Лиза Лим
Красивый Путь Огненного Фазана
Глава 14
Леег проснулся совершенно разбитым. Судя по косому свету, проникавшему сквозь толстые занавески окон, время шло к вечеру. Прошлая ночь была ужасной, одной из самых отвратительных в его жизни. По северовершинским обычаям на третий день после смерти брелона на главной площади проходили всеобщую поминальную службу. Дети усопшего, чиновники и знать делили трапезу с простыми подданными. В этот же раз все было еще более масштабно. Вместе со своим правителем Северная Вершина провожала погибших солдат. Когда дело дошло до провожальной песни, Леегу, как старшему сыну и преемнику брелона, пришлось всю ночь стоять на коленях перед костром. Текст песни, казалось, навсегда въелся в его разум. Уже ничто и никогда не сможет оттуда его извлечь. Брелину прямо-таки не терпелось узнать, чем в это время занималась его гулящая сестра, эта маленькая потаскушка, которая посмела воспользоваться переполохом и сбежать.
Через час в малую гостиную его покоев постучали.
– Да, – отозвался молодой престолонаследник не без раздражения. Он был в процессе поглощения вечерней пищи.
– Извиняюсь за беспокойство, Ваше Высочество. Разрешите донести до Вашего внимания, что Верховный Жрец огласил подходящую дату для коронации, – учтиво поклонившись, сказал седой худощавый мужчина в мантии чиновника – старший советник Его Величества.
– Наконец-то, – хмыкнул Леег, жестом предлагая мужчине сесть. Брелин намазал гусиным паштетом большой ломоть хлеба и откусил приличный кусок.
– По его словам, следующее благоприятное расположение звезды Пральва и созвездия Трех Львиц будет уже через четыре дня.
– Отлично! – пробубнил престолонаследник с набитым ртом.
– Я взял на себя инициативу осведомить Ее Высочество, – добавил советник.
– Ты имеешь в виду супругу тринадцатого принца Белой Империи? – нарочно переспросил Леег.
С тех пор как принц отбыл в Империю с намерением жениться на Велисии, брелин отказывался называть сестру как-либо еще. Конечно, для репутации их семейства было несказанным везением, что принц взял на себя всю ответственность за непотребное поведение брелины, обещал найти ее и не отрекся от помолвки. Однако, будущий монарх, по всей видимости, исключил девушку из списка членов своей семьи еще в день ее побега. Всякий раз, когда заходила речь об исчезновении фазанки, Леег просто пропускал все мимо ушей, к тому же его голову действительно занимали более существенные проблемы.
Большая часть знати не жаловала брелина даже при жизни его покойного батюшки, а после кончины брелона и вовсе сорвалась с цепи. Главы знатных родов не скрывали своего скептицизма по поводу обоснованности возведения Леега на трон. Среди членов Совета Мудрости ходили слухи о существовании тайного указа брелона о передаче трона. Если таковой действительно существовал, имя преемника там должно было сильно отличаться от имени его первенца, к которому престол переходил по закону. Леег старался закрыть глаза на очевидную немилость знати и планировал сместить добрую половину Совета, как только вступит в права. Он намеревался поставить на высокие должности проверенных людей из круга своих немногочисленных друзей, наследников старинных кланов, и членов братства Волков. В целях предосторожности молодой брелин приставил дополнительную охрану к своим покоям, на время сна прятал острый кинжал под подушкой и всегда давал пищу на пробу своей комнатной собачонке перед употреблением. Паранойя наследника возрастала, он подозревал, что Жрец тоже состоит в сговоре со смутьянами и поэтому медлит с оглашением даты. Разговор со старшим советником его немного успокоил. Он доверял старику…насколько он вообще мог доверять кому-либо. Старший советник работал бок о бок с его отцом сорок лет, до этого лет десять служил его деду. За все время службы он не был уличен ни в чем подозрительном, его репутация была безупречной. Двое из его семерых сыновей были Волками и несли свою службу так же безукоризненно, как их родитель.
