Надежда Владимировна Никишова
Шпионка
Ах, ты ж, дрянь какая! К такому повороту я была не готова. Вряд ли у меня иммунитет имеется от этой неизвестной мне крианской наркоты. От этой заразы нас не прививали. На всю галактическую дрянь панацеи не наберешься. Тут и одной дозы хватит, чтобы мне мозги расплавило начисто.
– Мяу! – выдала я покладисто и грациозно сползла на пол к ногам Его Светлости. Приняла позу покорности и преданно заглянула в глаза мужчине. – Ну зачем же так кардинально? Мур… – мурлыкнула я, и щекой потерлась о мужские бедра. – Вы же хотите здоровых детей, не так ли, господин герцог? Разве вам нужно слабоумное потомство? – томно проворковала я и глазами указала на девушку-лисичку, намекая на ее состояние.
Его Светлость тоже перевел на нее взгляд, затем кивнул головой своим воякам, и те буквально сорвались со своих мест, забегали, засуетились. Один столик прихватил, второй за кресло уцепился, а третий девочку-лисичку за ошейник ухватил и к выходу ее поволок, не обращая внимание на ее придушенные хрипы. По полу ее волочит, а сам на нас с Его Светлостью смотрит, видимо любопытство снедает, чем мы тут с герцогом заниматься будем. Это был тот самый служака, что Слейко приставил ко мне судно за мной выносить.
– Я готова родить вам ребенка, – отвлекла я на себя внимание Его Светлости, – при одном условии…
Я скользнула руками вверх по ногам мужчины, и легонько царапнула кожу на животе.
– И? – заинтересовался Слейко, едва заметно двигая мне навстречу бедрами.
– Если вы обменяете мои цепи на ее поводок, – сказала я и лизнула впадинку его пупка.
– Согласен, – кивнул он, и, засунув в карман наркотик, одним движением скинул с плеч свое пальто. Стянул с рук перчатки и потянулся ко мне, зарываясь пальцами в волосы, отчего моя прическа рассыпалась, а костяные спицы, удерживающие пучок на затылке, упали на кровать. При этом широкие ладони Его Светлости преспокойно прошли сквозь мои цепи, не шелохнув их ни чуточки.
Это было сделано специально для меня. Показательно. Эти оковы могли удержать только меня, для него они всего лишь пустое место.
Эх, и даже придушить его этими цепями не получится, можно и не мечтать.
Я усмирила свою кровожадность и подцепила ногтем костяную пуговичку, стягивающую его брюки.
Сбежать я успею всегда, но для начала было бы неплохо разведать свою дислокацию. Глупо метаться по незнакомой местности, не зная путей отхода и не имея соответствующего снаряжения. Потому барахлишко свое, незаконно уворованное, надобно было вернуть. Нефига оставлять в стане врага такие опасные игрушки. Ведь они могут ими еще и воспользоваться.
А как это сделать, если меня даже из комнаты не выпускают?
***
Гулять меня вывели уже на поводке. Отворив дверь лестничной площадки, мы вышли на неширокий открытый балкончик на уровне второго этажа, что опоясывал по периметру здание моей тюрьмы. А судя по строению внутренних коридоров и окружающей территории, это была именно что тюрьма, либо больница строго режима для осужденных заключенных. Об этом говорили и тесные комнатушки с малыми высокими окнами, и усиленные железные двери со смотровым окном. Да и территория вокруг охранялась на должном уровне. Высокий забор, колючая проволока, устроенные по периметру вышки с гнездами постовых, и прожектора на крышах зданий. Да и сами строения были хорошо укреплены и просматривались со всех сторон. Просто так не проскочишь.
Бриан устроил свое логово на базе бывшей тюрьмы, что было весьма неглупо. Штурмовать это место не так-то просто, и с коммуникацией не возникнет проблем, наверняка у него тут налажены и поставки продовольствия, и склады есть на случай осады, и скважина с водой. Все автономно.
Изучить все это было жизненно необходимо, но, блин, холодно!
Зарешеченный частой мелкой сетью балкон не укрывал ни от ветра, ни от зимней прохлады и я в своем костюме Евы, съежилась, обхватив руками плечи, пытаясь унять невольный озноб.
