Ираида Владимировна Дудко
Энциклопедия наших жизней (семейная сага). Истоки. Книга 3. Детство и юность Ираиды. Глава 2
На этом этапе познания этих тем, я пока освоила поцелуи. Целоваться мне нравилось, и я считала это не грехом, а приятным развлечением. Конечно, если нравится мальчик, и флиртовать и встречаться с ним приятно…
Видно, я здорово раздражала своих соседок по комнате своим безразличием. И вот, однажды, прихожу с работы, а мои вещички сложены в сумку и выставлены в коридор. Я попробовала зайти в комнату, они не пустили. Поднялся скандал. А скандалить тогда я ещё не умела. Они объявили мне, что на моё место они подыскали себе другую «товарку», а я могу убираться куда хочу. Я говорю, но в комнате ещё остались мои валенки и кое-какие другие вещи. Они сказали, что у них кое-что пропало, и ещё надо доказать, что в этом виновата не я. Поэтому они конфискуют из моих вещей то, что им понравилось, а если я не уйду, они меня ещё и изобьют.
Ну и куда мне было идти? Решила поехать и позондировать почву – где и кем работает Инка Кондрашова. Дома её не застала. Поплелась к Найке. У той всегда можно было переночевать. Найка приняла меня радушно. Она рассказала, что после общения со спецами, перешла на курсантов лётного училища, а в настоящее время встречается с футболистами. И, действительно, вскоре стали съезжаться гости: модные накрашенные девицы и потом завалилась шумная компания ребят. Правда, среди них почему-то был один не футболист, а молодой военный, в лётной форме – чей-то друг.
За столом засиделись до поздней ночи. Когда все начали укладываться спать, я поняла, что метро уже не работает, и мне тоже придётся задержаться у Найки до утра. Футболисты разобрались с девчонками. Видно, здесь давно уже сформировались пары. Мне показали место за шкафом (вся мебель была расставлена так, чтобы было много спальных изолированных мест).
Я легла не раздеваясь на какой-то жёсткий топчан. И вдруг сюда же направился лётчик. Я его спросила – «А что, больше нет мест?» – «А я на новенького» – «Тогда вы не по адресу. Я здесь случайно»…
– «Но не могу же я спать на полу».
– «Чур до меня не дотрагиваться».
– «Все так говорят».
Он примостился с краешку топчана, и попробовал меня обнять. Я его оттолкнула. Он сказал:
– «Понял. Тогда я посплю»… – И, действительно, вскоре заснул.
Утром пораньше я встала и ушла. К моему удивлению лётчик догнал меня на улице. Проводил меня до метро, и наговорил массу комплиментов, уговаривая продолжить знакомство…
Но у меня в голове крутилась единственная мысль – куда идти-то?
Я подумала – наверное, это судьба. Пора мне завязывать с этой стройкой. Коллектив далеко не тот, что был в техникуме, это видно из моего рассказа.
Взяла я сумку, и… – поехала в Вельяминово, домой. Даже документы никакие не забирала. Как всегда, о том, чтобы забрать трудовую книжку, я тоже – не подумала… Только зашла попрощалась с Мельниковым, сказала, что увольняюсь, и уехала.
Часть 18
Десятый класс
Бабусе я покаялась, объяснила, что всё-таки поняла, что нужно кончать десятый класс, и поступать в институт.
И вот опять я оказалась в той же Михневской школе, в том же интернате. Приняли меня в десятый класс, засчитав за девятый – два курса кожевенно-обувного техникума.
И опять бабуся копила свою пенсию, чтобы оплачивать мою учёбу.
Несмотря на то, что я поболталась по «самостоятельной» жизни, почти что соприкасалась иногда с житейской грязью и омерзительными сценами, я осталась такой же наивной фантазёркой, какой и была раньше.
Ведь, если я о чём-то рассказывала бабусе, что я хочу того-то и добьюсь этого, я, ведь верила в это, а не просто «вешала лапшу на уши». А ведь, мне исполнилось уже 17 лет.
