Александр Дюма
Двадцать лет спустя
Глава XIV
Дворяне
В то время как Мордаунт направился к палатке Кромвеля, д’Артаньян и Портос повели своих пленников в отведенный им для постоя дом в Ньюкасле.
Предупреждение, сделанное Мордаунтом сержанту, не ускользнуло от гасконца, и он сделал глазами знак Атосу и Арамису, чтобы они соблюдали величайшую осторожность. Поэтому Атос и Арамис, шагая рядом со своими победителями, хранили молчание, что было вовсе не трудно им сделать, потому что оба они были заняты своими мыслями.
Мушкетон несказанно удивился, увидев с порога дома четырех друзей, сопровождаемых сержантом и десятком солдат. Он протер себе глаза, не веря, что идут Атос и Арамис, но наконец должен был признать непреложный факт. Он уже собрался было разразиться восклицаниями, когда Портос взглядом, не допускающим возражений, приказал ему молчать.
Мушкетон словно прирос к земле, ожидая объяснений столь странного поведения; особенно поразило его то, что друзья как будто не узнавали друг друга.
Д’Артаньян и Портос привели Атоса и Арамиса в предоставленный им генералом Кромвелем дом, где они поселились накануне. Он стоял на углу улицы, и при нем был маленький садик, а на повороте в соседний переулок – конюшни.
Окна нижнего этажа, как это часто бывает в маленьких провинциальных городах, были с решетками, совсем как в тюрьме.
Друзья пропустили пленников вперед и задержались на пороге, приказав Мушкетону отвести четырех лошадей в конюшню.
– Отчего мы не заходим с ними? – спросил Портос.
– Оттого, – ответил д’Артаньян, – что сначала надо узнать, чего нужно от нас сержанту с его десятком солдат.
Сержант со своими людьми расположился в саду.
Д’Артаньян спросил, что им нужно и почему они не уходят.
– Нам приказано, – сказал сержант, – помогать вам стеречь ваших пленников.
На это нечего было возразить; оставалось только поблагодарить за такое любезное внимание. Д’Артаньян поблагодарил сержанта и дал ему крону, чтобы тот выпил за здоровье генерала Кромвеля.
Сержант ответил, что пуритане не пьют, и опустил крону в карман.
– Ах, – сказал Портос, – какой ужасный день, дорогой д’Артаньян!
– Что вы говорите, Портос! Вы называете несчастным день, когда мы нашли наших друзей?
– Да, но при каких обстоятельствах?
– Положение сложное, – сказал д’Артаньян, – но все равно, зайдем в дом и постараемся что-нибудь придумать.
– Наши дела запутались, – сказал Портос, – и я понимаю теперь, почему Арамис так усердно советовал мне задушить этого ужасного Мордаунта.
– Тише, – сказал д’Артаньян, – не произносите этого имени.
– Но ведь я говорю по-французски, – сказал Портос, – а они англичане.
Д’Артаньян посмотрел на Портоса с восхищением, которого заслуживала подобная наивность.
Но так как Портос продолжал смотреть на него, ничего не понимая, то д’Артаньян толкнул его вперед, говоря:
– Войдем.
Портос вошел первым, д’Артаньян последовал за ним; он тщательно запер дверь и по очереди прижал к своей груди обоих друзей.
Атос был погружен в глубокую печаль. Арамис молча посматривал то на Портоса, то на д’Артаньяна, и взгляд его был так выразителен, что д’Артаньян понял его.
– Вы хотите знать, как случилось, что мы очутились здесь? Боже мой, это нетрудно угадать. Мазарини поручил нам передать письмо генералу Кромвелю.
– Но как вы очутились вместе с Мордаунтом? – спросил Атос. – С тем самым Мордаунтом, которого я вам советовал остерегаться?
– И которого я вам рекомендовал задушить, Портос? – сказал Арамис.
– Опять-таки по вине Мазарини. Кромвель послал Мордаунта к Мазарини, а Мазарини послал нас к Кромвелю. Роковое совпадение.
