Игорь Аркадьевич Родинков
Уроки Смутного времени
Встав во главе путивльских и донских казаков, Болотников идет на Москву почти тем же путем, что и Лжедмитрий I. По пути к Москве отряд Болотникова растет как снежный ком, превратившись в повстанческую армию. По составу и характеру действий мятежная армия Болотникова сильно отличалась от войска первого самозванца. По преимуществу она стала крестьянской. Болотников открыто призывал низшие слои к борьбе не только с Шуйским, но и против всех господствующих классов. Он разрешал грабить боярские усадьбы, убивать бояр и насиловать их жен. Но помимо казаков, крестьян и посадских людей, в его армию вливаются отряды мелких дворян, недовольных Василием Шуйским или стремившихся подняться вверх в водовороте смуты. Так, к нему присоединился отряд рязанских дворян во главе с Прокопием Ляпуновым, тульский во главе с Григорием Самбуловым и веневский во главе с сотником Истомой Пашковым.
В октябре 1606 года его армия стояла под Москвой и имела до 80 тысяч повстанцев, но в решающем сражении у села Коломенского 2 декабря 1606 года Истома Пашков переходит на сторону Шуйского, и Болотников терпит поражение от царских войск, во главе которых стоял воевода Скопин-Шуйский. Затем его армию покидают отряды Ляпунова и Самбулова. Местное дворянство, видно поняло, что с крестьянской стихией им не по пути. Ослабленная армия Болотникова отступает к Калуге. Но взять ее царским воеводам с ходу не удается. Начинается бдительная осада Калуги. Одновременно в Туле появляется войско еще одного самозванца – мнимого «царевича Петра». Вместе с ним объявляются князь Г.П. Шаховской, «всей крови заводчик», как его называют современники, и князь Телятевский.
В этих условиях царь Василий Шуйский применяет не только административные, но и религиозно-нравственные усилия для укрощения Смуты. Царь созывает Земский собор и возлагает на него и нового патриарха Московского и Всея Руси Гермогена проведение чина всенародного покаяния. В связи с этим Гермоген пригласил в столицу своего предшественника Иова.
Вот как описывается этот чин покаяния митрополит Иоанна Снычева: «Иов приехал и (20 февраля 1607 г.) явился в соборном храме Успения, извне окруженном и внутри наполненном несметным количеством людей. Он стоял у патриаршего места в виде простого инока, но возвышаемый в глазах зрителей памятью его знаменитости и страданий за истину, смирением и святостию, отшельник, вызванный почти из гроба примирить Россию с небом. В глубокой тишине общего безмолвия и внимания поднесли Иову бумагу и велели патриаршему архидиакону читать ее на амвоне. В сей бумаге народ (и только один народ, а не царь) молил Иова отпустить ему, именем Божиим, все его грехи перед законом, строптивость, ослепление, вероломство; клялся впредь не нарушать присяги, быть верным государю; требовал прощения живым и мертвым, дабы успокоить души клятвопреступников и в другом мире; винил себя во всех бедствиях, ниспосланных Богом на Россию, но не винился в цареубийствах, приписывая убиение Феодора и Марии одному самозванцу; наконец, молил Иова благословить царя, бояр, христолюбивое воинство и всех христиан, да торжествует царь над мятежниками и да насладится Россия счастием тишины.
Иов ответствовал грамотой, заблаговременно, но действительно им сочиненною, писанною известным его слогом, умилительно и красноречиво. Тот же архидиакон читал ее народу. Изобразив в ней величие России, созданное умом и счастием ее монархов, Иов соболезновал о гибельных следствиях Димитриева заклания…, напомнил единодушное избрание Годунова в цари и народное к нему усердие, дивился ослеплению народа, прельщенного бродягою, говорил: «Я давал вам страшную на себя клятву в удостоверение, что он самозванец; вы не хотели мне верить, и сделалось то, чему нет примера ни в священной, ни в светской истории». Описав все измены, бедствия отечества и Церкви, свое изгнание, гнусное цареубийство, если не совершенное, то по крайней мере допущенное народом, воздав хвалу Василию, «царю святому и праведному», за великодушное избавление России от стыда и гибели, Иов продолжал: «Вы знаете, убит ли самозванец; знаете, что не осталось на земле и мерзкого тела его, а злодеи дерзают уверять вас, что он жив и есть истинный Димитрий! Велики грехи наши пред Богом, «в сии лета последняя», когда вымыслы нелепые, когда сволочь гнусная, тати, разбойники, беглые холопы могут столь ужасно возмущать отечество!» Наконец, исчислив все клятвопреступления, не исключая и данной Лжедмитрию присяги, Иов именем небесного милосердия, своим и всего духовенства объявил народу разрешение и прощение, в надежде, что он не изменит снова царю законному, и добродетель верности, плодом чистого раскаяния, умилостивит Всевышнего, да победят врагов и возвратят государству мир с тишиною.
Действие было неописанное. Народу казалось, что тяжкие узы клятвы спали с него и что Сам Всевышний устами праведника изрек помилование России. Плакали, радовались, и тем сильнее тронуты были вестию, что Иов, едва успев доехать из Москвы в Старицу, преставился. Мысль, что он, уже стоя на пороге вечности, беседовал с Москвою, умиляла сердца. Видели в нем мужа святого, который в последние минуты жизни и в последних молениях души своей ревностно занимался судьбою горестного отечества, умер, благословляя его и возвестив ему умилостивление неба».
Вскоре после принятия в Москве чина покаяния удача начала склоняться на сторону Василия Шуйского. Ему удалось подавить восстание Болотникова.
