bannerbannerbanner
полная версия3. Не путать с З

Андрей Арсеньев
3. Не путать с З

– Но ведь не все, я думаю, в курсе этих пороховых следов, и, может, кто-то не избавился от них. Я, если честно, до вчерашнего об этом и не знал.

– Ещё одна причина, почему я так думаю, – это то, что убийство было заранее запланировано.

– Вот как?

– Да. Ведь как тогда вы объясните то, что убийца был в перчатках.

Бочёнкин был поражён.

– Но ведь в каюте убитого не было никаких перчаток!

– Это элементарно, Анатолий Викторович. Ну подумайте сами, разве успел бы убийца за те секунды, что вы стучали в дверь, так тщательно стереть отпечатки пальцев с пистолета? Да, кстати, там нет также и отпечатков пальцев Шифера. Из-за чего напрашивается вывод, что убийца заранее похитил пистолет без перчаток, а потом его старательно почистил. Ведь зачем ему в таком случае нужно было стирать и отпечатки Шифера. Про то, что убийца не успел сымитировать самоубийство, я вам уже говорил. Я подозреваю, что убийца в панике бросил пистолет на кровать и спрятался под неё… Из-за перчаток, я считаю, и не имеет смысла искать отпечатки на окне. К тому же вы его уже всё облапали… Не знаю, как убийца планировал покинуть каюту Шифера, понимая, что выстрел все услышат и сбегутся, но, по крайней мере, он точно не предполагал, что вы окажетесь в этот момент прямо перед дверью.

Бочёнкин был поражён.

– Да-а, Андрей Арсеньевич, про перчатки – это вы очень ловко… А если обыскать все каюты в поисках перчаток, а? Как вам идея?

– Убийца запросто мог выкинуть их море.

– А, да… но про перчатки – это вы очень ловко.

– Так как убийство было заранее запланировано, без мотива, я думаю, не обошлось. Как считаете?

– Э, думаю, да… А почему?

– Ну ведь зачем планировать убийство без мотива. Если, конечно, убийца не маньяк и не получает от этого удовольствие.

– Да, да, вы правы.

– Да… – задумчиво, – ну а нам теперь остаётся самое простое – найти убийцу из присутствующих… Ага, вот и Пузо?

Маленький пузатый человек весь в белом и с колпаком на голове вышел из кухни и направился в третью дверь, на палубу.

– Куда это он?

– Я думаю, в туалет.

– Так он прямо здесь, за дверями.

– Мы иногда ходим по-маленькому в море, – стыдливо признался Бочёнкин.

– А в вечер убийства вы не за тем же, случайно, выходили на палубу? – Бочёнкин сконфузился. – Но вы же говорили, что вышли через коридор.

– Я-я… просто всегда так хожу. Осмотр порядка и всё такое.

– Да не волнуйтесь вы. Я же не собираюсь прямо сейчас надевать на вас наручники. К тому же какой в этом интерес, если это действительно вы убийца. Просто зашли и убили? А где загадка, мотив?.. У вас есть мотив? – Бочёнкин рьяно замотал головой. – В детективе, как правило, раскрытие убийства должно удивлять.

– Да, да, вы правы, я как раз об этом ночью и думал. Вы же сами сказали, что здесь как будто всё Агата Кристи устроила. Может, тогда искать ответы из неё?

– Вы что имеете в виду?

– Ну смотрите сами: убийство на корабле… это прямо как в «Смерть на Ниле»! Вы читали?

– Нет.

– Смотрели?

– Нет. Понятия не имею о чём там.

– А, ну ладно. Но тогда помните, вы упомянули мальчишку? И это тоже из Агаты Кристи!

– Эту я читал.

– Догадались?

– Да. Даже не то что догадался, а на 100 % был уверен в этом и как всё это обнаружится. Так что меня это совсем не удивило.

– Да?.. А я вот не догадался.

– Я не хочу вас расстраивать, Анатолий Викторович, но в моём расследовании парадом руковожу я, а не какие-то там всякие Кристи-Хуисти. В моём расследовании только факты. Хотите узнать, кого я уже исключил из подозреваемых?

– Кого?

– Ну это только в том случае, если вы не действовали с ним заодно и ваша история не выдумана… Я говорю про Пузо.

– Почему?

– Взгляните на него. – Он как раз возвращался назад, отирая руки о поварской китель. – У него пузо не меньше вашего. А с таким пузом под кровать не залезешь. А в окно тем более.

