Артур Раин
Лэйла-стероид
– Так вот кто это, – Скал покачал головой. – А я-то все никак не мог определить, кто же пристрелил Вовку и Леночку.
– Каюсь, – «Степа» сокрушенно кивнул головой и отдал честь. – Роберт Стивенс, специальный агент ЦРУ.
Стивенс пристально взглянул на постанывающую Илону и на его пепельных щеках проступили багровые пятна.
– Если бы я не упустил тебя в тот раз… по глупости… не пришлось бы так страдать, – наставительно сказал он. – Дьявольщина, ты просто околдовала меня в тот момент.
– Подавись ты своими советами, – прошипела она, с растущей ненавистью. – Надо было прикончить тебя еще тогда, щенок.
– Ну хватит, – резко приказал Роберт. – Прощайся с дядечками и пошли на воздух.
Секира стоял не шевелясь. Как и майор. Оба они не раз сталкивались с людьми, начинавшими диктовать свои условия. Многие из них блефовали, многие нет. И определять, кто берет на пушку, а кто представляет серьезную угрозу Скал и «механик» научились давно.
Стивенс на пушку не брал.
– И много вас там, снаружи? – спросил Карма, подошедший откуда-то сзади.
– Пятеро. Со мной шестеро. Группа «Регистан». Ты, майор, знаешь, что это такое.
Карма слегка тряхнул рукой и направил выскользнувший из рукава ствол в лицо Стивенса. Почти одновременно с ним Секира приставил лезвие к сонной артерии Роберта.
– Тоскливо как-то российскому киллеру сдаваться американцам, – сказал Карма. – Менталитет не позволяет.
Скал в раздражении сорвал с себя шлем и отбросил его в сторону.
– С «Регистан» шутки плохи, – хрипло сказал он. – Но с другой стороны, что нам терять?
– Месть, например.
Глаза Стивенса засветились холодным светом. На миг показалась зеленоватая чешуя на голове и послышалось легкое шипение.
Майор вскрикнул и закрыл глаза руками. «Механики» и сам Стивенс посмотрели на него с недоумением. Скал пришел в себя через минуту.
– Все… прошло, – запинаясь проговорил он. – Сдайтесь лучше, ребята. Вы им не нужны.
– А че, пацаны, – подала голос Илона. Она сидела прямо и просто-таки излучала веселье. – Поделите меня по-быстрому, а я полюбуюсь. Покажите, кто лучше, Америка, али Россия? Гарпия чуть было не добилась своего. Когда Илона осторожненько коснулась мысленно своего второго «я», оно мгновенно подсказало, что раны чертовски болят, врагов чертовски много, шансов на побег никаких. Призовем на помощь психологию. Как знать, вдруг эти лохи поубивают друг друга.
– Не советую, господа.
Все лампы вдруг погасли. Коридор погрузился в темноту. На небе уже светила луна, и ее свет, огибавший корпус Клиники 15 как по заказу освещал только небольшой пятачок, на котором стояли люди. Стивенс вдруг присел и несколькими ударами отбросил шлемы с забралами для ночного видения подальше.
Четыре ярко красных точки выскользнули из темноты и уперлись в майора, «механиков» и отдыхающую на полу Илону. Послышались неторопливые шаги и к Скалу подошел Джейсон Патрик.
– Как раз вовремя, Джей, – засмеялся Стивенс. – Мне тут уже собирались голову отрезать.
Патрик не отвечал. Он с интересом взглянул на Секиру и его лезвие из протеза.
– Впечатляет, – холодно сказал он. – Правда такое оружие больше годится для того, чтобы прирезать кого-нибудь из-за угла, а не для честного боя.
Секира, не отвечая прикоснулся пальцами к запястью. Меч громко щелкнул и ушел в глубину протеза. После этого «механик» молча посмотрел в глаза Патрику. Тот словно понял невысказанную им мысль и произнес:
– Впрочем, не стоит насмехаться над проигравшим врагом.
– Точно, милый, – Гарпия послала Джейсону воздушный поцелуй. Она была уже просто на грани обморока, ее тошнило, в голове бухали молотки, поэтому Илона продолжала ерничать, уступив лидерство Гарпии. Та все еще могла сопротивляться подступающей темноте. – Теперь я вся твоя. Ты отбил меня у этих зверей. Хочешь послушать, как я рада.