Леегу нужно было продержаться всего четыре дня. Коронация состоится, он взойдет на трон и станет законным правителем своей страны. Проведет несколько реформ, чтобы расположить к себе народ. Разберется со знатью: одних задобрить, других запугать. Все пойдет своим чередом, он справится. Не к этому ли его готовили всю его жизнь? Он был рожден правителем. Лишь маленький тонкий голосочек в глубине подсознания молодого брелина неустанно напоминал ему о том, что он был рожден с изъяном. В голову снова лезли самые отвратительные и грязные мысли. О том, что он не сын своего отца, что не может наследовать престол по крови, что он лжец, подделка.
Леег узнал о своем изъяне, когда ему было двенадцать. Юный брелин подслушал разговор двух отставных членов Совета, которые беспечно наслаждались охотой, не подозревая, что престолонаследник практикуется в стрельбе из лука совсем рядом. Один из них в ходе светской беседы обмолвился, что наследник совсем не похож на своего отца и мало проявляет качеств, присущих льву. Другой согласился и добавил, что, возможно, знает в чем причина. Мол, через несколько дней после рождения брелина, рожала его собственная жена, и одна из повитух, оказав помощь его супруге, задержалась в их доме, разболтавшись с прислугой. Из ненароком услышанной болтовни чиновник извлек следующее: якобы брелонесса разродилась еще ночью, а новорожденного представили свету только под утро. В связи с этим женщины спорили, что же на самом деле могло произойти. Одна говорила, что, должно быть, младенцев было двое, но один их них скончался, другая настаивала, что младенца подменили, третья порола еще какую-то чушь. Однако, чиновник полюбопытствовал и послал своих известников расспросить замковую охрану и слуг о той ночи. Так вот, некоторые из них утверждали, что около двух ночи из покоев брелонессы выгнали всех служанок и повитух и впустили их обратно лишь через некоторое время. Найти тех самых служанок чиновнику так и не удалось.
После того случая мысль о том, что с ним, Леегом, что-то не так прочно засела у брелина в голове. Он долго мучился и не решался расспросить об этой проблеме отца. Тот становился жутко мрачным при любом упоминании о покойной супруге. У самого Леега были лишь отрывочные, смутные воспоминания о матери. Он помнил, что та была очень красива и громко смеялась. Брелин решил разобраться с этой тайной своими силами. Он зарылся по уши в старые семейные архивы и обнаружил толстую книгу, где упоминались все женитьбы и рождения детей в их династии за последние два столетия. Мальчик раскрыл книгу на случайной странице и увидел там записи о свадьбе своего прапрапрадеда и рождении его многочисленных детей. Напротив каждого из имен его предков был мелко нарисован знак Прародителя, которым тот был отмечен. Одна из записей привлекла его внимание. Леег пригляделся: цвет чернил, которым было выведено имя, сильно отличался от остального текста, был намного бледнее, как будто его пытались стереть. Брелин несколько раз прочел имя, стараясь извлечь из памяти какие-нибудь детали о родственнике. Мальчик, несомненно, слышал его имя раньше, когда-то давно, когда еще только начал обучаться в Красном крыле. Леег наконец вспомнил: обладатель имени был одним из известных Волков, практически родоначальником ордена, его военные приспособления до сих пор использовались северовершинскими войсками. Однако, не за это его имя помнили по сей день. Этот его предок был известен как самый влиятельный бастард за всю историю Северной Вершины. Бастард. Он был рожден от брелона и наперсницы одной из его дочерей. Мальчик, выращенный в замке, воспитывавшийся с пеленок Волками, но получавший слишком много внимания от Его Величества для обычного воина.
