую избушку на курьих ножках. А, нет, это сваи были.
– Где мы? – проблеяла я из-под покрывала.
– Это охотничий домик. Здесь нас никто не найдет.
Здорово. Он решил меня тут бросить? И возможно лет через сто какой-нибудь случайно заблудший охотник найдет среди развалин мой побелевший скелетик.
Когда мои ступни коснулись холодных досок пола, я невольно вздрогнула и поджала пальцы на ногах. Съежилась вся, выбивая зубами барабанную дробь.
Энжью подсунул мне под попу шаткую табуреточку, заставляя сесть, и, сходив куда-то в другой конец избушки, притащил ватник, которым замотал мои голые ноги.
От этой заботы у меня слезы навернулись на глаза, но я решительно тряхнула головой, смахивая их с лица. Ни к чему сейчас эта сентиментальность: на жалость давить не собираюсь, и не хочу, чтобы он так думал.
Однако герцог на меня и не смотрел. Подкинув дров в печку, принялся за растопку. Возился долго, тщательно раздувая огонь. Было видно, что он специально тянет время, страшась начать разговор.
Не торопилась и я. Ничего хорошего от этого разговора я не ждала. В конце меня ждал только приговор и расстрел. И приближать время казни мне не хотелось совершенно.
Но вот огонь в печурке весело заиграл, и герцог выпрямился, посмотрел на меня. Я замерла и прикрыла глаза, собираясь с духом, но он вдруг подошел к шкафчику, скрипнул дверцей и, пошарив в его недрах, выудил на свет небольшой металлический чайник. Вышел с ним в сени, видимо за водой, вернулся, поставил чайничек на чугунную плиту на печи и вновь присел на корточки перед растопкой, подкидывая в зев колотые поленца что побольше.
И потянулось тягостное молчание.
Когда чайник закипел, Энжью снял его, отнес на столик за моей спиной, вновь покопался в шкафу, вытащил оттуда две алюминиевые кружки и жестянку, сыпанул из нее в кружки по щепоти какой-то сушеной травы и залил все кипятком. Сунул мне в руки одну из кружек и отошел обратно к печке. Оперся одной рукой о ее каменную стену и, сделав большой глоток, сказал, не оборачиваясь:
– Начинай.
– С чего?
– С самого начала.
– Не думаю, что о моменте моего рождения стоит сейчас говорить. Да и детдомовское детство тебе тоже будет не интересно. Ну а остальное ты читал в досье. Там все верно, – ну вот зачем я так, а? Ну почему даже в такие моменты я не могу не съязвить?!
– Почему ты работаешь на повстанцев?
– Я не работаю на них.
– Сколько тебе заплатил Бриан?
– Нисколько.
– Тогда почему ты работаешь на него? – он отставил в сторону кружку, и, наконец, посмотрел на меня. – Он твой любовник? Ты сочувствуешь повстанцам? Он контролирует тебя? Шантажом? Угрозой? Почему ты на него работаешь?
– Я не работаю на Бриана! – не сдержавшись, выкрикнула я и грохнула кружкой о стол, расплескав добрую половину. – Я работаю на Конфедерацию. И выполняю приказы только своего начальства. Даже если эти приказы идут в разрез с вашими. Что зачастую и происходит. Потому что цели у вас разные. Вы хотите победить любой ценой, а Конфедерации выгодно поддерживать равновесие в этой вашей бесконечной гражданской войне. Потому что так вы платите нам в два раза больше. Продали императору списанный спутник – красота. А вот еще «глушилки» для электроники завалялись – продадим их повстанцам. Продали императору устаревшие мины – повстанцам миноискатели. А вот изобретение интересное – Радио! – продали императору за сотню кубометров леса. А Слейко за два загоним.
И войну эту они будут поддерживать до тех пор, пока она выгоду приносит. И чем дольше длиться война, тем лучше. Главное – не давать никакой из сторон вырваться вперед. А для этого нужно равновесие соблюдать, чтобы, не дай боже, все не закончилось слишком быстро. Поэтому я здесь. Это моя работа – поддерживать это чертово равновесие!
