Андрей Анатольевич Антоневич
Соринки. Сборник юмористических новелл
Следующие полчаса школьники пели и танцевали под громкое чавканье и звон бокалов.
Немного насытившись и захмелев, выпускники перешли, под чтение стихов великих русских поэтов, к светским разговорам.
– Я вообще-то на диете, – грызя бутерброд с колбасой, рассказывала дородная Сонечка: – и уже скинула сорок килограмм.
– Сколько же она весила до диеты? – подумал про себя Долбин. – Если она сейчас весит килограмм сто сорок.
– А, вот я, давно уже вегетарианка, – сообщила про себя Светка, впихивая в себя уже пятый бутерброд с красной рыбой.
– Фу… Как вы это все едите? Это какие-то помои подпорченные, – кривила силиконовые губы Анька.
Дальше девчонки перешли к рассказам о своей личной жизни, а затем принялись обсуждать и зубоскалить над мужами девочек, которые на встречу не пришли.
– А я на оборонке работаю, – важно сообщил Гошкевич Ивану Аркадьевичу, после того как его несколько попыток вклиниться в разговор к девочкам, закончились неудачей. – Заместитель генерального… Это он только что выступал… Золотой мужик… Мы с ним дружим уже давно, – принялся развивать свою историю Давид, приняв молчание Долбина за искреннюю заинтересованность.
Иван Аркадьевич молчал не оттого, что ему было интересно слушать сказку Гошкевича – он прекрасно знал, кем тот работает, а потому что ему рассказать было нечего…
Он правильно считал, что его одноклассникам вряд ли будет интересно знать, как он разбирается по заявлениям граждан о том, что на соседнем балконе орут коты или чью-то породистую собаку изнасиловал бесхозный пес. Не интересно им было бы знать и сколько у него состоит на учете семей, где мужья периодически отрабатывают свои коронные удары на своих женах или сколько он выявил фактов самогоноварения…
Гошкевич уже дошел до того, что его представили к правительственной награде, когда, наконец-то, культурная программа закончилась и началась развлекательная…
Под хиты их молодости Ирка схватила его за руку и потащила в центр зала, где уже формировались танцевальные круги по классам. Аккуратно двигая телом, чтобы не порвались штаны, Иван паралитически двигал руками одновременно с ногами, имитируя танец.
Постепенно, по мере всасывания алкоголя в мозг, его движения становились более пластичными, и вот он уже танцевал в окружении девчонок из своего класса, чувствуя себя королем танцполя. Гошкевич в это время ходил с важным видом возле столов и выискивал свободные уши.
Активно работая руками в такт музыки, Иван Аркадьевич неожиданно почувствовал, что кто-то трется своим телом о его организм с тыла. Он решил, что это Иришка, которая недвусмысленными взглядами целый вечер давала ему понять, что она сегодня будет его, но когда Иван обнаружил, что она танцует в соседнем круге, то приятно удивился.
– Я сегодня пользуюсь небывалым успехом, – радостно отметил про себя Иван Аркадьевич и развернулся…
Об него терся «гламурный мужчина» и призывно улыбался.
Испуганный Долбин быстро ретировался в соседний круг и пристроился к Иришке, которая заливисто хохотала и зачем-то в такт музыке руками приподнимала свою грудь.
Учитель музыки не растерялся и плавно внедрился среди пляшущих теток из параллельного класса. Он весьма уверенно двигался в танце, не забывая подмигивать Ивану Аркадьевичу. Тот в свою очередь решил передохнуть и направился к столам. Девочки из его класса шампанское уже выпили и потихонечку подбирались к водке.
– Ну что? Может по водке? – спросил он разрумянившихся девчонок.
Те согласно закивали, и Долбин принялся лить крепкое спиртное им в бокалы из-под шампанского. Благо водки на столах было очень много.
– Слушай, Ванька, ты женат? – спросила у него, закусывая шоколадкой, Наташка.
– Нет.
– А женщина у тебя есть? – подключилась к расспросам Алиса, которая после водки расцвела, похорошела и даже немного выпрямилась.
– Ну, как бы постоянной… – закончить он не успел, потому что к их столу подошел учитель музыки и, кинув презрительный взгляд на дам, вплотную подошел к Ивану.
– Привет, красавчик… Я Павлик.
Девочки захохотали и вернулись на танцплощадку.
Иван Аркадьевич схватил начатую бутылку водки и всадил в себя, не отрываясь, прямо с горла половину.
– Пошел вон, – сказал он прямо в лицо Павлику и поспешил за девочками.
