Надежда Васильевна Кремень
Мидавиада
Плащ из ливарийского сукна
Проводив девочку, Рума взяла оставленный ею плащ. Погладила нежнейшее ливарийское сукно, пуговицу из полированного хрусталя, атласный подклад. Вещь была добротная, дорогая. Миате Ромаро такая и не снилась. Рума вздохнула. После аккуратно свернула плащ и положила его в камин, прямо на тлеющие угли.
Призрак Арвеллы
Вернуться на площадь Мечей оказалось даже проще, чем сбежать оттуда. Рума Вейзес подробно объяснила Селене, как незаметно пробраться к реке и миновать Лиловый квартал, не рискуя быть задержанной. На случай, если мидавы всё же попытаются её остановить, Селена заготовила правдоподобную отговорку. Теперь она была дочерью ремесленника, приехавшей в город за покупками и нагло обворованной на рыночной площади. Такие истории не редкость, а потому, ей бы, конечно, поверили. «Меня зовут Миата, господин либерион, – мысленно повторяла Селена. – Миата. Мой отец шьёт сапоги. Лучшие сапоги и ботинки». Имя незнакомой купеческой дочки прочно застряло в голове. Пришлось его позаимствовать.
Когда Селена вошла в Лиловый квартал, сердце предательски ёкнуло, но возвращаться было поздно. Если кто-то заметил девочку в залатанном плаще, бредущую по берегу, то не стоит возбуждать его любопытство внезапной сменой маршрута. «Мой отец шьёт сапоги», – твердила Селена, готовясь к неприятной встрече.
К счастью, обошлось. Правда, однажды мимо неё по набережной прошли два мидава, но они были так увлечены беседой, что ничего не заметили.
Луна снова спряталась за облаками. Лишь тусклое пятно багряного света расплывалось вокруг неё, как капля вишнёвого сока на скатерти.
Идти через площадь Мечей Селена не решилась – из окон дворца та просматривалась, как на ладони. Свернув направо, она прошла вдоль канала, миновала несколько арок и, наконец, нырнула во двор. Если расчёт верен, где-то здесь должен быть сквозной проход.
Опасаясь столкнуться со стражей, Селена старалась двигаться как можно ближе к стене. Во внутреннем дворике, было почти темно – каменные своды не позволяли лунному свету проникать внутрь.
– Ты что-нибудь слышал? – спросил кто-то впереди.
Селена вжалась в стену, остановившись.
– Ничего, – прозвучало в ответ. – А ты?
– И я.
– Почему тогда спрашиваешь?
– Скучно.
– А-а-а. Это да. Скукотища. Расскажи чего-нибудь.
– Чего рассказывать-то?
– Да хоть чего.
– «Хоть чего» я уже рассказывал.
– Тогда ещё чего расскажи.
– «Ещё чего» – тоже. Сам рассказывай!
– Не умею.
– Ах ты, медвежий сын! Как слушать – пожалуйста, а как рассказать – «не умею»!
Селена пыталась по звуку определить положение собеседников. По всему выходило, что разговаривают слева. Значит, если держаться правее… Она двинулась вперёд, но вскоре за углом блеснул свет. Селена прижалась к стене и стала перемещаться крошечными шажками.
Узкий проход вывел её к одному из внутренних двориков. Всем известно, что дворцовый комплекс состоит из нескольких зданий, связанных между собой анфиладами арок и переходов. Судя по отсутствию убранства, этот двор был далеко от парадного крыльца. В левом углу сидели на тюках двое мужчин в форме королевских гвардейцев. Один зажимал между колен тускло светивший фонарь.
Гвардейцы что-то жевали и вяло переговаривались.
– Расскажи про привидений! – потребовал один.
– Пфо какиф ифо прифитений?! – пробубнил второй. Говорить с набитым ртом у него явно не получалось.
– Про короля.
– Ты фто?!
Мужчина наспех прожевал, обтёр руки о куртку и сказал, понизив голос:
– Про короля нельзя.
– Почему? – удивился его собеседник. Он был гораздо моложе, и голос его звучал весенней капелью. – Почему нельзя-то? Я вот слышал, будто убитые принцессы так по дворцу и шастают…
– Тсс! Молчи, кому сказано!
– Так ведь нет никого!
– Ну и что, что нет?! Всё равно помалкивай!
