Анна Вэрр
Моя золотая клетка
Глава 15.
На внутренней стороне обложки значилось имя владелицы.
– Элеонор, – прошептала я. От волнения я не сразу вспомнила, откуда знаю это имя. Но мгновение спустя, память выдала мне события прошлой ночи, и жуткого вида парня на чердаке, зовущего меня этим именем.
Почувствовав странный азарт, словно вторгаюсь во что-то запретное, я принялась читать записи. Дневник был очень потрепанным и старым, некоторые страницы были покрыты такими пятнами, что невозможно было разобрать написанное. Первая запись была написана разборчиво, и значилась 17 июля 1867 года. Я старательно напрягла глаза, всматриваясь в рукописные мелкие буквы.
«Сегодня мне минуло тринадцать лет. После смерти матушки и отца, я редко праздновала свои дни рождения, но этот день был другим. Я получила подарки от моих братьев, и они очень мне полюбились. Марцелл подарил мне чудесную книгу о девочке, вроде меня. Я пока не читала ее, но скоро начну. Эм подарил мне милый голубой бант с кружевом, который я смогу носить с любимым платьицем. Он сказал, это под цвет моих глаз. От Лестера я получила портрет. Лестер любит рисовать меня, говорит, я хорошо выхожу на его картинах. Родерик мне ничего не подарил, но он был мил ко мне сегодня, чему я рада больше, чем любому подарку.»
С замиранием сердца я прочитала в этих строках знакомые имена. Это казалось мне странным и неправильным, но в голове постепенно начала вырисовываться картина происходящего. Я схватила фотографию со столика и прочитала вновь дату, стоящую на ней.
– Что же это такое?..– прошептала я, вглядываясь в лицо маленькой белокурой девочки на изображении.
Вернувшись к дневнику, и перевернув страницу, я увидела, что следующие несколько записей были безнадежно чем-то запачканы. Пролистав дальше, я смогла разобрать еще один небольшой кусок.
«… играли возле озера. Он снова делал мне больно, но велел молчать. Я терпела, потому что иначе он сердится. В прошлый вторник он нашел острый камушек и велел носить мне его в туфле. Марцелл увидел, что я стала хромать, и наказал его…
Я спросила у Эма, отчего Родерик так не любит меня. Но он не ответил мне, и принялся меня пугать.
Иногда мне бывает одиноко. Мне кажется, будто никто в целом мире меня не принимает. И тогда я плачу и вспоминаю матушку. Матушка была очень добра ко мне. Она не отходила ни на шаг от меня, даже когда совсем заболела и стала другой.»
Я перевернула страницу, поглощенная чтением.
« 5 сентября 1867. Кухарка порадовала меня сладкой кашей с утра. Она думает, я очень грущу, и старается быть добра ко мне. Эм поймал мышь в подвале и пугал меня ею. Я не обижаюсь, но мне было очень страшно…
Сегодня я снова вспоминала о матушке и отце. Отчего-то отец никогда не проводил со мной времени, наверное, у него было много дел. А матушка, помнится, говорила, что я у нее любимица.
После смерти дядюшки, она не отпускала меня от себя. Смотрела на меня подолгу, и плакала. Мне было жалко ее, даже сейчас слезы наворачиваются, но я не знала, отчего она плачет. Сейчас-то я понимаю, что я похожа была на покойного дядюшку, и оттого ей было грустно. Мне тоже было бы грустно, если бы кто умер из моих братьев.»
Следующие несколько страниц были склеены, и мне пришлось их пропустить.
«14 декабря 1867. Я читала книжку, что подарил мне Марцелл на день рождения. Она про девочку по имени Алиса, что попала в волшебный мир. Мне нравится эта история. Я попросила Лестера нарисовать Алису. Он любит рисовать, у него даже есть холст и краски. У него выходит все лучше, а я совсем не умею рисовать…»
Я увлеченно читала, забыв о времени. Записи шли одна за другой, они были короткими и не особо содержательными, но практически каждая из них заставляла меня напряженно хмуриться.
Я перелистнула очередную страницу, оставив позади несколько десятков записей.