Глаза девушки вдруг зажглись бешеным весельем. Илона с удивлением почувствовала, как изнутри, из глубин памяти всплывает некий образ, похожий на кольцо. Или…
На круг. Точно, на спасательный круг.
Гарпия запрокинула голову и завыла. Тонкий пронзительный вой вырвался вверх и ударился об потолок. Скал отступил на шаг. Стивенс скривился как от кислятины. «Механики» недоуменно переглянулись. Патрик внешне остался совершенно спокоен. Вой Гарпии стал невероятно тонким и совершенно перестал походить на человеческий. Джейсон шагнул вперед и замахнувшись нанес удар. Носок тяжелого ботинка вошел в солнечное сплетение девушки. Вой оборвался. Илона кашлянула и согнулась пополам. Что-то теплое и соленое смочило губы и упало вниз на линолеум.
– Я не врач, и истерику прекращаю как умею, а потому советую воздержаться от такого рода приступов, пока находишься в моем обществе, – сказал Патрик.
Гарпия с интересом рассматривала небольшую лужицу, натекшую изо рта.
– Эй, Степа, или как тебя там, – вяло произнесла она. – Ну хоть бы ты, объяснил своему боссу, что со мной.
Стивенс слегка озадаченно посмотрел на нее.
– И что я должен объяснить?
Гарпия подняла голову и ухмыльнулась. Зубы ее были испачканы в крови.
– Не могу же я уйти, – свистящим шепотом сказала девушка, стоя на четвереньках и покачиваясь из стороны в сторону. – Уйти с незнакомыми людьми и даже не предупредить об этом мужа.
– Хватит нести чушь, – Патрик вдруг понял, что уже потерял за пустыми разговорами непростительно много времени. Однако увидев лицо Стивенса, Джейсон внезапно подумал…
Лицо Роберта медленно становилось похожим на недавно побеленную стену.
…что все злодеи в фильмах проигрывают именно из-за пустопорожних разговоров.
– Или ты уже забыл, Степа? – Гарпия ударила ладонями в лужицу и красные брызги разлетелись в стороны. – Моего мужа зовут Алле Пак, – с яростью выкрикнула она. – Ты уже сталкивался с пешками, а теперь познакомишься с ферзем.
– Что здесь… – нахмурился Патрик.
– Вам лучше меня отпустить и уйти, – все так же качаясь проговорила Гарпия. Голос ее становился сонным, с губ все чаще капала кровь. – Пока не поздно.
– Надо уходить, – Стивенс подскочил к Джейсону и схватил его за рукав.
Патрик брезгливо стряхнул его руку.
– Да ты что, спятил? Она же блефует.
– Не верите мне, – промямлила Гарпия, – спросите «Краба».
Девушка упала на пол и затихла. В это время, лазерный луч, державший ее на прицеле погас.
– Эй! – заорал Патрик, в бешенстве обернув лицо к темноте. – Какой сукин сын распустил слюни?! Немедленно восстановить прицел!
Сразу же после этих слов погас еще один луч. Патрик выругался и сунул руку за пазуху. Что-то свистнуло. За спиной Джейсона послушался полувздох полувсхлип. Патрик выхватил пистолет и обернулся.
Стивенс стоял, прижимая к груди папку с историей болезни. Рот Роберта открылся и закрылся, как у курицы, которой отрубили голову. Горло его было пробито тонким стилетом, со странно изогнутой рукоятью.
Дико закричали в темноте. Две оставшихся точки вдруг вскинулись вверх и заметались в сумасшедшей пляске. Еще один прицел погас. Грохнул выстрел, на мгновение осветивший высокий темный силуэт, державший на весу за горло трепыхавшегося человека.
Патрик вскинул руку и выпустил в том направлении несколько пуль. Где-то далеко разбилось стекло, послышался сдавленный крик и звук падения двух тел. Погас последний прицел.
Стивенс, все это время ухитрившийся простоять на ногах, тяжело упал на колени, продолжая сжимать в испачканных кровью руках дело Илоны.