– Да? Ммм… – сказал Бочёнкин и о чём-то задумался, после чего засиял: – В таком случае я тоже не могу быть убийцей, потому что под кровать я тоже бы не залез. Моё пузо дальше больше, чем у Пузо. В этом даже не сомневайтесь, хе-хе, – произнёс он и стукнул по своему барабану.

– А зачем вам, мой друг, прятаться под кровать? Ммм? От самого себя?

Бочёнкин чуть пораскинул мозгами и расстроенно выдохнул.

– К тому же нам с вами нельзя забывать одну важную деталь – Nedotroga. Убийца явно не был слабаком.

– А если это сделали двое?

– Двое? Нажали на спусковой крючок? Хм… Хотя… всё может быть. Вот они, – указывая на Ивановых, – не похоже, чтобы они славились силушкой богатырской. – Мы наблюдали, как Ивановы с большим трудом подносили к губам чашки. Они даже помогали друг другу, поддерживая чашку своей половинки исподнизу. – Но всё-таки это маловероятно, т. к. под кроватью, чтобы не было видно, мог уместиться только один человек. Как вы считаете? Одеяло, как я видел, с кровати практически не свисало.

– Думаю, да… Да, а не могло быть так, что после убийства Иванов спрятался под кровать, а его невеста вылезла в окно?

– Хм, а вы неплохо соображаете. Я об этом даже не подумал… Но всё-таки как-то странно всё это выглядит. Поглядите на неё, разве может такой ангелочек вылететь в окно?

Бочёнкин выражением лица показал, что не исключает этого.

– Ладно, никого не будем недооценивать. Давайте лучше внимательно понаблюдаем за ними, – кивая на едоков, – а особенно за силой их пальцев.

Старушка Троянская уже давно прикончила свой завтрак и сидела, занимаясь вязанием. УГУ! – вы не поверите, но прямо на наших глазах у Троянской погнулась спица, и она буквально двумя пальцами – не дрогнул ни один мускул на её морщинистом лице – выпрямила её! Далее внимание переключаем на Ивановых. Они, к сожалению или к счастью, не продемонстрировали – а может скрыли? – силу своих пальцев. Они вдвоём держали одну и ту же вилку и кормили друг друга поочерёдно намотанными на неё спагетти. Прекрасные. Ну, у Серафимы бицухи были явно не из теста. УГУ! – прямо в этот момент Никита перенёс свой вес на одну ягодицу и засунул сзади в штаны руку. Он сидел так, по-пизански, пока не вытащил руку с – внимание! – какашкой на указательном пальце! Никита смотрел на пальчик и вожделённо причмокивал. Его мать видела всё это, но не придавала значения. Она, уставившись перед собой и уперев локти в стол, жевала бутерброд из целого батона. Вскоре Никита окунул свой пальчик в рот и начал растирать какашку языком о нёбо, как шоколадку. Потом он остатками на пальце нарисовал у себя над верхней губой усы.

– По-моему, это он вам, – сказал я Бочёнкину, обратив его внимание на усатого Никиту, болтыхающего своё невидимое, но очень большое пузо.

– Какой ужас. Куда только мать глядит, – тихо прошептала Аннушка своему Дениске, за что сразу поплатилась.

Серафима Прекрасная не глухая, мадам. Она всё слышит. Скривив брови, сжав челюсти, поднявшись из-за стола и вытирая ладони о свои коровьи бёдра, она двинулась к молодой чете и – УГУ! – одной рукой! – нет, лишь тремя пальцами! – ухватила Аннушку за вырез платья и подняла её вверх, так что Анечкиным ножкам оставалось только дрыгать в воздухе.

– Прекратите! – крикнул Дениска и тут же присоединился к невесте. Бледные Ивановские лица разглядывали прекрасные Серафимские ручки, Дениска – левую, Аннушка – правую, а их ноги отплясывали глухой степ.

– Прекратите!.. Вы!.. Женщина! – кричал Бочёнкин в спину Серафимы, дёргая её за плечо.

Весь персонал – работяга Ручкин, повар Пузо и музыкант Николаев (я догадался, кто он, по висящей за спиной гитаре) – стоял в проёме кухни и глядел на эту сцену. Троянская, отложив вязание и открыв рот, повторяла за ними. Никита, смеясь и смакуя какашку, повторял за ними. Андрей Арсеньев, к его стыду, тоже повторял за ними. Один лишь отважный Бочёнкин, запрыгнув сзади на высокую Серафиму и обхватив её за шею, висел на ней в попытке её обезвредить. Только когда до меня донёсся его натуженный – не в первый раз просящий о помощи – голос, у меня хватило совести и смелости вступиться за унижённых и оскорблённых.

