Константин Максимов
Игра знамёнами. Часть вторая: «Крамола небесная»

Гридня звали Стрелобой. И он почитал себя, как успел узнать Волченя – едва ли не лучшим мастером лука – если не всего полудня правдивых земель, то Руси уж точно. И когда тот увидел, какую снасть захватил в качестве трофея новый член отряда, потерял покой. Он подходил к нему на каждом привале с одним и тем же вопросом – не продаст ли тот ему чудо-лук.

И каждый раз, сталкиваясь с отказом, повышал цену.

– Две золотые гривны! – не стал Стрелобой изменять своему обычаю и сейчас – Подумай! Больше тебе всё равно никто не предложит! Ну, или хочешь – на мою снасть сменяй! Мой лук снаряды мечет – что иная вышивальщица узор на ткань кладёт! Залюбуешься!

Вот ещё – что с бою взято – свято! Да и зачем ему меняться, если хозяин сам уступает столь хорошую вещь? Так ли она хороша?

– Я подумаю – ответил путник, давая понять, что разговор окончен, и двинулся дальше – в обход не желавшего уходить с дороги гридня.

И – вниз по склону – туда, где кончалась полоса деревьев, уступая место подлеску.

Стрелобой, в отличие от прошлого раза, за ним не последовал. Ну и хвала богам! Может, наконец, отстанет?

Не дойдя до кустов нескольких шагов, Волченя понял, что лещины ему сегодня не отведать. Её кусты успели облюбовать для своих развлечений «поклонники» Безымянки.

Эта жена с самого вызвала у хищника ряд вопросов. Она постоянно ехала в хвосте отряда, причём всегда – с совершенно пустым взором. Видимо, настолько погружённая в свои мысли, что её не интересовало ничего из происходящего вокруг. На привалах же её почти всегда отводили в сторону два-три охочих мужа. Перед которыми она с готовностью раздвигала ноги. Всё с той же безучастной гримасой. Словно делала постылую, давно уже ставшую привычной, но при этом необходимую, работу. Потом, не меняя выражения на лице, поглощала пищу, которую ей приносила Рада, и погружалась в сон. И каждый день всё повторялось с ужасающим однообразием. Менялись только вои, желающие поближе познакомить свои уды с её лоном.

Кто она такая? Прибившаяся по дороге бродяжка? Что с ней могло произойти такого? Даже имени нормального у неё нет!

– Что, тоже желаешь?! Тогда жди своей очереди!

Это Волченю окликнул гридень, носящий странное прозвище Полкабана.

Он стоял на самом краю зарослей, с вожделением наблюдая за действиями своего приятеля по имени Клоп, значительно уступавшего ему в размерах, но видимо, превосходящего в шустрости. Тот, шумно сопя, приходовал сзади стоявшую на караках Безымянку. В этой позе оч-чень даже соблазнительную.

В другой ситуации зверь бы тоже от неё не отказался. А сейчас что прикажете – собирать лещину в их присутствии?

Она, кстати, народилась что надо – крупная, ядрёная.

Ну, уж нет!

Меж тем живот зверю начало нешуточно подводить.

Немудрено – ведь в нём ничего не было со вчерашнего вечера, когда хозяин отправил в него запеченного на углях перепела.

Волченя развернулся и зашагал по дну лощины в противоположную от зарослей сторону. Орехов можно было набрать и чуть позже, когда эти натешатся, или… кажется, чуть дальше к полуночи отсюда рос шиповник?

Балка плавно уходила вправо, огибая поросший лесом склон яра.

Тоненькие берёзки торчали из его гребня, словно щетина из спины гигантского лесного зверя, прилёгшего отдохнуть на берегу реки.

Воеводы, кстати, нигде не было видно.

Неужто не следит?

Вскоре путник добрался до устья лощины – того места, где она сливалась со сплошной стеной леса, вплотную подступавшей к склону яра. Его действительно покрывали густые заросли шиповника. Вот только ягод на них почти уже не было.

И не потому что осыпались, или их склевали птицы.

