Коллектив авторов
Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды

РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 3271. Л. 9-41. Подлинник. Машинопись. Автограф.

25 сентября 1904 года

г. Новый Маргелан

Дополнения

к тем пунктам рапорта от 5 июня 1904 года на имя и.д. туркестанского генерал-губернатора и записки о положении дел по управлению области, в коих упоминается о наложении штрафов на туземцев за подачу ими жалоб на администрацию

По 1-му столу распорядительного отделения.

1901 год.

Входящий (по общему журналу) № 14617; резолюция губернатора: «Оставить без последствий и взыскать в штраф 5 руб. за ложную жалобу и заведомо неправильное домогательство отмены решения съезда».

Входящий № 15236. Жалоба на сельского старшину. Резолюция: «За наглое домогательство сместить старшину без всякого основания, предлагаю Кокандскому уездному начальнику выяснить ответственность подателей прошения и оштрафовать каждого от 1 до 5 руб., а составителя прошения арестовать на 1 месяц».

1902 год.

Исходящий № 2354. Кокандскому уездному начальнику предложено объявить просителям, «что за домогательство и неосновательные жалобы на бездействие администрации» будет наложено взыскание.

Входящий № 2308. На прошении, коим туземец жалуется на отнятие у него земли волостным управителем, губернатором положена резолюция: «Если земля отказная (т. е. если население отказалось от нее при производстве поземельно-податных работ), то и отказать, взыскав 5 руб. в штраф за ложную просьбу».

Входящий № 6850. Резолюция: «За явно ложную жалобу с целью повредить волостному управителю арестовать Осман-Али на 15 дней».

По судному столу распорядительного отделения.

1902 год.

Входящий (по регистратуре стола) № 2. Резолюция «За подачу жалобы от общества без уполномочия арестовать на 15 дней, объявив, что просителям не возбраняется жаловаться на неправильные действия старшины от себя лично».

Входящий № […]. Резолюция: «За явно ложную жалобу с целью повредить служебному положению чустского народного судьи, предлагаю наманганскому уездному начальнику арестовать туземца Умар-ходжа Волиходжаева на один месяц».

Входящий № 218. Резолюция: «За явно ложную жалобу с целью повредить старшине, арестовать Ишанкула на 15 дней».

Входящий № 222. На прошении туземца о понуждении волостного управителя отдать следуемую часть риса и пшеницы, посеянных на земле просителя, положена резолюция: «Маргелан-скому уездному начальнику на распоряжение и донести, выяснив также, кто же ведет интригу против волостного управителя и кто же пишет все эти прошения. Интригана придется наказать, как причиняющего беспокойство всем».

1903 год.

Входящий № 29. Резолюция: «Объявить еще раз этому туземцу, что по жалобе его на (побои) пристава последовало соответствующее решение, которое и станется, а если он не успокоится на этом и станет утруждать властей – будет строго наказан».

Входящий № 47. Резолюция: «За подачу неосновательных жалоб, порочащих судей и за неисполнение приказания не возобновлять жалобы, – арестовать на 15 дней».

Входящий № 49. На прошении доверенного от жителя № 1 аула Узгенской волости, Якуба Атакулова, на незаконные действия волостного управителя и народного судьи положена резолюция: «Андижанскому уездному начальнику арестовать киргиза Атакулова на один месяц за агитацию против административных лиц и за подание прошений от общества без уполномочия».

Входящий № 146. Резолюция: «Жалобу, как явно недобросовестную, оставить без последствий и предлагаю арестовать Шакира на 15 дней за кляузничество с целью повредить народному судье по службе».

Входящий № 498. Жалоба на волостного управителя. Резолюция: «Прошение оставить без последствий, как повторенную кляузу, за которую проситель был уже арестован на 15 дней».

1904 год.

Входящий № 142. Жалоба на неправильное производство выборов должностных лиц. Резолюция: «Оставить без последствий и просителя арестовать на 15 дней за подачу прошения от общества без уполномочения».

Входящий № 286. Резолюция: «Предложить Андижанскому уездному начальнику выдержать арестом Мирзабая Раджаббаева 15 дней за сутяжничество и лживые жалобы на волостного управителя после прекращения дела и объявления о том».

Поземельно-податной комиссар господин] Шпилев может подтвердить, что года полтора тому назад он был свидетелем такой сцены: при выходе военного губернатора из областного правления, какой-то туземец обратился к нему с прошением. Генерал Арендаренко, едва выслушав его, закричал: «Ты опять с жалобой! Отвести его под арест!» Один из сторожей Областного правления тотчас же повел этого туземца в Полицейское управление.

