Константин Александров
Рождённые Заново
Пророка Иону во чрево кита заточил и держал там три дня, чтоб тот
наедине с собой побыл и гордыню свою смирил. Так то – Пророк!
Тебе я кита не обещаю, а в деревню могу отправить, там рабочие
руки нужны. Люди там добрые, душевные, да и посоветоваться есть
с кем, если сомнения терзать начнут. А они начнут! Поверь мне! Ну,
что? Поедешь?
–
Убегаю, значит? Наделал дел и в кусты?! В деревню, на све-
жий воздух?!
–
От себя не убежишь, как не старайся. И ни за какими высоки-
ми горами не спрячешься. Ты не на курорт едешь и не в дом отды-
ха. В душе своей ты сам должен разобраться, посеять там любовь и
милосердие, а это только вдали от мирской суеты сделать можно.
Господь это даёт, но, чтобы услышал он тебя, надо смириться перед
волей Его. Через покаяние это даётся, а не через терзания. Понял?
–
–
Пока, наверное, не понял. Но очень хочу верить вам! Поеду!
Ну, вот и хорошо. С Богом!
3
3
КАПИТАН
–
–
–
–
Да, товарищ капитан! Слушаю!
Сержант, нарколыгу по кличке Вшивый знаете?
Да, наша земля!
Так вот, этот негодяй ведёт асоциальный образ жизни: туне-
ядствует, торгует наркотическими веществами. И никак не хочет
вставать на путь исправления. Необходимо провести жёсткую про-
филактическую беседу. Понятно?
–
–
Насколько жёсткую, товарищ капитан?
Максимально.
МАКС
Ссутулившаяся тень Макса скользила по вечернему парку. Сре-
ди серых островков снега кляксами чернели лужи. Ни души. То ли
весна, то ли осень. Да какая разница! Макс уже давно не обращал на
это внимания. И не потому, что был всё время чем-то занят. Он про-
сто забыл, он не помнил, зачем они нужны, эти времена года. Что-
то из детской сказки. Или из оперы, или балета? Не помню, вооб-
ще! Тепло немного лучше, чем холод, но особой разницы Макс уже
не замечал. То, что понимал даже ребёнок, было навсегда скрыто от
Макса. Как будто кто-то злой, но очень могущественный, украл всё
это. Макс, иногда хотел вспомнить – из какой это сказки, но не мог.
И он привык жить без этих земных радостей и забот.
Смеркалось. Фонари тускло светили. На тропинке, по которой
шёл Макс, стояли четверо. Макс приблизился.
–
Привет, Макс! Как дела? Раскумаримся?
Макс почуял беду. Но спросил:
–
–
А что, есть чем?
Вшивый, ты три месяца деньги не отдаёшь. Кидаешь партнё-
ров. Нас кидаешь. А нас кидать нельзя!
Макс понял, что это конец. Конец? Ну и что? Всё равно. Но тут
фонари выключили. Свет окончательно погас.
МАКС
–
Открой, сука! Открывай!
Макс со злобой долбил в железную дверь.
3
4
–
Нет, сынок, не открою. – спокойным голосом отвечала из-за
двери мама.
Это бесило Макса ещё больше!
–
–
–
–
Открывай, падла!
Нет, не открою.
Это я – Максим!
Это не ты, сынок. Ты этого не понимаешь, но это не ты. Я лю-
блю тебя, но того, настоящего!
–
–
–
Открой, ну, пожалуйста!
Нет, не открою.
Дура!
Макс в бешенстве выскочил из подъезда. Дура! Почему мать
именно сейчас оказалась дома? Раньше он легко вычислял её от-
сутствие. Заходил домой, благо ключи у него были ещё с тех пор,
когда зверь, сейчас требующий ежедневной жертвы, ещё не жил в
нём. Заходил, искал деньги, если не находил, то брал то, что можно
продать. Жрал возле холодильника и уходил. Мать, в начале, ру-
галась. После только плакала. Потом перестала. Дура! В отчаянии
Макс метался по двору. Обострившаяся проблема требовала безот-
лагательного решения. Зверь требовал новой жертвы. Сегодня лёг-
кой добычи не случилось.
–
Вшивый, расклад простой. Девять скидываешь, десятая твоя.
Расчёт деньгами, но можешь и здоровьем, а потом деньгами. Понял?
Да понял, понял.
–
Когда зверь получал свою пищу, то сознание, на короткий про-
межуток времени, возвращалось.
