полная версия

Ирина Андрианова
Муж-озеро

Дойдя до болотинки, она остановилась, невольно залюбовавшись видом. Узкий проход между клешнями забора походил на ворота в сказочный мир. Вокруг была непроглядная тьма, а посреди в черной воде плескались разноцветные огни отраженного фейерверка. Они были даже красивее, чем оригинал, потому что, когда его вспышки затухали, в небе оставались неряшливые охвостья дыма, а на воде их было не видно. При каждом залпе ярко освещалась фигурная крыша особняка. В коротких промежутках, когда и наверху, и внизу огни исчезали, ненадолго воцарялась темнота, и становились видны слабые светящиеся точки – декоративные фонарики на причале. Должно быть, там было какое-то торжество – может, день рождения хозяина или хозяйки. Судя по доносившимся голосам, народу было не очень много (что хорошо, сообразила Танюша – ведь это могло бы помешать завтрашней акции!). По контрасту с шумными брызгами фейерверка, гости предпочитали неподвижное сидение в креслах вокруг стола. Должно быть, они уже изрядно выпили, и сонливая лень не давала подняться. Позам людей противоречила и громкая электронная музыка, которая между залпами спешила войти в свои права. Она тоже обманчиво обещала веселье огромной толпы, тогда как на деле имелось лишь несколько устало развалившихся тел.

Танюша постояла, посмотрела и вдруг, не раздумывая, стала раздеваться. Скинув с себя одежду, она в одних трусах зашлепала по вязкому дню болотца и утонувшим доскам. Когда ей стало по пояс, раздался очередной залп. Музыка смолкла, не выдержав натиска пиротехнической артиллерии. В ушах неприятно затрещало, как будто бы в вышине разом разрывались миллионы листов гофрированного картона. Над лесом и водой вспыхнули зеленые и желтые цветы. Это был новый этап программы, и с причала послышались одобрительные крики. Залп был такой мощный, что, казалось, огненные цветы сейчас накроют весь лес и упадут на Танюшу. Испугавшись, она с разбегу прыгнула в воду. Но страх быстро прошел. Цветы увяли, их стебли высохли, превратившись в слабо освещенные дымные ниточки. Зато шум и свет позволил ей незаметно выплыть на середину Озера, а потом и еще дальше. Причал с пирующими теперь был совсем близко – метрах в ста, не больше. Танюша покачивалась в воде и думала о том, как давно не была здесь. Ей захотелось представить, как Озеро обнимает ее, и она уже начала представлять, но в этот момент ударил новый залп. В его отсветах Танюша заметила еще одну фигуру, одиноко стоявшую левее причала – там, где мыс смыкался с берегом. Цветы снова стали увядать, и в их уже не ослепляющем свете Танюша узнала Ваньку-прислугу. Он стоял у воды и зачем-то махал руками. Свет почти погас, когда Танюша поняла, что он делает знаки ей. «Уходи, уходи скорей отсюда!», говорили взмахи его рук, в то время как голова тревожно оборачивалась в сторону хозяев, как будто он боялся быть замеченным. Что-то подсказало Танюше, что сейчас ей лучше послушаться. Одним движением она развернулась, погрузилась с головой (хотя прежде боялась нырять по ночам) и, проплыв под водой несколько метров, вынырнула подальше от причала. Снова грянул залп, снова вспышка света окрасила деревья. Танюша снова ушла под воду, а когда свет погас – вынырнула. Чем дальше она отплывала, тем страшней ей казалось собственное безрассудство: как могла она так рисковать? Теперь она с замиранием сердца прислушивалась к голосам на причале, боясь различить что-то про себя. Заметили ее или нет? Когда ей что-то такое чудилось, она прибавляла скорости. Наконец, ноги нащупали болотистое дно, и Танюша побежала к берегу. Выбравшись и спрятавшись за забор, она отдышалась и оглянулась. На мысу все было по-прежнему – хлопал фейерверк, занудно долбила электронная музыка, огни мерцали в воде. Людей уже не было видно – слишком темно и далеко. Ваня-прислуга тоже слился с темнотой.

«Неужели завтра мы придем пилить этот забор, будем прорываться к этому причалу?» – удивленно подумала она.

Сейчас это казалось чем-то выдуманным, ненастоящим. Как было бы хорошо, если бы все это – собрание, Нед, Кирилл и весь их «Комитет единых действий» – оказались просто сном! Но это было маловероятно: судя по тому, как Танюша озябла, стоя мокрой в прохладном воздухе ночи, она сейчас точно не спала.