К счастью, до этого тугодума Светлопровозглашенного дошло, что я одета совсем не по погоде, и он сжалился надо мной, скинул с широких жестких плеч свое стильное пальтишко и на меня нацепил. Я кокетничать не стала, запахнулась в него, обернув вокруг себя в два оборота, и носом в воротник пушистый зарылась. Мне бы обувь еще где раздобыть, так и вообще за счастье будет. Прямо хоть сейчас в побег срывайся, наплевав на все и вся. Но обуви мне не дали. Придется потерпеть. Поэтому гуляем, дышим и наблюдаем. Когда еще мне выпадет подобный шанс вырваться из своей камеры?
Я погладила пушистую шерстку чернобурки и провела рукой по мягкой коже пальто, удивляясь ее тонкой структуре и хорошей выделки.
– Что это за кожа такая? – спросила я из чисто познавательного интереса. – На свиную вроде бы не похожа. Телячья?
– Человеческая, – коварно ухмыльнулся Его Светлость и глаз прищурил, наблюдая за моей реакцией. А реакция у меня была бурная. Но не потому, что я истеричка, а потому что я ему поверила. Этот тип способен на все! И судя по моим наблюдениям, подобное имело место быть, причем с очень большой вероятностью.
Я с трудом сдержалась от того, чтобы с воплем не содрать с себя эту отвратительную одежку, только передернулась невольно от отвращения. И это не укрылось от Его Светлости – растянул губы в глумливой усмешке и подался ко мне. За подбородок ухватил стальными пальцами, к лицу склонился, буравя меня глазками-угольками.
– Не нравится? – выдохнул он мне в лицо. – Мне тоже не нравилось поначалу. Но я привык. И ты привыкнешь. Все равно выбора у тебя нет…
«Выбор есть всегда», – хотела возразить я, но не стала. В полемику с ним вступать не собиралась. Очень уж мне не понравился его пристальный взгляд, с которым он всматривался в мое лицо, изучая на нем каждою черточку.
А потом он потянулся ко мне, коснулся губами рта, накрывая его, и я дернулась, вырываясь из его захвата. Вот только слюнявых поцелуев с ним мне еще не хватало! И так тошнота к горлу подкатывала, еле сдерживалась, а тут он еще лизаться удумал! Фу, гадость какая!
– Это не входит в мои служебные обязанности, – заявила я и отвернулась, отходя от герцога на длину поводка. Думала, он разозлится, но нет, дернул за мой ошейник, показывая кто тут хозяин, и усмехнулся.
– Может, контракт подпишем и условия обговорим? – предложил он. – На год для начала, а?
– Было бы неплохо. Я обязательно включу туда пункт о недопустимости поцелуев и об обязательных ежедневных прогулках.
– Посмотрим, – ответил он и потянул меня дальше, предлагая продолжить нашу прогулку. Я была совсем не против, босые ноги уже едва не примерзли к ледяному полу балкона.
Точно гостеприимный хозяин, Бриан угодливо и горделиво показывал мне свои владения, особо направляя мое внимание на охранные посты и высокий забор с многоярусной проволокой по всему периметру базы. И я бы совершенно не удивилась, если они по ней и ток электрический пустили, но уточнять это не стала, во-первых, чтобы на мысль подобную не навести, а во-вторых, чтоб не выказать своей заинтересованности, а вот к блок-постам и въездным воротам присмотрелась, и уже так, навскидку, нашла сразу несколько лазеек в их системе безопасности.
Его Светлость данной демонстрационной прогулкой преследовал совсем иную цель. Он планировал показать мне безнадежность попытки моего побега. Доказать, что у меня нет ни шанса вырваться из этой его хорошо охраняемой тюрьмы. Я его разуверять не стала. Хмурилась. Губки кусала. Прятала (не очень хорошо, правда) обреченность в глазах. У меня не было шансов. Осталось смириться и покориться воле хозяина.
Однако увидела я предостаточно для первого раза. Смысла тут мерзнуть больше не было, и я прильнула к мужчине, встала голыми пальчиками на его большие ступни в высоких ботинках.
