Инга Кондратьева
Корделаки
– Господа! Имею честь передать вам приглашения на вечер месмеризма, буде который состоится во вторник ближайшей недели восьми часов по полудни. Особое внимание госпожа просит в этот визит обратить на цвет ваших нарядов. Господа и дамы, одетые в зелёное, чёрное и серое допускаться на собрание не будут. Рекомендованным и предпочтительным является цвет голубой или синий. Другие допустимые оттенки перечислены на ваших пригласительных карточках. Прощайте. – Он уже развернулся уходить, но напоследок добавил, явно от себя. – А до тех пор, надеемся, что вы оставите нас своим пристальным вниманием.
Сквозь не плотно прикрытые занавески за всем этим действом наблюдали из окон второго этажа сама баронесса и её гость.
– Я рад, баронесса, что мне удалось уговорить вас простить графа и пригласить его на вечер. Нам необходимо поговорить всем вместе, – Нурчук-хаир отошёл от окна и сел в уже ставшее его любимым кресло. – А к кому их этих двух мужчин вы относитесь с большим доверием, мадам? Прошу ответить без дамских уловок, мне это действительно важно в свете наших дел.
– Ни к кому! – баронесса явно ничего и никому прощать пока не собиралась. – Я их буду лишь терпеть ради вас!
– Поверьте, сударыня, мне доложили, что в тот вечер мы разминулись с графом всего на четверть часа. Если бы вы так не торопили меня, то ваш кавалер сам бы сопровождал вас до дома. Не злитесь на него, он возвращался за вами, если даже, как вы считаете, он и покидал маскарад по делам. Хотя этого тоже никто подтвердить не может! Возможно, всему виной только ваше нетерпение.
– Ваши слова я также проверить не могу и считаю, что вы говорите их лишь для моего спокойствия. Я ценю это и благодарю вас, князь, но графа это не извиняет никаким образом в моих глазах. И будет о нём! – Туреева злилась и кусала край кружевного платка.
– Хорошо, – послушно сдался Нурчук-хаир. – Ну, а корнет-то в чём провинился?
– Надоел! – Мария Францевна швырнула порванный платок на рояль и села напротив князя. – Меня мучает моё вынужденное бездействие! Что мне делать, князь? Что с поисками Канцлера?
– Я нашёл его, милая баронесса.
– Да что вы! – Туреева всплеснула руками. – А мы всё это время говорим о какой-то ерунде? Ну, выкладывайте!
– В ближайшие дни нам организуют личную встречу. Это всё, что я могу вам сказать.
– Опять «несколько дней»! Опять ждать! – Мария вскочила и стала ходить по комнате, как зверь в загоне. – А время идёт!
– Вы торопитесь куда-то? – удивлённо спросил князь.
– Я – нет, – баронесса прикусила губу, как бывало всегда, когда она о чём-то задумывалась или в чём-то сомневалась внутренне. – Но вы не всё знаете, князь. В моём рассказе я тогда опустила некоторые подробности, имеющие значение только для нас, женщин. Дабы не докучать лишними деталями, которые раздражают вас, мужчин.
– Вы с кем-то путаете меня, сударыня! – Нурчук-хаир нахмурился. – Я просил вас доверять мне всё до последнего факта или предположения, я уж сам буду определять важность того или иного аспекта. Будьте добры, излагайте.
И баронесса поведала ему о беременности своей гостьи, предстоящем ненавистном замужестве родственницы и тайном языке цветов, условленном между ними. Нурчук-хаир долго сидел молча, и по его непроницаемому лицу нельзя было понять – злится он или доволен новыми открывшимися обстоятельствами. Наконец, он вышел из своих дум, поднял глаза и почти приказным тоном велел:
– Отправляйтесь-ка вы, баронесса, к себе в усадьбу. Успокойте вашу гостью, но ничего конкретного ей не сообщайте. И возвращайтесь только ко вторнику. Я пришлю сюда мастеров и дом приведут в порядок в ваше отсутствие. Поезжайте!
– Но… – попыталась возразить Туреева.