Карма прижался к стене и водил из стороны в сторону рукой с зажатым в ней пистолетом. Секира присел на корточки, вглядываясь в темноту. Скал скрестил на груди руки и стоял на месте, лишь посматривая по сторонам.
– Кажется… я попал в него, – переводя дух произнес Патрик.
В воздухе мелькнула тень. Описав дугу, к ногам Джейсона свалилось тело молодого парня с вывернутой под невероятным углом шеей. Высокий бледный лоб был разворочен выстрелом.
– Да, ты в него попал, – подтвердила темнота мягким густым голосом. – Но не волнуйся, ему уже не было больно.
И тут впервые командир группы «Регистан» потерял над собой контроль.
– Ну так как, – спросил все тот же голос. – Помиримся и пойдем по домам.
Патрик завопил и вскинул руку с пистолетом, начав стрелять еще до того, как прицел ушел от пола.
– Как хочешь…
Несколько витков гибкого тускло-серого шнура обмотались вокруг правой кисти Джейсона, соединив его прочной нитью с темнотой. Затем шнур рванули на себя. Неизвестный материал вонзился в кожу и вошел внутрь. Отрезанная кисть вместе с пистолетом упал на пол. Одновременно со Стивенсом, рухнувшим, как подрубленное дерево.
Без крика и ужаса Патрик посмотрел на свое качающее кровь запястье. Он попытался что-то сказать, но вместо этого перевел глаза на голень. И серый шнур, снова вгрызающийся в плоть. Лишившись на сей раз ноги, Джейсон не упал только потому, что уперся уцелевшим кулаком в линолеум. Карма вдруг сорвался с места и беззвучно исчез в темноте. Только через секунду Секира услышал стук подошв по полу. Но не обернулся. Он смотрел на Патрика.
К нему приближался странный, словно размытый силуэт человека. В руке тот держал длинный кнут, переливающийся всеми оттенками тусклого серебристого света, и его рукоятка просвечивала сквозь сжатый кулак, будто сотканный из тумана.
Хлопнули крылья, окутывая черным облаком тело шагающего. Патрик взглянул вверх и бессильно улыбнулся. На грани дух миров, готовясь переступить из жизни в смерть, перестаешь чего бы то ни было бояться. Последним в тебе умирает самое сильное желание.
– You will lose, – прошептал Джейсон, улыбаясь. – Someday…
Тень протянула руку. Холодный туман вонзился в глаза Джейсона.
– Но ты этого уже не увидишь, – произнес мягкий голос. – Так кажется говорят в кино.
Серый шнур зашипел и начал извиваться. Тень медленно повернула лицо к Секире. Патрик умер, уткнув безглазое лицо в пол.
Виталий Рекрут всегда думал, что привидения выглядят именно так. Туманно-молочные черты лица, сквозь которые видно. И два ярких зеленых огонька вместо глаз.
– Никогда не воевал с призраками, – сказал Секира. В его голосе не слышалось страха. Лишь полудетское звенящее любопытство. – Интересно, какого цвета у тебя внутренности.
Секира привычным движением выпустил лезвие на свободу. Серый шнур притих. Тень склонила голову на бок.
– Меч, – плавно протянула она. – Благородный метал и вопль смерти, смеющейся сквозь капли крови, стекающей на землю.
Секире показалось, что тень улыбается.
– Ты мог бы стать одним из нас, – сказала она. – В тебе есть задатки. Наверняка наши гены.
– Звучит неплохо, – кивнул Секира. – Но сначала я все-таки должен попробовать.
Он взмахнул рукой и неуловимым движением, так, что свистнул воздух, взмахнул лезвием, перерезая шею тени. Со сдавленным писком фигура в плаще хлопнула и исчезла. Секира быстро подскочил к Скалу, прислонившемуся к стене и безучастно смотревшему в одну точку.
– Быстрей, майор. Надо убираться отсюда. Бросаем к чертовой матери эту девку и уходим.
Скал взглянул на него невидящими глазами и помотал головой. Секира размышлял не более двух секунд. После этого «механик» махнул рукой и огляделся.
Прямо рядом с ним была дверь, к которой вели высокие ступеньки.
«Аварийный выход. Точно. Надо торопиться. А майор… Он мне никто.»