– Холодно, мой господин, – зашептала я ему на ухо. – Согрейте меня…
Мужчина дернулся от неожиданности, будто я его током шибанула, отстранился слегка, недоверчиво вглядываясь в мое лицо, затем на руки подхватил и стремительно потащил внутрь здания.
Но в этот раз мы направились не в мою «золотую клетку», а прямиком в его апартаменты. Они у него находились тут же, на втором этаже, и были не в пример больше моих. Тут и стол письменный поместился, и столик тот самый с изогнутыми ножками, и кресло знакомое в углу, а еще я заметила скрытый накладной панелью сейф на внутренней стене комнаты и нишу с большой двуспальной кроватью, укрытой лохматыми, похожими на овчину шкурами.
Слейко, не останавливаясь, сгрузил меня прямо на эту кровать и принялся спешно стаскивать с себя одежду, швыряя ее прямо на пол. Я ему не помогала, сидела на шкуре, поджав под себя ноги, водила рукой по меховой подстилке и молча смотрела на этого великолепного мужчину.
Красивый, зараза, породистый. Хоть и худощавый, но жилистый, плечистый, сильный. На Колина совсем не похож. Энжью чуть ниже, плотнее, с приятной округлостью мышц. И лицо не такое смазливое. Но безумно притягательное. Дорогое. Родное. Любимое. Господи, как же я соскучилась по нему!
А Бриан тем временем на кровать забрался, ботинки скинул, штаны стянул и потянулся ко мне, стаскивая с моих плеч свое человеческое пальто. Затем рукой мне в грудь уперся и опрокинул навзничь на прохладные подушки. Я раскинула руки, ощущая под пальцами мягкую бархатистость тонко выделанной кожи и напряглась, взвиваясь пружиной вверх.
– Расслабься, – усмехнулся мужчина, подаваясь ко мне ближе, – это телячья…
Нельзя сказать, что это сильно меня успокоило, но все же, дергаться я перестала и позволила ему уложить меня на подушки.
Его Светлость подтянулся повыше, поводок мой на крюк зацепил и замком защелкнул, чтоб не сбежала.
Так, посадив меня на очередную цепь, Слейко далеко уходить не стал, навис надо мной, пыша на меня жаром своего обнаженного разгоряченного тела и склонился к лицу.
Заглядывать в глубины его темных глаз я не желала и от близости его меня, честно говоря, воротило, но все, что я могла себе позволить – лишь отвернуться, закрыв глаза. Но мужчину это не смутило, он коснулся губами моего закрытого века и заскользил языком вниз по скуле на шею и плечо. Я дернулась, отстраняясь, не совсем понимая, к чему эти нежности, но Бриан лишь усмехнулся тихо себе под нос, и стал покрывать легкими укусами-поцелуями мою шею, грудь, ключицы. Потом спустился чуть ниже, прочертив влажные дорожки вдоль живота.
Он ласкал меня нежно, легко и невесомо касался кончиками пальцев и губами. Он доводил меня до вершины и, не давая взорваться, отступал. Он играл со мной, чувственно, искусно, умело. Слишком тонко, слишком искушено. Он буквально нутром ощущал мою грань и отступал, когда я была на пределе. Он играл с моим телом, как на сложном музыкальном инструменте, вызывая во мне шквал эмоций, вырывая у меня звуки страсти, которые я не хотела произносить, но удержать их в себе не могла. Он владел мной. В буквальном смысле – душой и телом. Я хотела его и молила не останавливаться. Меня трясло от его прикосновений. И тошнило от собственных противоречивых чувств. Он смотрел мне в лицо, читая мелькавшие на нем эмоции, ловил мой взгляд, вглядывался в мои глаза, пытаясь разглядеть в них что-то. И это что-то было для него очень важным. Какую эмоцию он хотел в них увидеть? Какое чувство хотел уловить?
Доказать свое превосходство? Свою власть над моим телом? Заставить меня полюбить его?
– Нет! – выкрикнула я на пике эмоций и сорвалась в пропасть, содрогаясь всем телом.
– Да, детка! – воскликнул он и качнулся, продолжая мою агонию. Он двигался в совершенно невообразимом, безумном темпе. Он воспламенил мне кровь. Взорвал мое тело. Он заставил меня кричать и метаться, и удовлетворенно усмехнулся, присоединившись к моему наслаждению.
