– Но ведь не все, я думаю, в курсе этих пороховых следов, и, может, кто-то не избавился от них. Я, если честно, до вчерашнего об этом и не знал.
– Ещё одна причина, почему я так думаю, – это то, что убийство было заранее запланировано.
– Вот как?
– Да. Ведь как тогда вы объясните то, что убийца был в перчатках.
Бочёнкин был поражён.
– Но ведь в каюте убитого не было никаких перчаток!
– Это элементарно, Анатолий Викторович. Ну подумайте сами, разве успел бы убийца за те секунды, что вы стучали в дверь, так тщательно стереть отпечатки пальцев с пистолета? Да, кстати, там нет также и отпечатков пальцев Шифера. Из-за чего напрашивается вывод, что убийца заранее похитил пистолет без перчаток, а потом его старательно почистил. Ведь зачем ему в таком случае нужно было стирать и отпечатки Шифера. Про то, что убийца не успел сымитировать самоубийство, я вам уже говорил. Я подозреваю, что убийца в панике бросил пистолет на кровать и спрятался под неё… Из-за перчаток, я считаю, и не имеет смысла искать отпечатки на окне. К тому же вы его уже всё облапали… Не знаю, как убийца планировал покинуть каюту Шифера, понимая, что выстрел все услышат и сбегутся, но, по крайней мере, он точно не предполагал, что вы окажетесь в этот момент прямо перед дверью.
Бочёнкин был поражён.
– Да-а, Андрей Арсеньевич, про перчатки – это вы очень ловко… А если обыскать все каюты в поисках перчаток, а? Как вам идея?
– Убийца запросто мог выкинуть их море.
– А, да… но про перчатки – это вы очень ловко.
– Так как убийство было заранее запланировано, без мотива, я думаю, не обошлось. Как считаете?
– Э, думаю, да… А почему?
– Ну ведь зачем планировать убийство без мотива. Если, конечно, убийца не маньяк и не получает от этого удовольствие.
– Да, да, вы правы.
– Да… – задумчиво, – ну а нам теперь остаётся самое простое – найти убийцу из присутствующих… Ага, вот и Пузо?
Маленький пузатый человек весь в белом и с колпаком на голове вышел из кухни и направился в третью дверь, на палубу.
– Куда это он?
– Я думаю, в туалет.
– Так он прямо здесь, за дверями.
– Мы иногда ходим по-маленькому в море, – стыдливо признался Бочёнкин.
– А в вечер убийства вы не за тем же, случайно, выходили на палубу? – Бочёнкин сконфузился. – Но вы же говорили, что вышли через коридор.
– Я-я… просто всегда так хожу. Осмотр порядка и всё такое.
– Да не волнуйтесь вы. Я же не собираюсь прямо сейчас надевать на вас наручники. К тому же какой в этом интерес, если это действительно вы убийца. Просто зашли и убили? А где загадка, мотив?.. У вас есть мотив? – Бочёнкин рьяно замотал головой. – В детективе, как правило, раскрытие убийства должно удивлять.
– Да, да, вы правы, я как раз об этом ночью и думал. Вы же сами сказали, что здесь как будто всё Агата Кристи устроила. Может, тогда искать ответы из неё?
– Вы что имеете в виду?
– Ну смотрите сами: убийство на корабле… это прямо как в «Смерть на Ниле»! Вы читали?
– Нет.
– Смотрели?
– Нет. Понятия не имею о чём там.
– А, ну ладно. Но тогда помните, вы упомянули мальчишку? И это тоже из Агаты Кристи!
– Эту я читал.
– Догадались?
– Да. Даже не то что догадался, а на 100 % был уверен в этом и как всё это обнаружится. Так что меня это совсем не удивило.
– Да?.. А я вот не догадался.
– Я не хочу вас расстраивать, Анатолий Викторович, но в моём расследовании парадом руковожу я, а не какие-то там всякие Кристи-Хуисти. В моём расследовании только факты. Хотите узнать, кого я уже исключил из подозреваемых?
– Кого?
– Ну это только в том случае, если вы не действовали с ним заодно и ваша история не выдумана… Я говорю про Пузо.
– Почему?
– Взгляните на него. – Он как раз возвращался назад, отирая руки о поварской китель. – У него пузо не меньше вашего. А с таким пузом под кровать не залезешь. А в окно тем более.
