Константин Максимов
Игра знамёнами. Часть вторая: «Крамола небесная»

© Константин Максимов, 2021

ISBN 978-5-0053-1121-4 (т. 2)

ISBN 978-5-0053-1119-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1
«Со своим уставом на чужое капище»

Середина осени. Полуночный рубеж Черноградских земель

Что боги не сотворят – всё лепо! Куда взгляд не бросишь – хоть леса, хоть реки, хоть холмы, даже болота – всё удивления достойно, и глаз радует. А эти дикари вятичи, за что не возьмутся – только изгадят. Ну что за обычай у них такой – в землянках жить? Ну ладно бы в голой степи, где деревьев – хоть заищись, но посреди густых боров, где из-за крон небесного купола порой не разглядеть? Зимой в таком жилье холодно. По весне же, стоит только залить дождям – всё в воде стоит. А как подсушит, небось – от мышей и прочей мелкой лесной гадости не продохнуть. Ну, какой уют может быть в таком доме? Одно слово – глупые лесовики.

А откуда такая манера одеваться? Ладно, ещё куда ни шло – одёжа из цельных волчьих и медвежьих шкур, имитирующая этих самых животных, – может для каких-то там дикарских обрядов это очень даже способно. Или, например, плащи-накидки из берёзовой коры – наверняка хорошо защищают от дождя. Но обматываться вместо доспеха просмоленной верёвкой – что-то глупее себе и представить трудно! Как его, например, каждый раз снимать и надевать? И отчего он может защитить, кроме стрел с костяными наконечниками? И ведь наверняка всё платье под такой верёвкой пропитывается смолой – потом не отстираешь.

А питаются как? Сплошь рыбой, ягодами да мёдом! Мяса же, молока и хлеба почти не едят. Зато, ходят слухи – с охотой употребляют в пищу грибы!

А уж о нравах-то и говорить срамно. Поговаривают, покуда вятские отроки не надумают ожениться, все естественные надобности удовлетворяют с собственными матерями! А отроковицы, соответственно – с отцами! А после свадьбы не жена переходит в дом мужа, а наоборот! Тьфу… даже подумать о таком срамно!

Впрочем, что взять с этих вятичей, если они деревьям кланяются?

Правда, справедливости ради, собственными глазами Олег ничего из подобного не видел. Однако поведал ему обо всём этом человек, слову которого он доверял, почти как своему. Увидев тогда княжича в Дебрянске, Остей от удивления едва не утратил дар речи. Купец поначалу решил даже, что Олег явился в этот глухой угол, чтобы припомнить ему давешнюю встречу у пристани на Десновой. И такое подозрение только укрепилось, когда тот увидел, кто приехал к нему вместе с Соколовичем.

Но княжич поспешил рассеять его сомнения. Конечно, расстались они тогда не лучшим образом, но ссорой или тем более оскорблением это назвать было сложно. Так – лёгкая размолвка.

Сообразив, что этот нежданный визит ничем плохим ему не грозит, Остей тут же преобразился в гостеприимного хозяина. Для Олега и его спутников тут же организовали роскошное угощение, почти не уступавшее почестным пирам ни в Чернограде, ни даже в самой Столице. А потом натопили отличную баню. Пусть и не такую жаркую, как на княжьем дворе, но после двух седмиц пути – самое то. Кроме того, к услугам путников была практически любая местная девка. Чем большинство из них с удовольствием и воспользовались.

Однако когда после всего этого Олег поделился с купцом своими планами о дальнейшем своём пути, тот даже замахал на него руками.

– Что ты, княжич – и думать о таком забудь!

Тут-то Остей и поведал ему, какие эти вятичи дикари и беззаконный народ. Если верить преданиям, в правдивых землях они появились позднее всех остальных племён. И не смогли угнездиться нигде, кроме как в дикой чаще, населённой совсем уж дремучими лесовиками, в чьи владения испокон веков не совался ни один завоеватель. Потому что нечего было брать. Настолько нечего, что они в голодные годы питались собственными вшами и даже друг другом! А уж поклонялись едва ли не жабам! В общем, вятичи перебили всех мужей, а жён разобрали в наложницы. Сами они пришли они с заката – из варварских княжеств, и никакой высокой культуры с собой, естественно не принесли. Набраться же её здесь тоже не вышло. А получилось только перенять отвратительные обычаи от своих предшественников. Точнее, после смены нескольких поколений, одна дикость слилась с другой.