На последней заполненной странице книги были записи о свадьбе брелона и брелонессы и о рождении их детей, Леега и Велисии. Раион Четвертый Анталек и Эмея Шуль – брак: двенадцатого дня льва-месяца. Леег Раион Анталек рожден третьего дня соколицы. Холодный липкий пот выступил на лбу Леега. Тогда-то юный брелин и пришел к этой мысли. Что он не сын своего отца. Мальчик был рожден всего лишь через семь с половиной месяцев после женитьбы брелона. Его отец и мать ни разу не виделись друг с другом до свадьбы.
***
Лев проснулся с наступлением сумерек. Воздух ощущался свежим, прозрачным, без дневного дымчатого марева. Зверь чувствовал довольно сильный голод: последняя охота была пять дней назад и окончилась не вполне удачно. В ту ночь большую часть добычи у Льва отняла стая гиен. Ночной лес был освещен ярким светом растущей луны – не совсем идеальное время для очередной охотничьей вылазки, гораздо больше шансов на успех у Льва было бы, покуда луна была скрыта облаками, а все вокруг погружено в мрак. В полнейшей тьме у него было преимущество перед другими хищниками: более острый глаз.
Лев почти оставил мысли об охоте, когда внезапно почуял в воздухе запах, который не смог проигнорировать. Чуть сладковатый и в то же время кислый, щекочущий горло, оставляющий на языке металлический привкус. Запах свежей крови. Более того, он знал, чья это была кровь. Этот запах он бы не перепутал ни с чем, потому как слышал его множество раз. Где-то поблизости находилась раненная барасинга. Она была совсем рядом, крови было много, а значит, это была крупная особь, либо с серьезной раной. Льва устроил бы любой из этих вариантов.
Он спрыгнул с дерева и стремглав помчался, ведомый удушающим, затуманивающим сознание запахом приближающейся смерти и насыщения. В нескольких метрах от источника запаха Лев затормозил, повел носом еще раз, оценивая обстановку, пытаясь учуять что-то постороннее, потенциальную угрозу. На мгновение хищнику показалось, что к кисловатому аромату покидающей тело его будущей жертвы жизни примешивалось что-то еще, не столь соблазнительное, но тоже живое. Такой запах Лев тоже чувствовал однажды, но где именно – вспомнить не смог. Мышцы на его крепких ногах уже напряглись для решающего прыжка, но хищнику так и не удалось его совершить. Загривок животного пронзила стрела.
***
В ночь после свадебной церемонии в особняк тринадцатого принца было доставлено письмо из Северной Вершины, в котором старший советник от имени будущего брелона приглашал принца с супругой на коронацию, которая должна была состояться уже через два дня, так что нужно было поспешить. Сердце прекрасной брелины было разбито не только скоропостижной кончиной ее дорогого родителя, но еще и тем, что она не смогла присутствовать на его похоронах. Что делало для нее еще более важным быть рядом с братом в такой поворотный момент для ее семьи и страны. Несмотря на слепое доверие фазанки брату, Хару не слишком надеялся на любовь того к сестре. Именно поэтому он настаивал на том, чтобы в Северную Вершину Велисия вернулась уже как член другой семьи. Только так можно было наверняка защитить ее от наказания.
Молодая чета двинулась в путь ранним утром, сопровождаемая охранниками и волком.
– Хару, что же будет с Иртаном? – обеспокоенно спросила брелина супруга, когда те остались в уединении, сидя друг напротив друга в повозке.
Дракон, который с утра выглядел немного более расслабленным, чем обычно, снова помрачнел. Тот факт, что вне зависимости от того, какая опасность грозила брелине, она всегда беспокоилась о ком угодно, только не о себе, злил принца.
– А что с ним? – спросил тот с напускным равнодушием.
– Думаешь…его могут обвинить в моем похищении? – пространно произнесла Велисия, глядя в окно, за которым Иртан ехал верхом вместе с остальной охраной. Девушка старалась не выдавать эмоций. Она осторожничала, помня о весьма различимом гневе, с каким дракон вчера обвинил ее в излишней любви к хранителю.
– Я скажу, что он спас тебе жизнь, его сделают героем и наградят орденом, – устало выдохнул Хару, отворачиваясь к окну, чтобы скрыть свое раздражение.