– Да? Ммм… – сказал Бочёнкин и о чём-то задумался, после чего засиял: – В таком случае я тоже не могу быть убийцей, потому что под кровать я тоже бы не залез. Моё пузо дальше больше, чем у Пузо. В этом даже не сомневайтесь, хе-хе, – произнёс он и стукнул по своему барабану.
– А зачем вам, мой друг, прятаться под кровать? Ммм? От самого себя?
Бочёнкин чуть пораскинул мозгами и расстроенно выдохнул.
– К тому же нам с вами нельзя забывать одну важную деталь – Nedotroga. Убийца явно не был слабаком.
– А если это сделали двое?
– Двое? Нажали на спусковой крючок? Хм… Хотя… всё может быть. Вот они, – указывая на Ивановых, – не похоже, чтобы они славились силушкой богатырской. – Мы наблюдали, как Ивановы с большим трудом подносили к губам чашки. Они даже помогали друг другу, поддерживая чашку своей половинки исподнизу. – Но всё-таки это маловероятно, т. к. под кроватью, чтобы не было видно, мог уместиться только один человек. Как вы считаете? Одеяло, как я видел, с кровати практически не свисало.
– Думаю, да… Да, а не могло быть так, что после убийства Иванов спрятался под кровать, а его невеста вылезла в окно?
– Хм, а вы неплохо соображаете. Я об этом даже не подумал… Но всё-таки как-то странно всё это выглядит. Поглядите на неё, разве может такой ангелочек вылететь в окно?
Бочёнкин выражением лица показал, что не исключает этого.
– Ладно, никого не будем недооценивать. Давайте лучше внимательно понаблюдаем за ними, – кивая на едоков, – а особенно за силой их пальцев.
Старушка Троянская уже давно прикончила свой завтрак и сидела, занимаясь вязанием. УГУ! – вы не поверите, но прямо на наших глазах у Троянской погнулась спица, и она буквально двумя пальцами – не дрогнул ни один мускул на её морщинистом лице – выпрямила её! Далее внимание переключаем на Ивановых. Они, к сожалению или к счастью, не продемонстрировали – а может скрыли? – силу своих пальцев. Они вдвоём держали одну и ту же вилку и кормили друг друга поочерёдно намотанными на неё спагетти. Прекрасные. Ну, у Серафимы бицухи были явно не из теста. УГУ! – прямо в этот момент Никита перенёс свой вес на одну ягодицу и засунул сзади в штаны руку. Он сидел так, по-пизански, пока не вытащил руку с – внимание! – какашкой на указательном пальце! Никита смотрел на пальчик и вожделённо причмокивал. Его мать видела всё это, но не придавала значения. Она, уставившись перед собой и уперев локти в стол, жевала бутерброд из целого батона. Вскоре Никита окунул свой пальчик в рот и начал растирать какашку языком о нёбо, как шоколадку. Потом он остатками на пальце нарисовал у себя над верхней губой усы.
– По-моему, это он вам, – сказал я Бочёнкину, обратив его внимание на усатого Никиту, болтыхающего своё невидимое, но очень большое пузо.
– Какой ужас. Куда только мать глядит, – тихо прошептала Аннушка своему Дениске, за что сразу поплатилась.
Серафима Прекрасная не глухая, мадам. Она всё слышит. Скривив брови, сжав челюсти, поднявшись из-за стола и вытирая ладони о свои коровьи бёдра, она двинулась к молодой чете и – УГУ! – одной рукой! – нет, лишь тремя пальцами! – ухватила Аннушку за вырез платья и подняла её вверх, так что Анечкиным ножкам оставалось только дрыгать в воздухе.
– Прекратите! – крикнул Дениска и тут же присоединился к невесте. Бледные Ивановские лица разглядывали прекрасные Серафимские ручки, Дениска – левую, Аннушка – правую, а их ноги отплясывали глухой степ.
– Прекратите!.. Вы!.. Женщина! – кричал Бочёнкин в спину Серафимы, дёргая её за плечо.
Весь персонал – работяга Ручкин, повар Пузо и музыкант Николаев (я догадался, кто он, по висящей за спиной гитаре) – стоял в проёме кухни и глядел на эту сцену. Троянская, отложив вязание и открыв рот, повторяла за ними. Никита, смеясь и смакуя какашку, повторял за ними. Андрей Арсеньев, к его стыду, тоже повторял за ними. Один лишь отважный Бочёнкин, запрыгнув сзади на высокую Серафиму и обхватив её за шею, висел на ней в попытке её обезвредить. Только когда до меня донёсся его натуженный – не в первый раз просящий о помощи – голос, у меня хватило совести и смелости вступиться за унижённых и оскорблённых.