– Андрей Арсеньев. Детектив, – сказал я, стоя перед Атлантом и уткнув в его морду удостоверение.

Небеса пали. Бочёнкин на задницу, Ивановы тоже. Только Анатолий Викторович на пол, а молодожёны на стулья. Упав, Дениска и Аннушка тут же принялись искать друг друга руками и, завершив поиски, крепко взялись в объятия. Напуганные, глубоко дыша, они смотрели вверх на Серафиму, со страхом думая, конец это или только передышка.

– У меня к вам есть несколько вопросов. Пройдёмте, – сказал я, уводя Серафиму к её недоеденному бутерброду и сыну. Бритый Никита встретил меня улыбкой, продолжая в то же время работать языком по внутренним сторонам щёк, нёбу и зубам.

– Тебя Никита зовут?

Никита, ухмыляясь и уперев руки в сиденье стула, молча дрыгал ногами, пока не получил от матери подзатыльник.

– Отвечай, когда тебя спрашивают.

– Да, – с обиженным и вредным выражением лица.

– А вас Серафима?.. Серафима… – выуживал я отчество у Никитиной матери, пока та проводила пальцами по своей натянутой копне волос и игриво двигала губами и бровями. Моё внимание в этот момент не ускользнуло от её позолоченного безымянного пальца, как и её от моего голого.

– Для вас просто Сима. – Её рука двинулась к моей, которую я тут же отдёрнул, после чего повернул голову на уже сидящего за нашим столиком Бочёнкина, прося его глазами о помощи. Он всё понял, но ещё раз связываться с Серафимой не рискнул и быстро опустил голову в тарелку. Я решил контратаковать:

– Это вы убили Шифера?

Она подобрала руку к себе и присмирела.

– Зачем мне это? И разве способна я, молодая, красивая… нежная… – Её ладонь снова потянулась ко мне.

Я вскочил со стула и, указывая на её руку, выпалил:

– Прекратите это! Вы что себе позволяете! Я – детектив!.. мать вашу!.. Если вы это не прекратите, то… то… – Я потянулся рукой к спине, за пояс, но там до сих пор находилась яйцерезка. Сжимая её там же, за ремнём, я нагнулся над столом и зловещим тоном проговорил: – А то пожалеете.

 

Угроза сработала, и теперь в мою сторону от Серафимы шла лишь одна неприязнь. От мальчика тоже.

– Ну так что же, это вы? – присаживаясь на стул.

– Нет, – сквозь зубы. – И с чего бы это?

– Ну не знаю. На этом теплоходе все являются подозреваемыми, даже ты! – резко мальчику, он от этого даже повеселел. – Вот что ты делал позавчера в 20:30 вечера, а?

Никита поглядел на маму, глазами спрашивая её разрешения на ответ.

– Ммм?

– Был в каюте. С мамой.

– С мамой? А подтвердить это кто-то сможет? Кроме (пауза) ма-мы?

Никита подумал, пожал плечами и весело:

– Не-а, – после чего вновь задрыгал ножками.

– Ну а вы, (пауза) Си-ма? Что вы делали позавчера в 20:30 вечера, (пауза) а?

В этот момент, делая паузы и выговаривая по-рыбьи, широко открыв рот, слова, типа «мамы» и «Сима», я лишь чудом, как понимаю сейчас, не получил леща.

– Если это вас так интересует, – насупившись и наклонясь ко мне, – то в тот вечер с семи до… до того, как из-за этого толстяка, – на Бочёнкина, – все начали собираться в коридоре, я продрыхла, не открыв и глазу. Вас этот ответ устраивает, (пауза) а?

Мне стало как-то не по себе от её манёвра. Она это уловила и добавила:

– А, (пауза) Дрю-ня?

Мне стало страшно. Я быстро повернулся к Никите, когда он выкрикнул:

– Дрюнчестер!

Меня так ещё никогда не унижали. Глубоко дыша, я пулей вылетел из-за стола и забегал глазами по столовой в поисках того, кто меня утешит: Бочёнкин – он сам от неё настрадался, Ивановы – тоже… Троянская! Бабушка. Бабулечка. Под мерзкий прекрасный гогот мальчишки и его матери, который она процеживала сквозь сложенные в уголке рта зубы, я двинулся к Троянской. Она уже не вязала. Все понимали, для чего я здесь и что всем им рано или поздно придётся отвечать на мои вопросы. Ивановы тоже сидели без дела перед стоящим на столе графином, ожидая своей очереди.