В интернате, как и раньше, жили и детдомовские и другие дети. Но играть, как прежде, в пионерские игры мне было не интересно. Меня уже начали интересовать мальчики. А всё свободное время я отдавала художественной самодеятельности.
В этот раз я увлеклась плясками. В школе кружком художественной самодеятельности руководил преподаватель танцев. В основном мы разучивали русские народные пляски. Как-то так получилось, что у нас в этом плане началось соревнование с параллельным классом. У нас из Вельяминово учились ещё девочки. Разговорились, и я узнала, что почти в каждой семье, в сундуках бабушек хранятся старинные народные костюмы – панёвы. Это были яркие сарафаны, блузы, кокошники с лентами. Раньше я думала, что вроде такие костюмы носили только на Украине, или в Молдавии. А здесь была такая красотища. Я не помню, каким образом нам удалось уговорить бабушек одолжить нам эти костюмы. Наверное, потому, что танцевали в этих панёвах и их внучки. На концерте мы произвели фурор. Но, к сожалению, победили соперники.
Зима была холодная. Я донашивала какую-то старую одежду. Помню, однажды, когда я собралась на выходные домой, классная руководительница – учительница химии, Мария Александровна, пригласила зайти к ней домой. Она напоила меня чаем и подарила огромную вязаную шерстяную из деревенских ниток, шаль. Она окутывала не только голову, но и плечи и спину. Пальтишко-то у меня было тоненькое, отнюдь не зимнее.
Странно, но у меня сохранилось несколько листочков дневника, который я начинала писать, поступив в 10-ый класс. Естественно, начав писать, вскоре его забросила.
Странички блокнотного дневника Иры
3.4.9.52.
Уже четвёртый день занятия.
5.9.52 г. И где мы не будем, нигде не забудем сияние школьных огней!!!
Сейчас сидим на школьном часе.
Сидим на парте – я, Маша и Клава. Маша достала дневник свой и дала прочитать нам описание одного из воскресений. Было написано как раз о том, как проводился у них прощальный вечер 10 – ых классов дневной и вечерней школ. Маша, несмотря на то, что была девятиклассница, тоже попала на этот вечер. У неё за этот день описание кончалось цитатой из песни:
«И где мы не будем,
Нигде не забудем
Сияния школьных огней».
Эти слова мне суммировали все мои мысли о том времени, когда я училась в техникуме, и тогда, когда я поступала в 10-ый класс.
В техникуме мы являемся ведь тоже учащимися. Но студентов нельзя сравнить с учеником дневной школы и даже вечерней.
Студенческая жизнь безгранично разнообразна, и интересна. Но там себя, например, я хоть, чувствовала уже самостоятельной. Меня там не заставляли учиться, как в школе, не вытягивали, не было тех простых отношений с учителями всеми, как это было в школе. Я пользовалась авторитетом, меня все хорошо знали, мне, если надо было, предлагали помощь, но всё равно, это уже не то. Резко чувствовалась оторванность от школы. Я думала – неужели мне никогда в жизни не придётся сидеть за партой. В техникуме, в аудиториях мы занимались за столами. Я с сожалением вспоминала, что прошла пора, когда я могла называть себя школьницей.
Ведь школа, учителя, уроки, парты, всё это так знакомо, так близко и дорого, до боли дорого, и всё это связано с самой счастливой порой нашей жизни – детством и юностью, с первой порой нашей золотой юности, которую нам предстоит ещё прожить в институте.
И вот моя мечта, о которой я даже боялась мечтать, сбылась.
Я учусь в 10 – ом классе Михневской ср. школы. Как гордо это звучит – десятиклассница. Выпускники…
Когда я пришла в эту школу, – я услышала от Алексей Михайловича Бобова – преподававшего в школе военное дело, что в 10-й класс принимают после полностью оконченных 2-х курсов техникума. А я окончила только три семестра – полтора курса. 9-й класс меня не устраивал. Алексей Михайлович был не только преподавателем военного дела, но и заместителем директора школы. Видимо, он поручился за меня, и вот именно он сообщил мне о том, что я решением педсовета принята в 10 Б класс. Я так обрадовалась, что в порыве этой бурной волны нахлынувшего счастья, вскрикнула, а потом сказала – «Давайте я Вас расцелую за такую весть». А Бобик заулыбался в свою очередь, и мне так ответил: – «Ладно, ещё впереди будет время».