– Благодарю, – робко ответила фазанка, пряча взгляд. После событий ночи брелина вела себя необычайно тихо. Ночная откровенность Хару, его страсть и нежность растворились с первыми лучами солнца, и принц вернулся к более знакомому ей, сдержанному состоянию. Он говорил с женой так же учтиво, как раньше, не посылал в ее направлении никаких выходящих за рамки приличий взглядов и практически к ней не прикасался. Фазанка была этому рада, она могла вести себя как обычно. Велисия не знала, делал ли это дракон намеренно, чтобы облегчить ее участь и избавить от надобности испытывать неловкость, или же таким он будет всегда. Также брелина не до конца понимала, какой из этих двух возможностей она страшилась больше всего.
Молодожены мчались весь день и ночь без остановок, чтобы успеть вовремя. В дороге супруги почти не разговаривали. Тринадцатый принц по большей части был занят изучением документов на каком-то неведомом брелине языке, иногда прерывая работу на кратковременный сон. Фазанку не столько удивило, сколько огорчило то, что даже во сне дракон выглядел напряженным.
Сама девушка не могла сомкнуть глаз и, насколько хватило светового дня, занималась чтением одной любопытной книги. Небольшой томик был подарком молодоженам на свадьбу от третьего цензора Рэй Тана. Он не стал поздравлять супругов лично, поэтому о том, что мужчина был вчера в саду, брелина узнала только раскрыв книгу, которую она выбрала второпях среди груды других подарков, надеясь, что та скрасит длительность дороги. На первой странице стояла подпись цензора с наилучшими пожеланиями. Эта книга привлекла фазанку своим названием: во-первых, оно было написано на языке, который Велисия знала, что не могло не радовать и означало, что шансы насладиться чтивом резко возрастали. Во-вторых, в самом названии было что-то притягательное. Она называлась «Там, куда птицы летят после шторма» и была написана неизвестным автором. Фраза на обложке книги могла означать также «Место, где дети сходят с небес», но косяк птиц, украшающий ее корешок наводил на мысли о первом варианте.
Название и текст книги были написаны на языке киалу, наречии, принадлежавшем мистическому народу, жившему на территории Империи сотни лет назад. В качестве наследия утерянная цивилизация оставила после себя огромное количество стихов и песен. Киалу был языком широко известным в узких кругах ценителей сочинительского искусства, коим брелина увлеклась пару лет назад. Существовало достаточно много переводов работ киалу на другие языки, при этом о самом народе практически ничего не было известно. Их поэзия была настолько иносказательной, что извлечь из нее какие бы то ни было точные данные об обычаях древнего народа и его быте было невозможно. Киалу использовали ту же систему письменности, что драконы, но звучание слов, сам их слог и строение фраз были абсолютно другими. О, как юная брелина мечтала хотя бы раз услышать эту речь вживую! Разумеется, ценители поэзии киалу практиковали использование этого языка в повседневной жизни, говоря на нем между собой, когда хотели исключить неосведомленных слушателей из своего разговора, но выходило это у них криво и косо, как линии, вышедшие из-под кисти художника-недоучки. В дороге красивые, идиллические картины, описанные киалусскими мастерами, подарили брелине немного душевного покоя.
* * *
День начинается для каждого человека в разное время. День вообще загадочная субстанция. Одни дни длятся лишь мгновение, другие могут тянуться много лет. Для седовласого старика, что был самым прославленным пекарем в городе, день начинался тогда, когда для иных начиналась ночь. Старик заводил тесто в огромной деревянной кадушке, в какой барышни из иных крестьянских семей побогаче принимают ванны. Тесто выстаивалось и к восходу солнца поднималось над краем посудины, как диск небесного светила над горизонтом. Тогда старик делил тягучую массу на части и раскидывал в посуду поменьше. В какие-то добавлял пряные травы, в другие толченые сушеные грибы или коренья целебных растений. И каждый хлебушек у него получался узорным, резным, как ставни окон. На вкус не сладкий, не соленый, мякоть тает во рту как снег на весеннем солнцепеке. Есть этот хлеб можно было только в течение нескольких часов после выпекания. Потом это уже был булыжник, поднятый с мостовой. Поэтому хлеб невозможно было продать в другие города, желающие отведать знаменитую выпечку специально съезжались к старику в его маленькую лавку со всей округи.