Как камень с чьих-либо плеч, я свалился на стул перед Троянской и свободно выдохнул.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

– Вы ведь знаете, кто я и зачем здесь?

Кивнула.

– Зовите меня просто детектив. А мне к вам как обращаться, сударыня?

– Марфа Васильевна я… Троянская.

– Чудесно! Очаровательно, Марфа Васильевна! – бодро приступая к допросу и придвинувшись ближе к столу. – Скажите, пожалуйста, Марфа Васильевна, для начала, что вы делаете на этом теплоходе?

– Плыву сына повидать, давно его не видела. Я каждый год к нему езжу. Раньше всегда поездом к нему добиралась, один раз даже вышло на самолёте, а сейчас вот в этом году решила по морю. Хет-трик, так сказать.

– Хм, любите футбол?

– Нет.

– Ладно, тогда-а, к чему нам эти околичности, Марфа Васильевна, давайте перейдём сразу к делу. Что вы делали позавчера в полдевятого вечера?

– Я была у себя в каюте.

– Подтвердить это кто-нибудь сможет?

– Нет, не думаю.

– А-а когда вы ушли к себе в каюту?

– Сразу после ужина, в семь.

– И всё это время были у себя?

– Да.

– А на ужине кто-то с вами ещё был?

– Да, все.

– Угу, и убитый?

– Да.

– А вы ушли раньше него?

– Кажется, мы ушли одновременно. И не только мы, но и они тоже, – кивнув вбок, на Ивановых. Поглядев на них краем глаза, я обнаружил, что они за нами наблюдали. – И те, что ушли, – говоря про ушедших прямо в этот момент из столовой Прекрасных.

– Угу. То есть вы и ещё пять человек вместе ушли после ужина, так? В семь?

– Да.

– Здесь что, запрещено находиться позже?

– Нет, мы сразу же ушли, когда на сцену вышли музыканты.

– А-а, вот в чём дело. Не любите музыку?

– Их – нет.

– Плохо поют?

– Просто не люблю пошлятину.

– А, ну получается, что не вы одни… Знаете, после ваших слов мне ещё больше захотелось увидеть их сегодняшний концерт.

Я задумчиво застучал пальцами по столешнице.

– Что вы можете сказать об убитом? Вы с ним успели пообщаться?

– Два раза.

– Угу.

– В первый же день, за обедом он подошёл ко мне.

– Зачем?

– Он увидел, что я вяжу шарф, и спросил, болею ли я за «Динамо»? – Марфа Васильевна приподняла с колен недовязанный шарф с эмблемой футбольного клуба. – Я сказала, что нет, но он не отставал и продолжал говорить о футболе. Говорил он приятно, вежливо, так что мне пришлось поддержать беседу.

– Хм, любите футбол?

– Нет.

– А-а по поводу второго раза? Когда это было? И о чём?

– Это было во время ужина, в вечер убийства.

– Угу.

– Он опять подошёл ко мне.

– Вы ему понравились?

Троянская зарделась румянцем.

– Нет, он просто предложил мне поменяться каютами.

– Вот как?

– Да.

– И вы согласились?

– Да.

– А вы не интересовались у него, зачем ему это нужно было?

– Он сказал, что 1 – это его счастливая цифра.

– Хм.

– И к тому же эта каюта ближе к палубе. В первый день, он сказал, не стал мне это предлагать, потому что посчитал это не культурно.

– А почему он сразу не заселился в этот номер?

– Он купил билет после меня.

– А, ну да… А когда вы поменялись каютами?

– Сразу после ужина.

– Угу. И долго ли происходила эта замена?

Троянская улыбнулась.

– Десять минут, не больше. У меня с собой лишь один чемодан.

– Угу… очень любопытная информация… А как вы опишете Шифера со стороны?

– Я уже сказала: приятный и вежливый пожилой человек.

– Вы знали, что он богат?

– Да. Почти сразу же при отплытии пошли о нём разговоры.

– От кого?

– Да от всех. От пассажиров и от персонала. Просто слухи.

– Угу. А кроме вас убитый с кем-нибудь ещё общался?

– Нет, – задумавшись, – по-моему, нет. Не видела. Я вообще из каюты практически не выхожу.

– Угу… так-так-так, что ещё… Алиби, значит, у вас нет?.. Угу… Подозреваете кого-нибудь?