– Андрей Арсеньев. Детектив, – сказал я, стоя перед Атлантом и уткнув в его морду удостоверение.
Небеса пали. Бочёнкин на задницу, Ивановы тоже. Только Анатолий Викторович на пол, а молодожёны на стулья. Упав, Дениска и Аннушка тут же принялись искать друг друга руками и, завершив поиски, крепко взялись в объятия. Напуганные, глубоко дыша, они смотрели вверх на Серафиму, со страхом думая, конец это или только передышка.
– У меня к вам есть несколько вопросов. Пройдёмте, – сказал я, уводя Серафиму к её недоеденному бутерброду и сыну. Бритый Никита встретил меня улыбкой, продолжая в то же время работать языком по внутренним сторонам щёк, нёбу и зубам.
– Тебя Никита зовут?
Никита, ухмыляясь и уперев руки в сиденье стула, молча дрыгал ногами, пока не получил от матери подзатыльник.
– Отвечай, когда тебя спрашивают.
– Да, – с обиженным и вредным выражением лица.
– А вас Серафима?.. Серафима… – выуживал я отчество у Никитиной матери, пока та проводила пальцами по своей натянутой копне волос и игриво двигала губами и бровями. Моё внимание в этот момент не ускользнуло от её позолоченного безымянного пальца, как и её от моего голого.
– Для вас просто Сима. – Её рука двинулась к моей, которую я тут же отдёрнул, после чего повернул голову на уже сидящего за нашим столиком Бочёнкина, прося его глазами о помощи. Он всё понял, но ещё раз связываться с Серафимой не рискнул и быстро опустил голову в тарелку. Я решил контратаковать:
– Это вы убили Шифера?
Она подобрала руку к себе и присмирела.
– Зачем мне это? И разве способна я, молодая, красивая… нежная… – Её ладонь снова потянулась ко мне.
Я вскочил со стула и, указывая на её руку, выпалил:
– Прекратите это! Вы что себе позволяете! Я – детектив!.. мать вашу!.. Если вы это не прекратите, то… то… – Я потянулся рукой к спине, за пояс, но там до сих пор находилась яйцерезка. Сжимая её там же, за ремнём, я нагнулся над столом и зловещим тоном проговорил: – А то пожалеете.
Угроза сработала, и теперь в мою сторону от Серафимы шла лишь одна неприязнь. От мальчика тоже.
– Ну так что же, это вы? – присаживаясь на стул.
– Нет, – сквозь зубы. – И с чего бы это?
– Ну не знаю. На этом теплоходе все являются подозреваемыми, даже ты! – резко мальчику, он от этого даже повеселел. – Вот что ты делал позавчера в 20:30 вечера, а?
Никита поглядел на маму, глазами спрашивая её разрешения на ответ.
– Ммм?
– Был в каюте. С мамой.
– С мамой? А подтвердить это кто-то сможет? Кроме (пауза) ма-мы?
Никита подумал, пожал плечами и весело:
– Не-а, – после чего вновь задрыгал ножками.
– Ну а вы, (пауза) Си-ма? Что вы делали позавчера в 20:30 вечера, (пауза) а?
В этот момент, делая паузы и выговаривая по-рыбьи, широко открыв рот, слова, типа «мамы» и «Сима», я лишь чудом, как понимаю сейчас, не получил леща.
– Если это вас так интересует, – насупившись и наклонясь ко мне, – то в тот вечер с семи до… до того, как из-за этого толстяка, – на Бочёнкина, – все начали собираться в коридоре, я продрыхла, не открыв и глазу. Вас этот ответ устраивает, (пауза) а?
Мне стало как-то не по себе от её манёвра. Она это уловила и добавила:
– А, (пауза) Дрю-ня?
Мне стало страшно. Я быстро повернулся к Никите, когда он выкрикнул:
– Дрюнчестер!
Меня так ещё никогда не унижали. Глубоко дыша, я пулей вылетел из-за стола и забегал глазами по столовой в поисках того, кто меня утешит: Бочёнкин – он сам от неё настрадался, Ивановы – тоже… Троянская! Бабушка. Бабулечка. Под мерзкий прекрасный гогот мальчишки и его матери, который она процеживала сквозь сложенные в уголке рта зубы, я двинулся к Троянской. Она уже не вязала. Все понимали, для чего я здесь и что всем им рано или поздно придётся отвечать на мои вопросы. Ивановы тоже сидели без дела перед стоящим на столе графином, ожидая своей очереди.