Он накручивал на палец выбившийся из моего растрепавшегося пучка локон, улыбался мне сладко и загадочно, и гладил лицо костяшками пальцев, изливая на меня свою непонятно откуда взявшуюся нежность. Я же лежала тихой мышкой, медленно приходя в себя после столь бурного прихода и тупо пялилась в потолок. Мда. Такого со мной еще не случалось. И я еще сомневалась в его опыте? Да он просто машина для секса! Да он буквально рожден для этого!
«Охохонюшки… Дайте мне силы пережить все это!» – с грустью подумала я.
Потом повернула к нему голову и сказала:
– У тебя выпить случайно ничего не найдется? – ну, как-то продолжать ему «выкать» после всего пережитого у меня уже не получалось.
– Хм… – протянул он задумчиво, – хорошая мысль.
Плавным грациозным движением Бриан соскользнул на пол, обул ботинки и пошагал к встроенному в стену бару, натягивая по пути свои излюбленные перчатки. Я же с интересом разглядывала ямочки на его упругих ягодицах и завораживающую игру мускулов на спине. Красивый мужчина. Идеальный. Лучший подарок для любой королевы. Он бы мог сделать себе карьеру, продавая свое тело за трон и корону, но подался в повстанцы, устроив бесперспективную гражданскую войну.
– Зачем тебе все это? – вдруг вырвалось у меня. – Нашел бы себе симпатичную богатую бабенку, имел бы ее в свое удовольствие и жил бы себе тихо и мирно до самой старости. Зачем тебе вся эта борьба за власть? Зачем гробишь себя? Ведь вам же все равно не победить!
– С чего ты взяла? – обернулся он и посмотрел на меня, удивленно распахнув глаза.
– Да ты же и сам это понимаешь! Иначе с чего бы тебе понадобился этот обходной маневр с законным наследником и герцогским титулом, если ты собираешься стать аж самим императором?
– Хм. Жизнь такая непредсказуемая. Никогда не знаешь, что ждет тебя за углом, – сказал он и вытащил из бара пузатую бутылку с темной коричневой жидкостью.
– Это точно, – согласилась я с ним. – И все же ты прекрасно понимаешь, что власть тебе не удержать. В твоей крови нету той силы, что сделает тебя настоящим императором. Ты не удержишь трон.
– Ты и об этом знаешь, – сказал он сам себе, констатируя факт, и его левая бровь при этом удивленно изогнулась, наморщив высокий лоб.
– Начнутся распри. Борьба за корону. Дележ мира и бесконечные войны. А пока вы тут будете убивать друг друга, Конфедерация и ее прихлебатели выкачают из вас все ресурсы и оставят одних помирать на вами же убитой планете. Зачем тебе это?
Бриан отвечать не спешил. Откупорил бутылку. Швырнул пробку на стол. Понюхал вырвавшийся из горлышка аромат и плеснул в свои странные кубки-рога по паре глотков.
– Я знаю, – наконец сказал он. – Но я хочу, чтобы Кримп задумался. Мы живем по законам тысячелетней давности. Устои, традиции, взгляды – они давно устарели. Все это жуткая дикость! Все запорошено пылью тысячелетий и не меняется! Мы открыли электричество, построили заводы и фабрики, над головою летают спутники и пришельцы на космических кораблях, а мы до сих пор делим людей на ранги по праву рождения! Гениальный ум, талант, упорство – это все ничто! Если ты родился среди черни, и ты гениальный скульптор, то твой удел – это вырезать куколок для деревенских детишек! Или взять, к примеру, право крови у высшей аристократии?! Разве всё их достоинство только в их крови? Почему за нас все решает случайная мутация и удачный расклад? Почему, даже обладая даром крови, ты будешь изгоем в своем обществе, только лишь по тому, что умудрился родиться не так, как принято в обществе?!
– Так вот что тебя волнует… – пробормотала я. – Ты затеял всю эту войну лишь потому, что родился бастардом?
Слейко бросил на меня хмурый взгляд из-под бровей, схватил свой кубок и резко опрокинул его в себя.
