Филипп Тагиров
Автоэротизм
7. «Все, чего вам не доставало»
Энтони проснулся от стука в окно машины. Разлепляя ленивые со сна веки, он понял, что Энжи не подала сигнала тревоги, значит, все было в порядке. За стеклом пассажирской дверцы виднелось лицо Стрэй. Он поднял спинку своего кресла и открыл дверь.
– Привет, – сказала Стрэй.
– Доброе утро, – хрипло пробормотал он и прокашлялся, чтобы вернуть голос.
Стрэй засмеялась.
– Утро, – повторила она. – Да день уже давно! Я тут тебе кое-что принесла.
Она протянула ему бумажный стаканчик с кофе.
Он взял и отхлебнул маленький глоточек. Язык приятно обожгло. Ему показалось, что окружающие предметы становятся четче, а их цвета – чуточку ярче. Вкус удивил его, пробудив вдруг какие-то давние, дорогие сердцу воспоминания.
– Не эрзац? – удивился он.
– Ага, настоящий, – кивнула Стрэй.
– Где ты его раздобыла?
– У них есть немного. Я подумала, что сегодня могу себе это позволить.
– Господи! – Энтони отпил еще глоток, побольше, и какое-то время смаковал вкус. – Представляю, сколько они с тебя содрали!
Она улыбнулась.
– Ничего. Я не миллионер, конечно, но в конце концов я у тебя в долгу.
– Спасибо, – сказал Энтони и сделал еще пару глотков.
– О, ты читаешь? – Стрэй показала на книжку, лежащую на пассажирском сидении. Вчера перед сном Энтони нашарил ее под педалями, куда она упала во время их сумасшедшей гонки, но был настолько вымотан, что просто бросил ее рядом. – Можно?
Он протянул книжку Стрэй.
– Борхес, – с интересом прокомментировала она.
На обложке не было имени автора, только название. Значит, она тоже отдала часть своей жизни буковкам и другим мирам.
– Читала?
– Другие рассказы. Эту только как-то вертела в руках.
Энтони допил кофе. Насколько же замечательно, подумал он.
– Возьми, – сказал он. – Почитаешь.
– О как. Спасибо. А как же ты?
– Я перечитывал. И уже не первый раз.
Он вышел из машины и потянулся. Солнце стояло высоко, согревая своим участием неблагодарную пустыню. Чуть поодаль из сухой земли росли несколько домиков и пара фургонов без колес. Метрах в десяти расположился ремонтный гараж, где сейчас отдыхал внедорожник Стрэй. По свежим масляным пятнам на ее джинсах Энтони понял, что ночь и первую половину дня Стрэй провела за ремонтом. На рубашке Стрэй в крупную белую и темно-серую клетку пятен не было, видимо, она надела ее недавно.
Он обошел Энжи.
– Ты вообще спала?
– Конечно. Как убитая: ужасно вымоталась. Встала с рассветом.
– Как продвигается? Помочь?
Стрэй покачала головой.
– Да нет, я почти закончила. Это, конечно, не Корпорация, но все что нужно, у них было. Зато никаких вопросов.
Он кивнул.
– Пойду умоюсь и закажу что-нибудь, – сказал он.
– У них нет влажных салфеток, – предупредила Стрэй. – Но они дадут немного воды и мочалку. Обдираловка, конечно. В смысле денег.
– Сойдет, – одобрил Энтони, – Тебе взять что-нибудь?
– Нет, спасибо. Я уже поела.
– Ну ладно. Я скоро вернусь. Если все-таки понадобится помощь, скажи.
Он направился к самому большому строению. Над входом была приколочена вывеска «Все, чего вам не доставало». Рядом стоял чей-то старый, побитый, покрытый оспинами ржавчины автомобиль.
