Ан Кир
Kорпорация «АйДи»
– Чудак, ты Глеб, – сказала Аннушка, – чего тебя к нему потянуло?
– У него были такие же боевые награды, как у моего деда, – ответил я.
– Ничего удивительно, – ответила она, – он реально воевал, и действительно награжден всеми этими наградами. Забываю, что ты новый человек в нашей компании и много еще не понимаешь. В силовой блок Кузни берут реальных солдат, погибших во время всех воин, которые велись человечеством с самых древних времен. Великая Отечественная война не исключение. Солдаты, Глеб, это такие души, которым нет места под небом конкурирующего ЗАО, с другой стороны пролитая за Родину кровь, в широком понимании этого слова, не делает их постояльцами Кузни. Да, они положили на алтарь победы, свободы и будущего самое ценное – здоровье и жизнь, с другой стороны – все они убийцы с забрызганными кровью руками. Можно сказать, что они застряли в полутени или полусвете. Решение по ним было принято еще во времена Древнего Рима. У «Генератора Света» и корпорации «АйДи» есть общий непрофильный бизнес. И как ты понимаешь, такие подряды лучше отдавать на аутсорсинг. Между компаниями был заключен договор о передаче солдатам коллекторских функций, проще говоря – выбивания долгов. За все, Глеб, в жизни надо платить. И легионеры взымают оплату по совершенным делам.
– Теперь понятно, откуда все эти лорики, скутурмы и пилумы, – заключил я.
– Нет и не будет более величественной, красивой и монументальной формы, чем у солдат римского легиона, – улыбнулась Аннушка, и добавила, – когда-то давно вопросами взимания греховной платы занимались специальные клерки, которые носили шкуры черных козлов, маски в виде свиных морд с короткими острыми рогами, но с развитием потребления корпорация и ЗАО сфокусировала все свои силы на товарной и виртуальной конкуренции.
– Этот солдат стоял на коленях и обращался к кому-то? – спросил я.
– Да, у некоторых легионеров такое периодические бывает – выгорают на работе. Просят у генерального директора «Генератора Света» покоя. В такие периоды обострения они могут вести себя крайне агрессивно по отношения к сотрудникам корпорации, в чем, собственно, ты мог убедиться. Но подобные фривольности быстро и жестко пресекаются. После наказания они становятся как шелковые, – пояснила Аннушка.
– И покой они получают? – уточнил я.
– Я лично подобного ни разу не видела, но слышала, что в редких случаях легионеры могут его заслужить. Точно знаю одного воина, который был освобожден он функций коллектора. Впрочем, тут его все знают. Правда, покой он так и не получил. Его до сих можно встретить в Кузне. В основном он пытается посеять зерно сомнения и смятения в бафометовых клерках, но пока какого-либо успеха в этом деле он не добился. При этом легионеры его очень уважаю, и даже почитают, – отметила Аннушка.
– А как его зовут? – спросил я.
– Чаще всего его называют «примус». Сам же он величает себя Лонгином, – ответила она.
– Мне кажется, я сегодня встретился с ним в метро, – сказал я.
– Не удивительно, обычно он привлекает внимание молодых клерков. Опытные сотрудники его игнорируют, – рассказала Аннушка.
– А ты с ним общалась? – поинтересовался я.
Аннушка покачала головой.
– А кто были солдаты, которые забрали легионера? – продолжил расспрашивать я.
– В каждой семье, структуре и народе есть откровенные мудаки. Среди солдат – аналогично. И самые откровенные твари как раз формируют преторианскую гвардию. Это в прошлом откровенные головорезы, насильники, палачи и садисты. Впрочем, говорить в прошедшем времени не совсем корректно – бывших мудаков не бывает. Несмотря на то, что эти бойцы якобы погибли при защите родины, к свету они не имеют никакого отношения. Более того, если легионеры не подчиняются никому, а выполняют свои обязанности по контакту, то преторианцы работают под началом корпорации «АйДи». Они выполняют функцию псов Кузни, которые контролирую деятельность всего легиона, а также выполняют деликатные поручения нашего руководства. Весьма условно их можно сравнить с тайной службой и военной полицией в одном лице. Простые легионеры их не жалую, но против закона не идут. Для них устав превыше всего. К тому же между преторианцами и легионерами давным-давно установлены красные линии, за которые они не переходят. Например, преторианцы в отношении легионеров не применяют наказания, которые унижают их достоинства. Выпишут штрафнику пару десятков палок по спине, он отлежится два дня и вновь в бой. Легионеры относятся к этому ровно. Их философия – за каждый поступок надо отвечать, – объяснила коллега.