Молодой ненадолго задумался, но вскоре заявил:
– Мне Хпуро из четвёртой роты рассказывал… Дежурили они с Митром… Нет, не с Митром – с Шестолой. Или с Митром?.. Забыл. Да, не о том речь. Стояли они у южных ворот. Ночь – хоть глаз коли. Вот, как сейчас. Стоят они, значит, болтают о своём. Вдруг глядь: девица идёт. Плащ до пят, волосы развеваются…
– Враль твой Хпуро, – пробурчал старый, отламывая ломоть хлеба. – А девки ему мерещатся, потому как… Сам знаешь, почему.
– Я-то знаю, – хихикнул молодой. – Только никакая это, дядя, была не девка. А самое что ни есть привидение.
– С чего бы?
– А с того, что Хпуро её задержать хотел. «Стойте, – говорит, – сударыня! Это королевский дворец, вам сюда путь заказан». Она и ухом не повела. Пошла себе прямёхонько. Хпуро – за ней. Девица – бежать. Хпуро тоже ходу прибавил. Тут она и остановилась. Он, понятно, тоже встал, как вкопанный. Поворачивается девка, а лицо…
– Что ж за лицо-то? – хохотнул старый. – Рябая или кривая?
Молодой вздохнул:
– Не рябая, дядя. И не кривая. Очень даже из себя красивая. Принцессу Арвеллу помнишь?
– Как не помнить? Хорошенькая была.
– Точно. Смотрит Хпуро: а это сама принцесса и есть. Такой его страх взял – ни побежать, ни крикнуть. Ноги будто к земле приросли. А принцесса улыбнулась и сразу исчезла.
– Так уж и сразу?
– Не веришь? – надулся парень. – Ну и ладно! А, по-моему, всё правда. Нет принцессам покоя, вот они и бродят, бедняжки.
– Смотри, как бы тебя за эдакие речи самого… – старший провёл по горлу ногтем большого пальца.
Младший промолчал. Отломил краюху и принялся отковыривать от неё крошки. Отщипнув, долго мял в пальцах, а после отправлял в рот.
– Это, дядя, – произнёс, наконец, он, – не я говорю.
– А кто же?
– Все.
– Как так «все»?
– А так и все. Все до единого. Ясно же, что это он…
Парень запнулся на полуслове. Повертел головой, всматриваясь в темноту под арками.
– Зачем тогда принцессу приволок, спрашивается? – принялся рассуждать его товарищ. – Развёл секретность, а люди-то не дураки. Всё поняли. Мне вот горничная сказала, Лима. Может, знаешь?
– Беленькая такая тётенька?
– Для тебя, может, и тётенька, а по мне так… Да не про неё речь! Лима сказала, что Лайда гостила у него до конца лета.
– Выходит, жива?
– Так все говорят.
– Куда ж она теперь подевалась-то? Может он и её…
– Глупости! Зачем бы ему?..
– Неужто сбежала?!
– Может и так. Нам-то почём знать? Мы – люди маленькие.
Парень скривился:
– Ты, дядя, всегда так говоришь, а сам всё про всех знаешь.
– Знаю, что и все. Не больше, не меньше.
– Думаешь, про Арвеллу – враки?
Старый пожал плечами:
– Я её не видал…
– А других?
– Каких других?
– Ну, призраков?
– И других не видал. Хотя нет, постой, – он осклабился, стукнув себя кулаком по коленке. Свет от покачнувшегося фонаря скользнул вдоль стены. – Как то раз… Я тогда ещё молодой был. Не такой, как ты – постарше, но всё равно молодой. Выпил я, значит, перебродившего пива. Без умысла выпил, по недомыслию. Лежу, значит. Голова кругом. Смотрю: бабка моя идёт, покойница. Остановилась подле меня, глазами лупает. Постояла так, постояла и говорит: «Вот же свинья немытая! Отходить бы тебя метлой, да поганиться неохота»!
– Неужто бабка?! – выпучил глаза молодой.
Его собеседник только отмахнулся:
– Не бабка, понятно. Мать это моя была. Они с бабкой похожи, вот я…
– Да ну тебя, дядя! Я вот думаю, не соврал Хпуро. Зачем бы ему врать-то?
Болтовню гвардейцев Селена слушала вполуха. Бабка её совершенно не занимала. Интереснее было другое: как незаметно проскочить мимо болтунов?
