Анна Вэрр
Моя золотая клетка
Глава 13.
Я постучала в дверь, и тут же услышала шаги.
– Ты заставляешь себя ждать, – услышала я безразличный голос старшего брата. Он смерил меня взглядом, после чего прошел вглубь комнаты. Я последовала за ним, едва переставляя ноги.
Бросив взгляд на стол, я увидела гору бумаг. Некоторые из них были испещрены непонятными символами и рисунками, но мне было слишком плохо, чтобы вникать в их содержимое.
Марцелл обошел меня, равнодушно повернулся ко мне спиной и уселся за бумаги. Кажется, его совсем не смущало мое состояние. Перед ним на столе лежала раскрытая книга, в которой он поставил какие-то пометки.
– С сегодняшнего дня я ввожу для тебя несколько новых правил, – сообщил он, не отрываясь от своего занятия, – первое: посещать мать ты будешь дважды в день. Этого достаточно, учитывая ее состояние. Утром в десять, и вечером, в семь. Прием лекарств и весь прочий уход остается прежним.
Я привалилась к стене возле стола, пытаясь справиться с головокружением. Мой измученный разум едва воспринимал то, что он мне говорил.
– Второе. Я знаю, что ты снова ослушалась меня. И по этой причине, я буду лично следить за всеми твоими перемещениями по поместью. И третье: теперь ты будешь жить в комнате по соседству с моей. После десяти вечера тебе запрещено покидать спальню. И лучше тебе не нарушать это правило. Узнаю, что ты бродишь по дому ночью – пеняй на себя. Понятно?
Внутри у меня все похолодело. Но я быстро кивнула, понимая, что спорить с ним бесполезно.
Марцелл снова смерил меня равнодушным взглядом, после чего выдвинул ящик стола. Вытащив связку ключей, он отделил от нее два маленьких одинаковых золотых ключика.
– Иди за мной, – он поднялся на ноги и вышел из комнаты. Я поспешно засеменила следом. Подойдя к соседней двери, он открыл ее ключиком.
Я помнила, что Эмметт упоминал эту комнату как спальню человека, которого давно нет в живых. Мне не очень нравилась перспектива жить в таком месте, но спорить с Марцеллом было еще хуже. Потому я послушно шагнула внутрь вслед за ним.
Увиденное меня поразило. Комната была светлой, нежной и очень красивой. Спальня каждого из членов семьи была искусно отделанной, но это помещение напоминало обитель какой-нибудь принцессы.
Нежно-розовые стены, серебряная люстра и изящная позолоченная белая мебель, настолько красивая и резная, что казалось игрушечной. Туалетный столик с выдвижными ящиками и большим зеркалом, кровать, две тумбочки возле нее и несколько кресел. Мягкий пуфик, обтянутый розовым шелком и такого же цвета подушки и покрывало.
Я восхищенно осматривалась, пока не пересеклась с безразличными зелеными глазами Марцелла, который смотрел на меня все это время.
Он молча протянул мне один из двух ключей, после чего вышел из комнаты. Я осторожно села на постель, стиснув зубы от боли, и принялась крутить головой. Никогда прежде мне не доводилось спать в такой потрясающей комнате. Наверное, при других обстоятельствах я бы радовалась этому. Но сейчас мне совсем не было радостно.
Я устало облокотилась на подушку и закрыла глаза. Казалось, прошла целая вечность, пока я пыталась забыть о своих сломанных пальцах. Постепенно мое тело и разум расслабились, и я погрузилась в сон.
Из дремоты меня выхватил настойчивый стук в дверь. Не успела я сказать «Войдите», как на пороге снова возник Марцелл. В руках он держал коробку, в которой позвякивали какие-то бутылочки.
– Это лекарство для …Вивианн? – растерянно спросила я. Каждый раз произнося ее имя, я боялась ошибиться, и случайно проговориться о том, что знаю, как ее зовут на самом деле.