Наливкин

РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 3271. Л. 42–43. Подлинник.

Машинопись.

Автограф.

22 декабря/ 4 января 1906 года.

Берлин, Курфюрштендам, 38-99

Господину военному министру

Год тому назад я имел несчастье попасть в какой-то поток интриг, приведший меня к вынужденному оставлению службы. Почему все так сложилось, в чем моя вина, по каким «известным» обстоятельствам туркестанский генерал-губернатор генерал Тевяшов считал нужным просить военного министра ген-ад. Сахарова об увольнении меня в отставку (по прошению) в военное время, – остается для меня загадкой до сих пор, несмотря на запрос мой господину] Тевяшову письмом от 13 (возможно, 9) января с. г.

3,5 года я начальствовал Ферганской областью с теми результатами, которые изложены в письме моем к Тевяшову и, конечно, известны Главному Штабу: предупреждал возможные беспорядки вообще, предупредил в октябре прошлого года ограбление на миллионы андижанского казначейства, собрал на нужды армии и флота четверть миллиона руб., двинул значительно вперед благоустройство области, поставил на правильный путь деятельность администрации. И как бы по какой-то иронии, за все мною сделанное, за мои […] труды […], кому-то надо было опорочить мою службу, и я вынужден был подать в отставку, узнав, что меня предложено отчислить от должности военного губернатора в распоряжение генерал-губернатора, но с сохранением губернаторского содержания. Считаю, что поступить иначе я не мог, во-первых, потому что я не мог оставаться […], будучи отчисленным без вины от должности военного губернатора, во-вторых, потому, что меня не могло соблазнить получение, в военное время, 11,5 тыс. руб. за ни что не делание и виде какой-то милости (за счет государственного казначейства). Покойный генерал Тевяшов, очевидно, смотрел иначе и, представляя поспешно мою отставку, не счел даже нужным просить о награждении меня следующим чином, как прослужившего в чине генерал-майора 4 года. Совершенно непонятное озлобление на меня господина] Тевяшова зашло так далеко, что он не счел даже нужным напутствовать меня […] за прослуженные 38 лет в Туркестане, где служба моя высоко ценилась всеми генерал-губернаторами.

Если моя служба боевая, административная ценилась такими вождями и администраторами, как Кауфман, Черняев, Розенбах, Куропаткин, Иванов, обращавших внимание на выдающуюся деятельность, на административные труды мои, то как и чем объяснить такое исключительное отношение ко мне генерала Тевяшова, при котором я оставался в […] всего полтора месяца.

На запрос мой письмом […] января (имеется в Главном Штабе со всеми приложениями) генерал Тевяшов ответил мне, что обстоятельствами, послужившими увольнению меня в отставку было то, что я три года(!) терпел неприязненное отношение ко мне помощника Наливкина. Но если даже допустить такую наличность моего великодушия, то разве же это составляет такое преступление, за которое следовало карать губернатора, не испросив объяснений, отчислением от должности, увольнением от службы и лишением при отставке чина. Разве редки у нас и везде примеры неладов, неприязни между начальниками и их помощниками. Разве моя вина – допустим, снисхождения и терпеливости – такова, что не погашается ни выдающимися заслугами […] в Фергане (хотя бы взять андижанское землетрясение), ни 38-летней работой в Туркестане, ни даже […] манифестом 11 августа 1904 года.

Если я оказался виновным в том, что терпел Наливкина, то почему этого не терпел мой чиновник, через год после отчисления от должности помощника губернатора, награждая в декабре с. г. орденом Владимира 3 ст. и оставляя в распоряжении генерал-губернатора с содержанием помощника. Значит, признано, что Наливкин не только терпим, но и […], хоть ряд моих донесений генерал-губернатору указывал на противозаконное, вредное для службы, отношение его к власти, которое имело место и ранее, за что он уволен был от службы по учебному ведомству.

