ГлавнаяВеликие поэтыМихаил Иванович ШипицынЗнакомство с «Божественной комедией» Данте Алигьери

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

полная версия Знакомство с «Божественной комедией» Данте Алигьери

Михаил Иванович Шипицын
Знакомство с «Божественной комедией» Данте Алигьери

Может ли язычник быть спасён

(Святой Пётр Дамиан и Святой Бенедикт.)

Вознесение продолжается от Марса к сфере Юпитера, правящего добродетелью справедливости, и здесь Данте устраивает обширную дискуссию о справедливости, не только в земном политическом смысле, но и в смысле божественной таинственной, или эзотерической, справедливости. Души предстают перед Данте, образовав буквы первого предложения из ветхозаветной Книги Мудрости: «Любите справедливость, вы, земные судьи».

Данте выносит пространные осуждения различным правителям его собственного времени перед тем, как представить читателю души сферы Юпитера. Он выделяет пап как пример правителей, потерявших свою истинную стезю и злоупотребивших свою духовную власть отлучения от церкви в собственных политических целях. Они, если верить Данте, были заняты собиранием образов Иоанна Крестителя, что отпечатан на монетах, но не имели времени для Святых Петра или Павла.

(Рай 18:130–136)

Ты, что изъятья пишешь без конца,

об умерших за виноградник грязный

знай: Петр и Павел – два живых лица. (132)

Пусть скажешь: «Я с охотой безотказной

слежу за тем, кто жить один мастак,

платил за танцы мукой безобразной,

знать не хочу, где клуша и рыбак!» (136)

(Paradiso 18:130–136)

Ma tu che sol per cancellare scrivi,

pensa che Pietro e Paulo, che moriro

per la vigna che guasti, ancor son vivi. (132)

Ben puoi tu dire: “I’ ho fermo 'l disiro

sì a colui che volle viver solo

e che per salti fu tratto al martiro,

ch’io non conosco il pescator né Polo.” (136)

Данте формулирует понятие справедливости, исходя из идеи справедливого Бога в отношении спасения язычников.

(Рай 19:67–78)

Теперь тебе открыта глубь секрета

и справедливости родник живой

в котором часто ты искал ответа, (069)

сказав: «Пускай рожден был над рекой

Инд человек, где о Христе не знали

в письме иль чтеньи не назвав строкой, (072)

желанья добрые осуществляли

все ж люди в действиях своих и стыд,

грех в жизни и речах не совершали. (075)

И коль крещения и веры щит

не дан кому и умер он в безверьи,

того как справедливость обвинит?[»] (078)

(Paradiso 19:67–78)

Assai t’è mo aperta la latebra

che t’ascondeva la giustizia viva,

di che facei question cotanto crebra; (069)

ché tu dicevi: ‘Un uom nasce a la riva

de l’Indo, e quivi non è chi ragioni

di Cristo né chi legga né chi scriva;(072)

e tutti suoi voleri e atti buoni

sono, quanto ragione umana vede,

sanza peccato in vita o in sermoni. (075)

Muore non battezzato e sanza fede:

ov’ è questa giustizia che ’I condanna?

ov’ è la colpa sua, se ei non crede?’ (078)

Похожие размышления уже встречались в Песни 4 «Ада»: там пилигрим Данте встретил благочестивых язычников, но только в контексте Песни 19 «Рая» становится ясно, что поэт Данте имеет ввиду, когда он намекает на возможность спасения язычникам, для которых христианское евангелие не было проповедано.

(Рай 19: 106–108)

Смотри, как славят многие Христа,

но на суде к нему не будут ближе,

чем те, кто и совсем не знал Христа. (108)

(Paradiso 19: 106–108)

Ma vedi: molti gridan ‘Cristo, Cristo!’

che saranno in giudicio assai men prope

a lui, che tal che non conosce Cristo; (108)

Поэт выражает здесь идею невозможности осознать намерения Бога, идею таинства, которое должно быть прочувствовано и пережито, и которое не нуждается в интеллектуальном усилии. Провозгласить себя христианином – не значит гарантировать себе спасение, потому что человек будет судим по тому, как он прожил свою жизнь. В этой связи поэт составляет целый список преступлений, совершённых христианами во имя Христа.