На танцполе уже все перемешались и строгой иерархии по классам никто не соблюдал.
– Пошли со мной в туалет, – шепнула ему на ухо, невесть откуда взявшаяся Иришка. – Я тебя хочу.
Иван Аркадьевич сразу перевоплотился в томного мачо и подобрал живот.
– Пойдем, я сделаю то, что не сделал двадцать лет назад, – бравируя дряблыми грудными мышцами, как можно сексуальней ответил он ей, но в это время в поле его зрения попал Лешка Насос из параллельного класса.
Тот, вместе с каким-то пузатым мужиком, выжрав все спиртное на своем столе, перегруппировались к их столу и, как ни в чем не бывало, лакали их водку.
Этот произвол пришелся Долбину не по душе.
– Иришка, подожди я сейчас, – сказал он ей.
– Если ты меня еще любишь, то пойдем, – потащила она его за руку. – Ведь, любишь?
Иван на несколько мгновений задумался…
– Конечно, – ответил он и направился к столам, оставив Ирку на танцполе.
Водку он любил сильней, чем женщин…
Долбин сразу хотел дать Лешке Насосу в морду, но тот искренне кинулся с ним обниматься, что Иван так растрогался, что уже через несколько мгновений пил с ним брудершафт…
Последнее, что помнил Иван Аркадьевич – это как Иван Васильевич Рузгуляев бил в лицо кулаками Гошкевича, а затем, когда его охранники повели на выход из зала, кричал:
– Скоро, очень скоро вражина познает радость…
Повальный стриптиз в исполнении старых теток, все-таки лопнувшие с оглушительным треском на его пятой точке штаны, и тот момент, когда, встречавший свою жену возле школы, Егор Добрин крошил черепа навязчивым Иришкиным ухажерам, его мозг услужливо стер из памяти, предоставив ему возможность наслаждаться нирваной…
Он проснулся с тяжелой головой в чужой, очень просторной розовой спальне.
– Где это я? – подумал Иван Аркадьевич, осматриваясь вокруг.
Обнаружив, что он абсолютно голый, Долбин сделал вывод, что Иришка его вчера притащила к себе домой и, втянув в себя в живот, направился на доносящиеся, по-видимому, из кухни звуки.
Браво улыбаясь, Иван Аркадьевич зашел на кухню и… заплакал.
Только теперь он почувствовал, что кроме головы ему болит кое-что еще…
Стоя за плитой, в просвечивающемся насквозь халатике, варил кофе… Павлик.
Радость
В этот день на секретном оборонном заводе № 92567 царило радостное оживление…
Как следовало из шифрограммы Генерального штаба, продукция их завода положительно зарекомендовала себя во время применения в реальных боевых условиях по уничтожению террористических баз расположенных на территории Северной Африки.
Несколько гиперзвуковых ракет «Радость», оснащенных термоядерным двигателем, запущенных с территории Крайнего Севера, успешно вышли за пределы орбиты Земли и через несколько минут поразили намеченные цели. Современные системы уничтожения воздушных и космических целей наших «партнеров», непонятно как появившихся на вооружении у террористической коалиции, оказались беспомощными перед обрушившейся на них «Радостью».
Слегка выпивший Иван Семенович Разгуляев, бегал по цехам завода и кричал:
– Я представляю, как они там обрадовались, когда наши ракеты обрушились на них из ниоткуда. Вот теперь у них там радостно… А нам радостно, от того, что у них случилась радость…
О том, что они производят сверхсовременное оружие с неограниченным запасом хода и дальностью полета, для абсолютного большинства работников завода, оказалось новостью. То, что они выпускают не просто корпусы космических носителей гражданского назначения, а уникальные неуязвимые ракеты, знало всего лишь несколько десятков человек.
На радостях Иван Васильевич объявил сокращенный рабочий день и с нетерпением ждал, когда ему сообщат о том, что ему объявлена правительственная благодарность.
Правительство с ними связалось, однако сообщило о том, что в ходе дальнейшего применения их продукции, было осуществлено еще несколько пусков ракет, однако, в связи с утечкой информации о персональных кодах доступа к их бортовым системам, контроль над двумя ракетами перехвачен неизвестным источником, который пытается вывести их на цель с координатами месторасположения их завода. Специалисты работают над восстановлением связи с ракетами, которые уже в пятый раз облетают в космическом пространстве планету, однако, прогнозы о восстановлении полного контроля весьма сомнительные. В связи с чем, им рекомендовано спуститься в убежище и ждать дальнейших указаний.