– Я думаю и у меня будет, что вам сказать к тому дню, – отвечал князь тоном, не терпящим возражений. – А, пока – прощайте!
* * *
Утром за графом Корделаки был послан вестовой от обер-полицмейстера с просьбой прибыть незамедлительно. Графу всё равно нечем было заняться, и он поспешил на зов. Генерал на этот раз принял его радушно – у себя в кабинете, но перейдя в ту его часть, что предназначалась для посетителей, дабы величественный стол не разлучал их при беседе. Граф принял это за хороший знак.
– Приветствую вас, Кондратий Львович. Что за спешность? Всё-таки нужно моё опознание? Но я ведь вам говорил уже, что я только голоса слышал.
– И это тоже неплохо было бы, голубчик! – старый генерал смотрел на графа с какой-то надеждой. – Но, если только позже. Вы, батенька, везучий оказались, с налёту на прохиндеев нарвались, а мы вот – уж вторую неделю за ними охотимся. Так что прошу если не помощи следствию, то хотя бы разъяснений мне лично, по старой дружбе.
– Всё, чем могу!
– Знаете ли, что в ту маскарадную ночь ещё и дворцовая охрана опростоволосилась, упустила воришек. Но там-то ерундовина вовсе, я случайно узнал, они даже заявлять посовестились.
– Кто-то из гостей прихватил с собой золочёный поднос? – пошутил граф.
– Да в том-то и дело, что двое дворцовых жуликов уж больно на нашу парочку смахивают. По вашему описанию мы их тогда вычислили, но арестовывать на постоялом дворе не стали.
– Так что стряслось во дворце? – напомнил граф.
– Разбиты окна вольера, где устроен был временный штаб по сбору благотворительных средств. Уж под утро, – обер-полицмейстер тяжко вздохнул. – Вы ничего не слыхали?
– Никак нет, – граф презрительно поморщился, ему даже слушать было противно про тех, кто покушался обобрать увечных воинов. – Но, надеюсь, казна не пострадала?
– Да-да, с этим всё в порядке. Средства увезли на карете казначейства ещё затемно, воришки могли не знать о том, потому и охрана была уж снята.
– Так что ж? Только побитые стёкла? – спросил Корделаки.
– Видно со злости прихватили талисманы дарителей – нож с чеканкой и вышитый кисет. Ценности как таковой не представляют, потому погоню за ними и не предпринимали. Но воришки порядком нашумели и были замечены лакеями, потому имеем подробное описание.
– Так вы думаете, Кондратий Львович, что они оттуда прямиком направились на постоялый двор, где я их и застал?
– По времени это вполне возможно, голубчик, – генерал вздохнул. – А по разговорам – ничего подобного не упоминалось?
– Нет. Не припомню, – граф искренне старался воспроизвести в воображении каждое слово разбойников. – Может совпадение, ошибка?
– Да нет, милый друг мой. Одного-то из них мы уже взяли. Кинжала при нём не было, а вот это… – генерал поднялся, обошёл свой массивный стол, из ящика извлёк нечто тряпичное, бросил на столешницу ближе к графу и остался сидеть в привычном кресле. – Он и есть – ворованный кисет, вышивка цветами. По вашему наущению послал я своих людей проследить за подозреваемыми, что они дальше замыслят. Так, не поверите, они по монастырям пошли! Мои люди после них заходили, спрашивали, так те двое эту вот самую вышивку монашкам предъявляли, да интересовались, не знает ли кто мастерицу. Ночевали тоже в божьем месте. И на другой день всё в округе толклись, в Петербург не порывались. Лишь сегодня ночью обозначили свою сущность – чуть не подожгли частные владения, да там слуги смышлёные, сами их повязали. Тут и мои молодцы подоспели, приняли обоих. Один, правда, сбежал после, да это уж наша вина полностью. Эх, старею!
– Поджигатели – это они, точно! – граф вскочил с дивана. – Дайте глянуть на злодея, прошу вас, генерал. Мне у него про одну вещь спросить надобно!
– Без толку, голубчик! Молчит, от всего отпирается. Денька три подождать придётся, знаем мы таких!