Ваш спутник давал вам слишком большое преимущество. Нужно было его уничтожить. Надо, так надо – приказ есть приказ! Потом обнаружились схроны с оружием у повстанцев, которое попало к ним непонятно как, и которые так же необходимо было ликвидировать, иначе они бы пошли на прорыв. И у них, как ты понимаешь, был бы нехилый шанс сломать вашу линию обороны. А это недопустимо: равновесие нарушится. Но взорвать я смогла только два, на болоте и в горах. А остальные десять преспокойно передала в ваши руки, нарушая прямой приказ Конфедерации.
– Взрыв патронного завода тоже твоя работа?
– Нет. Это диверсия повстанцев. Мне о ней ничего не известно. Но я полагаю, что данные со спутника, что я им передала, помогли им его взорвать.
Колин, я понимаю, как это выглядит со стороны, и что ты сейчас чувствуешь, – он резко мотнул головой, отрицая мои слова, но я все же подняла руку, требуя выслушать меня до конца. – Тебе кажется, что я предала тебя. Но это не совсем так. Я прилетела на Зорану, имея определенную и четкую цель. Я исполняла приказы своего командования. Пока не узнала тебя. Пока ты не перевернул мою жизнь с ног на голову. Пока ты не стал для меня приоритетом. Твоя жизнь, твоя победа – вот что стало моей целью. И плевать мне уже на Конфедерацию. А тут повстанцы со своей чертовой глушильной установкой! И если бы я ее не уничтожила, то повстанцы уничтожили бы вас. А я не могла этого допустить. Ведь тогда бы погиб и ты. Наверняка. А без тебя война императора была бы проиграна. А без тебя и я бы…
Я замолчала, прикрыла глаза, давая ему возможность осмыслить все вышесказанное.
– Почему ты не сбежала, пока была такая возможность? – в его голосе прорезались мучительные нотки. – Ты же понимаешь, что я должен буду провести расследование и обо всем доложить императору? Тебя переправят в столицу, и там за тебя примутся его костоломы! – он развернулся ко мне лицом, напряженный, измученный, со сжатыми кулаками и болью в глазах. – Император казнит тебя как предателя. Ты понимаешь это?!
– Понимаю, – пожала я плечами и отвернулась, уткнувшись взглядом в темную законопаченную стену сруба.
– Тебе нужно убираться с Зораны. Валить на эту свою… Конфедерацию. Подальше от императора и его дознавателей! Там ты будешь жива! Понимаешь?! – в пару шагов он подлетел ко мне, нависнув скалой, подцепил за подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза.
– Это ты не понимаешь, – прошептала я, попадая в плен его глаз. – Я нарушила приказ. Я поддалась своим желаниям и симпатиям. Я ненадежна. Я показала свою профессиональную несостоятельность. А Конфедерации такие не нужны. Я лишь инструмент… испорченный инструмент, который проще выкинуть, чем починить. Таких детдомовских сироток у них еще миллион – расходный материал. И очень удобный в управлении. А сломался – в расход, и не вспомнит о сиротке никто. Некому вспоминать. Мы лишь призраки. Нас используют для таких вот грязных работ. А если прокололся – пуля в висок. Поэтому в Конфедерации меня ждет только смерть. Где бы я не спряталась, меня найдут и убьют. Но сначала допрос. С сывороткой. Которая через несколько часов выжжет мне весь мозг.
Я отстранилась, вырываясь из плена его жестких пальцев и усмехнулась:
– Я лишь девчонка, глупая, влюбчивая дурочка. Только такую посредственность и могли отправить на отсталую планетку к наивным аборигенам. Но даже здесь я умудрилась все испортить. Так что нет у меня в Конфедерации шанса. Ни единого.
– Хорошо. Тогда спрячься где-нибудь на Зоране. В глуши, в лесу, в горах. Да где угодно!
– И сколько я так проживу? – я стала нервно мерить шагами комнату. – Одна на незнакомой планете. Без знания языка и средств. Не зная ваших традиций и устоев. Отличаясь от вас как небо и земля. Постоянно прячась и от Конфедератов, и от императора… и от тебя тоже. За мою голову назначат награду, и тогда любой встречный будет рад заложить меня властям. Итог в любом случае будет один.
Я остановилась напротив него, всмотрелась в любимое родное лицо, упрямо сжатые губы, морщинки, разбегающиеся от крыльев носа, хмуро сдвинутые брови, усталые глаза. Слишком много боли я ему принесла. За что? Он этого не заслужил.