Воспользовавшись тем, что мужчины были увлечены разговором, она осторожно заглянула за угол. Там её ждала неожиданная удача, облечённая в форму трёх больших деревянных бочек. Судя по всему, их использовали для сортировки дворцового мусора. Селена принюхалась. Никакого запаха не было, но, возможно, лишь потому, что отходы подмёрзли.
Бочки олицетворяли спасение. Если удастся спрятаться за ними, то, улучив подходящий момент, можно легко прошмыгнуть под арку. Только вот как подобраться поближе?
Внезапно старший поднялся. Отряхнул штаны, одёрнул задравшуюся куртку:
– Пойду, просвежусь. А ты уж смотри в оба, как бы какая принцесса не пожаловала.
Молодой хмыкнул, но, оставшись в одиночестве, тотчас принялся крутить головой, всматриваясь в темноту. Селена ждала, затаившись. Наконец, гвардеец успокоился. Вытащил очередной ломоть хлеба и начал неторопливо жевать. Похоже, он не был голоден, и ел только для того, чтобы отвлечься.
Селена пошевелила пальцами. От долгого стояния на месте сделалось холодно, руки закоченели. Сейчас бы меховую муфту или даже варежки! Селена пошарила в складках одежды, руки скользнули под ткань и провалились за подкладку.
Там, за подкладкой, обнаружилась монета. Селена попыталась разглядеть – не вышло. Не то четвертак, не то полушка. Ничего стоящего на это не купишь. Разве что пару пряников. Хотя… Монетка может послужить и другой цели!
Дождавшись, когда гвардеец в очередной раз отвернётся, Селена высунулась из-за угла и бросила монету, метя как можно дальше. Расчёт оказался верен. Металлический кругляшок ударился о камни, издав чуть слышный звук, но в ночной тишине этого было вполне достаточно. Вздрогнув, юноша поднял голову. Лицо его сделалось взволнованным.
Казалось, гвардеец ждёт повторения незнакомого звука. Мгновения тянулись одно за другим, но он всё сидел без движения. Убедившись в том, что вокруг не происходит ничего страшного, молодой человек, наконец, осмелел. Поднялся и побрёл к тому месту, где звякнула монета.
Теперь гвардеец мог увидеть происходившее в другой части двора только если бы у него нашлась лишняя пара глаз на затылке. Настало время выбираться из укрытия.
Выскочив из-под арки, Селена помчалась к деревянным бочкам. Ей предстояло сделать не больше пятнадцати шагов, чтобы оказаться в безопасности. Пока гвардеец отвлёкся, пока он ищет источник неведомого звука…
Она не бежала. Она порхала, летела над землёй, стараясь опускаться на носочки и не производя ни малейшего шума. Вот бочки! Осталось совсем чуть-чуть!..
Во время очередного приземления Селена пнула что-то ногой. Неведомый предмет с жестяным грохотом отлетел в сторону. Что-то глухо брякнуло, потом звякнуло металлом о металл. Медный таз? Ведро? Конечно, ведро!
Селена нырнула за бочку, не видя ничего вокруг. Сейчас гвардеец её обнаружит! Сердце ухало в горле.
– А! – сказал юноша.
После издал странный звук – среднее между стоном и бульканьем. Мог закричать, но не закричал. Просипел тоненько:
– Дядя!
– Чего шумишь?! – отозвался старый издалека. – Сказал же: «Скоро приду».
– Я не… – промямлил молодой. – Я… не я…
«Влезть бы внутрь бочки! – крутилось в голове у Селены. – Зарыться бы поглубже»!
– Что ты мелешь?! – рассердился старый. – Привидение что ли увидал?
Юноша молчал, но, видимо, делал какие-то знаки, потому что его собеседник вдруг уточнил:
– Там?
В ответ – ни слова.
– Принцесса?
Снова тишина.
– Ты вот что… – голос старшего посуровел. – Ты эту ерунду брось! Так и свихнуться недолго. Что я тогда матери твоей скажу, а?!
Он помолчал, а потом вдруг потребовал:
– Пойди и посмотри!
– Не пойду! – заныл юноша.
– Пойдёшь! Пойдёшь, как миленький! Ты – солдат. Твоё дело – короля охранять! На кой королю такая охрана, что от любой кошки шарахается?!
Молодой долго не отвечал, а потом заговорил, делая длинные паузы:
– Это, дядя… Это не кошка была… Девица… Плащ… Серый… Волосы…
– Думаешь, Арвелла?
– Она самая. С места мне не сойти!