Как камень с чьих-либо плеч, я свалился на стул перед Троянской и свободно выдохнул.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте.
– Вы ведь знаете, кто я и зачем здесь?
Кивнула.
– Зовите меня просто детектив. А мне к вам как обращаться, сударыня?
– Марфа Васильевна я… Троянская.
– Чудесно! Очаровательно, Марфа Васильевна! – бодро приступая к допросу и придвинувшись ближе к столу. – Скажите, пожалуйста, Марфа Васильевна, для начала, что вы делаете на этом теплоходе?
– Плыву сына повидать, давно его не видела. Я каждый год к нему езжу. Раньше всегда поездом к нему добиралась, один раз даже вышло на самолёте, а сейчас вот в этом году решила по морю. Хет-трик, так сказать.
– Хм, любите футбол?
– Нет.
– Ладно, тогда-а, к чему нам эти околичности, Марфа Васильевна, давайте перейдём сразу к делу. Что вы делали позавчера в полдевятого вечера?
– Я была у себя в каюте.
– Подтвердить это кто-нибудь сможет?
– Нет, не думаю.
– А-а когда вы ушли к себе в каюту?
– Сразу после ужина, в семь.
– И всё это время были у себя?
– Да.
– А на ужине кто-то с вами ещё был?
– Да, все.
– Угу, и убитый?
– Да.
– А вы ушли раньше него?
– Кажется, мы ушли одновременно. И не только мы, но и они тоже, – кивнув вбок, на Ивановых. Поглядев на них краем глаза, я обнаружил, что они за нами наблюдали. – И те, что ушли, – говоря про ушедших прямо в этот момент из столовой Прекрасных.
– Угу. То есть вы и ещё пять человек вместе ушли после ужина, так? В семь?
– Да.
– Здесь что, запрещено находиться позже?
– Нет, мы сразу же ушли, когда на сцену вышли музыканты.
– А-а, вот в чём дело. Не любите музыку?
– Их – нет.
– Плохо поют?
– Просто не люблю пошлятину.
– А, ну получается, что не вы одни… Знаете, после ваших слов мне ещё больше захотелось увидеть их сегодняшний концерт.
Я задумчиво застучал пальцами по столешнице.
– Что вы можете сказать об убитом? Вы с ним успели пообщаться?
– Два раза.
– Угу.
– В первый же день, за обедом он подошёл ко мне.
– Зачем?
– Он увидел, что я вяжу шарф, и спросил, болею ли я за «Динамо»? – Марфа Васильевна приподняла с колен недовязанный шарф с эмблемой футбольного клуба. – Я сказала, что нет, но он не отставал и продолжал говорить о футболе. Говорил он приятно, вежливо, так что мне пришлось поддержать беседу.
– Хм, любите футбол?
– Нет.
– А-а по поводу второго раза? Когда это было? И о чём?
– Это было во время ужина, в вечер убийства.
– Угу.
– Он опять подошёл ко мне.
– Вы ему понравились?
Троянская зарделась румянцем.
– Нет, он просто предложил мне поменяться каютами.
– Вот как?
– Да.
– И вы согласились?
– Да.
– А вы не интересовались у него, зачем ему это нужно было?
– Он сказал, что 1 – это его счастливая цифра.
– Хм.
– И к тому же эта каюта ближе к палубе. В первый день, он сказал, не стал мне это предлагать, потому что посчитал это не культурно.
– А почему он сразу не заселился в этот номер?
– Он купил билет после меня.
– А, ну да… А когда вы поменялись каютами?
– Сразу после ужина.
– Угу. И долго ли происходила эта замена?
Троянская улыбнулась.
– Десять минут, не больше. У меня с собой лишь один чемодан.
– Угу… очень любопытная информация… А как вы опишете Шифера со стороны?
– Я уже сказала: приятный и вежливый пожилой человек.
– Вы знали, что он богат?
– Да. Почти сразу же при отплытии пошли о нём разговоры.
– От кого?
– Да от всех. От пассажиров и от персонала. Просто слухи.
– Угу. А кроме вас убитый с кем-нибудь ещё общался?
– Нет, – задумавшись, – по-моему, нет. Не видела. Я вообще из каюты практически не выхожу.
– Угу… так-так-так, что ещё… Алиби, значит, у вас нет?.. Угу… Подозреваете кого-нибудь?
– Ничего не могу сказать.