Одну из таких чудесных буханок и задумали умыкнуть две наглые, но очень обаятельные птицы. Старик выпекал хлеб и оставлял его на полчаса остыть на заднем дворе. Проказники выждали момент, когда пекарь отправится за новой партией выпечки и на пару стащили большую продолговатую буханку, которая была слишком тяжела, чтобы ее мог унести только один из них.
Отлетев на безопасное расстояние от места своего коварного преступления, птицы уселись на землю. Тогда они прочли надпись, в которую складывался узор на буханке. Там говорилось: «На этот раз прощаю».
– Жуть какая… – прокаркал Рейдок. Люди обычно не чувствовали присутствия вариссов да и Умина раскусить не могли. Золотая птица согласно кивнула и принялась отклевывать от края хлеба маленькие кусочки. Рейдок последовал его примеру, хотя ароматная булка не вызывала у него энтузиазма. Варисс гораздо охотнее позавтракал бы парочкой дождевых червей или жирным слизняком, или еще лучше шелкопрядом. М-м… шелкопряд… давно он не лакомился ими. Ворон поджидал момент, чтобы утолить свой голод незаметно от парнишки – не хотел давать ему лишний повод для поддразнивания. Отношения птице-мальчишек стали намного лучше в последние дни, но они все еще были далеки от теплых.
Сближению поспособствовало совместно пережитое потрясение. Вот уже три дня они были заперты в своем птичьем обличии. Для Рейдока происходящее показалось слегка раздражающей неприятностью, так как воронья форма была для него первичной. А вот Умин переносил инцидент гораздо хуже. Варисс подозревал, что самым мучительным в этом новом положении дел для паренька была невозможность говорить. Птичьи звуки Умин использовал крайне редко и без какой-либо упорядоченности, следовательно, выражать таким образом свои мысли не мог, это его собрат по несчастью понял уже давно. Ворон стал единственным существом, с которым паренек мог как-то взаимодействовать. В этой связи Рейдок искренне сочувствовал бедолаге. Впрочем, в душе он по-прежнему недолюбливал смазливого наглеца.
Как истинный варисс, он относился с недоверием и долей осуждения к таким оборотням, как Умин, что становились птицами ради развлечения. Рейдок находил само существование таких людей оскорбительным. Отчасти именно благодаря проделкам таких птице-людей за вариссами и гналась их дурная слава. Они слыли ворами и мошенниками, хотя ничего общего с крылатыми оборотнями не имели. Вариссы жили в организованных общинах с четко определенным порядком. На территории Свободной Коммуны они разводили шелкопрядов, личинок жуков и других насекомых, которыми питались. У них были свои дома на верхушках деревьев, свой вождь и совет старейшин. Оборотни же обыкновенно были одиночками без семьи, промышляющие мелким разбоем и разного рода мошенничеством. Поэтому Рейдоку было тяжело примириться с мыслью о том, что ему придется стать союзником одного из таких пройдох.
Умин казался вполне безобидным пареньком, но что-то в нем тревожило варисса. У этого мальчишки была чрезвычайно сильная энергетика. Рейдок заметил, что даже столь почитаемая птицами, известная своей силой воли наследница фазана не могла устоять перед чарами парня. Варисса не покидало ощущение, что за фасадом наивности и разгильдяйства скрывается какая-то невиданная сила. Это вызывало у Рейдока одновременно беспокойство и интерес, так что он решил, что лучше оставить такую неоднозначную фигуру в поле своего зрения. Магия Учителя отбросила птиц далеко на запад и нарушила тонкий баланс их внутренних навигационных организаций, варисс не был уверен, сколько времени у них займет путь обратно в Империю.
