Андрей Арсеньев
3. Не путать с З
Залитые кровью глаза Шимпанзского вгрызались в челюсти зверя, пока те не вгрызлись в его лицо.
Часть 2. О призрачных надеждах
О дизайне
Времени свойственно привносить изменения в наш уклад жизни. Исключением не стали и хозяева двухэтажного особняка – Ату и Гавва. Всё было, так же как и прежде: визиты друзей, подружек, бильярд, напитки и прочие развлечения. Вот только изменилось кое-что в интерьере дома – в кинозале. Друзья не замедлили похвалить дизайнерское решение Гаввы постелить на пол, между входом и спинкой центрального дивана, роскошный пышный ковёр тёмного окраса. Форма была необычная: от центра ковра, так называемого прямоугольника, вниз отходили две широкие параллельные полосы, с противоположной части ковра, но уже растянутые в боковые стороны, в одну линию – одна налево, другая направо – тянулись ещё две полоски, но тоньше и меньше двух предыдущих, а на верхушке ковра красовался лохматый круг. Ещё одну тонкую полоску, ту, что между двумя длинными широкими полосами, сохранить, к сожалению, не удалось.
Вот, собственно, и все внешние изменения, произошедшие в особняке после визита Шимпанзского.
О кино
Вскоре Гавва решила украсить мир не только вокруг неё и мужа, но и внутри них самих при помощи – искусства. И произошло это тогда, когда Гавва случайно наткнулась в интернете на единственный разумно составленный список лучших фильмов всех времён, который обновляется раз в десятилетие. Их было, собственно, два. Один составлен по результатам опроса ведущих критиков и киноведов, а второй – после опроса главных режиссеров современности. И принадлежали эти списки некоему журналу под странным названием Sight&Sound. (Если забежать вперёд, ко времени выхода очередного этого списка, но уже составленного по итогам опроса в нынешнем – последнем – десятилетии, то с сожалением вынуждены будем сообщить, что и сюда тоже начали вмешиваться современные тенденции, упомянутые Ату. Когда основными критериями выбора состава голосующих киноведов являются не их качество знаний кинематографа или хотя бы вообще, видели они его основу или нет, а их разнообразие и равное соотношение их групп (полов, видов, краёв обитания, кол-во рук, хвостов и т. д. и т. п.). Ох уж эти тенденции, тенденции. Как гласит одна мудрая пословица: мнение одного профессионала ценнее мнения ста любителей.)
Что делать, против жены не попрёшь. А какой же из списков всё-таки выбрать? Интуиция Гаввы выбрала второй: выглядит он как-то посолиднее что ли. Решили спускаться с вершины, а не карабкаться на неё. Ну что ж, чему быть, того не миновать.
Кто знает, что послужило причиной дальнейших событий, но начались они именно в ночь первого просмотра.
О том и о том
Свет выключен. Ату сидит, опустив ноги на пол и обняв прижавшуюся к нему коленями воодушевлённую Гавву, предвкушение восторга у которой пропало с лица уже через 10 минут после начала «Бамбуковой повести» какого-то там Акиты Ину. Кому в голову придёт восторгаться фильмом, где абсолютно ничего не происходит, да ещё и в чёрно-белом цвете. Ату просёк это сразу и закрыл глаза в предвкушении захватывающего сна со взрывами, разрушениями, где всё быстро, зрелищно, весело, где много дерьма, крови и экшена, а не разговоров и нудной философской херни. Через час спали оба. Тогда-то и начало что-то происходить с лежавшим позади них ковром. Ворс на нём заколебался, как при дуновении ветерка, и стал чуточку длиннее, а концы приобрели беловатый оттенок. Вот, собственно, и всё на первый раз. Изменения были никудышными, и глаза за них не цеплялись.
Второй ночью демонстрировалась картина «1002 год: Космическая одиссея» Кобрака. У-у, про это и говорить не стоит. Вначале ещё ничего – там, где ИИ, и к тому же в цвете, – но дальше муть зашторила глаза зрителей до самого утра.
«Гражданин Крот» Выхухэллса – ч/б + нудные диалоги = сон.
«8½» Филлини – на середине фильма глаза слиплись окончательно.