Граф от досады стал кусать костяшки пальцев, но после припомнил подслушанный разговор и почти уверился, что кольца они тогда у Туреевой в доме не нашли. А раскроет ли разбойник свои дальнейшие поиски или посмеётся над любопытным барином – так этого не угадаешь. То есть он так и так останется при том, что знает и сейчас. Граф смирился. «И где ж это чёртово кольцо нынче гуляет?» – в сердцах подумалось ему.
– А вот новость, что может вас порадовать, – улыбался в усы генерал. – Маг-то наш столичный, приятель баронессы!
– Что? – задохнулся граф.
– Да, ничего, ничего! – генерал замахал на графа обеими ладонями сразу. – Что ж вы так всполошились, голубчик? Говорю же – радость. Значит – жив. Очнулся, в себя пришёл. Нам правда ничем не помог – его злодеи тогда по затылку сразу оглоушили. Ничего не видел, ничего не помнит.
– Так что ж он? До сих пор в больнице для бедных? – граф собрался тут же скакать к магистру. – Надо ж ему условия… У него ж родных-то тут нет никого! Я ж сейчас…
– Да, присядьте, голубчик! – генерал аж покачал головой. – Какой вы, право, шебутной да резвый! Родных может и нет, а друзей и почитателей не занимать. Уже забрали, уже устроили. Полковница Ярышкина к себе забрала, там и уход, и стол, и девушки у неё обученные. Она уж сколь солдатиков-то за эти годы на ноги поставила! И как с головными ранами выхаживать – всё досконально знает. Поезжайте к ней, голубчик. От меня приветы передавайте, а больному – пожелания скорейшего выздоровления. Ну, с Богом!
Граф полетел к полковнице, оставил ей приличную сумму на обеспечение и немного поговорил с пришедшим в себя, но ещё очень слабым магистром. После двух-трёх обязательных фраз и обмена любезностями, он спросил, помнит ли больной обстоятельства сеанса у баронессы. Оказалось, что память мага не пострадала. Тогда граф спросил про кольцо мадемуазель де Вилье.
– Как же, как же! Это я помню хорошо, – отвечал бледный пациент полковницы с перевязанной головой. – Я прибрался на столике перед уходом, сложил стопочкой бумаги, закрыл крышечкой графин. Я, знаете ли, не люблю оставлять после себя бедлам, молодой человек! И на самый край положил тот перстень. Помню, на нём ещё крест какой-то необычный был вырезан. Да-да. Там и оставил, а то и хозяйка кольца, и хозяйка салона – все из будуара разбежались, мне и отдать-то его было тогда некому.
Домой Корделаки возвращался в смурном настроении. Как ни пытался он отвлечься от мрачных мыслей, пришедших к нему сразу после разговора с магистром, а они всё возвращались к баронессе. Получалось, что маг кольца не брал, злоумышленники его не нашли, а оно всё-таки пропало. Пропало в доме баронессы, где слуги тщательно и совершенно искренне принимали участие в поисках на его собственных глазах. Но дальше начиналось непонятное.
Стены и портьеры лишь слегка обгорели при вторжении безжалостных во всех иных случаях разбойников. Да-да, он опять-таки своими собственными глазами видел последствия их пребывания – что на почтовой станции, где они покушались на жизнь мага, что в усадьбе де Вилье, где человеческих жертв не случилось только по воле божией и благому стечению обстоятельств. Да и уезжала ли баронесса в свою загородную усадьбу вовсе? И где на самом деле она уже столько времени укрывает Елизавету де Вилье? Не игра ли всё это? Но зачем! Неужели простая женская скука заставляет её играть людьми для собственного развлечения? Или тут выступают интересы серьёзней?
Корделаки не хотел думать про свою приятельницу дурно, но как ни крути – все ниточки сходились к ней. Она настояла на посещении маскарада, она рассказала о существовании некоего Канцлера, а уж приезжал тот на самом деле в Петергоф или ей просто нужно было узнать имя самого крупного дарителя на балу, то никому неведомо. И это её упоминание о не найденных ворами фамильных драгоценностях! Неужели и то кольцо до сих пор находится среди них, в надёжном тайнике? На душе графа скребли кошки. И, главное, она же сама лишила его возможности развеять все эти сомнения при личной беседе, наедине – она перестала его принимать. «Ну, раз так! Если впредь увижу опасность для жизни или здоровья людей, то не постесняюсь спросить о сиих загадках и при свидетелях!» – дал себе слово граф, зарекаясь думать о том до вторника.