Они все перекочевали в суму к воительнице Раде. Та стояла сейчас примерно в той же позе, что и Безымянка на противоположном конце лощины – тылом к путнику. И, надо сказать, штаны облегали этот самый тыл настолько туго, что Волченя, при взгляде на него начал испытывать некоторые приятные ощущения в районе мотни.

Вот уж не думал, что эта бешеная сможет вызвать в нём подобное. Но это не отменяло того факта, что ягод, в отличие от ягодиц, ему не увидеть.

Что ж за невезение такое!

Сговорились что ли?

– Ну и как тебе мой зад? Нравиться? – поинтересовалась поляница, не меняя позы.

Не иначе почуяла его присутствие особой чуйкой, свойственной бывалым воям.

Ага – задом!

– Да, дева-вой, нравиться – с досадой ответил он, подходя ближе – Только смотрю я совсем не на неё, а на то, как ты заграбастала себе весь мой ужин!

Та хмыкнула.

– Не понимаю, что тебе мешает поснедать вместе со всеми! Боги что ли запрещают? А ягоду эту можно куда с большим толком использовать, чем в твоё брюхо запихать! Например, отвар сделать – отроков от свистухи лечить. А то вечно нажрутся какой-нибудь дряни.

Когда он подошёл вплотную, Рада встала и повернулась к нему лицом.

– А если ты ещё раз назовёшь меня дева-вой – сказала она твёрдо, глядя ему прямо в глаза – Я расскажу Вольге, какой ты на самом деле травник!

Вот тебе и раз.

Зверь на несколько мгновений оторопел.

– Осоку и щирицу ты правильно тогда назвал – продолжила воительница – Но их и трудно с чем-то другим перепутать. А вот про дудник ты наобум ляпнул. Это борщ был. Его с дудником ни один травник не спутает. Только самозваный. Вроде тебя.

Первым порывом волка было схватить эту жену за горло и душить, пока та не отправиться к своим богам.

А потом со всех ног бежать в лес.

Но его остановил всё тот же стальной взгляд.

Даже и не думай! – сказали её глаза. – У тебя всё равно ничего не выйдет!

– И почему ты меня не выдала? – угрюмо пробурчал он.

Поляница усмехнулась.

– А пожалела! Терпеть не могу, когда толпой на одного набрасываются! Прямо с души воротит!

Её взгляд, казалось, пробуравит дыру в его шкуре.

– Но если ты вздумаешь дальше меня подначивать, я могу и перестать тебя жалеть. К тому витязю тебя конечно обратно не повезут, но руки-ноги связать – вполне! Чтобы не утёк…

Тоже – жалельщица нашлась.

Вот счастье то – зависеть от доброй воли этой бешеной!

– Я понял – коротко ответил Волченя – Молчу.

И побыстрее покинул это место.

Пусть подавиться своим шиповником. В конце концов, один раз волк может и не поужинать. Не впервой.

Ноги сами вынесли лесного зверя к тому самому месту. Сначала снова вверх – на гребень яра, а затем вниз – к узине.

Вот она – едва заметная тропка, ведущая к карнизу, откуда их тогда… А вот – начало узенькой балки, по которой туда прокрались враги.

Это стало началом конца его стаи. Именно после того случая он вместе со своими спутниками превратились из охотников в добычу.

Да уж – если не знаешь, что оно тут есть, просто так вряд ли найдёшь. Разве что случайно наткнёшься.

Устье лощинки чернело среди белых стволов берёз, маня путника, словно уда распутной бабёнки. Той же Скаврони, например. Или Безымянки.

А может быть ему сейчас…

– Заблудился, добрый молодец?! – раздался за спиной знакомый голос. – Али по нужде отошёл?!

От неожиданности зверь едва не сорвался с места, уходя от возможной атаки.

Но человек его задержал. Во-первых, от этого мужа точно не убежишь. А во-вторых…

Значит, всё-таки следит.

– Гадить здесь не советую! – самодовольно продолжал вещать Шебарша – Запах нас выдать может в случае чего! Да и отроки уже отхожую яму за станом вырыли – туда и ходи.

Вот ещё! Волк – зверь вольный – где хочет – там и гадит!

– Да не затем я здесь! – огрызнулся Волченя. – Место знакомое просто.