Секира взбежал по ступенькам, всем телом навалился на дверь и толкнул ее вперед. В лицо ему ударил свежий, холодный воздух. Рекрут расхохотался и шагнул вперед.
Майор увидел, как «механик» поставил ногу на подоконник. В тот момент, когда Секира выдавил стекло и упал вниз головой, Скал отвернулся. Где-то в глубине сознания ожил его кошмар. Мелькнул раздвоенный язык и раздалось шипение. Как ни странно, на сей раз майор почувствовал себя увереннее и спокойнее.
Он отошел от стены и направился к лестнице, попутно перешагнув через тело Стивенса. Здесь он на мгновение задержался, чтобы выдернуть кинжал, убивший Роберта.
– Зачем ты убил их? – тихо спросил он у трупа. – Наверняка были резоны, но теперь мне уже никогда не узнать, почему умерли единственные люди, которых я любил по-настоящему.
Он еще немного постоял, словно ожидая ответа. И только тогда, когда холод из окна начал пробираться под куртку, Скал спрятал за пазухой тонкий клинок и медленно спустился на первый этаж. Двери ординаторской по-прежнему были открыты. Василий лежал на полу, прислонившись разбитой головой к спинке стула. Майор молча подошел и сел на пол, глядя в лицо Мальцеву. Один глаз Василия не открывался. Лившаяся из рассеченного лба кровь засохла, образовав бурую маску.
Мальцев скосил открытый глаз в сторону дверей и тихо захрипел. В дверях стояла тень, держа на руках Илону.
Когда человек понимает, что пришло время умирать, он действует в соответствии с собственными представлениями о смерти. Атеист трясется от страха, верующий предвкушает и тоже трясется, но от чего, сказать не может. Скал равнодушно смотрел на сотканный из темного облака силуэт. Именно это существо и было тем самым врагом, за которым он провел столь неудачную охоту. «Капелла» во плоти стояла и смотрела на него. Молча. Каким-то потусторонним чувством Скал понимал, что он прав и перед ним не рядовой исполнитель, а именно тот, кто разрушил его жизнь. Предсмертное озарение, приходящее в тот момент, когда весь лишний жизненный мусор выметается последним ветром.
– Если не знаешь правил игры, – равнодушно сказала тень, – самое разумное, это не играть.
Тень резко повернулась и ушла. В этот момент майор увидел свернутый кольцами серый шнур, обмотанный вокруг ее правой руки. Скал внимательно прислушался и услышал звук удаляющихся шагов. Через некоторое время ему удалось расслышать и рокот ожившего мотора машины.
Скал посмотрел на силящегося подняться Василия. Майор подмигнул ему.
– Так я и думал, приятель. Это обычный… вернее необычный, но все же человек. Вряд ли призраки стучат ботинками и пользуются автомобилями.
Майор вытащил из-за пояса брюк пистолет и навел его на Василия.
– Извини, Мальцев, – серьезно сказал Скал, – иногда нужно делать не то, что хочется, а то, что нужно.
Василий стиснул зубы и вновь попытался подняться, но не сумел. Глаза его прояснились в последний раз.
– Я… – прохрипел Василий. – Не давал ей… нож… Илонка… Она… сама…
– Не она мне нужна, а он, – сквозь стиснутые зубы прошипел Скал. – Я… найду ее, можешь умереть спокойно.
Звук холодной фразы сменил грохот выстрела. Голова Мальцева глухо стукнулась об пол. Майор некоторое время смотрел на труп одноклассника и вслушивался в звон в ушах, появившийся после выстрела. Не зазвучала музыка, не пришли в голову скорбные мысли и ветер не взвыл в ушах. Смерть забрала и ушла на цыпочках, банальная и бесшумная, как всегда. Жизнь не обратила на нее внимания и продолжилась.
– Что ж, можно сказать, разведка боем закончена, – майор побарабанил пальцами по стулу и быстро вскочил на ноги, тихо посмеиваясь. – Пора браться за «Капеллу» всерьез, клянусь двуглавой змеей.
В это время за окном полыхнула молния. Вернее, так показалось. Майор удивленно хмыкнул, так как секунду спустя догадался, что это была фотовспышка.