«Таксист» Скунсезе – досмотрели до конца. Ведь Скунсезе всё же живой мастер и у всех на слуху. Впечатления? Без восторга.
Может, зрители уже начали обретать кое-какие знания в кинематографе, раз не уснули? Ну что ж, посмотрим.
«Апокалипсис сейчас» Кобылы. Перед тем как сесть на диван за просмотр данного фильма, Гавва, собираясь выключить свет, обратила внимание мужа на побелевший до основания ковёр.
– Не знаю, может, так и должно быть, – ответил Ату жене, не сильно интересуясь данным фактом. Гавва подумала, что вполне может быть и так, и потушила свет, чтобы через 1,5 часа похрапывать над очередной артхаусной мутью.
«Головокружение» Хомячкока – Гавва в отличие от Ату кое-как осилила его до конца. Благо в цвете, да и Хомячкока все знают. Но то, что фильм находится на 7-м месте, – это, даже новичку понятно, перебор. Если бы во время просмотра фильма муж и жена повернули головы назад, то заметили бы, что ковёр вздувается прямо на их глазах, обретая воздушный объём.
На следующий день перед просмотром «Крёстного отца» всё той же Кобылы Гавва в недоумении разглядывала невероятно модный ковёр. Походила по нему, пытаясь втоптать ворс. Приподняла, чтобы заглянуть под ковёр. Когда держала его заметно потяжелевший край навесу, то долго сидела, не решаясь заглянуть под него. Что-то лишало её смелости увидеть изнанку ковра. Вздрогнула и бросила ковёр, когда Ату спросил её, почему она не идёт смотреть кино. Тут же забыв про эту непонятную ситуацию с ковром, Гавва как ни в чём не бывало снова воссоединилась с мужем на диване. На середине фильма, когда Ату уже спал, Гавва решила воспользоваться запрещённым приёмом: пошла на кухню и приготовила попкорн, конечно же, не поставив фильм на паузу – а зачем? Попкорн, к сожалению, не уберёг ото сна, а вдобавок все диалоги были вынуждены капитулировать перед его хрустом, но это Гавву не сильно беспокоило.
Шшшшшш
Во время просмотра 9-го фильма под названием «Зеркало» доселе неизвестного двум новоиспечённым зрителям режиссёра Таксаковского произошло по-настоящему что-то странное. Свет снова был потушен Гаввой, которая перед этим снова с боязливым трепетом уставилась на свой роскошный ковёр. Затем она снова уселась на диван, предвкушая шедевр от представителя их рода. Ату уже по привычке уложил свою голову жене на колени, направив лицо в сторону экрана. Из этой головы начало раздаваться сопение уже на начальных титрах, идущих под органную музыку. Вот тут-то ковёр и начал вздуваться с невероятной скоростью, а полосы его задвигались. Предвидя очередной «гениальный» артхаус, но также уважая сородича, Гавва осторожно убрала голову мужа с колен, поднялась и, снова не ставя фильм на паузу, направилась к выходу, чтобы приготовить очередное ведёрко попкорна. Когда она приближалась к двери, то поняла, что краем глаза не видит на полу злосчастного ковра. Повернулась и – издала тихий испуганный писк. Перед ней стояло что-то непонятное. И живое. Шерсть длинная и белая, как снег. Безволосое лицо, что ясно виднелось в свете от телевизора, было чёрного цвета. А глаза чудовища горели красным огнём, как у альбиноса. Гавва, держа ладонь у приоткрытого рта, начала пятиться спиной назад. Призрак – если можно его так назвать – медленно придвигался к ней, губами и руками умоляя её не кричать. Гавва упёрлась спиной в стену, а когда призрак – такой же напуганный, как и она, – подошёл к ней почти вплотную, она вдруг вздрогнула и взялась рукой за грудь, после чего, окаменев, начала плавно сползать вниз.
Призрак, не зная, что делать, в остолбенении смотрел на неживые глаза Гаввы, потом повернулся назад и увидел высунутое над диваном – недоумённое, шокированное – лицо Ату, которое через секунду окрасилось яростью.
Призрак кинулся в дверь и побежал. Лестница. Первый этаж. Выход на улицу. Он бежал прочь от этого дома. А за его спиной ежесекундно загорались окна, после чего началась
погоня.