Марцелл не удостоил меня ответом, бесцеремонно усаживаясь на кровать рядом со мной. Он по-хозяйски взял меня за руку, осматривая поврежденные пальцы. От неожиданности я впала в ступор, молча наблюдая за его действиями.
Он легонько надавил на место перелома, и, явно убедившись в чем-то для себя, извлек из коробки шприц.
– Что ты собираешься делать? – испуганно пролепетала я.
– Не дергайся, – холодно ответил он, вколов иголку мне в руку. Я вздрогнула, беспомощно наблюдая, как жидкость из шприца перетекает мне в вену.
Затем он вытащил бинт и принялся перевязывать мне пальцы. Действовал он очень умело, и в мгновение ока, моя поврежденная рука была туго зафиксирована. Боль постепенно сходила на нет, и я догадалась, что он вколол мне обезболивающее.
– Спасибо, – пробормотала я, удивленная его внезапной добротой.
– Ты должна быть в состоянии работать, – спокойно отозвался он. Он извлек из коробки еще один шприц, на этот раз пустой, возил его мне в вену, и наполнил моей кровью. Бережно сцедив ее в маленькую склянку, он сложил свои инструменты, и вышел из комнаты.
Я расслабилась, почувствовав себя намного лучше. Боль прошла, голова кружилась гораздо меньше. Я посмотрела на наручные часы. Было как раз время обеда.
Я поднялась на ноги и направилась к двери. В проходе я лицом к лицу столкнулась с горничной. Это была та самая девушка, которая обрабатывала мне раны утром. В ее руках была большая корзина, в которой аккуратно были сложены простыни и бутылочки с мылом и шампунями. Я сделала шаг в сторону, давая ей дорогу. Она посмотрела на меня своим единственным глазом, после чего скользнула в спальню.
Я спустилась на первый этаж и прошла в столовую. После того, как начало работать обезболивающее, я поняла, что ужасно хочу есть.
Родерик и Эмметт уже сидели за столом. Я села на свое место, стараясь не пересекаться взглядом ни с кем из них. Наполнив тарелку отбивными и тушеными овощами, я с аппетитом принялась за еду.
– Мар уже показал тебе твою новую комнату, Алекса? Как тебе она?
Я едва не поперхнулась от этого вопроса, и подняла глаза на Эмметта. Он склонил над своей чашкой маленький молочник, задумчиво наблюдая, как наполняется белая жидкость.
– Очень красивая, – осторожно ответила я.
– Это особенная комната, – Эмметт протянул руку к заварнику и добавил в молоко чай. Помешав ложкой, он сделал глоток. – Так что береги ее.
– Разумеется, – я посмотрела на горку еды перед собой и отложила вилку. Аппетит почему-то пропал.
Посидев еще немного, я поднялась из-за стола.
– Мы настолько ужасны, что ты не хочешь провести с нами ни минуты, – заключил Эмметт, печально вздохнув. Он отставил пустую чашку, и тоже поднялся на ноги. – Надеюсь, ты позволишь мне проводить тебя до комнаты?
Я рассеянно кивнула, и мы вместе покинули столовую. Уже почти дойдя до двери своей спальни, Эмметт внезапно остановился.
– Кажется, я придумал, что немного может тебя развеселить. В прежние времена были очень популярны балы, ты ведь наверняка слышала об этом? Что если мы устроим что-то подобное сегодня вечером? Что скажешь, Алекса?
– Я не умею танцевать медленные танцы, – ответила я, делая шаг назад, – И в таком состоянии я вряд ли смогу много двигаться. Так что извини.
– Но это ведь будет бал специально для тебя, – Эмметт подошел ближе, несмотря на то, что я старательно пятилась от него, – Насчет танцев не волнуйся – вальс очень простой, я с удовольствием научу тебя ему.
– Как много у тебя талантов, – мрачно выпалила я. Мне совершенно не нравилась перспектива танцевать с этим ненормальным, – Но, к сожалению, я вынуждена отказаться. У меня много работы, а после десяти вечера Марцелл запретил мне покидать комнату.
