Михаил Иванович Шипицын
Знакомство с «Божественной комедией» Данте Алигьери
Откровения императора
(Император Юстиниан и Ромео ди Вилленёв.)
Император Юстиниан (423–565) поднимает политическую тему в Песни 6 «Рая», как это было в Песни 6 «Ада» и в Песни 6 «Чистилища», но в этот раз эта тема обсуждается в более широком аспекте. В третьем-четвёртом столетии после Рождества Христова происходит раскол Римской Империи на две части. Восточная часть расколотой империи продолжает процветать ещё две тысячи лет под названием Византийской Империи, в то время как западная часть под названием Римская Империя подвергается нападению со стороны германских племён и в 476 году наконец распадается окончательно. Юстиниан стоял во главе Византийской Империи между 527 и 565 как последний латинский правитель. В своей попытке воссоединить раннюю империю он захватил Италию и основал свою столицу в городе Равенна. Данте в своей ссылке прибывает в Равенну и его близкое знакомство с периодом Юстиниана объясняется интересом Данте к историческим памятникам времени Юстиниана, доступным Данте.
Юстиниан представляет себя как последователь императора Константина.
(Рай 6:1–9)
«С тех пор, как Константин орла свернул
с небесного пути, каким летели
за древним, кто Лавину умыкнул, (003)
лет более двухсот цари сидели
в конце Европы, с птицей, что Бог дал,
близ гор, где встарь гнездо они имели. (006)
Сменялись же, кто миром управлял
под сенью перьев той священной птицы,
пока престол мне в руки не попал. [»] (009)
(Paradiso 6:1–9)
“Poscia che Costantin l’aquila volse
contr’ al corso del ciel, ch’ella seguio
dietro a l’antico che Lavina tolse, (003)
cento e cent’ anni e più l’uccel di Dio
ne lo stremo d’Europa si ritenne,
vicino a’ monti de’ quai prima uscìo; (006)
e sotto l’ombra de le sacre penne
governò ’l mondo lì di mano in mano,
e, sì cangiando, in su la mia pervenne.[”] (009)
Юстиниан представляет себя как законодатель. После падения остатков Римской Империи свод законов Юстиниана был забыт, но к 1200 году происходит образование городов-государств и национальных монархий в западной Европе, и в этой связи свод законов Юстиниана нашёл применение как образец для установления своих собственных собраний законов.
(Рай 6:10–12)
Юстиниан я. Царь был без границы
и первую любовь в себе носил,
и лишние в законах вынул спицы. (012)
(Paradiso 6:10–12)
Cesare fui e son Iustinïano,
che, per voler del primo amor ch’i sento,
d'entro le leggi trassi il troppo e ’l vano. (012)
Юстиниан рассказывает о своём еретическом прошлом, в котором он отрицал двоичную природу Христа, и о своём обращении к истинному христианству после того, как он получил наставление от папы, что и вдохновило его на создание свода законов.
(Рай 6:13–18)
Прежде, чем дело это совершил,
я верил, что в Христе одна природа,
не больше, верой той доволен был. (015)
Но Агапит блаженный, что прихода
верховный пастырь был, впрямь направлял
словами истины меня три года. (018)
(Paradiso 6:13–18)
E prima ch’io a l’ovra fossi attento,
una natura in Cristo esser, non piùe,
credea, e di tal fede era contento; (015)
ma ’l benedetto Agapito, che fue
sommo pastore, a la fede sincera
mi dirizzò con le parole sue. (018)
Папа и император совершили то, что они были обязаны делать – один наставлял народ и императора в том, что от них ожидается делать, другой правил народом с помощью связных и справедливых законов.
Юстиниан рассказывает что он предоставил своему генералу Велизарию решать вопросы относительно военных действий, так что император мог без помех и не отвлекаясь работать над формулировкой и приведением в действие законов в своей империи.