Они добрались до этого места ближе к полуночи. Валились с ног – день у обоих, похоже, выдался утомительным. Но прежде, чем закрыться в Энжи и отойти ко сну, Энтони было необходимо прояснить некоторые вещи. Однако, не успел он выразить удивление тому, что два странника уже второй раз за несколько дней встречаются лицом к лицу в безграничной пустыне, где прихоть дорог уже давно должна была раскидать их по совершенно разным районам, как женщина сама вдруг набросилась на него с вопросом, не преследует ли он ее и, если да, то зачем. Подозрительность очень быстро проникает глубоко под кожу всем, кто привыкает балансировать на грани закона, подумал Энтони. И уж тем более тем, кто снова и снова пересекает эту грань. Не выходя из машины, она настороженно поинтересовалась, не был ли Энтони заодно с преследовавшими ее копами и не вывел ли он их на нее. Энтони удивился. Она же посылала сигнал бедствия на частотах неокольцованных навигаторов, и то что он, как минимум, распознал этот сигнал, разве не должно о чем-то свидетельствовать? Да и если он заодно с копами, зачем ему спасать ее от них, когда они ее уже почти достали? А если он работает не на Государство, а на Корпорацию, предположила она, но уже менее уверенно. Энтони рассмеялся. Что в ней или у нее такого ценного, что против нее будет плестись вселенский заговор? Она призналась, что не знает. Возможно, груз, который она перевозит, какой-то очень важный. Ведь в любом случае государственные копы же за ней увязались. Энтони сказал, что все подобные вопросы он равным образом мог бы адресовать и ей. Она согласилась: патовая ситуация. Потом, помолчав, извинилась и сказала, что выходит из машины. Продолжать подозревать друг друга можно еще долго, но он ведь мог и проигнорировать ее сигнал, мог дальше заниматься своими делами и не подвергать себя ничем неоправданному риску, признала она. Он тоже вышел из Энжи. Как знак доверия, женщина показала Энтони маршрутный лист, который она получила от своего координатора и по которому доставляла какой-то чип с зашифрованной информацией.
Она сказала, что ее зовут Стрэй и внезапно призналась, что она не навигатор. Просто обычный человек. Частотный спектр диких навигаторов сохранился в машине, которая когда-то принадлежала ее другу, с которым они долгое время колесили вместе. Вот он-то и был навигатор. Он погиб несколько месяцев назад. Как? Прости, это неважно. Стрэй продолжила работать с его координатором и время от времени доставляла какие-то заказы, которые, видимо, нельзя было доверить официальной почтовой службе.
Однако, разговоры разговорами, а надо было как-то решать и насущные вопросы. Они постучались в дверь под вывеской «Все, чего вам не доставало». Дверь была закрыта и долгое время никто не выходил. Потом появился встревоженный пожилой мужчина с двуствольным обрезом и женщина средних лет, которая выглядела намного спокойнее своего спутника. В окнах одного из фургонов неподалеку зажегся свет. Они договорились насчет ремонтной мастерской и скромного ужина из консервированной фасоли, которая на вкус показалась им даже очень похожа на настоящую, но едва ли она была из старых запасов, а кто бы додумался привозить гидропонику из города в такую глушь? Да и стоила бы такая фасоль на несколько порядков дороже. Женщина, разогревавшая им ужин, предложила переночевать в одном из домишек, но они предпочли спать в своих машинах. Прежде чем забраться в свой внедорожник, Стрэй еще раз поблагодарила Энтони за то, что он спас ее. И долго молча разглядывала его лицо, выхваченное из ночи светом фар Энжи, будто бы пытаясь прочитать на нем что-то неведомое самому Энтони.
Сейчас Энтони с аппетитом уминал синтетические сосиски с макаронами. В помещении было душно, но все же попрохладнее, чем под палящим солнцем. Он запил свой завтрак разведенным порошком «Утренний витамин», взял сигарет, расплатился и направился в гараж, поинтересоваться еще раз, не нужно ли все-таки чем помочь. Стрэй уже закончила с ремонтом и расчесывала свои короткие волосы, с увлечением глядя на себя в зеркало заднего вида. Женщины, подумал Энтони. И понял, что давно соскучился по всем этим женским привычкам, которые, если однажды они были усвоены, похоже, никакая пустыня, никакие погони, никакое странничество не способны полностью извести.