Витязь вышел, наконец, из-за его спины.

– Знакомое, значит? Бывал здесь уже? И, наверное, тут произошло что-то интересное, раз решил сюда вернуться?

«Меня не обманешь, парень» – сказали его глаза.

– Дело не в том, воевода! – поспешно перебил Волченя грозного воителя – Просто место тут – больно уж удобное для засады!

Он указал Шебарше сначала на устье балки, а потом на начало тропы, и вкратце поведал ему, куда они ведут.

– Я просто подумал, что Лутоня, возможно, захочет отомстить – подытожил он свою речь – Если не княжичу, то мне – точно! А здесь – последнее место, где это возможно.

– Почему последнее? – удивился витязь.

Путник широко развёл руки в стороны.

– Потому что мы на самом рубеже большого Ополья, воевода! Эту вот узину преодолеем – он ткнул пальцем в сторону прохода между рекой и яром – И окажемся на здоровенном лугу – три дня пути в любую сторону! Там деревья если и есть, то только мелкие гайки – укрыться негде!

Шебарша призадумался.

Ненадолго.

– Я тебя услышал, Волченя – наконец ответил он. – Возвращайся в лагерь. Я прослежу, чтобы на тебя никто не покусился.

В его голосе сквозила насмешка.

Но обижаться на этого мужа было бесполезно. Тем более что на обиженных, как известно – хворост возят.

В стане за время его отсутствия почти ничего не изменилось. За исключением того, что мясо, судя по одуряющему запаху, было уже почти готово. Желудок зверя сжался, буквально заурчав от боли, а рот, помимо воли хозяина, наполнился слюной.

А ну её – эту волчью гордость!

Путник подошёл к костру, едва не растолкав обступивших его отроков, извлёк из ножен недавно вернувшийся к нему клинок и откромсал изрядный кус от задней ноги косули.

А потом с жадностью вонзил в него зубы.

М-м-м, скусна-а-а!

Не дававшее покоя брюхо снова заурчало.

На этот раз от удовольствия.

Солнце тем временем скрылось за кромкой леса, окрасив её на прощание багряными тонами.

А-а-а – будь что будет!

Махнув рукой на все подозрения и переживания, Волченя выбрал себе уголок поудобнее, где трава была помягче, подстелил под голову седло, снятое отроками с его жеребца, завернулся в попону и мгновенно погрузился в глубокий сон безо всяких сновидений.

Благо, его-то в дозор уж точно не поставят.

Ночь, на удивление, прошла спокойно. Во всяком случае, чувствительный ко всякого рода подозрительным шумам, лесной зверь ни разу даже не пошевелился.

Поднявшись же с первыми утренними лучами, Волченя чувствовал себя на диво свежим и отдохнувшим.

Сладко потянувшись, он разогнулся словно хорошо натянутый боевой лук.

Ух-х-х, ядрёна сиська!

Одновременно с хищником пробудился и весь лагерь.

Сборы в дорогу у маленького отряда много времени не заняли. Меньше чем за полчаса стан был собран, и кавалькада тронулась в путь.

Путник уже привычно занял место в её голове – рядом с княжичем. Тот хмуро молчал, покусывая губу, всем своим видом давая понять, что не расположен к разговорам.

Ничего – день в дороге длинный – сам речь заведёт, как пить дать.

Группа всадников неспешно проследовала через узину, вдоль обрывистого яра, настолько близко подступавшего к урезу воды, так что проехать через неё можно было только цепочкой по одному.

Самое удобное место для засады!

Повинуясь звериному чувству опасности, Волченя вскинул голову вверх. К той нише, откуда на них напали в прошлый раз, сразу побив стрелами и сулицами половину отряда.

Ему самому на память о том дне остался рваный шрам на плече – след от прошедшего вскользь срезня.

И сейчас на той нише были люди.

Целых полдюжины.

Вот только уже не живые, а мёртвые.

Причём смерть пришла к ним в каком-то странном виде. Все шестеро были насажены на копья, только каждый из них – разной частью тела. Один животом, другой грудью, третий выей, четвёртый и вовсе – гузном. Словно тот, кто их умертвил, обладал каким-то странноватым чувством юмора.