–
Диплом и серебряная медаль вручается…
Этого не может быть. Этого не было! Этого не могло быть!
Но ведь был же выпускной и серебряная медаль, и диплом. Где
всё это? Всё поглотил ненасытный! И время, и предметы, и воспо-
минания! Как этот зверь заселился, откуда он взялся? Почему я?
Почему я раб зверя? Раб без прошлого и будущего.
ВШИВЫЙ
–
–
–
Да, он Вшивый!
С чего ты взял?
Да он вчера с Ленкой Дырой зависал! Точно вшей от неё на-
брался или чего другого.
Нет у меня никаких вшей, не вшивый я!
–
3
5
–
Вшивый, Вшивый!
Так и прилипло к Максу это погоняло.
Но, у Ленки кликуха была ещё почётче – Дыра! Стильно.
В прошлой жизни они учились в одной школе, но Ленка на один
или два класса моложе. А теперь она Ленка-Дыра.
Ленка была проституткой. Вернее, когда-то давно была прости-
туткой. И хотя ей не было ещё и тридцати, поизносилась она изряд-
но. Клиенту нужно было самому доплатить, чтоб он с ней остался.
Ленка практически выбыла из профессии. Но, под кайфом пребы-
вала постоянно. Кто её не знал, с трудом смог бы определить пол и
возраст этого существа. Внешность, манера вести себя, одежда не
позволяли обнаружить хоть что-то женское в этом образе и подо-
бии. Как Макс мог быть с этой Дырой? Он не помнил. Да не был он
с ней! Но погоняло Вшивый теперь было с ним.
Зверь всё настойчивей требовал от Макса новой жертвы. Мозг
кипел, голова разрывалась. «Дай, дай, дай, дай!» – стучало в
мозгу. Этот зов было невозможно отключить, он был настолько
мощным, что Макс даже не пытался ему противостоять. Макс уже
давно понял бессмысленность сопротивления. Этот зов звучал в ка-
ждой воспалённой клетке, в костях, мозге – кругом. И Макс стре-
мился на зов!
Через дорогу начинался городской парк, в который в детстве
Макс ходил гулять с бабушкой. Макс привычно свернул в парк. Ёл-
ки-берёзки. Городская отдушина. По тропинке шла женщина. Гу-
ляла. Макс долго не сомневался. Поднял с земли камень. Подошёл.
Тут же ударил. Женщина упала. Сумка. Достал кошелёк. Забрал
деньги. Женщина застонала. Жива. Но Макс, не оборачиваясь, уже
шёл на точку. Сегодня жертва будет принесена.
КАПИТАН
–
–
–
–
Да, Первый, на связи.
Да, а что там?
Труп в парке, поехали.
Знаешь его? Да, товарищ капитан, Макс это, Вшивый! Това-
рищ капитан, он живой! Товарищ капитан, что делать–то?
–
–
–
–
Что, что! «Скорую» вызывай! Не знаешь, что делать?
Но, товарищ капитан, они опять ругаться будут!
Что предлагаешь? Оставить здесь, подыхать?
Товарищ капитан, если честно, то оставил бы! Чего «скорую»
3
6
зря вызывать? Пусть к нормальным людям едет! А то только дерь-
мо это наркотическое возит! И город был бы чище, и нам проблем
меньше! Всё равно через месяц сдохнет!
–
К нормальным, говоришь? Не тебе решать, кто и когда сдо-
хнет! Вызывай, сказал!
Скорая» подъехала быстро.
Ты зачем нас вызвал? У меня, что, на машине мусоровоз напи-
«
–
сано? Почему мы должны всякую дрянь по городу собирать? Да он
дохлый! Тут труповозка нужна!
–
Ты давай! Не митингуй! Живой он, скотина! Давай оформляй
и в больницу!
–
Вот никак не могу понять, почему они такие живучие? Зачем
они вообще живут?
–
–
Не твоё это дело, Господь решит, кому и когда!
Господь? Вот пусть твой Господь и возит их! Твою дивизию!
Грязища-то какая! Сержант, чего стоишь! Помоги!
АРНОЛЬД
Арнольд ехал от поставщика с новым товаром. С тех пор, как он
лёг под ментов, ни разу не пожалел об этом. Не всё, конечно, было
гладко. Стращали его, периодически и грозились закрыть. Один
раз даже в камере посидеть довелось. Но это всё не его дела были,
а какие-то их, ментовские, расклады. Но всё заканчивалось угроза-
ми, редко синяками. Но это, так сказать, издержки производства.