Сколько продолжалась погоня: месяцы, недели, дни или часы – мы утверждать не можем, но Шимпанзский каждое мгновение ощущал её за собой. От преследователей доносились злобные крики, а также жуткий лай их зверей. Ни одной ночи, кажется, не прошло без мельтешения фонарей вокруг.
Шимпанзского тянуло всё дальше от города. Дома становились мельче и реже попадались на глаза. Больше всего Шимпанзскому не хотелось встретить кого-либо из тварей. Кому в голову придёт помочь такому, как он? Да ещё и голому?! Да и как? И вообще нуждается ли он в помощи в такой ситуации? Шимпанзский сам бы очень хотел понять, что за чертовщина происходит с ним и к чему это приведёт. Усталость, голод, чувство времени – всё заслонил страх. Ощущение страха и подпитывало нашего героя. Он в нём нуждался и боялся его.
Если просмотреть воспоминания Шимпанзского за это время, то все они без исключения связаны с погоней и поиском спасения от неё. Ничего другого для него не существовало. А если и было, то кануло в небытие. Вот Шимпанзский прячется ночью от городских домов, асфальтированных дорог и машин, норовящих сбить его. Вот уже днём он бежит по лесу, не разбирая дороги перед собой. Вот ливень, помогающий заглушить зверские звуки преследователей. Вот леса и степи, ведущие Шимпанзского всё дальше в глушь, холодную и пронизанную ветрами. Белоснежная шерсть подсказывала Шимпанзскому направление. На север, где особенности климата помогут ему затаиться и уйти от погони.
Встреча со старыми знакомыми
Мороз. Снега по колено. Бесконечный хвойный лес вокруг. Шимпанзский в панике выбирает ноги из сугробов, метр за метром продвигаясь вперёд, но звуки за спиной становятся только громче и громче. Наконец-то Шимпанзский перестаёт бежать, с места вглядываясь в смотрящие на него с опаской волчьи глаза, обладатель которых секунду назад столкнулся лицом к лицу с Шимпанзским. На вид ему было за пятьдесят, волосы покрыты редкой сединой.
Оба пригибаются, когда рядом взрывается снег из-за выстрела. Слышится недовольный возглас, а затем и гвалт других голосов. Волк и Шимпанзский уже таятся за стволами двух редких на этом вырубленном участке леса деревьев.
– Нашли, – исступленно бормотал волк, глядя в никуда, – нашли всё-таки.
Оглядывает напуганного Шимпанзского. Снова выстрел. Гул нарастает. Бежать. Молча, пригибаясь, кидается вперёд. Шимпанзский решает двигаться за ним. Они оба бежали вдоль спуска в низину, за которой располагался холм со стоящим на нём деревянным домиком, изрыгающим дым из печной трубы, когда их, суматошно взрывающих ногами сугробы, начал догонять рычащий снегоход. Это был ротвейлер Вискис. Он уже подъезжал к ним, играючи, с оскалом замахиваясь мачете, как вдали прогрохотал выстрел и свалил Вискиса со снегохода, который, наконец-таки обретя самостоятельность, не придумал ничего лучше, как свалиться в низину и полностью зарыться в её снегах. Вискис был мёртв. Можно было добраться до дома, не спускаясь в эту труднопроходимую низину, но для этого нужно было обойти её полукругом, через кое-как проторенную в лесу тропу. А что же выстрел? Стрелявший находился перед домом. Это был седой бульдог. Он сидел на инвалидной коляске, укутавши ноги пледом.
– Так их, Псивенс! – победно вскричал волк в сторону заряжавшего ружьё бульдога. Далее прозвучали два выстрела от преследователей: один заставил волка и Шимпанзского завалиться в снег, а другой пронёсся рядом с коляской бульдога и разбил окно в доме. – Иди в дом! – снова крикнул волк бульдогу, встав и норовя кинуться бежать дальше в лес. Преследователи из-за выстрела Псивенса пока не решались выглянуть на вырубленную площадку на своих снегоходах. – И вызови Ночнико!
– Что? – спросил бульдог Псивенс, прикладывая граммофонную трубу к уху.
– Иди в дом и позвони Ночнико!
Псивенс, пару секунд потратив на обработку информации, кивнул и, выстрелив ещё раз в сторону преследователей, закатился в дом.
