Константин Максимов
Игра знамёнами. Часть вторая: «Крамола небесная»

Помедлив немного, Волченя тоже взгромоздился на своего пегого.

Но погонять его не спешил.

– Шибче! Шибче! – надрывался Огура.

Кавалькада послушно пришпорила лошадей.

Верхом дело пошло куда быстрей. Массив мерянского поселения, вильнув, остался сначала справа, а потом – позади. Стены же Гостовского детинца вырастали впереди буквально на глазах.

Да-а-а – хорошая крепость! Крутой склон. Довольно глубокий, хотя совершенно сухой и заросший ров. Саженные стены с заборолами. Крепкие вежи в два и три поверха. И не одной мёртвой зоны, которую нельзя было бы обстрелять сверху!

Да уж – вряд ли бы меряне смогли взять её с наскока. Разве только если б защитников было совсем мало, или они пали духом и оставили город без боя.

Ну, если сейчас отряд попадёт туда – точно не оставят!

Интересно, те, кто внутри, получили их послание? Его написали накануне на куске бересты и привязали к крепкой двухаршинной стреле.

Задачу же забросить его в город возложили на Стрелобоя. Она была очень непростой – гребень, за которым они притаились, отделяли от стены по крайне мере, три стрелища. Тот, тем не менее, согласился. Но потребовал, чтобы ему дали для этого трофейный лук Волчени.

Делать этого совсем не хотелось. Однако отказать просительному взгляду княжича он не смог.

Заполучив, наконец, в руки долгожданную снасть, гридень был вне себя от радости. Ласкал её руками нежнее, чем иной муж – жену.

Повозившись так какое-то время, вдруг взял, да и грубо обругал хозяина лука за неправильное с ним обращение. Тем не менее – возложенное на него дело выполнил. Дождавшись сумерек, когда на фоне хмурого неба летящая стрела была не так заметна, он лёг навзничь на самый гребень, и упёрся в дол лука здоровой ногой. Тетиву же, которую подобрал уже из собственных запасов, оттянул обеим руками к самому подбородку. Потратив ещё несколько мгновений на прицеливание, наконец выстрелил.

Добрая тетива из конского волоса не выдержала и лопнула, едва снова не покалечив стрелка. Зато снаряд унёсся высоко в небеса и проделал там длиннющую пологую дугу, которая завершилась точно над куполом самой высокой из веж.

Кстати к ней отряд сейчас и держал путь. Именно там – на нижнем поверхе, располагались единственные ведущие в город ворота.

Только откроют ли их? Вдруг никто из защитников этих стен так и не увидел прилетевшую к ним стрелу?

По мере того, как стены Гостова становились ближе, под ногами всё чаще стали попадаться растоптанные тела дикарей.

Не навидайся Волченя за свою жизнь всякого, его от такого зрелища, пожалуй, могло бы и стошнить. У кого-то из мерян были проломлены рёбра, у кого – сломан позвоночник, у третьих – шея. Один так и вовсе волочил по земле пучок сизых кишок – видимо напоролся брюхом на чьё-то копьё.

При виде едущих на него всадников он поднял вверх руку и попытался заорать. Только вместо крика из его горла вырвался жалкий сип.

Который сразу заглох, когда по его лицу проехались копыта передового коня.

Его пока ещё живые собраться не обращали на кавалькаду никакого внимания, полностью занятые другим делом.

Когда до вежи оставались считанные сажени, там, наконец, началось шевеление. А именно пришёл в движение механизм, удерживающий невысокий подъёмный мост. Причём происходило это без привычного в таких случаях мерзкого скрипа. Не иначе – его как следует смазали накануне.

Значит, всё-таки получили.

Вои и отроки, не сговариваясь, принялись нашпоривать лошадей.

Все, кроме Волчени.

Когда брёвна моста коснулись земли, открыв дорогу через ров, в нижнем поверхе башни начали неспешно раскрываться створки ворот. Куда уже, спустя несколько мгновений, грохоча копытами, начала втягиваться голова отряда.