– А знаешь, что? Лучше убей меня сам, – метнувшись вперед, выдернула из кобуры его громоздкий допотопный револьвер, и кое как, окоченевшими в конец пальцами, приставила его дулом к своему лбу. – От стольких проблем избавишься сразу. И труп тут же где-нибудь прикопаешь. А остальным скажешь, погибла при попытке к бегству. Ну же!
Я ухватила его за безвольно висевшую руку, положила ее на рукоятку. Его пальцы тут же с силой вцепились в нее, как утопающий за соломинку. А я сжала в кулаках длинное дуло, чтобы не дергалось, прижалась лбом плотнее, зажмурилась, сдерживая внутреннюю дрожь. Давай же! Стреляй! Чего ты тянешь?!
В следующий миг револьвер выкрутился из моих скрюченных пальцев и отлетел куда-то в сторону, то ли подальше от соблазна, то ли подальше от моих кривых лапок.
– Ты чего творишь?! С ума сошла что ли?! Хотел бы убить, давно бы уже это сделал. А я только и делаю, что спасаю твою… – не договорив, он замолчал, отвернулся, запустил пятерню в волосы. Постоял так несколько секунд, затем глухо спросил:
– Сблизиться со мной, тоже была… твоя работа?
– Что?! Вот, значит, как…
Это было больно. Словно ножом по сердцу полоснули. Такого я от него не ожидала.
– Будь у меня такое задание, довела бы его до конца, несмотря ни на что, а не убегала бы от тебя раз за разом, заставляя поворачивать время вспять! Я хотела уйти, черт тебя подери! Пока все это не зашло слишком далеко. Но ты мне не позволил! Ты заставил меня поверить, что у нас может быть будущее. И я поверила тебе, дурак ты этакий! Потому что безумно хотела в это поверить! И глушилку эту гребаную минировать полезла, наперекор всему, нарушая все мыслимые и немыслимые правила. Будь это только моей работой, я и пальцем бы не шевельнула. Но я полезла! Ради тебя. Ради нас с тобой. Ради твоей победы. За что и получила сполна. Сдохла же! Да туда мне и дорога, – я махнула рукой от досады, и сникла. – Но ты опять все сделал по-своему. Почему ты не отпустил меня? Умри я тогда, сейчас не было бы так больно!
– Прекрати.
– Я передала коды спутника и взорвала тайники, да – это моя работа. Но все, что я делала потом, я делала это ради тебя. Да, я предала тебя, выполняя приказ Конфедерации, а потом предала Конфедерацию ради тебя… Поэтому нет у меня теперь шанса ни здесь, ни там. Поэтому и не сбежала. Некуда мне бежать. Лучше уж я здесь, с тобой… при попытке к бегству… Так что делай что должен – отправь меня к императору или сдай Конфедерации. На мое место пришлют кого-нибудь другого. Более компетентного…
– Да не надо мне никого другого! – Колин сорвался с места и схватил меня в охапку, сжал так, что ребра захрустели. Уткнулся носом в макушку, целуя волосы. – Ну что же мне с тобой делать, шпионка моя любимая?!
– Перевербовать?
Колин Энжью, охотничий домик, Зашимовский лесной массив, в 20 км от штаба главнокомандующего восточного фронта.
– Перевербовать?! И как ты себе это представляешь?
– А что? Я и так уже давно на тебя работаю. Осталось только убедить в этом всех остальных. А конфедератам я буду продолжать слать дезу. Они, кстати тоже уверены, что оборонный завод моя работа.
– Ну, отчасти они правы.
– Вот-вот, – кивнула она и задрожала. Совсем замерзла. Опять босая на голом полу стоит.
Подхватил ее на руки, отнес на топчан, завернул в одеяла. Ватник бросил на печь прогреться и чайник на плиту поставил, а то совсем остыл. С теплым ватником вернулся к девушке, укутал им ноги, потом посмотрел на ее покрасневший нос и схватил на руки, устроил у себя на коленях, согревая своим телом. Совсем мелкая, тонкая, хрупкая. Нежная моя девочка. Никому я тебя не отдам. Спрячу ото всех, хоть здесь в лесу, хоть в пещере, от всего мира. Глотку перегрызу, кто тронет. Вякнуть не посмеют.
– А про спутник своим что скажу? Мол, сам взорвать приказал? Якобы старый, ненадежный, ломался постоянно и давно заменить пора?