Наступил хаос…
Под протяжный вой сирен и металлический голос диктора, призывавшего жителей покинуть свои дома и спуститься в убежища, которыми была прошита вся подземная часть огромного города, началась паника.
Работники завода срочно эвакуировали свои семьи из близлежащих домов, расположенных недалеко от предприятия, и спускались с ними в огромный подземный бункер. Многотысячная толпа пестрой лавиной хлынула в железобетонную утробу убежища и рассредоточилась на нескольких подземных ярусах.
Два часа, пока инженеры по связи настраивали канал с Генеральным штабом, прошло в томительном ожидании…
За это время представители очень засекреченного ведомства Саша и Паша, с горем пополам, собрали почти всю администрацию завода в отдельной огромной комнате управления, в которой был установлен огромный экран и пульт управления системами бункера. Все без исключения номенклатурщики сидели на деревянных стульчиках вдоль стен и испуганно посматривали друг на друга.
Наконец цифровая панель ожила и на экране появилось раскрасневшееся лицо одного из заместителей министра обороны:
– Перехватить управление над ракетами «Радость» в данный момент не представляется возможным. Контроль над ними захватили наши «партнеры» благодаря утечке информации с вашего завода. Наш источник в скором времени сообщит нам данные лица, передавшего несколько шифросигналов вражеской разведке. Пока мы пытаемся урегулировать ситуацию, наш старший офицер под кодовым псевдонимом «Комарик» проведет внутреннее расследование. Все полномочия переходят к нему. Он…
Неожиданно сигнал стал прерываться и лицо генерала застыло с испуганным выражением, однако звук, хоть и кусками, но еще доходил:
– Ракета… Идет к вам… Ожидайте дальнейших указаний… «Комарик»… Расстрел… Война… Переходите к плану «Черный вход»… Должно хватить…
Динамики страшно захрипели и тут…
Наверху грохнуло с такой силой, что затряслись железобетонные опоры убежища. Свет заморгал и потух.
На несколько мгновений убежище погрузилось в темноту…
Затем, как по команде, в один голос заплакали женщины, дети и некоторые мужчины…
Плач перешел в вой и припадочные крики о том, что это конец света. Неизвестно чем бы все это закончилось, если бы Иван Васильевич в рыданиях не упал лицом на пульт управления системами жизнеобеспечения убежища и случайно не запустил аварийные генераторы.
Свет появился, и истошные крики прекратились…
Пока Разгуляев, радостно улыбаясь, размазывал по лицу сопли и слезы, в комнате появилась, как никогда строгая, Аллочка Сосина, одетая в такой же строгий темный брючный костюм. Расталкивая подскочивших со стульчиков от возбуждения номенклатурщиков, она быстро направилась к Ивану Васильевичу.
– Встал, – резко крикнула она, остановившись в метре от пульта управления.
– Ты, что себе позволяешь, дура? – удивился Иван Васильевич.
Еще больше он удивился, когда Аллочка схватила его руками за лацканы пиджака и броском через бедро шмякнула об бетонный пол.
Саша и Паша бросились на обезумевшую женщину, но она двумя изящными ударами стройных ног по их лицам, положила обоих рядышком возле Разгуляев.
Пока они втроем приходили в себя, Аллочка задрала рукав левой руки и что-то нажала на своих миниатюрных часиках. Гаджет вывел на стену проекцию удостоверения, на котором Сосина была изображена в военной форме с погонами подполковника.
– Старший офицер военной контрразведки под оперативным псевдонимом «Комарик», – ошарашила всех без исключения женщина, считавшаяся до этого момента безмозглой «подстилкой» Ивана Васильевича. – Все полномочия переходят ко мне. Действуем по плану «Черный вход».
Саша и Паша подскочили с пола как ошпаренные и вытянулись во фрунт, преданно выкатив глаза.
Разгуляев, узнав, что женщина, которую он на протяжении трех лет использовал в служебных и неслужебных целях, представитель военной контрразведки, решил притвориться мертвым.
– Извините, – заговорил слегка смущенным тоном, заместитель Разгуляева по кадровым вопросам Андрей Янисович Кох: – но Иван Васильевич без сознания, а кроме него никто не посвящен в эти планы. Мы даже не знаем, что это означает и что собой это предусматривает.
– «Черный вход» означает то, что мы в полной заднице, при чем… негритянской, – сдержанно пояснила Аллочка, а вернее подполковник контрразведки.
