Мирослава Чайка
Союз стального кольца

11. Провисание холста

Предложение Евы остаться у нее на ночь Лану не удивило, они с семи лет устраивали пижамные вечеринки, сначала просто играли в куклы, потом начали строить куклам дома, через пару лет шить им одежду, а по прошествии еще какого-то времени уже выбирали в глянцевых журналах одежду для себя, готовили изысканные коктейли и смотрели фильмы модных режиссеров. Вот и сейчас, проводив Юру и Игоря, девочки пошли в комнату Евы и решили пересмотреть в очередной раз любимый сериал про вампиров, но, оставшись наедине с Евой, Лана не удержалась и осмелилась задать вопрос, который мучил ее последние полчаса:

– Ева, а что тебе такое важное хотел сообщить Юра, если это, конечно, не секрет, а то что-то не могу понять, нравлюсь я ему или нет.

Ева была настолько погружена в возникшую проблему, да и мысль о том, должна ли она что-то объяснять Лане относительно Юры или это их личное дело, не располагала к откровенному разговору, и она, решив умолчать о том, что Юра признался ей в своих чувствах, рассказала только о загадке, которая ее сейчас волновала:

– Лана, я же для этого и попросила тебя остаться. Понимаешь, Юра сказал мне, что видел мою маму у парадной с каким-то мужчиной, якобы между ними произошел сговор, о котором я не должна ничего узнать. Юре я, конечно, сказала, что меня это не интересует, но с тех пор я все время думаю, что хочет скрыть от меня мама. Мы с ней всегда всем делимся, на нее это не похоже.

– Твоя мама с незнакомым мужчиной? – удивленно переспросила Лана.

– Да это вовсе не мужчина, это ее бедолага брат. Он вчера появился перед вашим приходом, оставил в гардеробной какие-то свои вещи, а потом вызвался отвезти Натали в джазовое кафе, где она встречалась со школьной подругой, они вместе вышли из квартиры, вот тогда-то их и заметил Юра.

– Да, странная история, зачем им от тебя что-то скрывать, – задумчиво произнесла Лана, потом взяла с туалетного столика щетку и начала приглаживать свои непослушные волосы.

– Может, пока Натали еще не пришла, сбегаем в гардеробную и посмотрим, что он принес?

Девушки, возбужденно смеясь, помчались в большую гардеробную, которая находилась между гостевой и родительской спальнями. Это была просторная комната без окна, вдоль стен на штангах аккуратно висели вещи, внизу были устроены выдвижные ящички и полки, одну стену обустроили под обувь и сумочки, она состояла из ячеек с подсветкой, в каждой из которой расположилась пара обуви и подходящая сумка. Напротив входа возвышалось огромное зеркало в раме цвета античного золота, а в центре стоял большой овальный пуф, обтянутый бежевым мебельным флоком со стяжкой капитоне. У двери находились коробки с елочными и детскими игрушками, а за ними в чехлах притаились картины, которые планировалось повесить в только что выстроенном загородном доме.

Лана села на пуф, а Ева пошла вдоль полок, внимательно присматриваясь к висевшим вещам.

– Вот этот костюм не папин и рубашка. – Ева остановилась возле синего костюма из шерсти, кое-где покрытого катышками, и, держа его за рукав, взволновано посмотрела на Лану.

– Да, во всем этом, правда, кроется какая-то тайна, – ответила Лана и встала, чтобы повнимательней разглядеть костюм. Она вспомнила вечно озабоченного, многодетного мужчину, который некоторыми чертами лица был похож на Натали, она иногда встречала его у Евы дома, он много и быстро ел, рассказывал про какие-то нереальные достижения своих детей, о трудностях на работе и о том, что ему всегда не везет.