– Войны начинают и из-за меньшего. Я родился бастардом и это всецело моя вина. Не моей гулящей матери! Не ублюдка отца, у которого не хватило смелости признать меня своим сыном! Моя! Как будто я мог выбирать?! И эта проклятая кровь! Родись я в обычной семье, отдали бы меня в приют или в другую семью – и концы в воду. Но императорскую кровь не спрячешь. Рано или поздно она проявит себя. И еще не известно, КАК она себя проявит. Мне вот досталась сущая ерунда! Тело, не способное сохранять свою форму. Как мне сказал тот зеленый крианец, нестабильная молоко… молоку…Черт, забыл!
– Молекулярная структура, – подсказала я.
– Точно! – обрадовался Его Светлость и, плеснув в свой опустевший кубок еще вина, пошел обратно. Причем пошел он напрямик, через стол, прямо-таки просочившись сквозь столешницу и стоящую на ней пузатую бутылку.
А я, вытаращив от ужаса глаза, как на представлении у иллюзиониста, смотрела на то, как его верхняя половина туловища плавно скользит над гладкой поверхностью стола, а нижняя часть преспокойно шагает под ним, поглощая в себя изогнутые кованные ножки одну за другой.
– Сколько я мучился с этой хренью! Ведь все, к чему я мог прикоснуться – это органическая материя. Человеческое тело, шкура и кости животных – вот и все, к чему я могу прикоснуться и что я могу ощущать. Я не чувствую шероховатость камня, полированную гладкость стекла, холод металла и мягкость ткани.
Мужчина подошел к кровати и присел на нее, протягивая мне кубок. И стоило мне взять его, как он преспокойно откинулся на обитую кожей спинку кровати и, сбросив на пол свои ботинки, повернулся ко мне боком, подперев голову рукой.
– Но зато я могу чувствовать упругость женского тела, – сказал он тихо, окидывая меня долгим взглядом с головы до ног. – Именно этим я и занимался долгие годы. Я превратил это в искусство. Танец тела – это мое кредо. Но человеческое существо такое непостоянное. Чтобы чувствовать себя живым, ему нужна новизна. Я пресытился приторностью любовных утех. Стал находить удовольствие в извращениях. Боль. Насилие. Девочки. Мальчики. Это тоже своего рода изучение чего-то нового. Найти грань между наслаждением и болью. Понять различие полов и их предпочтения. Определить собственные приоритеты. Но и это все приелось со временем. Все пустое, никчемное. В этом нет смысла жизни. Я ничего не изменю, живя такой жизнью. А я хочу перемен. Шагнуть за горизонт своих возможностей. Но все что я могу – это только трахаться…
– Боже! – воскликнула я. – Мне бы твои возможности! Да я бы миллиарды зарабатывала! Да на одних бы фокусах разбогатела! Да тебе же никакие преграды не страшны! Из любой тюрьмы сбежишь! Сквозь любые стены просочишься! Это ж можно банки преспокойно грабить! Никто тебя не поймает!
– Банки грабить?! Ха-ха-ха!!! – вдруг зашелся он веселым смехом. – Грабить говоришь? – Бриан вдруг подскочил на кровати, спустил голые ступни на дощатый пол и вдруг провалился по пояс сквозь него. Успел лишь руками в перчатках уцепиться за кровать, и так себя обратно на нее и подтянул, усаживаясь на шкуру. – Еще показать?
Натянув на босые ноги ботинки, он прошествовал к столу, стянул с руки перчатку и попытался схватить голой рукой бутылку, но та, как мираж проходила сквозь пальцы раз за разом. Мужчине это в конце концов надоело, и он схватился за нее другой рукой, опрокинул ее вверх донышком и подставил под льющуюся струю открытый рот.
Утер губы запястьем и обернулся ко мне, прищурив глаз:
– В банк-то я может и попаду, вот только вынести из него ничего не получится. Ну если только в себе. Но вы уж извините, столько золота я не сожру!
Поставив бутылку на стол, Бриан подошел к кровати и присел на ее край, ссутулив плечи.
– Единственное к чему я могу прикоснуться – это плоть, кожа и кости. Потому и хожу зимой и летом в одних и тех же штанах, – усмехнулся он и, подобрав валяющиеся на полу кожаные брюки, потряс ими демонстративно.