* * *
Люстры сияли, паркет блестел, гости раскланивались в приветствиях друг другу. Хозяйка демонстрировала им обновлённые интерьеры нескольких комнат, все пребывали от их убранства в восторге, кроме корнета, который снова застыл в молчаливом то ли восторге, то ли недоумении. И всё порывался узнать у хозяйки судьбу утраченных украшений:
– Вот тут, на каминной доске… Вот тут камин был! На нём канделябры такие витые, статуэтки и шкатулка стояли. Вы их вовсе выкинули, мадам?
– Да дались вам эти безделушки, – отмахивалась от него Туреева, улыбаясь гостям, а сквозь зубы шептала: – Может быть, мы обсудим это позже? Право, Серж, вы сегодня невыносимей обычного.
– Подобный сеанс был бы полезен вашей родственнице, мадам, – попытался помочь ей Нурчук-хаир, переведя тему в русло сегодняшнего собрания. – На вид она обладает ослабленным здоровьем. Я не вижу её среди гостей. Или она не доверяет подобным методам?
– Не знаю, почему мы не видим её тут, дорогой князь. Я посылала приглашение, возможно таково решение её опекуна?
– Скажите, дорогая Мария Францевна! – обратился к хозяйке один из гостей, солидный человек с приветливым лицом, видимо, склонный к смешливости, потому что из уголков его глаз к вискам расходился целый веер лучей-морщинок. – Сами ли вы выучились данному искусству врачевания и собственноручно ли будете нашим магнетизёром?
– Я бы радостью, драгоценный Дормидонт Ананьевич, да думаю, Комитет министров не одобрил бы – не имею соответствующих разрешений ни от полиции, ни от Медицинского совета. Так что позвольте занять место пациента рядом с вами, любезный. Будем непосредственно передавать живительную силу друг другу. А руководить процессом предоставим профессору медицины, прибывшему из самой Вены, господа!
– А, скажите, у вас всё устроено по старинке – чан, намагниченная вода, металлические стержни? – видимо, гость был знаком с процедурой и раньше.
– Да, всё, как всегда. А вы, видимо, приверженец новых веяний, сударь? – баронесса сделала приглашающий жест, и все начали переходить в комнату с приготовленной ёмкостью и расставленными скамьями вокруг неё.
– Говорят, нынче магнетизируют даже деревья! – воскликнул Дормидонт Ананьевич и занял одно из свободных мест. – Тогда охват пациентов возрастает для одного сеанса многократно.
– Следующим летом я так и сделаю, дорогой мой, – баронесса села рядом. – А нынче уж прохладно для сборищ на природе. В нашей полосе осень наступает стремительно, не так ли, господа?
– Я читала в газетах, что были случаи, когда дамы под воздействием магнетических сил лишались полностью своей воли, а некоторые даже и добродетели! – вступила в беседу сильно напудренная мадам неопределённых лет.
– Да, вы – женщины – сильно рискуете! – отвечал ей Дормидонт Ананьевич. – Ведь всем известно, что дамы обладают более подвижными нервами и более восприимчивым воображением. Оттого настроиться, как музыкальный инструмент, на определённую волну вам оказывается и легче, и скорее. А, ежели таким камертоном выступит некий привлекательный кавалер, то… – и он рассмеялся.
– Прошу, дамы и господа, начнём. Вот и профессор! – пригласила Туреева. – Кто желает принять процедуру, просьба к нам в круг. Остальные исполнят роль наблюдателей.