«28 мая 1869. День начался хорошо. Родерик и Лестер взяли меня с собой играть. Они не часто играют вместе, но в этот раз они пошли на озеро ловить рыбу. Родерик снова меня обижал. Он ударил меня по ногам палкой несколько раз, когда Лестер не видел. И велел молчать. Я и молчала, под платьем не видно. Но служанка жалеет меня, когда помогает одеваться. Лестер не заступается за меня, он все больше рисует. Иногда заставляет меня стоять для его картины по нескольку часов. Говорит, я хорошо выхожу на портретах…
На прошлой неделе Эм снова пугал меня, и я побежала на чердак прятаться. Там я случайно увидела, как Марцелл рисует на полу странные круги белым мелом и капает воском на них. Я испугалась, что он увидит меня и примется ругать, но он меня не заметил. Марцелл велит не вмешиваться в то, чем он занимается. Мне очень страшно, теперь я не хожу на чердак.»
Я перевернула страницу и снова углубилась в чтение, чувствуя нарастающее беспокойство. Сердце нервно колотилось, отдаваясь звоном в висках.
« 9 июля 1869. Марцелл ругался на меня сегодня. Я никогда не перечу ему, как он и велит, но сегодня он ругался для порядка. Он говорит, матушка велела ему заботиться обо мне, и он заботится…
Я часто вижу ее во сне. Она была красива, матушка. Я совсем не похожа на нее, а на отца и того меньше. Матушка очень меня любила. Они с отцом ругались много, и тогда я плакала. Но тихонько, чтобы не слышал никто.»
Мелодия за стенкой утихла, но я, поглощенная дневником Элеонор, этого даже не заметила.
« 16 октября 1869. Сегодня Марцелл забрал один из моих портретов, чтобы отправить моему будущему мужу. Я не знаю, кто этот человек, мне не велено видеться с ним. Эм сказал, что он старик и очень некрасив, но я надеюсь, он говорит это нарочно. Лестер очень рассердился на Марцелла, и не хотел давать мой портрет.
Лестер всегда хмурится, когда заводится разговор о моем будущем, и делается еще более нервным, чем всегда. Он хороший, Лестер, и почти всегда добр ко мне. Но он часто бывает очень обидчив на меня, хотя я стараюсь быть с ним мила. Недавно он ударил меня по лицу, когда услышал, что Эм назвал меня хорошенькой. Эм не очень добрый, он часто обижает меня, пока не начну плакать. Но как видит мои слезы, перестает меня пугать. Оттого я стараюсь поскорее заплакать. Сегодня я плакала особенно много, даже служанка меня жалела. Я совсем не хочу замуж…»
Внезапный стук в дверь вернул меня к действительности. От неожиданности я выронила дневник Элеонор.
– Войдите, – крикнула я, поспешно засунув книжечку под подушку. В спальне появилась горничная, которая перевязывала мне раны утром. В руках она держала корзинку с бинтами и какими-то бутылочками.
Подойдя ближе, девушка мягко толкнула меня на кровать. Я послушно села. Она расстегнула мое платье и занялась раной. Я уставилась на стену, чувствуя себя беспомощно и неловко. Наверное, тоже самое испытывает Катрин, когда я вожусь с ней. Я никогда не думала об этом прежде, и в этот момент испытала к ней новый прилив жалости.
«Что же с ней произошло?.. Что они сделали с вами, Катрин?..»
А что если я просто поверила сумасшедшей старой женщине, которая потеряла рассудок из-за болезни?
Горничная туго стянула мою грудную клетку бинтом. Я посмотрела на нее, и мы пересеклись взглядами. Ее единственный глаз смотрел на меня с нескрываемым любопытством. Это настолько отличалось от того, как вела себя Дэйна, что я невольно впала в ступор.
– Тебе здесь нравится? – спросила я. Я не слишком надеялась на ответ, но к моему удивлению, девушка улыбнулась и кивнула.
Я уставилась на нее с непониманием. Она явно не пыталась убежать из этого места, и на ней не было никаких видимых повреждений. Кроме одного.