– Да, д’Артаньян, вы правы, но это совпадение нас разлучает и губит. Что ж, дорогой Арамис, не будем более говорить об этом и подчинимся нашей участи.
– Напротив, будем говорить, черт возьми! Ведь мы же условились никогда не покидать друг друга, даже находясь во враждебных лагерях.
– Да, уж действительно враждебных, – сказал, улыбаясь, Атос. – Но скажите мне, какому делу вы здесь служите? Ах, д’Артаньян, подумайте, что из вас только делает этот гнусный Мазарини! Знаете ли вы, в каком преступлении вы сегодня оказались повинны? В пленении короля, его позоре и смерти.
– Ого! – сказал Портос. – Вы полагаете?
– Вы преувеличиваете, Атос, – произнес д’Артаньян. – До этого еще дело не дошло.
– Вы ошибаетесь: мы очень близки к этому. Для чего арестуют короля? Того, кого уважают как властителя, не покупают как раба. Неужели вы думаете, что Кромвель заплатил двести тысяч фунтов за то, чтобы восстановить его на престоле? Друзья мои, они убьют его, и это еще наименьшее преступление, какое они могут совершить. Лучше отрубить голову королю, чем ударить его по лицу.
– Не спорю, это в конце концов возможно, – сказал д’Артаньян. – Но что нам до этого? Я здесь потому, что я солдат, потому, что я служу моим начальникам, то есть тем, кто мне платит жалованье. Я присягал повиноваться и повинуюсь. Но вы, не приносившие присяги, как вы сюда попали и какому делу служите?
– Благороднейшему на свете делу, – ответил Атос, – защите и охране угнетенного короля. Друг, супруга и дочь его оказали нам высокую честь, призвав нас на помощь. Мы служили ему, насколько позволили нам наши слабые силы, и усердия у нас было больше, чем возможностей. Вы можете держаться, д’Артаньян, иных взглядов, можете смотреть на вещи иначе, мой друг. Я не стану вас разубеждать, но я вас порицаю.
– О! – сказал д’Артаньян. – Да какое мне дело в конце концов до того, что англичанин Кромвель взбунтовался против своего короля – шотландца. Я француз, и меня все это не касается. Как вы можете делать меня ответственным за других?
– В самом деле, – подтвердил Портос.
– Но вы дворянин, все дворяне – братья, а короли всех стран – первые из дворян. А вы, д’Артаньян, потомок древнего рода, человек со славным именем и храбрый солдат, вы помогаете предать короля пивоварам, портным, извозчикам. Ах, д’Артаньян! Как солдат вы, может быть, исполнили свой долг, но как дворянин вы виноваты.
Д’Артаньян молча жевал стебелек цветка, не зная, что ему ответить. Стоило ему отвернуться от Атоса, как он встречал взор Арамиса.
– И вы, Портос, – продолжал Атос, как бы сжалившись над смущенным д’Артаньяном, – вы, лучшая душа, лучший друг, лучший солдат на свете, вы, который по своему сердцу достойны были бы родиться на ступенях трона и которого мудрый король рано или поздно вознаградит, вы, мой дорогой Портос, дворянин по всем своим поступкам, привычкам, по своей храбрости, – вы столь же виновны, как д’Артаньян.
Портос покраснел, но скорее от удовольствия, которое доставили ему похвалы Атоса, чем от смущения. И все же, опустив голову и как бы сознавая свое унижение, он сказал:
– Да, да, я думаю, вы правы, дорогой граф.
Атос встал.
– Полно, – сказал он, подходя к д’Артаньяну и протягивая ему руку, – полно, не дуйтесь, дорогой сын мой; все, что я сказал вам, было сказано если не отеческим тоном, то по крайней мере с отеческой любовью. Поверьте, мне было бы легче просто поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь, и не проронить ни слова о моих чувствах.
– Разумеется, разумеется, Атос, – отвечал д’Артаньян, горячо пожимая ему руку, – но не все, черт побери, способны на такие возвышенные чувства. Кто еще из разумных людей покинет свой дом, Францию, своего воспитанника, прелестного юношу (мы его видели в лагере), и полетит – куда? – на помощь гнилой, подточенной червями монархии, которая вот-вот должна рухнуть, как старая лачуга? Чувство, о котором вы говорите, конечно, прекрасно, оно до того прекрасно, что почти недоступно простому смертному.