В ответ же на вполне резонный вопрос, отчего он ведёт торг с таким вот непотребным народом, Остей усмехнулся и пробурчал что-то вроде «на пенязях не написано – с кого взяты». Впрочем, это было понятно и без объяснений. Из всех купцов Руси, вятичи отчего-то жаловали и пускали к себе одного только Остея. Отчего же ему не торговать – коли нет конкурентов?

Кроме слов купца резоном против такой поездки была и недавняя война. Пусть старший брат Олега Роман завершил её быстро и без большой крови. Зато, как рассказывали, ему ради победы пришлось пойти на святотатство. И вот это вятичи вряд ли способны были скоро забыть. Храбр, которого Роман оставил управлять усмирёнными территориями, увёл основные силы на полуночь, где, по слухам, снова объявилась недобитая банда Вука. И теперь почти по всему верхнему и среднему течению Окоёмной под властью Чернограда фактически находились всего лишь с полдюжины небольших городков. Причём с гарнизонами не из опытных бойцов, а мальчишек, набранных Святославом из числа вчерашних дворовых отроков.

Вот потому-то поездка по тем землям была не самой лучшей идеей. Появись они там – и недовольные вятичи могли вспыхнуть, подобно куче сухого хвороста. Конечно, случись новое восстание, отец снова отправит сюда большие силы, которые, в конце-концов, наведут порядок. Но сколько до этого пройдёт времени? А им нужно было на полудень прямо сейчас.

Да – пора уже было Олегу приучаться мыслить по государственному. И заботиться не о своих сиюминутных потребностях, а в первую очередь о спокойствии и стабильности на подвластных землях.

Ведь взять того же Остея. Насчёт своего большого торгового похода, к которому он как раз готовился к моменту прибытия гостей, договаривался с дикарскими старейшинами заранее – едва ли не за три луны. Ездил на их капища и даже давал священную клятву на волчьих кишках, что ни одного мужа сверх оговоренного числа в его отряде не будет. И что ни у кого из них не будет никакого оружия, кроме охотничьего.

А планы меж тем у него были грандиозные. Для того чтобы перегнать ладьи из Десновой в Окоёмную, надо было наладить протяжённый волок между. И поставить для его охраны несколько острожков. И всё – в окружении диких лесов. Населённых не менее дикими жителями.

Потому, после недолгих размышлений, Олегу пришлось согласиться с доводами купца. В землях вятичей делать действительно было нечего. Лучше объехать.

Чем они сейчас и занимались.

После Дебрянска Десновая теряла свою полноводность, разделяясь на несколько куда менее мощных потоков. И маленький отряд перебрался с ладей на насады – вместительные плоскодонки с дощатыми бортами. Они донесли Олега со спутниками до самых полуденных отрогов Большого водораздела. До того места, где Десновая настолько уже мельчала, что не могла нести и эти суда. Взяв обещание с жителей крохотного городка перегнать их обратно в Дебрянск, вои двинулись дальше уже конно. Теперь их путь лежал почти строго на восход полудня – вдоль подножия всё того же Большого водораздела.

Его холмы, кстати, служили прекрасным ориентиром – в отличие от прочих примет, их всегда было видно – не заплутаешь. Да и любоваться ими было одно удовольствие – осенняя листва на склонах отливала на солнце едва ли не всеми цветами, какие только придумали боги! Тут тебе и охра, и смарагд, и ярь, и багрец, и руда. Только лазури нет! Впрочем последней, даже с избытком, хватало на небесном куполе.