– Что случилось с твоим глазом? – я указала на повязку. Улыбка исчезла с лица горничной, она резко поднялась на ноги, и, поклонившись, вышла из спальни. Проводив ее взглядом, я снова вытащила дневник Элеонор. Пролистав его, я увидела вложенную фотографию, которую не заметила в прошлый раз. Она была такая же старая, как и та, что стояла на комоде. Взглянув на нее, я увидела молодую девушку. У нее было миловидное личико, светлые волосы, завитые на концах и пышное длинное платье. Ее лицо не выражало никаких эмоций, в глазах застыла грусть и покорность судьбе. Я сразу поняла, что на фото запечатлена хозяйка дневника.
– Так вот ты какая, Элеонор, – пробормотала я, рассматривая ее. Я внимательней вгляделась в ее наряд, и почувствовала, как у меня заколотилось сердце. Отложив дневник, я бросилась к шкафу. Из кучи старых кружевных нарядов я извлекла один и бросила на кровать. Сверившись с фото еще раз, я поняла, что передо мной лежит то самое платье, что и на изображении.
На черно-белом снимке оно смотрелось роскошным и дорогим, в живую же представляло собой груду ткани грязно-розового цвета, украшенную рюшками и бантами.
Странная одержимость окружающих прошлыми веками, старинная одежда и даты в дневнике и на фото натолкнули меня на единственную логичную мысль.
«Хочешь, чтобы я надела одно из этих платьев, Эмметт? Хорошо, я сыграю по твоим правилам», – подумала я со злостью.
Едва ли я сумела бы повторить прическу, которая была на снимке, но завить мои длинные волосы, было вполне реально.
Наконец-то я начала понимать происходящее. Внезапное осознание того, в какие игры здесь играют все окружающие, пугало меня еще больше, чем неведение, в котором я находилась прежде. Но путей к отступлению у меня не было.
Я спрятала дневник Элеонор под подушку, а найденную в нем фотографию бережно положила в карман. Бросив взгляд на часы, я направилась к Катрин.
В коридоре я столкнулась с Родериком. Он стоял в дверях своей спальни. Когда я появилась, он уставился на меня внимательным грустным взглядом, и я поняла, что он ждал меня.
– Спасибо, что сыграл для меня снова. Твоя музыка очень красивая, – выдавила я, улыбаясь. Мне совершенно не хотелось, чтобы он вновь начал свои издевательства надо мной. Мое сердце нервно билось о грудную клетку, пока он молча смотрел на меня. Затем, на его лице появилась слабая улыбка.
– Побудь со мной.
– Я очень хотела бы, – солгала я, чувствуя, как предательски дрожит голос, – но я должна сейчас идти к Вивианн. Мне нужно работать, Родерик, ты это знаешь.
Он снова замолчал, рассматривая меня.
– Ты мне нравишься, Алекса, – сказал он, наконец, – Очень сильно. И ты мила со мной. Ты не похожа на других.
– Тогда тебе будет больно, если со мной что-то случится? – осторожно спросила я, вспомнив его слова, сказанные мне в столовой.
– Все когда-нибудь умрут, – сказал он спокойно, – Возможно, тебе повезет, и ты останешься с нами надолго. И тогда я смогу проводить с тобой столько времени, сколько захочу.
«Что он имеет в виду?» – крутилось у меня в голове.
– А если нет, – продолжил он, – тогда я буду это делать, пока ты с нами.
Я нервно сглотнула, глядя на него. У меня не было никакого желания пытаться у него что-то выяснить, и те слова, которые он говорил, лишь пугали и ставили в тупик еще больше.
Я сделала шаг назад.
– Я пойду, Родерик. Увидимся за ужином.
Он бросил на меня печальный взгляд и скрылся за дверью своей спальни.
Я подошла к комнате Катрин.
Она лежала на постели, безразлично глядя в потолок. Когда я вошла, она повернула голову в мою сторону.
– Как вы себя чувствуете? – я наклонилась к ней, всматриваясь в ее лицо. Ее карие глаза все еще выглядели мутными и стеклянными. Я отвернулась. – Идемте купаться.
Я пересадила ее в коляску и покатила в ванную комнату. Сердце мое нервно колотилось в груди. Включив воду, я вновь повернулась к Катрин.
