Надежда Васильевна Кремень
Мидавиада
Мы пришли с миром
Хруст костей и лязганье металла, крики ярости.
Аграт остервенело прорубался сквозь толпу. Один. Два. Прямо. Слева. Ещё слева. Справа. Вперёд! Ещё и ещё вперёд!
Пасти, клыки, капли слюны, тёплая кровь. Рычание. Скрежет. Вперёд! Вперёд!
Что-то обожгло предплечье. Тёплая кровь тотчас сделалась холодной и липкой. Пустяки! Вперёд!
Аграт залпом выпил весь воздух и хрипло выдохнул:
– Вперёд!
– Вперёд! – подхватило его войско.
Аграт Велссим не был героем. Равнодушный к славе, он никогда не мечтал возглавить отряд. И всё же этот возглас наполнил его сердце ликованием. Вперёд! Вперёд, Бело-Рыжее воинство!
– За паргалиона Зегду!
Аграт ударил наотмашь, и огромный чёрный мидав распластался у его ног.
– За паргалиона Морси!
Ещё удар, на этот раз – мимо. Короткий выпад, и цель поражена.
– За "восстание" в Туфе! За короля!
– Ура! – бесновались за спиной. – Вперёд! Ура!
Аграта мутило. Затуманенный взгляд выхватывал картинки, короткие, как вспышки молнии. Факелы. Чёрные тени. Слюнявые пасти. Огромные клыки, рвущие плоть. Редкие выстрелы, повисающие в воздухе дымными облаками.
До высадки у Аграта была тактика. Он знал, как станет пробиваться, сквозь вражеский строй. Как выведет стрелков. Как разделит отряд на две части и, зайдя с тыла, нанесёт последний сокрушительный удар.
Теперь тактика исчезла. Всё смешалось: люди и мидавы, чёрные, белые, рыжие, руки, головы, блестящие спины и кровь. Солёный запах крови, почти такой же сильный, как и вонь пороха.
Чёрные, тем временем, сгруппировались и перешли в наступление. Бодрая атака забуксовала, завязла. Бело-Рыжий отряд стал растекаться вдоль береговой линии. Теперь вместо острого клина он являл собой несколько разрозненных кучек. Некоторых чёрные оттеснили к самой воде. Другие пробивались вперёд, но, лишившись былого единства, упирались в сооружённую противником живую стену.
Аграта выбросило в тыл неприятеля, как шторм выбрасывает на берег полудохлую рыбу. Кто-то ещё сражался возле него, но основные силы оказались далеко позади.
Аграт атаковал человека с факелом. Тот увернулся, описал над головой огненную дугу, а после, изловчившись, намерился ткнуть противника прямо в лицо. Если бы Аграт не успел отпрянуть, на месте щеки у него сейчас было бы жжёно-кровавое месиво. В раскалённом потоке воздуха рассыпался сноп рыжих искр.
Аграт рубанул слева, поднырнул под целящий ему в голову факел и, воспользовавшись замешательством врага, нанёс последний укол снизу. Человек упал навзничь.
В это время что-то обожгло Аграту плечо. Острая боль пронзила руку, прошла через лопатку и вернулась к пальцам пульсирующей волной. Ладонь непроизвольно разжалась, и палаш упал на землю.
Чёрный мидав отпустил раздробленное плечо Аграта, но лишь затем, чтобы нанести новый удар. На этот раз он явно метил прямо в шею.
Мгновение длилось дольше вечности. Тонкое остриё палаша, бесполезно сверкающее в отблесках огня, белые клыки, капли слюны и чудовищный запах смерти.
"Вот и всё", – подумал Аграт. Ему не было страшно, разве что немного жаль несбывшейся мечты, на миг показавшейся осуществимой.
Вот и всё. Пусть так.
Удара не последовало. Коротко рыкнув, мидав повалился на бок.
– Не время, господин паргалион! – весело крикнул кто-то.
Лосак!
– Не время, Лори! – отозвался Аграт и тотчас упал на колени. Его снова вырвало.
Озноб и жгуче-кислая слюна. Холодный пот, струйкой стекающий по позвоночнику. Хруст костей и лязганье металла. Не время! Не время!
Бело-Рыжих разметало, размазало. С побережья им не уйти!
Стоя на коленях, Аграт жадно глотал воздух, будто пытаясь запить им отвратительный вкус рвоты. Рука отказала. Любое движение причиняло мучительную боль.