Но при этом и недюжинной воинской сноровкой.

Так что вариантов было не так уж много.

Волченя пристально посмотрел в лицо воеводы.

Оно было невозмутимо. Только уголок губ предательски кривился в усмешке.

«Я всё равно слежу за тобой, парень» – сказали его глаза.

Окрестности большого озера

Обнажённые тела подпрыгивали в танце, припадая то на левую, то на правую ногу, придерживаясь странного, им одного ведомого ритма. Высокие и низкие, стройные, и со складками кожи на боках и животе. В воздух взвивались длинные распущенные волосы – кудрявые и прямые, струящиеся по ветру и подобные комкам пакли. Большей частью они имели светлые оттенки – от золотистого до пепельно-седого. Лишь в двух-трёх местах они были темнее или отдавали рыжиной.

Вместе с хозяйками скакали и их груди. Огромное количество. Никак не меньше сотни. Большие и маленькие. Крепкие, и отвисшие едва ли не до пупа. С едва заметными розовыми сосками у девок, и с огромными бурыми – едва не в половину сиськи – у жён постарше.

Ни разу в жизни не видевший больше одной пары грудей зараз, сейчас лесной зверь буквально не мог оторвать глаз от такого зрелища. В районе развилки ощущалось приятное шевеление.

Жаль только, лица этих прелестниц нельзя было толком разглядеть – они скрывались под толстыми слоями краски. Девки и юницы были размалёваны алой мареной, молодки – охряным шафраном, жёны постарше – лазурной вайдой. Последние скакали на месте, составляя почти недвижный круг в центре пляски. Первые и вторые, также беспрерывно подпрыгивая, вели вокруг них два хоровода – один поменьше, другой побольше. Причём внутренний двигался посолонь, а внешний – против.

Всё это создавало несколько жутковатое ощущение. Чего уж там – когда он только увидел всё происходящее, первым порывом было бежать отсюда со всех ног! Уж больно похоже было то, что здесь творилось, на один зловещий обряд, о котором ещё молодому волку когда-то рассказывала его мать.

В старые времена, когда люди поклонялись совсем другим богам, тёмным и мрачным, которые ничуть не облегчали их жизнь, а наоборот – делали её невыносимой, существовал такой обычай: если приходило в какую весь или городище моровое поветрие, уносившие скотину, или детей, все жёны, из тех, кто уже мог родить, уходили из поселения. Потом, собравшись в только им одним ведомом потаённом месте, они раздевались донага, мазали лица краской и вгоняли себя в транс ритуальным танцем. После чего толпой впрягались в один большой плуг. Им они опахивали по кругу свою весь, преграждая дорогу мору.

Причём зрелище это предназначалось исключительно для женских глаз. Стоило им по пути, случайно или нарочно, попасться какому-нибудь мужу, разъярённые жёны набрасывались на него и разрывали на куски. Подобное получалось у них без труда, ведь силы им придали тёмные боги.

Сходство с тем, что происходило здесь, было очевидным. Вот только никакого плуга тут и близко не было. Так что это, скорее всего, был какой-то другой обряд. Да и жёны скакали уже не меньше получаса, даже не думая прекращать танец.

Но, надо сказать, никакого недовольства от этого Волченя не испытывал. Даже на какое-то время забыл, зачем он здесь. И возблагодарил местного лесовика, выведшего их к этой поляне.

Вспомнить помогли неожиданно появившиеся новые действующие лица. Слева и справа к женскому хороводу вдруг присоединились два ряда мужей, вынырнувших на поляну из-за кромки леса. Они, как и жёны, были полностью обнажены и простоволосы, а их лица тоже покрыты слоями краски – мареной и шафраном.

Отличие было только одно – у каждого в руках было оружие. Весь левый ряд, который составляли юноши, сжимал сулицы, правый – из более крепких мужей – короткие копья. Ряды эти, также ритмично подпрыгивая, двинулись навстречу друг другу, по дороге замысловатым образом переплетясь с женским хороводом.

После нескольких сложных перестроений две мужские шеренги поменялись местами. Кроме того, напротив каждой из них выстроилась женская. Причём цвета красок на лицах у этих рядов совпадали. Только внутренний круг жён – с синими лицами, остался на месте.