– И не сойдёшь, – назидательно проговорил старший, – если от страха обмочишься. Пойди, посмотри! Нет там никакой принцессы! Кошка пробежала, а ты уж ни жив ни мёртв.
Юноша пытался что-то возразить, но он и слушать не стал. Прикрикнул сердито:
– А ну, пошёл! Будешь из себя неженку строить – возьму другого! Мне здесь трусы не нужны!
Теперь можно было легко предсказать дальнейший ход событий. Сейчас молодой нехотя побредёт к бочкам и, конечно, обнаружит спрятавшуюся за ними девочку. Приглядевшись, он сразу поймёт, что она не призрак, а человек из плоти и крови. Тогда всё пропало!
В ожидании неизбежного Селена решила действовать. Встав на четвереньки, она поползла в сторону ближней арки. Если юноша заметил, как она спряталась за бочками, то, конечно, зайдёт с другой стороны. Это позволит выиграть пару мгновений. Что с ними делать, Селена ещё не знала, но попытаться спастись всё же стоило.
Она стала перебирать ногами с немыслимой скоростью. Руки скользили по холодной, шершавой брусчатке, колени то и дело цеплялись за плащ.
Однако неприятель появился, откуда не ждали. Вместо того чтобы обойти бочки справа, гвардеец зашёл слева. Подняв голову, Селена с ужасом обнаружила, что ползёт ему навстречу. Юноша тоже увидел её.
– Мама! – сказал он сиплым басом.
Сзади мелькнул свет. Селена обернулась. За её спиной, светя фонарём в лицо напарнику, стоял старый.
– Мама! – повторил юноша. Его голос сорвался, переходя на последнем «а» в сдавленный писк. – Дядя!
Селена заметалась, ища выход. Осознав бессмысленность стояния на четвереньках, она вскочила на ноги. Юноша попятился, бормоча что-то неразборчивое.
То, что произошло дальше, можно было объяснить лишь вспышкой безумия. Вместо того чтобы в ужасе замереть на месте, Селена бросилась прямо на своего преследователя. В действительности она рассчитывала прорваться к арке, но молодой человек, похоже, принял это за нападение.
– Чур меня! – выдохнул он, бросаясь наутёк.
Селена тем временем бежала в другую сторону.
Миновав два дворика, она прислушалось. Сзади было тихо. Похоже, не только впечатлительный юноша, но и его наставник счёл за благо удрать от покойной Арвеллы.
Странно. На принцессу она была совсем не похожа. Не зря говорят, что у страха глаза велики.
Пройдя ещё два крошечных дворика, Селена оказалась в третьем, хорошо освещённом. Это могло означать лишь одно: парадный въезд где-то поблизости. Только тут Селена сообразила, что у неё нет внятного плана. Да, и невнятного – тоже.
Подумать над этим ей, впрочем, так и не довелось, потому что навстречу вышел рослый усатый гвардеец. В руке он держал масляный фонарь, точь-в-точь такой же, как тот, что был у его сослуживцев.
Увидев Селену, гвардеец, похоже, нисколько не удивился.
– Кто такая? – фыркнул он в усы. – Чего бродишь по ночам?
Селена молчала. Если все тут бояться привидений, то, возможно, у неё есть шанс. Оказалось, что усатый сделан из другого теста.
– Немая что ли? – вопросил он. – Работница?
– Прачка, – нашлась Селена, сообразив, что выдать себя за призрак на этот раз не удастся.
– В первый раз?
– В первый, дяденька.
– К кому идёшь?
Селена было растерялась, но с языка само собой сорвалось:
– Велено спросить Лиму, дяденька.
– Вот оно что, – подобрел гвардеец. – Стало быть, не абы кого будешь обстирывать. Рекомендация-то есть?
– А как же. Я два года в богатом доме работала. У господина Ромаро. Может, слыхали?
Гардеец пожал плечами, дескать «не припомню». Потом поманил Селену рукой:
– Пойдём, покажу дорогу. А то ещё забредёшь не туда, потом хлопот не оберёшься. Лима-то, поди, спит ещё. Так что придётся обождать.
Радуясь неожиданному везению, Селена пошла за гвардейцем.
– Чего в такую рань притащилась? – спросил её провожатый.
– Опоздать боялась, дяденька. Мне эта работа страсть как нужна!
– Оно понятно! – хмыкнул усач. – Такая работа всем нужна, девочка. Я вот, к примеру, тут уже двадцать лет.
– Неужто двадцать?