Какая нелепая отсрочка! Избежать смерти лишь для того, чтобы пасть ниже некуда!
Теперь Аграт был совсем один. Между ним и его войском встала непреодолимая стена из огромных чёрных тел.
"Чтоб вас!" – подумал он. Плечо пульсировало, рукав сделался мокрым.
Аграт попытался встать, но был придавлен к земле новым приступом рвоты. "Подохну в собственной блевотине", – равнодушно решил он.
Где-то неподалёку зашумело. "Подкрепление", – догадался Аграт.
Всё произошло так, как он и ожидал. Из темноты показались огромные мидавьи силуэты. Те, что бежали впереди, вязли в песке, но вырывались из зыбкого плена, подгоняемые теми, кто бежал следом. Аграт прищурился, пытаясь сфокусировать зрение. В голове жалко барахталась единственная мысль: "Теперь точно всё".
Преодолевая боль, он с трудом поднялся на ноги. Мидавы, тем временем, приближались. Аграт неотрывно следил за тем, как они мчатся вперёд, подобно внезапно налетевшему урагану, и где-то на краю его угасающего сознания робко брезжило недоумение. Что-то было не так. Совсем не так. Абсолютно.
"Что за…?" – прошептал Аграт, приглядываясь. Сначала он решил, что спятил, потому что пришельцы не были чёрными. Точнее, они были не только чёрными.
Следом за небольшой группой тёмных мидавов мчались белые, рыжие, палевые. Встречались и антрацитовые, но их было совсем немного. Выходит, отряд Ривая пополнился разномастными бойцами! Но как это возможно?! Откуда они взялись?!
Аграт наклонился, едва не взвыв от боли, и поднял свой палаш левой рукой. Драться он умел только правой, и в этом жесте не было никакого смысла. Только отчаяние.
Бежавший в числе первых тёмный мидав заметил его. На мгновение он остановился. Отряд тоже замедлился, но вскоре продолжил движение.
– Стойте! – крикнул предводитель неожиданно высоким голосом. – Стойте! Не смейте! А ну прочь!
Аграт было решил, что он зовёт ополоумевших собратьев, но предводитель (вблизи оказавшийся серым) быстро обогнал свой отряд и стал во главе.
По рядам чёрных прокатился рокот. Бело-Рыжие тоже будто остолбенели.
Не обращая на Аграта ни малейшего внимания, мидавы промчались мимо и остановились в нескольких прыжках от эпицентра битвы, напоминавшей теперь игру в гляделки.
– Кто здесь главный? – крикнул серый.
– Я! – отозвались из толпы. – Так что с того?
– А то, что я приказываю тебе сдаться!
– Кто ты такой, чтобы приказывать?!
– Он серый! – выкрикнул кто-то.
– Чушь! – отозвался командир, не слишком уверенно.
– Ты сам видишь!
– Ничего я не вижу!
– Серый! Серый! – загомонили вокруг.
– Молчать! – взбесился командир чёрных. – Жалкие трусы!
– Мы пришли с миром! – заявил тем временем серый. – Мы такие же, как и вы. Зачем убивать друг друга?!
– Мы убиваем предателей! Вас сюда не звали!
– Вы убиваете своих братьев по приказу самозванца!
– Рвите их! – завопил командир, но его отряд не двинулся с места.
"Серый!" – Выкрикивали то тут, то там. – "Серый! Серый!"
Тот, кто стал причиной раздора, переступил с лапы на лапу, поднял голову, взмахнул длинным гибким хвостом и вдруг тоненько запел. Никогда прежде Аграт не слышал ничего подобного. Это не походило ни на волчий вой, ни на человеческий крик. Звонкое "ахха-аааа-хаа" разливалось в воздухе на десятки тарелов, отражалось от далёких гор и возвращалось назад нежными переливами. Разномастный отряд пришёл в движение. Запркинув головы, все они подхватили, точно по команде: "Ааа-хааа-аааха".
Хор заглушил шум моря, и вот к нему стали присоединяться новые голоса. Белые, рыжие, чёрные мидавы, подчиняясь какому-то неведомому древнему чувству, подпевали друг другу, создавая удивительную симфонию.
Серый перестал петь, и вскоре голоса умолкли. Казалось, мидавы действительно побратались, соединившись в общем порыве. Аграт не понимал сути происходящего, но, несомненно, чувствовал важность момента. То, что случилось, должно изменить ход истории. Иначе и быть не может.