– Алекса, я ведь пытаюсь быть с тобой обходительным, – холодные голубые глаза смотрели на меня насмешливо, – Или тебе больше нравится, когда я веду себя иначе?
Он прижал меня к стене. Мое сердце испуганно екнуло в груди.
– Если не хочешь танцевать со мной, может, станешь частью моей коллекции? Я обещал, что заберу твой глаз, помнишь? Не волнуйся, я буду хорошо о нем заботиться. Но перед тем как вытащить его из глазницы, я хочу снова его облизать. Это ведь по-своему возбуждает, правда?
– Эмметт, прекрати, пожалуйста, – испуганно залепетала я, пытаясь его оттолкнуть. Но он буквально втиснул меня в стену. Его пальцы распахнули мне веко, – Нет, только не снова!
– Расслабься, – ответил он, посмеиваясь, и наклонился к моему лицу. Его язык прошелся по моему открытому глазу, но в этот раз я не ощутила боли. Хотя ощущение было не из приятных, лекарство Марцелла спасло меня от новой порции страданий.
– Эмметт! – вскричала я, упираясь руками в его грудь.
– То, что ты зовешь меня по имени, заводит еще сильнее, – он снова придвинулся к моему лицу.
– Постой, постой, я буду танцевать с тобой! – нервно проговорила я, с силой стиснув веки, – Только не делай так больше, пожалуйста!
– Я прощаю тебя в последний раз, – я почувствовала, как его губы касаются моей щеки. По моей спине пробежала нервная дрожь. – Тогда, увидимся после ужина.
Он снова поцеловал меня в щеку и скрылся за дверью своей спальни. Я постояла в коридоре пару мгновений, пытаясь прийти в себя, после чего направилась к себе.
Времени до момента похода к Катрин у меня теперь было много. Было странно, что Марцелл каждый раз уменьшал количество ее посещений за день. Если она сказала мне правду насчет лекарства, возможно скоро ей станет лучше, и я узнаю, как сбежать из этого поместья.
Я подошла к туалетному столику, всматриваясь в свое отражение в зеркале. Вид у меня был измученный и очень усталый. Я вздохнула и отвела глаза. Мой взгляд упал на фотографию в рамке, стоящую на столике. Я взяла ее в руки, рассматривая. Это было первое фото, которое я видела в этом доме.
Изображение было черно-белым и довольно мутным, словно сделанное на очень дешевую камеру. Несмотря на то, что ее защищала рамка со стеклом, фотография была потертой и казалась очень старой. С нее на меня смотрела семья.
Красивая, довольно молодая женщина с уложенными в причудливую прическу темными волосами стояла рядом с мужчиной. В отличие от нее, он был неказистым, лысоватым, с крупным носом. Он казался гораздо старше женщины, и мог по возрасту приходиться ей отцом. Но что-то в их позах и выражениях лиц выдавало семейную пару. Помимо них, на фотографии были дети. Четыре мальчика и девочка.
Старший сын был довольно взрослым, возможно, ему уже минуло восемнадцать лет. У него было спокойное серьезное лицо и светлые аккуратно уложенные волосы. Он стоял между родителями.
Рядом с ним был еще один ребенок, по-видимому, второй по возрасту сын. Он робко улыбался, держа одной рукой ладонь старшего брата, а второй сжав пальцы матери.
Двое других мальчиков были примерно равны по возрасту. Один из них стоял возле матери, второй рядом с отцом. Первый держался за рукав женщины и смотрел в камеру с улыбкой. Второй же выглядел отчужденным, его голова была наклонена так, что глаз почти не было видно. Отец обнимал его за плечи, но, кажется, мальчик не был этому рад.
Самой младшей на фото была белокурая девочка лет пяти, которую мать прижимала к себе свободной рукой.
