Иеромонах Прокопий (Пащенко)
Щит веры. Часть 2. Воину-защитнику и гражданскому населению в помощь (ПТСР, боевая психическая травма)
Учение академика А. А. Ухтомского о доминанте. Три характеристики доминанты. Травматическая и «бодрая» доминанты. Святитель Игнатий (Брянчанинов). Психолог Джудит Герман
В эфирах и материалах на тему преодоления травматического опыта предлагается концепция преодоления психологической травмы, основанная на идеях академика А. А. Ухтомского. Ухтомский был старостой единоверческой церкви в Петербурге[89], при этом его авторитет в мире науки был настолько высок, что он не был репрессирован в советские годы; органы силового давления лишь провели с ним беседу, чтобы он хотя бы во время лекций не рассказывал студентам о Боге[90]. Его труды по нейрофизиологии являются базовыми для мировой науки. Не все они печатались в советские годы, потому что где-то он напрямую ссылался на Евангелие, упоминал преподобного Исаака Сирина и т. д. В целом, его научные работы идеально ложатся на православное мышление[91]. Основная концепция Ухтомского – учение о доминанте. Симптомы ПТСР – гипервозбудимость, вторжение травматических воспоминаний, социальная изоляция – укладываются в рамки этой идеи. Эта концепция не придумана им с нуля, целая физиологическая школа работала в этом направлении. В свете концепции о доминанте даже Евангелие и аскетическая святоотеческая письменность становятся более понятными. Если мы понимаем идею доминанты, мы, соответственно, понимаем механизм работы страстей и добродетелей, а помня ещё о действии Божественной силы и о силах инфернальных, мы сможем сложить явление ПТСР в цельную картину. Также, зная концепцию Ухтомского о доминанте, мы будем иметь критерий для отбора информации при чтении научных работ и светских книг по психологии, посвящённых феномену ПТСР.
Доминанта, по учению Ухтомского, – это очаг в коре головного мозга, способный аккумулировать возбуждение. Если человек, находясь, например, на футбольном поле, попереживал, то в следующий раз, попав на футбольное поле, он начнёт переживать не с нуля. Текущий импульс возбуждения приплюсуется к импульсу, который осел в нервных центрах в прошлый раз, и постепенно аккумулирование этого сигнала приведёт к тому, что человек, только попав на футбольное поле, уже будет испытывать фанатский экстаз. Таким образом сформируется условный рефлекс. Доминанта, по идее Ухтомского, мгновенно предоставляет человеку память о прошлом. Например, боксёр только что играл со своим ребёнком и бойцовские навыки не были ему нужны, но как только он перелезет через канаты и попадёт на ринг, у него возникнут определённые ассоциации и включится доминанта, мгновенно превращающая его в боевую машину. Обо всём остальном боксёр в этот момент забудет. Со временем, когда доминанта начнёт подключать всё больше и больше отделов головного мозга, в процесс станет включаться выброс определённых гормонов, то есть с какого-то момента доминанта начнёт влиять и на физиологию.
Доминанта, по мысли Ухтомского, обладает несколькими характеристиками. Во-первых, когда доминанта приходит в движение, импульсы, поступающие в сознание, притягиваются к текущему очагу возбуждения[92]. В практическом смысле это означает, что человек толкует происходящее вокруг исходя из своего текущего очага возбуждения. Авва Дорофей рассказывал такую историю. В сумерках стоял человек, мимо него шли трое других. Первый прохожий подумал, что это блудник ждёт другого блудника, с которым они вместе пойдут блудить. Второй подумал, что это вор ждёт подельника, чтобы пойти воровать. Третий подумал, что этот человек встал пораньше, чтобы пойти на богослужение. Таким образом, каждый воспринял ситуацию исходя из того багажа, который у него был сформирован. То есть мы переинтерпретируем встречающиеся сигналы исходя из текущей доминанты. При ПТСР, например, человек, столкнувшийся со смертью, видя маму с детской коляской, подумает, мол, зачем они рожают детей, ведь мы всё равно все умрём.