Ещё год назад, когда Олег не был опоясанным витязем, он при виде всего этого великолепия наверняка пустился бы в романтические рассуждения. Мол, вот он – рубеж доброй и знакомой отчины, и – таинственной суровой Полуночи, откуда на Полудень когда-то пришли его могучие предки. Один шаг – и можно оказаться там – в мире бескрайних лесов, необоримых витязей, прекрасных, но холодных дев, злых колдунов и загадочных древних знаний, хранимых в дебрях мудрыми жрецами. Ну и всякой жуткой нечисти тоже.

Однако с тех пор княжич повидал достаточно, чтобы не вести себя, как наивный юноша. Побывал уже за этими холмами, и даже дрался самими жителями полуночи. Поэтому теперь он рассуждал о водоразделе лишь с сугубо с практической стороны. Что, мол, держать его в поле зрения очень даже удобно – едь себе и едь, да видами любуйся, пока холмы не закончатся. А закончатся – поворачивай прямо на полуночь! Во всяком случае, так эту дорогу расписал Остей.

И пока всё выходило по сказанному.

Отряд пересекал долину невеликой речки Угры, нёсшей свои воды всё в ту же Окоёмную. Она то и дело петляла, огибая возвышенные места, протягивая к холмам Большого водораздела голубые языки своих притоков. Отряд старался к ней не приближаться, чтобы не пришлось лишний раз искать переправу, ни через саму реку, ни через её дочек. Держась возвышенности, почти всякую водную преграду можно было пересечь, не замочив при этом даже брюха коню.

Сама Угра могла, конечно, стать для них куда более удобной дорогой. Но только если бы по ней пролегал хоть сколько-нибудь оживлённый торговый путь с городками и причалами, где можно было бы достать новые насады. Вот только ничего подобного здесь и близко не наблюдалось.

Всему виной, как поведал им всё тот же Остей, было небольшое племя голядь, обитавшее чуть дальше к полуночи. Пришлое, как и вятичи. И так же не очень-то жалующее чужаков. Известно о нём было крайне мало, поскольку голядь выбрала себе для проживания совсем уж глухой угол. Долгие годы, даже столетия, никто не думал покушаться на её независимость. Тем более что народ этот якобы взял себе в покровители каких-то тёмных духов – то ли навьих, то ли нечисть, то ли ещё кого. Но так было только до поры до времени – пока за голядь не взялся отец Олега. Это произошло ещё до рождения княжича. Он пришёл в эти земли с дружиной, разбил местную рать и захватил несколько городков. Большего не потребовалось – голядь признала власть Соколовичей, законы правдивых земель, и обязалась платить дань. И никакие навьи не помогли. Однако отвратительный нрав этого народа за те полтора десятка лет, что прошли с той поры, поменяться не успел. Чужаков голядь не любила по-прежнему, и купцов через свои земли если и пропускала, то с большой неохотой. Да и предложить торговым людям этим лесным дикарями тоже было особо нечего. Разве что мёд да шкуры. Но такого добра и у других племён было навалом.

Олег на мгновение отвлёкся от своих мыслей и прислушался, о чём болтают его дружинники. И ухмыльнулся. Ну конечно – снова два главных спорщика до хрипоты судачат о словоплетении. А конкретно – о новой песни Баяна, которую тот посвятил, само собой разумеется – Полочанскому князю Всеславу, сбежавшему от своего же войска накануне встречи с великим князем, и благополучно вернувшемуся в родные земли. И развязавшему новую войну против Соколовичей. Причём довольно успешную. Поговаривали, что он уже вернул себе едва ли не всё, что потерял по весне.

 
– Лесному волку – нет преград!
Его деревья упредят
Коль скоро будет близок враг.
Вперёд известен каждый шаг
Тому, кто раз за кромкой был
И после смерти не остыл —
Коль снова на хребет падёт
Уже клыки не разомкнёт!
 

Огура закончил декламировать и откинулся в седле.

– Ну что скажешь? – повернулся он к полянице – Неужели ты и сейчас ответишь, что хоть кто-то сейчас может паровать края строк лучше этого барда?!

Рада пренебрежительно фыркнула.

– Можешь болтать всё что угодно! Но этот виршеплёт – только в начале своего пути. И ещё даже отдалённо не приблизился к свершениям великого Пенязича! Что ты мне этим рыжим волком в нос тычешь?! Где «Поляница»? Где «Крамола земная»? Где хотя бы «Родник в лесу»?