Девочки еще какое-то время посидели в гардеробной, смотря на вещи, принесенные дядей Евы, но так и не найдя ответов, отправились смотреть фильм. Просмотр был беспокойным, они все время прислушивались, не вернулась ли Натали, и периодически останавливали сериал, высказывая предположения, зачем нужен этот костюм и почему что-то нужно скрывать от Евы. Натали долго не возвращалась и подружки не заметили, как уснули. Утром Еву разбудил звук закрывающейся входной двери. Она тут же вскочила и побежала к входу в надежде увидеть маму, там никого не обнаружив, ринулась в родительскую спальню, но и там Натали не было, и девушка с растерянным видом вернулась к себе. Лана, еле открыв глаза, спросила:

– Кто пришел?

– Думаю, это кто-то вышел, – недоумевая, ответила Ева. – Странно, и мамы нет, вдруг что-то случилось.

– Когда я ночью вставала в туалет, Натали была дома, она сидела в гостиной в своем любимом кресле и листала какую-то толстую книгу, – уже совсем проснувшись, начала рассказывать Лана.

– Тебе нужно было меня разбудить, я бы все у нее расспросила.

– Что бы ты расспросила, если она считает, что тебе это не нужно знать, – Лана встала и, надев шелковый халат подруги, пошла готовить чай.

Когда девушки с сонным видом сели за стол и собирались доесть вчерашний торт, в дверь кто-то позвонил. Они испуганно посмотрели друг на друга.

– Кто это в такую рань? – шепотом произнесла Ева.

– Я пойду посмотрю в глазок, – ответила Лана и, бесшумно двигаясь, подошла к входной двери, Ева последовала за ней со словами:

– Может, не будем смотреть, давай тихонько посидим в моей комнате, и этот человек уйдет.

– Мы тогда не узнаем, кто приходил, – не унималась Лана и, привстав на носки, заглянула в глазок. – Это твой дядя, открывать?

– Дядя Рома? – вытаращив глаза, спросила Ева, потом быстро подошла к двери, повернула защелку замка. На пороге стоял немолодой мужчина в синей рубашке поло и потертых джинсах, карманы которых были до отказа набиты всевозможными вещами: ключами от машины, бумажником с документами, конфетами. На голове, прикрывая несвежую стрижку, возвышалась кепка с обтрепанными краями козырька. Когда он зашел в квартиру, и его осветил солнечный свет, пробивающийся из окна, было заметно, как он похож на свою младшую сестру. Тот же аристократически удлиненный овал лица, те же голубые, только слегка выцветшие глаза и манера говорить, спокойно и немного свысока смотря на своего собеседника, давали возможность безошибочно сказать, что это брат Натали.

– Дядя, что происходит, где мама? – взволнованно выпалила Ева.

– А ее что нет дома? – удивился мужчина. – Я не знаю, где она, Ева, я спешу, мне нужно переодеться, вчера я тут у вас костюм оставил, – проходя в сторону гардеробной, на ходу сказал дядя Рома.

Девушки, переглянувшись, уселись на диван и стали ждать, что же будет дальше. Ева решила, что его нужно как-нибудь задержать, если она предложит дяде выпить чаю, то у нее будет хоть маленькая возможность узнать что-нибудь об их с мамой затее. Зная, что он любил поесть, девочки начали быстро выставлять на стол все самые лучшие припасы из холодильника, красиво раскладывая их на тарелки и вазочки, и вот, когда Лана водрузила на стол парящий заварной чайник, появился их гость весь при параде. Он был в костюме, голубой рубашке и синем галстуке в голубую полоску и в руках держал черный чехол прямоугольной формы.

– Дядя, садись с нами завтракать, у нас есть твой любимый мильфей, – дружелюбно улыбаясь, пригласила его к столу Ева. Рома с любопытством осмотрел содержимое стола, колеблясь постоял, что-то обдумывая, потом глубоко вздохнул и, направляясь к выходу, произнес:

– Ах, девчонки, в любой другой день я бы, конечно, не отказался отведать ваших угощений, но сегодня не могу, я же говорил, что спешу, – и он начал обувать совершенно не подходящие к костюму полуспортивные туфли со стоптанными каблуками, и, когда уже завязывал второй шнурок, Ева обратила внимание на чехол.