* * *
Тринадцатый принц с супругой прибыли в столицу Северной Вершины в ночь перед коронацией. Брелин не поприветствовал их. Старший советник сослался на легкое недомогание наследника. Как Велисия ни молила позволить ей хотя бы взглянуть на брата после всего, что произошло, двери покоев Леега остались закрытыми.
– Госпожа! – услышала брелина знакомый голос. К ней со всех ног бежала молодая темноволосая девушка в чепчике, что носили работницы кухни.
– Кира! – фазанка крепко обняла девушку, та разразилась громкими рыданиями.
– Я уж думала, нам с вами теперь век не увидеться!
Велисия тоже не сдержала слез: горничная была ее самой близкой и дорогой подругой.
– Почему ты в фартуке?
Кира затравлено взглянула на госпожу, будто в чем-то провинилась.
– Я теперь помогаю на кухне, – робко ответила девушка.
– Чье это распоряжение?! – брелина начинала сердиться. Она взглянула на руки служанки – те были все черные, со сломанным ногтями, пальцы покрыты заживающими порезами. Фазанка взяла девушку за руку, – Что именно ты делаешь на кухне?
– Ничего особенного! То тут, то там подсоблю, – тут же отозвалась служанка с напускной веселостью. Велисия осмотрела девушку внимательнее – на тонких запястьях девушки и на лице, возле уха расцветали синяки.
– Что это, Кира? Тебя били?! Кто это сделал?
Девушка лишь трясла головой, отказываясь отвечать.
– Это был приказ наследного брелина, – из-за угла на девушек двинулась низенькая, круглая фигура казначея. – Не избиение, разумеется, а перевод на кухню. С возвращением, Ваше Высочество.
Велисия проигнорировала приветствие:
– С какой стати Леегу отсылать мою камеристку на кухню, когда меня не было всего две недели?
Мужчина пожал плечами.
– Быть может, Его Высочество счел, что, учитывая ваш новый статус, вам и обслуга теперь понадобится новая, – с этим казначей скрылся во мраке коридора.
Брелина раздраженно схватила Киру за руку и потянула за собой, та не сопротивлялась. Фазанка привела ее в свои старые покои, где они жили бок о бок шестнадцать лет.
– Вот, оставайся пока здесь, запрись на ключ и никого не впускай. Для нас с Хару отвели гостевые покои, так что эти комнаты все равно будут пустовать. Завтра я поговорю с Леегом.
Глаза служанки наполнились слезами, она благодарно обняла Велисию.
– Спасибо, госпожа! Вы ведь заберете меня с собой в Империю? Вы не бросите меня?
– Конечно! – брелина успокаивающе похлопала девушку по спине. – Я же обещала, что мы поедем вместе. Мы еще должны найти тебе богатого жениха, помнишь?
– Я так боялась, что вы сбежали! – всхлипнула служанка и тут же прикрыла рот рукой. – Простите, госпожа, болтаю чепуху!
Кире, разумеется, было известно о чувствах брелины к волку. Велисия покачала головой.
– Я не смогла…наверное, я действительно люблю Хару…
– А я так и знала! Как же я счастлива! Госпожа, расскажите, что случилось, пожалуйста. Я чуть с ума не сошла, когда вы пропали!
Фазанка тепло улыбнулась и начала рассказ. Она поведала обо всем, что случилось после церемонии инициации, а служанка слушала с открытым ртом и просила дать больше подробностей.
Через час брелина прошла в свои новые покои. Она вошла внутрь очень тихо, боясь, что Хару уже спит, и оказалась права. Дракон лежал на животе, широко раскинув руки, освещенная тусклым светом луны, его обнаженная спина была почти такой же белой как простыни, с обеих сторон от впадины его позвоночника зловеще багровели две полосы.