– Вот же ты дотошная! Ну, может, не двадцать, а девятнадцать. Всё одно много. Я когда сюда пришёл, тебя и в помине не было.
Селена притворно вздохнула:
– Не было, дяденька.
Внутри следующей арки (сколько же их тут, в самом деле?!) оказалась тяжёлая кованая решётка. Охранявший ворота гвардеец тотчас пропустил их внутрь, вытянувшись по струнке, из чего Селена заключила, что её новый знакомый – большой начальник.
– Вообще говоря, работа непыльная, – принялся рассуждать усатый. – А что? Ходишь себе, караулишь. Бывает, правда, что и…
Спросить, что он имеет в виду, Селена не успела, потому что, пройдя под очередной аркой, они оказались во дворе, куда более просторном, чем все предыдущие. Здесь было светло и неожиданно людно: двое гвардейцев стояли в карауле у правой стены, ещё несколько – топтались поодаль. Увидев Селену, они стали коситься с плохо скрываемым любопытством. Видимо, её появление не считалось заурядным событием. Хорошо, что те двое, которых она напугала до полусмерти, умчались в другую сторону. Если бы они всполошили караульного, её бы давно схватили.
Селена огляделась. Стена, возле которой дежурили гвардейцы, была выложена из красного кирпича. Летом по ней, должно быть, вился дикий виноград. Теперь же от него остались только сухие переплетённые ветки. Несколько каменных ступеней вели в подвал, скрывавшийся за неожиданно массивной дверью. На крошечных подвальных окошках – решётки. Каждый из прутьев – с палец толщиной.
– Всякое бывает, – пробурчал усач, отвечая на приветствие гвардейцев.
Смысл его слов недолго оставался загадкой: уже в следующее мгновение откуда-то сбоку донёсся глухой, жалобный стон. Гвардейцы переглянулись, после вопросительно уставились на начальника.
– Пускай орёт, – отмахнулся усатый. – Глядишь, к утру угомониться. А будет сильно докучать – отходите розгой, и всего делов.
– Что это, дяденька? – прошептала Селена.
Ответ она знала и без того.
– Всякое бывает… – протянул её провожатый.
Ему явно хотелось продолжить путь, но у Селены были другие планы. Если Зебу там, в подвале, она обязана пробраться к нему. Но как? Как?!
– Кто у вас там? – спросила она, остановившись. – Кого вы там держите, дяденька?
– Не твоего ума! – хмыкнул гвардеец.
– Ему же плохо! Вон, как плачет бедняжка!
– Так что с того?
– Может, он голодный?
Усатый нахмурился. После оглядел караульных. Те отчаянно затрясли головами.
– Кормленый он, – заключил начальник.
– Может, пить хочет? – не унималась Селена. – Или замёрз?
– А хоть бы и так. Нам-то что за беда?!
– Заболеет, – вздохнула Селена.
После добавила зловещим шёпотом:
– А там и помрёт…
Такая перспектива озадачила усатого. Он поводил глазами из стороны в сторону, почесал в затылке и велел:
– Принесите с конюшни соломы! Глядишь: не обморозится.
Двое гвардейцев отправились выполнять приказ, а Селена принялась тянуть время.
– Кто у вас там, дяденька? – заныла она. – Я ж теперь ночью спать не буду!
– Заснёшь, коли припрёт! – буркнул усатый. – Пойдём уж, доведу. А то мне с тобой цацкаться недосуг!
Уйдёт она, ещё чего?! Зебу надо выручать! Может, когда вернутся гвардейцы…
– Там ребёнок? – принялась допытываться Селена. – Плачет, как дитё малое.
– Ничего не ребёнок, – фыркнул усатый.
– Неужто взрослый?!
– И не взрослый.
– Как так?
– А вот так.
– Может, призрак?
– Ну, ты и дурочка, медведь тебя побери! Призраков не бывает!
– Кто ж тогда?
Усатый отвёл её в сторону, подальше от караульных и сообщил, закатив глаза:
– Чудище там сидит. Только ты уж не говори никому!
– Вы меня, дяденька, видать, и вправду за дурочку держите! – притворно разозлилась Селена. – Призраков, значит, не бывает, а чудища…
– Чудище это, – понизил голос гвардеец, – совсем иного свойства. Только мне о том говорить не с руки. Я тут, девочка, двадцать лет прослужил и ещё двадцать прослужу, если лишнего болтать не стану. Живо топай за мной, не то велю тебя вышвырнуть!