– Каково бы оно ни было, д’Артаньян, – ответил Атос, не поддаваясь на хитрость своего друга, с чисто гасконской изворотливостью намекнувшего на отеческую привязанность Атоса к Раулю, – каково бы оно ни было, вы хорошо сознаете в глубине вашего сердца, что оно справедливо. Но виноват, я забыл, что спорю с человеком, у которого я в плену. Д’Артаньян, я ваш пленник; обращайтесь со мной как с пленником.
– Черт возьми! – сказал д’Артаньян. – Вы отлично знаете, что недолго пробудете у меня в плену.
– Конечно, – сказал Арамис, – с нами, без сомнения, поступят так же, как с теми, что были взяты под Филинго.
– А как с ними поступили? – спросил д’Артаньян.
– Половину повесили, а остальных расстреляли, – ответил Арамис.
– Нет, ручаюсь вам, – сказал д’Артаньян, – что, пока во мне останется хоть капля крови, вы не будете ни повешены, ни расстреляны. Пусть они только попробуют! Да что говорить! Видите вы эту дверь, Атос?
– Да.
– Вы выйдете из нее, когда вам будет угодно. С этой минуты вы и Арамис свободны, как воздух.
– Узнаю вас, мой милый д’Артаньян, – ответил Атос. – Но вы здесь не хозяин: за этой дверью стоит караул, д’Артаньян, это вам хорошо известно.
– Ну, вы с ними справитесь, – сказал Портос. – Много ли их тут? С десяток, не больше.
– Это пустяк для нас четверых, но для двоих слишком много. Нет, уж раз мы разделились, мы должны погибнуть. Вспомните роковой пример: вы, д’Артаньян, столь непобедимый, и вы, Портос, такой сильный и храбрый, вы потерпели неудачу на Вандомской дороге. Теперь настал черед мой и Арамиса. А ведь этого никогда с нами не бывало прежде, когда мы все четверо были заодно. Умрем же, как умер Винтер. Что касается меня, я заявляю, что согласен бежать только вчетвером.
– Это невозможно, – сказал д’Артаньян. – Мы на службе у Мазарини.
– Я это знаю и не стану уговаривать вас. Мои доводы не подействовали, и, должно быть, они были плохи, если не подействовали на такие благородные сердца, как у вас и у Портоса.
– Да, если бы они и могли подействовать, – сказал Арамис, – лучше не ставить в ложное положение таких дорогих нам друзей, как д’Артаньян и Портос. Будьте покойны, господа, мы не посрамим вас своею смертью. Что касается меня, то я горжусь тем, что встану под пулю или даже пойду на виселицу с вами, Атос. Ибо никогда еще вы не проявляли столько благородства, как сейчас.
Д’Артаньян молчал; окончив грызть стебелек, он принялся за свои ногти.
– Почему вы воображаете, что вас убьют? – заговорил он наконец. – С какой стати? Какая польза в вашей смерти? К тому же вы наши пленники.
– Безумец, трижды безумец! – воскликнул Арамис. – Да разве ты не знаешь Мордаунта? Я обменялся с ним только одним взглядом и сразу увидел, что мы обречены.
– Право, мне очень жаль, что я не последовал вашему совету, Арамис, и не задушил его! – сказал Портос.
– Дался вам этот Мордаунт! – воскликнул д’Артаньян. – Черт возьми! Пусть он только попробует подойти ко мне поближе, я раздавлю его, как гадину. Зачем бежать, этого вовсе не требуется; ручаюсь вам, вы здесь в такой же безопасности, как были двадцать лет тому назад вы, Атос, на улице Феру, а вы, Арамис, на улице Вожирар.
– Смотрите, – сказал Атос, протягивая руку к одному из решетчатых окон, освещавших комнату, – сейчас все разъяснится; вот и он.
– Кто?
– Мордаунт.