Я долго всматривалась в фотографию, но плохое качество мешало мне как следует рассмотреть лица изображенных на ней людей.
Я открыла рамку и вытащила фото, в надежде, что так будет лучше видно. Изображение было настолько старым, что едва не крошилось у меня в руках. Я осторожно перевернула фотографию, и мое сердце оборвалось.
На обороте черными чернилам было выведено: «Джеральд и Вивианн с детьми. 1859»
– Вивианн, – прошептала я, снова и снова перечитывая это имя. Я вновь уставилась на фотографию, внимательно всматриваясь в лица.
Теперь, когда я сделала это удивительное открытие, мне стало казаться, что старший сын на изображении удивительно походил на Марцелла. По всей видимости, передо мной была фотография предков семейства, живших в поместье более, чем полтора века назад.
Изучив фото еще раз, я бережно убрала его обратно в рамку и поставила на столик.
Горничная уже перенесла мои вещи в новую комнату и застелила постель. Посмотрев еще раз на часы, я решила принять ванну и немного расслабиться.
Потянув на себя ручку белой боковой двери, я, как и ожидала, попала в ванную комнату. По всей видимости, у каждого члена семьи она была индивидуальной, рядом со спальней.
Помещение было совсем небольшим, но очень уютным. Из большого зеркала на стене на меня смотрело собственное лицо, ниже располагался изящный умывальник. Я смотрела несколько мгновений на свое отражение, после чего повернулась к ванне. Набрав воду и добавив в нее несколько душистых смесей из бутылочек, я осторожно сняла одежду и принялась разматывать бинты. Одной рукой делать это было крайне неудобно, и я потратила, по меньшей мере, минут двадцать, пока полностью выпуталась из них.
Опустившись в ванну, я испытала облегчение. Горячая вода расслабляла, прогоняя дискомфорт в теле и переживания в голове. Мысли стали вязкими и тягучими, лениво перекатываясь в моем сознании. Я закрыла глаза, на мгновение забыв обо всем, что происходит со мной в этом доме.
Мне вспомнилась моя прежняя беззаботная жизнь. Как далеко теперь было все это. Казалось, прошла целая вечность с того дня, как я впервые переступила порог поместья. Хотя я не провела здесь и недели. Что будет со мной теперь?
Глава 14.
Я открыла глаза и увидела, как вода постепенно окрашивается в красный цвет от моих порезов. Старательно игнорируя это, я принялась рассматривать узоры на стенах. Впервые за долгое время я позволила себе расслабиться. Мне было страшно, но одновременно с этим совершенно не хотелось думать о проблемах. Моя жизнь словно разделилась на «до» и «после». Я вспомнила день, когда впервые попала сюда. Какие мысли тогда были в моей голове? Я переживала, что долго не могу найти работу. Вспомнив об этом, я горько усмехнулась. Какой мелочью сейчас мне это казалось.
Я просидела в ванне около часа, пока вода в ней не стала неприятного мутно-розового цвета. Я нехотя вылезла и, обернувшись в полотенце, поплелась в спальню. Распахнула дверцы шкафа, и замерла в растерянности. Передо мной висели длинные платья, напоминающие те, что я видела в своей предыдущей комнате. Но что-то сильно отличалось в этот раз. Я извлекла одно платье, рассматривая.
Оно было пышным, красивым и очень тяжелым. Белое кружево потемнело от времени, отчего наряд казался грязным. Голубые банты и ленты были блеклыми и выцветшими. Пахло это платье так, словно провисело не один десяток лет в этом шкафу.
Мне совсем не хотелось облачаться в такую одежду, но спускаться на ужин в полотенце, хотелось еще меньше. Взглянув на платье повнимательней, я обнаружила еще одну проблему. Талия наряда была такая тонкая, что я едва ли смогла бы в него втиснуться. Осмотрев остальную одежду, я пришла к выводу, что она была сшита аналогичным образом.