Менты есть менты, что с них взять. На прошлой неделе Арнольд
взял новую тачку – «Ауди». Ну как новую? Почти. И сейчас летел
по шоссе в свой район, заряженный новым зельем, которое испы-
тал прямо на точке. Сильная вещь! Не то, что «ханка» или «чёр-
ное». Пёрлово, вообще, нереальное, будто крылья за спиной.
Днём Арнольд торговал цветами, а вечером, его ларёк, находя-
щийся прямо на привокзальной площади, превращался в одну из
точек, где продавали совсем другую радость, уже для тёмного мира.
Лютая дурь, как говорили, из Амстердама, произвела настоящий
фурор в городе.
Арнольд заряжался уже с утра и весь день не сбавлял обороты.
Он летал. Торговля цветами отошла на второй план, а лучше ска-
зать – завяла. Арнольд её почти забросил. Иногда, в вазах стояли
жухлые цветы и покупатели, в недоумении, уходили, так ничего и
не поняв. Арнольд не грустил об этом, а когда становилось грустно,
3
7
то он знал, что делать.
Когда-то у него работала Анжела. Хорошо работала. Анжела
приехала откуда-то с Урала. Из Челябинска или Магнитогорска, он
точно не помнил. Вопросов много не задавала, трудилась честно.
Всегда у неё был порядок и клиенты. Вот один из клиентов и увёл
её. Странный, какой-то. Что этому москвичу от провинциальной де-
вицы нужно было? Арнольду это было непонятно. То ли замуж она
за него вышла, то ли просто так, но из магазина ушла. И теперь без
неё всё приходилось делать самому. Но сейчас у него были совер-
шенно другие расклады и заботы. Иногда он осознавал себя только
под утро, но спать и даже есть не хотелось! Нужно было только при-
нять зелье и жизнь, и баланс сил быстро восстанавливался! Бывало,
Арнольд, по несколько дней не выходил из своего ларька. Бывало,
по трое суток не звонил жене. Она, поначалу, ещё пыталась его уве-
щевать, жаловалась маме, но он говорил, что всё нормально ― про-
сто много работы. Жена ещё звонила. Но всё реже и реже. Позвони-
ла недавно в последний раз и сказала, что они с дочкой уезжают и
чтобы он их не искал.
Дочь. Арнольд забыл, что у него есть дочь! Он же её толком и не
видел совсем. Сперва розовый комок из роддома, а потом сам при-
ходил домой поздно, когда комочек уже спал, а в последнее время,
вообще редко стал бывать дома. Мама. Мама вскоре умерла. Он дол-
го не знал об этом. Как она лежала в больнице. Как и кто хоронил
её. Когда она звонила ― он не брал трубку. Потом она перестала
звонить. О том, что она умерла, он узнал от Макса, своего постоян-
ного клиента. Макс задолжал всем кучу денег, но Арнольд иногда,
отламывал ему от своей дозы, ведь всё детство они провели в одном
дворе. Вот от Макса и узнал о смерти матери. Тот рассказал, что в
среду были похороны. В среду. А сегодня какой день? Вроде, пят-
ница. Ладно, нужно как-нибудь на кладбище, на могилку съездить.
Из своего ларька Арнольду идти было уже некуда, да и неза-
чем. И он там стал жить. Сонный бред. Товар. Клиент. Доза. Доза.
Туалет. Вода. Сонный бред. Эйфория давно пропала. Был толь-
ко режим регулярного кормления зверя. Только ему служил Ар-
нольд. Это даже не было его желанием. Воля его была сломлена,
и он плыл по течению, в жёлтом тумане, который не рассеивался,
а сгущался. Арнольду начало казаться, что за ним следят, что его
хотят арестовать, и он старался как можно реже выходить из своего
убежища. Потом погас свет. Арнольд сразу понял, что те силы, ко-
торые за ним следят, хотят выманить его, заставить покинуть убе-
жище. На самом деле свет отключили просто за неоплату счетов.
3
8
Иногда ночью, Арнольд зажигал свечи, но ненадолго. Длинные
тени на стенах вызывали в нём панический страх. Однажды, Ар-
нольд очнулся в своём киоске на полу, на матрасе, который служил
ему постелью. Со стен и потолка на него смотрели десятки глаз.
Арнольд сразу узнал их. Это за мной. Сейчас они вцепятся в меня
и утащат в преисподнюю. И имя им Легион! Арнольд понимал,
что не будет сопротивляться, так как это они отучили его сопро-
тивляться. Ужас наполнил все клетки тела. Заныли кости, суставы.