За мной!
– За мной! – решительно скомандовал волк Шимпансзкому.
Он высоко поднимал ноги, спеша вглубь леса, Шимпанзский старался от него не отставать. Деревья здесь росли тесно друг к другу, перекрывая путникам дорогу своими заснеженными зелёными лапами. Когда волк и Шимпанзский задевали ветви, то в отместку тут же получали себе снег за шиворот. Снегоходу здесь ехать становилось затруднительно, т. к. он вынужден был бы постоянно вилять между деревьями. По звукам стало понятно, что преследователи, доехав до края леса, оставили транспорт и решили двигаться пешком. Вскоре сзади послышались лай и рычание зверей и тварей. Сердца колотились у всех.
– Вот он, – облегчённо выговорил волк, когда впереди показался куполовидный, облеплённый снегом дом.
Они приближались к нему, как вдруг сзади появился зверь и напрыгнул на волка, схватив его зубами за рукав куртки.
– Это ещё что за..? – произнёс он, во все глаза уставившись на зверя и пытаясь вырвать руку из его челюстей.
Потом появилась и вторая зверюшка, незамедлительно решившая ухватиться челюстями за ногу волка, отчего тот упал на снег. Шимпанзский стоял и просто наблюдал за этим, не решаясь хоть чем-нибудь помочь знакомцу. Сжав зубы, тот боролся со зверем, не давая ему добраться до своей головы. Когда второй зверь сообразил, что от ноги мало проку и, отпустив её, ступил на бок волка, то тот быстро вытащил свободной рукой из кармана куртки нож и вонзил его в подбородок чудища. Оно издало скулящий звук и упало замертво в снег, изрыгая из себя кровь. Через секунду к нему присоединился и напарник. Помочь волку подняться Шимпанзский также не решился, да и тот будто не обращал на него никакого внимания. Волк встал и, слегка прихрамывая, снова побежал в сторону дома. В память об усопших сзади прозвучал троекратный оружейный залп. Часть картечи угодила в окно дома и его стены, не сумев попасть в преследуемых.
Берлога
Они успешно добрались до двери дома. Волк зазвонил и заколотил в неё. После, не дождавшись ответа, подошёл к разбитому окну и, крикнув:
– Мишань, харэ спать! – удалил из рамы выступающие крупные осколки стекла и залез внутрь.
Шимпанзский от него не отставал. Волк двинулся дальше к дверному проёму и столкнулся там со здоровенным, толстым, зевающим во весь рот медведем, на котором были лишь трусы и тельняшка.
– Ты зачем меня разбу…
– Нашли, – выдыхаясь, сказал волк.
– Кого?
– Меня!.. Из-под земли достанут.
– Кто?
– Кто! Полиция!.. Хотя не, эти, кажется, не из полиции, – взглянув на Шимпанзского.
– Это ещё что за..? – недоумённо проговорил Мишаня, держа за горло заскочившего в окно, а затем и на него самого зверя.
– Сам не знаю! Уроды какие-то!.. Убей его!
Мишаня второй рукой свернул зверю шею. Опять выстрелы.
– Оружие! Давай быстрее!
Мишаня некоторое время стоял, вообще ничего не понимая, словно ещё не проснулся.
– Оружие!
– Ща-ща-ща, – приговаривал Мишаня, спеша в комнату. – Сынитар, не кипишуй. – Он подбежал к сейфу, открыл его и принялся перекладывать оттуда на пол оружие: разобранное ружьё и автомат АК-39. Были ещё и набитый патронташ и магазины.
Через минуту названый Сынитар уже стоял с перекинутым через плечо патронташем и собранным в руках ружьём. Мишане достался АК-39. На тельняшку он надел бронежилет и подсумку с магазинами патронов. Звуки выстрелов давали о себе знать.
– А для него есть? – спросил Сынитар, кивая на Шимпанзского.
– Кого него? – недоумевал Мишаня, глядя туда, куда указывал Сынитар.
Снова появился зверь и снова выбрал медведя, ухватившись челюстями в его бок. Мишаня цокнул от недовольства, взял зверюшку за ногу (рук у них, кажется, не было), оторвал её от себя, как какой-то репей, и два раза побил головой об пол так, что та лопнула, как арбуз.