– Извините, пожалуйста, как нам вас называть? – немного смущаясь того обстоятельства, что он иногда предлагал Аллочке интим, спросил Кох.
– Товарищ подполковник, – ответила старший офицер контрразведки и забегала пальцами по клавиатуре пульта управления.
– Извините, товарищ подполковник, но нам не вполне ясна ваша терминология, касаемая филейных частей негритянской женщины. Вы бы не могли нас посвятить в подробности плана «Черный вход», – заискивающе улыбаясь, попросил начальник организационного отдела – Семен Абрамович Хитреев.
«Комарик» отвлеклась от цифровой панели, по которой в это время скользили какие-то данные, и строго посмотрела на Хитреева. Тот испуганно сжался в комок и на всякий случай спрятался за спинами своих товарищей по несчастью, присутствовавших здесь в количестве пятидесяти человек.
– План означает то, что по городу нанесен ядерный удар и нам будет необходимо находиться внутри убежища до прибытия сюда эвакуационной команды, которая в первую очередь эвакуирует оставшееся в наличии оборудование и только затем выживший персонал, – наконец разомкнула уста подполковник.
– Это трагедия…
– А как же?
– Это невозможно…
– Ужас, – понеслись возгласы номенклатурщиков.
Больше всех убивался инженер по безопасности труда – Степан Маргушов:
– У меня там машина новая… Только из салона… Всю жизнь копил, – плакал он.
– И сколько это займет времени? – поинтересовался Андрей Янисович.
– Судя по тому, что я не могу наладить связь с центром, – заговорила, не отрываясь от экрана «Комарик»: – можно предположить, что по территории нашей страны нанесено несколько ядерных ударов, а это означает, что нам предстоит пробыть в изоляции от нескольких недель до года. А может…
– Что может? – занервничал заведующий складом готовой продукции – Андрей Моисеевич Гудковский.
– Неважно, – строго отрезала подполковник. – Разгуляев, сколько в убежище находится запасов провизии и питьевой воды?
Иван Васильевич сразу ожил и подскочил с пола:
– Я не знаю. Это входило в компетенцию моего заместителя по техническому снабжению.
– А где он? Я его не вижу, – строго спросила «Комарик».
– Он лечится за границей, – ответил о местонахождении своего непосредственного начальника Гудковский.
– Как давно и где? – продолжила расспросы подполковник.
– Ну… – немного замялся Андрей Моисеевич.
– Где?! – строго рявкнула «Комарик» так громко, что инспектор по кадрам Гошкевич слегка обгадился.
– Со вчерашнего вечера в Тайланде, товарищ подполковник, – сразу ответил Гудковский.
– Слушайте мой приказ! – встав со стула у пульта управления, заговорила строгая женщина. – Разбиваетесь по десять человек и распределяетесь по ярусам, пересчитывая количество людей. Гудковский и вы, – показала она пальцем на Сашу и Пашу: – следуете в хранилище и выясняете количество запасов продовольствия. Доклад через полчаса.
Номенклатурщики бросились выполнять приказ и комната управления через несколько секунд опустела. Остался лишь Андрей Моисеевич, который криво улыбаясь, подошел к подполковнику и виноватым тоном заговорил:
– Аллочка, прости меня за то, что я тогда после корпоратива тебе не звонил, но ты пойми сама я многодетный отец… У меня были обязательства… Но это был лучший секс в моей жизни… И теперь, учитывая сложившиеся обстоятельства, я готов тебя поддержать и стать твоей опорой…
– Ха…ха…ха, – строго засмеялась «Комарик». – Идиот, я глубоко законспирированный сотрудник военной контрразведки. То, что тогда произошло, являлось лишь частью легенды, под прикрытием которой я пыталась просчитать предателя на заводе, который дал согласие на сотрудничество с разведкой «партнеров». Пошел вон. За неисполнение приказа – расстрел.
Гудковский хотел еще что-то сказать, но после того, как подполковник извлекла у себя откуда-то сзади небольшой блестящий пистолет, еще раз виновато улыбнулся и кинулся вон догонять Сашу и Пашу…
Через полчаса стало ясно, что в убежище находится почти шесть тысяч человек, а запасов провизии хватит всего лишь на несколько дней.
Известие о том, что запасы продовольствия и питьевой воды ограничены, моментально разнеслось среди спасшихся людей. Чтобы предотвратить волнение, подполковник контрразведки тычками заставила Разгуляева сообщить по каналу внутренней связи о том, что с ним связались военные и помощь уже в пути.
Когда людей покормили и устроили на ночлег, «Комарик» отправила Сашу и Пашу, чтобы они опять собрали всех номенклатурщиков вместе.
– Хочу вам сообщить, – злорадно усмехаясь, начала строгая женщина, когда администрация завода была в полном сборе: – что я обязана выполнить приказ и до прибытия эвакуационной команды провести внутреннее расследование, чтобы установить источник утечки информации.
– Каким же это образом? – поинтересовался Кох.
– Нам известна дата присвоения уникальных идентификационных кодов ракетам «Радость» перехваченных нашими «партнерами». Код вводится через специальный носитель информации в шифровальный компьютер, установленный в кабинете Разгуляева, где он обрабатывается и после кодировки записывается на новый носитель информации, который затем специальным курьером доставляется в Генеральный штаб. Похитить уникальный код возможно только вовремя обработки информации компьютером Разгуляева. Зная дату обработки кодов и, имея в наличии видеозаписи со скрытых камер видеонаблюдения, установленных по всему заводу, мы можем установить предателя.
– А если коды похитили у курьера? – вытянул руку вверх, как в школе, Хитреев.
– Даже если бы носитель информации был бы похищен, что маловероятно, то расшифровать его бы не смогли, потому что на это способен только второй шифровальный компьютер, установленный в Генеральном штабе, – пояснила подполковник.
– Да, да… Она говорит правду, – закивал головой, как китайский болванчик, Иван Васильевич.
– Если так… Значит он и предатель, – выскочил из толпы Гошкевич и тыкнул пальцем в ребра Разгуляеву.
Иван Васильевич от возмущения втянул в себя до упора пузо и закричал:
– Да я… Да ты… Да я даже понятия не имею, что я там нажимаю… Мне только показали, что нужно глаз к хреновинке какой-то приставить и на пластинку плюнуть, чтобы компьютер заработал, а затем ввести несколько любых цифр и букв.
– Генеральный директор свинья и пьяница, но не предатель, – заступилась за Ивана Васильевича «Комарик». – Сейчас мы все выясним. Я вас всех собрала, что бы вы лично засвидетельствовали обработанную информацию.
Подполковник военной контрразведки, что-то нажала на пульте управления, и на консоли появилось изображение коридора, ведущего в кабинет генерального директора. Время в углу экрана показывало шестнадцать часов и десять минут.
Сначала ничего не происходило, но вот в коридоре появилась Аллочка Сосина, она же «Комарик» и подполковник военной контрразведки. Она зашла в кабинет Разгуляева и через три минуты оттуда вышла.
– Раз скрытые камеры стоят везде, почему мы не видим, что происходит в кабинете директора? – задал резонный вопрос Андрей Янисович Кох.
– Та камера давно уже отключена, – ответила «Комарик» и, спустя несколько секунд, добавила: – чтобы не допустить случайной утечки о кодах доступа.
Никто из присутствующих не подал виду, что они догадываются о том, кто отключил эту камеру. У некоторых из них промелькнула мысль, что она, все-таки, проститутка, хоть и отдавала свое тело в интересах государства, единицы из них подумали, что она молодец и настоящий патриот, а большинство ничего не подумало, потому что их мысли были заняты решением вопроса о том, как постараться урвать тушенку со склада про запас.
– А что вы там делали? – выпучил глаза Гошкевич.
– Я проверяла помещение, – ответила она таким тоном, что другие вопросы ей задавать больше никто не стал.
В это время на записи появились Саша и Паша, тащившие под руки невменяемого Ивана Васильевича. Они втянули его в кабинет, но уже через несколько секунд Паша выскочил оттуда обратно в коридор в облеванном костюме. Он снял с себя испорченный пиджак и его встряхнул. Блевотина с пиджака полетела во все стороны, и часть ее заляпала замаскированную на стенде «Передовики производства» скрытую камеру. Обзор немного ухудшился, но рассмотреть происходящие события было можно. За Пашей выскочил Саша и, судя по жестам, принялся его успокаивать. Затем Саша прижался к Паше и они… страстно поцеловались.
В помещении повисла звенящая тишина…
Саша и Паша сделали вид, что это были не они и, как ни в чем не бывало, продолжили таращиться в экран.
Все остальные, кроме прыснувшей от смеха в кулак подполковника, сделали вид, что ничего не заметили.
Когда Саша и Паша скрылись из обзора камеры, оставив входную дверь в кабинет Разгуляева открытой, на экране появился Андрей Янисович Кох. Он зашел на несколько минут в кабинет, а затем быстро оттуда вышел и удалился в обратную сторону по коридору.
– Опаньки… Приехали, – радостно захлопал в ладоши Гошкевич. – Попался, гнида.
– Я приходил к нему по служебным вопросам, а он сидел у себя за компьютером и спал, – испуганным тоном, начал оправдываться Кох.
– Поставьте его к той стенке, – ледяным тоном приказала подполковник Саше и Паше.
Те без лишних слов схватили Андрея Янисовича под руки и подтащили к стенке, приставив к его голове каждый по пистолету.
– Давайте до конца досмотрим, – запротестовал Кох.
– Досмотрим, – спокойно согласилась «Комарик» и обратно запустила просмотр, только вдвое ускоренном темпе.
Дальше началось интересное…
Через несколько минут после того, как Кох удалился, в коридоре появился Хитреев, который воровато заглянул в кабинет генерального, осмотрелся по сторонам, а затем шмыганул вовнутрь. Пробыв там около минуты, он с загадочно-довольным видом последовал в ту же сторону, куда ушел и его непосредственный руководитель.
– Вот кто гнида, – опять взвился Гошкевич. – А я знал… Я подозревал…
– Да вы что? Люди… Это не я, – испугано заблеял старым козлом Семен Абрамович. – Я даже компьютером пользоваться не умею… Только пультом от телевизора.
– Его тоже к стенке, – скомандовала «Комарик».
– Пожалуйста, Андрей Янисович, скажите им, – плакал Хитреев, пока его волокли к расстрельной стенке.
– Смотрите! Смотрите! – закричал в это время Кох, указывая пальцем на экран.
Все присутствующие повернули головы обратно.
В поле зрения камеры появился Гошкевич. Он подошел к двери и не смело постучал о дверной косяк. Затем заглянул в кабинет и, немного поколебавшись, зашел. Через полторы минуты он вышел, довольно улыбаясь, и скрылся из зоны видимости.
– Вот это кто, – довольно зашипел Хитреев. – На вору и шапка горит. Кто громче всех горлопанит, тот и гнида.
– Что вы там делали? – повернула лицо к Гошкевичу подполковник.
– Это не я, – выпучил глаза Давид и порозовел лицом.
– Его тоже к стенке, – махнула она пальцем Саше и Паше.
– Я приходил согласовывать графики отпусков, – завопил обмочившийся Гошкевич.
– Что-то у тебя их в руках не видно, – захохотал Хитреев.
– А этот что там делал? – удивилась вслух подполковник.
Номенклатурщики забыли про Гошкевича и опять переключились на экран.
В коридоре появился инженер по безопасности труда Степан Иосифович Маргушов. Он сначала прошел мимо открытого настежь кабинета Разгуляева, затем резко развернулся и вернулся к дверям. Осмотревшись по сторонам, Маргушов проскользнул вовнутрь и появился обратно только через три минуты.
– Вот он… Вот он… – заверещал радостно Гошкевич. – Теперь понятно, за какие ты шиши купил себе машину из салона.
Степан Иосифович в это время загадочно смотрел то себе на ноги, то в потолок, делая вид, что происходящее, его совершено не касается.
– Объясните, пожалуйста, что вы там делали, – строго потребовала подполковник.
Маргушов еще секунд двадцать делал вид, что не понимает, что от него хотят, а затем, брызгая на всех слюной, заорал:
– Я всю жизнь вкалывал честно… Я здоровье все свое потратил… Как вы могли подумать, что я предатель… Я приходил прибавку просить к зарплате, а он спал пьяный… Да я… Я ни за что в жизни… Я за Родину душу продам… Последнюю рубашку отдам…
В доказательство своей искренности Степан Иосифович разорвал у себя на груди сначала рубашку, затем заношенную майку. Потом он пытался еще расстегнуть на себе штаны, что бы порвать еще и трусы, но его уже скрутили под руки Саша и Паша и приволокли к стенке.
– Извините, что я вас прерываю, но пока вы здесь дурью маетесь, там у нас среди людей начинается брожение, – неожиданно послышался чей-то голос.
В дверном проеме стоял участковый уполномоченный Иван Долбин, случайно попавший в поток людей, стремившихся укрыться в убежище завода. Один его капитанский погон был сорван, а под левым глазом красовался огромный, наливающийся баклажанным цветом, синяк.
– О чем вы? – спросила строгая женщина.
– Там один мужик с вашего завода с наглой рожей толкает тушенку в обмен на золотые изделия, вторая объявила себя мессией, а третий, вообще, революцию устраивает.