Назад дороги нет! Но, и зацепится, Арнольду, было не за что. Он
безвольно лежал, ожидая своей участи. Арнольд закрыл глаза. Тут
в дверь постучали.
«
Ну, вот и эти меня нашли!» – с ужасом подумал Арнольд и
ещё сильнее вжался в спасительный матрас. Враг был кругом.
Пути к отступлению были отрезаны. Победа врага была безогово-
рочной. Арнольд закрыл лицо руками и полностью отпустил ход
событий. Он был сломлен и смиренно ждал своей участи. В дверь
снова постучали.
–
–
–
Сынок, мне бы цветочков!
Что?
Вот стою у двери и стучу: и если кто услышит голос мой, то
откройте! Есть кто живой?
Что? Живой? Да, я ещё живой!
–
Арнольд открыл глаза. Стены и потолок больше на него не смо-
трели. Но, был же голос! Да, он точно слышал голос!
–
Есть! Есть живой! Иду!
Арнольд вскочил со старого матраса. Да, именно вскочил. Он
давно не чувствовал своего тела, он жил будто в густом киселе. В
этом киселе, с одной стороны, было невозможно делать резких,
волевых, решительных движений и эти функции отпадали за не-
надобностью. С этой стороны, сила, решимость, цели, достижения,
воля, всё это почти отмерло в Арнольде. Но с другой стороны, не
нужно было напрягаться, прилагать усилия, думать, принимать
решения, добиваться результата ― кисель сам поддерживал измо-
ждённое тело, амортизируя агрессию злобного мира.
Но, да! Голос! Спасительный голос! Арнольд открыл дверь.
–
Сынок, мне бы цветочков…
Странный посетитель запнулся. Он посмотрел на Арнольда, за-
глянул в ларёк. Он понял, что цветы здесь давно не цветут.
–
–
–
Что, худо совсем?
Да…
Тогда пошли…
3
9
Суп Арнольд не ел очень давно. Он совсем не помнил, когда нор-
мально ел в последний раз.
–
Спастись хочешь?
Арнольд молчал.
Понимаю, не веришь. Да и жить-то тебе ещё рано.
–
Арнольд удивлённо поднял глаза. Он, до сих пор до конца не по-
нимал, что происходит. Не понимал, почему он до сих пор жив, по-
чему отступил легион, который был готов его разорвать, почему он
открыл свой киоск, почему он сейчас здесь, в привокзальном кафе,
ест куриную лапшу с незнакомым человеком, а не горит в преис-
подней. На понимание всего это у него совсем не было сил. Но, та-
кой вопрос его вывел из сна. Что? Опять? Рано жить? Это как?
–
–
–
–
Почему рано? – превозмогая страх, спросил он.
Ну, смотри. Тебя, как зовут?
Арнольд.
Так вот, Арнольд. Когда ребёнок рождается, он ― чистый,
светлый. Он хочет расти, он хочет познавать мир. Он хочет стать
большим, он открыт, он хочет принять этот мир, сделать его сво-
им. Так и ты, если хочешь спастись, то должен заново родиться,
стать ребёнком ― маленьким, беспомощным, наивным. Но, чтоб
родится, ты должен умереть. А с тобой должна умереть твоя старая
жизнь. Тот Арнольд, из цветочного киоска, со всеми своими стра-
стями ― должен умереть. Превратиться в прах. Тогда Отец даст тебе
ещё один шанс. Но, ты должен стать самым любимым его сыном
–
самым послушным, добрым, любящим. Тогда сердце твоё откро-
ется для любви Его.
Арнольд ел и впервые, за долгое время, ему было хорошо. Уми-
ротворение разлилось по всем больным клеточкам его тела. Он ел и
слушал, иногда отвечал, но он с трудом понимал, о чём говорит этот
человек. Но, он очень хотел ему верить, он вообще не чувствовал в
этом никакого подвоха.
–
Сегодня мы вырвали тебя из лап зверя, но он тут, рядом. Он
свою добычу просто так не отдаст! А добыча его ― это ты! Душа
твоя! Рядом он ходит и рычит, как лев дикий, от злобы. Ждёт тебя,
чтоб растерзать. Помнишь глаза на стенах и потолке? Легион им
имя. Вовремя я успел.
–
–
А откуда вы знаете? Про глаза и стены?