Таким образом, по сложившимся фактам выходит, что я один пострадал за это […], что не требовал официально, за […] избавления меня от помощника Наливкина. Очевидно, слишком поспешно, еще до отъезда генерала Тевяшова из Петербурга, было поставлено такое решение. Рядом фактов, письмами ко мне, как к губернатору, генерала Иванова я доказал, что все то, что требовалось законом, мною сделано, а именно: генерал-губернатор был осведомлен о неприязненных отношениях ко мне помощника и готовился устранить их, но так сложилось, что он не успел этого сделать, на пятый день после кончины генерала Иванова Наливкин послал на меня серию доносов. Чем же я-то тут виноват? Всем известно и самому генерал-адъютанту Сахарову, через генерал-майора Васильева, насколько генерал Иванов был нерешительным в таких случаях, при требованиях поддержать власть. В одном из писем ко мне (имеется в Главном Штабе), в ответ на мои доклады о невозможно плохой работе советников Областного правления (дела же […] по 20 лет), генерал Иванов успокаивает меня тем, что в других областях дела идут еще хуже, и просит снисхождения к чиновникам, а в то же время губернатору пишутся неприятности по разным случаям медленной работы Областного правления.

Наконец, когда после кончины генерала Иванова я послал 2–3 рапорта о невозможных отношениях ко мне Наливкина и с привлечением его с советниками к законной ответственности, дело кончилось тем, что Наливкина отчисляют в распоряжение генерал-губернатора, но и мне готовят это же самое, за то что я терпел 3 года.

Не могу думать, чтобы я был виноват по доносам Наливкина. Все доносы эти должны приносить только нравственный […] доносчику, указывают на то, в каком я был отчаянном положении, имея помощника, который […] моей работы […] то, что […] казалось ему преступным. Напротив, все доносы свидетельствовать должны о моей правильной […], не дают ни одного случая бездействия власти. Кто же, кроме Наливкина, решился поставить мне в вину то, что я держал область в твердых руках, налагал в нужных случаях на туземцев штрафы, [.]в повиновении. К великому удивлению и огорчению, могу констатировать, что мне легче было держать в повиновении 1,5 миллиона населения, чем двух чиновников Областного правления. Но это уже не моя вина, [.] должны выше, тот что издавал приказы, […] генерал-губернатору и получая в ответ успокоение, что в других областях еще хуже и что не всем дана Господом Богом та энергия, какая дана мне. А генерал Тевяшов пошел еще дальше в поддержании власти губернатора и на представленный мною рапорт о бездеятельности и [.] ответил официально на мое ходатайство, что губернатору не предоставлено право ходатайствовать о переводе советника в другую должность.

Что же мне оставалось [.] обидного отношения к представителю царской власти со стороны Главного начальника края, как не подать в отставку. За то я […] производства […] в следующий чин, что имеет для меня значение, как и сама преждевременная отставка.

Позволяю себе обратиться к справедливости и беспристрастию Вашего Высокопревосходительства, усердно прося обратить ваше внимание на это беспрецедентное дело и дать мне справедливое удовлетворение.

Отставной генерал-майор Георгий Алексеевич Арендаренко

РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 3272. Л. 233–235. Подлинник.

Рукопись.

«…Утехи захолустного бытия». Письма Н.П. Наливкина академику В.Р. Розену
Т.В. Котюкова

Письма… В век Интернета эпистолярный жанр если не умер, то претерпел серьезное изменение. Чтобы разобрать и прочитать иной почерк на пожелтевших листках, порой требуется недюжинное терпение. Иногда – навыки шифровальщика. Считается, что по почерку можно многое сказать о человеке. Почерк у Наливкина был острый, резкий, без плавных переходов, без витиеватости. Даже округлые от природы гласные буквы «а» и «о» у него получались вытянутыми и угловатыми. В этой резкости – весь Наливкин.

Как отмечалось выше, в середине 80-х гг. начинают выходить в свет научные работы Владимира Петровича по истории, этнографии, языкознанию коренного населения Туркестана.

Ученый-любитель, самоучка, он быстро завоевывает репутацию человека, который обладает обширными знаниями о Туркестане, не только среди чиновников краевой администрации, но и среди выдающихся отечественных востоковедов того времени. Он переписывается с известными учеными. В Санкт-Петербургском филиале Архива Российской академии наук (СПФ АРАН) сохранились его письма академику Виктору Романовичу Розену^[242].

Свои работы («Краткая история Кокандского ханства», «Очерк быта женщины оседлого туземного населения Ферганы» и т. д.) Наливкин пересылал академику Розену, получая в замен «Записки Восточного отделения Императорского Русского археологического общества», издававшиеся по инициативе и под редакцией последнего. Там же, в «Записках», будет опубликована рецензия Розена на книгу «Краткая история Кокандского ханства»^[243].