– А что у тебя здесь? – спросила она и потянула к себе знакомый черный чехол на молнии с двумя ручками сверху. В таких чехлах хранились картины, которые приобретались на аукционах, и те, которые достались Натали по наследству и которыми так дорожила их семья. Большая часть картин была развешена в многочисленных комнатах квартиры, а остальные зачехлили от попадания света и пыли.

– Здесь Поленов, – запинаясь, ответил Рома и потянул чехол на себя, но Ева крепко ухватилась за ручки и не выпускала их из рук.

– И куда это ты его несешь? – уже взволнованно спросила девушка, и перед ее глазами сразу возник прекрасный летний пейзаж Поленова с ветхой русской избой. Ева так любила его рассматривать и придумывать разные события, которые могли разворачиваться на этом зеленом лугу, обрамленном раскидистыми березами.

– Натали собирается отдать картину на оценку для аукциона, а у нее провис холст, вот она и попросила меня отнести картину в багетную мастерскую, чтобы ее перетянули на новый подрамник, – ответил мужчина, не глядя на свою племянницу, потом высвободил из ее рук чехол и, слегка раскрасневшись, попрощался и быстро вышел, захлопнув за собой дверь.

Ева и Лана сели за накрытый стол, от волнения и суеты у них разыгрался аппетит. Они пили чай с мильфеем, от которого отказался их непрошеный гость, и размышляли по поводу произошедшего, и чем больше они перебирали события, тем сильнее появлялась уверенность в том, что все-таки нужно позвонить Натали. Не успели они осуществить свои намерения, как у Евы зазвонил телефон. Это звонила мама:

– Ева, сейчас должен прийти дядя Рома, ты попроси его дождаться меня, пусть он ничего не предпринимает, я скоро буду дома.

– Мамочка, он уже приходил и забрал Поленова, – ответила Ева, но вместо ответа услышала прерывистые гудки телефона.

После звонка продолжать завтрак девушки уже не могли. Ева решила, что дядя выглядел так, как будто был не до конца честен с ней. Девушки снова отправились в гардеробную, начали открывать чехлы оставшихся картин, чтобы выяснить только ли Поленов исчез из их коллекции. Они уселись на пушистый ковер и начали расставлять расчехленные картины у стены. Через минут пять-шесть пред их взором явился небольшой вернисаж. Настоящей жемчужиной коллекции была картина, написанная темперой на доске, с изображением одного из библейских сюжетов. Домочадцы о ней говорили обычно вполголоса с налетом таинственности, что она, скорей всего, принадлежит к падуанской школе итальянского возрождения, но отдать ее специалистам для уточнения не спешили, так как боялись развенчать эту всеми любимую семейную легенду. Еще здесь были архитектурные пейзажи XIX века в массивных рамах, женский портрет неизвестного художника, три небольшие гравюры и картины, написанные в импрессионистической манере. Но девушкам не удалось вдоволь налюбоваться увиденным, их потревожил еще один телефонный звонок. Звонила бабуля. Она спросила, готовы ли они к ее встрече, потом какие подарки привезти, и когда уже хотела заканчивать разговор, вспомнила, что неплохо бы осведомится, а все ли у них хорошо, на что Ева ответила:

– Да, все нормально, вот дядя только что приходил, у них тоже все хорошо, он даже в костюм нарядился, представляешь?

– Дядя приходил так рано, да еще и в костюме, и ты говоришь, что у вас все хорошо, а ну дай мне маму, – взволновано зачастила бабушка.

– А мамы нет дома.

– Мамы нет дома в восемь утра, да что это у вас там происходит?

– Бабуля, ты не волнуйся, просто мама хочет отдать нашего Поленова на оценку, а у него провис холст, вот она и попросила дядю отнести картину в багетную мастерскую и перетянуть на новый подрамник.

Бабушка, услышав слова внучки, совсем разгорячилась:

– Что это ты такое говоришь, мама не могла дать Роме такое поручение! Она, да и он тоже прекрасно знают, что провисание такого холста никто не посмеет исправлять перетяжкой на новый подрамник! – почти прокричала бабушка и бросила трубку.