Серый встрепенулся, точно сгоняя оцепенение, и дёрнул головой:
– Пойдёмте с нами. Время возвращаться к истокам. Люди вам не хозяева и не друзья! Веками они использовали вашу силу и смелость в своих ничтожных целях! Пора показать им, что мидавы не цепные собаки, готовые грызть друг друга за свиное колено! Пойдёмте с нами, и вы вернёте то, что потеряли ваши предки! Вы вернёте свободу, братья! Что может быть важнее?!
– Честь, которой у тебя нет! – рявкнул кто-то хриплым басом.
Толпа расступилась. Виновато прижав уши, чёрные припали к земле, приветствуя командира. Ривай шёл вдоль импровизированного строя, прихрамывая на одну лапу. Его левое ухо было оторвано, с лоснящейся шерсти струйками стекала вода.
Остановившись в нескольких шагах от неприятеля, он шумно отряхнулся. Белоснежные клыки сверкнули на фоне тёмной пасти.
– Думаешь, чёрный отряд покорится девчонке?! Если в нашу прошлую встречу ты не до конца усвоила урок, то я повторю: убирайся туда, откуда пришла! У себя в лесу можешь делать, что вздумается, но здесь наша земля!
– Она не ваша! Вы украли её у своих братьев!
– Уйди с дороги, мерзавка, или не жди пощады!
Мидава кивнула, будто соглашаясь, и вдруг начала расти. Вскоре она стала едва ли не вдвое больше Ривая. Чёрные зашумели и попятились.
– Я – потомок Серого Эткри! – крикнула мидава, наступая. – Тот, кто захочет со мной сразиться, послужит кормом для чаек!
Словно в доказательство её слов все мидавы разномастного отряда стали увеличиваться в размерах. Чёрные заволновались, загудели и начали медленно отступать к воде.
– Это иллюзия! – крикнул Ривай. – Не верьте ей!
Он хотел броситься на мидаву, но был схвачен кем-то за лапу и упал мордой в песок.
– Корабли! – выкрикнули из толпы. – Миравийцы наступают! Бежим!
К берегу действительно приближались корабли. Аграт попытался сосчитать их, но так и не смог. Шесть? Семь?
Зрение отказывалось ему служить. В голове шумело. Дышать сделалось трудно.
Чёрные бежали с поля боя, не разбирая дороги.
– Стойте! – заорал Ривай. – Вернитесь, трусы! Дезертиры! Казню! Всех казню!
Кто-то из рыжих попытался атаковать его сзади, но Ривай с лёгкостью увернулся и нанёс ему смертоносный укус. После вскочил на лапы, бросил короткий взгляд на приближающиеся корабли и побежал следом за своим поверженным отрядом.
Свист, улюлюканье, возгласы ликования. Дымные выстрелы над чёрной водой. Белые, серые, рыжие и… чёрные. Кислая слюна. Тлеющие на влажном песке факелы. Мороз по коже.
"Я умираю", – понял Аграт. Кто-то бежал к нему, но он уже не мог разглядеть, кто именно. Перед глазами возникло розовощёкое девичье лицо. Риша! Девушка улыбнулась, робко, таинственно.
"Я умираю, Риша!" – сообщил Аграт. Он больше не чувствовал боли. Мир вздрогнул и потемнел. Всё исчезло.
Горящее море
Сперва-то Заноза не шибко и опечалилась. С Кормчим, вроде, всё утряслось мирно, а что матросы её с той поры сторонились, так оно, может, и к лучшему. Пускай сидят в уголочке да помалкивают, зубы целее будут.
И всё бы ничего, да только к концу второго дня одолели Занозу сомнения вот какого толка. До Миравии морем пять дней пути. Минуло шесть, а земля всё не показывалась. Отчего это, скажите на милость?!
А тут ещё вспомнился ей рябой матрос. Не сам матрос, понятно, а его "ну-ну' ехидное. Это что же получается? Дурит её Кормчий или нет? К нему самому соваться резону не было. Всё одно правды не дознаешься.
Решила Заноза к матросам подобраться. Авось, проболтаются. Так и сделала.
Заприметила она загодя, что двое палубу моют. Один худой, маленький. Второй росточком побольше, смуглый, точно красноземелец, с куцей бородкой. Притаилась в закутке, дождалась, пока закончат. Уставшие, они, как ни крути, сговорчивее. Надраили матросы палубу – Заноза к ним:
– Здорово, братцы!
