Фрэнсис Элиза Ходжсон Бёрнетт
Приключения маленького лорда
Глава XIV
Уличена
Просто удивительно, какие необыкновенные события случаются в самое короткое время. По-видимому, в течение нескольких минут судьба маленького мальчика, который свешивал свои ножки в красных чулочках с высокого стула мистера Гоббса, изменилась, превратив его из бедного ребёнка в английского лорда, наследника графского титула и громадного богатства. И как это ни удивительно, в ещё более короткий промежуток времени к нему вернулось то, что он мог потерять.
Это заняло мало времени, потому что женщина, называвшая себя леди Фаунтлерой, была хоть дурной, но далеко не ловкой, и, когда мистер Гавишем засыпал её каверзными вопросами относительно её брака и сына, она сбилась и вызвала в нём сомнения. Потом она потерялась, рассердилась и в припадке гнева ещё больше выдала себя. Больше всего ошибок делала она, говоря о сыне. Никто не сомневался в том, что она была женой Бевиса, лорда Фаунтлероя, что она поссорилась с ним и получала от него плату за то, чтобы жить отдельно, но мистер Гавишем увидел, что она говорит неправду, рассказывая, будто её сын родился в Лондоне. Как раз в то время, когда все волновались из-за этих событий, Гавишем получил письма от молодого нью-йоркского адвоката и от мистера Гоббса.
Что было после прочтения этих писем! Прежде всего мистер Гавишем с графом прошли в библиотеку и стали строить различные планы!
– После третьего свидания с ней, – сказал мистер Гавишем, – я начал сильно подозревать её, так как увидел, что её сын старше, чем она уверяет. Потом, говоря о времени его рождения, она часто сбивалась, стараясь, чтобы я не заметил этого. Письма из Америки во многих отношениях подтверждают мои подозрения. Мне кажется, лучше всего тотчас же вызвать телеграммой братьев Типтон, не показывая ей нашего недоверия, и, когда они приедут, заставить её неожиданно встретиться с ними. Она очень неловкая заговорщица. Я думаю, она испугается, потеряется и выдаст себя.
Так и сделали. Ей ничего не сказали, и Гавишем продолжал навещать её, делая вид, что он наводит о ней справки. Она ободрилась, почувствовала уверенность и сделалась дерзкой.
Как-то утром, когда Минна сидела в своей гостиной в отеле, называвшемся «Доринкоуртский герб», и мечтала о будущем, ей доложили, что её желает видеть мистер Гавишем. Он вошёл в комнату, а за ним показались ещё трое: мальчик с умным лицом, рослый молодой человек и, наконец, сам граф Доринкоурт.
Она вскочила со стула и от ужаса закричала. Двоих из этих посетителей она никак не ждала увидеть, думая, что они за много тысяч миль от неё. Вернее, она очень редко вспоминала о них и надеялась, что никогда уже их не увидит. Надо сознаться, что Дик немножко усмехнулся.
– А, Минна! – сказал он.
Высокий молодой человек – это был Бен – стоял молча и только смотрел на неё.
– Вы её знаете? – спросил мистер Гавишем, переводя глаза с Дика на Бена и с Бена на Дика.
– Да, – сказал Бен, – я знаю её, а она знает меня.
Он повернулся к ней спиной и, подойдя к окну, стал смотреть в него, точно ему не хотелось видеть свою бывшую жену. Это действительно было так. Минна, видя, что все её планы разрушились, что её уличили в обмане, совершенно перестала сдерживаться и пришла в такую ярость, припадки которой Дик и Бен часто наблюдали прежде. Дик улыбнулся в ответ на её бранные слова и угрозы, которыми она их осыпала. Бен даже не повернулся к ней.
– Я могу под присягой показать, кто она, – сказал он мистеру Гавишему. – И приведу с дюжину свидетелей, которые её знают. Её отец – вполне почтенный человек, хотя и очень бедный. Её мать была не лучше её самой. Она умерла, но отец жив, и, думаю, ему будет стыдно за дочь. Он скажет вам, кто она и венчалась ли она со мной или нет.