– Выпить хочешь? – предложил я Аннушке, продемонстрировав бутылку со спиртом.
– Давай, – согласилась она, – Только не здесь. Поехали на Владимирскую горку.
Я кивнул. Аннушка позвонила кому-то по телефону, и буквально через пару минут подъехало такси, которое быстро домчало нас до нужного места. Мы расположились на лавке с видом на великий Днепр прямо возле памятника князю Владимиру, который почему-то вместо креста держал в руке английскую букву f, которая была подсвечена голубыми неоновыми огнями словно вывеска. На плите фронтальной части постамента была сделана надпись: «Новая эра – новая вера». Я вынул из пакета бутылку и протянул ее Аннушке. Сделав глоток, она вернула ее мне. Я сразу же повторил ритуал.
– Как тебе наша работа? – спросила она.
– Как в анекдоте. Вроде бы все нормально, но осадок неприятный, – сказал я, и вновь протянул ей бутылку.
– Каждый волен делать свой выбор, – ответила она, принимая спирт.
– Тут очевидно, какой все мы выбор сделали, – сказал я, и как-то злобно засмеялся.
Аннушка ничего не ответила, а просто сделала еще один глоток. Воцарилось молчание.
– Хотел тебя попросить – расскажи на конкретном примере, как ты определяешь антиконтент? – прервал тишину я.
– Вопрос на миллион долларов, – улыбнулась Аннушка, – в сети очень много роликов, которые очень похожи на антиконтент, но по факту таковыми не являются. Например, как ты думаешь, клипы Васи Обломифа – это антиконтент или контент?
Я задумался. У этого исполнителя были смешные, саркастические ролики, в которых он высмеивал современную российскую действительность – от низкого уровня культуры и образованности общества до безграничной низости политических элит – во всех самых гадких смыслах этого словосочетания. Его клипы заставляли потребителя задуматься о том, что в стране происходит что-то не так.
– Думаю, антиконтент, – ответил я неуверенно.
Аннушка хихикнула.
– Не совсем. Вот что у тебя вызывают его ролики?
Я вновь задумался.
– Ненависть к власти – от чиновников и правоохранителей до Кремля, к быдлу, с которым приходится ежедневно сталкиваться на улицах, и к нравам, царящим в обществе, – сказал я.
– Вот именно, – подтвердила Аннушка, – ненависть никогда не приводит к свету. Все люди разные, соответственно и контент нужен разный. Для либерально-толерантной аудитории, включая представителей нетрадиционной ориентации, нужен особый продукт. Этим вопросом занимается специальное управление при Департаменте скреп и клюквы.
– Одно управление вопросами либералов и геев? – уточнил я.
– Подходы там одинаковые, только картинки немного разняться, – ответила Аннушка, – ты же уже должен понимать, что задача контента сконцентрировать внимание. Сфокусировать клиента на какой-то проблеме, заставить мусолить ее, лайкать, коментить, репостить, а после потреблять иной похожий контент. Задача антиконтента – вообще прервать потребление.
– У сообщества пидарасов и либералов свои скрепы, – пробубнил я.
– Так точно, – подтвердила Аннушка.
Я сделал еще глоток спирта и вспомнил вопрос, который давно хотел выяснить, но спросить было не у кого.
– А почему у клерков такая рабочая одежда? С масками все понятно – истинные эмоции здесь никому нахрен не нужны, но при чем тут спортивные костюмы и армейские береты, а также школьная форма, банты и чулки со шпильками? – спросил я.