Громко звякнув стальным кольцом, из кармана вывалилась связка ключей и шмякнулась на пол у его ног. Он подобрал их и подкинул на ладони, сжимая в кулаке, и я заметила, что головки у всех ключей были не обычными, никелированными, а в обмотке из тонкой полоски кожи. И бородки на длинном стержне имели довольно сложные вырезы. Не простые это были ключи, явно от важных замков. И это стоило отметить.
Допив остатки вина, я перевернулась на живот, уронила на пол пустой кубок и сложила руки перед собой, устроив на них подбородок.
Мужчина сунул связку обратно в карман и бросил свои штаны на спинку кресла. А затем повалился обратно на кровать, сложил руки за головой и скрестил ноги, так и не сняв с них своих громоздких ботинок.
– Наши сильные стороны – это так же и наша слабость, – сказал он. – Тут я с императором совершенно согласен. Никто не должен знать о наших слабостях. Поэтому мы скрываем и свою силу. Все, кто знал о ней, до этого часа не дожили.
– А как же я? Тоже убьешь? – закономерный вопрос, не находите? Я, можно сказать, еще только жить начинаю!
– А ты – моя женщина. И пока не родишь мне сына, ты отсюда не выйдешь. А потом я тебя убью, сниму с тебя твою нежную белую кожу и сошью себе исподнее. Из твоей мягкой шкурки выйдут просто замечательные трусы, – сказал он томно и, повернувшись, провел костяшками пальцев по моей спине вдоль позвоночника к ягодицам и дальше вдоль бедра. А у меня от его слов мурашки по всему телу выступили. Ведь я ничуть не сомневалась, что он именно так и сделает. С трудом удалось сдержать дрожь омерзения. Я лежала тихо-тихо, боясь шелохнуться, но Бриану было плевать на мои переживания, он их просто не заметил. Заскользил ладонью обратно вверх, огладил попку, но я дернулась, не позволяя ему проникнуть глубже. Что-то у меня после таких откровений настроение игривое совсем пропало.
– Знаешь что, – отстранилась я и отползла в сторону от его жестких пальцев, усаживаясь в изголовье кровати, – давай на сегодня устроим перерыв. Отдохнем друг от друга.
– А я от тебя не устал, – заявил он и подтянул меня за ногу к себе ближе, но тут в глаза мне посмотрел и брови удивленно вскинул: – Ты что, обиделась что ли? Да брось! Я ж пошутил! – и как ни в чем не бывало продолжил свои поползновения.
Нет, не буду я никогда его женщиной. Мне таких не понять. Оскорбят, унизят, грязью обольют и искренне не понимают, почему их слова так задевают других. Ведь он ничего же такого не сказал, на что стоило так обижаться! А раз не на что обижаться, значит все нормально, можно и дальше делать что хочется.
– Ну давай, иди сюда. Хватит уже глупостями заниматься! – заявил он требовательно, но я на него даже не посмотрела. Мысленно я была сейчас далеко.
Где-то там, за тридевять земель страдает и мучается без меня мой Колин. Мой единственный и родной мужчина на всем белом свете. Потому что только он понимает меня лучше кого бы то ни было и никогда не опустится до подобного оскорбления.
– Ну хорошо, – отвалил наконец Его Светлость и встал с постели. Перчатку свою натянул, к столу письменному подошел, вытащил из верхнего ящика небольшой стеклянный флакончик и обратно вернулся. За ногу меня схватил, дернул на себя резко и коленом к постели придавил, чтоб не дергалась. За вторую ногу дернул, отбрасывая ее в сторону и рукой зафиксировал. Отколупнул у флакончика крышечку и перевернул его, выливая мне на лобок несколько тягучих маслянистых капель.
Я сначала ничего не почувствовала, а потом вдруг как по команде вся кровь в организме резко схлынула вниз и запульсировала внизу живота, как будто у меня в чреве огненный шар зародился, как в глотке у дракона, и сейчас вот в этот самый миг вырвется наружу, спалив тут все нафиг. Но огонь не вырвался, а взорвался внутри меня, точно гигантский фейерверк, защекотал нутро, разбежался огненными змейками по венам, словно пузырьками газа взорвался в голове и у меня крышу снесло. Внезапно накатило такое дикое желание, что у меня разум помутился. Я просто накинулась на мужика, сминая его своей страстью. Я царапала его и кусала, я выдавливала из него все соки, я сжимала его в тисках своих страстных объятий. И это уже не он меня трахал, это уже я его трахала, жестко, противоестественно, безжалостно, неутомимо. Да на нем места живого не осталось после моей жаркой любви. Я выжала его как лимон.