– Я на вашей стороне, вы это знаете, правда? – я присела на корточки перед ней. Ее белое лицо не выражало никаких эмоций. – Пожалуйста, помогите мне. Я начинаю понимать, что происходит в этом доме…
Я осеклась и беспокойно скосила глаза на дверь. Мне показалось, что я слышала какое-то движение снаружи. Помолчав мгновение, я продолжила, понизив голос:
– Катрин, я верю вам. Я… вы меня слышите?
Она скользнула взглядом по моему лицу. Ее глаза смотрели на меня устало.
– Давно вы в таком состоянии? – спросила я.
Она напряженно сомкнула веки, словно мои вопросы были назойливыми мухами, вьющимися возле нее.
– Я понимаю, вам неприятно отвечать… Но вы должны. Поймите, я не смогу вам помочь иначе, – я осторожно коснулась ее руки. Она с усилием открыла глаза и уставилась на меня. Даже сквозь мутную пелену, ее взгляд казался холодным и жестким. Она смотрела на меня некоторое время, затем медленно качнула головой.
– Вы… недавно стали такой, – я почувствовала, как мои внутренности сжались. Переведя дыхание, я снова посмотрела на нее, – Это они сделали вас такой? Ваши сыновья.
Теперь она кивнула почти сразу.
– Но зачем? Я знаю, что они сумасшедшие и играют в какие-то безумные игры. Вот, посмотрите…
Повинуясь внезапному порыву, я вытащила фотографию Элеонор из кармана.
– Вы знаете, кто это? – спросила я, поднеся изображение к лицу Катрин. Ее глаза безразлично скользнули по снимку, после чего она устало прикрыла их и медленно, с усилием качнула головой.
Я спрятала фото в карман, обдумывая полученную информацию. Бросив взгляд на ванную, я с ужасом увидела, что та наполнилась почти до краев. Я подорвалась с места и быстро закрутила кран.
Глава 16.
Искупав Катрин, я одела ее и покатила обратно в спальню. Мои мысли были заняты тем, что я узнала за сегодня. Голова кружилась от избытка противоречивых фактов, едва мне начало казаться, что я приближаюсь к истине, как выяснилось, что я запуталась лишь сильнее. Но в одном я была уверена. Неважно, какие причины толкнули братьев приковать к постели собственную мать, неважно, что Эмметт считал себя человеком, запечатленным на фото девятнадцатого века. Очевидно было то, что оставаться дальше в этом поместье я не могла.
Я уложила Катрин в постель, и дала ей бульон. Она морщилась и пила его с явным отвращением.
– Отдыхайте, – сказала я, поднимаясь на ноги.
Впереди был ужин, после которого меня ждал бал с Эмметтом. Я прекрасно понимала, что ничего хорошего там не произойдет. Но выбора у меня не было. Я спустилась на первый этаж и направилась в столовую.
Почти дойдя до двери, я услышала голоса. Невольно замерев на месте, я прислушалась.
– … это было бы гораздо полезнее, чем твои бессмысленные игры с ней, – донесся до меня безразличный голос Марцелла.
– У нас ведь есть и другие источники, – со смешком ответил ему Эмметт. – Эти глупые нищие женщины готовы пойти куда угодно за богатым парнем. И самое приятное, что их никто не станет искать.
– Не следует вести себя так беспечно. Твои поступки подставляют нас всех.
– О чем ты говоришь, Мар? Разве я стараюсь не ради нас?
– Хватит. Сосредоточимся на нашей цели.
Я с замиранием сердца слушала их диалог. Они говорили достаточно тихо, и мне пришлось осторожно приблизиться к двери, чтобы было лучше слышно.
– Что ты делаешь? – раздался голос за моей спиной.
Я подскочила от неожиданности и испуга. Родерик стоял прямо позади меня, глядя на меня с привычной грустью.
– Ты подслушиваешь, Алекса? – спросил он, рассматривая меня.
– Н-нет, – быстро соврала я. В горле пересохло от волнения, и мой ответ прозвучал хрипло и совершенно неубедительно. Голоса в столовой стихли, и было очевидно, что Марцелл и Эмметт замолчали, прислушиваясь.
Я быстро отвернулась от младшего брата и толкнула дверь. Пытаясь придать своему лицу невинное выражение, я прошла к столу и опустилась на свое место. Родерик молча последовал за мной. В напряженной тишине мы принялись за еду. Мое сердце колотилось, а щеки предательски пылали под взглядами всех троих.