– Здесь нет ничего сложного, – улыбнулась Аннушка, – мужской спортивный костюм и девичья школьная форма – дань уважения предыдущим поколениям клерков, которые упорно трудились на благо потребления во времена советской империи, когда выбор внешнего вида сотрудников был сильно ограничен возможностями легкой промышленности – в условиях плановой экономики, а также вкусом чиновников, которые утверждали тот или иной вид одежды. А кроссовки Adidas, чулки и туфли на шпильках – символ того, что даже в условиях тоталитарной системы и закрытых границ всегда есть место контрабанде и блату.
Я засмеялся: – А береты зачем?
– Береты носят по личному усмотрению. Военный головной убор подчеркивает важную роль нашей работы. Все мы солдаты на поле битвы потребления. Хотя, этот элемент одежды носят только самые упоротые сотрудники.
Внезапно я почувствовал себя пьяным и разбитым. Мне очень сильно захотелось спасть.
– Аннушка, отвези меня домой, пожалуйста. Что-то я устал, – попросил я коллегу.
– Не вопрос, – сказала она.
Через несколько минут мы уже сидели в салоне автомобиля, и я, уткнувшись в окно лбом, с закрытыми глазами плыл на волнах алкогольного транса. Из машины я выходил с трудом – с ярко выраженными нарушениями координации. Аннушка взяла меня под руку и помогла добраться до квартиры. В комнате она помогла мне раздеться и лечь в кровать. Во время этого процесса у нее из-под одежды выскользнул кулон на тонкой серебряной цепочке. Украшение было сделано в виде жука-скарабея, который в какой-то момент расправил удивительные крылья нефритового цвета и издал жужжащий звук, после чего я отключился.
Инициация
Последующие дни и недели прошли в рабочей рутине. Я продумывал стратегии противодействия антиконтенту, согласовывал их с Владимиром Семеновичем, после чего доводил задачи Георгиевскому. Практически каждый вечер я выпивал немалую порцию алкоголя, который покупал в магазинчике недалеко от офиса – этот лучик света в хмуром царстве мне показали коллеги. Разбавленный спирт помогал подавить чувства брезгливости и мерзостности к окружающей действительности, к своей работе, да и к себе самому, выполняющему эту работу. С каждым разом я все острее ощущал свою причастность к грязному делу, и алкоголь помогал мне заглушить эти чувства. Я все реже убирал маску от своего лица, и мне стало казаться, что я все больше становлюсь похожим на Владимира Семеновича, который также топил свою печаль, правда, в другом дурмане. В один из дней меня вызвал к себе начальник. Я как раз заканчивал разработку стратегии противодействия вирусному ролику кришнаитов, который активно набирал популярность на youtube, и подумал, что вызов связан с этим вопросом. Клип представлял собой непродолжительное видео, явно снятое на дорогую камеру с применением продвинутой системы стабилизации изображения. Картинка была сочной, плавной и не дерганной. По улице Богдана Хмельницкого шла группа кришнаитов – до 15 человек, между которыми ловко маневрировал оператор. Парни и девушки в разноцветной одежде просто шли по улице и пели мантру «Харе Кришна, Харе Рама» под сопровождение аккордеона и всевозможных ударных инструментов – от больших барабанов до каких-то маленьких звонких медных тарелочек. За процессией наблюдал какой-то парень в хорошем дорогом костюме и с авторитетной черной кожаной папкой в руке. Вначале на его лице появилась улыбка, а когда толпа свернула с улицы к Владимирскому кафедральному собору, он, непроизвольно выронив папку из руки, пошел вслед за ними. На этом ролик обрывался. Почему-то от этого карнавального действа становилось радостно и светло на душе. После просмотра видео у меня возникло, прям, непреодолимое желание идти в неважно каком направлении за этими ребятами и слушать их музыку и гимны, как это сделал случайный герой видео. И я действительно надевал наушники, запускал ролик