(Рай 6:25–27)
Мой Велизарий, небесам хвала,
что армии ему благоволили,
позволил бросить прочие дела. (027)
(Paradiso 6:25–27)
e al mio Belisar commendai l’armi,
cui la destra del ciel fu sì congiunta,
che segno fu ch’i’ dovessi posarmi. (027)
Как великий римский император он понимал, что для процветания империи мир был необходим, и чтобы упрочить этот мир, империя нуждалась в мировом могуществе. Он также понимал, что для установления этого могущества необходима истинная вера, и что правление империей невозможно без законов. Поэт Данте предоставляет Юстиниану установить связь с Книгой 6 «Энеиды» Вергилия, где повествуется о создании римской расы с императором Августом как ведущей фигурой, – именно через эту историю Юстиниан передаёт свою историю пилигриму Данте с тем, чтобы и тот донёс её следующим поколениям. Поэт Данте стремится к сохранению последовательности темы политики: от Книги 6 «Энеиды» Вергилия через свои Песнь 6 «Ада» и Песнь 6 «Чистилища» с той целью, чтобы в заключительной Песни 6 «Рая» сделать обобщающее заключение. Для этого поэт толкует «Энеиду» Вергилия с точки зрения христианского императора.
Поэт Данте толкует и представляет местные события, произошедшие в его собственной Флоренции, как часть более общей истории Рима. Аллегорическая картина «парящего орла» стала поэтическим мотивом победы римлян в его «Комедии». Если Кассий и Брут стенают в аду и не в состоянии осознать что они действовали против развития империи, то Юстиниан, в противоположность им, имеет в раю более широкую историческую перспективу и может лицезреть блестящее будущее Римской Империи, если верить толкованию поэта Данте.
(Рай 6:52–57)
Под ним Помпей и Сципион в удалом
порыве взяли холм, тебе родной,
что кажется от горечи усталым. (054)
Тот знак во времена, когда покой
вернуть хотело небо всему свету,
по воле Рима Цезарь нес с собой. (057)
(Paradiso 6:52–57)
Sott’ esso giovanetti trïunfaro
Scipione e Pompeo; e a quel colle
sotto ’l qual tu nascesti parve amaro. (054)
Poi, presso al tempo che tutto ’l ciel volle
redur lo mondo a suo modo sereno,
Cesare per voler di Roma il tolle. (057)
Убийство Юлия Цезаря бросило Италию в гражданскую войну, с военными ужасами в Модене и Перуджии.
(Рай 6:73–78)
О том, как знак правитель новый гнул
Брут с Кассием в аду крикливо лают,
в Модене и Перудже – скорбный гул. (075)
И Клеопатра грустная стенает
еще, что, от орла сбежав, змеей
себя убила в миг, что ужасает. (078)
(Paradiso 6:73–78)
Di quel che fé col baiulo seguente,
Bruto con Cassio ne l’inferno latra,
e Modena e Perugia fu dolente. (075)
Piangene ancor la trista Cleopatra,
che, fuggendoli innanzi, dal colubro
la morte prese subitana e atra. (078)
Юстиниан упоминает Святого Римского Императора Карла Великого как того героя, который подхватил и понёс далее имперский идеал.
Время самого Данте толкуется поэтом как вражда между гвелфами и гибеллинами, которая является дегенеративной идеей империи, где силы, верные папе, вступают в борьбу за имперскую власть, когда сам император добровольно отстраняется от реальной политической власти. Поэт Данте отказывается присоединяться к той или иной стороне, он не желает признавать даже свою собственную партию гвелфов, поскольку в его окончательном мнении обе стороны виновны в политической нестабильности.