«Надеюсь, после того, что я услышала, они не захотят избавиться от меня как можно быстрее», – напряженно думала я, ковыряя в своей тарелке.
Мой взгляд зацепил раскрытую книгу, лежащую перед Марцеллом. В ней были странные символы, похожие на витиеватые узоры неправильной формы. Я вгляделась внимательней, в попытке рассмотреть их получше, как вдруг старший брат захлопнул книгу. Я подняла взгляд и пересеклась с его безразличными холодными глазами.
Почувствовав нервный спазм внутри, я опустила голову и уставилась в свою тарелку.
Закончив еду, я выскользнула из-за стола, в надежде прошмыгнуть в свою комнату и избежать танцев с Эмметтом. Но едва я успела выйти в коридор, как он перехватил меня.
– Ты так спешишь, чтобы быстрее нарядиться для меня? – ласково пропел он, крепко вцепившись в мое запястье.
– Э… я себя чувствую плохо, Эмметт. Может быть, потанцуем в другой раз? – выдавила я напряженно. Улыбка на его лице медленно увяла, пока я лепетала отговорки. Его голубые глаза сверкнули.
– Другого раза может не быть, Алекса. Ты меня так сильно ненавидишь?
– Нет, просто…
– Ты должна быть благодарной, – он обхватил свободной рукой мою талию и притянул меня к себе, – Я ведь стараюсь развлечь тебя.
– Отпусти меня, – нервно проговорила я, пытаясь его оттолкнуть.
– Знаешь, что я хочу в качестве благодарности? – продолжил он, совершенно игнорируя мои сопротивления. Сердце нервно екнуло, когда я поняла, что он имеет в виду. Я в ужасе уперлась руками в его грудь. На его лице появилась улыбка, – Правильно, я хочу твой глаз. Как приятно, что ты уже запомнила мои повадки. Так что, Алекса, выбирай – я могу забрать твой глазик и избавить тебя от обременительной необходимости танцевать со мной. Либо тебе все же придется быть моей дамой сегодня.
Я замолчала, напряженно думая, что мне делать, пока он прижимал меня к себе.
– Хорошо, – сказала я, наконец, – Только пообещай, что не будешь трогать мои глаза.
– Ставишь мне условия? – улыбка на его лице стала шире. Голубые глаза смотрели на меня с таким холодом, что я невольно поежилась.
– Нет, Эмметт, – ответила я осторожно, – просто ты обещал, что этот вечер станет для меня лучшим в жизни. Я хочу запомнить его именно таким.
Он помолчал немного, глядя на меня с насмешкой:
– Свою сладкую ложь оставь для Рода.
– Ты откажешь своей даме в такой маленькой просьбе? – я чувствовала, как колотится мое сердце. Моя внезапная нахальность могла как помочь, так и окончательно испортить ситуацию.
– Я поражен, – Эмметт рассмеялся, глядя на меня с восторгом, – ты довольно забавный человек, Алекса. Я не ошибся в тебе.
Он наклонился к моему уху, отчего у меня по спине прокатилась нервная дрожь.
– Ладно, будем считать, что ты впечатлила меня. Я не буду трогать твои глазки. Но не заигрывайся со мной слишком сильно, – он был так близко, что его губы практически касались моего уха. Меня буквально парализовало от напряжения, – ты ведь проиграешь.
Он выпустил меня и пошел по коридору.
«Может, это и к лучшему, – думала я, глядя ему в спину. – Возможно, мне удастся вывести его на чистую воду».
Я опустила руку в карман и коснулась фотографии Элеонор. Почти дойдя до конца коридора, Эмметт остановился.
– Поторопись, Алекса, – сказал он, – у тебя есть полчаса. Если опоздаешь, я не гарантирую тебе выполнение моего обещания.
Я устремилась в свою спальню. Там меня уже ожидала горничная с повязкой на глазу. Она смотрела на меня с любопытством. Я понимала, что бесполезно пытаться с ней заговорить. По какой-то непонятной причине, она не считала себя пленницей и жертвой, как Дэйна.
Девушка кивком указала на платье, лежащее на кровати.