по кругу, и направлялся из офисного центра куда глаза глядели. Я перебирал ногами и не думал ни о чем, словно крыса, идущая за играющем на дудочке крысоловом. В ушах просто играла музыка и незатейливые слова мантры, а в голове воображались веселые девушки и парни в разноцветных одеяниях. И я был частью этой компании, музыки и молитвы. Не заметив выступ на земле, я споткнулся и упал, из-за чего штекер наушников вырывало из разъема моего смартфона. Отряхивая испачканные штаны, я уже понимал, как нужно противодействовать этому контенту. Цель ролика – с помощью музыки, гимнов и обилия разноцветных одежд погрузить человека в состояние отрешенности от мира и мыслительного процесса. В перспективе это настрой должен был продолжиться в человеке и после завершения ролика. Что это означало на практике: с исчезновением мыслей прекращалось и потребление контента, более того, возвращение к обычному состоянию происходило путем осознания себя. Это было сродни процессу осознания Сиддхаттха Готама, но в сильно усеченном виде. Условно сравнить это можно со вспышкой на черном небе, только очень маленькой и непродолжительной. Но, как известно, все большое начинается с малого, поэтому негативные последствия для корпорации «АйДи» были очевидны. Нужно было создать блокирующий нарратив, который бы нивелировал антиконтентный эффект ролика. Цветной палитре надо было противопоставить серые и выцветшие тона, музыке – тишину, мантре – крепкую языковую формулу. Говоря без экивоков, стремление к отрешению должно разбиться о свою противоположность – Бог на глазах потребителя должен превратиться в демона. В голове вырисовывалась картинка: заброшенный деревянный дом с сорванной крышей и пустыми оконными рамами, из которого выглядывает мужик с огромной седой бородой, так сказать постмодернистическое изображение Бога в духе американских мультфильмов на библейскую тематику начала 90-х годов прошлого века, только не в белой, а черной бомжовской одежде. Какое-то время мужик смотрит на зрителей без слов, но потом громким голосом, словно небо прорезает раскат грома, говорит: – Вы кто такие? Я вас не звал! Идите на хуй! На этом моменте ролик обрывается. Блокирующий клип следовало запускать сразу после завершения ролика «кришнаитов», а еще лучше перебивать его в середине просмотра. Возможности для этого у корпорации «АйДи» были. Эффект клипа кришнаитов уничтожался на корню. Когда я зашел в кабинет начальника, Владимир Семенович сидел спиной к столу, тихо играл на гитаре и так же тихо пел:
– Где-то кони пляшут в такт,
Нехотя и плавно.
Вдоль дороги все не так,
А в конце – подавно.
И ни церковь, ни кабак —
Ничего не свято!
Нет, ребята, все не так,
Все не так, ребята!
Я кашлянул.
– А, Глеб, – сказал он, поворачиваясь и убирая гитару в сторону, – присаживайся.
– Владимир Семенович, я закончил с кришнаитами, – отрапортовал я.
– Да, – сказал он, прикуривая, – хорошо, но речь сейчас не об этом. Уже прошло почти две недели с момента твоей работы в нашем департаменте. Собственно, с работой ты справляешься. Конечно, не так как бы хотелось, но пока сойдет. Есть куда расти. Завтра мы с тобой пойдем к генеральному директору. Долговременные контракты с сотрудниками подписывает он.
Я ничего не сказал на это.
– Сбор завтра после работы. На этом все, – сказал Владимир Семенович, и, развернувшись ко мне спиной, стал вновь дергать струны на гитаре.
На следующий день ровно в 18.00 я подошел к кабинету начальника и постучал в дверь. Владимир Семенович сам открыл дверь и вышел мне на встречу. В этот раз начальник был одет в рыцарские латы черного цвета, а его голову украшал шлем, напоминающий голову горного барана с закрученными ромами. На бедре начальника был закреплен скандинавский боевой топор. Я же был в стандартном костюме клерка, лицо закрывала маска безразличия.
– Готов? – спросил он у меня.