Потом вдруг он внезапно, сжав руки, повернулся к ней и спросил:
– Где ребёнок? Он уедет со мной. Он не будет больше знать тебя, да и я тоже.
Как раз в ту минуту, когда Бен говорил это, дверь в спальню немножко приоткрылась, и мальчик, вероятно привлечённый громкими голосами, выглянул в щёлку. Его не особенно красивое личико было всё-таки привлекательным, и он очень походил на своего отца Бена. На его подбородке был виден большой шрам.
Бен подошёл к нему, дрожащей рукой взял его за ручку и сказал:
– Да, я могу под присягой сказать, кто он. Том, – прибавил Бен, обращаясь к мальчику, – я твой отец и беру тебя с собой. Где твоя шляпа?
Том показал на стул. По-видимому, ему было приятно, что его уведут. Он уже привык к самым странным приключениям, и его не удивило, что незнакомый человек сказал ему, будто он его отец. Ему не нравилась женщина, приехавшая за несколько месяцев перед тем в деревню, в которой он воспитывался все последние годы, и объявившая, что она его мать. Теперь он обрадовался новой перемене. Бен взял его шляпу и пошёл к двери.
– Если вам нужно будет повидать меня, – сказал он мистеру Гавишему, – вы знаете, где меня найти.
Он вышел из комнаты, держа ребёнка за руку и даже не взглянув на Минну. Она была вне себя от бешенства. Граф же спокойно смотрел на неё через очки, которые неторопливо надел на свой орлиный нос.
– Полно, полно, – сказал Минне мистер Гавишем. – Это совсем не годится. Если вы не желаете, чтобы вас заперли, успокойтесь!
Он говорил серьёзным, деловым, непререкаемым тоном, и она, вероятно, решила, что ей лучше исчезнуть. Посмотрев на всех свирепым взглядом, Минна бросилась в соседнюю комнату и с силой захлопнула за собой дверь.
– Больше она не будет беспокоить нас, – сказал мистер Гавишем.
И он был прав, потому что в тот же вечер Минна уехала из гостиницы, села в лондонский поезд и больше уже никогда не возвращалась.
Выйдя из комнаты, граф подошёл к своему экипажу.
– В Коурт-Лодж, – приказал он Томасу.
Томас повторил эти слова кучеру и, садясь рядом с ним на козлы, заметил:
– Поверьте мне, вышло что-то неожиданное.
Когда карета остановилась подле Коурт-Лоджа, Цедрик сидел в гостиной с матерью.
Граф вошёл без доклада. Казалось, он стал выше прежнего и помолодел на несколько лет. Его впалые глаза блестели.
– Где лорд Фаунтлерой? – спросил он.
Миссис Эрроль вспыхнула и пошла ему навстречу.
– Он – лорд Фаунтлерой? – обратилась она к графу. – Действительно?
Граф пожал её руку и ответил:
– Да, действительно.
И он положил другую руку на плечо Цедрика.
– Фаунтлерой, – сказал старик своим обыкновенным повелительным тоном, – спроси свою мать, когда она приедет к нам в замок.
Фаунтлерой обнял ручками шею миссис Эрроль.
– Чтобы жить с нами! – воскликнул он. – Всегда-всегда?
Граф смотрел на миссис Эрроль, а молодая женщина смотрела на графа. Старый лорд говорил вполне обдуманно. Он решил, не теряя времени, устроить всё это дело, так как начал думать, что хорошо было бы подружиться с матерью своего наследника.
– А вы действительно хотите, чтобы я переехала к вам? – спросила молодая женщина с мягкой улыбкой.
– Действительно, – отрывисто сказал граф. – Мы всегда этого хотели, но не вполне знали, что это нам нужно. Надеемся, вы приедете.
Глава XV
Восьмой день рождения
Бен и Том поехали в Калифорнию, но старший Типтон возвращался туда гораздо более богатым человеком, чем уехал. Перед его отъездом с ним виделся мистер Гавишем и сказал ему, что граф Доринкоурт пожелал сделать что-нибудь для мальчика, который некоторое время считался лордом Фаунтлероем. Граф решил завести собственное скотоводство в Калифорнии, поручить дело Бену и давать ему за это очень большое жалованье.