Пилигрим Данте узнаёт великих правителей среди тех душ, которые составляют цитату из Библии. Он узнаёт царя Давида, который также был великим поэтом и писал псалмы для Книги Псалмов.

(Рай 20:37–42)

Тот, кто в зрачка средине смог сиять,

певцом Святого Духа был и призван

ковчег из града в град перемещать, (039)

теперь за песни прошлые столь признан,

что знает цену гласу своему,

на небеса в вознагражденье избран. (042)

(Paradiso 20:37–42)

Colui che luce in mezzo per pupilla,

fu il cantor de lo Spirito Santo,

che larca traslatò di villa in villa: (039)

ora conosce il merto del suo canto,

in quanto effetto fu del suo consiglio,

per lo remunerar ch’è altrettanto. (042)

Данте узнаёт также римского императора Траяна (53-117 до рождества Христова). И царь Давид, и император Траян были изображены в скульптурных композициях чистилища как образцы добродетели и скромности. Константин Великий (около 288–337) занимает также почётное место на небесах. Несмотря на то, что решение Константина сделать христианство имперской религией принесло с собой много разрушающих последствий, сам он не является виновным, заключает Данте, поскольку ему были неведомы разрушительные последствия этого решения.

Пример с персонажем из «Энеиды» Вергилия служит ещё одним доказательством того, что в земной жизни мы все соприкасаемся с таинством.

(Рай 20:67–72)

[ «]Внизу кто б верил, зыбкости творя,

что и Рифей Троянский в этом круге,

святым лучом средь пятерых горя? (069)

Теперь он много знает по заслуге

о том, чего наш мир земной не зрит,

хоть взгляд его не видит неба глуби». (072)

(Paradiso 20:67–72)

[“]Chi crederebbe giù nel mondo errante

che Rifëo Troiano in questo tondo

fosse la quinta de le luci sante? (069)

Ora conosce assai di quel che ’l mondo

veder non può de la divina grazia,

ben che sua vista non discerna il fondo.” (072)

Данте продолжает утверждать недостижимость осознания божественного предначертания.

(Рай 20:130–135)

О предопределенье! Отделили

твой корень столь от взгляда тех людей,

что первую причину не открыли. (133)

Вы, смертные, держитесь тех судей,

что осторожны. Мы хоть видим Бога,

не знаем, кто избранник, кто злодей. (135)

(Paradiso 20:130–135)

O predestinazion, quanto remota

è la radice tua da quelli aspetti

che la prima cagion non veggion tota! (133)

E voi, mortali, tenetevi stretti

a giudicar: ché noi, che Dio vedemo,

non conosciamo ancor tutti li eletti; (135)

Данте не имеет ввиду предопределение в том смысле, как его толковал Кальвин в своём учении, но скорее, как его формулировал Святой Павел в своём Послании к римлянам в главе 8,29 («Ибо кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего, дабы Он был первородным между многими братиями»). Поэт скорее принимает таинство, чем пытается решить проблемы, – вместо решения проблем он становится сознателен в отношении своих ограничений. Это всё та же часть пророческого процесса, когда перед тем, чтобы начать создавать что-то новое, необходимо сначала сделать путь проходимым. Человек должен сознавать так же хорошо то, что он не в силах создать, как и то, что он может и должен. Божественная справедливость отражается в земной справедливости среди правителей и личностей, а земная справедливость устанавливается правителями через законы. Невозможно установить справедливость без осознания границ своего разума.

Следующая сфера на пути вознесения пилигрима Данте – сфера Сатурна, который правит добродетелью самовоздержания. Поэт меняет сложившееся представление о предпочтении разума над воздержанием и представляет самовоздержание как добродетель, стоящую выше разума и мудрости. Причиной этого является его желание представить здесь тех, кто испытал в своей жизни видение Бога или по крайне мере жил свою жизнь в Его ожидании. Согласно Фоме Аквинскому, самовоздержание выражается через дисциплину, которую личность проявляет по отношению к своим склонностям стремиться получить как можно больше удовольствий – еды, питья, секса и тому подобного. Необходимо быть воздержанным, если личность хочет преуспеть в жизни.