Те молчок, точно воды в рот набрали. Только друг на друга косятся, глазами хлопают. Решила Заноза на хитрость пойти.
– Не найдётся ли, – спрашивает, – на корабле мёду? Мне что-то дурно делается. Терпеть мочи нет.
Тощий как захихикает, а смуглый и говорит:
– На что вам мёд, барышня? Нешто от дурноты помогает?
– Ещё как помогает. Ложку съешь – и порядок. Задумался матрос:
– Нет у нас мёду. Нам жировать без надобности.
Заноза будто бы опечалилась:
– Я, знаете, мёд страсть как люблю. На берег сойдём – куплю целую кадушку.
– Ну, коли деньги есть, отчего ж не купить?
– Деньги найдутся, да тратить не на что.
Смуглый морду скривил, глаза сощурил, вроде как залюбопытствовал:
– Это как же так бывает?
– А вот бывает и даже запросто. Куда мне в чужой стране податься?
– Тут болван возьми да и ляпни:
– Нешто вам, барышня, Тария чужой стала?! Вы откуда сами-то?
Смуглый на него зырк грозно так, будто сожрать хочет, а только слово не воробей. Заноза аж язык прикусила, чтоб лишнего не брякнуть, и даже улыбнулась:
– Я, братцы, уж и позабыла, когда была на родине. Ну, ничего, авось и вспомню.
Постояла ещё с ними, побалакала чуток, дабы лишних вопросов не повылазило, да и шмыг наверх. Отыскала Кормчего – стоит на мостике, вдаль, подлец, смотрит. Увидал Занозу, осклабился:
– Чегой-то тебе, красавица, в каюте не сидится?
Заноза – ему:
– Если я красавица, то боров – канарейка. А сидеть без дела не приучена. Пусти хоть в трюм, коника проведать.
– Это ещё на кой?!
– Так ведь скоро придём в порт, с меня и спросят…
– Это вряд ли…
Глумится, стало быть. Ладно. Решила Заноза с другого боку зайти:
– Далеко ли до порта?
– Уже недалеко. К утру будем.
– Долговато идём.
– Что есть, то есть. Погода нынче скверная.
Погода, как же!
Поглядела на него Заноза да вдруг поняла, точно обухом по башке стукнуло: терять то уже нечего. Она и говорит:
– Как оно теперь в Тарии? Не холодно ли? А то я плохо одета, простудиться боюсь.
То ли Кормчий о чём другом думал, то ли растерялся от неожиданности.
– Нормальная, – отвечает, – должна быть погода. – Снег чуток посыпал да и перестал.
И вдруг зырк на Занозу недобро так:
– Ты чего это Тарией интересуешься. Или ошиблась?
А Занозу уже понесло:
– Ничего я, шельмец, не ошиблась! Отвечай, что задумал?!
Посмотрел Кормчий злобно, морду скривил:
– Ты что ж это решила, ведьма, с рук тебе всё сойдёт?! Сдать меня хочешь – валяй, попробуй! Кто ж тебя теперь слушать станет?! Не ты меня – я тебя сдам, усекла?!
– Шамшану продашь?
Сказала и плюнула прямо ему на сапог. Тут Кормчий её под рёбра хрясь, Занозу аж пополам согнуло. Думала, что печёнка выскочит, аж искры из глаз. А Кормчий орёт:
– Кто заплатит, тому и продам, мне всё едино! Коли вздёрнут тебя на виселице, будет потеха! Приду поглядеть, не забуду!
Ах ты ж!.. Разогнулась Заноза, вцепилась ему в патлы да как давай волтузить:
– Подлая твоя душонка! Огурец гнилой! В барина он нарядился, а как был скотом, так скотом и остался, червяк поганый!
Тут на крик матросы сбежались. Скрутили ей руки. Кормчий командует:
– В трюм её! Пусть сидит до самого порта! А сам за башку держится. Видать, неслабо Заноза его оттаскала. Какое-никакое утешение.
Приволокли её в трюм, бросили и ушли. Одна радость – фонарь не погасили. Спасибо и на том. Подошла Заноза к конику, наклонилась, обняла за шею:
– Вот и конец нам, братец! Меня повесят, тебя продадут. Видал, каков подлец, а?! Зря я ему поверила, да только теперь уж всё одно не выбраться! Эх, жаль не судьба нам с тобой по полям скакать! А что? Я бы тебя заездила. Был бы ты у меня всем коням конь!