В 1880-х гг. Наливкин публикует несколько небольших работ по археологии Туркестана. В 1886 г. в «Записках императорской археологической комиссии» печатается его статья «О курганах в окрестностях Ташкента»^[244]. В 1887 г. местная «Туркестанская туземная газета» опубликует другую его статью – с описанием древних памятников в черте города^[245].

27 января 1888 г. Наливкина избрали членом-сотрудником Императорского Русского археологического общества (ИРАО), восточное отделение которого возглавлял академик Розен. Он же предложил кандидатуру Наливкина.

В 1895 г. в Ташкенте был создан Туркестанский кружок любителей археологии. Наливкин был одним из его учредителей^[246]. По свидетельству астрофизика Ташкентской обсерватории В.В. Стратонова, именно Наливкин, основываясь на сообщениях жителей Самарканда и результатах собственных небольших раскопок, указал точное местонахождение обсерватории Улугбека^[247].

В 1880-90-х гг. у Наливкина появилась еще одна страсть – он увлекся собиранием восточных рукописей. Академик К.Г. Залеман^[248], в 1897 г. побывавший в Туркестанском крае, в своем отчете отмечал, что Наливкин, принес в дар Азиатскому музею две рукописи^[249]. Покупал он их на средства, выделявшиеся Академией наук, и на свои деньги. Наливкин разыскивал рукописи не только в Самарканде, в котором тогда жил, но и на книжных рынках Бухары и других городов. При этом его как собирателя отличала большая тщательность в отборе приобретаемых источников^[250].

Среди материалов Документального фонда, входящего в состав рукописного собрания Института восточных рукописей РАН, сохранились деловые бумаги, письма, вакуфные документы подаренные Азиатскому музею В. П. Наливкиным, в том числе – конверт с дарственной надписью: «Дар Азиатскому Музею от В.П. Наливкина. Самарканд 23.05.1897»^[251].

Публикуемые ниже письма охватывают 1887–1889 гг. – самый плодотворный в творческом и научном плане период жизни Владимира Петровича.

Читаем письма. Наливкин верен себе. «Вытурить, впрочем, всегда успеете», – пишет он Розену, благодаря за предложение стать членом ИРАО. Спустя год он со свойственной ему прямотой, требовательностью и самокритичностью сетует, что за год работы «не сделал решительно ничего путного».

Среди сухих строк «по существу» находилось место простым и по-человечески трогательным отступлениям: «У нас, кажется, наступает весна. Тепло, ясно. Предвкушаем весенний пролет бекасов^[252] и иные утехи захолустного бытия».

Письмо № 1

Милостивый государь Виктор Романович!

В одну из моих последних поездок в окрестностях Ташкента мне удалось найти донышко от какого-то глиняного сосуда (глазированного), на котором оказалась надпись.

Разобрать последнюю в Ташкенте мне не удалось.

Отсылая к Вам фотографический снимок с данного черепка, позволю себе обратиться с ним со след[ующей] просьбой: благоволите принять прилагаемый снимок в подарок, а если удастся его разобрать, то не откажите сообщить, что именно там значится. Простите великодушно причиняемое Вам беспокойство, и впредь всегда имея готовность к услугам Вашим,

В. Наливкин.

14 октября 1887 г.

г. Ташкент.

P.S. Самый черепок означенный пока у меня. Есть еще и другой; надпись на нем однообразна с первою, но гораздо аляповатее.

Адрес: В Ташкент

Владимиру Петровичу Наливкину^[253].

СПФ АРАН. Ф. 777. Оп. 2. Д. 301. Л. 1-1об.

Письмо № 2

Милостивый государь Виктор Романович!

Спешу благодарить за присланные мне «Записки» ^[254]. Вы желаете ознакомиться с надписью на втором из имеющихся у меня черепков. Исполняя это желание Ваше, вместо снимка посылаю Вам (в Ваше полное распоряжение) оба донышка с надписями и еще кое-какие вещицы, добытые мною: в Той-тепа^[255], в Ногай-Кургане^[256] и на Шанишина^[257] (в черте сартовского Ташкента). В ящике над каждою из этих групп лежит листок с надписью. Некоторые вещицы доставлены мне из Той-тепа Е.Ф. Калем^[258]. Остальные все добыты лично. Если будет время, не откажите черкнуть, что из посланного может представлять интерес. Приму к сведению на будущее время.