Первой такой личностью предстаёт Святой Пётр Дамиан (1007–1072), отшельник, позднее присоединившийся к монастырскому ордену. Оттуда он был призван папой, чтобы стать кардиналом и участвовать в реформе церкви. История рассказана в резком контрасте с временем Данте, где титул кардинала выставлен на продажу, а сам папа не имеет никакого интереса к делам церкви.

(Рай 21:121–123)

Петр Дамиано звался в том именьи,

Петром же Грешным там, где наша Мать

на бреге Адриатики ждет рвенья. (123)

(Paradiso 21:121–123)

In quel loco fu’ io Pietro Damiano,

e Pietro Peccator fu’ ne la casa

di Nostra Donna in sul lito adriano. (123)

Эти персонажи представляются Данте как образцы для подражания так же, как это представляли поэты, которых пилигрим встретил в чистилище. Так же как Пётр Дамиан использовал своё превосходство монаха отшельника для служения общему благу, так и сам Данте должен передать свои переживания, испытанные в загробной жизни, для общего блага, описав их в своей «Комедии».

Святой Бенедикт (около 480-около 547) был основателем монашеского ордена, и Данте повествует его историю как пример того благотворного влияния, которое орден приобрёл на окружающих их язычников.

(Рай 22:40–45)

Я тот, впервой кем имя называлось

того, кто истину земле принес,

которой наша жизнь столь возвышалась. (042)

Так благодать сияла мне средь гроз,

что я отвел окрестные селенья

от культа, мир пленившего всерьез. (045)

(Paradiso 22:40–45)

e quel son io che sù vi portai prima

lo nome di colui che ’n terra addusse

la verità che tanto ci soblima; (042)

e tanta grazia sopra me relusse,

ch’io ritrassi le ville circunstanti

da l’empio colto che ’l mondo sedusse. (045)

Поэт приходит к заключению, что миссионер только тогда будет иметь успех, если его работа исходит из самовоздержания и созерцания.

Вера, надежда, любовь и таинственный Емпирий. Пилигрим Данте объясняется

(Святой Пётр, Святой Яков и Святой Иоанн.)

Луна, Меркурий и Венера представили Данте души, которым недоставало добродетелей – веры, или надежды, или любви. В сфере Солнца пилигрим встретил души, которые отметили себя в земной жизни наличием именно этих добродетелей. Теперь пришла пора для самого пилигрима показать наличие этих добродетелей, свидетельствовать о том, насколько изменилась его личность во время странствий в загробном мире и после всех переживаний, которые он испытал. Святой Пётр, Святой Яков и Святой Иоанн будут его судьями.

Пилигрим Данте должен понять, что к добродетелям ведёт мудрость, приобретённая с опытом и силой прошлого опыта, как Святой Бенедикт объяснил ему в своей речи.

(Рай 22:85–90)

Плоть смертных столь мягка, а грех так лих,

что не довольно доброго рожденья

дубов, чтоб ждать им желудей своих. (087)

Петр злата, серебра не знал значенья,

я плоть смирял молитвой и постом,

Франциск в монастыре – ценой смиренья. (090)

(Paradiso 22:85–90)

La carne d’i mortali è tanto blanda,

che giù non basta buon cominciamento

dal nascer de la quercia al far la ghianda. (087)

Pier cominciò sanz’ oro e sanz’ argento,

e io con orazione e con digiuno,

e Francesco umilmente il suo convento; (090)

Не только смиренность Святого Франца и отказ от золота и серебра Святого Петра, но также молитва и пост самого Святого Бенедикта необходимы для обретения этих добродетелей, к тому же в разные исторические моменты определённая добродетель становится более важной чем другие.

Все пути ведут к Богу, нужно лишь отыскать те пути, которые ведут к цели с наибольшей уверенностью.