– Подожди-подожди, в смысле заменить? Зачем?
– Этот старый хлам уже давно барахлил, то сигнал пропадет, то на связь не выйдет, то данные искаженные присылает, то помехи. Техник сказал, его перепрошивать нужно. Вот я и подумал, зачем мне залатанный спутник? Все равно рано или поздно опять порвется, лучше новый купить.
Она засмеялась и взъерошила мне волосы.
– Перепрошивать – это переустановить на нем все системы. То есть удалить все старые и установить по новой. Только странно как-то он у вас барахлил. Обычно, если спутник этой модели ломается, то это окончательно, раз и навсегда. А тут то сломался, то починился, то сломался, то починился. Чудной он у вас какой-то… был.
Девушка замолчала и вдруг вскинулась, постучала задумчиво пальчиком по губе.
– Отчего Конфедерация так настойчиво стремилась уничтожить ваш спутник? Почему им это было так необходимо? Зачем уничтожать старье, если его и так собирались заменить? Что не так с этим спутником? Странные поломки, которые сами же и чинились. Неверная передача данных. Искажение сигнала. Не выходит на связь в определенные моменты. Такое чувство что им управляли… Твою ж мать!!! Колин, прости, но мне кажется ваш спутник давным-давно хакнули.
– Что сделали?
– Взломали. Боюсь, им пользовались не только вы, но и повстанцы, и конфедераты. Вы следили за повстанцами, они следили за вами, а конфедераты и за вами, и за ними. И тут ты решил его перепрошить. Если бы ты это сделал, то, во-первых, узнал бы, что ваш спутник – совсем не ваш, и у него есть и другие пользователи, а во-вторых, ты бы снес все его старые программные установки, то есть лишил бы их всех возможности за вами следить. Теперь понятно, почему все так стремились его уничтожить! Но откуда они узнали, что ты хотел его перепрошивать?
– Я, если честно, просто хотел его заменить на новый. Перепрошивку предложил техник. Если бы он был связан с повстанцами или Конфедерацией, то вряд ли бы такое предложил, не так ли?
– Логично. Тем более техника на вшивость вы уже проверяли. Он чист. Но кто еще, кроме техника, мог знать о перепрограммировании спутника?
– Никто. Я не собирался его перепрограммировать. Я решил, что купить новый будет проще, чем бесконечно чинить старье.
– Кто-нибудь еще был в курсе твоих планов? Откуда конфедераты узнали о том, что ты хотел его заменить?
– Понятия не имею. Это были всего лишь мысли. Я ни с кем ими не делился.
– Никому не говорил? Никаких запросов не делал? Писем никому не писал?
– Нет. Я же говорю, это были только планы. В ежедневник записал, чтобы не забыть.
– В ежедневник? А где твой ежедневник?
– Хм. Вроде в сейфе лежит.
– Точно?
– Я обычно его туда кидаю, по привычке.
– А ключи от сейфа всегда при тебе?
– Да.
– И на столе ты свой ежедневник не оставлял?
– Не могу сказать. В любом случае никаких секретных данных в нем нет, и прятать его особой надобности нет. Мог и на столе оставить.
– Кто имеет доступ в твой кабинет?
– Да кто угодно. Проходной двор, а не кабинет. Но при мне никто в мой блокнот не смотрел – это точно.
– Ясно. А кто имеет доступ в твой кабинет, когда тебя там нет?
– Адъютант. Он следит за порядком, у него есть запасной ключ… Адъютант, мать его за ногу!!! Прости, милая, нам пора возвращаться.
***
Адъютанта мы взяли прямо в постели. Он спокойно спал сном праведника с чувством выполненного долга. Я ему даже позавидовал, он-то хоть выспался этой ночью в отличие от меня. Мне вот еще совещание экстренное провести нужно, а уж потом… Но для начала кофе…
– Ваша Светлость, позволите? – заглянул в кабинет князь Таффа. Он был последним.
– Проходите, – махнул ему рукой.
– Рановато что-то сегодня для совещания, – пробурчал он, усаживаясь на свое место и попутно кивая остальным.
– Ну так и случай неординарный. Итак, сегодня ночью за пособничество повстанцам был арестован мой адъютант, граф Риззо. Это он передал лидерам повстанцев схемы прокладки кабелей и частоту передачи наших радаров. На допросе он все подтвердил.