Не успели девочки опомниться, как в дверном проеме гардеробной появилась Натали в полосатом брючном костюме, бесшумно вошедшая в квартиру, она стояла и молчала, как заколдованная смотрела на прекрасные картины, думая о чем-то своем. Ева, заметив мать, резко вскочила с пола и кинулась к ней, с надеждой, наконец, разобраться в событиях такого раннего и вместе с тем таинственного утра.

– Как хорошо, что ты пришла, мы тебя потеряли. Бабушка звонила, она тоже тебя ищет, и еще бабуля сказала, что ты не могла дядю просить перетянуть холст, – Натали не дала Еве закончить, она попросила Ланин телефон:

– Ромик не берет трубку, может, просто не хочет мне отвечать, а я должна его предупредить, – сказала Натали, набирая номер Романа на Ланином телефоне. И тут они услышали сигнал звонка в комнате, в которой находились, переглянувшись, девушки начали искать источник звука и обнаружили его в кармане рубашки поло, висевшей на вешалке.

– В этой рубашке пришел дядя Рома, – доставая телефон из кармана, сказала Лана. – Он, наверное, забыл его, поэтому и не отвечал.

– Какое странное стечение обстоятельств, – задумчиво произнесла Натали и, увлекая девочек за собой, прошла в гостиную.

– Мама, может, ты, наконец, расскажешь нам, что все это значит, почему ты что-то скрываешь, и дядя сказал неправду, – нетерпеливо проговорила Ева, следуя за Натали.

– Да, дорогая, я только сделаю пару глотков кофе и все расскажу.

Натали подошла к кофе-машине, вложила в нее капсулу, затем выбрала красивую маленькую кофейную кружечку и нажала кнопку. Аппарат загудел, немного пофыркал, и через секунду в кружку потекла ароматная струйка темного кофе.

– У дяди случилась беда, вот мне и пришлось ему помочь. Его сын связался с настоящими бандитами, самое страшное, что здесь замешаны наркотики, и поэтому Ромик побоялся идти в полицию. А эти люди требуют большую сумму денег. Я не могла взять деньги из банка, сумма большая, а это наши общие деньги, папа их зарабатывает по полгода не сходя на берег. Когда я сказала Роме, что не смогу дать ему столько денег, он начал умолять, сказал, что Андрюшку могут искалечить, и я предложила продать картину Поленова, она у нас нигде не выставлялась, была дорогой, но он должен был сам найти покупателя. И на сегодняшнее утро была назначена сделка. Но этой ночью, листая каталог немецкой живописи, я вдруг обнаружила точно такую картину, как у нас, только на месте русской избы там была изображена мельница. Я испугалась и позвонила Петру Ивановичу, чтобы он срочно сделал радиоизотопный анализ. Сегодня утром, срезав на уголке слой краски, я отвезла его на анализ, и там были обнаружены радиоизотопные элементы, это, скорее всего, означает, что наша работа сделана после начала ядерной эры, а Поленов умер в 1927 году.

– Постой, ничего не понимаю, ты думаешь это подделка? – перебила маму Ева.

– Я думаю, что это хорошая работа немецкого художника была дописана, мельницу закрасили, а на ее месте написали русскую избу и выдали за утерянную картину Поленова.

– И что теперь будет? – взволновано спросила Лана.

– Я боюсь, что проблемы теперь будут не только у твоего двоюродного брата, но и у твоего дяди. Он пытается продать подделку! А телефон его в нашей гардеробной.

– Мама, нужно туда ехать и остановить сделку, где проходит передача картины?

– Ева, если бы я знала, то давно уже была бы там.

Не успела Натали закончить фразу, как в дверь снова позвонили. Лана стремглав кинулась открывать и, не смотря в глазок, распахнула дверь. На пороге, как и час назад, стоял Роман. Он выглядел растерянным и опустошенным, а в глазах поблескивали застывшие слезы. Обняв сестру, он опустился в кресло со словами:

– Натали, дорогая, прости меня, они выхватили картину из рук, когда я доставал ее из машины, представляешь, наверное, эти покупатели не собирались платить деньги, просто хотели, чтобы я ее привез в безлюдное место. Я знаю, как тебе дороги эти картины, прости, – произнеся эту сумбурную речь, Рома отвернулся и спрятал лицо в полах пиджака.