(Рай 1:1–3)

Свет существа, что движет всей Вселенной,

повсюду проникает и блестит

тут ярко, меньше в части отдаленной. (003)

(Paradiso 1:1–3)

La gloria di colui che tutto move

per l’universo penetra, e risplende

in una parte più e meno altrove. (003)

Хотя пилигрим Данте мог видеть эти пути к добродетелям уже в чистилище, в раю он видит их с наибольшей ясностью, поскольку они ведут через всеобщую природу мудрости. Пилигрим учится создавать перед собой обобщающую картину своего странствия.

Для того чтобы выдержать предстоящий экзамен, пилигрим Данте должен вознестись в сферу вечных звёзд, самую внешнюю сферу рая, и оттуда оглядеть то, что он преодолел.

(Рай 22:133–135)

Взгляд опустив, увидел под собой

сеть сфер, и столь был беден шара облик,

что улыбнулся малости такой. (135)

(Paradiso 22:133–135)

Col viso ritornai per tutte quante

le sette spere, e vidi questo globo

tal, ch’io sorrisi del suo vil sembiante; (135)

Пилигрим Данте приобретает верную перспективу, с которой он обозревает мир, и верный контекст, в котором он может видеть свою жизнь. Святой Пётр экзаменует веру пилигрима. Пётр Евангелия отрёкся от Христа три раза, но отречение привело к раскаянию, а раскаяние – к его ведущей роли в церкви, так что он предстаёт как наилучший кандидат для дискуссии с Данте о вере.

Как во время экзамена в университете, Данте должен предъявить свои аргументы для защиты своей веры, но не с целью, чтобы выиграть, а для того, чтобы поддержать продуктивную дискуссию. Только в таком диалоге пилигрим Данте сможет раскрыть, как много он знает и как много нового он постиг.

(Рай 22:46–48)

Здесь бывших созерцателей свеченья,

согретых теплотой, что всем дарит

святых цветов, святых плодов рожденье. (048)

(Paradiso 22:46–48)

Questi altri fuochi tutti contemplanti

uomini fuoro, accesi di quel caldo

che fa nascere i fiori e ’ frutti santi. (048)

Данте использует Послание к Евреям Святого Павла как основание для своей аргументации в дискуссии со Святым Петром и для формулирования самого понятия веры.

(Рай 24:64–66)

[ «]есть вера суть надежды и того,

где доказательства не очевидны,

и это, кажется, важней всего.» (066)

(Paradiso 24:64–66)

[“]fede è sustanza di cose sperate

e argomento de le non parventi;

e questa pare a me sua quiditate.”

Данте представляет свою версию Символа Веры перед Святым Петром, где он присоединяет также космологические понятия Аристотеля, что кажется ему вполне уместным в обстановке звёздных сфер.

(Рай 24:127–132)

я начал, – хочешь ты, чтоб основные

идеи моей веры объяснил,

причины сей готовности благие. (129)

Отвечу. Верю в Бога, что мне мил.

Единый, вечный движет все любовью,

желаньем, недвижим в избытке сил. (132)

(Paradiso 24:127–132)

comincia' io, “tu vuo’ ch’io manifesti

la forma qui del pronto creder mio,

e anche la cagion di lui chiedesti. (129)

E io rispondo: Io credo in uno Dio

solo ed etterno, che tutto ’l ciel move,

non moto, con amore e con disio;[”] (132)

Как это выразил Святой Августин, если разум охватывает часть Символа Веры в понятиях законов природы, то во сколько раз сильнее разума будет вера там, где разум не в состоянии осознать смыла. Так же рассуждает и Данте, и объясняет своё понимание Символа Веры лишь в определённой степени, поскольку такие понятия, как божественная троичность, невозможны для понимания одним лишь разумом. Вера является тем единственным, что в силах охватить эти понятия.

После защиты своего понятия веры пилигрим Данте принимается за объяснение своего понимания надежды перед Святым Яковом. Святой Яков в средние века считался великим странником и пилигримом, а странствие само по себе является манифестацией надежды, если верить поэту Данте.

По сравнению с богословской формой защиты понятия веры, дискуссия на тему надежды носит более неформальный и созерцательный характер, Данте говорит здесь также о своих размышлениях относительно плана «Комедии» и её конструкции.