(Рай 6:100–108)
Один шел, желтой лилией махая,
другой себе присвоил общий знак;
видать, чья больше здесь ошиблась стая. (102)
Пусть гибеллины вертят так и сяк
значок другой, ведь зло того догонит,
кто справедливости не взял под стяг. (105)
Пускай тот знак и новый Карл не тронет
с своими гвельфами, боясь когтей,
какие льва повыше урезонят. (108)
(Paradiso 6:100–108)
L’uno al pubblico segno i gigli gialli
oppone, e l’altro appropria quello a parte,
sì ch'è forte a veder chi più si falli. (102)
Faccian li Ghibellin, faccian lor arte
sott' altro segno, ché mal segue quello
sempre chi la giustizia e lui diparte; (105)
e non l’abbatta esto Carlo novello
coi Guelfi suoi, ma tema de li artigli
ch’a più alto leon trasser lo vello. (108)
Юстиниан представляет других обитателей сферы Меркурия, который является наименее выдающейся среди планет, как и души обитающие здесь.
(Рай 6:112–114)
Здесь малая звезда сосредоточит
тех добрых духов, что хранили честь
в деяньях, коих слава не подмочит; (114)
(Paradiso 6:112–114)
Questa picciola stella si correda
d’i buoni spirti che son stati attivi
perché onore e fama li succeda: (114)
Один из обитателей по имени Ромео, или идущий на поклонение в Рим, был чиновником Ромео ди Вилленёв (1170–1250). В его обязанности входило приискать достойных кандидатов для женитьбы на четырёх дочерях своего господина. Он блестяще справился с заданием и каждый из его кандидатов стал королём. Это возбудило так много зависти против него при дворе, что в результате интриги ему было отказано от двора и он кончил тем, что отправился в паломничество на поклонение в Рим.
(Рай 6:127–129)
В жемчужине сей редкостным лучам
Ромео место. За благое дело
его благодарили дурно там. (129)
(Paradiso 6:127–129)
E dentro a la presente margarita
luce la luce di Romeo, di cui
fu l’ovra grande e bella mal gradita. (129)
Юстиниан восхваляет Ромео за его политические добродетели.
(Рай 6:133–142)
[ «]Раймонда Берингьери вознеся
всех дочек четырех до царской власти,
он очень скромен был, благ не прося. (135)
Потом Раймонд в косых словах напасти
у праведника попросил отчет,
тот пять и семь за десять отдал, к счастью. (138)
И дряхлым, бедным он потом уйдет,
и если бы знал мир, как он достойно
и подаянье малое берет,
хвалил его всегда бесперебойно.» (142)
(Paradiso 6:133–142)
[“]Quattro figlie ebbe, e ciascuna reina,
Ramondo Beringhiere, e ciò li fece
Romeo, persona umìle e peregrina. (135)
E poi il mosser le parole biece
a dimandar ragione a questo giusto,
che li assegnò sette e cinque per diece, (138)
indi partissi povero e vetusto;
e se ’l mondo sapesse il cor ch’elli ebbe
mendicando sua vita a frusto a frusto,
assai lo loda, e più lo loderebbe.” (142)
В Песни 13 «Ада» была упомянута похожая история о Пьер де ла Винья, которому тоже отказали от места при дворе в результате завистливых интриг, что привело его к самоубийству. В истории с Ромео, однако, похожая ситуация заканчивается по-другому. Читатель поймёт намёк на собственную ситуацию Данте в ссылке, какой конец эта ссылка может иметь для него. Пьер де ла Винья был на службе у Фридриха Второго, Ромео восхваляется Юстинианом. Можно догадаться, на чьей стороне лежит симпатия Данте в этих двух историях.
Сфера Солнца – святые и мудрые
(Святой Фома Аквинский и Бонавентура.)
Как и в Песни 9 «Ада», или в Песни 9 «Чистилища», в Песни 9 «Рая» происходит большое драматическое движение. Пилигрим Данте, а с ним и читатель, возносятся наконец из тени Солнца и встречают души, известные своей мудростью и святостью. Это не только такие известные люди как Святой Франц и Святой Доминик, но и самые простые люди: ведь мудрость не равняется учёности, это более обширное понятие, настаивает поэт. В толковании Данте, мудрость имеет собирательную и общую природу, это отношение между частями и целым.