А дальше началось такое…

Мужи и юноши, свободными от оружия руками принялись активно приводить свои уды в «боевое» состояние. Девки же и молодки своими движениями – всячески их «подбадривать».

Потом, когда с обеих сторон топорщились уже два ряда «частокола», эти шеренги жадно набросились друг на друга, предавшись бурному соитию.

Зрелище было настолько… возбуждающим… что зверю захотелось сбросить с себя все одежды и немедленно присоединиться к этим людям. А там – будь что будет!

Сдержать себя помогла одна только мысль – ни к чему хорошему такая попытка не приведёт.

Тем временем сдвинулся с места круг и из «синелицых» жён. Тех, что постарше – с отвислыми ягодицами, грудями и животами. Они разомкнули руки и расступились в стороны, показав, что всё это время скрывалось за их спинами.

А это был…

Большой и плоский, почти полностью ушедших в землю валун серо-зеленоватого цвета. Впрочем, стоило на него упасть солнечному лучу, как тот тут же сменился, заиграв различными оттенками синего.

В голову Волчени закралась страшная догадка.

Переменный камень!

Уж больно он был похож на другой, куда более значимый, лично для него, и его бывшего народа. Тот самый, на капище перед которым он перестал быть вятичем.

В общем, из этого места нужно уходить. Как можно быстрее. Волк прекрасно помнил, как его бывшие соплеменники поступили однажды с тем, кто посмел бросить дерзновенный взор на их святыню. Надо было полагать, что меряне тоже вряд ли одобрили бы такое святотатство.

Эту мысль он в двух словах изложил своим спутникам.

На лицах у тех появилась крайняя степень неудовольствия.

Ещё бы – отрываться от такого зрелища!

Но когда он вкратце живописал им, ЧТО могло ждать их в случае обнаружения и поимки, мнение воев тут же поменялось.

Предающимся соитию дикарям сейчас было не до того, чтобы прислушиваться к каждому шороху, доносящемуся из леса. Тем не менее, ретировались они крайне осторожно, стараясь без нужды не шуметь.

Но совсем тихо не получилось.

Точнее, вышло очень даже громко. Когда они отошли от поляны примерно на две сотни шагов, Стрелобой, шедший чуть правее, неожиданно провалился по пояс в какую-то яму, и, не сдержавшись, издал болезненный вопль.

Вот… молодец – что твой удец! Красен да вонюч!

Оба спутника тотчас подбежали к неудачливому товарищу.

Дело было плохо. Можно сказать – хуже некуда. Гридень угодил ногой в ловушку, поставленную то ли на оленя, то ли на лося. Это была узкая, но глубокая яма, похожая на воронку, в стены которой меряне вмуровали два нешироких свободно вращающихся в невидимых пазах бревна, утыканных острыми деревянными шипами. Один из которых глубоко пропорол мужу голень. Чему не помешал даже добротный кожаный сапог.

Хорошо ещё, что тот не был оленем или лосем, иначе под собственной тяжестью провалился бы куда глубже, и эти шипы наверняка выпустили ему кишки!

Не повышая голоса, Шебарша выдал такое длинное изощрённое ругательство, что Волченя даже мысленно восхищённо присвистнул.

А буквально через считанные мгновения со стороны полянки донёсся громогласный топот полусотни босых ног.

Вряд ли меряне бежали сюда для того чтобы предъявить троим воям официально обвинение в святотатстве и потребовать уплатить виру. Эту догадку подтвердил пронзительный крик, от которого у менее тёртого мужа могли бы и мурашки по спине поползти.

– Уби-и-и-ить и-и-и-их-х!!! – проорал чей-то невыносимо мерзкий голос, похожий на вопль болотной выпи. – Порва-ать на куски-и-и!!!

А потом по округе разлетелся боевой клич, подхваченный несколькими десятками глоток.

– Держи его за руки! – приказал воевода волку.

А сам сунулся в яму.

Там он мгновенно распорол пронзённый шипом сапог и помог своему гридню высвободить ногу.