1-го сентября, я, бывшая студентка Московского кожевенно-обувного техникума экстрактового отделения, вместе со всеми учащимися, села за 1-ую парту 10 го «Б» класса Михневской школы.
Затем в дневнике шла пустая страничка…
А ещё на последующих страничках были записаны тексты песенок, которые мы с девчонками иногда напевали…
ЛУЧШИЙ ПАРЕНЬ НА ДЕРЕВНЕ
Во всей дярёвне, да нету краше парня.
И лучше Ваньки в дярёвне не найти,
Любил он Наську «да эх она каналья,
Меня любить не хочет никоды.
«А что ж ты брешешь, парень окоянный,
Меня обманывал ты завсягды,
Надысь с Авдотьей крепко целовалси,
А на меня смотрел из под углы.
А ну ка – девки собирайтесь в кучу,
Осудим парня да мы судом своим
И зададим ему такую взбучку,
Чтоб не обманывал он боле никоды»
«Простите девки, да боля я не буду
Обманывать не буду никоды
А про Авдотью да я теперь забуду
Любил я Насську и боле никовы».
ДВЕ ЖЕРТВЫ
Пошел купаться Юверлей, Юверлей
Оставив дома Доротею
С собою па-а-ару пузыре-е-ей
Берет плавать не умея.
(Последние 2 строчки каждого куплета поются 2 раза).
Но с ним случился рок судьбы, рок судьбы
И он нырнул вниз головою
И голова-а-а, тяжелей но-о-ог,
Она осталась под водою.
Жена узнавши про беду, про беду
Увидеть захотела тело
Но Ноги ми-и-илого в пруду-у-у
Она узрев – окаменела.
С тех прошло уж много лет, много лет.
Травою поросли аллеи,
Но всё торчи-и-ит там пара но-о-ог
И остов бедной Доротеи.
Мораль сей песни такова
Не надо было Юверлею
Ходить купа-а-аться без жены-ы-ы
А надо было вместе с нею.
Эту песенку мне пела моя подружка Талочка. Песенка мне так понравилась, что я записала её для памяти в дневнике.
ЦЫГАНОЧКА
Раз в цыганскую кибитку
Мы случайно забрели
Платки пёстрые в накидку
К нам цыганки подошли.
В этой песенке тоже две последние строчки каждого куплета повторяются дважды.
Одна цыганка молодая
Меня за руку брала
Колоду карт в руках держала
И говорить мне начала.
От тебя ничто не уходит
И не уйдёт казённый дом
На квартиру к тебе ходит
Бубнова дама с королем.
Она тебя так крепко любит
И на твоих она глазах
Но вместе с ней ты жить не будешь
И топчешь свадьбу ты в ногах.
На этом кончила цыганка
Я за труды ей заплатил
Но в моем сердце стала ранка,
Как будто кто кинжал всадил.
РОДИНА. Муз. Айвазяна
Милая, я помню поздний час
Первый раз я у тебя
Не забыть мне блеска твоих глаз
Милая любовь моя
Милая, я помню стройный стан
Джаз играет Родину
Где то вдалеке мой Ереван
Я пою мою мечту.
Не могу представить одного
С кем танцуешь ты сейчас
Может быть, целуешь те его
Может быть огонь погас.
Если в ресторане горе пью,
Достою я твой портрет,
На него я только посмотрю
И милее пошлый свет.
Если блюз танцую с девушкой,
Помню я мой друг тебя
И когда бываю я хмельной
Я пою судьбу клеймя.
Милая, я верю в чистоту,
Верю, что не тронута,
В ресторане вижу пустоту
Вижу лишь тебя одну.