«Проворные ребята эти папарацци. Пора валить. Надеюсь, этот прозрачный тип не раздает там на улице автографы».
Скал вышел из Клиники 15 через черный вход. Неподалеку валялся горящий мотоцикл, а рядом с ним скорчилось то, что недавно звали Кармой. Судя по всему, убегавший «механик» врезался в стену на полной скорости. Скал немного постоял, вдыхая холодный воздух, пахнувший гарью и гниющими листьями, прислушался к далекому звуку сирен и зашагал прочь от больницы.
Вернее, попытался это сделать, потому что в этот самый момент где-то справа раздался негромкий щелчок. Именно по этому элегантному щелчку, понимающие люди безошибочно определяют, что с таким звуком откидывается крышечка только по-настоящему дорогой зажигалки.
Скал повернул голову и удивленно покачал головой, глядя на мгновение вынырнувшее из темноты лицо.
– Сегодня похоже ночь неожиданных встреч.
– Согласен, – равнодушно подтвердил генерал Сомов, выпуская тоненькую струйку дыма. – Первая затяжка – самая поганая. Отдает бензином. Это единственный недостаток таких зажигалок.
– Самое время обсудить достоинства и недостатки зажигалок Ты пришел только для этого?
– Сомов пожал плечами и посмотрел в сторону Клиники 15.
– Все мертвы? – спросил, а вернее констатировал он.
– Никак уже в курсе? – прищурился Скал.
– Должность такая. Все знать – моя обязанность.
– Спектакль окончен, или будет еще действие?
– Окончен, Скалин, окончен. «Капелла» прислала письменное предупреждение. И нам и американцам. Спектакль в клинике – только демонстрация того, что они не шутят. Так что государственной поддержки у тебя больше не будет. Надеюсь, ты уже догадался, что вопреки видимости, она у тебя все же была?
– Иди ты! Правда?! – ехидно изумился майор. – И что же, наши великие державы испугаются угроз какой-то там организации?
– Нет, конечно. Они не испугаются, они УЖЕ испугались. Высочайшим повелением «Капеллу» приказано оставить в покое, так что если пойдешь дальше, то без нас. Сам понимаешь, «Капелла» помогала государственным машинам в стольких грязных делишках, что ей есть чем пригрозить.
– А раньше было непонятно?
– Раньше не было угроз, – пожал плечами Сомов. – Сталин, вероятно, тоже намеревался продолжать войну с западным миром, но только до того, как американцы взорвали Хиросиму и Нагасаки. И запад обрушился бы на СССР, если бы не атомная бомба.
– Черт с вами, – пробормотал майор, стискивая в кармане рукоятку кинжала, убившего Стивенса. – Нам, уродам, не привыкать к одиночеству. Зачем ты пришел сюда, Сомов? Причем самолично.
Сомов помедлил, в задумчивости стряхивая пепел прямо на ботинки. Висевший в воздухе туман еще больше сгустился, оседая мелкими каплями на лицах стоявших друг напротив друга мужчин.
– Ты всегда нравился мне, Скалин, – тихо и убежденно сказал генерал. – Несмотря на ту… жесткую игру, в которую мы с тобой сыграли, мое отношение к тебе не поменялось. И я просто хотел сказать тебе, что если сможешь остановиться, то сделай это сейчас. Этот орех тебе явно не по зубам.
– Знаешь Сомов, что меня всегда в тебе раздражало? – усмехнулся Скал, поднимая воротник куртки. – Не то, что ты врешь и даже не то, что врешь самому себе, а то, что сам же и веришь в собственное вранье. А это еще хуже, чем вообще ни во что не верить. Попытка номер два. Что тебе здесь нужно?
– Отдай его Бартоку, – негромко и быстро сказал Сомов.
– Ты о чем?
– О кинжале. Отдай его Бартоку. Он сможет провести анализ, не привлекая лишнего внимания. Не то, чтобы эта информация что-нибудь изменит, просто любопытно… Я просто хочу… должен знать. Поэтому я здесь один. То, с чем мы столкнулись, если я прав, не умещается в привычный нам мир.
С этими словами Сомов выбросил сигарету и исчез в тумане.
– Сукин сын, – задучиво сказал Скал, глядя ему вслед.