– Ничего не могу сказать.

– Ах да, ваша же каюта находится прямо за стенкой убитого. Скажите, вы ещё не спали тогда, в момент убийства?

– Нет.

– А вам, случайно, не довелось что-нибудь услышать тогда из каюты Шифера?

– Довелось.

– Угу!

– Перед выстрелом, почти сразу до него, я отчётливо услышала, как Шифер сказал «сынок».

– УГУ! – услышав это, я краем глаза заметил, что удивился не только я, но и подслушивавшие Ивановы. Дениска, кажется, испугался, и лицо его стало бледнее задницы альбиноса. – Вы точно не ошиблись, что слышали именно это?

– Точно.

– И что голос принадлежал именно убитому?

– Да, точно. Стенки в этих каютах очень тонкие. Стенка перед штрафными и то надёжней будет.

– Хм, любите футбол?

– Нет.

– Угу… а что-нибудь ещё интересное вы не заметили, случайно? Какие-нибудь другие звуки из каюты?

– Нет.

– Угу… ну что ж, думаю, этого хватит. Спасибо вам большое, Марфа Васильевна, вы сообщили мне очень важную информацию. Уверен, она мне пригодится, – порываясь встать из-за стола, но не встал. – Ах да, и ещё один вопрос: вы ведь вышли в коридор после того, как охранник закричал?.. А вы, случайно, не обратили внимания, откуда выходили на этот же крик другие пассажиры? С палубы кто-то заходил?

– Я вышла не сразу. После выстрела я ещё какое-то время приходила в себя. Когда я вышла, все вроде уже были в коридоре.

– Угу, жаль. Ну ладно, ещё раз спасибо вам за помощь. Приятно было познакомиться. – Марфа Васильевна благодарственно кивнула.

Когда я поднялся из-за стола, Марфа Васильевна на прощание протянула мне руку и, судя по её положению, она была явно выставлена не для того, чтобы я её поцеловал. Я неловко протянул ладонь, и мы совершили крепкое рукопожатие.

– До свидания, – сказал я, смущённо сотрясая рукой, Марфа Васильевна, кстати, тоже.

Ивановы располагались через стол от Троянской.

– Разрешите?

– Да, пожалуйста, – сказала Анна, обнимая своего мужа. Одной рукой она поглаживала его, словно успокаивая. Он на мою просьбу ответил лишь кивком.

Первые секунды я просто сидел и разглядывал их.

– Медовый месяц?

– Да, – ответила Аннушка и поглядела на Дениску, после чего тот бодро подхватил:

– Да, да, медовый месяц. Вот отдыхаем, наслаждаемся друг другом.

– Но, к сожалению, отдых вышел не без омрачений, так?

– Да, да, – слегка подумав и помрачнев, – к сожалению, так.

– Давно вы знакомы?

– Два года, – ответила Аннушка, – а поженились месяц назад.

– А сколько вам лет, если не секрет? Выглядите вы очень молодо.

– Мне 20, Денису 24.

– Угу… – произнёс я и задумался. – Знаете, не люблю я эти околичности… Ммм… вы ведь знаете, зачем я здесь? – Кивнули. – И кто я. И я о вас уже кое-что знаю. – Занервничали. – Простите меня за вопрос, но… не обижайтесь, просто… можно узнать, у вас ведь медовый месяц – пора счастья и наслаждений, – но, ещё раз простите, я гляжу на вас и не могу сказать, что вы считаете так же. Вас так сильно потрясло убийство?

– Нет, конечно, – сказал Дениска, выйдя из ступора, – то есть да, – он постоянно поглядывал на супругу, – не подумайте, мы, конечно же, очень счастливая пара и любим друг друга… А то что, как вы говорите, глядя на нас этого не скажешь, то… убийство, конечно, потрясло нас и ещё то, что убийца сейчас здесь, на теплоходе, среди нас, но… просто… – Аннушка подвинула Дениске стакан с – предположительно – водой, Дениска подумал и всё-таки опустошил его. – Просто у нас, у меня… у нас, у меня, а, без разницы, можно сказать, случились семейные неприятности… ещё до этого. До убийства.

– Не могли бы вы сказать, какие именно это неприятности? В рамках этого дела я собираю каждый пустяк, и я бы не советовал вам что-либо скрывать от меня.

Молодожёны собирались с ответом, глядя друг другу в глаза.