Во-вторых, когда доминанта приходит в движение и притягивает к себе все импульсы, поступающие в сознание, в других отделах коры головного мозга параллельно развивается процесс торможения. Понятно, что человек, испытывающий возбуждение по какому-то поводу, слеп и глух ко всему, что не относится сейчас к текущему возбуждению. Например, борец, который выходит на ринг, забывает о том, что у него сломан холодильник. В качестве примера этого свойства доминанты можно привести фильм «Схватка» Майкла Манна (1995) с Аль Пачино и Робертом Де Ниро в главных ролях. Аль Пачино играет детектива, преследующего главаря банды грабителей. Преследование в финале фильма идёт на стройке. На стройке масса шумов, но доминанта детектива в этот момент фиксирует не все звуки, а лишь те, которые относятся к преследованию. То есть звук бетономешалки в данный момент ему неинтересен. Можно также вспомнить кошку, которая слышит, как скребётся мышь. Даже если секунду назад она ластилась к хозяину, откликалась на его поглаживания, то, услышав, что скребётся мышка, она перестанет интересоваться поглаживаниями хозяина. На этом же принципе основаны и ситуации вполне конструктивные: когда человек приходит на рабочее место, даже если он устал, как только он приступит к работе, тут же само собой вспомнится то воодушевление, которое он испытывает обычно во время работы. Соответственно, человек, столкнувшийся с сильным возбуждением, испытает воспроизведение той доминанты, которая была выработана в подобных условиях ранее. Сейчас в психологии также введён в оборот диагноз «комплексное ПТСР». Оно формируется в результате длительного нахождения в состоянии психического давления: например, в результате длительного плена, многолетней травли в школе, продолжительных проблем в семье и т. д.
Третье свойство доминанты состоит в том, что картина мира, которая формируется в сознании человека с определённой доминантой, также определяется текущим очагом возбуждения. То есть человек, который был избит, или девушка, которая была изнасилована, во всех людях начинают подозревать хулиганов и насильников, они боятся выходить из дома, весь колорит, в котором рисуется мир, теперь определяется для них этой травматической доминантой. Святитель Игнатий (Брянчанинов) в статье «О навыках»[93] пишет, что всё то, что мы когда-либо помыслили и сделали, кладёт на нас печать. То есть эти импульсы никуда не уходят: если мы о ком-то грубо сказали или даже подумали, это не пройдёт бесследно, завтра этот гнев и осуждение мы испытаем уже не с нуля, а с какого-то процента. Так, постепенно мы накапливаем какие-то заряды, которые формируют наше восприятие мира, и наши линзы, через которые мы смотрим на мир, становятся искажёнными. Человек, который видел отрезанные головы, сам участвовал в зверствах, будет видеть мир соответственно.
Гипервозбуждение, которое переживает человек во время травматического опыта, оседает в нервных центрах, и, когда человек окажется в похожей ситуации в будущем, у него включится весь комплекс механизмов, сформированных во время переживания травматического опыта (например, на фронте). В научной литературе был описан такой случай. Девушка была изнасилована в помещении, где висели красные занавески. Через несколько лет она пошла на свидание с молодым человеком в ресторан, и там на столе стояла бутылка кетчупа. Один взгляд на эту бутылку запустил тот механизм, который был сформирован у девушки во время травматического опыта, и у неё началась паническая атака. В упомянутой книге «Травма и исцеление» Джудит Герман описывает тот же принцип доминанты (правда, конкретно этот термин не употребляется), рассказывая историю о ветеране Вьетнамской войны, который уже в мирное время реагировал на взрыв фейерверков так, как будто вокруг взрывались бомбы: бежал к машине, чтобы найти пистолет и защищаться.