Раздраженно фыркнув, я захлопнула дверцу шкафа и накинула на себя свое рабочее платье. Я улеглась на постель, пытаясь придумать, как скоротать свободное время. Выходить из комнаты мне не хотелось, поэтому я принялась бесцельно рассматривать витиеватые узоры на потолке.
Стук в дверь вернул меня к действительности.
– Алекса, повар приготовил мороженое, – в спальне появился Эмметт, – ты ведь любишь сладкое?
Не успела я ответить, как он оказался возле меня.
– Ты что, сняла бинты? – он склонился надо мной с озадаченным видом, – кажется, твоя рана открылась.
Он указал на кровавое пятно, появившееся на моей груди. Обезболивающее Марцелла оказалось таким сильным, что я не чувствовала никакого дискомфорта.
– Не стоит быть такой беспечной, ты ведь не хочешь, чтобы в твой порез попала инфекция? И да, кстати, ты уже решила, в чем будешь танцевать со мной?
– Ну… я могла бы надеть то платье, в котором ужинала в первый день…
– Какая ты скучная, – Эмметт подошел к шкафу и распахнул его. Его лицо было сосредоточенным и задумчивым, – Да, эту одежду давно никто не носил. По крайней мере, большую ее часть.
Он повернулся ко мне, окинув взглядом.
– Ты выше ростом, чем она и чуть крупнее, – сказал он, обращаясь скорее к самому себе, – но что-нибудь мы тебе подберем.
– Я не влезу ни в одно из этих платьев, Эмметт, – мрачно сказала я.
– Да, но женщины прошлых столетий вполне успешно влезали в такие платья. Хочешь знать, в чем был их секрет? – он улыбнулся, – они носили корсеты. Я попрошу свою горничную, чтобы она помогла тебе с этим.
– Какой корсет, Эмметт, посмотри на это, – я ткнула пальцем в алое пятно на груди, – Ты хочешь, чтобы все стало еще хуже?
– Тебе понравится, поверь мне. Это будет лучший вечер в твоей жизни, – его глаза смотрели на меня насмешливо. Он прошел по комнате, осматриваясь. Его взгляд остановился на туалетном столике.
Я молча наблюдала за ним, нахмурившись. Что у него за странная одержимость прошлыми веками? Все их поместье и так было отражением девятнадцатого века. Никто из братьев даже ни разу не пользовался смартфоном при мне, и я вообще не была уверена, что они у них имелись.
Проследив за его взглядом, я вспомнила про изображение.
– Я увидела там фотографию, – сказала я, кивнув на столик.
– Да, это семейное фото, – ответил Эмметт после короткого молчания, – Возможно, ты даже узнала некоторых людей на нем, да?
Он взял в руки рамку и подошел ко мне, усаживаясь рядом.
– Мы здесь совсем юные. Это матушка, – он указал пальцем на женщину, – Отец, – его палец переместился на мужчину рядом с ней. Что-то в лице Эмметта напряглось на мгновение, затем он повернулся ко мне, улыбаясь, – Сможешь найти меня?
Я смотрела ему в глаза, не в силах вымолвить ни слова. Внутри у меня все напряглось. Это что, какой-то розыгрыш? Я точно помнила дату, стоящую на обороте снимка. Мозг лихорадочно соображал, но к счастью, мою заминку Эмметт воспринял по-своему. Он усмехнулся, понимающе кивая головой.
– Да, я иногда и сам не верю, что это я, – он указал на скромного мальчика лет пятнадцати, стоящего между женщиной и светловолосым парнем. – Посмотри, каким я был. Как давно это было.
Он мечтательно улыбнулся, вглядываясь в фотографию. Я рассеянно смотрела на него. В моей голове возникали все новые вопросы, но я не решалась их озвучить. Едва я собралась с духом, и открыла рот, как он поднялся на ноги.
– Идем, нас ждет мороженое, – он поставил рамку обратно на столик и протянул мне руку.
– Но, Эмметт, если это ваше семейное фото, то как?..