– Братец, это неплохая новость, ты сейчас это поймешь. Да и с Андрюшкой все будет хорошо, его мой муж собирается к себе забрать, там отсидится, да и в море точно перевоспитается.

Рома с волнением выслушал рассказ Натали про поддельную картину, потом с большим удовольствием план перевоспитания его старшего сына и уже был готов идти домой, как Ева задала ему последний вопрос:

– Дядя, скажи, пожалуйста, а зачем ты придумал про провисание холста?

– Ну что ж, моя драгоценная племянница, тебе нужно больше заниматься искусствоведением. И тогда тебя никто не сможет обвести вокруг пальца. В оценке картины важен не только холст, но и подрамник, и капельки клея, и каждый гвоздик, потому что, если гвозди старые и нет следов перетяжки полотна, значит, гораздо больше шансов, что это оригинал.

12. Бойтесь своих желаний

На Петербург опустилась теплая летняя ночь, так как это город не обычный, а город белых ночей, то проведенное здесь время с конца мая до середины июля поистине восхитительно. Это пора фестивалей, концертов, парадов и народных гуляний, в это время город отмечает свой день рождения и праздник «Алые паруса».

Игорь и Юра распрощались у метро как-то сухо, и впервые за годы их дружбы каждый был рад остаться один. Юра чувствовал, что между ними зарождается что-то похожее на соперничество, это была еще не стена, а лишь совсем невесомая тонкая преграда, почти прозрачная, как калька, и через нее он все еще видел своего близкого друга, но силуэт начинал расплываться, и Юра боялся, что пройдет еще немного времени, и за этим барьером он обнаружит своего врага.

Игорь тоже почувствовал, что их отношения изменились, раньше они говорили обо всем, а теперь у них появилась запретная тема – Ева, и эта тема была единственной, которая их сейчас волновала, поэтому всю дорогу до метро они молчали. Оставшись один, Игорь вздохнул с облегчением, он огляделся вокруг и понял, что сегодня его другом будет этот Город, который, казалось, отразил в себе всю бурю противоречивых эмоций, бушевавших в его юной душе: счастье, страх, восторг и ожидание.

На улице было светло, хотя была ночь и солнца не было видно, то там, то тут в небе, пытаясь подражать небесным светилам, появлялись вспышки фейерверков, на набережных яркими огоньками отражались в темной воде уличные фонари, придавая еще большую нарядность и без того парадно разодетому в пышную зелень и стройную архитектуру городу. Улицы были заполнены улыбающимися прохожими, погруженными в романтическое настроение северной столицы, и хоть часы показывали половину первого ночи, спать совсем не хотелось.

Юноша медленно шел среди этого великолепия и с грустью думал, что через несколько дней ему придется покинуть этот с детства любимый город, и еще сложнее было принять, что ему предстоит расстаться с так быстро очаровавшей его девушкой. Ева запала ему в душу и завладела его пылким сердцем. Игорь удивлялся, как Еве удавалось сочетать в себе столько разных качеств одновременно, она была нежна, грациозна, со всеми приветлива и при этом неприступна, всегда уверенно заявляла свою точку зрения, но никогда не впадала в конфронтацию, и при всей ее хрупкости, легкости и веселости в ней чувствовался несгибаемый характер, который его восхищал. Когда Юра попросил поговорить с ней наедине, Игорь чуть не задохнулся от нахлынувшей ревности. А потом друг не поделился с ним подробностями их с Евой разговора, и Игорь начал ревновать еще больше. «Ах, если бы я мог еще хоть месяц побыть здесь и разобраться во всем», – думал он, садясь в подъехавшее такси. Но остаться не мог, отец уже несколько раз звонил и просил поскорее вернуться домой и помочь с семейным бизнесом. Юноша знал, что особой помощи от него отец не ожидает, а просто постепенно хочет ввести в курс дел, так как рассчитывает, что сын, закончив престижный вуз в Англии, со временем возглавит их компанию. Но сам юноша не особенно к этому стремился, он любил готовить разные сложные блюда и еще с детства, помогая маме на кухне, мечтал стать знаменитым ресторатором и получить, как минимум, пару Мишленовских звезд.