(Рай 25:1-12)

Коль суждено поэме сей святой,

где небо и земля рукой чертили

так, что за много лет я стал худой, (003)

жестокость победить, с какой судили

мне вне овчарни милой жить, где спал

ягненок, враг волков, что схваткой жили, (006)

с другим бы гласом и руном предстал

вернувшийся поэт, и в той купели,

где я крещен, венец бы надевал, (009)

поскольку веры там открылись двери,

какая души к Богу обратит,

а здесь мне Петр на лоб шлет звезд метели. (012)

(Paradiso 25:1-12)

Se mai continga che ’l poema sacro

al quale ha posto mano e cielo e terra,

sì che m’ha fatto per molti anni macro, (003)

vinca la crudeltà che fuor mi serra

del bello ovile ov’ io dormi’ agnello,

nimico ai lupi che li danno guerra; (006)

con altra voce ornai, con altro vello

ritornerò poeta, e in sul fonte

del mio battesmo prenderò ’l cappello; (009)

però che ne la fede, che fa conte

l'anime a Dio, quivi intra’ io, e poi

Pietro per lei sì mi girò la fronte (012)

Данте представляет своё произведение как святое писание, соединяющее землю с небесами и выражает надежду о том, что его «Комедия» завоюет сердца тех, кто отправил его в ссылку. Он не тешит себя иллюзиями и осознаёт, что ему придётся умереть в Равенне и никогда не вернуться в свою любимую Флоренцию, тем не менее поэт выражает надежду на своё возвращение, несмотря на его невозможность.

Данте формулирует понятие надежды как ожидание будущей благодати, которая наследуется от предыдущих поколений.

(Рай 25:67–69)

я говорю: «Надежда есть итог

уверенного славы ожиданья

и божьей милости в грядущий срок. [»] (069)

(Paradiso 25:67–69)

“Spene,” diss’ io, “è uno attender certo

de la gloria futura, il qual produce

grazia divina e precedente merto.[”] (069)

Если вера была представлена как академическая дисциплина, а надежда как форма медитации или созерцания, то любовь представляется как своего рода переживание.

Это благодаря разуму и откровению Данте достиг того, что он в состоянии почувствовать «сверхчеловечность», понятие, изобретённое им самим.

(Рай 26:25–27)

Я: «Философских доводов вернее

и власти, что отсюда вниз сошла,

любовь та, чья печать мне звезд светлее. [»] (027)

(Paradiso 26:25–27)

E io: “Per filosofici argomenti

e per autorità che quinci scende

cotale amor convien che in me si ’mprenti: [”] (027)

Девятая сфера, или Premium Mobile, – это самая далёкая сфера в созданной Вселенной, она приводит в движение все другие сферы. Сверх этой сферы находится лишь Емпирий, то, что простирается вне понятий пространства и времени, конечная цель странствия пилигрима Данте, где пребывает Бог. Это последняя сфера в «Комедии». Когда пилигрим вглядывается из сферы Premium Mobile в Емпирий, ему является не множественность, но бесконечное сияние, окружённое крутящимися огненными кольцами. Эти кольца оказываются орденами ангелов и сферами вселенной, но в порядке, обратном тому, через который он вознёсся, – вселенная наизнанку. В очередной раз выражает поэт невозможность довериться своим чувствам восприятия как источнику окончательной истины.

С этой метафизической перспективы поэт Данте заключает, что земные понятия – как философия и другие конструкции разума – лишь искажают действительность.

(Рай 29:85–90)

Не шествуете вы внизу тропою

обдуманно, так вас любовь влечет

ко мнимостям и вашей мысли крою. (087)

Но небо этот грех перенесет

все ж с меньшим гневом, чем когда Писанье

кто исказит иль молча обойдет. (090)

(Paradiso 29:85–90)

Voi non andate giù per un sentiero

filosofando: tanto vi trasporta

l'amor de l’apparenza e ’l suo pensiero! (087)

E ancor questo qua sù si comporta

con men disdegno che quando è posposta

la divina Scrittura o quando è torta. (090)

Особой критике подвергается здесь плохая проповедь.