Огура едва не захлебнулся слюной от такого ответа.

Прочие гридни при виде его реакции весело расхохотались.

– Вот уж Радка щербатого то уела! – схватился за живот Полкабана – Того и гляди – подавиться!

В долгу у него вой оставался не дольше того времени, чем требуется куску сухой бересты, упавшей в костёр, чтобы вспыхнуть и расточиться в пламени.

– Это что там за подсвинок захрюкал? Великий знаток плетёного слова?! Для которого нет ничего слаще урчания собственного сытого брюха! Или ветров из зада!

Эти слова сопроводил новый поток хохота. Заставивший перепугаться птиц на ближайших деревьях.

– А ты, воительница, не желаешь медов стоялых испить? – обратился он уже к Раде – В которых хорёк сдох! Зим эдак двадцать назад!

В ответ на её уничижительный взгляд он пафосно воздел руки к небесам.

– Ты думаешь, зачем я это тебе предложил? А затем что твой Пенязич давно то же самое всем в уши вливает! Его слушать – всё одно, что брагу прогорклую пить! Иное дело Баян – его вирши после песней этого старика – как глоток свежего кваса с похмелья!

Где-то такой довод княжичу уже доводилось слышать. Причём от этого же мужа. И в ответ на похожий вопрос.

Олег встретился взглядами с ехавшим рядом Кремнем. «Эта песнь не закончиться никогда» – читалось в его глазах. Юноша мысленно с ним согласился и снова погрузился в свои думы, не выслушав даже ответа поляницы. Та ведь наверняка сейчас приведёт в качестве примера последнюю песнь Пенязича, посвящённую возвращению на престол великого князя.

Рада в сознании княжича давно уже заняла место погибшего Гундяя. Как, впрочем, наверное, и для всей его малой дружины. Во всяком случае, споры они вели одинаковые. Причём эти двое, похоже, совершенно забыли, что ещё какое-то время назад их разделяла едва ли не смертельная вражда. Теперь она осталась только во взгляде на словоплетение. В остальном же те стали – едва ли не лучшие друзья. Какое-то время назад это вызвало даже новую волну шуток насчёт их «особых» отношений. Но поскольку никакой ответной реакции она не вызвала, то соответственно, очень скоро сошла на нет.

Небольшой отряд выехал на перекрёсток двух лесных дорог. Едва не сплетавшие до того свои густые кроны над головами путников буки, грабы и яворы расступились, открыв небольшую – примерно в пол чети, росчисть, посредине которой стояло маленькое захудалое подворье.

Постройка выглядела совсем ветхой и необжитой. Между бревнами зияли громадные щели, в которых свободно гулял ветер – либо дерево рассохлось и его повело, либо оттуда повыдёргивали мох вездесущие сороки. Зато последнего с преизбытком хватало на двускатной крыше, которую он покрывал буквально сплошным ковром. Причём кое-где пустил корни настолько глубоко, что проел в досках немалые дыры. В общем, всё указывало на то, что это здание возвели чуть ли не во время отцовского похода – зим эдак пятнадцать назад. И с тех пор подворье либо вообще не использовалась, либо люди появлялись тут крайне редко.

А ещё по всему выходило, что попали путники сюда именно в такой час. Более того, учитывая привычное для этих мест малолюдство, можно было сказать, что сейчас на этот перекрёсток буквально кипел жизнью! Это происходило вокруг пристроенного к подворью помоста. Он-то как раз выглядел так, словно им регулярно пользовались и периодически подновляли. Сейчас на его свежеструганных досках толпились примерно три дюжины совсем юных и при этом совершенно голых отроковиц. Поголовно худеньких, что твои птички, и светлоголовых. Самой старшей из них вряд ли было больше дюжины зим. Об этом можно было догадаться по практическому полному отсутствию у всех у них выпуклостей в нужных местах и растительности между ног. Да и сами удёнки у большинства юниц ещё не успели потемнеть и оставались по-детски розовыми. Между ними сновали несколько жён постарше. Причём намного – зим так на двадцать-тридцать. И в одежде. Бесформенной и похожей на балахоны из дерюги. Они заставляли отроковиц вертеться и изгибаться, демонстрируя свои недозрелые «прелести». Хотя, какие у них там, к лешему, «прелести»? Поди, ни одна из них ещё первую кровь даже не уронила!