Действительно, посмотрев в ту сторону, куда указывал Атос, д’Артаньян увидел скачущего галопом всадника.
Д’Артаньян бросился вон из комнаты.
Портос хотел последовать за ним.
– Оставайтесь здесь, – сказал ему д’Артаньян, – и не выходите наружу, пока не услышите, что я выбиваю на двери пальцами барабанную дробь.
Глава XV
Господи Иисусе
Подъехав к дому, Мордаунт увидел д’Артаньяна, сидевшего на пороге, и солдат, которые, не снимая оружия, расположились отдохнуть на траве в садике.
– Эй, – закричал он прерывающимся голосом, запыхавшись от быстрой скачки, – пленники еще здесь?
– Да, сударь, – отвечал сержант, живо вскакивая на ноги и поднося руку к шляпе; солдаты последовали его примеру.
– Отлично, отправьте их немедленно с конвоем из четырех человек ко мне на квартиру.
Четверо солдат приготовились исполнить приказание.
– Что вам угодно? – спросил д’Артаньян, принимая насмешливый вид, хорошо знакомый нашим читателям. – Объясните, пожалуйста, в чем дело?
– В том, – ответил Мордаунт, – что я приказал четырем конвойным взять пленников, захваченных сегодня утром, и отвести их ко мне на квартиру.
– А почему это? – спросил д’Артаньян. – Извините за любопытство, но вы сами понимаете, что мне любопытно знать причину такого распоряжения.
– А потому, что эти пленники принадлежат мне, – высокомерно заявил Мордаунт, – и я могу распоряжаться ими по своему усмотрению.
– Позвольте, позвольте, молодой человек, – прервал его д’Артаньян, – мне кажется, вы ошибаетесь: пленники обычно принадлежат тем, кто их захватил, а не тем, кто при этом присутствовал. Вы могли захватить милорда Винтера, вашего дядю, если не ошибаюсь; но вы предпочли убить его, и прекрасно. Мы с дю Валлоном тоже могли бы убить этих двух дворян, но мы предпочли взять их в плен; что кому нравится.
Губы Мордаунта побелели.
Д’Артаньян, поняв, что дело принимает дурной оборот, забарабанил на двери гвардейский марш.
При первых же тактах этой музыки Портос вышел и стал рядом с товарищем, причем ноги его упирались в порог, а голова доставала до притолоки.
Маневр этот не ускользнул от Мордаунта.
– Сударь, – заговорил он, начиная горячиться, – ваше сопротивление бесполезно. Эти пленники только что отданы мне моим славным покровителем, главнокомандующим Оливером Кромвелем.
Эти слова как громом поразили д’Артаньяна. В висках у него застучало, в глазах помутилось; он понял жестокий умысел молодого человека, и его рука невольно потянулась к эфесу.
Портос молча следил за д’Артаньяном, готовый последовать его примеру.
Этот взгляд Портоса скорее встревожил, чем ободрил д’Артаньяна; он уже раскаивался, что прибегнул к помощи грубой силы Портоса, когда надо было действовать главным образом хитростью.
«Открытое сопротивление, – быстро подумал он, – погубит нас всех; друг мой, д’Артаньян, докажи этому змеенышу, что ты не только умнее, но и хитрее его».
– Ах, – произнес он, почтительно кланяясь Мордаунту, – отчего вы не сказали этого раньше, сударь? Так вы явились к нам от имени Оливера Кромвеля, знаменитейшего полководца нашего времени?
– Да, я прямо от него, – сказал Мордаунт, слезая с лошади и передавая ее одному из солдат.
– Что же вы не сказали этого раньше, молодой человек? – продолжал д’Артаньян. – Вся Англия принадлежит Оливеру Кромвелю, и раз вы требуете пленников от его имени, мне остается только повиноваться. Берите их, сударь, они ваши.
Мордаунт успокоился, а потрясенный Портос с недоумением взглянул на д’Артаньяна и уже раскрыл рот, чтобы заговорить.
Но д’Артаньян наступил ему на ногу, и Портос сразу догадался, что его товарищ ведет какую-то хитрую игру.