Однако надо понимать, что Ухтомский даёт нам надежду. Доминанта хранится в архивах памяти[94] таким образом, что те нейроны, которые задействованы во время возбуждения психики, могут быть переконфигурированы нами в более конструктивном направлении. Известный современный миссионер монах Иоанн (Адливанкин), анализируя опыт игровой зависимости, также приводит учение Ухтомского и рассказывает об исследованиях мозга жонглёра. Когда жонглёр жонглирует кеглями, ему нужно внимательно за ними наблюдать. Удивительно, но при сканировании мозга жонглёра было обнаружено появление нового функционального тела. То есть группа нейронов в мозге перестроилась в какую-то новую конфигурацию, чтобы отслеживать именно этот процесс жонглирования. Это похоже на новый желудок, который требует пищи. И применительно к военнослужащим можно привести подобный пример. Один офицер спецназа, который участвовал в Чеченской кампании, рассказывал, что привык всегда считать шаги: если в окно залетит граната, тебе полезно знать, сколько шагов нужно сделать до угла и т. д. Но эта привычка осталась у него и в послевоенное время: он везде ходил, считая шаги. И даже когда его жена пекла на кухне блины и разворачивалась к нему со сковородкой в руках, его тело воспринимало это как боевую ситуацию. Жена удивлялась, видя со стороны, что он как-то странно реагирует: скачет и т. д. Но офицер понимал, что это остаточные явления, которые только со временем были переработаны.
Возможность исцеления и преодоления травматического опыта через переинтерпретацию травматической доминанты. Преподобный Макарий Оптинский. Псалтирь
Итак, общее исцеление – каким оно представляется в свете этого учения и в согласии со святоотеческой мыслью – возможно, когда человек осознанно переинтерпретирует свою травматическую доминанту и направляет рефлексы, которые она запускает, в конструктивное русло. У прп. Макария Оптинского есть толкование строчки псалма Внегда прозябоша грешницы яко трава, и проникоша вси делающии беззаконие (Пс. 91, 8), очень похожее на описание действия доминанты. По мысли прп. Макария, пока страсть себя не проявила, нам трудно с ней бороться, трудно её подцепить. Но когда в человеке вспыхнул гнев, если он начнёт молиться за обидчика, он начнёт эту страсть в себе искоренять.
Вообще идея Ухтомского, совпадающая с мыслью свт. Игнатия (Брянчанинова), состоит в том, что, когда доминанта приходит в движение, всё, что мы сделаем в момент возбуждения, запомнится, «запишется» и воспроизведётся автоматически в следующий раз. Между доминантой и страстью в данном контексте можно поставить знак равенства, так же как между доминантой и добродетелью, ведь механизм может быть и благим. То есть, если мы, испытывая гнев на кого-то, помолились за обидчика, в следующий раз, когда мы его увидим, нам будет даже несколько приятно на него смотреть, потому что вспомнится и то, что мы за него помолились. Соответственно, здесь и обнаруживается надежда: мы понимаем, что травматический опыт может быть перестроен, переинтегрирован.
Приведём конкретный пример того, каким образом может происходить постепенное исцеление через переинтерпретацию доминанты. У одного человека было ПТСР, развитое не в результате боевых действий. Он находился в самолёте, который упал в воздушную яму, и это ощущение близкой смерти наложило такой отпечаток на его психику, что впоследствии он приходил в состояние ужаса не только при виде самолётов, но и при виде какого-нибудь огонька машины. Он работал с самым лучшим психологом одного крупного мегаполиса, и за несколько лет терапии – никаких результатов. Но исцеление возможно, если этот человек при приближающемся состоянии ужаса просто возьмет и начнёт читать Псалтирь. В Псалтири есть важные смыслы. Можно сказать, что царь Давид тоже был на грани ПТСР: несколько лет он был в бегах, за ним охотился вооружённый отряд царя Саула, его хотели убить. И многие псалмы об этом говорят: он на краю гибели, со всех сторон его обложили, нет никакого выхода, но Господь – его прибежище и сила. Таким образом, в псалмах есть элемент отчаяния: Объяли меня муки смертные, и потоки беззакония устрашили меня; цепи ада облегли меня, и сети смерти опутали меня (Пс. 15, 5–6). Но в то же время есть и отдушина – вера. Есть элемент отчаяния, и есть элемент надежды. То есть, если человек в момент действия травматической доминанты начнёт метаться, в следующий раз ему будет только хуже, потому что эти метания организмом будут запомнены. Но если он – даже через силу – откроет Псалтирь и начнёт читать, – в следующий раз, когда у него будет состояние ужаса перед падением в «воздушную яму», эти слова псалмов автоматически всплывут в его сознании и переадресуют его уже к другой доминанте.