– Да, я хочу надеть его, – ответила я на ее немой вопрос.
Я стойко вытерпела облачение в корсет. Мои внутренности, казалось, сжались в несколько раз, и сделать более-менее глубокий вдох больше не представлялось возможным. Пока я пыталась привыкнуть дышать через раз, горничная закрепила странный каркас на моей талии и облачила меня в платье. Голова у меня сильно кружилась, и я едва стояла на ногах.
Пришла в себя я, когда девушка мягко, но настойчиво начала перебирать мои волосы.
– Фото в кармане… моего платья. Сделай прическу, как там, – с трудом выдавила я.
Она послушно извлекла изображение из кармана. Ее глаз быстро пробежал по фотографии. Мягко толкнув меня на кровать, она принялась колдовать над моими волосами. Буквально из ниоткуда у нее в руках возникли щипцы для завивки и заколки, которыми она фиксировала прическу.
– Давно ты здесь? – поинтересовалась я, наблюдая за ней краем глаза. Девушка замерла на мгновение, глядя на меня с изумлением. После чего улыбнулась, и кивнула.
Я нахмурилась. Ее жизнерадостный вид слишком уж противоречил тому, что я видела прежде.
– Ты знаешь Дэйну? Как она?
Горничная покачала головой.
– Пожалуйста, скажи, она в порядке? – не унималась я.
Девушка посмотрела на меня. В ее лице не было сочувствия, жалости, грусти. Ее золотисто-карий глаз смотрел на меня с холодным интересом. Мы смотрели друг на друга несколько мгновений, после чего она медленно кивнула.
– Такое уже было прежде? На моем месте был кто-то другой?
Горничная улыбнулась, и отвела взгляд от моего лица. Она снова принялась завивать мне локоны.
– Ты не ответишь, – прошептала я, – ты ведь на их стороне, да?
Закончив с моей прической, она сложила заколки и щипцы для завивки в корзинку. Я с трудом поднялась на ноги и неуклюже проковыляла к зеркалу. Осмотрев себя, я изумилась тому, насколько стала схожа с Элеонор. Удивительно, как такое простое преображение превратило меня в девушку девятнадцатого века.
– Надеюсь, ты будешь доволен, Эмметт, – процедила я, всматриваясь в свое отражение.
Горничная поджидала меня возле двери. Я подошла к ней и вместе мы пошли по коридору. Тяжелое пышное платье и тугой корсет сильно сковывали движения, но я старалась не обращать на это внимания.
Девушка остановилась перед дверью в комнату досуга. Я стиснула зубы, и вошла туда.
Эмметт уже ожидал меня. Когда я появилась в помещении, он улыбнулся и повернулся ко мне. Мне показалось, что его холодные голубые глаза рассматривают меня целую вечность.
– Интересный выбор, Алекса, – сказал он, наконец, – Ты выглядишь потрясающе. Впрочем, как и всегда.
– Рада угодить тебе, – язвительно отозвалась я.
– Ах, почему ты злишься? Разве это не прекрасное ощущение – почувствовать себя настоящей принцессой?
На его лице играла улыбка. Его голубые глаза почти светились в полумраке комнаты.
– Я чувствую себя кое-кем другим, – сказала я. Мне больше не было страшно, когда я находилась с ним наедине. Все, что я испытывала в данный момент – раздражение.
Эмметт подошел к столику, на котором я увидела граммофон. Я никогда прежде не видела его вживую. Покрутив ручку, он поместил на него пластинку.
– Будем надеяться, музыка и танцы тебя немного расслабят. А если нет… Мне придется придумать что-нибудь эффективней.
Из граммофона донеслась мелодия. Она была нежной и красивой. Я закрыла глаза, чувствуя странное головокружение. Наверное, причиной был тугой корсет, который мешал нормально дышать.
В этот момент рука Эмметта нежно обхватила меня за талию. Второй рукой он сжал мою кисть. Удивительно, но даже в таком состоянии и неудобном платье, танцевать с ним было легко. Он уверенно вел меня, и небольшого пространства комнаты нам вполне хватало, чтобы кружиться в вальсе. Поначалу я спотыкалась и нервничала, но постепенно привыкнув, расслабилась. В этот момент я действительно ощутила себя графиней на балу.