Мордаунт, держа в руке шляпу, уже ступил на порог и готовился пройти мимо двух друзей в комнату, подав знак своим четырем солдатам следовать за ним.
– Виноват, – остановил его д’Артаньян, с любезной улыбкой кладя руку на плечо молодого человека. – Если славный генерал Оливер Кромвель отдал вам наших пленников, то, конечно, он письменно закрепил акт передачи?
Мордаунт круто остановился.
– Вероятно, он дал вам записку на мое имя, хоть какой-нибудь клочок бумаги, подтверждающий, что вы действуете от его имени? Будьте любезны вручить мне эту бумажку: она послужит мне оправданием выдачи моих соотечественников. Иначе, вы понимаете, хоть я и убежден в чистоте намерений генерала Оливера Кромвеля, все это получилось бы весьма неблаговидно.
Сознавая свой промах, Мордаунт отступил назад и свирепо посмотрел на д’Артаньяна, на что тот ответил ему самой любезной и дружеской улыбкой.
– Вы мне не верите, сударь? – спросил Мордаунт. – Это оскорбление.
– Я! – вскричал д’Артаньян. – Чтобы я сомневался в ваших словах, любезный господин Мордаунт! Сохрани боже! Я вас считаю достойным и безупречным дворянином. Но позвольте мне быть вполне откровенным, – продолжал д’Артаньян с простодушным выражением лица.
– Говорите, сударь, – сказал Мордаунт.
– Господин дю Валлон богат: у него сорок тысяч ливров годового дохода, а потому он не гонится за деньгами. Я буду говорить только о себе.
– Что же дальше, сударь?
– Так вот, сударь, я не богат. У нас в Гаскони бедность не считается пороком. Там нет богатых людей, и даже блаженной памяти Генрих Четвертый, король гасконский, подобно его величеству Филиппу Четвертому, королю всей Испании, никогда не имел гроша в кармане.
– Кончайте, сударь, – прервал его Мордаунт, – вижу, к чему клонится ваша речь, и если моя догадка правильна, я готов устранить это препятствие.
– О, я всегда считал вас умным человеком, – сказал д’Артаньян. – Так вот в чем дело, уж признаюсь вам откровенно. Я простой офицер, выслужившийся из рядовых. Я зарабатываю на жизнь только своей шпагой, а это значит, что на мою долю всегда выпадает больше ударов, чем банковых билетов. Сегодня мне удалось захватить двух французов, кажется, людей знатных, двух кавалеров ордена Подвязки, и я мысленно говорил себе: «Теперь я богат». Я сказал: двух, потому что в таких случаях дю Валлон, как человек состоятельный, всегда уступает мне своих пленников.
Простодушная болтовня д’Артаньяна окончательно успокоила Мордаунта. Он улыбнулся, сделав вид, что понимает, о чем хлопочет француз, и мягко ответил:
– Я сейчас доставлю вам письменный приказ вместе с двумя тысячами пистолей. Но позвольте мне теперь же увезти пленников.
– Не могу, – возразил д’Артаньян. – Что вам стоит подождать какие-нибудь полчаса? Я люблю порядок, сударь, и привык выполнять все формальности.
– Вы забываете, сударь, – резко заметил Мордаунт, – что я здесь командую и могу применить силу.
– Ах, сударь, – сказал д’Артаньян, любезно улыбаясь Мордаунту, – сразу видно, что хотя мы с господином дю Валлоном имели честь путешествовать в вашем обществе, вы, к сожалению, все же нас еще мало знаете. Мы дворяне, и к тому же вдвоем способны справиться с вами и вашими десятью солдатами. Прошу вас, господин Мордаунт, не упрямьтесь; когда со мной идут напролом, я тоже становлюсь на дыбы и делаюсь упрям, как бык, а мой товарищ, господин дю Валлон, – продолжал д’Артаньян, – бывает в таких случаях еще упрямее и злее. Прошу вас также не забывать, что мы посланы сюда кардиналом Мазарини, который является представителем короля Франции. Таким образом, в данный момент мы представляем в своем лице короля и кардинала и в качестве послов – неприкосновенны. Я не сомневаюсь, что это обстоятельство хорошо известно Оливеру Кромвелю, который столь же великий политик, как и полководец. Добудьте же у него письменный приказ. Ведь это вам ничего не стоит, любезный господин Мордаунт!