– Надо убираться отсюда.
– Зачем? Здесь легче отбиваться.
– Они могут добраться до Псивенса.
Surprise, motherfucker
Преследователи находились перед самым домом. Их было двое – Туз и Ату. Стояли по обе стороны от разбитого окна. Ату кивнул Тузу и два раза выстрелил дробовиком в окно, после чего Туз сразу влез в него. Ату последовал за ним. Быстро, но с предусмотрительностью осмотрели каждый угол дома, но никого там не обнаружили.
Троица спешила вперёд туда, где находился выход из подземного хода. Дверь, открывающая вход в него, была скрыта в доме за книжной полкой. Для надёжности Мишаня подпёр её изнутри. Если бы преследователи знали Мишаню, то поняли бы, что тот в жизни не открыл ни одной книжки и поэтому полка с книгами здесь неспроста. Но они этого не знали.
Место, где заканчивался подземный тоннель, располагалось от дома на холме ещё дальше, чем место столкновения Шимпанзского и Сынитара. Тогда была почти полностью вырубленная от деревьев площадка, находящаяся перед низиной, отделявшей её от дома, а здесь – откуда они сейчас вышли на свет – тесно росли деревья, но это было неглубоко в лесу, а рядом с вырубленной площадкой. Троица бежала по граничащему с ней участку леса в направлении тропы, ведущей к дому, и оставалось до неё менее сотни метров.
Троица вознамерилась пройти к тропе незаметно за спинами преследователей.
Сам всё сделал
Талантливый человек талантлив во всём
Битва
Троица находилась уже рядом с развилкой, ведущей к домам Мишани и бульдога Псивенса. Преследуемая троица старалась осторожно двигаться вдоль кромки леса, чтобы не попасться на глаза Ату и Тузу. Но она оказалась не очень предусмотрительна, и потому не заметила, что рядом, на вырубленном участке, дежурит сидящий на снегоходе Апорт Лабрадорбургский. Если бы Сынитар, Мишаня и Шимпанзский пригляделись внимательней к той стороне, то смогли бы разглядеть там ещё два снегохода и две пустые железные клетки, прицепленные к ним.
Над головами пронеслась автоматная очередь. Троица упала в снег и повернула головы в сторону выстрелов. Заслышался мотор снегохода. Апорт ехал вдоль края вырубленной площадки в направлении преследуемых, свистя в какой-то беззвучный свисток. Одетый по погоде Сынитар, Мишаня в трусах и плюс совершенно голый Шимпанзский, отстреливаясь, во всю прыть бежали по тропе. А по их следу нёсся очередной зверь, который, к несчастью для него, оказался застрелен Сынитаром сразу же на подходе к ним.
Из глубины леса прозвучало несколько выстрелов. Некоторые из них угодили в здоровенного Мишаню. Троица решила укрыться за деревьями. Мишаня, морщась, потрогал бронированную спину. Кажется, обошлось. К сожалению для него, деревья в этом лесу не годились ему хорошим укрытием, демонстрируя на виду бока. Преследователи быстро подступали к троице: Апорт с левого фланга – по вырубленной площадке, Ату – с правого, перекрыв тропу к дому, Туз напрямик – по их следам. В итоге убегавшие вынуждены были, отстреливаясь, отойти к пологому спуску в низину.
Оказавшись там, они заметили шпица Чаппи, в бессилии, с высунутым языком карабкающегося на холм, где был расположен дом, из окна которого выглядывал ствол ружья. По лицу Чаппи ясно было видно, что тот сожалеет о своём решении двинуться к дому этой дорогой. Но заваленная снегом низина была преодолена, и отступать было поздно. Сынитар попытался выстрелить в него, когда тот остановился, чтобы передохнуть, но расстояние было неблизкое – промах. И так ещё несколько раз. Чаппи принялся двигаться вверх, огибая холм, чтобы уйти из поля зрения троицы.
Сынитар начал звать Псивенса, но тот не слышал. Вместо этого Псивенс пару раз безрезультатно выстрелил в Апорта, который, вспомнив, что находится на открытой местности, остановил снегоход и, сойдя с него, укрылся за ним, не забывая иногда открывать огонь в сторону троицы.