Сказав это, он грубо взял Селену за локоть и потащил вперёд, но не успели они пройти и несколько шагов, как сзади окликнули:
– Кудыть соломку-то, ваша милость?
Усатый оглянулся. Оглянулась и Селена. Лучше бы она этого не делала, ведь посреди двора, держа охапку соломы, стоял её недавний преследователь – белоголовый извозчик.
– Ух, ты! – его губы перекосились в кривой усмешке. – Говорил же я: надо верить в удачу! А вы меня, братцы, не слушали!
Подхватив полы плаща, Селена бросилась бежать, но было поздно. Белоголовый настиг её в три прыжка. Схватил за руку и потянул за собой:
– Вот она, ваша милость! Та самая девчонка. По всему городу за ней гоняюсь, а она – тут как тут. Не иначе – лазутчица.
Человек без порток
Не успел корабль выйти из порта, Лайда переменилась. До того-то смирная была. Даже когда услыхала, что сопровождать её будет Заноза, ни полсловечка не сказала. Вздохнула только грустно-печально. Ни дать ни взять, овца послушная.
Это она, поганка, надеялась короля разжалобить. Да только напрасно. Витас и глазом не моргнул.
Королева Сона, та добрее была, чувствительнее, а только что тут поделаешь?! Обещались тётке племянницу вернуть – так уж, как говорится, выньте да положьте.
В общем, спровадили Лайду в Стребию морюшком, да и Занозу – вместе с ней.
Сперва принцесса надумала командовать.
– Принеси мне, – говорит, – Бурбелла, бульону. Да погорячее. Холодное не терплю.
Заноза молчит, точно не слышит. Лайда, видать, обиделась и давай шипеть:
– Ты что оглохла?! Бульону желаю! Неси живо!
Тут Заноза морду скривила:
– К вам, ваше Высочество, цельных три служанки приставлены. Как-нибудь обойдётесь.
Служанки эти, к слову сказать, поблизости копошатся – барахло принцессино разбирают. Это, значит, Витас расщедрился: отправил с гостьюшкой прислугу, дабы той не зазорно было в Стребию являться. Девицы попались тупые, но работящие, и Занозу, понятно, побаивались. Вот и тут: опустили глазёнки долу, моргают, будто коровы недоенные.
Тут Лайда как давай беситься:
– Неси бульон, тебе сказано!
А мордочка смешная, точно у обезьянки из бродячего цирка.
Ну, Заноза, понятно, себе под нос улыбнулась и стала делом заниматься. А дело у неё было важнее некуда: сапог от собачьего дерьма почистить. Это она ещё на пристани вляпалась, да там чистить как-то не с руки было.
Лайда смотрела-смотрела – не выдержала. Заявляет:
– Ты себя в зеркале-то видела, пугало?!
Заноза молчит, в свару не лезет. Решила принцесса, будто ей любое безобразие с рук сойдёт и давай глумиться:
– Вы только посмотрите! Вырядилась, как образина! Думаешь, красивее станешь?! А под платье-то сапоги нацепила! Умора!
Глянула Заноза – нормальные сапоги. Да не нормальные – отличные! Кожа телячья нежная, мягкая. Не в атласных же туфельках по кораблю шататься. В таких, если в дерьмо наступишь – сразу выкинешь.
Тут бы Лайде язык-то и прикусить, да не на ту напали.
– Ты, – заявляет, – мало того, что страшная, так ещё и дура, каких поискать.
Заноза на служанок зырк: смеются или нет. Нет, не смеются. Наоборот: скуксились как-то, скукожились, в уголке топчутся, на дверь косятся. Ждут, значит, скандала невиданного. Ну, да этого ещё недоставало!
Шло бы твоё Высочество лесом! А ругаться Заноза не станет. Она – посол миравийской короны, а не баба базарная! Так-то.
А Лайдушка всё не угомонится. Встала, к Занозе подошла и дёрг её за воротник. Как дёрнула, так половину и оторвала, шмакодявка негодная. А воротник, промежду прочим, кружевной был, с блестящими бусинами. Не то, чтобы Занозе это нравилось, а только обидно: в кои-то веки кружева нацепила – и на тебе.
Принцесса воротник в руках покрутила, мордочку скорчила.
– Фу, – говорит, – какая грубая работа! Сразу видно: миравийское барахло.