Напудренная дама, жеманно улыбаясь, заняла место за крытой ванной по левую руку от Дормидонта Ананьевича. За ним, как уже говорилось, сидела баронесса. К ней нерешительно направился неуверенный в себе после высказанного в его адрес недовольства корнет. Что дёрнуло стоявшего ближе к баронессе Корделаки занять место по её правую руку, он сам не сказал бы, потому что изначально собирался лишь смотреть на развлечение со стороны, не веря во всю эту чушь ни на грош. Корнету пришлось занять место за ним.
– Прошу одной рукой взяться за стержни, – указал на металлические пруты профессор, – а другой дотронуться до соседа, дабы образовать собой полный круг, господа и дамы.
Сеанс начался. Самому Корделаки показалось, что длилось всё не более пяти минут, которые он полностью использовал для того, чтобы выговориться перед баронессой. Он обвинял её, просил прощения, грозил ей, тут же снова обвинял, восторгался её красотой, умом, её умением бросать дротики и иными не совсем женскими качествами, хвалил, упрекал в беспощадности и предлагал свои услуги по служению ей, где она прикажет. Не получая ни слова в ответ, он говорил, говорил и говорил! Наблюдавшие за сеансом люди расскажут ему позже, как он, впившись взглядом в свою соседку, до синяка сжал ей руку и молчал весь сеанс, стиснув губы тоже до синевы, а в самом конце прошептал лишь одну фразу: «Как ты меня измучила!». Но это заметно было только тому, кто специально смотрел на конкретных участников, потому что на фоне того, что творили остальные пациенты, это казалось вовсе безобидным проявлением.
Сама баронесса тоже никаких слов вслух не произносила, а действий не предпринимала до самого конца, пока она вдруг не вскочила, не вырвалась из круга и не побежала неизвестно куда и от чего, не разбирая дороги. Она разбилась бы об стену или мебель, если бы её не перехватил Нурчук-хаир, не пожелавший принять участия в сеансе магнетизма в качестве пациента. Одна дама рыдала, Дормидонт Ананьевич хохотал всю дорогу в голос, а его напудренная соседка вдруг заговорила стихами. Но всех переплюнул корнет, выдавший монолог не хуже сценического. Его мы приведём полностью:
– Все мечты рушатся! Возможно, я иду не той дорогой. Заветное желание моё обречено. Ничего не получается. Только-только удовлетворили прошение о переводе. Я ж думал – она посмотрит на меня по-иному, когда я окажусь в лейб-гвардии. И дислокация туточки. Мечта! Лейб-гвардия Его Величества! Семёновский полк! С потешных начинался. А вот-вот кончится! Никому ведь не говорил, когда прошение подавал. А вот – сбылось! Да как ненадолго! Полка-то не будет ведь, нет. Не станет полка! Кое-кто в казематы пойдет. В Петропавловку, да. А остальных раскассируют, как пить дать! Эх, ма!
Слышавшие это гости зажимали рты ладонями себе, не смея сделать подобное с находившимся в самнабулическом трансе молодым человеком. То была крамола и ересь! Но вот сеанс окончился, и все постепенно стали приходить в себя. Мало кто рискнул подойти с расспросами к корнету, и возле него образовалось пустое пространство, как около чумного.
– Ваши умения должны приносить выздоровление, дорогой доктор, – с печальной улыбкой обратился корнет к магнетизёру, заметив нечто странное вокруг себя. – А мне кажется, во время вашего сеанса я успел чем-то заразиться. Что это значит, любезный?
– А можете ли вы повторить последние сказанные вами слова, молодой человек? – осторожно спросил профессор.
– А разве я что-то говорил до этого? – корнет огляделся. – Что ж вы молчите, господа? Я что-то говорил?
– Он уже ничего не помнит, господа! – радостно обратился к публике профессор. – Это было лишь следствием крайнего возбуждения. Забудем и мы, прошу вас. Корнет не несёт никакой ответственности за сказанное под действием сил животного магнетизма. Это побочный эффект, господа. Бывает. Но расскажите мне про ваше самочувствие, дорогие участники процедуры. Кто-нибудь замечает изменения к лучшему?