Когда Игорь добрался до квартиры своей двоюродной сестры, то очень пожалел, что она осталась ночевать у Евы, потому что пришлось долго возиться с входной дверью, край которой был испещрен замочными скважинами, и так как ключ входил во многие отверстия и даже несколько раз проворачивался, Игорю пришлось перепробовать несколько разных вариантов, прежде чем он попал в квартиру. В коридоре было темно и тихо, пахло сыростью и старыми вещами, пока Игорь пытался нащупать кнопку выключателя, у его ног появился Бадди, он явно был рад вошедшему, терся о ногу и тыкал мокрым носом в ладошку.

– Привет, пес, ты, как всегда, на посту? – шепотом поприветствовал его юноша, на что тот, виляя хвостом, скрылся в конце длинного коридора. Игорь разулся, почувствовал прохладу свежевымытого пола и, не надевая тапочек, прошел в комнату. Мама Ланы гостила у подруги и перед его глазами предстала комната в том же виде, в каком они с Ланой оставили ее пять часов назад. Дверцы платяного шкафа и тумбочки были распахнуты, на диване лежали несколько неглаженых платьев, на кровати еще какие-то вещи. Обеденный стол был заставлен немытой посудой, а на письменном столе возле компьютера стояла тарелка с недоеденным бутербродом с засохшей докторской колбасой. Игорь подумал, что завтра нужно встать пораньше и к приходу его тети хоть немного прибраться, и он, не раздеваясь, лег на диван, но уснуть ему не удалось. Ворочаясь с бока на бок, Игорь все думал, что сделать такое, чтобы Ева была в восторге и после его отъезда каждый день вспоминала о нем. Спустя час в его голове созрел, как ему казалось, грандиозный план: написать под Евиными окнами огромными буквами на тротуаре «Ева, я люблю тебя. Игорь». Потом, немного подумав, он решил не писать имя своей возлюбленной, так как оно редкое и все сразу догадаются, кто был причиной этого бесчинства. Было решено оставить только «Люблю тебя. Игорь».

– Но нет, так Ева не поймет, что это послание для нее, – еле слышно произнес юноша, прохаживаясь по комнате, но потом улыбнулся сам себе и добавил уже в полный голос, – в любом случае это нужно написать до рассвета.

Идея оказалась вполне осуществимой, так как на этой неделе домочадцами была куплена белая краска, чтобы продолжить ремонт в общем коридоре, ей собирались обновить все двери и поэтому на кухне у свободной стены стояли три большие банки с краской. Игорь был вдохновлен предстоящим приключением, он только жалел, что нельзя позвать Юру, ему очень хотелось, чтобы друг был поражен его находчивостью и смекалкой не меньше, чем Ева. Надев черную футболку и позаимствовав у тети Веры перчатки, в которых она ухаживала за комнатными растениями, Игорь подошел к банкам с краской, но вот незадача – кистей рядом не оказалось. Он начал обследовать все возможные места на кухне и в коридоре в поисках этого важного орудия труда, но тщетно. Потом он проверил тумбочки и ящички в комнате Ланы, кистей нигде не было. И когда, уже почти совсем потеряв надежду осуществить задуманное, Игорь присел на диван, то вспомнил, что в субботу мастер, стоя на стремянке, ремонтировал деревянную раму окна в ванной, а затем закрасил половину стекла белой краской и забыл свою кисть на шкафчике с голубой стеклянной дверцей, который висел почти под самым потолком над раковиной. Игорь с надеждой, что кисть осталась лежать на том же месте, помчался в ванную.