Данте иллюстрирует свою мысль метафорой, картиной колеса, или орбиты, которую образуют души, что также повторяет орбиты Солнца и Земли. Чтобы иметь возможность быть вместе с Богом, следует научиться наблюдать те же необычайные видения, что и сам Бог наблюдает.
(Рай 10:7-12)
Читатель, согласись же возноситься
за взором автора в высокий круг,
где двух движений ток соединится, (009)
где вознесен с искусством звездный цуг
маэстро, любящим свое творенье,
не отводящим глаз от милых дуг. (012)
(Paradiso 10:7-12)
Leva dunque, lettore, a l’alte rote
meco la vista, dritto a quella parte
dove l'un moto e l'altro si percuote; (009)
e lì comincia a vagheggiar ne l’arte
di quel maestro che dentro a sé l’ama,
tanto che mai da lei l’occhio non parte. (012)
Первая душа, с которой пилигрим вступает в разговор, это душа Святого Фомы Аквинского (1224–1274), первого религиозного философа в западной истории. Во времена Данте некоторые элементы его учения были осуждены церковью. Только в 16 веке Фома Аквинский был признан доминирующим богословом католической церкви. Святой Фома представляет Данте другие души, составляющие его орбиту. Между ними ветхозаветный царь Соломон, Грациан (умер в 1159), который собрал воедино церковные законы, Сигьери Брабантский (около 1240 – около 1281), профессор богословия и противник Святого Фомы, который был осуждён как еретик. Поэт Данте выражает ясно свою мысль о том, что важны не богословские противоречия, но стремление этих людей к поиску мудрости.
Святой Фома скромен и уничижён в своём представлении.
(Рай 10:94–99)
Я был овцой святых отар со дня,
когда дорогой вел нас Доменико,
на коей расцветешь, бред отклоня. (096)
(Paradiso 10:94–99)
Io fui de li agni de la santa greggia
che Domenico mena per cammino
u’ ben s’impingua se non si vaneggia. (096)
Святой Фома выражает своё мнение о коррупции в церкви и о необходимости реформы. Доминиканский орден, к которому он принадлежит, был основан фактически как одна из инициатив, направленных на реформацию церкви.
Он также упоминает Францисканский орден, который тоже был основан с целью реформации.
(Рай 11:74–78)
Пойми мой столь пространный разговор:
Франческо с Бедностью – любви стихия. (075)
Согласие сердец, и нежный взор,
и лиц в любви счастливых удивленье —
святых причина мыслей, их повтор. (078)
(Paradiso 11:74–78)
Francesco e Povertà per questi amanti
prendi oramai nel mio parlar diffuso. (075)
La lor concordia e i lor lieti sembianti,
amore e maraviglia e dolce sguardo
facieno esser cagion di pensier santi; (078)
Поэт Данте выделяет особенно тот факт, что и Святой Франц, и Святой Доминик появились в тот самый момент, когда церковь нуждалась в изменениях, что каждый из этих орденов пытался решить важнейшие для церкви проблемы.
Доминиканец Фома рассказывает историю Святого Франца (1181–1226), между тем как францисканец Бонавентура позднее рассказывает историю Святого Доминика. История Святого Франца важна для Данте, потому что Святой Франц проповедовал скромность и бедность как добродетели и переместил католическую духовность из монастырей в городскую среду, где новая городская экономика только начинала развиваться. Поэт видел во Франце ещё один образец для подражания в своей ситуации ссылки. Он также признал свой грех гордыни и считал что ему есть чему поучиться на примере, поданном Святым Францем. Представление Святым Фомой истории Святого Франца подразумевает это довольно однозначно для пилигрима Данте. Проповедь Святого Франца перед султаном во время крестового похода может толковаться как параллель с историей о предке самого Данте, который тоже участвовал в крестовом походе, и Данте имеет возможность воспринять ссылку как своего рода крестовый поход, где он, как Святой Франц, принимает участие с пером в руке вместо меча и с «Комедией» как результатом этого похода. Свадьба Святого Франца с госпожой Бедностью принесла такие плоды, что целая армия францисканцев последовала его примеру, и это предстаёт как режущий контраст по сравнению со стерильностью описания семьи в монологах Брунето Латини в Песни 15 «Ада».