За этой картиной наблюдали с два десятка мужей, столпившихся вокруг нескольких довольно вместительных возов, запряжённых двойками низкорослых крепеньких лошадок. Вождём этого отряда, скорее всего, был важный муж с обширным брюхом и реденькой бородкой, разодетый в меха и адамашки, восседавший, а точнее возлежавший, на груде мягких тюков в голове одной из телег.

И не было похоже, что кто-то из выставленных на помосте юных созданий испытывал хоть малейшее смущение от происходящего. Они не сбились стайкой, и не жались друг к другу, как наверняка сделали бы на их месте ровесницы откуда-нибудь из под Чернограда. Наоборот, весело щебетали и сами с удовольствием оттопыривали задки.

Всё это очень походило на то… Что дела здесь творились совсем уж беззаконные!

Олег ударил рыжего конька пятками по бокам, заставив того обогнать ехавших впереди дружинников.

– Эй! Что здесь происходит?!

Выкрикнуть эти слова солидным мужским басом не получилось. Ломающийся голос княжича подвёл своего хозяина и едва не сорвался на визг. Оставалось надеяться, что полтора десятка суровых гридней за его спиной заставят мужей на повозках отнестись к его словам серьёзно.

Действительно заставили. Те из них, которые походили на воев, подобрались, и, на всякий случай, потянулись к оружию.

Но только не предводитель. Тот даже с места не сдвинулся. Разве что голову в их сторону повернул. И то нехотя.

– А вы кто такие, чтобы я вам отвечал?! – высокомерно процедил он через губу.

Хм. Этот муж, похоже, или очень плохо видит, или бесстрашен до безумия! Как ещё объяснить то, что его не впечатлил ни грозный облик его малой, но весьма солидной на вид дружины, ни даже целых два стяга: малый пурпурно-жёлтый прапорец Шебарши с атакующей пустельгой, и собственный олегов однохвостый с пардусом. Может быть, он не разбирается в геральдике?

Или чувствует за собой силу?

Княжич даже заозирался по сторонам. Но ничего подозрительного ни на самой росчисти, ни среди окружавшего её леса не разглядел.

– Ты что ослеп, купец?! – выехал вперёд его воевода – Разучился гербы читать?! Вежество забыл?! Не видишь, что перед тобой княжич Черноградский Олег?!

Но тот не испугался и грозного витязя.

– Я не купец! – чванливо протянул тот в ответ – И не тебе учить меня вежеству, вой!

Ах, он! Да за такие речи его…

Рука Олега непроизвольно поползла к рукояти клевца.

– Да будет тебе известно! – продолжал бросать дрова в свой погребальный костёр разодетый наглец – Что здесь уже не владения Чернограда, а Смолянская земля! А я Шишко! – доверенный муж самого набольшего боярина Мутилы!

Произнося это имя, тот видимо, ожидал, что при его упоминании все новоприбывшие тут же упадут ниц и немедленно попросят прощения за свои слова.

Да не на тех напал! Про Мутилу княжичу, конечно, слышать доводилось – из речей старших товарищей. Но не более того. И, кстати, в не очень положительном свете. Говорили, что он и при прежнем князе, Вячко, который правил Смолянской землёй до минувшей весны, забрал себе чересчур много власти. А уж когда тому на смену пришёл куда менее волевой Игорь – вовсе обнаглел, и принялся распоряжаться княжеством как собственной вотчиной. И людей набрал в услужение – себе под стать.

Так это что выходит – они уже пересекли рубеж Смолянских земель? Как-то это незаметно прошло. Хотя, впрочем, чего он ожидал – что на каждой лесной стёжке, уводящей из одного княжества в другое, будет стоять высокий столб с резами, оповещающими, что здесь пролегает граница? Смешно ведь!