– Ах да, ваша же каюта находится прямо за стенкой убитого. Скажите, вы ещё не спали тогда, в момент убийства?
– Нет.
– А вам, случайно, не довелось что-нибудь услышать тогда из каюты Шифера?
– Довелось.
– Угу!
– Перед выстрелом, почти сразу до него, я отчётливо услышала, как Шифер сказал «сынок».
– УГУ! – услышав это, я краем глаза заметил, что удивился не только я, но и подслушивавшие Ивановы. Дениска, кажется, испугался, и лицо его стало бледнее задницы альбиноса. – Вы точно не ошиблись, что слышали именно это?
– Точно.
– И что голос принадлежал именно убитому?
– Да, точно. Стенки в этих каютах очень тонкие. Стенка перед штрафными и то надёжней будет.
– Хм, любите футбол?
– Нет.
– Угу… а что-нибудь ещё интересное вы не заметили, случайно? Какие-нибудь другие звуки из каюты?
– Нет.
– Угу… ну что ж, думаю, этого хватит. Спасибо вам большое, Марфа Васильевна, вы сообщили мне очень важную информацию. Уверен, она мне пригодится, – порываясь встать из-за стола, но не встал. – Ах да, и ещё один вопрос: вы ведь вышли в коридор после того, как охранник закричал?.. А вы, случайно, не обратили внимания, откуда выходили на этот же крик другие пассажиры? С палубы кто-то заходил?
– Я вышла не сразу. После выстрела я ещё какое-то время приходила в себя. Когда я вышла, все вроде уже были в коридоре.
– Угу, жаль. Ну ладно, ещё раз спасибо вам за помощь. Приятно было познакомиться. – Марфа Васильевна благодарственно кивнула.
Когда я поднялся из-за стола, Марфа Васильевна на прощание протянула мне руку и, судя по её положению, она была явно выставлена не для того, чтобы я её поцеловал. Я неловко протянул ладонь, и мы совершили крепкое рукопожатие.
– До свидания, – сказал я, смущённо сотрясая рукой, Марфа Васильевна, кстати, тоже.
Ивановы располагались через стол от Троянской.
– Разрешите?
– Да, пожалуйста, – сказала Анна, обнимая своего мужа. Одной рукой она поглаживала его, словно успокаивая. Он на мою просьбу ответил лишь кивком.
Первые секунды я просто сидел и разглядывал их.
– Медовый месяц?
– Да, – ответила Аннушка и поглядела на Дениску, после чего тот бодро подхватил:
– Да, да, медовый месяц. Вот отдыхаем, наслаждаемся друг другом.
– Но, к сожалению, отдых вышел не без омрачений, так?
– Да, да, – слегка подумав и помрачнев, – к сожалению, так.
– Давно вы знакомы?
– Два года, – ответила Аннушка, – а поженились месяц назад.
– А сколько вам лет, если не секрет? Выглядите вы очень молодо.
– Мне 20, Денису 24.
– Угу… – произнёс я и задумался. – Знаете, не люблю я эти околичности… Ммм… вы ведь знаете, зачем я здесь? – Кивнули. – И кто я. И я о вас уже кое-что знаю. – Занервничали. – Простите меня за вопрос, но… не обижайтесь, просто… можно узнать, у вас ведь медовый месяц – пора счастья и наслаждений, – но, ещё раз простите, я гляжу на вас и не могу сказать, что вы считаете так же. Вас так сильно потрясло убийство?
– Нет, конечно, – сказал Дениска, выйдя из ступора, – то есть да, – он постоянно поглядывал на супругу, – не подумайте, мы, конечно же, очень счастливая пара и любим друг друга… А то что, как вы говорите, глядя на нас этого не скажешь, то… убийство, конечно, потрясло нас и ещё то, что убийца сейчас здесь, на теплоходе, среди нас, но… просто… – Аннушка подвинула Дениске стакан с – предположительно – водой, Дениска подумал и всё-таки опустошил его. – Просто у нас, у меня… у нас, у меня, а, без разницы, можно сказать, случились семейные неприятности… ещё до этого. До убийства.
– Не могли бы вы сказать, какие именно это неприятности? В рамках этого дела я собираю каждый пустяк, и я бы не советовал вам что-либо скрывать от меня.
Молодожёны собирались с ответом, глядя друг другу в глаза.