«Может быть, завтра случится что-то такое, из-за чего акция отменится?» – с надеждой подумала она.

И она поспешила наверх, к своей палатке, чтобы поскорее уснуть и не успеть подумать о том, что это невозможно.

…

Было без пятнадцати минут одиннадцать. Танюша молча семенила следом за Кириллом по бору, утопая ногами в мягком мху. Правее ее шагал кириллов товарищ с белокурым хвостиком – как она выяснила всего пять минут назад, его звали Леша. Худое плечо Леши оттягивала тяжелая бесформенная сумка: там лежал бензорез. За ними на некотором расстоянии шли Нед, его подруга и курчавый троцкист. Остальные члены Комитета рассредоточились сзади, причем каждый невольно старался идти так, чтобы со стороны не могло показаться, что он является активным участником этого движения. Все хотели быть сторонними наблюдателями, у которых есть право в любой момент уйти. Люди незаметно от себя прятались за спину друг друга и замедляли шаг. Притормаживал, не чувствуя сзади поддержки товарищей, и Кирилл: но так как дальше снижать темп было уже некуда, он усилием воли все-таки волочил ноги. Танюша тоже была бы рада затеряться в толпе, но особой толпы и не было: из бывших в наличии восемнадцати человек двое – тихий москвич и парень с Че Геварой – все же ухитрились утром соскочить; внезапная надобность заставила их уехать домой. Чувствуя за спиной растущую нерешительность, Танюша из последних сил заставляла себя идти вплотную к Кириллу, чтобы хоть как-то поддержать его. Ей было нехорошо на душе, но она представляла, что Кириллу должно быть и вовсе ужасно. В итоге ее собственный страх мешался с долгом, сочувствием и восхищением, и его концентрация падала. Сомнения угнетали членов Комитета единых действий с самого утра, но полный упадок душевных сил случился сорок минут назад – после того, как Кирилл решил заранее прогреть бензорез. Он поставил тяжелый агрегат на землю, расставил ноги, наклонился и, одной рукой удерживая его, другой несколько раз могуче выдернул тугой шнур зажигания. Сначала мотор лишь недовольно заурчал, не желая заводиться, но после четвертого-пятого рывка он вдруг взревел и завизжал, оглашая свои бунтарские намерения на весь лес. Услышав этот грозный мотоциклетный рев, каждый из присутствовавших внутренне задрожал и почувствовал себя преступником. Предательский мотор орал так, словно созывал сюда всех на свете охранников и ментов. В головах всех комитетчиков мгновенно мелькнули одна и та же мысль и вопрос: 1) как же глупо, что я в это ввязался, 2) нельзя ли все-таки как-нибудь выпутаться? В задних рядах (сейчас все стремились оказаться именно там) послышался ропот, что акция плохо подготовлена, что надо поменять план и вернуться сюда через месяц. Кирилл плохо слышал слова, но сразу все понял – тем более, что точно такой же червь нашептывал ему похожие советы из глубины собственной души. Поэтому он вдруг засуетился и, хотя было еще рано, поднялся и скомандовал выход. Он надеялся скорым шагом опередить медлительного червя и заглушить его нашептывания, а если повезет, то и насмерть растоптать своими тяжелыми ботинками. А еще ему, как и другим, вдруг стало казаться, что таинственные армии ментов, которых заранее выписал откуда-то Кудимов, уже услышали демаскирующий вой бензореза и спешат сюда. Выступив раньше срока, он пытался убежать и от них, и от себя. Напротив, его коллегам представилось, что Кирилл не ведает страха («вот идиот же!»), и они с тоской поплелись за ним, потихоньку отставая.

«Я все это затеяла, я виновата, мне нельзя, нельзя сдаваться», – повторяла себе Танюша, борясь с ногами, которые тоже пытались замедлить шаг. Она бросила взгляд на Лешу – у него было выражение лица солдата, идущего на смерть и не убегающего только потому, что сзади стреляют заградотряды. «Неужели все эти акции такие страшные и тоскливые?» – некстати подумала она. Ей хотелось оглянуться назад, но она сдерживалась: для товарищей это могло стать последней каплей, оправдывающей их малодушие, и тогда процессия и вовсе остановилась бы.