Вот внутри скрылись Огура со своим неразлучным другом Кремнем.

Потом полудюжина отроков.

Затем ещё два гридня.

Княжич.

Волк тут же мысленно представил себе картину, как Олег въезжает внутрь, спешивается, и его тут же заключает в объятия сродственник, к которому он так стремился попасть.

Тот самый наместник, который должен его…

Почему-то он представил его себе низкорослым, коренастым, и с огромными усищами, что у твоего кота.

Пегий, которого он перестал понукать, сначала засбоил, а потом вовсе перешёл на шаг.

Однако когда немилый ему седок сначала покинул седло, а затем как следует наподдал ему под зад, он припустил так, что только подковы засверкали.

Волченя молча стоял, глядя ему вслед.

Ладно, добрые мужи и жёны. С вами – хорошо, но волк как-нибудь и без вас перебьётся.

Прощай, славный княжич Олег! Мне будет не хватать бесед с тобою. Кто знает – может быть, ещё когда-нибудь свидимся?

Прощай, суровый Кремень, и ты – любитель виршей Огура. Желаю тебе когда-нибудь сплести собственную песнь!

Прощай и ты – любитель чужого оружия. В седельной суме у пегого ты найдёшь для себя подарок, которому наверняка обрадуешься. Тем более там, куда собрался волк, тот вряд ли ему пригодиться. По этому луку там его запросто смогут опознать.

Прощайте прочие гридни и отроки.

Прощай, воительница Рада. Спасибо тебе за твою доброту.

Как будто услышав его, поляница, ехавшая в хвосте отряда – чуть позади Безымянки, вдруг остановилась на самом мосту и развернулась в его сторону.

В её взгляде он прочёл немой вопрос.

Отвечать на который, впрочем, не требовалось.

Ничего не сказав, она махнула ему рукой, развернулась, и ударила пятками по бокам свою игреневую кобылу.

Та в считанные мгновения унесла хозяйку под своды вежи.

Прощай и ты – воевода.

Взор волка переместился на каменистый островок с идолом.

На него уже начали выбираться первые доплывшие меряне.

Как и следовало ожидать, те потратили все силы сначала на бег, а потом на преодоление водной преграды. Поэтому стоявший всё это время всё в той же горделивой позе витязь легко расшвырял нескольких из них. После чего развернулся, неспешно проследовал к противоположному краю островка и нырнул в воду, что твоя рыба.

Многих тебе побед – славный витязь!

Волченя тоже развернулся и поспешно зашагал в противоположном направлении.

Стрелы в спину со стены ждать вряд ли стоило, но всё-таки…

Да! Всё к лешему!

Пора возвращаться к тому, с чего всё началось.

И наконец-то можно спокойно сделать то, о чём он мечтал последние дни.

Рука сама потянулась за пазуху и извлекла наружу свернутый лист лопуха.

Один из слипшихся комочков серы тут же отправился в рот.

М-м-м-м… скусна-а-а…

Вот теперь – совсем хорошо. В пасти у волка – лучшее в мире лакомство, на боку – верный клык, а в кошеле – снова полно стеклянных глазков. А от всех членов исходит такая сила, что он, казалось, способен был без остановки бежать отсюда до самых рубежей земли своего бывшего народа.

Ну, или до того места, где держали его последних товарищей.

Глум…

Желудяк… нет – он точно мёртв.

Отважные братья Кудряши…

Могучий Звенибор…

Я не забыл про вас! Я обязательно приду за вами!

Зверь припустил вверх по склону пригорка, по которому только что спускался.

Уж он покажет недругам, как волки ходят!

И как они умеют мстить.

Глава 3
«Капкан для охотника»

Середина осени. Варяжское Поморье

Эх, хороши девки ливонские – кожей светлы, дебелы, в нужных местах упруги, задами широки да волосами долги. Нравом же смирны да покладисты – бери любую за косу, что твою кобылу за узду, веди куда хочешь, да пользуй сколь душе угодно. Куда уж лучше чуть более стройных да смазливых, но вредных и ужасно заносчивых лютовок.