– У меня есть бизнес, у нас, то есть у меня, а, без разницы. В общем, прямо в день отплытия я узнал, что дела с бизнесом очень плохи. – Дениска остановился и глубоко задышал. – Я – банкрот, – сказал он и уронил лицо на лежавшую на столе руку. Аннушка принялась успокаивать его, пока он не собрался с силами. – Да, банкрот. И я не знаю, как мне расплачиваться с долгами, – закончил он свой почти слезливый монолог.
– Вот, выпейте ещё, – сказал я, подвинув ему наполненный мною заново стакан (с водой ли?). Дениска сжал его в ладони и выпил, громко глотая.
– Вы меня подозреваете?
– Нет. Ну, то есть вообще-то я подозреваю каждого на этом теплоходе. А с чего вы вдруг об этом спросили?
– Ну, убитый был богат… а мне нужно оплачивать долги.
– А, вот вы о чём. Я бы на вашем месте не брал это в голову. Я – лучший детектив в мире, и я обязательно найду убийцу. Так что если вы не виновны, то просто успокойтесь, вам бояться нечего. Поверьте, я никогда не ошибаюсь… Вы ведь не виновны?
– Нет. Нет, конечно. Мы совершенно не виновны.
– Тогда не думайте об этом и просто… отвечайте правдиво на мои вопросы. Вот скажите, например, вам довелось пообщаться с убитым?
– Н-нет, то есть да. Так, мимоходом. За завтраком и на палубе один раз.
– А о чём вы говорили?
– Так, ни о чём. О погоде. О теплоходе.
– А убитый не сказал вам, что привело его на этот корабль?
Дениска задумчиво повёл головой.
– А-а во время этих разговоров вы не затрагивали состояние вашего бизнеса?
– Нет, – решительно заявил Дениска.
– Угу. Ладно, а тогда… с кем-то ещё убитый общался за это время?
– Мимоходом, наверное, со всеми успел познакомиться.
– А не мимоходом?
– Э, вроде бы нет, не видел.
– Ладно, а тогда ответьте мне, что вы делали в момент убийства?
– Мы? Мы были у себя в каюте.
– Подтвердить это кто-нибудь сможет? Из посторонних?.. Угу. А вы ничего не слышали странного в то время? Из каюты напротив?
– Э-э, выстрел.
– Громкий?
– Д-да. Достаточно громкий.
– И ничего больше? Кроме выстрела?.. Угу… А до этого вы не заметили чего-нибудь странного в поведении убитого?.. А в поведении пассажиров?.. Угу… Вы ведь оба покинули столовую в тот день, в семь вечера?.. Вместе с убитым?
– Да, но не только мы одни.
– Значит, вы подтверждаете слова Троянской? – Дениска, стыдливо опустив взгляд, кивнул. – Угу. Что же ещё? А, да, вы ведь вышли в коридор после того, как охранник закричал?.. Тогда скажите, не заметили ли вы, чтобы кто-то из пассажиров или персонала появился в коридоре со стороны палубы?
– Э-э, нет, вроде бы не видел этого.
– Вы сразу же вышли, когда услышали выстрел?
– Можно сказать, да. Практически сразу.
– И не заметили, чтобы кто-то заходил с палубы?
– Нет. Даже несмотря на шок от выстрела и испуг, не думаю, чтобы я мог это проглядеть.
– А как вели себя остальные в это время? Может, слишком спокойно, или наоборот?
– По-моему, все были напуганы.
– Угу… Вы кого-нибудь подозреваете?
– Нет, – ответил Дениска, потратив пару секунд на раздумья. Аннушка всё это время молчала, она продолжала обнимать супруга, приложив к его плечу голову, которая изредка кивала в подтверждение слов Дениски.
– Ну, в таком случае, ах да, – произнёс я, тут же встав и сев обратно на стул, – что вы можете мне сказать насчёт охранника Бочёнкина?
– Что вы хотите услышать?
– Ну, видели ли вы его с убитым, поглядывал ли Бочёнкин на него косо?
– Нет, не видели. То есть мимоходом они, кажется, разговаривали, а вот что косо – нет, не видел.
– А можете ли вы представить его убийцей?
Ивановы направили свой взор мимо меня на сидящего за тем же – нашим – столиком Бочёнкина, который, сложив на пузе ладошки и опустив один из подбородков на грудь, слегка посапывал. Аннушка улыбнулась, разглядывая его.
– Нет, не могу, – твёрдо ответил Дениска и поглядел на невесту. Аннушка с улыбкой взглянула на меня и отрицательно покачала головой.