Так они двигались, подталкиваемые вперед суммой приложения разных сил, и медленно, но все же приближались к цели. Вдали, между стволов сосен, показалось темно-коричневое пятно: это был забор. За ним, невидимое отсюда, лежало Озеро. Кирилл и остальные непроизвольно остановились. Враг насмешливо смотрел им в лицо, но не было никаких сил поднять меч и идти в атаку. Почему, почему мне могло прийти в голову, что это будет просто? – думалось каждому. Этот миг был решающим для всего предприятия: продлись он чуть дольше, и вся команда, без сомнения, повернула бы назад. Но тут слева, из молодого сосняка, послышались голоса, и между деревьями замелькали люди. Танюша в первую минуту так испугалась, что готова была завизжать: как и все, она подумала, что это неведомые страшные враги (менты, охрана и т.д.) идут ловить и наказывать их. Но она быстро поняла, что ошиблась: люди в соснах продвигались так же нерешительно, как и сами «заборобои». Вскоре Танюша узнала Аню с ее объединенной свитой – старой и новой. Танюша заметила то же характерное построение, что и в их команде: впереди, борясь со страхом, шла Аня, за ней, чуть приотстав, Денис и Пол, а дальше, расширяющимся клином – все прочие.

– Вы уже тут? Так рано? Говорили, только в одиннадцать начнется… – произнесла Аня слабым голосом.

– Мы уж думали, вы не придете, – сказал Денис у нее из-за плеча, хотя это явно противоречило предыдущей реплике.

– А чего ждать было? Все вроде собрались. – Голос Кирилла был сиплым, но, похоже, появление какой-никакой группы поддержки подбодрило его.

Обе команды ждали, что он сделает дальше; теперь все зависело только от него. И он шагнул к забору.

– Вперед, чего стоим? – попытался Кирилл сказать как можно беззаботнее. Вышло плохо, но он шел, и все пошли за ним.

– Эй, Танька, это вы, что ли? – послышался робкий голос у самого забора. Танюша едва узнала в нем крикливую Эмму.

Она с Костиком, Владом, Майей и школьниками сбились в кучку под толстой старой сосной: судя по позам, они готовы были убежать в любую минуту, завидев опасность. Узнав своих, они облегченно заулыбались и поспешили навстречу. Дети рассматривали «заборобоев» с уважительным любопытством; им было невдомек, что за близость к мятежникам их могут наказать – не хватало социального опыта.

– А что, вы правда идете забор ломать? – осторожно поравнявшись с Лешей, спросил длинноволосый прыщавый очкарик – Миша Воронков.

– Привет! – заискивающе улыбнулась Танюше Вера Лепнева.

Со времени прошлогодней совместной уборки Лепнева ни разу не соизволила поздороваться с ней при встрече. Но теперь исключительные обстоятельства прояснили ее память. Танюша сообразила, как эстетично она выглядит в глазах подростков. Они не видели в своей жизни ни одного мало-мальского революционера, кроме как майки с Че Геварой. Однако сейчас группа людей, марширующих с бензорезом наперевес к вражескому забору, безошибочно активировала в их сознании нужный культурный код. И вот они уже шагали в ногу с колонной, восхищенно пожирая глазами ее участников.

– Танька, это же дети, я боюсь! – для проформы крикнула Эмма, позабыв, что сама привела их сюда. – Ты уверена, что это безопасно?

Танюша впервые в жизни позволила себе пройти мимо, ничего не ответив своей приятельнице; но по причине не высокомерия, а сосредоточенности и нехватки лишних сил. Что до Кирилла, то он ощутил прилив энергии. Как только появились школьники, он ускорил шаг.

«Как хорошо, как все хорошо… – мелькали в его голове разрозненные мысли. – Их много, поэтому ответственность размывается… Я это знаю, это тупая психология… что не мешает этому работать. Спасибо, спасибо! А теперь скорее, скорее, пока все не разбежались. По мере усиления энтропии растет страх. Нет, страха нам не надо. Может, случится что-то неожиданное? Неожиданное и хорошее? А может, мне просто удастся быстро-быстро-быстро сделать… не знаю, что, и тогда все закончится? Скорее начинать! Тогда все быстро кончится!»