Изменения чувствовали почти все и наперебой желали поделиться этим приятным обстоятельством с окружающими. Больше до конца вечера никому из наших знакомых переговорить между собой не удалось. Но все они, не сговариваясь, салон не покинули и вместе с публикой не разошлись. Баронесса, проводив последнего гостя, вернулась и застыла в дверях синей гостиной. Корделаки стоял у окна, Нурчук-хаир сидел в своём любимом кресле, а корнет, как всегда, прилип к камину.
* * *
– Вы излечили все свои недуги, граф? – баронесса не смогла удержаться от ехидного замечания в адрес Корделаки.
– Беру пример с вас, дорогая хозяйка! – его тон тоже был далёк от благожелательного. – Месмерические сеансы, говорят, избавляют даже от лунатизма, не так ли?
– Слышу в ваших словах некий намёк, – баронесса села за столик рядом с князем, как бы заручаясь его поддержкой. – Быть может проясните нам его?
– А что ж тут неясного? – граф распалялся, вспоминая все свои вчерашние подозрения. – В состоянии лунатизма можно совершать поступки, а позже не признавать их вовсе! Могут пропадать предметы, могут попадать под подозрение другие люди, много чего любопытного может произойти после. Я не желаю в присутствии посторонних ставить вас в неудобное положение, но когда мы окажемся с глазу на глаз, не премину задать вам один щекотливый вопрос!
– Даже так? Щекотливый вопрос? Вы! Мне? – гнев баронессы вот-вот должен был вырваться из-под контроля светской вежливости, и она обратилась с укором к Нурчук-хаиру. – А ваше сиятельство ещё просили за их сиятельство!
– Ах, господа! – вдруг обозначился в разговоре корнет. – Пропавшие предметы! Как это мучительно. Дорогая баронесса, я всё искал случая…
– Да погодите вы, корнет! – прервала его хозяйка. – Вы что, не понимаете, что меня в собственном доме хотят уличить в чём-то неподобающем или даже постыдном! У меня нет тайн от этих господ, граф Корделаки! Они оба – мои друзья. Не в пример вам! Можете говорить при них, что угодно! – баронесса уже чуть не плакала.
– Довольно! – негромко, но очень твёрдо произнёс Нурчук-хаир и почему-то все его послушались. – Прошу и вас присесть, господа. Разговор нам всем предстоит долгий и непростой. Сядьте, граф!
– По какому праву… – Начал было Корделаки, но упёрся глазами в металлический взгляд князя и сел за стол, его примеру последовал и корнет.
– Я сейчас предъявлю мои права всем присутствующим, – спокойно пообещал князь. – Но прежде я хочу предварить наш совет. Да-да, больше всего это будет напоминать военный совет, дамы и господа. Наши личные симпатии и недосказанности завели нас всех в такое положение, какое недопустимо между единомышленниками и друзьями. Прошу у вас всех разрешения попытаться распутать создавшийся клубок событий и недомолвок во благо всех присутствующих.
– Я здесь хозяйка, и я разрешаю вам это, дорогой князь, – оглядела своих двоих кавалеров Туреева. – Господам придётся подчиниться.
– Благодарю вас, баронесса, – отвечал ей князь, – но мне хотелось бы продолжать беседу с согласия всех присутствующих, потому что мне понадобятся их доверие и желание искренне отвечать на вопросы.
Оба молодых человека сначала переглянулись между собой, слегка недоумевая от такого вступления, а позже молча кивнули по очереди.
– Благодарю! Первый вопрос к корнету, – Нурчук-хаир ничуть не расслаблялся, оставаясь в состоянии собранности и сосредоточенности. – Не получали ли вы сегодня неких депеш или предписаний, сударь?
– Да, – замялся корнет, – но откуда вы… Это касается моей службы и обсуждаться не может, простите!
– Вам доставили два конверта, не так ли? – спокойно продолжал Нурчук-хаир. – В одном вы обнаружили разрешение на отпуск из полка, хотя сами о нём не просили. А во втором, секретном, вам дано указание всё время этого отпуска посвятить выполнению тайного приказа. Так? Его вы получите от человека, который предъявит вам… Что?
– Личную подпись и печать Императора, – почти шёпотом произнёс обалдевший корнет.