– В таком случае спасибо вам, что уделили мне своё время, – сказал я, вставая. Дениска тоже встал и протянул мне на прощание руку. Когда я её пожал, уже Аннушка протянула мне свои сложенные пальчики, предназначенные явно не для рукопожатия. Я повернул голову на наблюдающую за нами Троянскую. Она, поглядев на меня, сконфуженно отвернулась. После чего я поцеловал эти прелестные пальчики, не отрывая взгляда от больших тёмных глаз Аннеты.
Я пожелал молодожёнам счастья и благополучно пройти им все невзгоды. Ивановы поблагодарили меня за эти слова. Затем я подошёл к Бочёнкину и пнул его в ботинок.
– Вставайте, а то всё проспите.
– А? Что?.. Нашли убийцу?
– Нет, осталось допросить ещё пятерых. Трое из которых там, – указывая на дверь кухни. – Вы со мной?
Мы вошли без стука. Бочёнкин шёл за мной. УГУ! – прямо в первую же секунду сидящий в дальнем уголке Николаев одним – одним! – пальцем дёрнул струну на гитаре и извлёк из неё жалобную ноту. Мой детективный глаз сразу же заметил расслабленное движение пальца и – и! – натянутую до предела – пердела! – струну. После этого я сфокусировал свой взгляд на кухонном столе, и – УГУ! – Пузо прямо на моих глазах слабёхонько замахнулся тесаком на слоновий окорок и с первого же раза разрубил его пополам – пополам! УГУ! – а Ручкин тут же прямо перед нами буквально одним пальчиком – буквально! – ну, может быть, от силы двумя – от силы! – поднял за ручку целое ведро с водой и разными отбросами и прошёл с ним мимо нас в столовую без единого пыхтения. От увиденного у меня даже захватило дух, и я взялся за ворот рубахи, чтобы проветрить грудь. Вернув себе хладнокровие, я подумал: а не дух ли я? Так как вся эта шайка не слишком-то обращала на меня внимание. Лишь один Ручкин перед уходом бросил в мою сторону взгляд, показывающий, чтобы я не загораживал ему дорогу.
– Кхы, кхы… КХЫ!
Ну наконец-то.
– Доброе утро.
Николаев приветственно кивнул.
– Buon.
– Вы ведь знаете… – В этот момент на кухню вошёл Ручкин, поставил ведро и, заметив обращённые на меня в ожидании лица товарищей, повернулся ко мне, осмотрел сверху донизу, по-хозяйски сложил на груди руки и опёрся задом о кухонный стол. – Вы ведь знаете, кто я такой?
– Детектив, а кто же ещё, – высокомерно ответил Ручкин. Сразу бросалось в глаза, что он заботится о своём внешнем виде: блестящая от геля причёска, гордая осанка и модный бордовый пиджак. Вёл себя уверенно и раскрепощённо. Сразу видно – певец!
– Да, Глеб Глебович, детектив, – мой ответ поразил Пузо и Николаева, а вот Ручкин сразу же бросил ленивый взгляд мне за спину, на источник моих познаний. – Все вы прекрасно знаете об убийстве, случившемся здесь позавчера… И моё дело здесь – расследовать его, а ваше – давать мне правдивые показания… Давайте для начала узнаем, что вы делали в момент убийства? – оглядывая всю троицу. – В 20:30.
– Мы – я и мой друг Сёма, – ответил Ручкин, указав головой на Николаева, – были на сцене и радовали публику.
– А большая была публика? – слегка улыбаясь.
Ручкин ещё более выпрямился.
– Публика состояла, собственно, из одного человека, Суворова – пассажира. Вы о нём, наверное, уже что-то слышали. Но – прошу заметить, главное не количество публики, а её качество.
Сидящий вдали Николаев идиотски улыбался и одобряюще кивал.
– А Суворов – это качественная публика?
– Ветеран боевых действий, обладатель наград – это, я думаю, говорит о его качестве, – сказал Ручкин и взмахнул бетонированной чёлкой.
– А я? Я тоже быть публика! – ревниво заявил Пузо, отложив тесак и слоновьи окорочка. – И каждый день – публика! Я – качественный публика! – подытожил он, поцеловав сложенные кончики большого, указательного и среднего пальцев.
Жерар Пузо был очень похож на Бочёнкина, такой же толстый, только чуть меньше ростом и без растительности на лице.
– Вы тогда тоже были в столовой?
– Si.
– Вы-ы… Жерар – француз?
– Si! – отвечал он с гордой улыбкой.