Ох, и намаялся он с ними, когда проезжал со своим отрядом владения Медоуса! Пока уболтаешь даже какую-нибудь весянку или челядинку – девять потов сойдёт! Не говоря уже о жёнах познатней. Так они ещё и на ложе всё по-своему делать норовят! И то ей не так, и это – не эдак! В общем, вместо услады – одна маета. И так – почти две седмицы разъездов по разным городам да весям.

Правда, лютовского князя найти так не удалось – тот зачем-то скрывал место своего нахождения не только от союзников, но и собственных подданных. Лишь только когда повезло наткнуться на отряд воев в рогатых шеломах и с ромбовидными щитами, во главе с каким-то мелким князьком, тот рассказал, где того искать.

Медоус оказался на левом берегу Закатной Двины, где с превеликим удовольствием потрошил поселения ни в чём не повинного мирного племени ливонцев. Настолько неповинного, что они даже не были союзниками рыжего волка. Даже не платили ему дань. Ну конечно – на правом то берегу – судя по пейзажам, которые там преобладали – грабить-то было уже нечего!

Княжичу на его веку довелось навидаться всякого. Но то, что оставляла после себя в полочанских весях дикая лютва заставило бы содрогнуться, наверное, даже самого чёрствого наёмника из варварских земель.

Сплошь чёрные выжженные остовы домов с обугленными печами. Отравленные колодцы с плавающими в них полуразложившимися трупами. Обильный урожай обжигающего конские копыта пепла на лугах и полях. И бесконечные колья с насаженными на них телами. Мужей. Жён. Детей. Стариков. Даже домашней скотины.

Целые, и разрубленные на куски. Из некоторых, видимо особо стойко сопротивлявшихся, лютовцы, скорее всего по примеру варягов, пытались делать «орлов» – спускали им полосы кожи на руках, груди и спине, которые трепетали на ветру подобно птичьим крыльям.

И конечно – бесконечные стаи отожравшихся ворон.

Когда отряд перебрался через Закатную Двину, картина почти не поменялась. Разве что среди чёрных проплешин сожженных весей время от времени стали попадаться ещё не разграбленные.

В одной из таких они и обнаружили Медоуса.

Его люди орудовали там вовсю – тащили добро, гнали скотину, пытали мужей, ну и, конечно, насиловали жён. И при этом почти беспрерывно пировали.

Лютовский князь, как принимающая сторона, пригласил гостей присоединиться. Княжич согласился. И отдохнуть с дороги не мешало, да и для переговоров с союзником полезно.

И не пожалел. Пир был далеко не роскошным – кроме мяса, рыбы, да мёда разжиться у ливонцев было особо нечем. Зато девки местные оказались – диво как хороши! Кожей светлы, дебелы, в нужных местах упруги…

А ну хватит – гамаюн р-раздери!

Поймав сам себя на том, что снова мысленно оседлал своего излюбленного «конька», Ярополк отвесил себе невидимый подзатыльник и приказал думать о деле. В конце-концов сейчас он не простой воевода, а полководец, на которого возложена задача завершить, наконец, эту войну. Первую в жизни княжича по настоящему большую, которую ему доверили вести самостоятельно.

Вот только её окончания в ближайшей перспективе пока не предвиделось. Поначалу, когда он только вернулся с рубежа благодатной степи, куда провожал освобождённого Еруслана, и получил от отца это поручение, оно вызвало у него прилив неподдельного энтузиазма. Забыта была даже шемаханская наложница, с которой он так хотел свести близкое знакомство. Ведь за его выполнение великий князь посулил дать, наконец, своему перваку собственный стол. Причём не абы какой, а саму столицу Полочанского княжества. Вместе с ним самим.

Вот только для этого он выделил сыну, помимо его собственной дружины, лишь две сотни гридней. Кроме того, отец разрешил взять с собой сколько угодно столичных охотников. Но княжич от такой чести открестился. Чего ополченцы стоят в бою, он прекрасно помнил по недавней сече на Уборти. По сравнению с всеславовыми гриднями – всего лишь смазка для клинков – горазды только хватать, что плохо лежит. А на Полочанских землях, после минувшей зимы, грабить было, пожалуй, уже нечего. А тратить выделенную Пленко казну на недовоев ой как не хотелось. Она и без того уже почти иссякла.