А дальше следовало продолжение записей дневника…
Сегодня пятый день занятий. Каждый день я учила так, что не успевала выучивать уроки, не оставалось ни минуты свободной, но те которые выучивала, знала более – менее прилично, если не на 5, то на 4 твёрдое. Раньше я математику не любила, тянула на 3, теперь стала учить – она мне понравилась. Сделаю из этого вывод: учи предмет, и он всегда будет нравиться, если его будешь понимать и знать.
Я оставила техникум. Почему я не жалею об этом. Ведь это всё время самостоятельной жизни, юности, когда пробуешь силы своих знаний и понятий жизни, когда тебе предстоит самой, без посторонней помощи решать жизненные проблемы, вопросы, могущие повлиять на всю дальнейшую жизнь. Жизнь студента – нищего студента интересна не только трудностями, она интересна своей свободой и разнообразием, своей отчасти беспечной весёлостью, разнохарактерностью препровождения свободного времени.
Почему же я не жалею, о той трудной и весёлой жизни, которую я вела, которую ведут все студенты? Ведь если школа дороже, так только тем, что она накрепко связана с прошлым, которого не вернёшь. А студентам можно быть всю жизнь, как говорят про таких – вечный студент.
– Это раз, а во вторых, что и есть главной причиной, – то, что мы ещё будем студентами, и я успею вкусить ещё раз студенческую жизнь. И она будет интереснее, т. к. буду студенткой института.
Сейчас такой возраст, такое время, когда хочется испытать большое чувство, чувство истинной дружбы и любви. Это чувство я ставлю так высоко, что в жизни, вокруг себя, кроме книжной болтовни, я ещё не встречала такой взаимной любви у других, которую можно назвать истинно чистой, как родник – святой любви.
Как сейчас дружат и любят? Девчонка, смотришь, ещё совсем соплячка, а уже стреляет глазами и выслушивает от ребят признания вроде: – «давай с тобой дружить?!!!?», или – «давай с тобой встречаться?!».
Если ещё этот мальчишка, такой же сопливый, пятнадцати-шестнадцатилетний, которому мама ещё сама, когда он ляжет спать, ставит заплатки на штанишки, да приговаривает «хорош, когда спит», и если такой мальчишка понравиться девчонке, то она соглашается с ним встречаться.
Они, проводя вдвоём вечера, представляя себя взрослыми, обнимаются, целуются, ведут глупый разговор, в то же время, мечтая про себя: она – с кем изменит ему, а он – какая будет его следующая девочка. Вслух они приходят к общему соглашению – дружить до особого предела во всём, и объясняются монотонно в любви, сами не понимая всей недалёкости их наигранности.
А другие про них говорят: «они гуляют»… Или, если про них спросят где они, спокойно ответят: «Ушли дружить».
11.9.52 г.
Ту мысль, которую я начала развивать в тот раз, закончу потом, а сейчас решила написать о моей новой жизни в 10-м классе и вообще в интернате.
Первые 3 дня мы ночевали в столовой интерната. С квартирами в Михнево обстоит трудно, т. к. в Михнево стоит военная часть и офицеры снимают комнаты и дорого за них платят. Поэтому найти дешевые комнаты для интерната – очень трудно. Поселили нас к одной старушке со старичком – Семехановым. Дом их стоит за церковью. Снимаем 2 комнаты. Одна – проходные сени – на 10 человек – огромная, с кривым полом. Там – восьмиклассники. А для нас отвели бывший чулан. В нём видно хранилось раньше мясо, т. к. долгое время не могли проветрить достаточно хорошо комнату, чтобы можно было входить – не морщась и не затыкая носов. Комнатушка сырая. Матрасы, подушки и одеяла отсырели. Одно окошко выходит на церковь и изнутри не закрывается, другое в сад – с большими ящиками яблок, и закрыто на 2 рамы, так что не открывается вовсе. Ну, я по старой привычке, схватив эти несколько данных, набросала пару новых четверостиший:
За квартиру платим 30,
А в квартире что твориться,
Одни обломки печки
На них огарок свечки.