– Салют, валькирия пустошей, – сказал Энтони.
– Идущие на смерть, приветствуют тебя, Цезарь, – неожиданно отозвалась Стрэй и засмеялась. – Залезай, поговорим.
Он забрался в ее машину с другой стороны. Пока он мылся и завтракал, она сняла свою клетчатую рубашку и осталась в черной легкой маечке без рукавов. На правом предплечии Стрэй Энтони с удивлением обнаружил татуировку змея, свернувшегося в кольцо и проглотившего собственный хвост. Зубчатые чешуйки на его внешней стороне делали его похожим на солнце.
– Ну, какие планы? – спросил он.
Стрэй сказала, что передохнет пару часиков и поедет отвозить чип по назначению.
– А тебе не интересно, что там за информация такая, что аж даже копы тебя выследили?
– Нет, – покачала головой Стрэй, – я же курьер. Ну… может, и интересно, но она все равно зашифрована. Даже если я загружу ее на компьютер, все равно не смогу ничего прочитать. А у тебя какие планы?
– И у меня такие же примерно, – расплывчато отозвался Энтони, потом добавил, что у его координатора его уже пару дней тоже ждет заказ.
– Все навигаторы так зарабатывают на жизнь? – поинтересовалась Стрэй.
Энтони сказал, что те, которых окольцевали Государство или Корпорация, конечно, живут по-другому. Хотя, если честно, он не очень понимает, зачем. Зачем они живут. Какой смысл быть навигатором, но создавать только то, что тебе скажут люди, которые даже представить себе не могут, что такое навигация. Да и навряд ли, судя по всему, их окольцовывают, чтобы они что-то строили – иначе бы пустыня уже давно расцвела и ожила. Нас отлавливают, чтобы поставить на учет и пресечь любые несанкционированные изменения, сказал Энтони. Чтобы не случилось второго Катаклизма, поддакнула Стрэй. Энтони удивился. Это ее друг навигатор ей такое сказал? Ну все же знают, отчего случился Катаклизм, растерялась Стрэй. Энтони признался, что все навигаторы, которых он знал, включая навигаторов первого поколения, родились или открыли у себя способность к навигации уже после Катаклизма. Хотя ему доводилось слышать самые бредовые истории, в том числе о том, что первых навигаторов кто-то якобы создавал искусственно, как некую улучшенную расу, он не уверен, что до того, как все случилось, вообще существовали навигаторы. Стрэй пожала плечами. В любом случае тем из них, кто сейчас еще остается на свободе, особо не приходится выбирать, как сводить концы с концами, это она поняла, путешествуя со своим другом. Энтони было согласился, но потом вдруг сказал, что они-то как раз могут выбирать, выбора нет у тех, кого окольцевало Государство, ну а что до тех, кто попал в лапы к Корпорации – ему даже и думать об этом не хочется. Да, официально Корпорация не использует навигаторов, все окольцованные навигаторы служат Государству, но тем хуже навигатору, которому не посчастливилось угодить к ней: там, где тебя официально не существует, ничто, вообще ничто не защитят тебя от произвола твоих хозяев. По пробежавшей по лицу Стрэй тени он догадался, что смерть ее друга как-то связана с Корпорацией.
– Ты, конечно, не навигатор, – сказал он, – и большой переполох обычный курьер навряд ли поднимет… Но все-таки поосторожнее со своими клиентами и их заказами. Если ты не навигатор, то и оторваться от копов, когда тебя взяли за жабры, практически нереально.
Стрэй кивнула и пообещала быть осторожнее.
– Если что, посылай S.O.S. Хотя в следующий раз может уже не подфартить. Ангел-хранитель ведь может быть занят какими-то другими делами. Так что лучше просто не нарывайся на копов.