Когда того совместными усилиями извлекли наружу, он попробовал было самостоятельно сделать несколько шагов, но упал с болезненной гримасой на лице после первого же из них.

Ближайшие седмицы две – точно не ходок!

Это что теперь его – на себе тащить?

Или?

– Берём его! – последовала следующая команда.

У витязя, похоже, подобных вопросов не возникло.

Ухватив Стрелобоя один за ноги, другой за подмышки, они что есть силы рванули через лес, уже не особо стараясь скрываться.

Мда-а-а, ядрёна сиська – снова погоня… И опять волк никого не преследует, а наоборот – сам должен от кого-то уносить ноги! За что же боги так к нему не благосклонны?

Да тут ещё и запнулся о какой-то корень и едва не упал!

– Смотри под ноги, волчище! – рявкнул на него Шебарша – а не то мне на себе вас двоих тащить придётся!

Что-то воевода в последнее время стал путать его со своими гриднями.

Осадить бы его, да как? У этого зверя клыки да когти, пожалуй, поострей будут. Да и лапы покрепче.

Разведать эту дорогу Волченя вызвался, когда окончательно стало ясно, что их отряд сбился с пути, и никто не знает, куда им надо ехать.

Произошло это, когда они пересекали большое Ополье.

Сразу после того случая – в теснине на Киржачи, они, на всякий случай, решили двигаться и по ночам. Мало ли – вдруг Лутоня нажалуется Глузду, а тот озлиться да отправит за ними в погоню всё свои силы.

Одна из ночей выдалась на диво тёмной – не только безлунной, но даже беззвездной. Глас осторожности в лице Волчени и неожиданно присоединившейся к нему воительницы Рады, взывал к княжичу и воеводе – предлагая не двигаться с места. Но те не вняли. Итог оказался закономерным – после очередного ночного перехода они потеряли направление.

Причём спросить дорогу было совершенно не у кого – эти места почитались глухоманью даже по меркам вятичей, чьи земли были известны своим малолюдством. Мерянские веси им по пути, конечно, попадались, вот только все до одной оказывались пустыми. Словно их обитатели, едва завидев на виднокрае вооружённых всадников, немедленно бросали свои жилища и куда-то прятались вместе с домочадцами и живностью.

Тогда-то, кстати, у Волчени впервые и закралась мысль о моровом поветрии…

О Гостове – городе, в который нужно было попасть отряду, его предводитель знал только, что он стоит на берегу большого озера, называемого Неро. И что располагается оно примерно в седмице пути через лес, после того как закончится то самое большое Ополье.

Но ещё Олег помнил, что перед тем как достичь того самого озера, нужно было пересечь полноводную речку Нерль. Когда же их отряд достиг лесного рубежа и двинулся на полуночь, никакой реки, тем более полноводной, им по дороге не встретилось. Каково же было общее удивление, когда спустя всего два дня пути, дорогу им преградили воды обширного озера. В общем, ясно стало, что забрели они куда-то не туда.

Тогда княжич решил принять, наконец, взвешенное решение. Приказал разбить лагерь и отправить два малых отряда – разведать оба берега озера. Мало ли – может это всё-таки Неро! Ну, или, на худой конец, попытаться всё-таки выведать правильную дорогу у местных жителей.

В один из таких отрядов тут же без промедления вызвался Волченя. Однообразная дорога и разговоры успели ему уже изрядно надоесть. А тут – хоть какое-то развлечение.

Его кандидатуру поначалу не хотели даже рассматривать, но волка неожиданно поддержал сам Шебарша. Как всегда ухмыляясь, он заявил, что травник наверняка – хороший разведчик. Кроме того, предложил себя к нему в напарники.

«Я слежу за тобой парень» – снова сказали его глаза.

Ну а третьим в их отряд попросился Стрелобой.

Лесному хищнику этот гридень успел надоесть хуже постоянно цепляющегося к штанам репейника, и он такому спутнику решительно воспротивился. Однако княжич не нашёл в подобном решении изъяна и, ничтоже сумняшеся, назвал воя третьим.

Так они и оказались на той самой заповедной поляне.

Где, наконец, стало ясно – куда пропали все меряне.