– Да, письменный приказ, – подтвердил Портос, начинавший понимать замысел д’Артаньяна. – Больше ничего мы не требуем.
Несмотря на все свое желание пустить в ход силу, Мордаунт хорошо понял основательность доводов д’Артаньяна. К тому же ему внушала уважение репутация д’Артаньяна, и, вспомнив о его утренних подвигах, он призадумался. Не зная, какие дружеские отношения связывали четырех французов, он поверил, что д’Артаньян хлопочет только о выкупе, и это рассеяло все его опасения.
Поэтому он решил не только достать письменное предписание Кромвеля, но и вручить д’Артаньяну две тысячи пистолей, – сумма, в которую сам Мордаунт оценил обоих пленников.
Он вскочил на лошадь и, приказав сержанту зорко следить за пленниками, поскакал обратно и вскоре исчез.
– Превосходно! – сказал д’Артаньян. – Четверть часа, чтобы доехать до палатки, и столько же на возвращение. Это больше, чем нам нужно.
Не меняя выражения лица, д’Артаньян повернулся к Портосу. Со стороны можно было подумать, что он продолжает прерванный разговор.
– Друг мой, Портос, – сказал он, глядя в упор на товарища, – выслушайте меня внимательно… Во-первых, ни слова нашим друзьям о том, что вы сейчас слышали. Пусть они не подозревают о нашей услуге.
– Хорошо, понимаю, – сказал Портос.
– Ступайте в конюшню и разыщите там Мушкетона; оседлайте вместе с ним лошадей, вложите пистолеты в кобуры и выведите коней из конюшни в боковую улицу, так, чтобы только осталось вскочить в седло. Об остальном позабочусь я сам.
Портос, всецело доверяя ловкости своего друга, не возразил ни слова.
– Я иду, – ответил он. – Только не зайти ли мне к ним в комнату?
– Нет, это лишнее.
– В таком случае будьте добры захватить мой кошелек, я оставил его на камине.
– Будьте покойны.
Портос направился своим ровным, спокойным шагом к конюшне. Когда он проходил мимо солдат, те, хоть он и был французом, с невольным восхищением посмотрели на его огромный рост и атлетическое сложение. За углом дома он встретил Мушкетона и велел ему следовать за собой.
Тем временем д’Артаньян вернулся к своим друзьям, продолжая насвистывать песенку, которую он затянул, как только ушел Портос.
– Дорогой Атос, я обдумал ваши слова и пришел к заключению, что вы правы. Теперь я жалею, что ввязался в это дело. Вы правы: Мазарини – плут. Потому я решил бежать вместе с вами. Излишне об этом толковать; будьте наготове. Не забудьте захватить свои шпаги: они – в углу, и могут вам пригодиться дорогой. Да, а где же кошелек Портоса? Вот он, отлично.
И д’Артаньян положил кошелек к себе в карман. Двое друзей с недоумением смотрели на него.
– Что тут удивительного, скажите на милость? – продолжал д’Артаньян. – Я заблуждался, и Атос открыл мне глаза. Вот и все. Подойдите сюда.
Оба друга приблизились.
– Видите эту улицу? – спросил д’Артаньян. – Туда приведут лошадей. Выйдя из дверей, вы повернете налево, вскочите на коней, и дело будет сделано. Не заботьтесь ни о чем и ждите сигнала. Им будет мой крик «Господи Иисусе!».
– Но вы даете слово бежать вместе с нами, д’Артаньян? – спросил Атос.
– Клянусь богом.
– Хорошо, – сказал Арамис, – я вас понял; при словах: «Господи Иисусе!» – мы выходим из комнаты, прокладываем себе дорогу, бежим к лошадям, садимся верхом и скачем во весь опор. Так?
– Великолепно.
– Видите, Арамис, я всегда вам говорил, что д’Артаньян – лучший из нас всех, – сказал Атос.