– Алекса, старые снимки интересуют тебя больше, чем мороженое? В таком случае, я съем твою порцию.
Он схватил меня за руку, игнорируя мои слабые попытки сопротивляться, и потащил меня из комнаты.
– Я заметил, что ты постоянно пропускаешь полдники, – сообщил он с укором, – Даже если ты нас ненавидишь, разве это может помешать наслаждаться вкусной едой?
– Я была занята, у меня много работы и прочих хлопот, – ответила я растерянно.
– Я не верю тебе. Постой здесь, я попрошу служанку снова перевязать тебя. – Эмметт остановился перед комнатами прислуги. Он помедлил, окинув меня взглядом, – Только больше не снимай бинты, хорошо? По крайней мере, до нашего бала. А потом можешь истекать кровью, если хочешь.
Он усмехнулся и скрылся за дверью, оставив меня в одиночестве. Я опустила глаза, рассматривая алое пятно на одежде. Удивительно, но я совсем не испытывала страха при виде своей окровавленной груди. Почти с безразличием отметив, что пятно стало больше, я подняла глаза, осматриваясь. Мой взгляд зацепил картину, висящую возле двери. Я подошла ближе, рассматривая ее.
На ней была изображена девушка с золотыми волосами, достающими до середины спины. На ее бледное лицо падала тень, и хотя она смотрела прямо на наблюдателя, рассмотреть черты не представлялось возможным. Она тянула руку к кому-то перед собой, словно прося забрать с собой. Я внимательно всмотрелась в ее лицо. Ее ярко-голубые глаза были единственной деталью, которая выделалась на нем. Казалось, она смотрит прямо на меня, и от этого ощущения по моей спине прокатилась неприятная дрожь.
– Скучаешь? – раздался голос за моей спиной. Я с усилием оторвалась от необыкновенных голубых глаз девушки, и, обернувшись, увидела точно такие же. Эмметт стоял, привалившись к стене, рассматривая меня с легкой усмешкой.
– Кто это? – кивнула я в сторону портрета.
– Это просто картина, Алекса, – улыбка на губах среднего брата стала шире, – С чего ты решила, что я знаю ответ?
Я нахмурилась.
– Я попросил горничную зайти к тебе через час. А теперь идем.
В столовой нас ожидал Родерик. Он нежно улыбнулся, увидев меня, и от этого по моей спине побежала неприятная дрожь. Я опустилась на свое место. Помимо нас в столовой сновал повар. Едва Эмметт сел, как тот тут же подскочил к нему.
– Я буду три шарика, и добавь фрукты и шоколад.
Повар учтиво кивнул и повернулся ко мне. Вся вежливость и почтение тут же испарились из его лица. На меня, в отличие от братьев, он косился презрительно, словно я была грязью на его идеально чистом кухонном столе. Мы молча смотрели с ним друг на друга, после чего Эмметт подал голос.
– Ей тоже принеси три. Ты любишь сладкое, Алекса?
– Ну… да, – нерешительно ответила я.
– Тогда ей тоже с шоколадом и фруктами.
Повар снова склонил голову и исчез. Через несколько минут передо мной и Эмметтом возникло по фарфоровой мисочке и мороженым. Точно такая же стояла перед Родериком. Его мороженое было полито чем-то алым. Мне стало не по себе. В этот момент он поднял голову, и наши взгляды пересеклись. Я с трудом оторвалась от его жутких глаз и снова уставилась на его мисочку. Красный соус медленно стекал по ванильным шарикам. Память услужливо и совершенно не к месту нарисовала растерзанное, окровавленное тело Дэйны.
– Это клубничный джем, – сказал Родерик, разглядывая мое лицо, – Хочешь попробовать?
– Нет, спасибо, – нервно отозвалась я. В голове неприятно пульсировало. Кажется, я начинаю сходить с ума, и совершенно все в этом доме кажется мне жутким и неправильным.