Согласно учению Ухтомского, мы можем переконструировать доминанту, внеся в неё новые смыслы. Поэтому нужно дать травмированному человеку возможность в каких-то новых ракурсах посмотреть на происшедшее – на скорби, потери. Святые отцы говорят, что, если ты что-то потерял или у тебя что-то украли и ты добродушно это примешь, Бог вменит тебе это в акт милосердия. На основе Истины мы даже в такие ситуации вносим новые смыслы, которые меняют характер травматического возбуждения. Ухтомский также считает, что с сильной доминантой бесперспективно бороться «в лоб». Это касается не только ПТСР, но и наркомании, и всех страстей, потому что в момент возбуждения импульсы, попадающие в сознание, пере-адресуются к текущему очагу. Подобно и с наркоманом или человеком, пережившим какую-то катастрофическую ситуацию: если мы начнём говорить о наркотиках или об этой ситуации – возникнет риск того, что мы только усилим текущее возбуждение. И поэтому Ухтомский считает, что перспективней создавать новую конструктивную, бодрую доминанту, которая, усилившись, притормозит патологическую. И здесь не надо бояться никакого вытеснения. Когда Зигмунд Фрейд говорил о вытеснении, в чём-то он был, конечно, не прав. Все эти вытеснения, неврозы случаются только тогда, когда человек испытывает чувство ненависти и пытается усилием воли его заглушить, продолжая при этом ненавидеть. Но если человек начинает, например, молиться за обидчика, то, если сказать кратко, те самые нейроны, те самые отделы коры головного мозга, которые участвовали в ненависти, – они перевоспитываются. Мы знаем, что великие грешники, великие разбойники, такие как Моисей Мурин, например, становились великими святыми. Кстати, среди монахов очень много воинов. Дисциплина, к которой они приучились на войне, помогает им приучиться к дисциплине монастырской. Таким образом, возможность преодоления ПТСР видится в обогащении человека смыслами, в появлении у человека высшего, духовно-культурного этажа личности, когда он начинает с новых углов смотреть на тот опыт, который был с ним раньше. И, обогащая человека, мы даём ему основу для того, чтобы этот опыт был перестроен.
Человек как субъект. Война и любовь. Два пути на войне: путь зверя и путь православного воина. Психолог А. В. Брушлинский. Епископ Митрофан (Баданин). Книга «Путь архистратига. Преодоление зверя»
Известный русский психолог А. В. Брушлинский в перестроечные годы издал книгу о психологии субъекта[95]. Субъект – это человек, находящийся на высших этажах своего творческого развития, тот, кто решает. Нормальная психологическая практика предполагает выведение человека из состояния объекта, когда человек воспринимает себя жертвой обстоятельств, – в состояние субъекта, когда человек что-то может решать. Надо сказать, что некоторые виды психологической помощи до сих пор продолжают бесперспективно работать с человеком как с объектом. Например, человек, который был в плену, которым манипулировали, помыкали, попадает в кабинет психотерапевта, где ему точно так же назначают препараты и так далее – сам человек в процессе не участвует, – и получается, что он оказывается в этом же подчинённом состоянии. Брушлинский говорит, что тоталитаризм – это не дубинка, а отношение к человеку как к вещи. Он на большом массиве данных показывает, что импульсы окружающей среды проникают в нас не напрямую, а проходя сквозь барьер наших внутренних условий. Иными словами, если два солдата окажутся в одной и той же обстановке, у одного будет ПТСР, а у другого не будет, потому что у них разный внутренний багаж, разный внутренний опыт, разные взгляды на мир. И вот этот травматический импульс, проходящий через внутренний багаж человека, на выходе даёт разное значение. Словами апостола Павла, любящим Бога всё содействует ко благу (Рим. 8, 28). Можно вспомнить историю одного из первых мучеников. Когда отец узнал, что он верующий, он его посадил в подвал, чтобы тот голодал. А у того не было ПТСР, он радовался, что наконец может в безмолвной молитве, в строжайшем посте угодить Богу. Соответственно, человек этот импульс воспринимал иначе.