Брелина была слишком уставшей, чтобы сменить наряд, и прошла прямо к ложу. Она забралась на него с большой осторожностью, стараясь не разбудить мужа. Дракон спал очень беспокойно, его руки были в движении, то и дело сминая простыни и подушки. Через какое-то время он начал тихо стонать, будто был в агонии. Его тело изогнулось, он издал сдавленный крик, звук которого утонул в толстой перине ложа.
– Хару! – позвала перепуганная брелина. Дракон ее не слышал, что-то терзало его изнутри. – Хару, проснись! – закричала Велисия, хватая мужа за руки, которыми он начал расцарапывать себе спину.
Через несколько секунд борьбы тринадцатый принц открыл глаза, его тело обмякло, кисти рук расслабились, ногти больше не впивались в кожу. Он тяжело дышал. Дракон медленно сел, морщась от боли.
– Я позову лекаря!
Хару остановил девушку, придержав за запястье.
– Не нужно, мне уже лучше, – сказал принц, задыхаясь.
Велисия придвинулась к мужу, ощупала кончиками пальцев лоб – холодный. Брелина провела ладонью по лицу дракона, убирая прилипшие к мокрой от пота коже волосы.
– Тебе больно?
– Уже нет, – выдохнул принц.
– Дай посмотрю, ты сильно себя поцарапал, – попросила Велисия.
Хару помотал головой, его глаза наполнились болью.
– Пожалуйста, не смотри, я уже в порядке.
Дыхание дракона понемногу успокаивалось.
– Как мне тебе помочь? – спросила брелина с отчаянием, не в силах просто наблюдать муки дракона в бездействии.
– Просто побудь со мной, – прошептал Хару, прикасаясь рукой к шее фазанки, притягивая ее к себе. Губы дракона жадно прильнули ко рту девушки.
* * *
Иртан вернулся в Красное Крыло с чувством, словно не был там уже тысячу лет. Братья встретили его с шумом и реброломательными объятиями. Волка подозревали в похищении брелины, замковая стража хотела посадить его в темницу до утра, пока не решится его судьба, но тринадцатый принц, к всеобщему удивлению, вступился за него.
– Вы с ящером, я погляжу, сблизились, – шутливо пробасил Армил, отвесив младшему, на правах лучшего друга, затрещину.
– Чего было-то, давай рассказывай!
– Давай-давай! – вмешались другие братья, однако, волк не успел ничего поведать товарищам.
Один из старших волков, второй сын старшего советника, пришел за Иртаном. Мужчина не объяснил, куда они идут и зачем. Волка привели в маленькую, душную комнату без окон, меблированную лишь старым столом и несколькими стульями. В комнате пахло свечным воском и гнилью. За столом сидел старший сын советника, тот, что входил в Совет Мудрости.
– Присаживайся, Иртан, – дружелюбно сказал он, указывая на стул рядом с собой. Волк повиновался. Второй сын советника сел рядом с братом.
Морщинистое лицо старшего брата сложилось в неприятную улыбку.
– Мы очень рады, что ты, наш брат, вернулся к нам в целости и сохранности, смог выполнить свой священный долг и спасти Ее Высочество от верной гибели. Однако, тебе будет полезно знать, что не стоило выполнять свой долг так ответственно.
Иртан нахмурился, не понимая, к чему клонит старший волк.
– В этом есть и наша вина, нужно было рассказать тебе обо всем раньше, – продолжил мужчина, – но ты должен понять, нам необходимо было держать все в тайне до последнего, в целях безопасности. Не буду тебя томить, брат мой, и расскажу все как есть. Иртан, ты помнишь историю первого поколения Красных Волков?
– Волки правили Северной Вершиной до объединения племен, после того как началась смута, династия львов оказала волкам поддержку. С тех пор волки служили львам.
– Все верно, – одобрительно кивнул старший волк, – но куда же делась брелонская семья, когда на престол взошел новый правитель?
– Бывший брелон, Разнел Третий, стал первым Красным Волком, – ответил Иртан.