Правда, когда Ярополк ещё был в Столице, оказать ему помощь в войне клятвенно обещал набольший боярин. Вышата бил себя кулаком в грудь и кричал, что самолично отправиться в Новоград, где соберёт дружину, по крайней мере, в две сотни копий. И сразу выделит им годовое содержание. Да ещё и сам приведёт рыжего волка на поводке. Однако всё ограничилось одним только сотрясением воздуха. Единственное, что сделал старший Малевич – отправил на войну своего бастарда Дубыню. Вместе с несколькими сотнями деревлян. По своим боевым качествам они, конечно, наголову превосходили жителей Столицы. Но ровно настолько же уступали гридням Всеслава.

Да, к тому же, могучий витязь и не подумал присоединяться к войску Жеребца. Вместе со своими людьми он отправился на восход Полочанских земель – перекрыл торговый путь из Закатной Двины на Славутич. Объяснив это тем, что, мол, во время прошлой войны, рыжего волка заставила пойти на попятный только подобная блокада. Княжич же крепко подозревал – богатырь выбрал те земли только потому, что там было ещё что грабить.

Ну, хоть отвлёк на себя часть вражьих сил.

Другой союзник – лютва, плотно перекрыла Всеславу его закатные рубежи. А если учесть что с полудня лежали владения великого князя, а с полуночи – совсем не лояльная к рыжему волку Славия, нетрудно было догадаться что вопрос его поражения оставался делом времени.

Которого, правда, у Жеребца почти не было. Как и пенязей.

Когда он привёл своё войско в Менск, его гарнизон тут же потребовал полной оплаты своей службы. Она этим воям и вправду выпала нелёгкая – за несколько лун полочане пытались овладеть городом дважды. А всё остальное время Волх со своей дружиной буквально не давали полуденцам высунуть носа наружу. И, тем не менее, Менск остался в руках великого князя. Так что на вознаграждение гарнизону ушла добрая половина казны. Но, Ярополк считал – оно того стоило – если бы не стойкость этих мужей, начинать войну пришлось бы с того же места, что и в прошлый раз. А именно с Буковых холмов.

Однако и со второй стадии делать это оказалось ничуть не легче. Подступы к Полочанской столице, как и прежде, прикрывали лесные крепости, взять которые наличными силами было почти невозможно. Тем более, нельзя было решить дело одним лихим ударом, которые прославили Большого меча на все правдивые земли.

Ожидание же, пока на Всеслава и его подданных подействует торговая блокада, было что твой меч о двух лезвиях, который ты скрестил с вражьим, и вы оба давите друг на друга, пытаясь пересилить – может одолеешь, а может – сам головы лишишься. В общем – то ли рыжий волк первым взвоет о пощаде, то ли Жеребец, поджав хвост, прискачет обратно в Столицу.

Одно время Ярополку начало казаться, что он нашёл выход. Для этого-то он и отправился на закат – сначала во владения лютвы, потом сюда – в Варяжское Поморье. Однако результаты переговоров с Медоусом, в отличие от пира, у княжича восторга не вызвали. Старый интриган даже не пожелал выслушивать все его доводы.

– Ты пойми, Большой меч – снисходительно цедил он, удерживая одной рукой чашу с мёдом, другой лаская груди сидящей у него на коленях ливонки – Стоит только оставить в покое эту крепость, и проклятый Колыван вцепиться нам в загривок, что твоя рысь! И тогда конец всему – и блокаде, и войне!

При этом на лице дикаря было написано совсем другое.

«Ты можешь болтать и думать, всё, что тебе угодно, княжонок» – читалось в его наглых буркалах – «Но пока на этом берегу Двины осталось хотя бы одна неразорённая весь, я шагу отсюда не сделаю!»

И никакие аргументы о важности общего дела на него не действовали.