Я схватила ложку и уставилась на свою порцию. Мороженое было щедро усыпано кусочками киви, банана и клубники. Разноцветные пятна расплывались перед глазами, я тряхнула головой, чтобы прийти в себя.
Рассеянно поковыряв в своей мисочке, я отложила ложку. Аппетита у меня совсем не было, и все три шарика безнадежно растаяли и превратились в кашу.
– Что с тобой? Ты не любишь мороженое? – Эмметт с наслаждением облизнул ложку и отодвинул пустую мисочку. – Надеюсь, танцевать со мной тебе понравится больше. Увидимся за ужином.
Эмметт подмигнул мне и поднялся на ноги. Когда он вышел, я тоже встала, намереваясь вернуться в свою спальню.
– Алекса, – я остановилась, глядя на Родерика. Он смотрел на меня, склонив голову, – возможно, скоро мы расстанемся. Я хочу еще раз сыграть тебе на скрипке, прежде чем это произойдет.
– Что? – я уставилась на него растерянно. Он поднялся из-за стола и прошел мимо, не удостоив меня ответом. Уже на пороге он остановился:
– Постарайся не умирать подольше, ладно?
Его слова вонзились мне в сердце ледяными иглами. По спине побежал холод, и я с ужасом повернулась к нему лицом. Пару мгновений я молча смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Он скользнул взглядом по пятну крови на моей груди, развернулся и вышел в коридор, оставив меня наедине с моими мыслями.
Я побрела к себе, чувствуя полное опустошение внутри. Присев на кровать, я закрыла глаза, пытаясь решить, что делать дальше. Пузырек с лекарством в кармане платья неудобно впился мне в бок. Я вытащила его, рассматривая. Что за жидкость в нем находится? Флакончик мутно поблескивал в моих руках.
Я вздохнула и положила его обратно. Без телефона я не смогу сбежать из этого поместья, а забрать его пока не представлялось возможным. Я поднялась на ноги, нарезая круги по комнате. Каждый раз, когда я оставалась одна, в моей голове возникало множество вопросов. Я боялась что-то предпринимать, ведь все мои попытки изменить ситуацию оканчивались провалом. Но слова, сказанные мне Родериком, окончательно выбили меня из колеи.
Я хотела попробовать поговорить с Дэйной, но не была уверена, что та пришла в себя и вообще захочет меня видеть.
– Это все из-за меня, – прошептала я, вновь вспомнив события сегодняшнего утра. Я не сомневалась, что до конца жизни не смогу забыть ее пустых глаз и огромной лужи крови, расплывающейся возле нее. Я вздрогнула и постаралась отогнать эти мысли.
Я вновь подошла к туалетному столику, бросив взгляд на фотографию.
– Вивианн… Почему они представили мне Катрин этим именем?
Из соседней спальни раздались чарующие звуки скрипки. Но они не успокаивали, а внушали мне еще большее беспокойство. Я беглым взглядом осмотрела столик, в надежде найти еще какую-нибудь зацепку. Но помимо фотографии, там не было ничего интересного. Тогда я принялась выдвигать ящики. Быть может, мне удастся найти что-то о прежнем владельце комнаты?
Я выдвинула очередной ящик, в полной уверенности, что он тоже окажется пустым, и замерла. Сердце пропустило удар, когда я увидела на дне какую-то книжку в темном кожаном переплете.
Подрагивающей от волнения рукой я извлекла предмет. На обложке не было никаких пометок, книжка была пухлой, с пожелтевшими страницами. Она была стянута бечевкой, и я неумело принялась ее развязывать. Сердце мое колотилось в груди, я напряженно прислушивалась к звукам, надеясь, что никто из братьев не решит ко мне наведаться.
Наконец бечевка поддалась, и я высвободила книжку. Распахнув ее посередине, я с удивлением увидела рукописный почерк. Бегло просмотрев записи, я поняла, что держу в руках чей-то дневник. С новым приливом волнения, я открыла первую страницу.