Письма, пришедшие за час до событий в Клинике 15
From
«Capella»
to
Somoff
Даже не пытайтесь сделать это снова. Проверьте кинжал.
* * *
From
«Capella»
to
D Marshan
Don’t even try it again.
Часть третья
Паутина дрожит
1
Очень трудно удержаться и не нажать на спуск фотоаппарата, видя как хоть мало-мальски известная личность пытается вести себя, как простой состоятельный смертный. Идет к чужой жене, сбивает прохожего своей иномаркой, пользуется услугами малолетних тайских массажисток. Мы не просто зарабатываем себе на жизнь, фотографируя все эти моменты чужой жизни, мы…получаем в руки немного власти над тем, кто считает, что у него весь мир в кармане.
"Вечерний звон" 12 апреля 20… года.
Молохов привычно поморщился, покосившись на табличку с названием еженедельной газеты, в которую его занесло бурным ветром судьбы. "Вечерний звон". От такой вывески за версту несло запахом «желтой» прессы. Запахом противным любому уважающему себя журналисту, как любому уважающему себя человеку противен запах немытого тела. Своего или чужого, неважно. Однако, такие крамольные мысли приходилось держать глубоко в себе, потому как название газеты было предметом особой гордости ее владельца. "В нем есть нечто патриархально русское", – говорил он. Положим, Дима Молохов мог бы и наплевать на гордость хозяина, но вот на те очень хорошие деньги, которые буквально текли в твой карман, при условии, что каждую неделю на стол редактора ложилась сенсационная, или даже не очень статья, подписанная Д. Молох, Дима плевать не мог. Кроме того, единственным занятием, которое по-настоящему нравилось Молохову была охота. Да, он называл себя охотником.
За сенсациями.
Духовная деградация всегда опережает физическую. Запах немытого тела еще раздражал, а вот запах «Вечернего звона» ощущался уже слабо. Дезодорант с ароматом денег, это единственная гарантированная защита от любой, изящно выражаясь, вони.
Поморщившись еще раз, Дима толкнул тяжелую металлическую дверь редакции, оклеенную декоративной пленкой "под дерево". И как раз в этот момент он вспомнил, что сегодня четверг. Услышав дикий вопль редактора, который при всем желании нельзя было назвать радостным, Молохов вспомнил также, что "Вечерний звон" выходит в пятницу. А когда позади громко лязгнула дверь, память вернулась окончательно, и Дима вдруг осознал, что в дипломате у него лежит материал для номера, обещанный еще к понедельнику.
– Убийца! – трясущийся мокрый перст редактора указал на криво улыбнувшегося Молохова. – А я ему поверил, когда этот монстр обещал больше не задерживать свои низкопробные статеечки.
Дима почесал за ухом и развел руками.
– Ну извини, Мама, совсем забегался, – Молохов говорил свободно, потому что уже заметил счастливые искорки в глазах редактора. Ура, ура, не придется затыкать дыру в номере какой-нибудь ерундой, вместо обещанного и, что ни говори, отличного материала Д. Молоха.
Редактор исторгнул еще один крик, но Дима просто отмахнулся, аккуратно укладывая кейс на свой стол.
– Ладно, ладно, не надо кидаться тяжелыми предметами. Сейчас оттаешь, Мама. Статья получилась, пальчики оближешь.
Не торопясь, Молохов выудил пачку листов, скрепленных ржавой канцелярской скрепкой. Он всегда скреплял свои рукописные статьи именно скрепкой и именно ржавой. Просто потому, что тем, кому потом приходилось работать с его статьями, это страшно не нравилось и они делали ему не то чтобы замечания, но давали понять, что преуспевающий репортер может позволить себе нечто лучшее, чем рыжая скрепка. И в принципе, печатать статьи можно было бы и на компьютере, в начале 21 века.
Редактор испортил все удовольствие, сорвав ржавый металл с листков, прежде чем отдать статью подвернувшемуся сотруднику.
– Галопом! – приказал он. – Чтоб через полчаса передать верстальщику. А ты запомни, – редактор обернулся к Диме, – если статья хреновая, я бухгалтерский листок с твоим гонораром использую вместо туалетной бумаги.