Арнольд, дорогой! Не ты первый, не ты последний. К сожале-
нию! Понимаешь, Арнольд, человек, существо хоть и из плоти, но
духовное. И плоть человека, её движения, помыслы, состояния, за-
4
0
висят от мира духовного, от того, чем жив человек. А духовный мир
очень разнообразный, но там тоже есть свои законы. Человек хочет
жить по зову плоти: услаждать себя, создавать комфорт, холить, ле-
леять, оберегать, но с духовным миром не знаком и его законов не
знает. Или не хочет знать, или рассказать некому.
Так и живёт человек, не зная законов, и нарушает их ― воль-
но или невольно. И вроде всё у человека есть, а душа страдает. И
никакие наслаждения, и дворцы, и слитки золотые его не утешат.
Если нарушает человек законы, то тем убивает душу свою. Умирает
душа, а за ней и тело. Так, что я про глаза в углах кое-что знаю. Пой-
дём. Пора. Будет ещё время для разговоров.
Арнольд не сопротивлялся, не спрашивал, куда они идут и что
будет дальше. Страха совсем не было. Ещё час тому назад, он лежал
на вонючем матрасе, в своём ларьке и ждал, что его сейчас сожрут.
Безвольно ждал. Но, то был панический страх, ужас. Ужас парали-
зовал волю и сделал Арнольда ко всему равнодушным, безразлич-
ным к своей судьбе. Сейчас страха не было. Как ни странно, была
радость, такая тихая, безмятежная. Каждая клеточка тела Арнольда
была наполнена этой благодатью. И он шёл не оборачиваясь. Как
можно дальше от киоска с демонами.
ДОКТОР
Макс никак не мог принять участие в разговоре, который вели
доктор и сосед по палате. Но всё слышал. Он был полностью обе-
здвижен. Как, зачем, и почему он остался жить? Макса это не ин-
тересовало. Чем занимались доктора, какую часть его тела при-
шивали к какой его не интересовало тоже. Челюсть не двигалась,
одна нога на растяжке. Руки. Правая по локоть, другая полностью
в гипсе, из живота торчит трубка катетера. Макс понимал, что как
только начнёт отходить наркоз, то проявится боль. И эта боль бу-
дет усиливаться, с каждой минутой. Но, это будет через пару часов.
Нужно будет у доктора двойную дозу обезболивающего выпросить.
А вот и доктор.
–
Очнулся? Молодец. Как дела не спрашиваю. Вижу, что хоро-
шо. Да и всё равно ничего сказать не сможешь. Вот одного не могу
понять, почему такие, как ты, такие живучие! Другой, и от полови-
ны таких люлей, сдох бы давно! А этот – нет! Живучий, гад! Вот как
таких, вообще, земля носит? Зачем? Вот зачем ты здесь? Вот зачем
4
1
ты существуешь? Какая от тебя польза обществу? Но лечить тебя —
я должен! И по такому же протоколу, что и соседа твоего! Вот такая
гуманность! Я бы сказал ― вопиющая гуманность! А проявлять мы
его должны, чтоб в такую скотину, как ты, не превратиться! Вот ты,
к кому ты последний раз и когда проявил гуманность? Ты такого
слова-то не знаешь – вот в скотину и превратился! Точно тут не в
гуманности дело. А тогда в чём? Я бы таких, как ты усыплял, но не
в больницах для людей, а в ветеринарных клиниках ― как беше-
ных собак! Что скажешь? Гуманно? Не гуманно. Ладно. Но ты же
не желаешь жить в обществе людей! Тогда вот тебе мешок консер-
вов, спички и ―с вертолёта в тайгу! Через неделю освоишься, встро-
ишься в пищевую цепочку и будешь жрать кого захочешь, пока тебя
самого не сожрут. Вот я, доктор, должен людей лечить! А вместо
этого мне эту скотину привезли! Я что, скотник? Нет, я не скотник
и даже не ветеринар! Вот что точно не гуманно! А может быть, усы-
пить тебя, гад? Молчишь? Про тебя и спрашивать никто не станет.
Молчишь? Не боись! У нас тут все гуманисты. Живи пока. Пойду
хоть стресс сниму.
Вообще-то, доктор работал в этой районной больнице всего год.
Давным-давно он выучился на военного хирурга, как и его отец. Ра-
ботал сначала в военном госпитале. Потом начал ездить в команди-
ровки. Работал в горячих точках по всему миру. Насмотрелся вся-
кого. Местные герои, борцы за истинную веру, не жалели ни себя,
ни других. Дьявольская жатва шла с каким-то упоением. Видимо,
герои и мученики за веру думали, что чем кровавее их борьба, тем
лучше будет их небесное пребывание. За это бармалеи рубили друг
друга, как одержимые, а доктор их штопал. Они рвали, а он штопал.