А вот речи, которые вёл разодетый муж, улыбки отнюдь не вызывали. Произнёсшего такие слова требовалось если и не наказать, то, по крайней мере, вразумить.

– И что теперь, Шишко? – немедленно взялся за эту задачу Шебарша – Если земля Смолянская – вежество блюсти уже не надобно?! Это тебя Мутила научил – каждому встречному грубить, гербов не разбирая, да морду на сторону воротить?!

Свои слова витязь подкрепил не менее эффектным действием.

Его каурка в мгновение ока донёс хозяина до телеги, на которой возлежал «собеседник». В руки витязя прыгнула плеть.

Один удар – и на землю летит оглушённый вой, пытавшийся заступить дорогу.

Второй – и запряжённые в повозку лошадки рвут с места в намёт, едва не вставая при этом на дыбы.

Уже через несколько десятков шагов сидевший на облучке возница пришёл в себя и замедлил их бег. Зато от резкого движения Шишко сверзился с тюков на землю, «удачно» угодив прямиком в лужу со свежей грязью.

Тут же заволновались и остальные кони. А люди похватали оружие, ощетинившись в сторону пришельцев двумя десятками рогатин, копий и дротиков.

Сопровождавшие княжича дружинники тоже мгновенно сменили строй, сбившись в боевую линию. Отроки привычно подались назад, чтобы не мешаться.

Ну вот – теперь хоть поговорить можно по серьёзному!

– Ещё кто-нибудь желает?! – Пустельга поднял над головой плеть.

Ответом ему было дружное молчание.

– То-то же!

То, что сейчас у всех на глазах проделал Шебарша, княжич, наверное, должен был совершить сам. Ну да ладно. Во-первых – подобное ему как-то даже невместно. А во-вторых – он просто опешил от наглости.

– Вы чего тут учиняете?! – тем временем возопил измазанный в грязи Шишко, которому помог подняться подскочивший холуй. – Да я вас!

Видимо, создавая некоторых людей, боги настолько обделили их разумом, что им для понимания одной простой истины, требуется, как минимум сломать шею.

– Да угомонись ты уже! – рявкнул Пустельга.

Его боевая плеть снова взвилась над головой.

В этот раз её конец обхватил рожон копья, которым своего хозяина пытался прикрыть один из воев.

Рывок – и оно с размаху ударило Шишко прямо в лоб.

Сурово! Доверенный Мутилы ошалело затряс головой. Что – искры посыпались?

Витязь же преспокойно отъехал назад, игнорируя направленные на него острия. Окружавшие Шишко люди заметно присмирели. Их оружие, словно стыдясь своих хозяев, само по себе пригнулось к земле. И вправду, к чему нарываться, когда тебе так явно демонстрируют своё превосходство?

– Ну что, хватит с тебя?

Ответа не последовало. Впрочем, это молчание было красноречивее слов.

Олег снова выехал вперёд.

– Теперь скажешь, что здесь происходит?!

Шишко посмотрел на княжича исподлобья налитыми кровью глазами, словно бык, которого готовят к оскоплению. Но потом всё-таки соизволил разлепить толстые губы.

– Да вот… девок тут для боярина Мутилы выбираем!

У юноши едва не перехватило дыхание от возмущения. Вот оно значит что! Впрочем, об этом с самого начала можно было догадаться.

– А твой хозяин разве не знает, что в правдивых землях запрещено торговать людьми?! – гневно спросил он – И продавать, и покупать! Ещё дед мой, Ярослав запретил! Не слыхал?!

Шишко в ответ только яростно засопел, ещё больше усилив своё сходство с быком.

– В поруб тебя сейчас за такие дела! А потом и боярина твоего!

Тут неожиданно, словно уд из портов скомороха, на первый план выскочил совсем другой муж, до того державшийся в тени. На вид он был довольно боек и одет совсем не как вой. Но и не возница тоже. Скорее всего, приказчик. А вот возраст определить было трудно – то ли молодой муж, то ли середович – сразу и не поймёшь.