И он вдруг рванулся вперед, произведя на идущих сзади впечатление настоящего героя. Смелея все больше от своего количества, толпа (теперь ее можно было так назвать) окружила снятый с лешиного плеча бензорез. Танюша почувствовала, что с ее сознанием что-то происходит: все погрузилось в странный, но приятный туман. Она не различала лиц вокруг, все стали одинаковыми. Ее внимание было сосредоточено на бензорезе и на Кирилле. «Как мне легко и хорошо, – мельком подумала она. – Я никого не боюсь, я ни о чем не думаю. Почему раньше я не знала такой свободы?» Ей стало неважно, как на нее смотрят и что думают. Время замедлилось, и мерилом его были движения рук Кирилла. Слегка дрожа, они нащупывали ручку, чтобы дернуть шнур зажигания. В задних рядах снова о чем-то спорили и в чем-то сомневались, но Кирилл теперь знал, что ему нельзя никого ни видеть, ни слышать, и отключил зрение и слух. Как и для Танюши, во всем мире для него остались только две вещи – бензорез и забор.

– Разойдись! – неожиданно громко крикнул он. Могущество агрегата придало ему силы.

Люди, успевшие встать вплотную к забору, быстро и послушно отскочили; краем глаза Танюша заметила среди них Олю и Ксеню, и лишь тогда вспомнила, что еще раньше, безумно давно (минуту назад), она узнала в толпе Серегу, Данилу и Мишаню. «И они здесь», – равнодушно подумала она, и тут же забыла об этом.

– А может, они уже полицию вызвали? Вдруг она уже в пути, и скоро будет здесь? – раздавались редкие сомнения на периферии толпы.

Кирилл, сжав зубы, перечеркнул их одним движением – он завел бензорез. Разогретый мотор послушно рявкнул и снова зарокотал на весь лес, словно бог возмездия, приехавший на гигантском мотоцикле. Все, жребий был брошен. Если еще минуту назад они могли сделать вид, что «просто прогуливались» вдоль забора, то теперь злонамерения были обозначены явно и недвусмысленно. Снова с десяток колеблющихся инстинктивно отступили на шаг, чтобы в решающий момент оказаться подальше от эпицентра событий и выглядеть посторонними; другой десяток не посмел отступить, но внутренне напрягся, чтобы при необходимости сделать это. Танюша, которой снова остро захотелось оказаться далеко-далеко отсюда, все же заставила себя шагнуть вперед. Подобно тому, как маленькие птички держатся вблизи гнезда ястреба, почему-то зная, что рядом с домом он не нападет, она тоже боролась со страхом, придвигаясь поближе к его источнику. Они с Лешей встали по обе стороны от Кирилла. А он, опустив левой рукой на глаза защитные очки, правой поднял бензорез. Потом переложил левую руку на боковой держатель, расставил пошире ноги и поднес бешено вращающийся диск пилы к поверхности забора. У Танюши замерло сердце. Мгновение, и рев мотоцикла прорезал новый звук – скрежет металла. Это лезвие коснулось железа. Из-под него посыпались злобные желто-красные искры. Словно брызги лавы из невидимого шланга, они отлетали далеко в сторону, и залили бы зрителей, если бы те вовремя не отскочили. Лава задела и Танюшу; к удивлению своему, она почувствовала лишь слабое покалывание. Кирилл, начав работать на вытянутых руках, медленно сгибал их, ведя пилу вниз. Диск разрезал металл плавно и, казалось, совсем без усилия, как масло, а там, где он уже прошел, оставалась тоненькая белая линия. Это было небо, выпущенное из-за забора. Опустив бензорез настолько низко, насколько было можно, Кирилл отпрянул назад и выдернул диск из шва; при этом мотора он не глушил. Сам не веря своей решимости, он быстро сделал два шажка вбок, снова поднял руки и снова врезал пилу в забор. Снова раздался визг и скрежет, снова полетели огненные брызги и поползла вниз белая линия. Когда он закончил второй надрез, сзади уже громко ликовали. Первый ужас прошел, чудо свершилось, невозможное стало возможным – а возмездия все еще не было.

– Круто!

– Ага, давай дальше!

– Разноси его!

Со всех сторон неслись радостные вопли, одобрения, советы. Теперь никто не хотел бежать и прятаться, и толпа снова уплотнилась. Сквозь грохот бензореза и туман в голове Танюша различила знакомые голоса. Кричала Эмма, ее муж, ее школьники. Визжали и требовали продолжения в компании Ани, и громче всех она сама. Неожиданно громко звучал голос Оли. Ксеня вопила что-то нечленораздельное, Серега громко и самозабвенно матерился. Петя снова превратился в восторженного студента. Толстый Мишаня прыгал, как ребенок, флегматичный Данила потрясал кулаками. Из-за спины Кирилла торчала голова Неда; он и курчавый троцкист, перекрикивая мотор, просили дать им попилить.