Беатриче представляет пилигриму мистическую/эзотерическую розу, окружающую божий трон, где сами лепестки розы образованы теми душами спасённых, которых пилигрим Данте уже встретил однажды в раю. Одно место пустует в ожидании души императора Генриха Седьмого (около 1269–1313), будущего Святого Римского Императора. Он умер в 1313, вместе с ним умерла надежда Данте на восстановление римской империи, а также его надежда на окончание его ссылки.

”В моём конце моё начало”

(Святой Бернард.)

Пилигрим Данте сравнивает себя с варваром, впервые увидевшим Рим во всей роскоши этого прекрасного города. Как варвары, ошеломлённые видом вечного города, так и Данте подавлен величием картины рая, открывшейся перед ним.

(Рай 31:52–54)

Уж Рая форму общую обнял

тогда мой взгляд, хоть ни единой части

его медлительно не созерцал. (054)

(Paradiso 31:52–54)

La forma generai di paradiso

già tutta mïo sguardo avea compresa,

in nulla parte ancor fermato fiso; (054)

Пилигрим Данте хочет поделиться своими впечатлениями от увиденного с Беатриче и обращается к ней – но её больше нет с ним. Вместо неё его последним проводником становится Святой Бернард из Клэрво (1090–1153), цистерцианский монах ордена, основанного Святым Бенедиктом, и сам основавший орден бернардинцев. Он был важной фигурой в деле реформации церкви и основателем крестовых походов. Кроме своих проповедей он также писал стихи. Во времена Данте он был гораздо более знаменит и прославлен чем в наши дни. Святой Бернард объясняет пилигриму, что его любимая Беатриче заняла своё место в мистической розе, окружающей божий престол. В Емпирие обычные физические законы не имеют силы, и Данте в состоянии быть с Беатриче в контакте и воспринимать её, как если бы она была рядом. Обычные понятия пространства и времени теряют свою силу, так что время, проведённое Данте с Беатриче и кажущееся таким коротким по сравнению с тем временем, которое Данте провёл с Вергилием, – это время тем не менее так же важно. Время, проведённое со Святым Бернардом ещё короче, но не менее важно для пилигрима Данте, поскольку именно Святой Бернард посвящает его в конечную цель странствия. Вергилий готовил пилигрима Данте к встрече с Беатриче, она же, в свою очередь, готовила его встретить Святого Бернарда, который опять же готовит его к встрече с самим Богом.

Святой Бернард представляет Данте Беатриче и другие души, составляющие мистическую розу.

(Рай 32:7-15)

В местах, идущих третьими рядами,

сидит Рахиль и, видишь, красота —

то Беатриче с ясными глазами. (009)

С Ребеккой – Сара, и Юдифь, а та

певца прабабка. «Miserere mei»

он спел, виня прелюбодейств места. (012)

Спускаясь по ступенькам галереи,

увидишь тех, кого я назову,

от лепестка к другому ниже рея. (015)

(Paradiso 32:7-15)

Ne l’ordine che fanno i terzi sedi,

siede Rachel di sotto da costei

con Bëatrice, sì come tu vedi. (009)

Sarra e Rebecca, Iudìt e colei

che fu bisava al cantor che per doglia

del fallo disse ‘Miserere mei,’ (012)

puoi tu veder così di soglia in soglia

giù digradar, com' io ch’a proprio nome

vo per la rosa giù di foglia in foglia. (015)

В линии 12 Святой Бернард цитирует Псалом 50 «Miserere mei/Помилуй мя». Эта цитата появляется во всех трёх частях «Комедии»: пилигрим Данте восклицает в Песни 1 «Ада» «будь милостив ко мне», в Песни 5 «Чистилища» эту же линию поют души, готовящиеся к очищению.

Небесная роза сконструирована поэтом так, что мужские персонажи контрастируют с женскими: Мария, Ева, Рахиль, Сара, Ребекка, Юдифь, Руфь образуют верхние лепестки, тогда как Иоанн Креститель, Святой Франц, Святой Бенедикт, Святой Августин расположены на противоположной стороне.