Ванная комната была просторной, закрашенное окно, которое натолкнуло Игоря на мысль о кисти, находилось напротив входной двери. Справа у стены стояла глубокая чугунная ванна с растрескавшейся эмалью, дальше располагалась кое-как приделанная к стене старая керамическая раковина и вот над ней, высоко под потолком, висел маленький ящичек с голубой дверцей, на верху которого виднелась та самая вещь, без которой влюбленный не мог осуществить свой план. Игорь сразу понял, что просто дотянуться до нее не получится, так как в этом доме высота потолков достигала четырех метров, нужно было что-то подставить, а стремянку, по-видимому, мастер забрал с собой. Игорь огляделся и заметил старый желтый табурет с облупившейся краской, высокие массивные ножки которого покрылись трещинами и сколами, а в центре сиденья было вырезано отверстие для удобства его перемещения. Юноша, не долго думая, подтащил табурет к раковине и забрался наверх, но высоты табурета все равно не хватило, и он, поднявшись на носки, потянулся, опираясь на ящик, крепления которого не выдержали и начали отрываться, Игорь от неожиданности сделал шаг назад, став на край табурета, тот наклонился и все: шкафчик, Игорь и табурет с пронзительным грохотом повалились на пол, по пути сбивая раковину, которая сначала повисла на одном штыре, но потом что-то заскрежетало, и она с грохотом, быстро, как удар молота, упала прямо на ноги парня, пригвоздив его к полу.

Несколько минут пострадавший лежал на кафельном полу, оглушенный ударом. Когда, придя в себя, он открыл глаза, то увидел части разломанного табурета, валявшиеся на полу, осколки стеклянной дверцы голубого шкафчика и огромную раковину у себя на ногах, а рядом у самого лица лежала большая высохшая кисть – предмет его желаний. С большим трудом свалив с себя раковину, он попытался встать, но не смог, острая боль не давала даже пошевелить ногами. Игорь поставил руки на пол и начал пытаться как-то подтащить себя к выходу и тут же сильно разрезал ладонь острым осколком стекла. Боль обиды за нелепое падение и физическая боль в ногах затуманивали разум, совершенно растерянный и обессиленный юноша лежал на полу, сжимая правую руку в кулак, пытаясь остановить кровь. Неожиданно он почувствовал, что на него кто-то смотрит, повернув голову к выходу, заметил Бадди, который стоял в проеме приоткрытой двери, мигая своими черными глазами. Через несколько секунд пес скрылся за дверью и появился снова спустя пару минут уже в сопровождении соседки, той самой грозы закрытых окон, которую Лана и Ева называли Грымзой, но Игорь сейчас был рад появлению даже самого неприятного человека на земле.

– Что случилось? – заходя спросила Грымза и начала быстро убирать стекла и остатки табурета с тела Игоря.

– Я хотел кисть достать и вот свалился, – извиняясь, пробормотал пострадавший и попросил чем-нибудь замотать порезанную ладонь.

– А что с ногами, встать можешь?

– Нет, несколько раз пробовал, сильно больно, не могу.

– Думаю, нужна скорая, у тебя есть телефон?

– Да, конечно, в комнате возле дивана где-то, вы можете принести?

Игорь немного оживился, так как появилась надежда на спасение, рука была перевязана посудным полотенцем сомнительной чистоты, стекла убраны и скоро должны были приехать врачи, которые окажут нужную помощь. Через время вошла соседка и сказала, что скорую помощь вызвала, но они приедут через минут сорок, так как много неотложных вызовов, и придется подождать.

– Тебя нужно перенести на диван в комнату, нельзя здесь на холодном кафеле лежать столько времени, но я тебя поднять не смогу, – сказала пожилая женщина, прижав руки к груди, и задумалась. – А знаешь, я читала в книге про санитарок, что они во время войны выносили раненых с поля боя на своих плащ-палатках, такого плаща у меня, конечно, нет, но оттащить тебя на покрывале я смогу.

– Подождите… Не знаю, как к вам обращаться, а можно мне воды? – приподнявшись на локти, попросил Игорь.

– Называй меня Алексеевной, меня так все зовут.

Алексеевна была высокой женщиной, но очень худой, и поэтому ей стоило большого труда перетащить на покрывале Игоря в комнату, а там он уже кое-как, уцепившись руками за подлокотник и с помощью Алексеевны, вскарабкался на диван. Время шло, врачи не ехали, боль становилась все сильнее и сильнее, Игорь стонал и сжимал в руках края покрывала, которое двумя длинными языками свисало с дивана на ковер.