– Ну, так вот они! – князь выложил на стол бумаги. – Кто-нибудь из присутствующих знает руку государя?
– Да, я, – баронесса была огорошена не меньше корнета. – Его Императорское Величество писали мне в альбом в прошлом году четверостишье.
– Ну, так будете моим поручителем, – и дав всем убедиться в его словах, князь убрал бумаги обратно во внутренний карман. – А вы, корнет, с этой минуты поступаете в моё полное распоряжение. Теперь о вас, граф. Вам приказывать никто прав не имеет, но государь обращается с просьбой, не как властитель, а как рядовой дворянин, помочь в одном деле личной для него важности.
– Вся наша жизнь только и обретает полноту и осмысленность, когда мы имеем счастье служить государю и Отечеству. За честь почту! Я полностью к вашим услугам! – не раздумывая согласился Корделаки.
– А вас, мадам, я не в праве даже просить, – голос князя смягчился. – Но так вышло, что многие нити сходятся именно у вас, сами знаете.
– Да вы от меня теперь не избавитесь, князь, даже захоти вы это! – у баронессы снова загорелись глаза азартом и жаждой действовать. – Скажите, что нам нужно делать?
– Прежде всего соединить обрывки тех сведений и обстоятельств, которые уже вмешались в нашу с вами жизнь, господа, дабы составить общую картину, наиболее близко отображающую положение дел, сложившихся к сегодняшнему моменту. Думаю, больше всего открытий предстоит корнету. Но, главное, мне нужно, чтобы вы все помирились и с сего дня представляли единый манёвренный отряд, который сможет действовать согласованно и осознанно. Да-да, баронесса, вы тоже. Алмазная табакерка вас теперь кое к чему обязывает! – и Нурчук-хаир улыбнулся. – Что за вопрос вы задали бы баронессе наедине, граф? Прошу при всех.
– Нет.
– Упрямец! – снова улыбнулся кайсак. – Тогда придётся мне. Произведя своё маленькое расследование, граф, вы пришли к выводу, что кольцо Елизаветы де Вилье стен этого дома не покидало, не так ли?
Корделаки опустил глаза, баронесса прикусила губу и побледнела, а корнет только вздохнул:
– О, боже!
– Прошу вас, корнет, – обратился к нему князь. – Вот теперь вас выслушают терпеливо. Обещаю.
– Простите, баронесса, – корнет взлохматил свои волосы, непрерывно хватаясь за голову. – Простите, если сможете! Я хотел на следующий же день… Кольцо взял я!
– Вы с ума все посходили?! – хлопала ресницами Туреева. – Серж, вы понимаете, что вы говорите?
– Ну, не судите его так строго, сударыня, – князь принял на себя роль всеобщего примирителя. – Я склонен полагать, что побуждением к этому безрассудному поступку было, как ни странно, желание угодить вам. А вы, корнет, выражайтесь точнее! Не «взял», а…
– Я спрятал его! – корнет, почуяв поддержку, стал говорить взахлёб. – Милая Мария Францевна! Я заметил, что кольцо тогда забыли на столе и подумал, что его непременно хватятся и станут искать. И я прямо там, в будуаре… На следующий день я думал явиться к вам с визитом и, увидев вашу растерянность…
– Нет, вы только подумайте! – всплеснула руками баронесса, корнет сник.
– Думали увидеть расстроенную безуспешными поисками хозяйку и блеснуть своими способностями, которые превосходят её собственные? Так? – в который раз угадал Нурчук-хаир. – Чем обрели бы её восхищение и благодарность… Но на следующий день события пошли другим ходом и такой возможности вам не представилось.
– Так значит из-за вас, корнет, перстень всё же достался ворам? Они же перевернули тут всё вверх дном! – не могла успокоиться Туреева.
– Нет-нет! – Корделаки было жуть, как стыдно за свои давешние подозрения. – У грабителей его не было ни минуты. Я сам от них слышал.
– От кого «от них»? – баронесса снова пребывала в недоумении.
– Как, баронесса, вы ещё не знаете? – к объяснениям снова подключился князь. – Граф помог нашим славным полицейским выйти на след и задержать одного из грабителей. Он лично присутствовал при их сговоре.