А заодно нашлось очередное приключение.

Пока все эти воспоминания проносились в голове беглеца, они с воеводой и раненым Стрелобоем на руках отмахали по лесу несколько десятков стрелищ. Да так быстро, что топот мерян, вместе с их боевыми кличами вскоре стихли позади.

Показали лесовикам – как настоящие волки ходят!

И пустельги летают.

И что теперь – мелькнула мысль – так его до самого лагеря тащить?

Эта идея была неосуществима – они и суда-то – налегке шли почти два дня. Обратно же с такой ношей, да ещё и преследуемые по пятам ордой размалеванных дикарей… Задача из разряда невыполнимых.

Наверняка такая мысль пришла в голову и Шебарше. Недаром он, не снижая скорости бега, принялся озираться по сторонам. Не иначе – в поисках убежища.

– Стой! – наконец крикнул он, подтверждая догадку Волчени – Туда полезем! – Он мотнул головой в сторону высившегося впереди гигантского дуба. Казавшегося среди прочих деревьев великаном в толпе карл.

Зверю сначала показалось, что витязь пошутил. А что, с того станется – всю дорогу, что ни слово, то очередная хохма!

Но сейчас тот был совершенно серьёзен. И действительно остановился у самого подножия дуба. Ну и громадина – чтобы его охватить, потребуется, по крайней мере, четверо таких как Шебарша!

Он и в самом деле собрался здесь прятаться?

– Вон дупло! – снова мотнул головой тот, на этот раз наверх – Оно большое – места всем должно хватить! В нём и схоронимся!

Боги! Он что – опустоумел?

Волк задрал голову в небеса, выискивая место, где, по мнению этого странного мужа, можно было укрыться.

– Да не боись! – воевода словно прочитал его мысли – Известно ведь – хочешь что-то спрятать – прячь у всех на виду! Нас здесь точно никто искать не подумает!

Мысль эта показалась Волчене сколь интересной, столь же и сомнительной.

– Лезь за мной! – снова скомандовал ему витязь.

Он заставил Стрелобоя, ненадолго потерявшего сознание во время их забега, а теперь снова пришедшего в себя, обнять его за шею, и связал поясным ремнём его кисти. После чего, словно не замечая груза за спиной, легко начал взбираться вверх по стволу.

Всё выше и выше.

Надо было его догонять.

Сейчас он покажет воеводе, как волки… по деревьям лазают.

Хотя, откровенно говоря, это искусство было не самым сильным качеством лесного хищника.

Дубовая кора под пальцами предательски крошилась, то и дело норовя отправить его на свидание с землёй. Но тот изо всех сил цеплялся лапами… то есть перстами, за малейшие неровности, стараясь не упустить из виду Шебаршу со Стрелобоем.

Губы меж тем едва слышно бормотали слова, призванные упросить духа этого дерева не сбрасывать его вниз. У такого могучего старого дуба его просто не могло не быть.

И наверняка это какой-нибудь вредный лесовик, который терпеть не может чужих.

Ещё и одаривать его чем-нибудь придётся!

Только вот чем?

Позади меж тем осталась первая сажень. Вторая. Третья.

Какой же высокий этот дуб!

Успел он удивительно вовремя. Едва зверь ухватился, наконец, за край дупла, подтянулся и перевалился внутрь, как снизу послышался нарастающий топот ног и донёсся уже знакомый протяжный боевой клич.

Да уж – облаву они вести совсем не умеют. Даже «частый бредень» сплести не смогли! Бегут как попало да ещё и шумят почём зря!

Места внутри оказалось более чем достаточно для того чтобы разместиться всем троим. Видимо, над дуплом трудилось не одно поколение дятлов.

Кроме того кто-то, возможно белки, натащил туда целый ворох мягкой подстилки. Правда, было это прошлым или даже позапрошлым летом, поэтому составлявшие её кора и листья сопрели и распространяли далеко не самый приятный запах.

Ну, ничего – можно и потерпеть – вонь нюхать, это не на колу голым задом елозить.

Тем временем, пока Волченя, раскрыв рот и, едва не вывалив язык, восстанавливал дыхание после забега и лазания, Шебарша успел осмотреть рану своего гридня, да ещё и перевязать непонятно откуда добытой чистой тряпицей.