Им троим, зажатым в углу, ничего не оставалось, как засесть в глухую оборону. Чаппи уже скрылся от них за холмом и карабкался к дому в надежде обойти его сзади, чтобы нагрянуть на бульдога внезапно. Сынитар не мог не переживать по этому поводу и каждую секунду бросал взгляды в ту сторону. В один из таких моментов случилось непредвиденное: на горизонте, обозначился неопознанный летающий объект, стремительно двигавшийся к дому. Приблизившись к нему, он молниеносно кинулся вниз и скрылся за ним, после чего тут же вынырнул из-за холма, неся в ногах маленького Чаппи. Затем эта птица – филин – вытащила из груди шпица свои длинные окровавленные когти и сбросила того в снежную пропасть.
– Ночнико! – выкрикнул радующийся пришедшей подмоге Мишаня.
Дальше Ночнико достал из боковых карманов куртки револьверы и, стреляя из них, устремился на Апорта. Но тот, укрываясь за снегоходом, открыл по филину ответный огонь из автомата, из-за чего тот решил отступить и укрылся в лесу, подлетев к обороняющейся троице. Никто не сказал ни слова. За тварей говорили оружия.
Лес был густой, с шапками снега на ветвях, поэтому приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть Туза и Ату (очертания снегохода Апорта были заметны из-за деревьев). Ночнико для лучшего обзора взлетел на сук сосны. Шимпанзскому после этого пришла в голову мысль искать Ату и Туза не только на земле. И он увидел: Туз сидел на суку и целился точно в Сынитара, который осмелился выйти из-за укрывавшего его ствола дерева. Единственное, что смог сделать в этой ситуации Шимпанзский, – это безнадёжно вытянуть руку в сторону целившегося Туза и прокричать что-то, чтобы предотвратить выстрел. Он уже разомкнул губы, как, на его и Сынитара счастье, на Туза сверху, с веток, свалился ком снега, отчего Туз, не ожидавший такого поворота событий, упал с дерева. После чего спешно принялся ползти за его ствол, чтобы укрыться. Но Туз был уже обнаружен. Сынитар, Мишаня и Ночнико усеяли его тело снарядами.
После этого наступило небольшое затишье.
После затишья
Ату, потерявший на своих глазах всех зверей, Вискиса, Чаппи и Туза, а самое главное Гавву, стоял за стволом дерева и заряжал последние пять патронов в дробовик. Понимая, что терять больше нечего, и не привыкнув отступать, Ату вышел из-за дерева и двинулся в сторону обороняющихся с дробовиком наперевес. Вот торчит плечо медведя – Ату выстрелил туда два раза. Сынитар из-за своего укрытия открыл ответный огонь по наступавшему и попал ему в бедро. Ату, через силу держась на ногах, впустую израсходовал на Сынитара ещё два патрона. Он собирался в последний раз нажать на спусковой крючок, как вдруг в его грудь прилетел точный выстрел из ружья Сынитара, и свалил его с ног. На мгновение всё стихло.
Затем послышался звук. Четвёрка повернула головы в сторону вырубленной площадки. Это Апорт завёл снегоход. Когда звук мотора стал удаляться, Сынитар крикнул Ночнико, чтобы тот летел за ним.
Гордость за себя и товарищей пронеслась в этот миг над головами троицы. Спустя секунды Сынитар презрительно окинул взглядом окровавленное тело Ату и, посмотрев на старого доброго Мишаню и чудаковатого Шимпанзского, не выдержал – вскинул вверх ружьё и громогласно прокричал:
– Победа! – и плашмя рухнул в снег.
Последний патрон, который был выпущен из дробовика очнувшегося Ату, вырвал из черепа Сынитара корявую хорду. Стеклянные глаза убитого смотрели прямо на Шимпанзского. Кровь била ключом и окрашивала всё вокруг в тёмный красный.
Лежащий в снегу Ату облегчённо выдохнул и спокойно закрыл веки, когда на него в ярости кинулся Мишаня. Он сломал спину Ату пополам, соединив вместе его пятки и затылок, и продолжал так, бушуя, выворачивать и приминать его, как какую-то жестянку. Вдали глухо прозвучали три короткие автоматные очереди. Мишаня бросил Ату и побежал к вырубленному участку леса. Спустя несколько минут Шимпанзский увидел, как Мишаня выходил из-за противоположной кромки леса, неся на плече скривившегося от боли Ночнико.