– У меня есть бизнес, у нас, то есть у меня, а, без разницы. В общем, прямо в день отплытия я узнал, что дела с бизнесом очень плохи. – Дениска остановился и глубоко задышал. – Я – банкрот, – сказал он и уронил лицо на лежавшую на столе руку. Аннушка принялась успокаивать его, пока он не собрался с силами. – Да, банкрот. И я не знаю, как мне расплачиваться с долгами, – закончил он свой почти слезливый монолог.

– Вот, выпейте ещё, – сказал я, подвинув ему наполненный мною заново стакан (с водой ли?). Дениска сжал его в ладони и выпил, громко глотая.

– Вы меня подозреваете?

– Нет. Ну, то есть вообще-то я подозреваю каждого на этом теплоходе. А с чего вы вдруг об этом спросили?

– Ну, убитый был богат… а мне нужно оплачивать долги.

– А, вот вы о чём. Я бы на вашем месте не брал это в голову. Я – лучший детектив в мире, и я обязательно найду убийцу. Так что если вы не виновны, то просто успокойтесь, вам бояться нечего. Поверьте, я никогда не ошибаюсь… Вы ведь не виновны?

– Нет. Нет, конечно. Мы совершенно не виновны.

– Тогда не думайте об этом и просто… отвечайте правдиво на мои вопросы. Вот скажите, например, вам довелось пообщаться с убитым?

– Н-нет, то есть да. Так, мимоходом. За завтраком и на палубе один раз.

– А о чём вы говорили?

– Так, ни о чём. О погоде. О теплоходе.

– А убитый не сказал вам, что привело его на этот корабль?

Дениска задумчиво повёл головой.

– А-а во время этих разговоров вы не затрагивали состояние вашего бизнеса?

– Нет, – решительно заявил Дениска.

– Угу. Ладно, а тогда… с кем-то ещё убитый общался за это время?

– Мимоходом, наверное, со всеми успел познакомиться.

– А не мимоходом?

– Э, вроде бы нет, не видел.

– Ладно, а тогда ответьте мне, что вы делали в момент убийства?

– Мы? Мы были у себя в каюте.

– Подтвердить это кто-нибудь сможет? Из посторонних?.. Угу. А вы ничего не слышали странного в то время? Из каюты напротив?

– Э-э, выстрел.

– Громкий?

– Д-да. Достаточно громкий.

– И ничего больше? Кроме выстрела?.. Угу… А до этого вы не заметили чего-нибудь странного в поведении убитого?.. А в поведении пассажиров?.. Угу… Вы ведь оба покинули столовую в тот день, в семь вечера?.. Вместе с убитым?

– Да, но не только мы одни.

– Значит, вы подтверждаете слова Троянской? – Дениска, стыдливо опустив взгляд, кивнул. – Угу. Что же ещё? А, да, вы ведь вышли в коридор после того, как охранник закричал?.. Тогда скажите, не заметили ли вы, чтобы кто-то из пассажиров или персонала появился в коридоре со стороны палубы?

– Э-э, нет, вроде бы не видел этого.

– Вы сразу же вышли, когда услышали выстрел?

– Можно сказать, да. Практически сразу.

 

– И не заметили, чтобы кто-то заходил с палубы?

– Нет. Даже несмотря на шок от выстрела и испуг, не думаю, чтобы я мог это проглядеть.

– А как вели себя остальные в это время? Может, слишком спокойно, или наоборот?

– По-моему, все были напуганы.

– Угу… Вы кого-нибудь подозреваете?

– Нет, – ответил Дениска, потратив пару секунд на раздумья. Аннушка всё это время молчала, она продолжала обнимать супруга, приложив к его плечу голову, которая изредка кивала в подтверждение слов Дениски.

– Ну, в таком случае, ах да, – произнёс я, тут же встав и сев обратно на стул, – что вы можете мне сказать насчёт охранника Бочёнкина?

– Что вы хотите услышать?

– Ну, видели ли вы его с убитым, поглядывал ли Бочёнкин на него косо?

– Нет, не видели. То есть мимоходом они, кажется, разговаривали, а вот что косо – нет, не видел.

– А можете ли вы представить его убийцей?

Ивановы направили свой взор мимо меня на сидящего за тем же – нашим – столиком Бочёнкина, который, сложив на пузе ладошки и опустив один из подбородков на грудь, слегка посапывал. Аннушка улыбнулась, разглядывая его.

– Нет, не могу, – твёрдо ответил Дениска и поглядел на невесту. Аннушка с улыбкой взглянула на меня и отрицательно покачала головой.