Болотников перешел из Калуги в Тулу, где соединился с «царевичем Петром» и другими своими приспешниками. В Туле собралось 30 тысяч человек восставших, против них Шуйский собрал стотысячное поместное войско. В двух встречных сражениях воровское войско было разбито, и его остатки засели в Туле. Осада Тулы, или «Тульское сидение», затянулась на 4 месяца.
Неудачные штурмы и большие потери вызвали недовольство в царских войсках. Многие ратные люди стали бросать службу и бежать в родные места. Так, отъехали татарские отряды во главе с князем Урусовым и многие иные мурзы. На беду объявился Лжедмитрий II, который с отрядом польской шляхты и запорожских казаков пришел к Козельску. Часть войска была снята из-под Тулы и отправлена под Козельск. К началу августа у Шуйского под Тулой оставалось 50-60 тысяч войска. Царь «не домыслил, что сотворить граду», когда боярский сын Кравков предложил устроить запруду на Упе, отчего «вода де будет в остроге и в городе и дворы потопит» и осажденные не смогут сопротивляться. Запруда была поставлена, и это оказалось действенным средством. Вода начала заливать город и разобщила его от всех окрестностей; скоро настал страшный голод, и Болотников с Лжепетром вошли с Шуйским в переговоры и тот обещал им помилование.
10 октября 1607 года «тульские сидельцы» вышли из города и сдались на милость царского слова. Но Шуйский лишь частично сдержал свое слово: вскоре «царевича Петра» (Илью Горчакова) повесили у ворот Данилова монастыря под Москвой; Болотникова и других мятежных атаманов сослали в Каргополь, а потом ослепили и утопили. Царь из вождей восстания сохранил жизнь лишь Телятевскому и Шаховскому. Восстановив законную власть в Туле, Василий Шуйский повелел распустить поместные войска по домам, а сам с торжеством отправился в Москву, где взятие Тулы праздновали подобно взятию Казани.
***
Шуйский считал, что с взятием Тулы Смута уляжется. Но два обстоятельства не способствовали этому. Во-первых, Шуйский начиная с весны 1607 года издал несколько указов о холопах и об отношении их к господам, сущность которых свелась к полной крепостной зависимости крестьян от их господ. Что оставалось делать массе помилованных крестьян, если крепостной порядок не только оставался в прежней силе, но получил в законе еще большую определенность и непреложность? Они потянулись в свои окраинные места, с тем, чтобы опять при первом же подходящем случае вновь поднять восстание. А во-вторых, появление нового самозванца, так называемого «Тушинского вора», возможность побунтовать как крестьянам, так казакам и дворянам. И вновь около Москвы образовался мятежный антиправительственный лагерь.
Что касается личности второго самозванца, то она до сих пор совершенно не известна. Валишевский описывает, по крайней мере, восемь лиц, взявших на себя риск назваться Лжедмитрием II, в том числе некого еврея. Причем ни по своим физическим качествам, ни по уму новый самозванец даже близко не походил на первого. Но для Польши, где он объявил себя вновь чудом спасшимся царевичем, это опять стало поводом вмешаться в русские дела.
Валишевский так описывает нового самозванца и планы Польши в связи с ним: «Bсe свидетельства отзываются единодушно о неприятной наружности, еще того более непривлекательном характере самозванца, неотесанности его в обращении грубости нрава; все также утверждают, что ни по телесным, ни по духовным качествам новый претендент не походил на первого. Польские источники в этом отношении определеннее других. Поэтому невозможно согласиться с мнением историков, которые желали видеть в этом человеке ставленника Польши. В Кракове могли бы сделать лучший выбор. Впоследствии, когда казалось, что судьба готовить торжество темного авантюриста, на берегах Вислы могла родиться мысль воспользоваться им в интересах Польши или католичества; она выразилась в очень любопытном документе, который нам сообщили как инструкцию, составленную в Польше для самозванца…»
Валишевский не разглашает этот любопытный документ, но он хорошо известен русским историкам как наказ польских иезуитов Лжедмитрию II. Вот текст его, взятый из исторического календаря-альманаха «Россия день за днем» (2005):
«Краткая и точная характеристика Лжедмитрию II дана Царем Михаилом Феодоровичем в письме принцу Оранскому: «Сигизмунд послал жида, который назвался Димитрием царевичем». А русский народ очень метко прозвал его «вором», так как все его личные стремления и собравшихся около него отрядов носили чисто «воровской» отпечаток.
Польские иезуиты, предложившие ему роль самозванца, заботливо дали ему следующий наказ:
«…1. Хорошо, если бы государственные должности и сопряженные с ними преимущества раздавались не по древности рода: надобно, чтобы доблесть, а не происхождение получала награду. Это было бы побуждение для вельмож к верной службе, а также и унии… Не худо бы это распоряжение отложить до унии, а тут раздавать высшие должности в виде вознаграждения более приверженным к ней, чтобы сам государь вследствие унии получил титул царский, а думные его сановники титул сенаторский, то есть, чтобы все это проистекало от папы…
2. Постоянное присутствие при особе царской духовенства (православного) и бояр влечет за собой измены, происки и опасность для государя: пусть остаются в домах своих и ждут приказа, когда явиться.
3. Недавний пример научает, что его величеству нужны телохранители, которые бы без его ведома, прямо, как до сих пор бывало, никого не пропускали во дворец, или где будет государь. Нужно иметь между телохранителями иностранцев, хотя наполовину со своими, как для блеска, так и для безопасности. В комнатные служители надо выбирать с большим вниманием. В телохранители и комнатные служители надо выбирать таких людей, которых счастье и жизнь зависят от безопасности государя, или, говоря ясно, истинных католиков, если совершится уния. Москвитян брать в телохранители, приверженных к унии…