Не иначе от нижних портов оторвал.

– Ходить будешь! – вынес он решение спустя короткое время. – Жилы и сухожилия все целы. Только в мясе дырка. Единственное что…

Воевода откинулся назад, поудобнее утраиваясь на вонючей подстилке.

– Дерево есть дерево. В рану занозы могли попасть. А там – день-два и гноиться начнут. Если не промыть вовремя – ногу потом отнимать придётся.

Стрелобой, к немало удивлению волка, выслушал слова витязя с таким будничным выражением на лице, словно тот пересказывал ему, что ел утром на завтрак.

Странные они, эти черноградцы.

– Так что нам делать сейчас? – спросил он Шебаршу. – Сидеть тут и ждать пока этот гридень начнёт гнить? Или обратно полезем?

Но тот не ответил.

Волченя озлился, и собрался повторить вопрос, только уже в более грубой форме, но с изумлением понял, что воевода… спит!

Вот это да! Уснуть в такой момент!

Это… это…

Это ж надо быть настолько уверенным в себе!

Лесному зверю до подобного было далеко. Его сознание ещё не успело отойти от виденного за последние часы. Его будоражили образы, которые рисовала перед мысленным взором бурная фантазия.

Например, раскрашенные рожи мерян, возникающие в отверстии дупла. Впивающиеся в тела спутников стрелы, пропитанные рыбьим ядом, вызывающим мгновенный паралич. И острые колья, на которых сажают их недвижные тела.

Жуть!

Однако мгновение сменялось мгновением, час – часом, и ничего подобного не происходило.

Единственное что изменилось – спустя какое-то время Стрелобой следом за воеводой смежил веки и погрузился в глубокий сон.

Хотя, может, он просто снова потерял сознание.

Успокоился, наконец, и волк.

А после того как он просидел несколько часов в одной позе, созерцая недвижные тела своих невольных товарищей, ему в голову полезли мысли уже совсем другого рода.

Если эти двое уснули достаточно крепко… хотя Стрелобоя в расчёт можно было и не брать – уж не попытаться ли ему…

Сделать, наконец, то, ради чего он и напросился в этот поход?

Уж от мери то дикой он в одиночку-то всяко уйдёт. А там – ищи комара в лесу!

И чем больше времени проходило с того момента, как они забрались в это дупло, тем крепче он убеждался в том, что именно так ему и следует поступить.

Людям, вырвавшим его из лап Лутони и его подручных, он был очень благодарен. Особенно княжичу. Но не до такой степени, чтобы и в самом деле ехать с ними до самого Гостова. Да ещё и предстать там перед судом какого-то неведомого ему мужа. То ли князя, то ли наместника.

Окончательно решимость волка окрепла, когда над землёй начали сгущаться сумерки.

Сейчас или никогда!

Хищник бесшумно поднялся, стараясь не потревожить своих спутников.

В лицо дохнуло ночной свежестью.

Успевшие за несколько часов привыкнуть с прелой вонище лёгкие едва не захлебнулись от восторга, вдохнув, наконец, чистого воздуха. Да ещё и пропитанного целебным ароматом дубовой смолы.

Внизу было уже почти ничего не разглядеть.

Как бы отсюда не сковырнуться! Он ведь лешаку так ничего и не подарил!

Волченя в нерешительности замер над краем дупла.

– Да! Нечего тебе там делать! – неожиданно подал голос Шебарша. – Сверзишься ещё вниз – собирай потом твои кости по округе!

Так же внезапно он сменил свою «сонную» позу на бодрствующую.

– Так что вниз я пойду! А ты – сиди с раненым, да меня жди! Сказки свои рассказывай, чтобы не заскучал. Вон – лук ему свой пообещай продать, тогда точно не помрёт!

Сам же громко засмеявшись над своей шуткой, воевода легко поднялся и оттеснил Волченю от «выхода» из их убежища.

Не сказав больше ни слова, он легко перемахнул через край и скрылся из глаз.

Подавленный зверь послушно вернулся на своё место, снова усевшись на смердящую подстилку.