Ваше предложение относительно членства^[259] в Обществе^[260] принимаю с душевной благодарностью, но боюсь, буду ли достаточно полезным сотрудником, ибо в большинстве завалят самые разнообразные работы. Во всяком случае приложу возможные старания к тому, чтобы быть небезынтересным. Вытурить, впрочем, всегда успеете.

Каль временно в Бухаре; исправляет] должность политического агента^[261].

Всегда готовый к услугам.

В. Наливкин.

28 ноября^[262].

Ташкент.

СПФ АРАН. Ф. 777. Оп. 2. Д. 301. Л. 2-2об.

Письмо № 3

Многоуважаемый Виктор Романович!

Спешу, во-первых, отблагодарить Вас за последнюю книжицу «Записок», а во-вторых, выслать те пять экземпляров] хрестоматии^[263], о которых Вы упоминаете в последнем письме.

Искренне сетовал, что не могу предложить их в виде подарка от себя лично. Дело в том, что книга эта была напечатана для семинарии только в 200 экземплярах]. Из них 100 было передано в семинарию, 75 шт[ук] для вечерних курсов сартовского и персидского] яз[ыков] и 25 шт[ук] для […]^[264].

Эти 25 экземпляров] мною давно уже истрачены.

Посылаю из тех, которые были получены для курсов, и думаю, что это будет вполне достаточно (раз в книгах имеется недостаток). Таким образом, оплаты никакой не требуется.

Ели найдете возможность, не откажите уведомить меня […]^[265] о получении книг; для меня это будет совершенно достаточным оправдательным документом.

В продолжение истекшего места члена-сотрудника не сделал решительно ничего путного. Несколько слабых попыток не привели решительно ни к каким результатам.

Полагаюсь на Ваше великодушие, остаюсь всегда преданным и готовым к услугам.

В. Наливкин.

16 ноября 1888 г.

г. Ташкент.

СПФ АРАН. Ф. 777. Оп. 2. Д. 301. Л. 3-3об.

Письмо № 4

Многоуважаемый Виктор Романович!

А.М. Забелин^[266] в своем последнем письме из Петербурга сообщает между прочим, что виделся с Вами и из разговора случайно узнал, что Вы не получили от меня «Очерка быта туземной женщины». Это было для меня совершенной новостью, ибо со свойственной мне подчас забывчивостью я пребывал почему-то в уверенности, что все мои работы у Вас имеются. Простите великодушно эту неуместную оплошность и позвольте предложить Вам и «Очерк», и «Историю Коканда»^[267], чего доброго, у Вас тоже не имеется.

Пользуясь случаем, […]^[268] на Вашего бывшего ученика Е.Ф. Каля. Он […]^[269] в Вашем Петербурге и давно уже решительно ничего не изучает.

У нас, кажется, наступает весна. Тепло, ясно. Предвкушаем весенний пролет бекасов и иные утехи захолустного бытия.

Всегда преданный и готовый к услугам.

В. Наливкин.

28 января 1889 г.

г. Ташкент.

СПФ АРАН. Ф. 777. Оп. 2. Д. 301. Л. 44об.

«…Выступления темных сил под руководством безответственных лиц». Революционные события в Туркестане и В. П. Наливкин
Т.В. Котюкова

Вначале марта 1917 г. известие о свержении царя по телеграфу быстро распространилось по городам Туркестана. 7 апреля 1917 г. вместо старой администрации для управления краем был образован Туркестанский комитет Временного правительства, первым председателем которого был назначен бывший член Государственной думы, управляющий Министерством внутренних дел, кадет Н.Н. Щепкин^[270]. Комитет уполномочивался действовать от имени Временного правительства в пределах Самаркандской, Ферганской, Закаспийской и Семиречинской областей, а также Хивы и Бухары.

Одновременно с Туркестанским комитетом 3 марта 1917 г. был образован Ташкентский Совет рабочих депутатов, а 4 марта – Ташкентский Совет солдатских депутатов. Вскоре они объединились в единый Ташкентский Совет рабочих и солдатских депутатов. В нем преобладали представители эсеров, кадетов и меньшевиков. Влияние этих партий сохранялось до начала осени. В сентябре ситуация изменилась в пользу большевиков.

Встав в оппозицию к Временному правительству, большевики объявили о своих серьезных притязаниях на власть в крае. Весну и лето 1917 г. они накапливали силы, постепенно усиливая свои позиции. К реальному захвату власти они были готовы уже к сентябрю. Поводов для антиправительственного выступления в условиях царившего тогда политического хаоса, продовольственной разрухи и грозящего голода было достаточно.