– Стой, не подходи к прибору! Это опасно! – заорал Леша.

Нед и троцкист слегка отхлынули, но без намерения сдавать позицию. Всем теперь хотелось быть впереди, чтобы сопричаститься ревущего чуда успеха. Троцкист, полуобернувшись к зрителям, экспромтом произносил патетические слова про силу народного гнева. Кирилл тем временем снова поднял бензорез и воткнул диск в точку, откуда началось его путешествие: но теперь он двигался не вниз, а вбок, параллельно земле. На сей раз белая линия рисовалась медленнее, а руки Кирилла сильнее дрожали: работать на весу было очень тяжело. Леша, выражая готовность подхватить упавший меч, буде такой случится, демонстративно поднял руки кверху и повел их вдоль всего пути пилы, сильно мешая резчику. Несмотря на это, Кириллу удалось сделать надрез до конца. Он довел диск до верхней точки второй вертикальной линии, после чего выдернул, опустил вниз и с облегчением нажал на кнопку. Рев внезапно прекратился. Разлилась непривычная тишина, нарушаемая лишь шелестом деревьев и учащенным дыханием людей.

– Ну, все… – тяжело выдохнул Кирилл. Он не ожидал, что так устанет. – Давайте теперь… толкайте ее вперед. Навались!

Чудо бензореза окрылило всех, и уговаривать не пришлось. Зрители со всех сторон бросились на покалеченный забор, толкая друг друга. Руки, ноги, плечи – все это пинало, колотило и давило, производя гулкие звуки. Но после проезда бога-мотоциклиста они уже никого не могли испугать. Лист металла жалобно задрожал и согнулся в противоположную сторону, впуская еще больше неба. Раз, еще раз – и он сгорбился, как покоренный раб, осыпаемый жестокими ударами. В появившуюся прореху полезли люди, и лист с последним стоном рухнул под их тяжестью.

– Стойте, там может быть охрана! Сообщите обстановку! – кричал Нед за спиной.

Но было уже поздно: Танюша обнаружила себя, ползущей на четвереньках по поверженному куску забора, а спереди, сбоку, сзади и даже сверху – своих коллег, рвущихся наперегонки с ней. Правда, опьянение длилось недолго: как только первые, прорвавшись в тыл врага, ощутили себя без защиты толпы, они замешкались и принялись испуганно озираться вокруг. Кто-то даже попытался залезть обратно, но это было трудно: другие, еще не отрезвевшие, напирали сзади.

Танюша тоже хотела было податься назад, как вдруг что-то словно выстрелило у нее в мозгу. Что это вокруг? Что-то не так, не то. Чего-то не хватает. Чего-то, что она ожидала здесь увидеть. И пока затуманенное сознание прояснялось, а товарищи, поднимаясь на ноги, освобождали ей обзор, она уловила вдалеке крики.

– …леаааааать! …ать твоююююю!! – это было наиболее внятное из того, что она услышала. Танюша сразу узнала голос Кудимова, хозяина. Но вместо паники, который он должен был у нее вызвать, она лишь удивилась. Что-то в этом странное… Что же? Ах да, вот в чем дело: голос слышится почему-то спереди и снизу. Ни слева, ни справа, откуда по берегу могли бы прибежать озлобленные толпы охранников во главе с домовладельцем, но почему-то снизу… Как же так? Ведь такого быть не может, потому что впереди – Озеро, а внизу – его дно… Она выпрямилась, сделала пару нетвердых шагов по выстриженной траве и остановилась, как вкопанная. Остановились и те, кто выбрался вместе с нею, и те, кто, толкаясь, еще только лез в дыру. Победные крики по очереди застревали в каждом горле, сменяясь оторопелым молчанием.

Ибо Озера не было. На его месте перед изумленными взорами расстилалась огромная яма с покатыми бортами, усеянная гнилыми корягами. Склоны ямы были покрыты мокрыми разводами грязи, устремленным книзу, как будто вода совсем недавно сошла по ним, исчезнув в какой-то невидимой щели. Пустое дно было похоже на немытую тарелку, оставшуюся после пышного пиршества, а торчащий сбоку дворец – на нелепо разряженного гостя, подоспевшего на праздник слишком поздно, когда все уже съедено, и приглашенные разъехались по домам.