Потом набросала про питание. Сейчас нас кормят сравнительно хорошо, считая все трудности питания – 3. р 60 к. в день на каждого, да притом в магазине в Михнево ничего не достанешь.
В первые же дни нас кормили одной картошкой: на завтрак чай и картошка, обед: картофельный суп и картошка, ужин: чай и картошка. Я написала:
Солнце встаёт и мы встаём
Время идёт и мы идём
В столовую..
А когда мы придём, садимся и ждём
Когда принесут и нам подадут
– Готовую:
Картошку варёную,
Картошку толчёную,
Картошку в водах,
Картошку в жирах,
Чаёк с сахарином,
И хлеб с керосином.
Когда принесут и нам подадут
Сидим и молчим, молчим и едим
– С аппетитами…
Когда всё сожрём, встаём и идём,
С блеском в глазах, с едой в животах
– Набитами:
Картошкой варёной,
Картошкой толчёной,
Картошкой в водах,
Картошкой в жирах,
Чайком с сахарином,
И хлеб с керосином.
На уроках сидим, в тетради строчим…
В головах садом, всё с великим трудом
– Понимается.
А учителю в тон, подвывают потом,
не в меру урча и немного ворча
– Переваривается:
Картошка варёная,
Картошка толчёная,
Картошка в водах,
Картошка в жирах,
Чайком с сахарином,
И хлеб с керосином.
19 сентября 1952 г.
Давно не писала в дневник. И тот раз так неожиданно прервала записи. Писала на школьном часе. Подошёл Неучев и вырвал дневник. Ребята убежали с ним на улицу. Но Михалёв потом сказал мне, что они его не читали, т. к. с самого начала им это не понравилось.
Живём у Селиханович. Провели свет. В большой комнате 2-й печник строит русскую большую печь. Потом будет строить печь и у нас, но не русскую, а небольшую плиту. А пока поставили маленькую железную печку. Топят вечером понемножку дровами хозяйки, но бывает очень тепло.
Решила теперь писать дневник, как и писала, но только прятать подальше.
Только сейчас кончила читать «Студенты» – Трифонова. Трифонову было 25 лет, когда он написал эту книгу. Родился он в 1925 г. Сейчас он ровно на 10 лет старше меня и уже написал такую книгу. Правда, он кончил Литературный институт. Если он окончивший институт, то я – всего лишь будущая студентка. Он в институте учился 5 лет. Значит знаний у него больше, чем у меня на 5 ученических лет.
Если я попробую сейчас написать рассказ, или повесть. У меня должно выйти в 5 раз хуже, чем у Трифонова. Но ведь и он был таким же, как и я. И он пробовал писать в моих летах. Почему же и мне не попробовать. Пусть будет первый блин комом. Ведь и Трифонов не родился готовым писателем. Я попробую написать повесть. Работать придётся много. Буду писать повесть по ходу развивающихся событий. Тема: борьба за знания. Буду описывать наш 10-й класс. И повесть так и назову «Десятиклассники».
Буду писать, как есть и так, как думаю, придерживаясь своих убеждений. Главным лицом если взять себя? А, если потом другие скажут: хочет себя выставить? Вот уже ловлю себя на боязни, сомнении в том, что скажут другие. Нехорошо. Ведь многие писатели под каким-либо действующем лицом подразумевает себя и большей частью под главным. Хорошо. Я буду одной из главных героев повести. Стоит ли идеализировать свой образ или ещё чей-нибудь? По-моему не стоит, а писать буду, как и решила – обо всём так, как и есть всё на самом деле. Стоит ли выводить и подвергать их критике, со своей точки зрения, – учителей? По-моему стоит о них писать также, как это всё есть на самом деле…
Итак решено. Я начинаю писать повесть не от лица автора, а вообще – о всех и о себе, как о посторонней девочке. Писать начало, не зная конца этой повести. Можно ли так писать? Ведь говорят, что писатель должен заранее выносить всё своё произведение – детище в своей голове и только после этого уже вылить всё, что обдумано – на бумагу.