– Да, так мы привыкли думать, но что, если это ложь? – старший волк придвинулся к Иртану, вперившись в него своими маленькими глазками и обдав волка несвежим дыханием. – Что, если Разнел был самозванцем и предателем, убившим законного правителя, а потом, не справившись с бременем власти, сложившим лапки перед львами?
Молодой волк вжался в спинку стула, стараясь отодвинуться от старшего.
– Настоящим правителем Северной Вершины в то время был Данир Громогласный, а Разнел был его правой рукой. Он предал Данира, убил его и занял трон. Жена Данира и двое их детей сбежали, а ты, брат мой, никто иной, как их прямой потомок.
– Что?! – Иртан в недоумении переводил взгляд с одного брата на другого, но младший не выказывал никаких эмоций. Старший же глядел на Иртана с выражением безумного триумфа.
– Не сомневаюсь, что ты поражен, и в этом нет твоей вины. Мы все забыли древний язык наших предков. Но именно в переводе с валгирского, языка древних волков, твое имя означает «сын короны». «Ир Тан», – не дав волку отреагировать, мужчина продолжил. – Ты был необычным ребенком, ведь так. Рожденный в семье, где сроду не бывало волчьей крови. Так может, все от того, что ты и не был рожден в этой семье вовсе? Твой дед нашел тебя в лесу, когда тебе было два года. Ты был окружен волчатами, которые липли к тебе, как щенки к хозяину. Именно так твой дед сказал на допросе.
– Вы его допрашивали?! – кровь волка закипела при упоминании об умершем опекуне.
– Не мы, а люди, посланные самим брелоном, они же и поспособствовали скоропостижной кончине твоего деда, земля ему будет пухом. Прости, брат, мы узнали об этом слишком поздно, чтобы его спасти, – густые брови старшего волка сдвинулись к носу, в попытке изобразить на его лице сожаление.
– Зачем?
– Затем, что твой дед был единственным, кто знал или догадывался о твоем происхождении. Когда он нашел тебя, на твоей шее висел медальон с надписью Ир Тан, выгравированной на древневалгирском. Твой дед был образованным и смог прочесть, он и дал тебе это имя, не так ли?
Это было правдой. Именно дед дал маленькому волку странное имя, звучащее словно имя героя древней легенды.
– Этот медальон, должно быть, все еще в кабинете Его Величества, если хочешь доказательств, брат, придется туда пробраться. Брат Тири, отведи Иртана обратно, – обратился он ко второму мужчине, – когда получишь медальон, я расскажу тебе остальное.
Иртан вернулся в опочивальню молодых волков. Братья снова стали требовать от него подробностей его геройских похождений, но тот невпопад отнекивался и, ссылаясь на усталость, просил отложить расспросы на другой день. Когда парни легли спать, Армил ткнул товарища в плечо с соседней койки.
– Эй, что с тобой, брат? Чего от тебя Тири хотел?
Иртан помедлил.
– Ты не поверишь…Армил, поможешь мне пробраться в покои Его Величества?
На смазливом лице громилы расплылась широченная улыбка:
– А то!
Мимо часового волки прошли незамеченными, ибо это было самой простой задачей. В ту ночь дежурил юный, еще не прошедший инициацию волчонок. С охраной брелонского крыла все обстояло сложнее. К весьма большой удаче Армил знал тайный ход, по которому они срезали большую часть пути. Волки вышли почти у самых покоев брелона. В связи с кончиной правителя охрану у его опочивальни ослабили, коридор патрулировал один страж. Армил вызвался отвлечь охранника, но перед волками встала еще одна проблема – покои были заперты. В итоге, сначала Иртану пришлось отвлечь стража, пока Армил вскрывал замок складным ножиком. Когда замок таки поддался, громила укрылся в тайном ходе, а Иртан проник внутрь. Битый час ушел у волка на поиски медальона. Наконец, Иртан покинул опочивальню усопшего монарха.