– Да простит меня и юный княжич, и могучий воевода, и прочие славные мужи! – зачастил он на удивление звучным и приятным голосом – Уважаемый Шишко просто не достаточно ясно выразился! Речь совершенно не идёт о какой-либо купле или продаже! Тут сейчас происходит нечто другое! Всё по правде!

Во время свой речи он ловко подобрался чуть ли не вплотную к Олегу, заглядывая ему прямо в глаза.

– Стой! Подожди! – осадил его Пустельга – А ты-то сам-то – кто таков будешь?!

Муж тут же склонился в поясном поклоне. Но смотрел по-прежнему только на юношу.

– Бажен меня кличут! – представился он.

– Приказчик?

– Не-е-ет, что ты, княжич, толмач я!

Олег даже опешил.

Толмач? Неужто здесь – в самом центре правдивых земель – кто-то может говорить на непонятном наречии?

В ответ на резонный вопрос Бажен лишь пожал плечами.

– Да вон, эти! – он махнул рукой в сторону столпившихся на помосте голых юниц и одетых баб. – Ни слова по-человечьи не понимают!

Юноша принудил рыжего подвести себя ближе к помосту. Вои Шишко послушно перед ним расступились. Уступил дорогу и сам присмиревший ближник Мутилы.

– Эй, вы! – обратился Олег к стоявшим на возвышении – Кто из вас здесь старший?!

Он выжидательно посмотрел на одетых жён.

Те глядели на него с недоумением, явно не понимая, о чём он их спрашивает. Когда же одна из них – на вид самая старая, наконец, открыла рот, то в ответ…

Защебетала! Не хуже чем твоя синица или коноплянка!

Тут у княжича словно спала с глаз пелена. Теперь только он обратил внимание, что все как одна жёны и девки на помосте чересчур уж, даже словно не по-человечьи тонки в кости, а тела у них были… какие-то искривлённые. И болезненно худы. Лица же – сплошь плоские и некрасивые. А глаза узкие, что твои щёлки.

А уши-то, уши… острые! И зубы тоже!!!

Боги! Да люди ли это вообще?!

Навьи?!

Ой, сурово-то как! Какой-то небольшой уголок сознания, подспудно хранящий в себе лютый страх перед всем неизведанным и потусторонним, мгновенно разросся, едва не заполонив его собой целиком. Нутро резануло острым, как нож, приступом паники.

К счастью, княжич смог его вовремя обуздать, вспомнив, что вокруг него сейчас стоит немало людей, которые видят то же самое, что и он, но при этом совершенно ничего не боятся и ничему не удивляются.

– Это же угра дикая, княжич! – принялся объяснять Бажен – Живут тут леший знает с каких времён! И ни с кем не смешиваются! И знаться даже не хотят!

В общем, с его слов выходило, что народу этому чуть ли не тысяча с лишним лет. И сидел он в этих лесах со времён самих легендарных скифов. Когда-то племя было сильным и могучим. Пока с полуночи не пришли свирепые готы. Которыми угра была многократно жестоко бита. И начала откатываться на восход – из лесов в степи. На месте остались только несколько небольших родов, которых завоеватели почему-то не тронули. Возможно, потому что забились те слишком уж глубоко в чащобы, а выковыривать их оттуда готам было недосуг. Да и незачем – угры сидели в своих дебрях и носа оттуда не показывали. А потом готы сгинули, а эти люди настолько привыкли прятаться в лесу, что так там навсегда в нём и остались. И за столетия изоляции совершенно выродились. От постоянного кровосмешения и плохой пищи стали сплошь тощими, мелкорослыми и больными. Да ещё и сохранили целый ворох замшелых обычаев, вроде подрезания ушей младенцам и подпиливания зубов в более позднем возрасте. В их понимании подобное выглядело жутко красиво.