В основном, бойцы были молоды, мало кто жаловался, даже когда
не хватало наркоза. И тут спасало или местное зелье, которое бой-
цы принимали и без этого каждый день, или стакан медицинского
спирта ― шила, как его называли военные. Много доктор прилепил
на место рук, ног, собрал внутренностей, иногда даже голов. Из-
влёк килограммы пуль и осколков. Обычно он работал на совесть,
но человек не робот. Бывало, решал проблему, что называется, на
скорую руку. Но это редко. Как правило, он работал не за награды,
а за совесть. Местные благодарили. В основном женщины. А что с
них ещё возьмёшь? Бивни носорога? Да и стресс снять нужно по-
сле такой жатвы. Пусть кто попробует целый день на оторванные
руки и ноги любоваться. Когда, к концу дня, в операционной лужи
кровищи стоят. А потом можно и пообсуждать. А тут ― с ума бы не
4
2
сойти. Вот так, под стаканчик шила и под второй, да с благодарной
туземкой… Только это и было спасением от всех тех ужасов, кото-
рые нормальному человеку и в кошмарном сне не приснятся. А так,
некоторые отъезжали из командировки – сразу в дурку!
Но руку, доктор, что называется, набил. По глазам пациента по-
нимал, что и где у него болит, выживет или нет. Однажды его на
вертолёте перевезли аж в другую республику! Комбриг ― на мине
подорвался. Никто из местных врачей не решался операцию на
местном оборудование делать. Травма была очень серьёзная. По-
звоночник. Умирал комбриг. А Доктор решился. И сделал. Выжил
Комбриг. Много ещё подвигов совершил. Письма доктору благодар-
ственные писал. Потом как-то потерялись в житейских штормах.
Но, пошли перемены в метрополии. Отечество стало свобод-
ным и не перенесло операцию по пересадке головного мозга. Ко-
мандировок становилось меньше, а вскоре они совсем закончи-
лись. Потом уже у нас начались горячие точки, но съездив в одну
командировку, доктор от остальных предложений отказывался.
Он вернулся в свой военный госпиталь. По сравнению с команди-
ровками тут движухи и риска было мало. Коллеги работали, де-
лали карьеры, а он весь этот больничный быт ― терпеть не мог!
Особенно он не любил плановые операции. Не то, что не любил
–
слышать про них не хотел! Вот когда идёт поток с колёс, сра-
зу на стол, залитую кровью одежду срезают ножницами, секунды
решают всё ― вот это да! А тут что? Сдайте анализы, соблюдайте
диету, поставьте клизму. Тьфу! Пусть этим коллеги занимаются!
Зато он безотказно оставался на ночные дежурства, когда коллеги
просили подмену. Ординаторская, затихшее отделение, баночка
шила и счастливого дежурства! Коллеги знали об этом, но бессо-
вестно пользовались, уступая свою долю спирта, особенно, когда
подменить нужно было срочно. Доктор очень редко отказывался.
Обычно дежурства проходили спокойно. Пациенты, после опера-
ции, никуда не убегут. Получив свою дозу лекарств, они обычно
мирно спали. Но вот таких уродов, как этот полутруп, доктор не
любил. Плесень человеческая, моральный уродец! Почему их не
изолируют или не ограничат в правах? Но ведь живут, даже не жи-
вут, а существуют – коптят небо. Паразиты, бухают, курят, колют-
ся, а потом чуть что – заехал в больничку, а ты лечи его! А зачем?
Чтоб через пару месяцев замёрз в сугробе или от передоза в при-
тоне сдох? Мусор человеческий, реальный мусор! А мусор нужно
убирать, чтоб остальные не заразились!
4
3
Отделение затихло. Наступала ночь. Доктор зашёл в свой каби-
нет. С чего его так зацепил этот наркоман? Вот и Сергей Дивеевич
с ним говорил. Да уж, разговор с трупом или с деревом! Да ну его!
Доктор достал из шкафа своё лекарство. Глотку привычно обожг-
ло. Содержимое стакана проникло внутрь измученного моральны-
ми страданиями тела. Да, спирт – это не водка! Это – для настоя-
щих! В голове приятно зашумело. Ну, вот и хорошо. Во вверенном
ему отделении происшествий не случилось!