Равновесие соблюдается не только в отношении пола, но также и в отношении возраста: молодые контрастируют пожилым. Таким образом, создаётся картина, где части дополняют друг друга, как это было представлено в сфере Солнца, только на этот раз в масштабе Вселенной. Идея поэта лежит в обратной логической последовательности: если все остальные сферы имеют такую форму, то это потому, что сам центр Вселенной, эта мистическая роза, сформирована так.

В заключительной Песни 33 «Рая» Святой Бернард поёт молитву к Марии, что составляло основную заслугу Святого Бернарда в земной жизни – это он проповедовал и воспевал культ девы Марии. Весь цистерцианский орден посвящён Марии и все монахи имеют имя Мария как их второе имя. Молитва Святого Бернарда полна парадоксов, поскольку именно такой язык является единственно уместным в этой части странствия, где поэт Данте пытается выразить словами то, что лежит выше всяких описаний.

В своей молитве Святой Бернард проходит через всю историю «Божественной Комедии» и молит Марию разрешить пилигриму Данте лицезреть Бога своими собственными глазами.

(Рай 33:22–27)

Вот этот, что из нижних поселений

Вселенной поднялся до здешних мест,

жизнь духа видя в хоре вознесений, (024)

тебя вновь просит добрый дать совет,

как может он глазами ввысь подняться,

последнего спасенья зреть привет. (027)

(Paradiso 33:22–27)

Or questi, che da l’infima lacuna

de l’universo infin qui ha vedute

le vite spiritali ad una ad una, (024)

supplica a te, per grazia, di virtute

tanto, che possa con li occhi levarsi

più alto verso l’ultima salute. (024)

В своей молитве к Марии Святой Бернард создаёт воочию именно то самое видение, о котором он молит.

Поэт Данте влагает в уста пилигрима сравнение видения Бога с классическим примером, где Ясон/Аякс со своими товарищами возвращаются с золотым руном, а Нептун смотрит на киль их корабля из глубины морской.

(Рай 33:91–99)

Вселенских уз я зрел единый том,

и верю, что я прав, сказавши это,

так наслаждался ширью, что кругом. (093)

И больше мигом тем душа задета,

чем двадцать пять веков тому назад

Нептун, из-за Арго лишившись света. (096)

Так ум мой, замерев от тех услад,

все отложив, к вниманью устремился,

и навсегда зажегся там мой взгляд. (099)

(Paradiso 33:91–99)

La forma universal di questo nodo

credo ch’i vidi, perché più di largo,

dicendo questo, mi sento ch’i’ godo. (093)

Un punto solo m’è maggior letargo

che venticinque secoli a la ’mpresa

che fé Nettuno ammirar l'ombra d’Argo. (096)

Così la mente mia, tutta sospesa,

mirava fissa, immobile e attenta,

e sempre di mirar faceasi accesa. (099)

Данте описывает момент этого божественного видения, как нечто неимоверно захватывающее, но что исчезает на глазах в то же самое мгновение: ещё одно описание времени, которое не имеет силы в Емпирии.

Так же как и Ясон, который возвращается домой с золотым руном, так и пилигрим Данте должен вернуться обратно из своего странствия в потустороннем мире со своей «Комедией» как добычей.

(Рай 33:70–72)

Но может мой язык могуче крикнуть,

лишь искрой твоей славы вдохновлен,

и к людям будущего перепрыгнуть. (072)

(Paradiso 33:70–72)

e fa la lingua mia tanto possente,

ch’una favilla sol de la tua gloria

possa lasciare a la futura gente; (072)

Данте описывает своё видение Бога как универсальную книгу с листами создания мира.