– Будет сделано, ангел. Кстати, – она повернулась и склонилась над задним сидением, к которому было пристегнуто несколько сумок, предложив Энтони на обозрение слегка задравшуюся майку, белую кожу спины и, ниже, самое начало лощинки, выглянувшей из-за края ее джинсов. Энтони захотел поспешно отвернуться, не из приличия, а, чтобы не терзать себя, казалось бы, позабытыми желаниями, но так и не отвел взгляда.
Стрэй достала из сумки книгу и протянула ее Энтони.
– Шопенгауэр, – прокомментировала она, – там про навигаторов.
– «Мир как воля и представление», – прочитал Энтони название книги.
– Не знаю, были ли во времена Шопенгауэра навигаторы, но книжка про них. Мой друг был в этом уверен. Он мне Шопенгауэра-то и открыл. И заставил первый раз прочитать.
Энтони спросил, если при Шопенгауэре не было навигаторов, то как книжка может быть про них? Стрэй снова пожала плечами. Когда Энтони совершает навигацию, места, куда он приедет, еще нет, сказала она. И вместе с тем как бы уже есть. Когда он еще только задумывает навигацию, навигации еще нет, места, куда он приедет, еще нет, но ведь он уже задумал, куда он хочет приехать, и значит оно есть. Есть вещи, которые в каком-то смысле существуют еще до своего рождения. Вот так и с Шопенгауэром.
– Тебе бы стоило как-нибудь почитать.
Энтони пробежал глазами какую-то маловразумительную аннотацию на обложке, где понятным было только то, что касалось самого Шопенгауэра, философа, родившегося, жившего и прочее, но никак не описание самой книги, потом без особой надежды открыл оглавление.
– … Наша воля – часть какой-то большой, неведомой нам воли, – сказала Стрэй, и Энтони оторвался от текста. – Через волю мы представляем себе что-то. Представляем себе, в конце концов, мир. Представляем себе, каков этот мир и каким он должен быть. Однако это одно и то же, потому что мир – это только наше представление. Наше представление и наша воля. Но хотя представления у людей могут быть разными, и воля тоже, все они – проявления той большой воли. Мы же не видим большую волю, потому что увязли в порождаемых нашей личной волей желаниях. Отсюда-то наши страдания – а еще страдания других людей, которых мы и за людей-то на самом деле не считаем, потому что на самом деле нас волнуют только наши желания. Шопенгауэр пишет, что большинству наших желаний не суждено сбыться. Поэтому единственное спасение – это подавить свою волю. Мой друг говорил, что навигаторы – опровержение этой мысли. Навигаторы – шанс нашим желаниям воплотиться. Без воли к преобразованию не было бы ни единой навигации. Однако он соглашался с Шопенгауэром в том, что воля не должна быть навязана другому человека, потому что тот сам тоже живет своей волей. Оттого-то и нельзя преобразовывать рукотворные вещи. Хотя он говорил, что однажды он все-таки нарушил этот запрет.
Энтони, до этого момента слушавший просто с интересом, вдруг вздрогнул.
– Да? – переспросил он. – И что же он сделал?
Стрэй пожала плечами.
– Не знаю. Он никогда об этом не рассказывал. А теперь, похоже, мы уже никогда и не узнаем… Возьми ее с собой. Ты мне дал Борхеса, а я тебе Шопенгауэра. Обмен. Наверное, так и должны жить книги, разве нет?
Она запустила руку в кармашек, приделанный к водительской дверце, и извлекла оттуда книгу, которую подарил ей Энтони.
– Кстати, о Борхесе. Видишь, я уже положила ее в самое доступное место. Думаю, буду читать уже на следующей стоянке, – она повертела книжку в руках, полистала страницы. – Да, видно, что зачитанная. Ты тоже предпочитаешь бумажные книги?
– Пожалуй, – признался Энтони. – Еще больше – если они рукописные. Только таких сейчас не встретишь. Ну или почти. Я встречал несколько в старых библиотеках. В них есть человек. То есть в любой книжке есть человек, но в написанной от руки он почти как живой. Его почерк, наклон буковок, здесь больший нажим, здесь меньший. По почерку можно попытаться угадать, какое у человека было настроение, писал ли он в спешке, торопясь куда-то или боясь упустить пришедшую ему в голову мысль. И еще такие книги штучные. Даже, если это переписанная книга, в ней все равно живет тот, кто ее переписывал… Если я когда-нибудь буду что-то писать, то только от руки.