Я угукнул в ответ, и Владимир Семенович уверенной походкой и характерным металлическим лязгом направился в сторону лифта. Я зашаг вслед за ним. В лифте начальник нажал на верхнюю кнопку, если я не ошибаюсь – 666 Н, и мы понеслись вверх. Выйдя из кабины, мы оказались в огромном зале, который по своему внутреннему устройству очень походил на трехнефный готический собор. По бокам центрального зала вверх к нервюрному своду тянулись мощные резные колонны высотой около 20 метров. Примерно в середине каждого из столбов на специальном выступе были установлены скульптуры рыцарей в шлемах разных типов – от классических норманнских до вычурных арметов. Все шлемы были объединены одной деталью: каждый стальной головной убор комплектовался мощными закрученными рогами. В проемах между колонами виднелись огромные витражи из цветного стекла, на которых были изображены сражения воинов в черных доспехах и рогатых шлемах с рыцарями в белых латах с закрепленными за спинами, как у элитных легких кавалеристов Речи Посполитой, лебедиными крыльями. По всему залу тянулись многочисленные светодиодные нити подсветки – в основном красного и теплого желто-оранжевого цветов. В конце зала располагался прямоугольный стол, а сразу за ним огромный постамент из черного мрамора, за которым была установлена огромная – почти во всю высоту зала скульптура рыцаря со шлемов в виде головы козла с огромными закрученными назад зубчатыми рогами. За спиной воина вздымались громадные лысые кожистые крылья, которые наплывали на свод. Приближаясь к столу, я заметил сидящую за столом фигуру козла. Однако, подойдя вплотную, я понял, что это был человек с козлиной мордой, точнее с головным убором в виде натуральной козлиной головы. За несколько метров до стола Владимир Семенович остановился, согнул руку с выпрямленной ладонью в локте и произнес: – все сгорит в огне потребления. Я повторил за ним.
– Да будет так, – сказала фигура за столом, после чего приподнялась и подошла к нам.
Человек с козлиной головой протянут обычную человеческую руку Владимиру Семеновичу, и они обменялись стандартным мужским рукопожатием. После чего человек обратил внимание на меня.
– Глеб Вадатурский, очень раз знакомству, – сказал человек и протянул мне руку. Я ответил на его жест – рука у него была обычной, а рукопожатие ощутимое, но не крепкое.
– В нашем дружном коллективе, конечно, в неформальной обстановке коллегии называют меня Уил или Вилл, но мне больше нравится Иван или Ваня. Поэтому предлагаю без лишнего пафоса при личном общении общаться свободно и непринужденно. И да, маску можно убрать, не в театре же, – сказал, он и первым стянул у себя с головы козлиную морду.
Лицо генерального директора корпорации «АйДи» оказалось не то что знакомым, его, пожалуй, знали абсолютно все жители нашей, да и не только нашей страны. За маской козла скрывался известный ведущий российского телевидения Иван Ухгад.
– Рука Кремля, – подумал я про себя.
– Владимир, спасибо, – обратился Иван к моему начальнику, – рыцари ждут вас в тронном зале.
Владимир Семенович слегка кивнул головой, и направился в направлении скульптуры крылатого рыцаря, где затем растворился в темноте.
– Сигарету? – предложил Иван, вынув из кармана большой позолоченный, а, возможно, и золотой портсигар, на крышке которого была сделана выпуклая накладка в виде заключенной в треугольник геральдической лилии.
Заметив мое любопытство, Иван улыбнулся, и сказал – подарок от одного отпрыска Бурбонов после седьмого крестового похода в память о запуске нашего нового на тот момент тренда – «тамплиерского заговора».
Я достал из портсигара первую попавшуюся сигарету. К моему удивлению, это оказалась старая советская папироса «Беломорканал». В ранние студенческие годы я покупал такие, чтобы изготавливать косяки. Возможно, Иван хотел напомнить мне об этом, но, скорее всего, смысл послания был в другом – Беломорканал протяженностью 227 километров был построен в рекордные сроки заключенными Белбалтлага. Вероятно, я, как и эти работники принудительного труда, должен был сделать что-то ударное в интересах Кузни, точнее корпорации «АйДи», может быть даже, положив на алтарь трудового подвига единственную свою ценность – свет. Сжав гильзу папиросы в двух местах, как это делали курильщики в пик популярности «Беломорканала», я зажал ее между губами и подкурил. Едкий и горький дым заполнил легкие, а в голове слегка закружилось.