Итак, Бен вернулся в Калифорнию в качестве будущего управляющего фермой графа, которой он мог распоряжаться как хозяин. Со временем эта ферма действительно перешла в его руки, и его сын Том вырос на ней и сделался славным молодым человеком. Он преданно любил отца, и они прожили всю жизнь счастливо и в довольстве. Бен то и дело говорил, что Том отплатил ему добром за всё и загладил те неприятности, которые перенёс его отец.
Дик же и мистер Гоббс, который тоже приехал в Англию, желая посмотреть, как пойдут дела Цедди, ещё долго не возвращались. Граф решил позаботиться о Дике и дать ему хорошее воспитание, а мистер Гоббс сказал сам себе, что, раз он оставил хорошего приказчика в лавке, он может дождаться празднества в честь восьмого дня рождения маленького лорда. По случаю этого торжества в Доринкоурт пригласили всех фермеров с их жёнами и детьми. В парке предполагалось устроить пир, танцы, игры, а вечером зажечь костры и фейерверк.
– Точно Четвёртое июля, – сказал лорд Фаунтлерой. – Как жаль, что день моего рождения не четвёртого, потому что тогда можно было бы праздновать сразу то и другое.
Надо сознаться, что сначала граф и мистер Гоббс не слишком близко сошлись. Дело в том, что Доринкоурт знал немногих бакалейщиков, а мистер Гоббс никогда не видел раньше ни одного графа, потому во время их редких встреч разговор не клеился. Надо также сказать, что великолепие, окружавшее маленького лорда, ошеломляло бакалейщика.
Его поразили каменные львы, воротца, аллеи. Когда же он увидел замок, цветники, оранжереи, террасы, павлинов, подземелья, гербы, большую лестницу, конюшни, ливрейных слуг и прочие атрибуты роскоши, он совершенно потерялся. Но последний удар ему нанесла картинная галерея.
– Это что-то вроде музея? – спросил он маленького лорда, когда тот отвёл его в большую красивую комнату, увешанную портретами.
– Н… нет, – с некоторым сомнением ответил Фаунтлерой. – Мне кажется, это не музей. Дедушка говорит, что это мои прадеды.
– Все ваши дедушки? – вскрикнул мистер Гоббс. – Все? Верно, внучатые дяди? Ну и семейка была! Неужели отец воспитал их всех?
Он уселся на стул и с волнением стал рассматривать портреты. Наконец маленький лорд с трудом объяснил ему, что все те люди, портреты которых украшали стены, жили не в одно время и не были братьями и сёстрами.
Цедди даже пришлось призвать на помощь миссис Меллон, которая про каждый портрет могла рассказать что-нибудь и объяснить, кто написал его. Кроме того, она пространно рассказывала разные истории обо всех этих лордах и леди. Когда мистер Гоббс наконец понял всё и прослушал несколько рассказов, ему очень понравилась картинная галерея, пожалуй, даже больше всего остального. Позже он часто приходил из деревни, в которой жил в гостинице, и около получаса или больше проводил в портретной комнате, рассматривая различных леди и джентльменов, тоже смотревших на него, и почти всё время многозначительно покачивал головой.
– И все они были графы, – повторял Гоббс, – или почти графы! И он сделается таким же, и ему будет принадлежать всё.
В глубине души графы и их образ жизни были совсем не так противны ему, как следовало ожидать. Неизвестно, не изменились ли его американские взгляды от более близкого знакомства с замками и предками. Как бы то ни было, он однажды высказал замечательную и совсем неожиданную мысль:
– Право, если бы я сам был графом, это не рассердило бы меня.
День рождения маленького лорда прошёл отлично, и мальчик очень веселился.