– В таком случае спасибо вам, что уделили мне своё время, – сказал я, вставая. Дениска тоже встал и протянул мне на прощание руку. Когда я её пожал, уже Аннушка протянула мне свои сложенные пальчики, предназначенные явно не для рукопожатия. Я повернул голову на наблюдающую за нами Троянскую. Она, поглядев на меня, сконфуженно отвернулась. После чего я поцеловал эти прелестные пальчики, не отрывая взгляда от больших тёмных глаз Аннеты.

Я пожелал молодожёнам счастья и благополучно пройти им все невзгоды. Ивановы поблагодарили меня за эти слова. Затем я подошёл к Бочёнкину и пнул его в ботинок.

– Вставайте, а то всё проспите.

– А? Что?.. Нашли убийцу?

– Нет, осталось допросить ещё пятерых. Трое из которых там, – указывая на дверь кухни. – Вы со мной?

Мы вошли без стука. Бочёнкин шёл за мной. УГУ! – прямо в первую же секунду сидящий в дальнем уголке Николаев одним – одним! – пальцем дёрнул струну на гитаре и извлёк из неё жалобную ноту. Мой детективный глаз сразу же заметил расслабленное движение пальца и – и! – натянутую до предела – пердела! – струну. После этого я сфокусировал свой взгляд на кухонном столе, и – УГУ! – Пузо прямо на моих глазах слабёхонько замахнулся тесаком на слоновий окорок и с первого же раза разрубил его пополам – пополам! УГУ! – а Ручкин тут же прямо перед нами буквально одним пальчиком – буквально! – ну, может быть, от силы двумя – от силы! – поднял за ручку целое ведро с водой и разными отбросами и прошёл с ним мимо нас в столовую без единого пыхтения. От увиденного у меня даже захватило дух, и я взялся за ворот рубахи, чтобы проветрить грудь. Вернув себе хладнокровие, я подумал: а не дух ли я? Так как вся эта шайка не слишком-то обращала на меня внимание. Лишь один Ручкин перед уходом бросил в мою сторону взгляд, показывающий, чтобы я не загораживал ему дорогу.

– Кхы, кхы… КХЫ!

Ну наконец-то.

– Доброе утро.

Николаев приветственно кивнул.

– Buon.

– Вы ведь знаете… – В этот момент на кухню вошёл Ручкин, поставил ведро и, заметив обращённые на меня в ожидании лица товарищей, повернулся ко мне, осмотрел сверху донизу, по-хозяйски сложил на груди руки и опёрся задом о кухонный стол. – Вы ведь знаете, кто я такой?

– Детектив, а кто же ещё, – высокомерно ответил Ручкин. Сразу бросалось в глаза, что он заботится о своём внешнем виде: блестящая от геля причёска, гордая осанка и модный бордовый пиджак. Вёл себя уверенно и раскрепощённо. Сразу видно – певец!

– Да, Глеб Глебович, детектив, – мой ответ поразил Пузо и Николаева, а вот Ручкин сразу же бросил ленивый взгляд мне за спину, на источник моих познаний. – Все вы прекрасно знаете об убийстве, случившемся здесь позавчера… И моё дело здесь – расследовать его, а ваше – давать мне правдивые показания… Давайте для начала узнаем, что вы делали в момент убийства? – оглядывая всю троицу. – В 20:30.

– Мы – я и мой друг Сёма, – ответил Ручкин, указав головой на Николаева, – были на сцене и радовали публику.

– А большая была публика? – слегка улыбаясь.

Ручкин ещё более выпрямился.

– Публика состояла, собственно, из одного человека, Суворова – пассажира. Вы о нём, наверное, уже что-то слышали. Но – прошу заметить, главное не количество публики, а её качество.

Сидящий вдали Николаев идиотски улыбался и одобряюще кивал.

– А Суворов – это качественная публика?

– Ветеран боевых действий, обладатель наград – это, я думаю, говорит о его качестве, – сказал Ручкин и взмахнул бетонированной чёлкой.

– А я? Я тоже быть публика! – ревниво заявил Пузо, отложив тесак и слоновьи окорочка. – И каждый день – публика! Я – качественный публика! – подытожил он, поцеловав сложенные кончики большого, указательного и среднего пальцев.

Жерар Пузо был очень похож на Бочёнкина, такой же толстый, только чуть меньше ростом и без растительности на лице.

– Вы тогда тоже были в столовой?

– Si.

– Вы-ы… Жерар – француз?

– Si! – отвечал он с гордой улыбкой.