Конечно у меня масса будет, и есть – ошибок. Но попытка не пытка. Попробую. А там ведь, что выйдет. Для повести думаю завести отдельную тетрадь. Думаю, что в дневник придётся писать после этого – мало. Ведь у меня всё будет записано в повести. Главное, чтобы не было сухо. Пусть это будет всё просто, ясно. Смогу ли? Попробую.
Получила от Оли Медведевой 2-е письмо. Это – девочка, с которой я училась в техникуме. Я ей писала, что мне нравится Михалёв. Просто, по-моему он здесь лучше всех из ребят. Да и на личико он хорошенький. О том, что мне он нравится, узнали девчата и передали ребятам, а ребята ему, как видно. Он стал немного грубее, и в то же время – учтивее ко мне. Мы сейчас часто спорим, а то и ругаемся, но при случае он вежлив, интересовался моей жизнью в техникуме и т. д. Оля желает мне хороших с ним отношений, но, как и когда это всё будет, и будет ли, не известно. А вообще хочется, чтобы мы с ним были друзьями.
Я помню, как сама Оля рассказывала о школьницах из своего города – Загорска. Там находится семинария. После её окончания, семинаристы получают распределение и перед отъездом на новое место, в свой приход, они спешат жениться. Школьницы старших классов стараются познакомиться с семинаристами. Приглашают их на школьные вечера и стараются после выпускных экзаменов стать невестами семинаристов, чтобы после их выпускных экзаменов выйти за них замуж и уехать из дома.
В нашем классе есть Дядин – грек наполовину, я уж забыла с кем. Чёрный такой. Перепёлочка сказала мне, что он с прошлого года дружит с Шульгой из 10 «А» класса. Обычно у меня, как и у каждой девчонки, появляются чувства понимания насчёт чувств ребят. Например, я заметила, что Дядину хоть немного, но нравлюсь. По-моему, это свойственно каждой женщине, и почти каждой девушке. Каждая определяет по любому слову, по любому взгляду, – какое отношение мужчины или парня к ней. Каждый взгляд, каждое слово она переводит, иногда и не намеренно, а даже в глубине мысли, машинально, – на процент его личного чувства к ней, даже, если этот человек ей совсем незнаком. Так и я, не знаю почему, но как-то невольно понимаю, что Дядин смотрит на меня не как на всех. Наши парты стоят рядом. Моя в среднем ряду первая, его в крайнем ряду первая. Он сидел у окна, рядом Власин, а потом я с Перепёлочкой. Власин 3 дня болел и не был в школе. Дядин сидел на его месте и иногда машинально задерживал взгляд на мне. Я подумала, что если бы была на месте Дядина, обязательно поменялась бы местами с Власиным, чтобы быть ближе ко мне. Власин поправился, и Дядин на самом деле поменялся с ним местами. Сегодня Дядин на перемене стал вставать с парты, а я в это время о чём-то разговаривала с Русиной. и как засмеюсь. Засмеялась и посмотрела долгим взглядом, как будто машинально – на Дядина. Смотрю и смеюсь. А он механически перестал вставать с парты и опять сел, продолжал в свою очередь смотреть на меня.
Я не знаю почему, но мне хочется, чтобы Дядин громко говоря – «полюбил» меня. Но ведь я твёрдо знаю, что отвергну его любовь или товарищескую дружбу. А вот хочу всё-таки потягаться с Шульгой – этой красавицей школы. Ну там время покажет.
Думаю, что немного нравлюсь Прозорову, и могла бы понравиться Самоварову. Но Саморову хорошей парочкой была бы Мохова. Думаю, что Перепёлочка моя нравится Бобкову. Ну ладно. Писать кончаю. Сегодня суббота. Домой не поехала. Завтра жду Милку. На улице дождь.
Одновременно с повестью, мне не мешало бы послать парочку стишков в Комсомольскую правду. Сейчас поработаю над темой и попробую написать.
Далее карандашом написано несколько слов по-немецки. И на этом кончается дневник. Наивный детский дневник… Он лишний раз показывает, как в свои 17 лет я по существу оставалась ещё глупенькой девочкой…
Больше об этом времени я ничего не запомнила…
Единственное, что осталось на память, это несколько стихотворений, наивных, но, отражающих то настроение, которое меня не покидает и сейчас при воспоминаниях об учёбе в Михневской школе…
Михнево. Интернат.