И ну реветь как дурочка. Не то коника жалко, не то короля. Как его звать, короля этого? Задумалась Заноза. Вот ведь глупость! Столько времени с ним просидела, а как звать не спросила! Нешто у неё язык бы отсох спросить?! Теперь так и помрёт, имени его не узнав! Для какой нужды ей монаршее имя понадобилось, Заноза и сама толком не понимала. Вроде бы полная ерунда, а всё же хотелось знать. Прямо заклинило.
Села Заноза на пол и давай в уме мужские имена перебирать: "Лефран, Кари, Витас…" Ну, положим, Витас – миравийский король. Да и имечко так себе. Что там ещё? Дани? Рубер? Вигростандил? Тьфу, ты! Вот ещё имя выискалось!
Вигростандил этот фонари продавал, покуда с ума не спятил. Дети его дразнили, ну и Заноза, понятно, не отставала. Это уж потом ей мать настрого запретила… Как-то батька фонарь принёс. Сказал: у Вигро купил. Так в доме свет появился. Не какая-нибудь лучина коптящая, а самый настоящий масляный фонарь. Заноза его страсть как любила, а когда после батькиной смерти её из дому выселяли, мачехин брат нарочно фонарь разбил. Хотела ему Заноза морду расквасить – не дали.
Оглянулась она на фонарь. Нет, тот лучше был и горел во стократ ярче. А всё же…
Тут слышит Заноза наверху бурчание, будто ругается кто-то. Не успела сообразить, что к чему, а уж спускаются в трюм двое: один рябой, тот самый, которого она с коником надурила, другой тощий и длинный. Этого Заноза хоть и видала, да имя забыла спросить. Рябой на неё посветил да как загогочет:
– Гляди-ка, Хварт, сидит голубушка! Что твоя горлица сизокрылая! Стало быть, повыдергали зубы-то, не кусается!
Тощий хрюкнул, но не ответил.
Заноза на ноги поднялась:
– Чего припёрлись, недоумки?!
А у самой на душе ох, как неспокойно! Да что там – аж поджилки затряслись. Только виду она не подала. Ещё чего!
– Пошли, – говорит, – прочь, пока зубы целы! Мне с вами болтать неохота!
Заулыбался рябой гаденько:
– Так мы не затем и пришли… Рылом ты, правда, не вышла, ну да и медведь с тобой!
– Держи её Хварт! И как прыгнет вниз с лестницы. Тощий – следом, но как-то не шибко уверенно.
Рябой ему:
– Не боись! Вступиться за неё теперь некому! Так что ничего нам с тобой не будет. Разве что похвала…
И как захохочет, скотина.
У Занозы внутри всё затряслось, задёргалось. Желудок вниз упал, руки вмиг мокрые сделались. А в голове одна только мысль: "Вступиться за меня и впрямь некому! Ну, да не привыкать!"
Подпустила она мерзавцев едва ли не вплотную, согнулась, будто вот-вот чувств лишится, да и выхватила из сапога ножичек. Ударила наотмашь, не глядя, и, видать, прямо в рожу попала. Булькнул тощий, скрючился, воет. Рябой как заорёт:
– Ах же ты!..
И такое ругательство изрыгнул, какого даже Занозе слышать не доводилось.
– Убью гадину! Сейчас я тебе!..
И цап Занозу за левую руку. Хотела и его пырнуть, да вывернулся, подлец, только по локтю схлопотал. Охнул, стало быть, руку разжал и как давай вертеться. Увидал лом, схватил, вопит:
– Давай ведьма, подходи! Поглядим, чего ты стоишь!
И попёр на Занозу тараном. Та попятилась. Шаг. Другой. Третий. Вдруг чувствует за спиной твёрдое. Стена, значит. Теперь уж отступать некуда! А рябой, тем временем, подошёл близенько. Хрясь ей по руке, ножичек и выпал. Заржал негодяй:
– Страшно, поди?! Оно и правильно. Бойся меня да посильнее, я непослушных не люблю!