– Почему? Я согласна, что читать рукописи – в этом, должно быть, есть что-то очень волнующее. Но подумай, для чего тебе так писать? Ведь когда набираешь текст на компьютере, ты всегда можешь что-то исправить, написать по-другому. Но писать от руки… Это уже большая ответственность. Ты уверен, что действительно хочешь этого?
– Надо попробовать. Думаю, что это не проблема, если всегда писать честно.
Стрэй собиралась что-то сказать, но замерла. В ее взгляде было что-то новое, что Энтони еще не доводилось видеть, как если бы то, что он говорил, открыло ей его с какой-то другой, важной для нее стороны. Мысль о том, что он только что выдал какую-то напыщенную глупость, вытиснилась картиной ее губ, чуть приоткрывшихся для того, чтобы отпустить на волю какие-то слова, вдруг замершие у нее на языке. Она поймала его взгляд.
– Не говори сейчас ничего, – попросила она.
Борхес лег на приборную доску.
Ее рука касается его лица, пальцы медленно скользят по его щеке, едва касаясь, как будто бы знакомятся. Взгляд неторопливо блуждает по Энтони, но это вовсе не та неторопливость, к которой люди расположены в расслабленной скуке, – за ней осознанный контроль чего-то кипящего внутри, какой-то энергии, какого-то дрожащего напряжения. Энтони чувствует легкое головокружение от касания подушечек ее пальцев, мотор сердца чуть замирает и начинает могучими толчками разгонять кровь по его телу, по тем его темным уголкам, что долгое время пребывали в забвении и презрении. Хочется закурить, чтобы развеять этот морок. Рука Энтони тянется к пачке сигарет в нагрудном кармане, но Стрэй мягко перехватывает его руку. Он не сопротивляется. Она смотрит на него полувопросительно-полувыжидательно. Он позволяет увлечь свою руку туда, где, по мнению Стрэй, сейчас должно быть ее место. Теперь его пальцы тоже поглаживают кожу ее щеки, мочку уха за короткострижеными черными волосами, ее шею. Она поворачивается к нему всем телом, ее нога движется по его ноге, потом ложится на его колени.
Граница между Энтони и миром, которая еще совсем недавно совпадала с границами его тела, размыкается, впускает Стрэй и смыкается уже за ее спиной. Появляется какой-то новый тип пространства – пространство их тел, их дыхания, их взглядов, их тепла, их растущего нетерпения. И вот в это пространство злым рыком вдруг врывается рев включившегося двигателя.
Машина задрожала, неровно, гневно. В рычании двигателя Энтони явственно прочитал угрозу.
– Нет, Люций! – закричала Стрэй, и в сознании пораженного Энтони внезапно стала рождаться догадка по поводу того, кому она кричит. – Люций!
Мотор продолжал реветь. По приборной доске беспорядочно замелькали огоньки. Во взгляде Стрэй Энтони увидел обиду, растерянность, они влажно блеснули внезапным разочарованием. Пространство, почти соединившее их в единый атом, готовый отринуть весь остальной мир, дрогнуло и снова поменяло свою структуру, вновь став обычным пространством, где тело Энтони просто окружено другими телами, сухими, бессмысленными, чужими.
Стрэй убрала ногу с колен Энтони и откинулась на водительское сидение.
– Люций, ты сволочь, – хрипло прошептала она.
Сама собой распахнулась дверца со стороны Энтони. Его выпроваживали.
Стрэй вновь повернулась к нему.
– Прости, – сказала она и в досаде потрясла головой, пытаясь, как и он, снова свыкнуться с той реальностью, куда их выбросило.
– Что происходит? – спросил Энтони, хотя, судя по всему, он уже знал ответ на свой вопрос. – Ты в порядке?