Молохов сел на стул, почувствовав, как внезапно накатилась волна усталости. Нет, он не будет говорить Маме, что корпел над статьей чуть ли не всю ночь. Это будет выглядеть…
Неправильно.
Редактор подостыл, притих и, взглянув на часы, даже налил провинившемуся Диме полученной по бартеру минералки. Эта удивительная жидкость, едва оказавшись в редакции, мгновенно прославилась, благодаря своему совершенно отвратительному вкусу. Пить ее без содрогания поначалу мог только заключивший эту сделку рекламный агент, но вскоре халявный напиток, стоявший на всех столах, начал постепенно не то чтобы нравиться, но восприниматься как неизбежное зло и вскоре, все работники начали понемногу попивать минералку, неизменно чередуя глотки с возгласами отвращения.
Молохов с сомнением взглянул на непонятно большие пузырьки углекислого газа, покрывшие внутреннюю поверхность высокого стакана, и задумчиво отхлебнул. Его передернуло. Тем не менее усталость как рукой сняло. Секунд на десять.
Дима взглянул на Маму и почему-то вспомнил, что так до сих пор и не узнал, почему этого полноватого рыжеусого мужика прозвали Мамой.
– Папарацци твой возник, – уже совсем благодушно сказал редактор, неправильно истолковав взгляд Димы. – Сказал, чтоб позвонил, как только объявишься.
Молохов несколько оживился.
– Он не сказал, где обретается, дома или у своей?
– Не доложил.
– Ну конечно, – буркнул Дима, подтаскивая к себе редакторский телефон. – И чего это я спрашиваю? Разве он когда-нибудь…
Палец Молохова завис над пультом.
«Итак, какой номер наберем? Домашний или. Лотерея, лотерея…»
Дима набрал домашний номер. После девяти гудков трубку сняли.
Интересно, выиграл я или нет.
– Какой мудак растрезвонился? – послышался в трубке мятый голос Бомжа.
– И тебе доброго утра. Ты на вопросы то в состоянии отвечать или как?
Трубка икнула.
– Понятно. Задаю первый…
– И последний.
– Получились?
Бомж замолчал. Перед мысленным взглядом Молохова возникла его потрепанная физиономия, довольно ухмыляющаяся.
А вот не буду злиться. На зло. Молчи хоть год.
– Приезжай ко мне. Тут и поговорим, – заявил Бомж.
– Да какого хрена! – не выдержал Дима.
– А по дороге не забудь купить какой-нибудь дорогой иностранной бурды. Как обещал. Все!
Молохов поцеловал трубку, сплюнул в сторону и повернул сияющее лицо к Маме.
– Без дураков? – недоверчиво спросил редактор. – Это действительно настолько хорошо?
Дима пожал плечами и вскочил.
– Там видно будет. Чемодан свой я оставляю. Вернусь часика через два.
Не слушая несущихся вдогонку криков редактора, Молохов выскочил за дверь, на ходу застегивая куртку. «Вечерний звон» не так давно разместился в новом офисе, находившемся на 12 этаже здания, принадлежавшего какому-то банку. Лифт только что подошел. Дима скользнул в просторную кабину вслед за двумя молоденькими девушками, оживленно беседующими о достоинствах какого-то нового ресторана. На мгновение прервав разговор, девушки оценивающе посмотрели на несколько сутуловатого, но в общем-то довольно привлекательного темноволосого самца, с резкими чертами лица, каждая клеточка которого, как казалось, находится в постоянном движении. Осмотр продолжался пару секунд, после чего разговор о ресторане возобновился. Самец временно недоступен. Весь в делах. Забившись в угол, Молохов, не в силах совладать со старой привычкой, украдкой сунул руку в карман и бросил мимолетный взгляд на краешек нечеткой фотографии, которая вскоре станет одной из многих, благодаря искусству Бомжа. На ней был виден лежащий человек, голова которого разбилась о бордюр. Левой кисти у мертвого не было, вместо нее рука заканчивалась длинным клинком.