Г-гамаюн! Вот уж действительно, кому война – смерть и разор, а кому – добра полон двор! Дали боги союзничка! С таким и врагов не надо!

Впрочем, утешать себя старыми прибаутками можно было сколько угодно. Суть произошедшего от этого не менялась – добровольно взятая на себя миссия закончилась полным провалом. Да ещё и почти три седмицы были потрачены впустую.

И ведь вряд ли рыжий волк со своими волчатами всё это время сидели, сложа лапы. И, поди ещё разгадай, что они там удумали в своём логове!

Да уж – одно дело нестись в сечу во главе лихой дружины, чтобы одержать победу в одном-единственном бою, и совсем другое – ломать голову как переиграть противника в целой войне.

Может быть, так и выковываются настоящие владыки? Такие, например, как стрый Святослав. Или дед Ярослав.

Ну, или…

Нет – отец в качестве подобного примера не годился.

Дорога тем временем снова пошла в гору. Убитый грунт сменился каменной россыпью. На которой буланый сначала засбоил, а потом несколько раз громко фыркнул, давая понять седоку, что пора бы слезть у него со спины. Мол, врага поблизости не видно, боя не намечается – зачем же мне, боевому жеребцу, копыта зря бить?

Но княжич лёгким нажимом коленей погасил его порыв. Он то, в отличие от коня, знал, что конец пути близко. И как себя ведёт верный скакун, когда устаёт на самом деле.

Отряд вынесся на гребень невысокого холма, служившего водоразделом между малоизвестной речкой, и самой большой рекой всего Варяжского Поморья. Закатной Двиной.

Вот она – внизу – пролегла широкой лазурной лентой, плавно несущей свои могучие воды с восхода на закат. С Большого водораздела – прямиком в море. Ровная – что твоя стрела. И манящая, словно лоно телястой молодицы.

Эх – сесть бы в быстрый чёлн, лечь на его днище, уставив глаза в небеса, да плыть себе и плыть, забыв обо всех земных заботах!

Г-гамаюн – что с ним сегодня такое?!

Ярополк тряхнул головой, прогоняя прочь неуместные мысли, снова каким-то образом пролезшие в голову.

Тем более что открывающаяся внизу картина наводила не только на романтические, но и вполне серьёзные размышления.

На крутом берегу могучей реки стояла крепость.

Нет, скорее КРЕПОСТЬ.

Она была не красива. Ей было куда как далеко и до ажурного изящества столичного Нового города, и даже до суровой простоты Старой крепости. Да чего уж там – она во многом уступала даже мелким лесным и степным острожкам, которых Ярополку довелось изрядно навидаться на своём веку. Но, не смотря на всё это, в каждом её обводе – и в выпирающем из земли на добрых две сажени гранитном фундаменте, и в высоченных четырёхугольных вежах, и в широких пряслах, и огромных зубцах, за каждым из которых не сгибаясь мог укрыться лучник, чувствовалась такая необоримая мощь, такая нечеловеческая сила…

Рядом с которой любой муж был всё равно что жалкая козявка.

А бросать ей вызов и вовсе – казалось сродни безумию.

Кукейнос.

Сложенный из дикого камня, он выглядел словно осколок старого мира. Того самого, в котором вершили подвиги знаменитые герои, а по соседству с ними жили крылатые змеи и великаны.

Или гигантский булыжник, заброшенный сюда рукой бога из самого ирия. Не того, куда попадают после смерти все праведники. Другого – старого, где место находилось только могучим воям, павшим в сече с оружием в руках.

Впрочем, эта крепость и была, по сути, осколком. Некогда могучего народа, едва не потрясшего основы мироздания. Достававшего копытами своих коней до самых дальних рубежей обитаемого мира. И заставившего платить себе выход едва ли не все известные племена.

Готы. Это имя внушало страх всем окрестным народам на протяжении нескольких веков. Они пришли с полуночи, перебравшись через Варяжское море. Против их могучих дружин не мог устоять никто. После их походов в прах рушились города и целые государства. А сердца людей трепетали от страха только при одном упоминании этого имени. Созданная же ими держава намного превосходила размерами правдивые земли. И все другие державы.