Святой Франц принимает стигмату как печать признания Богом.
(Рай 11:106–108)
где знак последний от Христа принять
смог на утесе он меж Тибром с Арно
и на руках два года сохранять. (108)
(Paradiso 11:106–108)
nel crudo sasso intra Tevero e Arno
da Cristo prese l’ultimo sigillo,
che le sue membra due anni portarno. (108)
Жизнь Святого Доминика (1170–1221) рассказана Бонавентурой, францисканским богословом и философом. Несмотря на то, что жизнь Святого Доминика известна не так широко, как Святого Франца, его история не менее важна для поэта Данте, чем история Святого Франца, тем более, что эти две истории представляют резкий взаимный контраст. Святой Доминик проповедовал истинность учения: от неверного учения исходят неверные деяния. Для Данте важны обе проповеди, как призыв Святого Франца к сосредоточению на христианской духовности в каждодневной жизни, так и обращение Святого Доминика к истинности проповеди.
Бонавентура представляет в свою очередь те души, которые создают его орбиту, как это делал до него Святой Фома Аквинский, его орбита соединяется с орбитой Святого Фомы. Последним из этой орбиты рядом с Бонавентурой находится аббат монастыря во Флоре Иоахим/Джиовакино (около 1130–1210), радикальный богослов и противник самого Бонавентуры, как и Сигьери Брабантский в кругу Святого Фомы.
(Рай 12:139–141)
Рабано здесь, Калабрии аббат,
что сбоку светится, Джиовакино,
что был пророка даром столь богат. (141)
(Paradiso 12:139–141)
Rabano è qui, e lucemi dallato
il calavrese abate Giovacchino
di spirito profetico dotato. (141)
Бонавентура критиковал Иоахима в земной жизни, но в раю они находятся рядом. Доминиканец Фома осуждает некоторых братьев-доминиканцев, то же делает и францисканец Бонаветнура по отношению к некоторым братьям-францисканцам, и это тот урок, который пилигрим Данте должен вынести из встречи со святыми братьями – найти в себе мужество критиковать своих товарищей в их политических промахах.
Миссия раскрывается: встреча с предком
(Качагвидо Алигьери.)
Пра-пра-пра-прадед Данте, Качагвидо Алигьери (1091–1150), предстаёт перед пилигримом Данте при его вознесении к сфере Марса, которая представляет храбрость и героизм. Встреча пилигрима со своим предком напоминает встречу Энея со своим умершим отцом в загробном мире «Энеиды» Вергилия.
(Рай 15:25–27)
Неслась так тень Анхиза без преград,
как старшая поведала нам муза,
когда в Элизии был сыну рад. (027)
(Paradiso 15:25–27)
Sì pïa l’ombra d’Anchise si porse,
se fede merta nostra maggior musa,
quando in Eliso del figlio s’accorse. (027)
Качагвидо обращается к Данте на латыни с цитатой из Книги 6 «Энеиды» «О, кровь моя, о милость подавляющая Бога, кому неба вечного дверь была открыта дважды?»
(Рай 15:28–30)
«О sanguis meus, о superinfusa
grada Dei, sicut tibi cui
bis unquam coeli ianua reclusa?» (030)
Причина, по которой Эней ищет встречи со своим отцом, заключается в том, что он ищет ответа на вопрос о смысле всей своей жизни и тех испытаний, выпавших на его долю. В этой части «Комедии» поэт Данте также ищет ответа на схожие вопросы – в чём состоит его миссия как поэта, его зов как поэта, его ситуация ссылки. Качагвидо рассказывает раннюю историю Флоренции его времени и воспевает добродетели, которые были сильнее в старые дни по сравнению с несогласием среди группировок в городе во времена Данте.