МАКС
Наркоз давно отошёл. Доктора и медсёстры ушли домой. Остал-
ся только дежурный врач. « Кажется, он меня сразу невзлюбил. А за
что меня любить-то?» Начало ломить всё тело. «Да, хорошо меня об-
работали. Как не убили-то? Случайно.» Боль становилась всё силь-
нее. Сверлило все кости. «Меня ещё и кумарит.» Боль проникала в
мозг, начали болеть оставшиеся зубы. «Менты, суки. Это их работа.
Но, таковы волчьи законы. Я их швырнул. Не сильно, но швырнул.
А с ментами так нельзя. Суки.». Макс застонал. Боль всё усилива-
лась и была уже везде. «А доктор этот дрыхнет уже давно и придёт
под утро. Ещё вся ночь впереди. А что же делать?» Он не только не
мог говорить, но даже и пошевелиться. Челюсть у него сломана и
некого было позвать на помощь. В голове крутились разные мысли,
но всё было не то. «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи,
помилуй!» Макс не мог понять, откуда он это слышит. Говорить он
не мог. Значит – звучало в его воспалённой голове! Но как?! Он,
Макс Вшивый и – «Господи, помилуй»?! Откуда?! «Господи, поми-
луй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!» – уже абсолютно чёт-
ко и размеренно звучало у него в голове. Боль потихоньку начала
стихать. Не может быть! «Господи, помилуй! Откуда это? Точно,
так мой бывший сосед по палате говорил! Господи, помилуй! Го-
споди, помилуй! Господи, помилуй!» Боль становилась всё тише.
Через час пациент заснул.
ДОКТОР
Доктор тоже спал. После второго стакана спирта его рубануло, и
он затих до утра. Вся больница знала о проблемах своего коллеги. Но
его не увольняли. Во-первых, герой! Во-вторых, опыт. Опыт у него
4
4
колоссальный и своё дело он знал, как никто. Ходила легенда, как
он, с одним скальпелем, раненого комбрига с того света вернул. На-
стоящее чудо! С ним советовались в самых экстренных случаях, при-
глашали консультантом на самые серьёзные операции. А он никому
из коллег не отказывал. В-третьих, помнили его отца, доктора наук,
профессора. Но, скальпель ему уже не доверяли, и самостоятельных
операций он уже не проводил. А он теперь и сам особо не стремился.
Его вполне устраивала роль консультанта и вечного дежурного.
На операции его звали всё реже и реже. А доктор особо и не
унывал. «Червяки! Вас бы в полевой госпиталь! Вот я бы на вас по-
смотрел!» «Марь Ивановна, а вы руки мыли?» «Марь Ивановна, не
ставьте мне операцию в четверг! Мы с женой в театр идём! На пят-
ницу поставьте. Спасибо!» «Тьфу! Черви! А гонору-то! Да, пошли
вы все!» Оставались дежурства. Доктор был незаменим, он никому
не отказывал в подмене. Ночные дежурства были его коньком. Все
были ему должны, но взамен доктор ничего не просил. Все и так
знали валюту расчёта. Спирт. Да, свой спирт все отдавали доктору,
таков был медицинский бартер.
4
5
ПАВЕЛ
Светало. Нет, это был уже вечер. Значит, смеркалось. Павел вы-
шел из дома. Куда ему нужно было идти, он твёрдо знал. Но, где это
находится, у кого спросить – не имел ни малейшего представления.
Он шёл, не зная куда, но твёрдо был уверен, что движется в пра-
вильном направлении. Он не сильно удивился, что не замети как
оказался на этой окраине Лондона.
Сумерки всё сгущались, а вокруг, как назло, не было ни одно-
го человека. Вдруг он заметил пересекающую улицу семейку: папа,
мама и малыш в коляске. Павел бросился за ними вслед.
–
–
–
–
–
–
Сорри, вериз рашин кирх? Ортодокс? Ду ю андестенд ми?
Добрый вечер, пойдёмте с нами.
Русские?
Русские.
В храм идёте?
В храм. Пойдёмте с нами. Скоро вечерняя служба начнётся.