– Ты быстро учишься, – одобрительно сказал Эмметт.
– А ты где научился так танцевать? – спросила я, глядя ему в глаза. Я не успела заметить, как теперь мы находились намного ближе друг к другу. Я чувствовала, как поднимается и опускается его грудь и ощущала тепло его тела. Пальцы моей левой руки гладили шелк его рубашки. В момент, когда я осознала все это, мои щеки запылали жаром. Я смущенно отодвинулась от него, но он, казалось, только того и ждал. Его рука крепко держала мою талию.
– Я много раз танцевал на балах, – сказал он, прижимая меня к себе еще сильнее, – много лет назад я танцевал под эту музыку с моей невестой.
– У тебя есть невеста? – удивилась я, перестав его отталкивать.
– Была, очень давно. Но мы так и не стали мужем и женой. Видишь ли, тогда произошло кое-что, после чего… женитьба отошла для меня на второй план. И ее выдали замуж за другого.
– О.. сочувствую, – смущенно сказала я, понятия не имея, что на это можно ответить.
– Не стоит, – глаза Эмметта холодно сверкнули, – она была красива и молода, но я не любил ее. Это должен был быть обычный брак по расчету.
– Она была богата? – спросила я, пытаясь поддержать беседу. Его внезапная откровенность смущала меня не меньше, чем его странный флирт.
– Да, мы оба были богаты, – Эмметт усмехнулся.
– И что с ней сейчас? Она… э.. счастлива?
Голубые глаза внимательно пробежали по моему лицу. Я покраснела еще сильнее, чувствуя, что спросила полнейшую глупость.
– Она давно мертва, – ответил он, наконец. Его голос прозвучал буднично и безразлично, словно он озвучил очевидную вещь. Видя мое замешательство, он добавил скучающим тоном, – это было много лет назад.
По моей спине пробежал холодок. Я снова вспомнила фотографию на столике.
– И как давно это было? – нервно спросила я.
– Ты что, ревнуешь? – Эмметт игриво улыбнулся, – не волнуйся, Алекса, это было достаточно давно, чтобы я забыл даже ее лицо.
Я напряженно замерла, всматриваясь в его глаза. Он издевается надо мной? Или он действительно сумасшедший? Как много лет, по его мнению, прошло? Сто? Сто пятьдесят?
В любом случае, происходящее нравилось мне все меньше. Немного помолчав, я решила углубиться в другую тему:
– Кому принадлежала комната, в которой я живу?
– Ты сегодня задаешь слишком много вопросов, – Эмметт криво усмехнулся, – И почему тебя вдруг это начало интересовать?
– Ты сказал, этот человек давно мертв, – продолжила я, пропустив мимо ушей его слова.
– Алекса, в разговорах, как и в танцах, я предпочитаю вести, – он сделал шаг назад, отчего я споткнулась и упала на его грудь, – Поэтому, позволь мне сменить тему.
– Но, я ведь…
– Знаешь, твое любопытство меня забавляет. Кажется, оно заводит тебя все дальше. Ты подставила бедную горничную, пусть и не нарочно, пробралась на чердак… да, я знаю, что ты там была, – добавил он, увидев мой испуганный взгляд, – Теперь ты подслушивала мой разговор с Маром. Алекса, как низко ты пала.
– Я не подслушивала, – быстро выпалила я, чувствуя, как колотится сердце.
– Не переживай, все равно ты не услышала ничего важного. Что ты пытаешься выяснить? Кто мы такие? Чем мы занимаемся? На эти вопросы нет ответа. Даже если я расскажу тебе, ты все равно мне не поверишь.
– Я хочу домой, – сказала я. Мой голос прозвучал еле слышно, заглушаемый мелодией, льющейся из граммофона. Эмметт наклонился ко мне. Медленно заправил прядку волос мне за ухо.
– Твой дом теперь здесь, – прошептал он.
Я не успела ответить, как внезапно поняла, что что-то не так. Мое тело начало болеть и ныть с такой силой, что я едва не вскрикнула. Сломанные пальцы загудели, дышать стало в несколько раз тяжелее. Я нервно выдохнула, пытаясь понять, что происходит.