10-ый класс.
ОСЕНЬ
Заметно вечереет,
Но ещё светло.
От заката солнце,
Зажглось огнём окно.
Уже на землю падает
С деревьев желтый лист.
И воздух по осеннему
Прохладен, свеж и чист.
Осеннею порою
Приятно погрустить.
В тихий палисадник окошко отворить.
Наблюдать, как птицы
Все на юг летят,
Как вдали, за рощей
Догорел закат.
Как с полей колхозных,
Окончив день труда,
С радостными песнями
Спешит народ сюда.
Вот пригнано стадо
Колхозным пастухом.
И в воздухе запахло
Парным уж молоком.
Распахнёшь по шире
Ещё своё окно,
На душе так радостно
Привольно и светло…
Смотришь, и смеёшься,
И дышишь во всю грудь…
А счастья столько много,
Что некогда взгрустнуть.
Как хорошо, что именно
Живу в такой стране,
Где обо мне заботятся,
И помнят обо мне.
Где ждут, когда ты вырастешь,
И для своей страны
Новые построишь
Заводы и дворцы.
А, чтобы с полной силой
Вступить в рабочий строй,
Нам много нужно знаний,
Даваемых страной.
Вот такие патриотические стихи писала я в свои 17 лет. Но это ещё что! Мой патриотизм переливался через край и выплёскивался стихами, вроде этих:
СПАСИБО ПАРТИИ
Живя счастливо, русское спасибо
Мы говорим родной своей стране,
Великой нашей ПАРТИИ спасибо
За счастье всех, на всей моей земле.
И. если на страну опять нагрянет
Нежданной силой новая война,
Народ за мир стеною плотной встанет
И защищаться будет до конца.
Пусть сильней сияют звёзды над Кремлём!
Человек шагает всё вперёд и выше!
Наш народ живёт счастливей с каждым днём,
С каждым часом к КОММУНИЗМУ ближе.
Я не придумываю. Эти стихи я писала от души. Но были и другие стихи.
КЛЯТВА
Опустилась ночь над интернатом,
Лунный свет разлился за окном,
Мы с тобой сидим на койке рядом,
Говорим о будущем своём.
Раньше ты весёлым был мальчишкой,
Я была, как девочка, – глупа.
И, склонившись рядышком над книжкой,
Мы не знали, как любовь сильна.
Годы мчатся, пробегая мимо,
Мы теперь с тобой выпускники,
Этой же весной, окончив школу,
Разные мы выберем пути.
Сидя каждый день за школьной партой,
Дружбу укрепляли мы свою
Над задачей трудной, и над картой,
Не зная слова этого – люблю.
Ты сейчас сидишь со мною рядом,
Крепко прислонив плечо к плечу.
И другого счастья мне не надо,
Ведь ты знаешь, – я тебя люблю.
Так давай сейчас друг другу скажем
Клятву нашей сбывшейся мечты,
Что всегда друг другу верны будем,
Как сейчас стране своей верны.
Не было у меня ни любви, ни влюблённости, и с мальчишкой за партой я не сидела. Я думаю, что я тосковала по этим чувствам, воображая их по книжкам и по фильмам. И под такими стихами нужно подразумевать призыв любви, но?!?!
ПЕСНЯ О ШКОЛЕ
Школа родная! Пора золотая!
(на мотив – «Сормовская лирическая»).
Тебя никогда и нигде не забыть…
Парты и книжки! Стихи и мальчишки!
Всё в памяти свято мы будем хранить.
О том, как сдували, в кино убегали,
Как подвиг мечтали большой совершить…
О том, как гуляли, стихи сочиняли
И робко мечтали впервой полюбить.
Ещё не забудем, где только не будем,
Учителя образ простой и родной.
Как часто ругал нас, но он воспитал нас
Всё правильно делать и твёрдой рукой.