Но так продолжалось только до тех пор, пока в благодатной степи не появились гунны. В отличие от полуночных завоевателей, они умели не только сражаться, но и дружить. Поэтому смогли в считанные годы собрать немало союзников, готовых воевать с ними в одном строю. И в считанные десятилетия разнести державу готов.

Это деяние выпало на долю одного из величайших полководцев всех времён – князя Боромира. И успехом оно завершилось во многом, потому что против жестоких завоевателей одновременно взбунтовались буквально все подвластные народы. И противостоять этой стихии они оказались неспособны.

Бежать бывшим владыкам половины мира пришлось тогда очень далеко. В варварские земли. Точнее, вскоре после их появления они и стали варварскими. А до этого там существовала одна из величайших цивилизаций, когда-нибудь появлявшихся в подсолнечном мире. Одна из немногих, кого можно сравнить с правдивыми землями. Поток бегущих готов буквально смёл её, как весеннее половодье порой сносит возведённые на реках мосты. И только небольшая «струйка» от того самого потока «утекла» не на закат, а на полуночь. И добралась до этих самых мест. Здесь – среди диких племён, готы-беглецы создали подобие нового государства.

Правда, последний урок их, похоже, ничему не научил. И в этом месте они начали строить свою новую, в этот раз куда менее могучую державу, по тем же принципам, что и раньше. Полного пренебрежения к подданным и нещадного их обирания. А также поддержания собственной власти исключительно с помощью силы. Даже новое имя народ-беглец получил созвучное с этим словом – сёлы.

Презрение к покорённым у них достигло такого уровня, что запрещались даже смешанные браки. Последнее, кстати, сослужило им дурную службу. Покидая обжитые земли, изгнанники взяли с собой не так много жён. Поэтому на новом месте их численность долгое время не росла. А потом и вовсе начала сокращаться. Вот так и вышло, что спустя несколько веков, сёлы, из владык пусть небольшого, но государства, превратились в гарнизон одной единственной крепости. Этого самого Кукейноса.

Который последние лет эдак сто практически не всё время был осаждён. Под эти стены враги подступали, по меньшей мере, несколько десятков раз. Причём далеко не всегда это были скопища лесных дикарей. Зачастую сюда жаловали и варяжские дружины, и войска Славии, и Полочанские князья. Кого только тут не было. Ещё бы – ведь по Закатной Двине пролегал весьма оживлённый торговый путь! Но всякий раз осаждающие бесславно отступали, лишь обломав зубы о неприступные стены.

Так что их подножие было весьма обильно полито кровью, а земля вокруг – ещё обильнее удобрена мясом и костями.

Тот, кто знал всё это, мог только улыбнуться при виде осадного лагеря, раскинувшегося у подножия холма, на вершину которого заехала группа всадников. Или полудюжины жалких замётов, выставленных полукругом на подступах к крепости.

Организованно там всё было так, что не оставалось ни малейшего сомнения – эти люди смогут взять крепость, только если весь гарнизон неожиданно поразит моровое поветрие. А ворота сами упадут с петель от ветхости. А ров заилиться, да зарастёт кустарником до такой степени, что через него можно будет просто перейти пешком.

Над самым большим шатром становища колыхался трёххвостый бежево-синий стяг Медоуса, с гуслями посредине. Но это видимо, была лишь уловка, нужная лишь для того, чтобы отвадить от вылазок гарнизон – мол, осаду ведёт не кто-нибудь, а сам лютовский владыка. Так что в шатре, в лучшем случае, сидел какой-нибудь младший отпрыск, вполне возможно, предававшийся тем же самым занятиям, что и его родитель в двух поприщах к полуночи отсюда. Поэтому на него и времени тратить не стоило. Его и так было потеряно более чем достаточно. Повинуясь лёгкому нажатию колен, буланый зарысил вниз по склону. Следом за княжичем поскакали и его спутники.