А он все недоумевал, вопрошая у самого себя:
– С дозой, что ли переборщил?! А?
А когда я попыталась запихать ему в задницу свой кулак, удерживая его руку в болевом захвате, чтоб он не дергался, и горячо уверяла его, что ему всенепременно понравиться, он все же умудрился как-то выкрутиться и с воплем от меня сбежал. Сволочь! Как можно было оставить женщину одну в таком неудовлетворенном состоянии?! Да я же сейчас дверь разнесу и трахну к чертям собачьим всю эту их чертову базу! Да от меня не один повстанец не уйдет неудовлетворенным! ЧЕРТ!!! У-У-У-У!!! СВОЛОЧЬ!!!
***
Я не помню, что было со мной дальше. Видимо меня кто-то вырубил. Потому что очнулась я уже в своей комнате на своей кровати, пару дней спустя.
Рядом в кресле сидел этот их мерзкий докторишка и клевал носом. Но тут же встрепенулся стоило мне шевельнуться, и радостно лапки потер:
– Ага! Проснулась-таки наконец! Давай-ка выпей эту микстурку! – и он засуетился, забегал, мензурку мне под нос сунул с какой-то вонючей гадостью, на рыбий жир похожую.
– Фу! – сморщилась я и руку его от себя отодвинула. – Не буду я ничего пить! Уберите от меня эту гадость!
Доктор опешил и отстранился, посмотрел на меня, брови сдвинул:
– Не будешь?
– Нет!
– Ну и ладно! – вдруг покладисто согласился он и, ничтоже сумняшеся, опрокинул стопочку в себя. Крякнул удовлетворенно и улыбнулся, дернув бородкой. – А давай-ка деточка, я тебя осмотрю! – и простынку мою, чем я укрыта была (вау! мне дали одеялко!) приподнял, заныривая под нее.
И тут я как заору:
– Отвали от меня, костолом!!! Не смей ко мне прикасаться, живодер!!! Лапы от меня убери!!! Пошел вон, грязный червяк!!!
От моих воплей даже дверь с петель снесло (это ее так Его Светлость с той стороны ногой вышиб) и ввалился в комнату черной фурией, бешенными глазищами сверкая. Узрел меня, сжавшуюся в комочек в дальнем углу кровати, посмотрел на жмущегося к стеночке испуганного эскулапа и спросил:
– И?
– Я ее… Он меня… только… лапами… осмотреть… своими… хотел… трогает!!! – заявили мы в один голос и уставились друг на друга, злобно кривя моськи.
– Если он до меня хоть пальцем дотронется, я ему все руки переломаю! – успела высказаться я первой.
– Ваша Светлость! Вы же сами приказали мне ее осмотреть! – перевел стрелки мужик и бороденку свою острую вперед выставил как копье, упрямо выпятив подбородок.
– А… Ну, да. Осмотрел?
– Так не дает, Ваша Светлость!
– Вот пусть тебе Твоя Светлость дает! А я тебе давать не нанималась! И даже не смей ко мне своими лапами грязными прикасаться!
– Да не грязные они, Ваша Светлость! С утра уже помыл! И ногти постриг, как велели! Вот же! – и он руки свои трясущиеся Его Светлости под самый нос протянул.
Слейко его культяпки тщательно изучил, никаких микробов на них естественно не увидел и хмуро посмотрел на меня, мол, чего я тут все выеживаюсь.
– Если он ко мне прикоснется, имей в виду, – обвинительно ткнула я пальчиком в Его Светлость, – ребенка я тебе уже не рожу! Он же его своими граблями еще в утробе моей убьет! Это же не врач! Это же коновал! Ему же только трупы препарировать можно!
– Какие трупы?! Что ты несешь?! Да у меня знаешь, какая практика?!