– Угу. А Анатолия Викторовича разве не было в составе той публики?

Я отошёл чуть в сторону, чтобы видеть всю четвёрку.

– Да, был, – ответил Ручкин, – пока не ушёл.

Бочёнкин явно занервничал.

– А во сколько это было?

– Не знаю точно, но приблизительно за несколько минут – за пять, не больше, – до убийства, – сказал Ручкин.

– Угу.

– До того, как он завизжал… Да, Толик?

Мы все нацелились на Толика.

– Да, – слегка заикаясь, – а к чему, Андрей Арсеньевич, вы спрашиваете об этом? Я ведь и так вам всё это рассказал.

– Ну ведь должен я проверить, правду вы говорите или нет, – сказал я и на несколько секунд уставился в лицо Бочёнкина, сверля его взглядом. – Значит, все вы, а также пассажир Суворов были в момент убийства в столовой?.. И никто это больше подтвердить не сможет, кроме вас?

– Нет.

– No.

Николаев продолжал на все реплики одобрительно кивать с идиотской улыбкой.

– А что вы сделали, когда услышали крик Анатолия Викторовича?

– Побежали туда.

– Si.

– Все?

– Да.

– Si.

– Вы тоже?

Николаев кивнул.

– А когда вы выходили, не заметили ли вы, чтобы кто-то из пассажиров появился в коридоре с палубы?

Ручкин задумался и ответил, что нет, Пузо тоже, Николаев кивнул – обозначая, что тоже нет.

– Угу. А не заметили ли вы, чего-нибудь странного в тот вечер? (Нет.) Ведь убитый Шифер, – Николаев, услыхав это, весело улыбнулся, – был в тот вечер на ужине, так?.. А что он заказывал?

Ручкин и здесь был готов отвечать первым, но Пузо решительно этого не допустил.

– Позавчера мой особый блюдо на ужин быть пицца! «Маргарита»! И всем быть очень вкусно! – сказал он, активно жестикулируя руками, и в заключение радостно обернулся вокруг своей оси.

– Кстати, Жерар, я вижу, вы очень сильно заботитесь о своей кухне, чтобы всё было на высшем уровне. Вот у вас даже шапочка на голове есть.

– Si! – сказал он, довольный, и снял с головы резиновую шапочку. Шапочка, как выяснилось, снялась вместе с париком, но Пузо как ни в чём не бывало тут же с улыбкой нахлобучил их – шапочку и парик – обратно на лысую голову. – Кухня должён быть чистота! Микробы – no-o, тьфу, бе-е.

– А тогда скажите мне, почему вы работаете не в перчатках?

– Я не виновать! Они пропасть!

– Перчатки?

– Si! Позавчера собирать готовить завтрак – паста, – открывать полка, а перчатки – no! – Пузо в яркой манере проговорил это и даже открыл дверцу стола, демонстрируя там отсутствие перчаток.

– Они были здесь? – спросил я, проглядев нутро стола. – До вечера убийства?

– Si!

– Утром и днём?

– Si!

– А к вечеру пропали?

– Si!

– Не знаете, кто бы мог это сделать?

– No!

– Кто имеет доступ на кухню?

– Ы-ы, все!

– Вы её закрываете?

– No. Зачем?

– Чтобы не крали перчатки.

– No! Я думать, русский честный, а он – no-o, тьфу, бе-е.

– Французы не такие?

– No-o! Совсем.

– Скажите, Жерар, вы родились во Франции?

– Si! Париж! – романтик, кухня! Эйфель башня, Колизей…

– И сколько вы там прожили?

– 25 лет.

– И куда делись потом?

– Русси! Мне нравится Русси! Я люблю Русси!

– А всё-таки, что заставило вас уехать в Россию?

– В Париж меня не ценить! Я быть всегда за традиционный французский кухня! Паста там, пицца, равиоли…

– Угу.

– А тогда в Париж быть мода на иностранщина! На другой кухня!

– И вы приехали сюда, чтобы познакомить нас, русских, с вашей великой французской кухней?

– Si!

– А как вы оказались на этом теплоходе? Почему именно здесь?

– Объявление! Нужно повар! Мой первый день в Русси – искать работа – и вуаля!

– Угу. И до сих продолжаете здесь работать. А уйти куда-нибудь в другое место не хотелось?

– No! Здесь ценить мой кухня! Здесь мой друзья! – воскликнул он, насильно обнимая за плечо сопротивлявшегося Ручкина.

Рейтинг@Mail.ru