С первых дней приезда в край у Туркестанского комитета возникли серьезные трения с Ташкентским Советом рабочих и солдатских депутатов. 9 мая 1917 г. в местной печати появилось обращение Турккомитета о прекращении своей деятельности ввиду реорганизации Временного правительства и разногласий с Ташсоветом. Министр-председатель Г.Е. Львов^[271] 12 мая 1917 г. от лица нового состава Временного правительства настоятельно просил членов Турккомитета продолжать исполнять свои обязанности. 16 мая н.н. Щепкин в телеграмме на имя Г.Е. Львова и А.Ф. Керенского ^[272] просит об отставке, ссылаясь на больное сердце. Но конфликт с Ташсоветом, видимо, принял уже необратимую форму, и 16 мая Щепкин напишет Львову: «Мое дальнейшее пребывание здесь излишне и может повредить делу. …Им (Ташкентскому Совету солдатских и рабочих депутатов. – т. К.) надо иметь предлог для продолжения борьбы за диктатуру при внешнем словесном подчинении Временному правительству. Если пришлете председателем видное социалистическое имя, на первое время вынуждены будут стихнуть, а дальше начнут опять»^[273].

Где взять такое «видное социалистическое имя», в Петрограде думали недолго. Выбор Керенского, детство и юность которого прошли в Ташкенте, знакомого с реалиями Туркестана, безальтернативно пал на Владимира Петровича Наливкина. 19 июля 1917 г. он был назначен председателем Туркестанского комитета Временного правительства и временным Главнокомандующим войсками Туркестанского военного округа.

Февральскую революцию Наливкин встретил восторженно, подчеркивая, что в борьбе «против старого мира революция должна действовать только мощью слова и убеждения, ибо гуманные средства много сильнее средств Французской революции»^[274]1. Но, по его собственным словам, в результате этих событий «он потерялся, метался из стороны в сторону». Неприятие им идеологии насилия и волевого решения проблем общественной жизни отдалило его от большевиков. В то же время он не оставлял попыток примирить большевиков и меньшевиков. «Однако же будем надеяться, – писал он, – что при обоюдном желании, корректных отношениях как к своей, так равно и к чужой свободе, при желании выйти из всякого положения возможно более приличными и человечными, не сделавшись врагами» ^[275].

1 июля 1917 г. на очередном заседании Временного правительства был рассмотрен вопрос о введении земских учреждений в областях Туркестана^[276]. «Наказ о производстве выборов уездных земских гласных в областях Закаспийской, Самаркандской, Сырдарьинской и Ферганской» был утвержден председателем Туркестанского комитета Временного правительства В. П. Наливкиным 16 сентября 1917 г.^[277]

12 сентября 1917 г. большевики организовали шеститысячный митинг рабочих и солдат Ташкента. Митинг принял резолюцию, в которой содержались требования: о немедленной реквизиции продуктов и предметов первой необходимости; об осуществлении рабочего контроля над производством и распределением продуктов; о переходе земли без выкупа в руки крестьян; об издании закона, запрещающего закрытие фабрик и заводов без разрешения Совета рабочих и солдатских депутатов, профсоюзов и фабричных комитетов; о передаче всей власти в руки данного Совета. Тем самым Ташсовет, сместив в городе представителей власти, назначенных Временным правительством, и арестовав членов краевого Совета рабочих и солдатских депутатов, пытается овладеть властью во всем Туркестане.

Был избран Временный революционный комитет. Под его руководством была предпринята попытка государственного переворота.

Реакция Петрограда не заставила себя долго ждать. 16 сентября А.Ф. Керенский шлет в Ташкент срочную телеграмму, в которой, в частности, говорилось, что преступная попытка Ташкентского Совета расшатать в Туркестане власть республиканского правительства является явно контрреволюционной и будет признана мятежом со всеми вытекающими из этого последствиями. Захватчики власти, кем бы они ни являлись и кого бы ни представляли, в двадцать четыре часа не подчинившиеся представителям Временного правительства, понесут наказания по всей строгости закона^[278].

20 сентября председатель Турккомитета В. П. Наливкин, обращаясь к областным и уездным комиссарам, начальникам военных гарнизонов края назвал сентябрьские события в Ташкенте контрреволюционным, «имеющим мятежный характер выступлением темных сил под руководством безответственных лиц» ^[279].