– Угу. А Анатолия Викторовича разве не было в составе той публики?
Я отошёл чуть в сторону, чтобы видеть всю четвёрку.
– Да, был, – ответил Ручкин, – пока не ушёл.
Бочёнкин явно занервничал.
– А во сколько это было?
– Не знаю точно, но приблизительно за несколько минут – за пять, не больше, – до убийства, – сказал Ручкин.
– Угу.
– До того, как он завизжал… Да, Толик?
Мы все нацелились на Толика.
– Да, – слегка заикаясь, – а к чему, Андрей Арсеньевич, вы спрашиваете об этом? Я ведь и так вам всё это рассказал.
– Ну ведь должен я проверить, правду вы говорите или нет, – сказал я и на несколько секунд уставился в лицо Бочёнкина, сверля его взглядом. – Значит, все вы, а также пассажир Суворов были в момент убийства в столовой?.. И никто это больше подтвердить не сможет, кроме вас?
– Нет.
– No.
Николаев продолжал на все реплики одобрительно кивать с идиотской улыбкой.
– А что вы сделали, когда услышали крик Анатолия Викторовича?
– Побежали туда.
– Si.
– Все?
– Да.
– Si.
– Вы тоже?
Николаев кивнул.
– А когда вы выходили, не заметили ли вы, чтобы кто-то из пассажиров появился в коридоре с палубы?
Ручкин задумался и ответил, что нет, Пузо тоже, Николаев кивнул – обозначая, что тоже нет.
– Угу. А не заметили ли вы, чего-нибудь странного в тот вечер? (Нет.) Ведь убитый Шифер, – Николаев, услыхав это, весело улыбнулся, – был в тот вечер на ужине, так?.. А что он заказывал?
Ручкин и здесь был готов отвечать первым, но Пузо решительно этого не допустил.
– Позавчера мой особый блюдо на ужин быть пицца! «Маргарита»! И всем быть очень вкусно! – сказал он, активно жестикулируя руками, и в заключение радостно обернулся вокруг своей оси.
– Кстати, Жерар, я вижу, вы очень сильно заботитесь о своей кухне, чтобы всё было на высшем уровне. Вот у вас даже шапочка на голове есть.
– Si! – сказал он, довольный, и снял с головы резиновую шапочку. Шапочка, как выяснилось, снялась вместе с париком, но Пузо как ни в чём не бывало тут же с улыбкой нахлобучил их – шапочку и парик – обратно на лысую голову. – Кухня должён быть чистота! Микробы – no-o, тьфу, бе-е.
– А тогда скажите мне, почему вы работаете не в перчатках?
– Я не виновать! Они пропасть!
– Перчатки?
– Si! Позавчера собирать готовить завтрак – паста, – открывать полка, а перчатки – no! – Пузо в яркой манере проговорил это и даже открыл дверцу стола, демонстрируя там отсутствие перчаток.
– Они были здесь? – спросил я, проглядев нутро стола. – До вечера убийства?
– Si!
– Утром и днём?
– Si!
– А к вечеру пропали?
– Si!
– Не знаете, кто бы мог это сделать?
– No!
– Кто имеет доступ на кухню?
– Ы-ы, все!
– Вы её закрываете?
– No. Зачем?
– Чтобы не крали перчатки.
– No! Я думать, русский честный, а он – no-o, тьфу, бе-е.
– Французы не такие?
– No-o! Совсем.
– Скажите, Жерар, вы родились во Франции?
– Si! Париж! – романтик, кухня! Эйфель башня, Колизей…
– И сколько вы там прожили?
– 25 лет.
– И куда делись потом?
– Русси! Мне нравится Русси! Я люблю Русси!
– А всё-таки, что заставило вас уехать в Россию?
– В Париж меня не ценить! Я быть всегда за традиционный французский кухня! Паста там, пицца, равиоли…
– Угу.
– А тогда в Париж быть мода на иностранщина! На другой кухня!
– И вы приехали сюда, чтобы познакомить нас, русских, с вашей великой французской кухней?
– Si!
– А как вы оказались на этом теплоходе? Почему именно здесь?
– Объявление! Нужно повар! Мой первый день в Русси – искать работа – и вуаля!
– Угу. И до сих продолжаете здесь работать. А уйти куда-нибудь в другое место не хотелось?
– No! Здесь ценить мой кухня! Здесь мой друзья! – воскликнул он, насильно обнимая за плечо сопротивлявшегося Ручкина.