А в роду, представительницы которого стояли сейчас на помосте, последние полвека начали происходить странные события – почти перестали рождаться мальчики. Каждый раз, когда это происходило, для племени был настоящий праздник. Вот только с каждым годом подобное случалось всё реже и реже. Теперь там имелось от силы с полдесятка мужей, занятых исключительно воспроизводством рода. Вся остальная работа лежала на плечах жён. А поскольку плечи эти были совсем не крепкими, произвести они могли не так уж и много. Оттого и яди на всех не хватало – род периодически голодал. Торговать же ему запрещали обычаи. Да и делать это было особо нечем. Потому они были вынуждены время от времени избавляться от лишних ртов. И если раньше, когда в очередной раз подступал голод, таких вот юниц попросту выгоняли в лес – умирать от бескормицы, то теперь некоторых из них соглашался приютить на своём подворье многоуважаемый Мутила. Он же преподносил в ответный дар роду необходимые ему вещи и еду. И шли на это всё отроковицы исключительно добровольно, да ещё и с превеликой радостью. Всё лучше – чем с голоду пухнуть, или достаться на обед волку!

Тут в памяти юноши всплыло событие трёхдневной давности. Когда его отряд только-только вступил в долину Угры. Это был примерно такой же перекрёсток двух лесных троп. Может быть чуть пошире. И примерно такое же подворье. Только чуть более обжитое и людное. Было самое утро – рано было останавливаться даже на дневку, поэтому княжич со спутниками собирались просто проехать мимо. Но заинтересовались разворачивающимся там действом и остановились посмотреть.

Состязались юноши. Примерно в таких же годах, что и эти худые отроковицы. И таки же плосколицые и узкоглазые. Правда, одетые. Стреляли из лука, метали сулицы, бегали взапуски, боролись на поясах и что-то там ещё. В общем, зрелище оказалось так себе, соревновались то отнюдь не опытные вои. Хотя силы они явно отдавали все. Посмотрев немного, Олег совсем было собрался уже продолжить путь. И, так, между делом, поинтересовался у одного из зрителей – ради какого интереса так стараются эти отроки. А тот и ответил, что у них в роду – очень мало жён. Каждая из них, якобы, имеет по несколько мужей, но всё равно рожают почти исключительно мальчиков. Поэтому по обычаю в племени оставляют только самых сильных и ловких. Для чего и проводят такие вот состязания. Их победитель становиться младшим мужем у одной из большух. А остальные отправляются в изгнание. Ну, или остаются, если соглашаются на оскопление.

Подивившись тогда дикости людских обычаев, княжич поехал вместе со своим отрядом дальше. Спустя же небольшое время и вовсе забыл об этом происшествии. А теперь вот, вспомнил.

– Ты это – переведи им! – княжич повернулся к Бажену – В трёх поприщах отсюда по той дороге – он махнул рукой в нужном направлении – Тоже род живёт. Как они. Тоже угра, вроде. И там – почти только одни мужи! Жён мало очень! Им бы с ними это… объединиться. Глядишь – и голодать тогда перестанут! И вырождаться тоже!

Толмач внимательно выслушал Олега, и, хотя в его глазах зажглась искра сомнения, он послушно повернулся к помосту и… принялся издавать точно такие же птичьи звуки.

Надо же – клекочет что твой сизарь! И как только человеческое горло может воспроизвести подобное?! Ну ладно там – подражать крику какой-нибудь птицы. Но построить на этом целый язык?!

Однако не успел Бажен докурлыкать всё до конца, как его воркование прервал гневный щебет одновременно всех одетых угринок. А потом и не одетых. Причём по их ощерившимся лицам и обнажившимся острым зубкам было видно, что за предложения, которые им озвучил Бажен, они готовы были прямо сейчас на месте изорвать его в куски.

Толмач тут же замолчал, примирительно поднял руки над головой и отступил за спину Олегу.

– Как я и думал княжич! – сказал он – На такое они не пойдут. Они же только себя людьми считают. Потому что древние обычаи блюдут. А всех остальных – непонятно кем. И девок своих Мутиле отдают – всё равно, что на смерть. Даже вон бабы их – он мотнул головой в сторону «одетых» жён – Потом специальное очищение проходят, потому что с «нечистыми» общаются. С нами то есть. А паче всех они своих бывших соплеменников ненавидят. Тех, про которых ты рассказал. Если мы для них – не люди, то те – вообще – мерзее самых мерзких тварей. Что-то вроде подменышей. И они скорее все от голода умрут, чем будут с ними дело иметь!