Парк, заполненный толпой народа в праздничных платьях, флаги, которые развевались над палатками и над замком, – всё это казалось ему очень красивым. Никто из тех, кто мог приехать на праздник, не остался дома, потому что всем было приятно, что маленький лорд Фаунтлерой остался лордом и мог со временем сделаться хозяином Доринкоурта. Каждому хотелось посмотреть на него и на его хорошенькую мать, которую многие успели полюбить.
Из-за того что Цедрик любил графа и доверял ему, теперь положительно все относились лучше к старику. Кроме того, многим нравилось, что он подружился с матерью своего наследника и почтительно обходился с ней. В толпе говорили также, что, живя близ молодого лорда и миссис Эрроль, граф, наверное, со временем превратится в кроткого, добросердечного владельца замка.
Какие громадные толпы народа скучились под ветвями деревьев, в палатках и на лугах! Тут были фермеры и фермерши в новых костюмах, праздничных платьях, чепцах и шалях, девушки и молодые люди. Дети бегали и резвились, старушки в красных плащах болтали между собой.
В замке тоже собралось много гостей, чтобы посмотреть на народный праздник, поздравить графа и познакомиться с миссис Эрроль. Приехали леди Лорридель и сэр Гарри, сэр Томас Эш с дочерьми, конечно, мистер Гавишем и, наконец, красавица мисс Вивиан Герберт в прелестном белом платье и с кружевным зонтиком в руках, а также множество молодых людей, которые всячески старались угодить ей, хотя, по-видимому, Фаунтлерой нравился ей больше, чем все они, вместе взятые. Когда Цедрик увидел её, он подбежал к ней и обнял ручками её шею. Она тоже обняла его и поцеловала так горячо, точно он был её маленьким братишкой.
– Дорогой маленький лорд Фаунтлерой, милый! – сказала она. – Я так рада, так рада.
После этого она пошла с ним гулять и с удовольствием осматривала всё, что он показывал. Он вскоре отвёл её туда, где сидели мистер Гоббс и Дик, и представил ей их.
– Вот это мой старый-старый друг мистер Гоббс. Мисс Герберт, а это мой другой старинный приятель – Дик. Я уже рассказал им, какая вы хорошенькая, и обещал, что они вас увидят, если вы приедете сегодня.
Мисс Вивиан обоим пожала руки и ласково заговорила с ними об Америке, об их путешествии и жизни в Англии. Фаунтлерой стоял подле неё, и его щёки так и горели от восторга. Он был рад, что она, очевидно, понравилась и Дику, и мистеру Гоббсу.
– Ну, – позже сказал Дик, – она самая хорошенькая девушка, которую я когда-либо видел. Она – настоящий цветок.
Когда мисс Вивиан проходила, все оборачивались на неё, а также на маленького лорда. Солнце блистало, флаги развевались, почти все играли в разные игры, танцевали, и маленький лорд чувствовал себя безоблачно счастливым.
Весь мир казался ему прелестным.
В замке был ещё один бесконечно счастливый человек – богатый и знатный старик, который, несмотря на всё, что он имел, прежде не часто бывал по-настоящему счастлив. Может быть, именно потому, что граф стал лучше, чем был прежде, он также сделался и счастливее. Правда, граф не превратился в такого доброго и справедливого человека, каким считал его Фаунтлерой, но всё же, по крайней мере, он начал чувствовать любовь к близким и несколько раз испытал удовольствие, сделав добро по просьбе маленького доброго мальчика. И это было только начало.
С каждым днём миссис Эрроль всё больше и больше нравилась ему. Правду говорили: он уже начал любить её. Его восхищал её нежный голосок и её милое лицо. Сидя в своём кресле, он любил наблюдать за нею и слушать, как она разговаривает со своим сыном. До графа долетали ласковые, кроткие слова, слышать которые было для него новостью, и он начал понимать, почему мальчик, живший на глухой нью-йоркской улице, знавший бакалейщиков и друживший с чистильщиками сапог, был таким хорошо воспитанным, добрым маленьким существом, что никто не мог за него покраснеть, даже когда судьба превратила его в наследника английского графского титула и замка.