– Ну вот, теперь вы мне льстите! – воскликнул д’Артаньян. – Позвольте откланяться.
– Но ведь вы бежите с нами, не так ли?
– Разумеется. Не забудьте сигнал: «Господи Иисусе».
И д’Артаньян вышел из комнаты тем же спокойным шагом, насвистывая прежнюю песенку с того места, на котором прервал ее, входя к товарищам.
Солдаты одни играли, другие спали, а двое сидели в стороне и фальшивыми голосами тянули псалом: «Super flumina Babylonis».[22]
Д’Артаньян подозвал сержанта.
– Послушайте, любезный, генерал Кромвель прислал за мной господина Мордаунта. Я отправляюсь к нему и прошу вас зорко стеречь наших пленных.
Сержант сделал знак, что не понимает по-французски.
Тогда д’Артаньян с помощью жестов постарался объяснить ему свою просьбу.
Сержант утвердительно закивал головой.
Д’Артаньян направился в конюшню и нашел там всех лошадей, в том числе и свою, оседланными.
– Возьмите каждый под уздцы по две лошади, – сказал он Портосу и Мушкетону, – и, выйдя из конюшни, поверните налево, чтоб Атос и Арамис могли увидеть вас из окна.
– И тогда они выйдут? – спросил Портос.
– Сразу же.
– Вы не забыли мой кошелек?
– Будьте покойны.
– Отлично!
Портос и Мушкетон, ведя каждый по две лошади, отправились к своему посту.
Между тем д’Артаньян, оставшись один, взял огниво, высек огонь и зажег им небольшой кусок трута. Затем он вскочил в седло и, подъехав к открытым воротам, остановился посреди солдат. Тут, лаская лошадь рукою, он вложил маленький кусочек зажженного трута ей в ухо.
Только такой хороший наездник, как д’Артаньян, мог решиться на подобное средство. Почувствовав ожог, лошадь заржала от боли, поднялась на дыбы и заметалась как бешеная.
Солдаты, чтобы она их не задавила, бросились врассыпную.
– Ко мне! Ко мне! – кричал д’Артаньян. – Держите! Держите! Моя лошадь взбесилась!
Действительно, глаза лошади налились кровью, и она вся покрылась пеной.
– Ко мне! – продолжал кричать д’Артаньян, видя, что солдаты не решаются подойти. – Ко мне! Помогите, она меня убьет. Господи Иисусе!
Едва д’Артаньян произнес эти слова, как дверь домика отворилась и оттуда выбежали Атос и Арамис со шпагами в руках. Благодаря выдумке д’Артаньяна путь оказался свободным.
– Пленники убегают! Пленники убегают! – вопил сержант.
– Держите! Держите! – закричал д’Артаньян, отпуская поводья.
Разгоряченный конь бросился вперед, сбив с ног двух-трех солдат.
– Стой! Стой! – кричали солдаты, хватаясь за оружие.
Но пленники были уже на лошадях и, не теряя ни мгновения, поскакали к ближайшим городским воротам. Посреди улицы они заметили Гримо и Блезуа, которые разыскивали своих господ по всему городу.
Атос одним знаком объяснил все своему Гримо, и слуги тотчас же присоединились к маленькому отряду, который вихрем мчался по улице. Д’Артаньян скакал позади всех, подстрекая товарищей своими криками. Беглецы, как призраки, пролетели в ворота мимо стражи, которая, растерявшись, не успела остановить их, и очутились в открытом поле.
Между тем солдаты продолжали кричать: «Стой! Стой!», а сержант, догадавшись, что его одурачили, рвал на себе волосы.
В эту минуту вдали показался всадник, который приближался галопом, размахивая листом бумаги.
Это был Мордаунт, возвращавшийся с письменным приказом Кромвеля.
– Где пленники? – вскричал он, соскакивая с лошади.
Сержант не в силах был говорить; он молча указал Мордаунту на распахнутую дверь в пустую комнату.
Мордаунт бросился на крыльцо, понял все, испустил крик, словно у него вырвали сердце, и упал без чувств на каменные ступени.