Среди добродетелей Качагвидо упоминает саму Флоренцию какой она была: древний римский город, окружённый городской стеной.
(Рай 15:97-102)
Флоренция была меж старых стен,
где третий и девятый час звонили,
трезва, скромна, и мир был без измен. (099)
Корон и ожерелий не носили,
и юбок ярких, пестрых поясов
покровы качеств личных не затмили. (102)
(Paradiso 15:97-102)
Fiorenza dentro da la cerchia antica,
ond’ ella toglie ancora e terza e nona,
si stava in pace, sobria e pudica. (099)
Non avea catenella, non corona,
non gonne contigiate, non cintura
che fosse a veder più che la persona. (102)
После смерти Качагвидо в 1150 году город быстро разросся за античную городскую стену и была построена новая стена. Во времена Данте растущие усложнения и хаотическое городское планирование привели к серьёзным проблемам, простота сменилась чрезмерным изобилием, завистью и разделением. Качагвидо поучает пилигрима Данте о том, как человек становится охотником, чтобы самому не быть преследуемым, ведь именно преследуемым чувствует себя Данте в ссылке. Качагвидо рассказывает о своём участии во Втором крестовом походе в середине 12 века, когда он погиб смертью мученика. Лидером этого похода был император Конрад Третий (1103–1152), в глазах Данте он как раз совершил то, что император был обязан совершить, Качагвидо, со своей стороны, совершил то, что гражданин империи был обязан совершить. Сама планета Марс имеет огромный рыцарский крест, вытесанный в поверхности планеты.
Пилигрим Данте выражает свою гордость за своего предка.
(Рай 16:1–6)
О благородство малое крови,
коль люд тебя внизу готов прославить,
хоть вянет там цветок нашей любви, (003)
не удивит меня, к чему лукавить,
что здесь, где аппетит не искажен,
о небе говорю, тебя стал славить. (006)
(Paradiso 16:1–6)
O poca nostra nobiltà di sangue,
se gloriar di te la gente fai
qua giù dove l’affetto nostro langue, (003)
mirabil cosa non mi sarà mai:
ché là dove appetito non si torce,
dico nel cielo, io me ne gloriai. (006)
В Песни 10 «Ада» такая гордость своим происхождением повлекла за собой серьёзное наказание, но в «Аду» эта гордость толкуется как причина раскола и создания враждующих группировок в обществе Флоренции, тогда как в Песни 16 «Рая» Данте выражает гордость за своего предка и его героическое прошлое.
Данте прибавляет сразу вслед за этим, что такое благородство должно быть результатом воспитания, которое передаётся из поколения в поколение.
(Рай 16:7–9)
Ты словно плащ. Короче станет он,
коль ежедневно что-то не прибавить,
рвут ножницы времен со всех сторон, (009)
(Paradiso 16:7–9)
Ben se’ tu manto che tosto raccorce:
sì che, se non s’appon di dì in die,
lo tempo va dintorno con le force. (009)
Данте спрашивает себя, что он сам должен делать, чтобы быть достойным своего благородного предка. В своих рассуждениях он приходит к выводу, что если искать виновного в расколе, то необходимо искать не только среди враждебной ему партии гибеллинов, но также среди членов его собственной партии гвелфов, поскольку обе несут ответственность за политический раскол и дестабилизацию.
В Песни 17 «Рая» поэт Данте обозревает будущее пилигрима Данте и рассуждает о его ситуации ссылки, которая была предсказана Фаринатой в «Аду».
Поэт предоставляет выразить это описание Качагвидо в форме очередного предсказания.