Прощание
Прощание с Сынитаром проходило в доме на холме. Деревянный открытый гроб лежал на двух столах, расположенных по центру зала. Сам покойный был приведён в порядок, рану на голове накрыли белой тканью, а тело облачили в чёрный костюм. Рядом на стуле сидел истекающий слезами бульдог Псивенс. Всё лицо его под тяжестью лет и горя словно стекло вниз, да так и застыло там, как капля воды на своде пещеры. В зале также был Мишаня, который не сдерживал слёз по покойному, рядом стоял с перевязанной рукой Ночнико, а на стульях перед гробом сидела волчья семья из трёх тварей: муж, жена (обоим лет за тридцать) и маленький волчонок лет четырёх. Когда глава семьи впервые вошёл сюда, то поздоровался со всеми, кроме Ночнико, который не смел поднять на него виноватый взгляд. Одним из последних в зале появился козёл: борода у него была аккуратно подстрижена, а увесистый живот сильно нависал над ремнём, рискуя и вовсе сорваться вниз. Козёл тяжёлой походкой приблизился к гробу, положил руку на скрещенные ладони покойного и принялся всматриваться в его лицо. Вскоре все увидели, что глаза прощавшегося заблестели, а губы изогнулись в грустной улыбке. В течение следующих минут козёл не спеша рассказывал истории, связанные с ним и его другом Сынитаром. В некоторые моменты никто не мог сдержать горький смех и подступавшие затем слёзы. Что говорить, в жизни покойного было множество анекдотов, произошедших во времена его работы следователем полиции. После речи друга Сынитара Псивенс тяжело поднялся со стула, упал на гроб и, слёзно обняв покойного, произнёс:
– Не должно дворецким хоронить своих хозяев!
Сидящий рядом волк помог Псивенсу сесть обратно на стул и после принялся его успокаивать. Следом на инвалидной коляске выступил вперёд ещё один из прощавшихся – это был очень усатый сом, усы его свисали до самого пола. Сзади коляски был оборудован баллон с жидким кислородом, из которого шли две трубки, концами прикреплённые к жабрам сома. Все застыли в ожидании его слов. Сом, с трудом сдерживая слёзы, долго безмолвно шевелил губами и в итоге лишь зарыдал, уронив лицо вниз. Этого было достаточно, чтобы снова наступила горькая тишина. Был здесь также и Шимпанзский. Он стоял у стены рядом с Мишаней и Ночнико. Даже здесь он не набрался смелости подойти к покойному и попрощаться с ним. Он чувствовал вину перед своим спасителем. Ведь если бы не он, то Сынитар, скорее всего, никогда бы не встретился со своим убийцей.
Перед домом было подготовлено сложенное из брёвен место для сожжения покойного. Мишаня и Акелий – так звали волка – вынесли из дома гроб и водрузили его на брёвна. Все были на улице и наблюдали за высоко вздымающимся пламенем костра, раскрывающим вокруг себя чёрную парящую землю. Когда послышался неумолкающий треск поленьев и очертания гроба скрылись за огнём, Шимпанзский молча двинулся к тропе, ведущей вглубь леса.
Он просто шёл и шёл, ни о чём не думая, пока идти дальше стало просто некуда. Шимпанзский стоял на краю скалы, перед которой лежала гигантская пропасть с посаженными на ней домами. То была небольшая деревушка. Шимпанзский долго наблюдал за этой скрытой и теплящейся внутри домов жизнью. Кому захочется находиться на воздухе в такой холод? Шимпанзский, всё это время не обращавший внимания на свою наготу и мороз, неожиданно уловил перед собой устремившуюся вперёд снежинку. Затем и вторую, третью… Или то были не снежинки? Шимпанзский поднёс к глазам ладонь и смотрел, как та медленно растворялась в воздухе, разлетаясь на множество белых частичек. Сначала пальцы, потом кисть…
Снег кружился по ветру, стирая собою всё, что было на том краю скалы: живое прошлое, мёртвое настоящее и будущее, наступить которому было не суждено.
Да и нуждался ли он в нём?