В сущности, всё было очень просто: он стал таким только потому, что жил близ доброго, кроткого сердца, научился добрым мыслям и понял, как необходимо заботиться о других. Может быть, это и немного, но, по сути, такое отношение к людям важнее всего на свете. Цедди прежде ничего не знал о графах и замках, никогда не видел ничего великолепного, но всегда внушал к себе любовь, потому что сам любил и был прост.
Когда старый граф Доринкоурт в этот день наблюдал, как его наследник, расхаживая по парку посреди толпы народа, разговаривает со знакомыми фермерами и крестьянами, как быстро отвечает на поклоны, как занимает своих друзей – Дика и мистера Гоббса, как мило, скромно стоит подле матери или мисс Герберт, прислушиваясь к их разговорам, старик чувствовал себя вполне довольным. Особенно же доволен был граф, когда они с Цедди подошли к большой палатке, в которой обедали самые крупные из доринкоуртских фермеров.
Фермеры выпили за здоровье многих и осушили стаканы в честь графа с бо´льшим рвением, чем когда бы то ни было раньше. Потом кто-то из них предложил выпить за здоровье маленького лорда Фаунтлероя. Право, если ещё можно было сомневаться в том, что фермеры любят мальчика, это сомнение сейчас же рассеялось бы: такой раздался громкий звон стаканов и шум аплодисментов. Простодушные крестьяне так искренне полюбили Цедди, что позабыли обычную сдержанность в присутствии дам и джентльменов из замка. Они громко кричали, а крестьянки нежно посматривали на маленького лорда, который стоял между матерью и старым графом, и со слезами на глазах говорили одна другой:
– Благослови Боже нашего голубчика.
Маленький лорд был в восторге. Он улыбался, раскланивался и краснел от удовольствия до самых корней своих светлых волос.
– Они кричат, потому что любят меня, Дорогая? Да? – спросил он. – Да, Дорогая? Я так рад.
Граф положил руку на плечо ребёнка и сказал:
– Фаунтлерой, поблагодари их за доброту.
Фаунтлерой поднял глаза сперва на дедушку, а потом на мать.
– Я должен поблагодарить их? – немножко застенчиво спросил он.
Миссис Эрроль улыбнулась ему в ответ, улыбнулась и мисс Герберт, и обе утвердительно кивнули. Тогда Цедди выступил вперёд. Все повернулись к нему. Какой хорошенький был он, какое доверие выражалось на его смелом личике! Он заговорил как можно громче, и его детский голосок зазвенел как колокольчик.
– Я так благодарен вам, – сказал маленький лорд, – и, надеюсь, вам будет весело сегодня, потому что я тоже веселюсь. Я очень рад, что сделаюсь графом. Сперва мне не хотелось этого, но теперь хочется. Я очень люблю замок, парк, деревню и всё-всё нахожу красивым. И… и… и… когда я сделаюсь графом, я постараюсь быть таким же добрым, как мой дедушка.
Раздались крики и рукоплескания. С лёгким вздохом облегчения маленький лорд вернулся обратно, взял дедушку за руку и с улыбкой прижался к нему.
Тут и следовало бы окончить мой рассказ, но мне нужно сказать ещё несколько слов о мистере Гоббсе. Жизнь знатных людей так понравилась бакалейщику и ему до того не захотелось расстаться со своим молодым другом, что он продал свою лавку в Нью-Йорке и завёл торговлю в английской деревне Эрльборо. Лавка эта находилась под покровительством замка, а потому торговля шла чудесно. Хотя Гоббс никогда не сошёлся близко с графом, он стал большим поклонником знати, каждый день читал светские новости и следил за всем, что делается в палате лордов. Когда лет через десять Дик, окончив образование, собрался поехать в Калифорнию к брату и спросил бакалейщика, не думает ли он тоже вернуться в Америку, Гоббс решительно покачал головой.
– Я не хочу жить там, – сказал он. – Я поеду в Америку, но ненадолго. Мне нужно быть невдалеке от него и смотреть за ним. В Америке хорошо молодым, но в ней есть много недостатков: ведь там во всей стране не найдёшь ни одного предка, ни одного графа!