«Кажется, действие обезболивающего закончилось» – подумала я, стиснув зубы от боли. На глаза навернулись слезы.
– Мм, тебе так хорошо со мной, что ты даже расплакалась? – Эмметт смотрел мне в глаза с насмешкой.
– Н-нет, – с трудом выдавила я, – мне… мне нужен Марцелл.
– Алекса, я начинаю ревновать, – обиженно протянул средний брат, выпуская меня из объятий.
– Мне не до шуток, – я закрыла глаза, пытаясь справиться с головокружением, – Мне нужно, чтобы он снова дал мне обезболивающее.
– Вот как? Выходит, теперь не только матушка сидит на его лекарствах. Сочувствую.
Мне было так плохо, что я пропустила его слова мимо ушей. Единственным моим желанием было избавиться от невыносимых страданий. Я закусила губу, чувствуя, что вот-вот упаду в обморок. Нежная мелодия из граммофона казалась мне теперь невероятно громкой и ужасной.
– В твоей беспомощности есть что-то чарующее, ты это знаешь? – услышала я голос Эмметта сквозь пелену. Он мягко обнимал меня, пока я кусала от боли губы и пыталась кое-как удержаться на ногах. Я открыла глаза, с трудом сфокусировав взгляд на его лице.
– Эмметт..,– с усилием выговорила я, – помоги мне.
– Ты очаровательна, – его глаза с жадностью скользнули по моему искаженному болью лицу. Он склонился к моим искусанным губам, слизывая с них кровь.
«Ему наплевать на мои мучения… Он будет издеваться, пока я не потеряю сознание»
Слезы катились по моим щекам, а тело и разум сходили с ума от боли. Руки Эмметта крепко держали меня, не давая упасть. Я почти не понимала, что происходит, я перестала слышать все вокруг себя. Музыка из граммофона и голос среднего брата слились для меня в один непонятный назойливый звук.
– Кажется, тебе совсем плохо, – с трудом разобрала я голос Эмметта. Мои губы горели и были влажными от его поцелуев, что только добавляло неприятных ощущений. Он выпустил меня из объятий, и я тут же повалилась на пол. Корсет туго давил мою изрезанную грудную клетку, и я принялась расстегивать платье, в попытках избавиться от него. Мне было совершенно все равно, что подумает Эмметт.
В этот момент, я почувствовала, как он подхватывает меня под руки и с силой тащит куда-то. Я не сопротивлялась, едва передвигая ноги от боли и слабости. Мы прошли через дверь и спустились на первый этаж. Я плохо понимала, что происходит, в голове гудело так, что я не слышала ничего вокруг.
– Зачем ты привел ее сюда? – как из тумана донесся до меня голос Марцелла.
«Я спасена», – мелькнуло в голове, после чего все вокруг погрузилось в странный туман. Я почувствовала, как меня усадили куда-то, как мое тело оплетают какие-то трубки. Мне было все равно, что со мной сделают, единственным желанием было, чтобы эти мучения прекратились. И это действительно произошло.
Что-то мягко потекло по моим венам, и спустя несколько мгновений ко мне вернулась способность трезво мыслить. Боль отступила, и я открыла глаза, осматриваясь.
Помещение, в котором я себя обнаружила, выглядело странно. Стеллажи, уставленные склянками, непонятные колбы и ступки. На маленьком столике возле кушетки, на которой я сидела, было несколько книг. Напротив был большой стол, заставленный бутылочками с разными жидкостями.
Не успела я до конца осмотреться, как передо мной возник Марцелл. Его зеленые глаза смотрели на меня с привычным безразличием. Рядом с ним стоял Эмметт. На его лице читалось странное выражение, которого я не видела прежде. Я долго пыталась понять, что именно выражают эти обычно холодные голубые глаза.
– Тебе уже лучше? – спросил он, и в этот момент я поняла, что он смотрит на меня с грустью. Но не с той глубокой, пугающей и обманчивой скорбью, которую обычно выражают глаза Родерика. Эмметт смотрел на меня с легкой задумчивой тоской, словно я в любую минуту могла растаять прямо у него на глазах. Меня это озадачило, ведь я не привыкла видеть проявление нормальных человеческих эмоций в этих холодных глазах.