* * *
В то время, когда Молохов лишь только начал писать обещанную к понедельнику статью, на другом конце города толстая пачка газет с шуршанием упала на продавленное сидение кресла с потертой цветастой обивкой. Вокруг царила темнота, но того, кто принес газеты она, кажется, не смущала. Он опустился на пол и протянул руку за первым номером, с глянцево-коричневыми буквами «Бульварный листок» на лицевой странице. Несколько минут ничего не было слышно, кроме шелеста переворачиваемых листов с полуголыми девчонками, растерзанными трупами и «звездными» лицами. Тускло светящийся взгляд читающего медленно перебегал с одной строчки на другую. Лишь после самого тщательного просмотра «Бульварный» отлетел в сторону, а сидящий потянулся за второй газетой в пачке, тоже оказавшейся славным представителем «желтой прессы».
Где-то далеко в темноте зазвонил телефон. Комок мокрого снега ударился о стекло. Соседи за стеной разразились необычно громкой бранью. Казалось и люди, и природа, словно сговорившись решили во что бы то ни стало оторвать любителя «желтизны» от его занятия. Однако листы продолжали переворачиваться, монотонно и тщательно изучаемые пронзительными кошачьими глазами.
Через час стопка перекочевала с кресла на пол. Сидящий аккуратно сложил последний экземпляр.
– Появятся, – тихим успокаивающим голосом произнес он. – Они обязательно появятся. Сетевые материалы можно подчистить, а вот эти нет.
Темнота сгустилась настолько, насколько ей положено было сгуститься в первом часу осенней ночи. Пронзительно скрипнул пол под чьими-то тяжелыми шагами. Проезжавшая за окном машина на мгновение осветила фарами бледные руки с длинными гибкими пальцами, гладящими нечто похожее на тонкую металлическую полосу.
– Я ведь заметил твою фотовспышку, – слова вылетали и растворялись в прохладном воздухе комнаты. – Скоро ты их продашь какой-нибудь редакции, а не выложишь в интернет, если не дурак, и тогда я побеседую с покупателем. Сразу же после этого тебя ждет сюрприз.
Говоривший прижался лбом к окну и провел рукой сверху вниз. Послышался скрип железа по стеклу. Сверкнувшее острие длинного тонкого ножа с причудливо изогнутой рукоятью, оставило на прозрачной поверхности длинную царапину.
* * *
Бомж жил в «хрущобе» довольно далеко от центра. Ни один уважающий себя журналист без личного автотранспорта никогда не соглашался тащиться к нему домой, теряя почти час своей кипучей жизни всего лишь на дорогу. Бомж знал об этом и приглашал к себе только в тех случаях, когда твердо знал, что ему не откажут. А таких случаев было уже немало.
Бомж вот уже несколько лет называл себя лучшим папарацци в Москве. С этим спорили только те, кто никогда не имел с ним дела. Другие же твердо знали, что если вам нужна сенсационная статья, подкрепленная не менее сенсационными фотографиями, то можно сегодня обратиться к Бомжу, а завтра смело обещать редактору богато иллюстрированный материал.
Таким образом, Молохов, вывалившись из потного нутра до отказа забитого автобуса, выглядел не слишком разозленным, хотя такие поездки всегда действовали ему на нервы. Привычно отыскав глазами приземистое бетонное строение, Дима бодро зашагал по раскисшей дороге, стараясь не думать о воде, щекотавшей ноги ледяными струйками. Вскоре он уже стоял перед некогда светло-зеленой дверью и терпеливо нажимал на треснувшую кнопку звонка в пятый раз. Проработав с Бомжом около полугода, Дима знал, что тот откликнется не раньше, чем через семь трелей, издаваемых сингапурским чудом на 25 мелодий. Кстати, у Бомжа звонок почему-то выдавал 26. Дожидаясь, пока ему откроют, Молохов с привычным сожалением подумал о том, что с нависающим над ремнем животом надо бы что-то делать. Не то чтобы это было пивное брюхо, но все же…
Наконец за дверью зашлепало и на пороге в двух метрах над полом возникла вечно небритая физиономия, за которую Генка Волохин и получил кличку Бомж.
– Заваливай, – папарацци вяло дернул головой со спутанными черными космами. – Хотя если пришел без посудины…
Молохов шагнул вперед, сунув Бомжу бутылку «Metaxa».
– Или опять принес халтуру? – добавил Бомж, зачем-то рассматривая бутылку на свет.