Появление кавалькады на подступах к крепости вызвало в стане осаждающих лёгкий переполох. После сигнала тревоги, поданного невидимым для всадников дозорным, ратники засуетились и забегали между шатрами, хватая со стоек копья и щиты.

Когда же до лагеря оставались считанные сажени, навстречу отряду выдвинулась примерно полсотни пешцев. Хотя выстроенные ими стена из щитов и ёж из копий, вызывали скорее смех, чем опасение.

Ну, зато хоть какой-то порядок ещё поддерживают!

Свою ошибку ополченцы поняли почти сразу, видимо, опознав серебряно-красный стяг княжича. Стена щитов тут же рассыпалась, а рожна копий опустились долу.

Они, возможно, ожидали, что сейчас последуют какие-нибудь объяснения произошедшего, но Ярополк их разочаровал. Его жеребец обогнул их по пологой дуге и перешёл с рыси в намёт, торопясь вынести седока за пределы этого места.

Вокруг замелькали кострища, палатки, загоны. Из под копыт во все стороны летели расколотые глиняные чашки, деревянные плоски, обломки палок и прочий мусор.

Пронося княжича мимо входа в главный шатёр, буланый едва не стоптал выходившего оттуда то ли отрока, то ли мужа – толком разглядеть не получилось. По всей видимости – того самого отпрыска Медоуса, который замещал здесь своего отца. Спастись тому удалось, только стремглав метнувшись обратно.

Большой меч довольно фыркнул, услышав долетевшую ему в спину порцию проклятий и угроз. Этот самый то ли отрок, то ли муж стращал дерзкого наездника гневом своего родителя.

Ну что ж – пусть расскажет об этом эпизоде вождю лютвы – может быть, тогда в голову к этому упрямому старику закрадётся хотя бы малая толика сомнения – стоит ли так относиться к союзникам.

Кавалькада стремительно миновала лагерь осаждающих, выехав на подступы к крепости. Вблизи та выглядела ещё внушительнее. Если с вершины пригорка пространство скрадывало её истинные размеры, то в нескольких десятках саженей от подножия стало ясно – Кукейнос строили не иначе как великаны. В голове попросту не укладывалось, что люди способны на подобное. Ведь даже для того чтобы доставить сюда один-единственный камень, тот же зубец на стене, потребовалась бы уйма людей, времени, и хитрых строительных приспособлений. А тут ещё и надо было поднять его наверх!

На фоне всей этой величественной картины как-то не очень даже бросался в глаза реющий над ближайшей вежей большой трёххвостый бирюзово-синий стяг с изображением замкА посередине.

Значит хозяин дома.

Через широкий ров к крепости вёл длинный узкий каменный мост без перил, с подъёмным крайним пролётом. Который сейчас находился в вертикальном положении. У самого его начала стоял небольшой замёт с вежей, где несли стражу полтора десятка ратников.

При виде всадников они поначалу переполошились, схватились за оружие и принялись выкрикивать какие-то требования. Но почти сразу сообразив, что это не враг, успокоились.

Ярополк не обратил на них ни малейшего внимания. Ещё не хватало! Он бросил повелительный взгляд на Пежича. Сотник в свою очередь дал отмашку сигнальщику. Тот поднёс к губам здоровенный турий рог.

Уту-у-у-у!!!

Протяжный звук разнёсся далеко окрест, отразился от стен и вернулся обратно заметно приглушённым.

После чего повисла продолжительная пауза.

Вызов на переговоры прозвучал. Отряд замер в ожидании ответа.

Которого не было.

Уту-у-у-у-у-у!!!

По приказу княжича сигнальщик повторил вызов, протрубив его сильнее и протяжней. Его щёки раздулись как меха у волынки, а лоб покрылся испариной.

В этот раз звук рога затухал гораздо дольше, и эхо от него вернулось спустя большее время.

Но и оно, в конце концов, смолкло. Над округой снова повисла тишина.

Никакого ответа по-прежнему не было.

Меж тем чуть позади, на почтительно удалении от Ярополка и его спутников выстроились едва ли не все ратники осадного войска. Во главе со всё тем же то ли отроком, то ли мужем.