Тревожные известия из Ташкента продолжали поступать и спустя неделю после мятежа. Из телеграмм, получаемых министром-председателем Керенским было очевидно, что улучшения обстановки не происходило^[280]. Для восстановления порядка в Туркестан были направлены войска под командованием генерала П.А. Коровиченко^[281], которые 24 сентября прибыли в Ташкент. Коровиченко был объявлен Генеральным комиссаром Временного правительства по управлению Туркестанским краем и назначен командующим войсками Туркестанского военного округа. В. П. Наливкин ушел в отставку.

Владимир Петрович не раз за свою жизнь уходил в отставку, но эта стала окончательной, поставившей точку в его административной и политической карьере, сыграв не последнюю, как нам представляется, роль в его трагическом уходе из жизни.

После ноябрьского вооруженного восстания в Ташкенте 1917 г. и прихода к власти большевиков Наливкин перешел на нелегальное положение. Тяжело и мучительно переживая происходящее, похоронив жену, Владимир Петрович покончил с собой на ее могиле 20 января 1918 г. В своей посмертной записке он кроме прочего просил никого не винить в его смерти^[282], чтобы похороны были скромными и гражданскими, и добавил: «Я не могу согласиться с тем, что делается, но быть врагом народа тоже не хочу и потому ухожу из жизни»^[283].

Телеграмма председателя Туркестанского комитета Временного правительства В. П. Наливкина областным и уездным комиссарам, начальникам военных гарнизонов

Ташкент.

20 сентября 1917 г.

Срочно

Военная

Приказом по краю № 230 от 20 сентября 1917 г. Туркестанский комитет Временного правительства доводит до всеобщего сведения нижеследующее:

Контрреволюционные, имеющие мятежный характер выступления темных сил под руководством безответственных лиц, начавшиеся 11 сентября, продолжаются до настоящего времени.

Эти выступления, не находясь ни в какой связи с общероссийским революционным движением, являются по своему политическому содержанию глубоко провокационными, растрачивающими народные силы и создающими анархию и смуту на далекой окраине. Безответственные демагоги Исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов, местных комитетов партии социалистических революционеров и социал-демократической рабочей партии вместе с неизвестными лицами объединились в своем стремлении во что бы то ни стало захватить краевую власть в свои руки. История возникновения беспорядков в Ташкенте ярко подчеркивает их контрреволюционный характер, направленный на подрыв правильно организованной центральным Временным правительством и местными революционными демократическими организациями краевой власти.

Начавшись с митинга в Александровском парке и сопровождаясь избранием мятежной толпой так называемого «революционного комитета», волна анархии и деморализации захватила Ташкентский Совет солдатских и рабочих депутатов и разлилась в расшатанных в военной дисциплине и развращенных отвратительной демагогией большевиков, анархистов, максималистов и провокаторов частях Ташкентского гарнизона. Подстрекатели толпы и руководители Ташкентского Совета солдатских и рабочих депутатов, задавшись целью захватить краевую власть, не остановились перед попиранием авторитета революционных демократических организаций: краевого Совета и Ташкентского Совета солдатских и рабочих депутатов – и вместо немедленного и открытого подчинения приказу Верховного Главнокомандующего А.Ф. Керенского продолжали и продолжают вести закулисные и темные интриги против Туркестанского комитета Временного правительства, временно подвергнув аресту представителя комитета, начальника окружного штаба и допустив ряд извращений и вымыслов происходящего.

После опубликования приказа Верховного Главнокомандующего безответственные лица из исполнительного комитета Ташкентского Совета солдатских и рабочих депутатов начали предъявлять Председателю Туркестанского комитета Наливкину непозволительные требования и посылать угрозы о неизбежности кровопролития в случае неприятия их незаконных требований. Некоторые рабочие местной железной дороги, присоединившись анархическому выступлению демагогических элементов, осмелились угрожать забастовкой в случае отказа со стороны Туркестанского комитета удовлетворить требования захватчиков власти.

Председатель Туркестанского комитета, не желая пролития крови и неизбежных осложнений в деле продовольствия приостановкой железных дорог, для предотвращения эксцессов пытался найти путь к примирению, но при одном непременном условии – при полной ликвидации анархических выступлений, имевших место в Ташкенте и при прямом и честном признании Временного правительства и всех распоряжений законных органов власти.