– Молчать! – заорал Его Светлость и пистолет свой из кобуры поясной вытащил. – Значит так. Сделаешь ей больно – пристрелю! А ты, – ткнул он в меня дулом, – ноги свои быстро развела и лежишь тихо! А дергаться начнешь, обратно на цепь посажу!
И в кресло свое кожаное уселся и пистолет рядом с собой на столик положил, и развалился вальяжно. Хозяин жизни, блин.
К слову сказать, докторишка сегодня был деликатнее. Хотела бы из вредности придраться, да не к чему. Осмотр провел быстро и аккуратно, даже внутрь практически не залезал. Так снаружи тихонечко ощупал да вопрос каверзный задал:
– А когда у вас в последний раз дни женские были, милочка?
Да так я тебе и сказала, ага!
– Да вот как раз перед самым пленом и были, – соврала я и глазом не моргнув. Ну, а че? Нас, шпионов, врать с самого детства учат. Это и не обман даже, а утаивание важной информации, вот! Фиг я тебе что скажу!
– Ага! – с важным видом проговорил докторишка и губами зашлепал, пытаясь высчитать, когда у меня там самые залетные дни. – АГА! – торжественно проговорил он и к Его Светлости обернулся. – Сейчас самый благоприятный момент! Да-да! Вы уж давайте, Ваша Светлость, поднапрягитесь! – и по плечу герцогскому так панибратски похлопал – явно забылся мужичок на радостях.
Ну Его Светлость и поднапрягся. Докторишку взашей из комнаты выгнал. Дверь кое-как к косяку прислонил, и как был в своем пальто черном, так ко мне на кровать и завалился.
– Ну что, отдохнула? Два дня прохрапела беспробудно, – заявил он и руку ко мне протянул да за грудь ущипнул больно. – Знатно мы с тобой повеселились. А ты, оказывается, горячая штучка!
– Вот только давай уже без этих экспериментов! – возмутилась я и руку его с груди своей сняла. – Мне, знаешь ли, не понравилось! Боюсь в следующий раз хлипкая дверь меня не удержит. В разнос пойду, всех мужиков в округе изнасилую. Как отцовство свое доказывать будешь? А?
– Хм… Вот что, дорогуша… – он вдруг за руку левую меня дернул и быстро, так что я даже глазом моргнуть не успела, защелкнул на моем запястье железное кольцо оков с длинной цепью.
Ну вот, допрыгалась! Опять все вернулось на круги своя!
–…мне тут уехать нужно на пару дней. Так что давай мы сейчас с тобой по-быстрому ребеночка сделаем, да я пойду. А то время уже поджимает… – и он схватил меня за талию, подтаскивая к себе.
У-у-у-у, изверг, озабоченный!
Ну да, черт с ним! Главное два дня его не будет. А это значит пора собирать вещички. И так загостилась уже. Жаль, не успела план этой тюряги изучить. Не хочется втемную плутать по коридорам. Всех-то не поубиваешь, быстро тревогу поднимут. Если только ночью попытаться территорию обшарить, да план отхода наметить. Но тут блин, опять проблема – как от цепи избавиться?
***
На раздумье и разработку плана побега мне отвели целые сутки. Я бы и раньше справилась, но этот крокодил, что Его Светлость ко мне приставил в качестве служанки, совершенно забыл про свои обязанности. Появился лишь на следующее утро, когда я была злая, как черт, и голодная, как троглодит.
Заслышав ковыряние ключа в замочной скважине, я тут же приняла свою самую соблазнительную позу и уставилась призывно на вошедшего с подносом мужчину.
Тот на меня поначалу даже и не взглянул, дверь за собой закрыл, ключ в карман сунул, судно сменное подмышкой поправил и наконец поднял на меня глаза. Поднял глазки, да так и застыл, рот приоткрыв, чуть «утку» не выронил, растяпа.
– Ах, – заворковала я, проводя рукой по груди. – Где ж ты был так долго? Я так ждала тебя.
Поднялась на колени и подползла к краю кровати, недоумевая, чего это он в ступоре застыл. От красоты моей неземной что ли?
Подползла, смотрю, а рожа у него зеленая-презеленая. Глаза мутные-мутные, в кровавых прожилках. А перегар такой, что аж дух захватило. Видимо вчера весь день гулял, на радостях без хозяина.