(Рай 17:58–60)
Узнаешь: горек хлеб чужой бывает,
подъем и спуск по лестницам чужим
суровую дорогу удлиняет. (060)
(Paradiso 17:58–60)
Tu proverai sì come sa di sale
lo pane altrui, e come è duro calle
lo scendere e ’l salir per l’altrui scale. (060)
В своём предсказании Качагвидо сообщает о том, что сторонники гибеллинов получив поддержку со стороны войск папы будут править общественным мнением и диктовать его, что истинная история должна быть рассказана и это предстоит совершить ему, Данте, как благородному человеку. Он подготавливает пилигрима Данте к испытаниям ссылки, к необходимости быть зависимым от милости других, к потере контроля над событиями.
(Рай 17:55–57)
Все, что любимо нежно, пропадет, —
вот та стрела, что первой посылает
лук ссылки, раня тем, что в нас живет.
(Paradiso 17:55–57)
Tu lascerai ogne cosa diletta
più caramente; e questo è quello strale
che l’arco de lo essilio pria saetta.
Предок предостерегает пилигрима о том, что его собственные товарищи по партии отвернутся от него.
(Рай 17:61–65)
И большим бременем плечам твоим
компанья станет, злая и тупая,
с которой ты падешь к лощинам сим. (063)
Нечестная, безбожная, шальная
пойдет против тебя, но вскорь уйдет
она, не ты, кровь на висках стирая. (065)
(Paradiso 17:61–65)
E quel che più ti graverà le spalle,
sarà la compagnia malvagia e scempia
con la qual tu cadrai in questa valle; (063)
che tutta ingrata, tutta matta ed empia
si farà contr’ a te; ma, poco appresso,
ella, non tu, n’avrà rossa la tempia. (065)
Чтобы сохранить свою честь, Данте должен отказаться от принадлежности к своей партии.
(Рай 17:67–69)
Их свинство поведенья подведет,
а для тебя прекрасно лишь созданье
той партии, где сам себе отсчет. (069)
(Paradiso 17:67–69)
Di sua bestialitate il suo processo
farà la prova; sì ch’a te fìa bello
averti fatta parte per te stesso. (069)
Эта изменённая перспектива, по сравнению с его опытом странствий через ад и чистилище, даёт пилигриму Данте основание для заключения, что ему следует обратить свою ссылку в покаянное странствие, и поделиться с другими теми знаниями, которые он почерпнул из своего странствия по загробному миру. Как и античным пророкам, ему нечего терять в своём положении ссыльного, так что ему не приходится беспокоиться о неприятных последствиях, грозящих в результате.
Не ради славы, как Брунетто Латини наставлял его в Песни 15 «Ада», но лишь ради истины следует ему писать. Пилигрим должен стать апостолом истины и написать свою «Комедию», которую читатель держит в руках.
(Рай 17:124–129)
«Запачканная совесть, – отвечает, —
стыдясь себя или других, слова
твои за резкость, верно, посчитает. (126)
Но отстранись от всякой лжи, сперва
для всех твой взгляд и голос будет звучен,
и пусть почешется их голова. [»] (129)
(Paradiso 17:124–129)
indi rispuose: “Coscïenza fosca
o de la propria o de l’altrui vergogna
pur sentirà la tua parola brusca. (126)
Ma nondimen, rimossa ogne menzogna,
tutta tua visïon fa manifesta;
e lascia pur grattar dov’ è la rogna.[”] (129)
Пилигрим постигает то, что поэт вложил в своё произведение и что читатель в этот момент читает.
(Рай 17:130–132)
И коль на первый вкус твой глас докучен,
живым питаньем станет он потом,
коль переварят среди дум излучин. (132)
(Paradiso 17:130–132)
Ché se la voce tua sarà molesta
nel primo gusto, vital nodrimento
lascerà poi, quando sarà digesta. (132)
Пророк – это тот, кто созидает, но перед тем как приступить к созиданию, старая структура должна быть разрушена. Пилигрим должен стать крестоносцем, как и его предок, но с пером в руке вместо меча.