– Люций… Я потом объясню. Постараюсь. Да, я в порядке. Ну… почти, – она чуть улыбнулась ему.
– Что мне сделать, чтобы успокоить твоего зверя?
– Ты… ты понял?.. Ничего. Я не ожидала… Не думала, что он так отреагирует. Лучше выйди, я попробую сама его успокоить…
Энтони кивнул и стал вылезать из внедорожника.
– Эй! – окликнула его Стрэй. – Я не прогоняю тебя, ты понимаешь?..
Он снова кивнул.
– Я никуда еще не уезжаю, – сказал он. – Просто подожду в своей машине.
Он спрыгнул на землю и направился к Энжи. Отойдя на несколько шагов, он обернулся. Стрэй сидела, вперив взгляд перед собой и что-то говорила негромким, но настойчивым голосом.
Энтони подошел к Энжи, ухватился за ручку и остолбенел. Дверь не открылась. Он подергал еще, затем попробовал ручку у другой двери и только потом понял. Господи, как же наше опьянение, наши восторги ослепляют нас, подумал он. Энжи, сказал он. Энжи. Ну хватит. Ну хватит, в конце концов. Ну мы же люди, ты должна это понимать. Ты же не можешь стать мне… Он осекся. Этого не следовало говорить. Прости, сдавленным голосом сказал он и отпустил ручку.
Он сел на жесткую негостеприимную землю и облокотился спиной на Энжи. Как муж, которого не пускают на порог, мысленно усмехнулся он. Достал сигареты, закурил. Солнце перевалило через зенит и начало свой очередной спуск за край мира. Долго на него смотреть было нельзя, в глазах ненадолго потемнело. Он принялся задумчиво блуждать взглядом по скудному ландшафту и наблюдать, как выдыхаемый им дым привносит в картину хоть какую-то, пусть и мимолетную, динамику.
Через какое-то время послышались шаги – к нему подошла Стрэй. Ее лицо выражало смущение, досаду, обеспокоенность. Он остался сидеть, где сидел.
– Эй, – сказала она.
Он кивнул. Что тут нужно было говорить?
– Он успокоился. Собственник. Никак от него не ожидала… Скажи… Как ты понял? Про Люция?
Энтони снова ничего не ответил, только кивнул на Энжи.
Стрэй непонимающе проследила за его взглядом.
– Хочешь, чтобы мы поговорили у тебя в машине? – с сомнением предположила она. – Боюсь, сейчас это, наверное, не самое подходящее решение…
– Еще бы, – невесело засмеялся он и пояснил, – у меня тут собственная семейная сцена.
– У тебя? – недоумевающе повторила Стрэй и вдруг отшатнулась. – Твоя машина?..
Энтони кивнул. Он представил себя превратившимся в игрушечного болванчика, который только и может, что кивать.
– Твоя машина тоже?.. – потрясенно проговорила Стрэй.
Два кивка.
Стрэй пробормотала что-то неразборчивое. Она стояла в метре от Энтони, переводя взгляд то на него, то на Энжи, потом снова и снова. Наконец, она, кажется, свыклась с открывшейся ей истиной, обхватила руками себя за плечи и, слегка пошатываясь, растерянно огляделась.
– Я думала, – сказала она наконец, – что существует только одна такая машина.
– Я тоже, – улыбнулся Энтони и затянулся. – Знакомьтесь, – он махнул рукой в сторону своего автомобиля, – это Энжи.
– Стрэй, – чуть поперхнувшись, с каким-то глупым выражением лица представилась Стрэй.
– И всем нам приятно познакомиться, – прокомментировал Энтони. – Я теперь лучше тоже немного побуду один, хорошо? Там посмотрим…
– Хорошо, конечно, – Стрэй побрела назад к Люцию, периодически оглядываясь, как если бы продолжала не верить в происходящее.
Энтони выбросил окурок и достал еще одну сигарету. Ветра не было, и дымок висел в воздухе чуть дольше обычного, почти позволяя глазу ухватить неуловимое.
Раздался негромкий щелчок. Энжи открыла двери.