– Знаешь, сынок, я тебе дам болеутоляющую таблетку, у меня есть шипучая, она быстро поможет, – сказала женщина и вопросительно посмотрела на больного.

– Я готов выпить что угодно, только бы перестало болеть, – ответил Игорь и, сильно стиснув зубы, замер в ожидании помощи.

Алексеевна принесла таблетку и стакан с водой, поставила стул поближе к дивану, села и опустила лекарство в воду. Таблетка начала шипеть и вращаться на поверхности воды, выпуская мелкие белые пузырьки в разные стороны, а две пары глаз с пристальным вниманием следили за ее движением. И когда она совсем растворилась, юноша большими глотками, запрокинув назад голову, выпил лекарство и, собрав последние силы, беспокойно уставился на Алексеевну.

– Милый, так дело не пойдет, тебе нужно отвлечься, тогда ты не заметишь, как боль начнет утихать, – начала женщина, – я тебе расскажу про своего сына. Он у меня уже взрослый, зовут его, как тебя, тоже Игорь. Живет он в Москве, с детками, должность занимает высокую, архитектор, красивые дома проектирует, достаток во всем. Сам красивый, а жена, может, не красавица, но зато заботливая, смотрит за ним хорошо и за детишками, все сытые и ухоженные.

Игорь внимательно смотрел на сидящую напротив него пожилую женщину, такую худенькую, с седыми волосами, убранными в хвост, в выцветшем халате, надетом на длинную ночную рубашку с заштопанным краем, и вспоминал, как она много дней подряд греет себе один и тот же постный суп на общей кухне, как, возвращаясь из продуктового магазина, приносит полупустой пакет. И с большим разочарованием думал о ее сыне, который, живя в полном достатке, забыл про свою родную мать.

Ева, проводив Лану домой, собралась почитать что-нибудь, чтобы отвлечься от перипетий с картинами и родственниками, думая о странных поступках своего дяди, прошла в кабинет отца, в котором располагалась небольшая библиотека. Она прошла вдоль полок с книгами, и ее взгляд упал на томик Шекспира, девушка вспомнила детскую забаву – открывать книгу на произвольной странице, чтобы строки стиха предсказали будущее или ответили на вопрос, она на секунду весело зажмурилась и, распахнув синхронно книгу и глаза, прочла вслух:

 
– Увы, любовь моя, подобно лихорадке,
Стремится лишь к тому, что гибельно в припадке.
 

Озадаченная этим предзнаменованием, не успела она расположиться в мягком кожаном кресле, как ей пришло смс от Игоря. «Ева, я в больнице, в травматологии, если хочешь, можешь меня навестить».

Спустя два часа Ева быстро шла по больничному коридору, сначала она пошла в одну сторону, но, не найдя нужную палату, быстро побежала обратно. Она нервничала, суетилась, в итоге споткнулась об одну из старых кафельных плиток на полу, бумажный пакет с фруктами в ее руках дрогнул и из него выпала корзиночка с голубикой, и по всему широкому белому коридору разлетелись десятки крупных черных ягод. Чувствуя себя преступником на месте преступления, Ева в растерянности замерла на секунду и начала судорожно дрожащими руками собирать ягоды, мысленно ругая себя, что не взяла пакет с ручками, надеясь, что никто не появится в коридоре и не увидит ее неловкость.

Наконец, она справилась с волнением и нашла нужную палату, рядом с которой стояла небольшая кушетка, и Ева опустилась на нее, чтобы перевести дух и, натянув на лицо ободряющую улыбку, вошла в палату, но по ее большим испуганным глазам Игорь сразу понял, что его вид Еву сильно встревожил. Он показался ей очень бледным и осунувшимся, озорные огоньки в его глазах погасли и под ними залегли серые тени. Ева не могла себе представить, что кто-то может так измениться за одну ночь. Неизменным было лишь то, с какой пронзительной нежностью Игорь смотрел на нее.