Схватил её за ворот и дышит в лицо противно так. Не вытерпела Заноза да как плюнет ему в харю! Тут рябой ещё больше рассвирепел:
– Ну, я тебе устрою!.. Ты у меня…
Заноза отвернулась, как могла, чтоб его поганую рожу не видеть, а рябой вдруг хватку разжал да повалился на пол, будто мешок. Смотрит Заноза: прямо у её ног змея качается. Хотела было заорать, только язык к нёбу присох. И вдруг сообразила, что стоит она, привалившись спиной к ящику со змеерукими. Это, выходит, ей чудище жизнь спасло!
Тем временем тощий оклемался. На ноги встал, башкой вертит, только не видит ничего – из рассечённой брови кровь прямо в глаз течёт. Тут и скумекала Заноза, что медлить нельзя. Схватила фонарь и хрясь об пол. Масло вытекло, а с ним пополз огонь во все стороны. Задымились сухие мешки, затрещали. Тощий башкой трясёт, не понимает, что к чему. Хотела Заноза наверх выбираться, да как вытащить коника?! Тут из клетки засвистели:
– Откройте! Выпустите!
Дёрнулась было Заноза бежать, а только совестно сделалось. Чудища-то её спасли, а она вон как… Схватила лом: хрясь, хрясь, и разломала клетку. Смотрит – а там человечки чёрные, махонькие, вместо рук змейки колышутся. По пояс голые, в странных шароварах. Выскочили человечки из клетки, а кругом уж огонь разошёлся. Пляшет пламя, трещит.
Тут тощий как взвоет, как на Занозу кинется. Видать прозрел, подлец. А что дальше произошло, кому рассказать – не поверят… Один Змеерукий на него скок, змейка качнулась, Заноза даже ничего толком и не разглядела, а тощий уже навзничь повалился и лежит, не шевелится. Змеерукие машут ей, дескать выбираться надо, а она застыла на месте, как вкопанная. Стоит, на коника смотрит, а тот увидал огонь и сам не свой сделался. И нет бы пятиться куда подальше – бьёт копытцами, скачет, свечить пытается. Подбежала к нему Заноза, схватила за шею:
– Никуда без тебя не уйду, миленький!
Змеерукие переглянулись, обступили коника, обвили руками-змейками и кивают – тяни, мол. Заноза и давай тянуть. Так все вместе малого по лестнице и вытолкали.
Тут уж на верхней палубе скумекали, что дело труба. Бегут навстречу змееруких бить, а только не на тех напали. Такой поднялся переполох!
Змеерукие идут, дорогу себе расчищают. Кто бросится – хоть с кулаками, хоть с саблей – того цап, и душа вон.
А пламя уже наверх пробивается, будто море горит.
Матросы орут:
– Пожар! Горим!
Бегают, будто шлея под хвост попала. А тут ещё змеерукие потешаются, никого не щадят. Один увидал на носу Кормчего, и ну за ним. Тот – дёру. Туда-сюда, а путь то отрезан. Огляделся Кормчий, плюнул да и сиганул за борт. Тащит Заноза коника. Прыгать надо, да только как?! Долго-то не продержишься, да и вода холодная. А спину уже припекает, и палуба того и гляди провалится.
Тут видит Заноза: в воду здоровенный кусок дерева шлёпнулся. Пригляделась: дверь. Упала в воду и гореть перестала, только по краям дымится. Заноза и говорит конику:
– Давай прыгать, миленький! Я тебя удержу, не бойся!
Схватила коника за гриву, к борту подволокла… Тот не хочет, упирается. Заноза его и так и эдак – ни в какую!
Тут кто-то коника подхватил и от палубы оторвал. Видит Заноза – двое змееруких. Не смотри, что маленькие! Опутали коника змейками, подхватили, да и вытолкали за борт. Заноза им:
– Спасибо, братцы!
И тоже выпрыгнула. Вскарабкалась на дверь, вцепилась в коникову гриву, держит. Кругом крик, на голову куски горящие сыплются, а змеерукие стоят себе на палубе, смотрят. Крикнула Заноза:
– Прыгайте, братцы, что же вы?
Как бы не так. Постояли змеерукие, постояли да вдруг исчезли. А корабль уж весь в огне.
Отгребла Заноза подальше, как могла. Одной-то рукой грести не сподручно, а как коника выпустишь?! Волны туда-сюда качают, перекатывают. Море будто взбесилось. А вода-то ледяная, и оттого пальцы совсем деревянные сделались, того и гляди – разожмутся. Шепчет Заноза конику:
– Ты уж держись, держись миленький!
А зачем держаться? Для чего? Это уж ей и самой невдомёк.