Хотела и ещё что-то сказать, да не вышло. Заноза, себя не помня, на ноги скок. Да как отвесит мерзавке оплеуху. Служанки так и ахнули. И ещё сильнее скукожились.
Принцесса – в рёв. Воет:
– Уничтожу тебя, скотина злобная! В подземелье сгною! Вот подожди: доберёмся в Стребию – попрошу тётушку тебя на виселице вздёрнуть!
Заноза кивнула:
– Попроси, сделай милость! Только уж не забудь: стоит им меня пальцем тронуть – будет война. Я – миравийский посол. Отсюда и пляши.
Сказала – как отрезала. И давай опять сапоги начищать.
Вообще-то про посла, это она просто так брякнула, безо всякой уверенности. В то, что Витас ради неё хоть палец о палец ударит, Заноза, понятно, не верила. Чай не дурочка. Плюнет король на Бурбеллу Чиноза и разотрёт. А только Лайде об этом знать необязательно. И тётке её тоже.
После того случая принцесса прямо шёлковая сделалась. То ли опасалась по шее огрести, то ли морскую болезнь подхватила, но сидела она с тех пор тише мыши. Даже бульону не требовала.
В порту их встретили по-королевски. Прислали за принцессой карету, запряжённую шестёркой тяжеловозов. Заноза даже языком прищёлкнула, как их увидала. Кони амату в Тарии идут на вес золота. А эти – вообще загляденье.
Сперва-то она думала, что следом на какой-нибудь клячонке поедет, да вышло иначе. Препроводили и Занозу в карету. Там её встретила тощая дама. Извольте-де сюда. И улыбается гаденько так.
По дороге выяснилось, что звать эту краснопёрку сушёную Лаганой Ферри и что она – статс-дама королевы Клибеллы.
Вообще говоря, разговор у них с самого начала не клеился. Госпожа Лагана спросила только, хорошо ли добрались. Заноза честно ответила, что ни разу не блеванула, потому как морской болезнью не страдает. На том и замолчали.
Словом, статс-дама Занозе не понравилась. А вот королева – наоборот. Маленькая такая, ладная, и говорит быстро, точно орехи щёлкает.
Заноза сперва тушевалась. Шутка ли – королева?! Нет, к Витасу-то она привыкла, да и к Соне – тоже. Но тут ведь совсем другой разговор.
Когда прибыли они во дворец да освежились с дороги, Заноза и пригорюнилась. Всё оттого, что приставили к ней горничную – девицу тихую, угрюмую, но ужас какую привязчивую. И звали-то её по-дурацки: Ворлалия. И по-тарийски-то она говорила с горем пополам. Хотела Заноза сапоги снять – горничная тут как тут:
– Дозвольте помочь, ваша милость.
Заноза головой покачала, дескать, не тронь! Потом, правда, горничная ей и платье помогла расшнуровать, и ванну приготовила. Сидит Заноза в ванне думает: «Не ровен час привыкну к такому роскошеству, как в казарме жить буду?!» А горничная знай себе воду горячую подливает. Заноза разомлела, чуток покемарила. Думала прикорнуть до вечера – не тут-то было. Велят собираться в столовую: королева желает с ней трапезничать. Делать нечего, надо топать.
Тут-то атласные туфельки и пригодились. Заноза ещё перед отъездом наслушалась наставлений про придворный этикет и всякую чепуху. Половину, правда, мимо ушей пропустила, но платья – чтоб не перепутать, куда какое – цифрами пометила. Тёмно зелёное, серое и коричневое были для корабля. Портной (тот самый, что булавкой её уколол) так и сказал:
– Это, сударыня, дорожные платья. К ним украшений не полагается.
Теперь настал черёд платья номер четыре. Это Занозе больше всего нравилось: тоненькое, лёгкое, как паутинка, из голубого ливарийского сукна. Под платье надевалась рубаха. Заноза как рубаху эту натянула, так чуть не запищала от удовольствия. Рубаха-то была не из какого-то стираного льна – из чистейшего батиста. На груди – кружева, и по подолу, и на манжетах. Никогда прежде Заноза такой красоты не нашивала. Да, по правде сказать, и не видала. Когда она ещё девчонкой была, мать отцу не велела её баловать. Да тот не больно-то и стремился. А как выросла, тут уж совсем другое житьё началось. Платья и сорочки ей стали без надобности.
Горничная хотела и дальше её наряжать, да Заноза не позволила. Порылась в шкатулке и отыскала цепочку с красивым камешком. Камешек был необыкновенный: то белым отливал, то голубым, то розовым. Это ей Витас дал перед отъездом. Прямо со своей королевской шеи снял.
– Носи, – говорит, – Бурбелла. Это будет напоминать тебе о доме.
Тут он, положим, хватил, потому как никакого дома у Занозы и в помине не было. А только камешек ей страсть как понравился. И к платью подошёл, как нарочно.
За обедом Заноза помалкивала да в тарелку глядела. А королева всё больше племянницей интересовалась. Лайда надулась, как индюк, жеманничает, кривляется. Хочет, стало быть, тётушке угодить. Ну, да и пусть её!
Едва отобедали – Клибелла принцессу хвать и с собой потащила. Вроде как побеседовать по-родственному. А Заноза к себе потопала. Идёт и думает: «Приду, а там горничная сидит. Опять, небось, разувать будет. Чтоб ей провалиться! Похожу-ка я тут, осмотрюсь. Глядишь, она и уберётся восвояси-то ».
А поглазеть во дворце было на что: потолки с золотой лепниной, наборный паркет шести цветов, гобелены, подсвечники из горного хрусталя. В одном зале под потолком висела люстра. Не люстра даже – люстрища! Такая если по башке тяпнет – сразу окочуришься!
В другом зале увидала Заноза на потолке роспись: парень с девицей сидят под деревом. Он на свирельке играет, она глазёнками хлопает. А наверху, это на небе, значит, летает толстый, щекастый мальчуган с крыльями да целит в них из лука. До того потешный малец! Заноза даже захихикала. Потом – глядь, а дверь в соседнюю залу чуток приоткрыта. Красивая дверь: створки деревянные, резные. Да такая тонкая резьба – залюбуешься!
И нет бы Занозе мимо пройти, а ноги уж сами её к двери приволокли. Заглянула она в залу, а там – шкафы от пола до потолка. И все книгами заставлены.
Тут перед ней, откуда ни возьмись, появляется длинный дядька в ливрее и давай лопотать что-то невнятное. Слов не разобрать, но ясно, что выставить её хочет.
Заноза плечами пожала, фыркнула. Дескать, не больно-то и надо! Вдруг слышит: кто-то из комнаты отвечает. Тоже по-иностранному. А потом вдруг по-тарийски, да с таким акцентом – жуть:
– Проходите, сударыня, осматривайтесь.
Заноза и вошла. Чего ж не войти, если зовут?! Смотрит по сторонам: нет никого. Что ещё за странность? Может, у них тут попугай в клетке сидит? Огляделась Заноза – нет никакого попугая. Кто же с ней тогда разговаривает? Спросить бы у длинного, да по-тарийски он, похоже, ни бельмеса. А голос, тем временем, опять:
– Располагайтесь, сударыня. Почитать желаете или так полюбоваться?
Тут-то Заноза и сообразила, что никакой это не акцент. Просто невидимка пьян в стельку, оттого и лыка не вяжет.
– За вашей спиной – чудесное собрание сочинений древнева-рива-ривских-рийских философов.
Сказал – и захихикал. Длинный задрал голову, прогудел что-то по-стребийски и шмыг за дверь. Заноза тоже вверх посмотрела. Тут-то всё и объяснилось. Оказалось, что стоит там высоченная лестница (Заноза её поначалу и не заметила), а на ней, на самой верхотуре – толстый краснорожий дядька с бородой, как у гнома.
– Не бойтесь, – говорит, – сударыня, я вас не обижу!
Заноза только фыркнула. Это мы ещё поглядим, кто тут кого не обидит! А дядька, не иначе, стушевался:
– Прошу меня извинить, прекрасная незнакомка, но я не ждал… не ожидал… не… гостей…я.
Заноза не сразу сообразила, о чём это он. Потом пригляделась да так со смеху и покатилась: дядька-то в подштанниках. Нет, сверху у него всё чин по чину: белоснежная рубаха и шитый золотом камзол с красивым поясом. А вот снизу… Заноза даже отвернулась, а то срам один. Хотела было и вовсе убраться восвояси, да гном не пустил. Заныл так жалобно:
– Не оставляйте меня одного, сударыня, я же…я…я…я высоты боюсь!
Икнул и глазами захлопал. А глазищи тёмные, круглые, как у телёнка. Смотрит на него Заноза и думает: «Правильно боишься, дуралей! Сейчас свалишься – костей не соберёшь»!