Обогащая воина, прививая ему такое качество, как любовь, можно вывести его из состояния ПТСР. Трудно сразу понять, как это – война и любовь. У епископа Митрофана (Баданина) (вкратце о нём и о его тесте мы уже упоминали) есть замечательная книга, которая называется «Война и любовь»[96]. Он описывает своего отца, у которого было ПТСР и который ушёл в алкоголь, а также описывает своего тестя, у которого было несколько Орденов Красного Знамени. Вроде, тесть даже не был верующим человеком, но его большая любовь к супруге и супруги – к нему помогла ему не войти в состояние ПТСР. То есть у человека была как раз та самая доминанта, которая помогает переосмыслить события. Одно дело, когда ты просто убиваешь, как зверь, другое дело – когда ты защищаешь любимых людей.
Отсюда можно перейти к концепции двух воинов. Есть замечательная книга протоиерея Димитрия Василенкова, участника взаимодействия Церкви с Вооружёнными силами, и протодиакона Владимира Василика «Путь Архистратига. Преодоление зверя»[97], о которой мы уже кратко упоминали. В этой книге описываются две концепции воина. Одна концепция, популярная сейчас в США, – это путь волка: стать «волком», чтобы выжить, то есть адаптироваться к театру боевых действий, но со знаком минус. Отбросить в себе всё человеческое путем негативных практик и действовать на уровне рефлексов. Но христианскому взгляду очевидно, что если человек однажды стал волком, открыл себя навстречу злу, то стать человеком обратно крайне тяжело. Возможно, поэтому такой высокий процент самоубийств среди тех, кто пошёл этим путём. Второй путь – это путь православного воина – того, кто должен остановить зло, с оружием в руках, там, где требуется, но не пропитаться этим злом самому. Епископ Митрофан (Баданин) говорит, что там, где у человека нет веры, почти неизбежно он скатывается в какие-то зверства, отвечает на них ещё большими зверствами. Можно добавить: если у человека нет веры и этики. Так, у советских офицеров веры не было, но была какая-то этика, а сейчас она стала растворяться. Если у человека нет той положительной доминанты, с помощью которой он может переосмыслить события, – видя отрезанные головы, он неизбежно скатится. Если у наших воинов не будет той самой положительной доминанты, то, с большей или меньшей степенью вероятности, сталкиваясь с бесчеловечным отношением к людям в лице противников, наши воины также пропитаются этим духом, потому что трудно, борясь со злом, не пропитаться злом. Это хорошо было показано в упомянутом выше фильме «Апокалипсис сегодня». У наших военнослужащих тоже популярны идеи нацизма, тоже популярна свастика, поэтому идея денацификации – это тема, требующая уточнения, потому что даже в России это популярно. Это как раз и есть путь волка: стать сильным, стать зверем…
Конкретный пример воинов, избежавших ПТСР, приводит Джудит Герман в книге «Травма и исцеление». Она рассматривает данные исследования, в котором участвовало десять ветеранов Вьетнама, у которых не развилось ПТСР, то есть они прошли войну, но никакого посттравматического стрессового расстройства у них не было. Если перевести выводы исследований на понятный язык, обнаружилось, что всех этих ветеранов на войне объединяло четыре фактора. Во-первых, эти солдаты не участвовали в зверствах ни по отношению к живым, ни по отношению к умершим, у них не было расчеловечивания противника. Во-вторых, они не ощущали себя «песчинкой в адском котле», у них была какая-то точка зрения сверху, они понимали, что не могут остановить войну, но могут быть ответственными в своей ближайшей зоне – сохранять человеческие отношения в своём окопе, в своём отряде и т. д. В-третьих, они понимали меру своей ответственности, у них была совесть, они понимали, что если сейчас ситуация аномальная, то это не значит, что можно вести себя аномально и орать на своих подчинённых. И, в-четвёртых, они заботились друг о друге. Всё это очень важно, потому что человек, ощущающий себя объектом, песчинкой, видя катастрофические изменения вокруг, начинает ужасаться, потому что у него нет никакой осмысленной позиции, взгляда «сверху». Другое дело, если человеку привить мысль: хоть ты и не можешь остановить эту войну, но в зоне твоей ответственности хотя бы не терроризировать своих детей, свою жену, и этот фактор заботы о ком-то другом поможет тебе самому справиться с критической ситуацией.