(Рай 33:85–93)

Свет в глубине своей соединил,

в единый том любовью без различий,

что на листах Вселенной начертил. (087)

Суть и случайность, дерзость и обычай

почти сплавлялись вместе, и притом,

я говорю, свет прост среди величий. (090)

Вселенских уз я зрел единый том,

и верю, что я прав, сказавши это,

так наслаждался ширью, что кругом. (093)

(Paradiso 33:85–93)

Nel suo profondo vidi che s’interna,

legato con amore in un volume,

ciò che per l’universo si squaderna: (087)

sustanze e accidenti e lor costume

quasi conflati insieme, per tal modo

che ciò ch’i’ dico è un semplice lume. (090)

La forma universal di questo nodo

credo ch’i’ vidi, perché più di largo,

dicendo questo, mi sento ch’i’ godo. (093)

Как Библия является повторением созданного Богом мира, так и «Комедия», по словам Данте, тоже являет собой повторение созданного мира, хотя он, по его собственным словам, с трудом припоминает это божественное переживание.

В очередной раз поэт говорит о невозможности словами языка передать то что он пережил: Данте сравнивает описание этого переживания в своей «Комедии» с детским лепетом.

(Рай 33:106–108)

Теперь рассказ мой в краткости истает.

Скажу, что помню, как младенец тот,

что в матери сосцах язык купает. (108)

(Paradiso 33:106–108)

Ornai sarà più corta mia favella,

pur a quel ch’io ricordo, che d’un fante

che bagni ancor la lingua a la mammella. (108)

Так же как его видение Бога, которое позволяет Данте познать о Боге всё, что только возможно, в долю секунды, но которое, как ему кажется, продолжается целую вечность, так и переживание читателя за чтением «Комедии», по мнению Данте, возвышает читателя и стимулирует его перечитывать «Комедию» в новом контексте.

(Рай 33:109–114)

He потому, что прост был оборот

живого света, я узрел, вникая;

всегда таков он, что ведет вперед, (111)

и, взгляд мой в рассмотреньи укрепляя,

лишь обликом своим меня менял

свет этот, силу дав и потрясая. (114)

(Paradiso 33:109–114)

Non perché più ch’un semplice sembiante

fosse nel vivo lume ch’io mirava,

che tal è sempre qual s’era davante; (111)

ma per la vista che s’avvalorava

in me guardando, una sola parvenza,

mutandom’ io, a me si travagliava. (114)

Поэт пытается создать картину триединого Бога в форме пересекающихся кругов света, перетекающих друг в друга без остановки.

(Рай 33:115–120)

Глубокий, ясный свет существовал

на высоте и, как мне показалось,

три круга и три цвета содержал. (117)

Как в радугах, сиянье отражалось

двух первых, третий полнился огнем,

и пламя ими равно вдохновлялось. (120)

(Paradiso 33:115–120)

Ne la profonda e chiara sussistenza

de l’alto lume parvermi tre giri

di tre colori e d’una contenenza; (117)

e l'un da l’altro come iri da iri

parea reflesso, e ’l terzo parea foco

che quinci e quindi igualmente si spiri. (120)

Данте также пытается выразить идею боговоплощения в поэтической картине, где фигура человека является глазам пилигрима из сверкающего света триединого Бога.

(Рай 33:127–132)

Круг тот, который может отражать

в себе сей свет, когда я присмотрелся,

чтоб лучше в отражение вникать, (129)

казалось, цветом собственным согрелся

и рисовался мне, как наш портрет,

затем и взгляд мой весь в него уселся. (132)

(Paradiso 33:127–132)

Quella circulazion che sì concetta

pareva in te come lume reflesso,

da li occhi miei alquanto circunspetta, (129)

dentro da sé, del suo colore stesso,

mi parve pinta de la nostra effige:

per che ’l mio viso in lei tutto era messo. (132)

Это именно переживание, а не осознание божественного. Поэт сравнивает невозможность точного описание этого переживания с невозможностью найти квадратуру круга.

(Рай 33:133–138)

Как геометр, который дал обет

измерить круг, разгадки не находит,

все думая, начало то иль нет, (135)

так взор мой в новизне подолгу бродит:

хочу понять, как образ в круг вошел

и как он к месту должному восходит. (138)

(Paradiso 33:133–138)

Qual è ’l geomètra che tutto s’affige

per misurar lo cerchio, e non ritrova,

pensando, quel principio ond’ elli indige, (135)

tal era io a quella vista nova: