Андрей Анатольевич Антоневич
Соринки. Сборник юмористических новелл
Домовенок
Степан Иосифович Маргушов, несмотря на то, что в личной собственности имел только кредит на квартиру по ипотеке, пятеро детей, старую немецкую машину, такую же, только отечественного производства, старую и порядком уже надоевшую, жену, а также и вторую, неофициальную, жену, был крепким хозяйственником.
Всех его детей родила ему его первая, официальная, супруга. Со второй он познакомился еще тогда, когда она двадцатилетней девушкой приехала из провинции в город. Несмотря на то, что между ними была разница в пятнадцать лет, Купидон их свел в первый же вечер знакомства.
Ее прельщало, что у нее такой солидный и взрослый мужчина, а его привлекало ее молодое тело. С тех пор, в связи с тем, что девушкам, которые нравились ему – не нравился он, а его сверстницы, которым нравился он – не нравились ему, Степан Иосифович не отпускал от себя свою вторую жену. Тем более она была ему весьма удобна: денег приносить не требовала, дарила ему на День рождения и другие мужские праздники подарки, готовила вкусную еду и всегда его любила так, как будто это было в последний раз. При этом он считал, что она ему любовница, а она считала, что у них, немного своеобразный, на шведский манер, гражданский брак.
Когда, спустя пятнадцать лет, она поняла, что потратила время впустую, было уже поздно – в этом возрасте она уже не прельщала к себе внимания со стороны свободных, перспективных и даже неперспективных мужчин. Все эти годы она надеялась от него забеременеть, но Степан Иосифович был крепким хозяйственником и не мог себе позволить такой роскоши, поэтому целенаправленно принимал медицинские препараты, исключающие возможность оплодотворения.
Лишние рты ему были не нужны…
Несмотря на свою солидную зарплату и на то, что его первая жена, работая медсестрой в детской больнице, с каждого дежурства приносила два больших пакета продуктов, денег в семье катастрофически не хватало.
Так как детей в больнице, в основном, кормили рыбой и овощами, а его дети любили мясо, и тем более им нужно было во что-то одеваться, Маргушов экономил на всем.
Вернее на всем чужом…
Работая в должности инженера по безопасности труда на секретном оборонном заводе, он часто с коллегами выезжал в другие города их огромной страны для инспектирования предприятий-придатков, производивших второстепенные элементы к главной продукции их завода. Естественно, после плодотворной работы, они иногда по вечерам снимали напряжение путем воздействия алкоголя на их нервную систему.
Степан Иосифович всегда был «за» и никогда не платил в магазине, обещая, что: «Позже разберемся». Когда заканчивалась командировка, и неотвратимо наступало «позже», Маргушов загадочно молчал и рассматривал то потолок, то свою обувь попеременно. Если ему выставляли определенную сумму, он, брызгая слюной, весьма убедительно уверял, что он требуемую сумму отдал уже вчера, но об этом, по причине чрезмерного воздействия алкоголя на организм, никто не помнит. Когда же коллеги ему приводили неопровержимые доводы, Степан Иосифович моментально абстрагировался от действительности и делал вид, что это не он, а затем еще долго на всех обижался.
Спустя некоторое время, его коллегам это порядком поднадоело, и они перестали его приглашать на вечерние ужины, однако Степана Иосифовича это не смутило. Он, как бы невзначай, приходил на пару минут в номер, где происходила трапеза и, сидя в сторонке у телевизора, терпеливо ждал, когда алкоголь начнет действовать.
Известно – выпившие люди более радушные.
Когда наступало время релаксации, Маргушов в ходе увлекательной беседы подбирался к столу и с невозмутимым видом, как будто он сбрасывался, ужинал.
Возвращаясь из командировки, Степан Иосифович несколько дней проводил за калькуляцией своих расходов и доходов и, если его лицо было довольно – значит, командировка удалась, а если он становился угрюм и малообщителен – значит, тоже удалась, но не очень.
Находясь на рабочем месте в постоянных мыслях о возможности дополнительного дохода, Маргушов очень любил, в перерывах между мыслительными процессами, пить чай или кофе. Естественно, он любил это делать за чужой счет в общей комнате отдыха. Когда коллеги просили его сброситься на чай или кофе, то Степан Иосифович опять абстрагировался и, делая загадочный вид, уходил в коридор пить воду из кулера.
При появлении Степана Иосифовича его коллеги становились сразу собранными и все прятали в металлические сейфы, потому что после него загадочным образом пропадали ручки, карандаши, клей, бумага, скрепки, линейки и прочие канцелярские принадлежности.
Маргушов считал, что в хозяйстве все может пригодиться и без зазрения совести тихонечко пригребал все, что плохо лежит к своим рукам. Даже полиэтиленовые пакеты он никогда не покупал, потому что не считал это обоснованной тратой – ведь пакет можно всегда взять у своего коллеги. Если лежит пустой – значит, не нужен.
За свою хозяйственность и рачительность, среди коллег Степан Иосифович получил прозвище Домовенок.
Однако ни канцелярские принадлежности, ни слитый со служебного автомобиля государственный бензин, ни строгий режим экономии, ни отобранные у больных детей продукты питания не могли до конца решить его финансовые проблемы.
Однажды, один его знакомый взял его с собой на охоту и с тех пор Степан Иосифович загорелся новым хобби…
Оформив все необходимые документы, Маргушов стал счастливым обладателем старенького охотничьего ружья. Сначала он ездил на охоту вместе со своими знакомыми, а затем, познав все премудрости охотничьего дела, начал ходить на охоту один. Так было намного дешевле – ведь платить за документы и за добытую дичь необходимости не было.
Обладая невероятным чутьем на дармовое мясо, Степан Иосифович за несколько лет выбил всю крупную дичь в примыкавших к городу лесах. Часть мяса он использовал сам, а львиную долю сбывал в самые дорогие рестораны.
Еще бы несколько лет и он бы полностью погасил ипотеку, но…
После того как его хорошего знакомого из комитета по охране окружающей среды посадили, его прихватили в лесу с добычей более порядочные люди.
– Что с вами? Вам плохо? Что случилось? – спрашивали сердобольные коллеги у Степана Иосифовича, ходившего уже несколько дней темнее тучи.
Таким его видели до этого только десять лет назад, когда он сам разобрал двигатель своего совсем старого, еще французского, автомобиля и не смог его собрать обратно. Вернее собрал, но «французик» не поехал. Тогда он несколько недель был сам не свой и даже халявный кофе его не радовал, пока он не нашел какого-то «психбольного, дурного и слепого», который приобрел его машину.
– Трагедия… Страшная трагедия, – отвечал Маргушов и сразу же, преданно заглядывая в глаза сопереживающему, спрашивал: – а у вас в суде знакомых нету?
Несколько месяцев подряд Степан Иосифович выплачивал штраф определенный ему судом за занятие браконьерством.
Теперь у него на работе стали исчезать даже одноразовые стаканчики из кулера. Служебная машина из гаража не выезжала вообще, потому что у нее на месяц вперед был домотан пробег, а топливо давно уже продано.
Домовенок мучался и физически и психологически до тех пор, пока случайно, находясь в хандре, не нашел в социальных сетях ролик, где бывалые браконьеры рассказывали о преимуществах охоты с луком…
Степан Иосифович внимательно проштудировал все возможные источники, описывающие технические характеристики охотничьих луков и… наконец, решился.
В тот день, когда ему контрабандисты привезли охотничий лук с максимально возможными тактико-техническими характеристиками, он был также счастлив, как и в тот день, когда продал «психбольному, дурному и слепому» своего «французика».
Потихоньку, день за днем, Степан Иосифович изучал и обкатывал своего нового бесшумного «кормильца». Тренируясь у себя в квартире, а затем, после того, как он случайно промазав, пробил насквозь бетонную стену, на даче по ночам в темноте, Домовенок радовался, что теперь его никто в лесу не услышит.
Через два месяца тренировок, потеряв безвозвратно несколько десятков дорогих стрел, Маргушов решил выйти в люди и записался в секцию по стрельбе из лука.
После нескольких визитов на лукодром, тренера, оценив его меткость, предложили ему участвовать в соревнованиях, но после того, как ему начали задавать неудобные вопросы по поводу того зарегистрирован ли его лук, Степан Иосифович пришел к выводу, что браконьерство и спорт вещи не совместимые.
Испытав своего «кормильца» на зайцах, утках, лисах, волках и кабанах, Домовенок пришел к выводу, что пора бы уже завалить сохатого.
Несколько дней подряд он в нескольких десятках километрах от города, где еще водился зверь, проверял обустроенные им соляные кормушки для приманки лосей, косуль и прочей вкусной парнокопытной живности.
Наконец, погожим июньским ранним субботним утром, Маргушов в очередной раз отправился в засидку возле своих кормушек.
В этот раз его ждал сюрприз…
Соль из кормушек пропала вся.
Обрадованный Домовенок, решив, что к кормушке приходило несколько будущих жертв, принялся изучать следы на примятой траве.
Присмотревшись внимательней, Степан Иосифович немного опешил – таких следов животных он еще не встречал…
Пока он раздумывал, что ему делать – пойти по следу или ретироваться, у него за спиной затрещали деревья и на поляну с кормушками вышел… слон.
Маргушов протер глаза, но зверь никуда не исчез. Это был по-прежнему обычный, как на картинке в книжке, слон.
Огромная туша замахала ушами и, приветливо покачивая хоботом, двинулась в сторону Степана Иосифовича…
От испуга он пустил струйку в штаны, но, мгновенно справившись с замешательством, Домовенок вскинул лук и, прицелившись, выстрелил с десяти метров слону прямо в его добрый и умный глаз…
До самого вечера Степан Иосифович разделывал тушу своей жертвы бензопилой и возил в багажнике мясо к себе на дачу…
На месте трагедии остались только кости и хобот…
Печень и язык, он завез второй жене. Из ушей и хвоста Маргушов с первой женой наварили холодца, из мяса наставили тушенки на два года вперед и, около, пятьсот килограммов мяса засолили. Что делать с, почему-то, подпиленными бивнями он не знал, поэтому закопал их в землю на даче.
На следующий день в местных средствах информации появилось следующее объявление:
«Внимание! Из прибывшего вчера в наш город цирка-шапито, сбежал африканский слон. Мальчик. Пять лет. Вес четыре тонны. Откликается на имя «Вася». Просьба всем кто его обнаружит сообщить в цирк. Вознаграждение гарантируется».
Прочитав это объявление, Степан Иосифович немного напрягся, но, посчитав на бумажке в столбик, что сумма вознаграждения в десять раз меньше суммы стоимости полученного мяса, довольно потер руки и заулыбался.
В понедельник Маргушов пришел на работу в приподнятом настроении и страшно удивил коллег…
Впервые за всю свою карьеру, он принес в комнату отдыха пачку кофе.
– Машину свою, что ли продал? – поинтересовался у Маргушова Гошкевич.
– Нет, – довольно ответил Степан Иосифович и направился к выходу.
– Может, на охоту бесплатную съездим в следующие выходные с серьезными людьми? – кинулся за ним вдогонку Гошкевич.
– Нет. Я занят.
– Что? Тебе мяса не надо?
– В магазине куплю, – кинул через плечо Домовенок и скрылся от настырного преследователя в туалете.
– Странно… Очень странно, – подумал про себя Гошкевич и понес по заводу новость о том, что, наверное, что-то в лесу сдохло, потому что Маргушов кофе принес…
Охота
Из города выехали около четырех утра…
Два внедорожника отечественного производства уверенно держали слегка влажную дорогу и через час пути съехали с асфальта в лес. В себе они несли восемь, вооруженных охотничьими ружьями и карабинами, человек, облаченных в камуфляжные костюмы.
Генеральный директор секретного оборонного завода Иван Васильевич Разгуляев был не только грамотным руководителем, но и человеком «широкой души». Он очень любил свою Родину, водку, красивых женщин, только своих детей, охоту, баню и подхалимов.
Отчитавшись перед правительством о выполненном досрочно оборонном заказе, Иван Васильевич выполнил свой долг перед Родиной. Теперь он считал, что Родина, на полном обеспечении которой находился он и члены его семьи, должна выполнить долг перед ним и ему необходимо заняться своими другими любимыми делами.
С детьми, двумя остолопами мужского рода восемнадцати и двадцати лет, постоянно требующих деньги, он встречался в четверг. В пятницу, в тайне, от своей законной супруги и любовницы, а по совместительству и секретарши Аллочки Сосиной, он проводил время в бане с водкой и красивыми, но беспринципными, а за одно и дорогими, женщинами…
На субботу и воскресенье, еще неделю назад, была намечена охота…
Через полчаса плутаний по лесным дорожкам автомобили остановились и из них высыпались на поляну, где толпилось десятка два загонщиков из числа охотоведов, пассажиры.
Это были: опухший от воздействия алкоголя и высоких температур на мозг, а также беспринципных женщин на его рыхлое тело – Иван Васильевич, его заместитель по кадровым вопросам – Андрей Янисович Кох, два его постоянных охранника из очень засекреченного ведомства – Саша и Паша, секретарша-любовница Аллочка, начальник организационного отдела – Семен Абрамович Хитреев, инспектор по кадрам Давид Гошкевич и главный егерь охотхозяйства – Егорка Добрин.
Саша и Паша помимо охотничьих карабинов имели при себе еще и несколько пистолетов-автоматов. Носили они их при себе всегда и везде, потому что охраняли не только тело Разгуляева, но и государственные секреты.
Аллочка с изящным, цвета слоновой кости, карабинчиком, заряженным холостыми патронами, о чем она, конечно, не подозревала, приехала сюда только потому, что беспринципные женщины, заявив о своих правах трудящихся и выработанных интим-часах, в лес ехать отказались.
Семен Абрамович Хитреев охотником никогда не был, но, будучи любимым подхалимом Ивана Васильевича, присутствовать, был обязан. Поэтому он всегда для таких случаев одалживал у своего соседа старое советское ружье и несколько патронов.
Андрей Янисович считался среди профессионалов знатным охотником. Это дело он не только любил, но и знал. Именно поэтому, он не пользовался убойными карабинами с современной оптикой, а стрелял из обычной отечественной вертикальной двустволки.
Главный егерь охотхозяйства – Егорка Добрин все знал о животных, обитающих в их лесах, но стрелять в них не любил. Делал он это изредка и то, только тогда, когда высокопоставленные охотники-неудачники не могли ничего подстрелить, а удовольствие им доставить было необходимо. Каждый раз во время таких вылазок с высокими чиновниками, когда ему приходилось самому убивать животных, он испытывал сильные страдания души, потому что жалел невинных зверушек. Свои стенания он заглушал единственным известным ему универсальным лекарством – водкой, уходя при этом на несколько дней в запой.
Давид Гошкевич являлся официальным охотником на протяжении последних семи лет. Однако до настоящего времени он так и не научился сам качественно чистить свою двустволку и снаряжать патроны. При этом он ни разу за все это время, самолично, не убил ни одно животное. Дело было не в том, что он любил природу, как Егорка, а в том, что он был трусоват и слеповат. Когда потенциальная добыча во время загонки выходила прямо на Давида, он сначала выпускал газы и лишь потом, когда уже было поздно, стрелял. Ну, а если животное пробегало или пролетало вдалеке, Гошкевич обязательно мазал, а затем еще несколько дней кому-нибудь выносил мозг своими рассказами о том, какой ему попался хитрый, умный и коварный зверь, умудрившийся на ходу увернуться от пули или от дроби.
На охоте с высокопоставленными лицами он ни разу не был и в этот раз он сюда попал только потому, что был личным лизоблюдом Андрея Янисовича.
– Какая красота, – восхитилась Аллочка, первой выпрыгнув из машины в высокую траву.
Плотно облегающий камуфляж на ее теле не совсем уместно гармонировал с туфельками на высокой шпильке, но все равно она смотрелась эффектно. Сняв кепку и распустив у себя на затылке плотно уложенный пучок волос, она превратилась из строгой женщины в обворожительную брюнетку. Ее, обычно строго заостренный, подбородок и нос поменяли очертания и приобрели некоторую приятную округлость. Когда же она расстегнула курточку и обнажила свою упругую грудь, покрытую лишь тоненькой беленькой маечкой, все охотоведы, за исключением деда Тимофея, который уже лет двадцать как был абсолютно безразличен к женским прелестям, пустили слюну и плотоядно заулыбались.
– Елки-палки, что же так голова трещит? – сетовал Иван Васильевич, усиленно массируя виски ладонями.
– Клин клином вышибают, – залебезил возле генерального директора Хитреев, очень любивший, особенно дармовой, «клин».
– Ты думаешь? – больше обращаясь сам к себе, спросил Иван Семенович.
– Знаю, что полезно.
– Доставай, – согласился Разгуляев.
Семен Абрамович пулей кинулся к одной из машин и уже через мгновение извлекал оттуда сумки-холодильники с припасами и выпивкой.
– Иван Васильевич, ну что же вы. Может попозже? У нас еще целый день впереди, – попробовал остановить начало культурного досуга Андрей Янисович.
– Чуток можно, – отмахнулся от своего заместителя Разгуляев и нетерпеливо схватил рюмку с водкой.
Выпили все, кроме охотоведов и Саши с Пашей. Им было не положено, а охотоведам не полагалось.
– Огурчиком закусите, пожалуйста, Иван Васильевич, – лебезя, подскочил к генеральному директору Гошкевич.
Хитреев от такой наглости сначала побагровел, затем посинел, а потом, когда попытка испепелить Гошкевича взглядом закончилась неудачей, побелел.
– После первой не закусываю, – отказался Разгуляев, и Семен Абрамович сразу же налил ему вторую рюмку.
Выпили по второму разу…
Потом еще по третьему…
Ну и по четвертому…
А так как четное число – это на смерть, то и по пятому.
– Пора уже, – наконец подал голос, слегка посоловевший, Егорка. – Мы сейчас на озеро съездим – уточек постреляем, а потом вернемся сюда обратно, и мужики начнут загонку.
Саша и Паша мигом рассадили всех по местам и тронулись в путь.
Как только машины скрылись за поворотом, голодные мужики-охотоведы бросились к скатерти с закусками и доели бутерброды с икрой и вкусной колбасой.
Через полчаса автомобили подъехали к большой заводи вялотекущей речушки.
Егорка рассадил своих гостей в две, заранее уже приготовленные, надувные лодки и, определив им позиции, выпустил на воду дорогой на дистанционном управлении автоматический манок. В одной лодке расположились Андрей Янисович, Хитреев и Гошкевич, а во второй Разгуляев с Сашей и Пашей. Егорка и Аллочка остались на берегу. Он управлял с пульта манком, а она наблюдала за спариванием лягушек.
Полчаса ничего не происходило…
Манок усердно крякал и не спеша плавал по заводи, но птица почему-то лететь не хотела.
– Может, слегка выпьем? – наконец подал голос, успевший уже дремануть и слегка протрезветь, Семен Абрамович.
– Сядь и сиди, – грубо осадил его Кох.
– Мой кум, как-то был на охоте на утку, – желая привлечь к себе внимание, начал придумывать очередную небылицу Гошкевич, но тут его прервал Иван Семенович:
– А что… Можно… Давай греби к берегу, раз предложил.
Хитреев и Давид схватились за весла одновременно и принялись молча пытаться вырвать их друг друга, как в это время с манком стало происходить, что-то невероятное. Механическое изделие усилило темп подачи звуков и волчком закрутилось на месте.
Оказалась, что познав превратности лягушачьей любви, Аллочка попросила у Егорушки пульт управления манком.
Пока все охотники наблюдали за тем, как Добрин пытается забрать у Сосиной пульт, на воду опустилась стая уток.
Первым уток заметил Гошкевич и на радостях, не целясь, пренебрегая субординацией, открыл огонь. За ним подхватился и Иван Семенович. Хитреев тоже для проформы поднял ружье и выстрелил куда-то в сторону.
Невредимая стая спешно поднялась в воздух и, когда казалось, что добыча ушла безвозвратно, Андрей Янисович деловито вскинул ружье и, почти не целясь, сделал два выстрела…
Четыре утки упали в воду.
Через десять минут охотники стояли и рассматривали, выловленные Егоркой из воды, тушки. В это время Гошкевич всем уже в третий раз объяснял, что он промазал, потому что у него под ногами резко качнулась лодка. Все остальные, кроме апатичных Саши и Паши, хвалили Коха.
Когда буря эмоций и поздравлений утихла, Давид тихонечко попросил у Андрея Янисовича сфотографироваться с его трофеями. Получив согласие, он еще несколько минут бегал, упрашивая кого-нибудь его запечатлеть на его телефон. Все от него отмахивались до тех пор, пока над ним не сжалился Добрин.
По предложению Семена Абрамовича трофеи было решено обмыть…
Пока мужчины, за исключение Саши и Паши, выпивали «по чуть-чуть», а Гошкевич рассказывал историю о том, как его брат, однажды, одним выстрелом убил сразу восемь уток, Аллочка заскучала и, переодевшись в неприлично маленький купальник, полезла в воду в сравнительно чистое от камышей место. Постояв две минуты по пояс в воде и, убедившись, что в данный момент мужчинам, не считая, Саши и Паши, которые всегда смотрели на нее, как на неодушевленный предмет, водка намного интересней, чем она, Сосина выбралась на берег и огласила заводь истошным криком…
Несколько жирных пиявок присосалось к ее икрам и бедрам.
Пока Егорушка ее спасал, поливая кровопийц водкой, время приблизилось к десяти часам.
Пора было приступать к загонке.
Собрав пожитки и раненную Аллочку, кампания отправилась к месту охоты на более крупную дичь.
Загонщики уже давно были на исходной позиции. Егорушка расставил стрелков по номерам и подал сигнал своим товарищам.
Охота началась…
Первой на позиции, где находились Иван Васильевич с Сашей и Пашей, а недалеко в кустах Хитреев, выскочила косуля.
– Бах, бах, – выстрелил, изрядно окосевший, Разгуляев мимо.
Саша и Паша лишь безразличным взглядом проводили животное, а Хитреев не выстрелил вообще, потому что уже успел под кустом уснуть.
Затем, прямо на Гошкевича из леса выскочил кабан, но тот, пока соображал, что ему делать – стрельнуть или убегать, успел в итоге только поднять ружье.
Сразу же за кабаном из-за деревьев выскочил здоровенный лось, который, посмотрев в упор в испуганные глаза Давида, преспокойно ушел в непролазные заросли кустов. Гошкевич осознал свою ошибку и бросился вдогонку за сохатым, став тем самым на линии огня у Андрея Янисовича, который уже считал, что лось у него в трофеях.
– Дебил, – выругался вслух Кох и выхватил из рук, палившей холостыми патронами чуть ли не автоматными очередями в сторону скрывшегося лося, Аллочки карабин.
Рассерженный Андрей Янисович увел Гошкевича с позиций в поле ржи и вернулся на номер, однако больше из леса никто уже не появился. Лишь через полчаса ожидания со стороны ржаного поля послышался двойной выстрел.
– Волк, волк, – кричал возбужденный Гошкевич, размахивая на бегу руками. – Дал с семидесяти метров в него из двух стволов, а он матерый такой… Только перевернулся в воздухе и ушел. Крепкий… Даже крови не оставил… Настоящий волчара…
Егорушка отправился к месту сражения Гошкевича с волком и через десять минут по следам обнаружил матерого…
Им оказался Тузик – небольшой дворняга деда Тимофея, который, завидев Давида, испуганно жался к ногам своего хозяина, когда он и остальные загонщики вышли из леса.
На этом, было решено охоту временно прервать и возобновить ее только вечером, отправившись на другую позицию в засидку на вышки.
Пока уставшие мужики-охотоведы сидели в сторонке и, слегка перекусывая, ждали свой служебный автобус, который должен был доставить их в город, охотники выпивали.
Заскучавшая Аллочка решила вылечить свои «страшные» раны на ногах ультрафиолетом и, расстелив себе покрывало на солнышке в высокой траве, оголившись до неглиже, принялась загорать.
Через два часа, когда все охотники, за исключением Саши и Паши, уже изрядно налакались, поляну огласил истошный крик Сосиной…
Теперь уже Егорушка с помощью оливкового масла, водки и своих грязных ногтей, выковыривал у Аллочки с внутренней стороны бедер клещей.
На этом инцидент был исчерпан, и Аллочка присоединилась к мужчинам.
Светская беседа между мужчинами протекала в плавном русле, пока нажравшийся Гошкевич не стал затыкать каждому рот и рассказывать свою точку видения того или иного вопроса.
Через час, когда Хитреев уже в очередной раз спал в кустах, а Гошкевич уже два раза вывернул содержимое желудка недалеко от импровизированного стола, расщедрившийся Разгуляев, позвал к столу, так и не дождавшихся автобуса, охотоведов.
Их водитель Степка Балбес, по телефону каждый раз, когда ему звонили разъяренные мужики, отвечал, что он уже подъезжает, но куда именно он подъезжает не уточнял.
Мужики скромно выпили по рюмке водки и на этом спиртное закончилось…
Иван Васильевич немного расстроился и приказал Саше и Паше сгонять за водкой город. Когда те молчаливо отказались, Разгуляев пришел в ярость и, вспоминая их мам, и мам их мам и так далее до пятого колена, пришел к выводу, что они вражеские шпионы.
– Скоро, вражины, будет вам «Радость»… Будете радоваться, – кричал Иван Васильевич, когда Саша и Паша запихнули его в одну из машин и уехали.
Хитреев расстроено плакал и грозил кулаками вслед скрывшемуся автомобилю. Гошкевич назойливо рассказывал одному из мужиков заплетающимся языком очередную историю, Аллочка сиротливо жалась к огромному телу Егорушки, а Андрей Янисович, слабо державшийся на ногах, пришел к трезвому решению, что надо выспаться, еще поохотиться, а затем отправиться на второй машине в город.
В это время выяснилось, что автобус за мужиками не приедет, потому что Степка Балбес за день успел два раза «полевачить» на похоронах и, нажравшись, по дороге к ним упал с автобусом с моста в реку.