ГЕНРИХ
Генрих родился в Казахстане. Много лет, всей страной, отмеча-
ли День Победы, смотрели Парад, поздравляли ветеранов. Жизнь
давно была мирной. Но, не для Генриха. Генрих был немцем. Не-
мец. Есть такая национальность. Фашист – так его звали сосед-
ские ребята. Не звали – обидно дразнили. Пока был маленький, то
обижался и плакал. Мама его утешала, а папа ходил к соседям на
разбор полётов. А как подрос, то старшие подначивали младших,
чтобы те его дразнили. А потом, шли заступаться за слабых – бить
фашиста! Но Генрих рос и уже никому не давал безнаказанно драз-
нить себя. Он дрался со всеми. Для Генриха давно потеряли зна-
чение размер и возраст обидчика. Доставалось всем, но и Генриху
тоже. Но он был неудержим.
Родителей постоянно вызывали в школу. В школу ходила мать.
Отец постоянно был на службе. Иногда мать плакала, иногда ру-
гала, но со смирением выслушивала жалобы родителей и нота-
ции учителей.
–
–
Сынок, ну, прекрати ты драться! Что по-другому нельзя?
Нельзя, мам. Но ты не расстраивайся, я постараюсь!
4
6
Но на следующий день всё повторялось.
Потом отца перевели на Кавказ, и семья переехала туда. На но-
вом месте Генриха ожидало то же самое: и прозвище Фашист, и
бесконечные драки с обидчиками. Но теперь причин могло быть
множество, причины могли быть любыми. Небрежно брошенное
слово, косой взгляд, и Генрих не оставлял обидчику шансов. К
восьмому классу желающих подразнить или задеть его совсем не
осталось. К этому времени мальчики и девочки начали интересо-
ваться друг другом. Причём девочки оказывали Генриху гораздо
больше внимания, чем он им. Нет, ему, конечно, были приятны
знаки внимания, и он отвечал взаимностью, но никогда не прояв-
лял инициативы первым. Генрих пока точно не знал, что делать
со свалившимся на него девичьим вниманием. А тем временем он
стал неформальным королём школы. Был, конечно, ещё Игорь,
второгодник из девятого класса, но они давно стали с Генрихом
корешами и совместно участвовали во всех вылазках. Генриху нра-
вилось своё положение, тем более, что он добился его сам, вот эти-
ми вот кулаками! Пацаны приходили к нему разрешать свои спо-
ры, девчонки приглашали прогуляться вечером, а кличка Фашист
стала настоящей кликухой, а не обидной дразнилкой. А летом, на
каникулах наступала настоящая лафа. С Игоряхой они уходили по-
дальше из города и собирали коноплю, которая на Кавказе произ-
растает в огромном количестве. Конечно, это было запрещено, ми-
лиция делала рейды и облавы, но они не ведали страха и верили
в свою ловкость и удачу. Конопли нужно было заготовить много,
чтоб хватило до нового урожая. Коноплю, конечно, курили. Ну, как
курили? Кроме конопли ничего и не курили. Излишки продавали.
Жили, как настоящие индейцы. Ездили в город на пятничный
базар и следили за торговцами – кто что продаёт. Смотрели на товар
у продавцов кроликов и баранов. Кролики, как известно, не только
ценный мех, но и несколько килограммов диетического мяса. Кро-
лы новой породы были огромные и весили до 15 килограммов! Вот
их и вычисляли. Выслеживали, куда продавец повезёт кролей на
ночь. Ночью залезали в сарай и нещадно резали несчастных жи-
вотных и на заранее ворованном мопеде или мотоцикле уезжали
к себе в посёлок. Шкуры и мясо продавали. Брали вино, звали дев-
чонок и жарили оставшуюся добычу. Денег было – немерено. Тра-
тить было некуда. Вот и покупали девчонкам вино и конфеты. А те
и не отказывались! Лето, конопля, вино, девчонки – бесконечная
романтика!
4
7
–
Генрих, а почему тебя Фашистом зовут? – спросила однаж-
ды Светка.
–
–
Злой он, как батальон СС, – засмеялся Игорь.
Не терплю, если не по-моему, – ответил Генрих. – В нашей
жизни всё просто: или ты, или тебя. Как только дашь слабину всё
–
кирдык. Нельзя пацанам быть слабыми. Это вот вам, девчонкам
можно, в этом сила ваша, а нам нельзя! Что хочу, то и беру, и никто
мне не указ. А кто рыпнется, то огребёт так, что и думать забудет,
чтоб у Фашиста чего-то взять! Жизнь сильных любит, а терпилы
пусть в милицию жалуются!
–
Светка, не слушай ты его! Зачем девочку напугал, бандит! —
смеялся Игорь.
Но Генрих не шутил.
–
Я же правду говорю! Если хочет рядом быть, то пусть знает! У