– Каким образом? Где? – Туреева всё ещё не верила таким совпадениям.
– Думаю, что вот это граф действительно может рассказать вам позже. Наедине, – Нурчук-хаир поглядел сначала на баронессу, потом на графа и приподнял брови, никак более ситуацию не комментируя. – Это не играет роли для нашего расследования. Итак!
– Итак! – баронесса больше не шутила. – Где кольцо, корнет?
– Вы… Вы! – тот закрыл лицо ладонями. – Вы всё переделали! Там теперь всё по-другому. Его там нет!
– Конечно, его там нет! – невозмутимо продолжал Нурчук-хаир свои аффектации. – Потому что вот оно, – он выложил на столик маленький футляр для драгоценностей и откинул с него крышку.
* * *
– У меня нет слов! – баронесса Туреева уже устала удивляться, она откинулась на спинку кресла, как бы отстраняясь от всего происходящего.
– Разрешите хотя бы взглянуть на виновника стольких бед? – Корделаки наоборот потянулся к столу и, дождавшись кивка князя, взял футляр с перстнем в руки. – Не вижу ничего особенного, камней нет вовсе, металл – скорей всего серебро, просто позолоченное. Из-за чего весь сыр-бор?
– Да-да! Что с этим кольцом, господа? – не выдержал и корнет, который вообще мало что понимал и знал. – Я, право, не думал, когда затевал свою… э-ээээ… шутку, что это может повлечь за собой… Но вы говорите «беды», граф?
– А думать иногда не вредно, корнет! – Корделаки положил кольцо обратно. – Барышня, что сняла его с руки в тот день, страдает теперь душевно, родственники её понесли потери материального плана, как и наша гостеприимная хозяйка, а магистр и вовсе подвергся нападению и получил физические увечья.
– Господи! – корнет весь увял. – Неужели всё это из-за меня?
– Позвольте я? – Вступил князь. – Корнет, конечно, уже сам корит себя за своё мальчишество. Но надо быть справедливыми – это кольцо само по себе притягивает столько интересов, что на его примере можно увериться, что и предметы обладают иногда собственной силой.
– Так что же в нём необычного? Расскажите нам, князь! – попросила баронесса. – Мне кажется, что вы уже полностью представляете себе не только роль этого кольца, но и всю пьесу целиком, не так ли?
– Благодарю, сударыня, – князь поднялся и отошёл к камину, так, чтобы видеть всех троих слушателей сразу, они развернулись к нему и приготовились внимать. – Перстень сей есть знак полномочий посланца Ордена Госпитальеров и может быть использован им, как печать при скреплении сделок. Он, как вы верно заметили, не представляет особой ценности для непосвящённых, но был узнан с одного взгляда на том злополучном сеансе двумя людьми, имеющими к тайнам Ордена близкое отношение. Один из них, ваш покорный слуга, сомневался сначала, так как не ожидал увидеть подобный знак в руках столь молодой дамы, но после событий трагического толка, уверился в своих подозрениях. Когда я узнал о поджоге в её доме, я понял, что перстень ищут. Когда нашему общему другу магистру ударом проломили голову, а я опоздал к нему с предупреждением, то это дело стало и моим.
– Боже! Мне никто не говорил, что с магистром поступили так жестоко! – корнет искренне ужаснулся услышанному.
– Теперь его жизнь вне опасности, – продолжал Нурчук-хаир. – Не понимая в те дни, каким образом эта печать попала в руки Елизаветы де Вилье, и какие силы желают завладеть кольцом, я прежде всего решил убрать с игровой доски сам предмет охоты. Я также приношу вам искренние извинения, мадам, но тогда я не доверял никому. Помните день, когда я ожидал вас около двух часов, любезно допущенный слугами в эту самую гостиную?
– Да, конечно, – кивнула Туреева. – Вы что, просто стащили его тогда?
– Можно сказать и так, – улыбнулся князь. – Хотя я предпочитаю выражение «спас». Я спас перстень от дальнейших перемещений и от использования в корыстных целях злоумышленников.