Ну и пусть их.

Сигнальщик снова набрал воздуха в грудь.

Уту-у-у-у-у-у-у-у-уу!!!!!

От рёва могучего рога, казалось, задрожали даже стены крепости. Лицо трубача стало красным как свёкла, а глаза выпучились, словно собираясь выскочить из своих орбит.

Такой сигнал не услышал бы только глухой. Да и того, наверное, обеспокоило бы столь мощное сотрясение воздуха.

И снова угасли последние отголоски эха, и над округой сгустилась плотная, почти осязаемая тишина.

Княжич решил уже было, что ответного сигнала они не дождутся. Как вдруг на главной городской башне медленно начал опускаться подъёмный мост.

Процесс сопровождался громким лязгом цепей и треском не смазанного поворотного механизма. Тяжёлые брёвна с глухим стуком ударились о камни. Следом с жутким скрипом пришли в движение крепостные ворота. Они открывались не наружу, а внутрь, поэтому не было видно людей, которые толкали их створки.

Под цокот копыт на мост выехали несколько всадников. Один из них поднёс ко рту рог и протрубил ответный сигнал вызова на переговоры.

Ярополк ударил буланого пятками по бокам.

Взглядом запретив Пежичу следовать за собой, он пронёсся по каменной арке моста. Точно к его середине.

Из под копыт вылетело несколько камешков. Звук падения которых в залитый водой ров донёсся только значительное время спустя. Да уж – не хотелось бы отсюда сверзиться!

А упасть отсюда – ничего не стоит – вон, даже перил никаких нет. Если кто вздумает из лука выстрелить – точно костей не соберёшь.

Впрочем, если стрела до него и долетела бы, то лишь на излёте, а от такого снаряда в случае чего, можно уклониться. Или нет? Мостик то узкий – едва ли два всадника разъедутся.

Может, стоило шелом на голову надеть? Впрочем, вряд ли здесь стоит об этом беспокоиться. От своих предков – готов, сёлы переняли не только презрение ко всем остальным народам, но и воинское благородство.

После того как княжич остановился, от выехавшей из ворот группы воев отделился один всадник. Когда он подъехал ближе, стало заметно, что его вороной жеребец примерно на пол аршина превосходит в холке буланого. А он сам настолько же выше княжича. И раза в полтора шире.

Колыван.

Могучий и суровый. Под стать крепости, которой владеет. Даже гладко выбритое лицо – словно вырублено из дикого камня. Спадающие до плеч волосы – черны, как крыло ворона. Глаза же – подобны двум морозно-синим самоцветам. Небольшие усы с бородкой – что твой лишайник на гранитном валуне.

Настоящий гот.

Не доехав до Ярополка буквально двух шагов, он заставил своего жеребца остановиться. Тот даже не отреагировал на попытку буланого его раззадорить, проигнорировав щелчок его зубов возле собственного уха.

– Здравствуй, Колыван! – воскликнул княжич, вскинув руку в воинском приветствии.

– И тебе поздорову, Соколович! – прогудел в ответ витязь. – Что привело доблестного Ярополка под эти стены?!

Надо же – в голосе абсолютно никакого выражения! Словно и не с врагом общается, а со случайно встреченным по дороге путником.

Княжич едва ли не с детства знал – люди, говорящие ТАК – намного опаснее прочих. Поскольку никогда нельзя угадать что они выкинут в следующий миг.

И ещё Ярополк прекрасно помнил, как этот муж отражал удары Дубыни в сече на Неспанке. Сам на такое он был не способен – пробовал уже.

Поэтому слова надо было подбирать крайне аккуратно.

– Скажи мне, славный витязь… – осторожно начал он – Не надоело ли тебе сидеть здесь в осаде, и света белого не видеть?

Ни один мускул на его лице даже не подумал дрогнуть.

– Надоело, Соколович! – последовал бесстрастный ответ – Но я буду сидеть здесь столько – сколько потребуется! А надо будет – и ещё больше!

Вот г-гамаюн – молвил так, что ни убавить, ни прибавить.