– Мне понравились твои стратегии, – начал Иван, – сделаны они просто, но с четким попаданием в аудиторию. Поэтому без особых прелюдий – я рад приветствовать тебя в нашей команде.
– Благодарю, – ответил я.
– А скажи, Глеб, без обиняков – прямо и честно, ты ведь не рад, что работаешь на нашу корпорацию? – неожиданно и при этом непринужденно спросил Иван.
Я завис, пытаясь понять, что надо ответить.
– Бывает же так, что кажется одним, но по факту таковым не является, – продолжил Иван, – Как ты думаешь, что было бы с человечеством, если каждый представитель этого рода пытался осознать себя, или Бога в себе, или себя в Боге, что по большому счету является одним и тем же?
– Думаю, мир был бы гораздо лучше, – ответил я.
– Так думает большинство людей, не посвященных в истинную суть вещей. Увы, так устроен человек – он видит только белый свет или непроглядную тьму. А как же полутона, тени? Если каждый человек сосредоточится на осознании, кто тогда будет рожать и растить детей, кто будет строить, создавать, созидать, любить и ненавидеть, другими словами – жить? Ведь слившись со светом, человеку больше ничего не будет нужно и важно. Как тогда сохранится жизнь?
Я задумался. В словах Ивана были весомые аргументы, но он явно представлял картину в выгодном для себя свете.
– А почему осознав себя нельзя любить и созидать? – спросил я.
– Потому что осознание в конечном итоге превращается тебя из участника процесса в само действие. После того как Сиддхаттха Готама осознал мир, то прекратил быть собой, он стал просто светом, на которой полетели другие мотыльки в слепой вере в его сияние. В осознании нет ничего плохого, но в него нельзя погружаться безоглядно, как сказал бы Пушкин – бессмысленно и беспощадно, – пояснил Иван.
– Но ведь Бог создал жизнь, в чем логика? – не унимался я.
– Когда-то ЗАО «Генератор Света» и ООО «АйДи» были одной большой корпорацией. Но различное понимание жизни и вынудило нас стать по разные стороны баррикады. Голый свет, чего хочет добиться Генсвет, на самом деле пустота, в которой нет ни предметов, ни растений, ни людей, а значит и жизни. А пустоте плевать на все остальное. Изначально жизнь – это сбой или ошибка, которая возникла из света в результате великой вспышки. Просто объем света достиг такой критической массы, что для этой мощи потребовался какой-то выход – взрыв, который привел к зарождению жизни. Теперь же Генсвет пытается исправить эту ошибку.
Не сказать, что слова Ивана потрясли меня. Но почему-то я был уверен, что в его словах есть определенная доля правды.
– Если тебя будут тревожить мысли, связанные с нашим общим делом, смело приходи. Я открыто и честно отвечу на все твои вопросы, – добавил Иван.
Я вновь кивнул.
– Нам надо соблюсти одну формальность, в качестве дани традициям, – с этими словами Иван положил на стол желтоватый лист бумаги, ручку для письма в виде длинного орлиного или вороньего пера темного цвета, и позвонил в небольшой золотой колокольчик, стоящий на столе. Откуда-то со стороны огромной фигуры черного рыцаря с крыльями вышла полностью обнаженная девушка с огненно-рыжими волосами. На ее ногах были надеты черные лакированные туфли с огромными каблуками, а нижнюю часть лица закрывала марлевая повязка. В руках девушка держала поднос, на котором стояла небольшая хрустальная чаша, жгут, шприц и кинжал. Девушка подошла ко мне вплотную и застыла в неподвижной позе, как королевский гвардеец во время караульной вахты.
– Предлагаю тебе ознакомиться с контрактом – это типовая форма, которая предлагается всем нашим сотрудникам. После чего тебе нужно поставить под документом подпись своей кровью. Эту церемонию можно сделать классическим способом – сжать острый кинжал ладонью, чтобы кровь потекла по лезвию и наполнила чернильницу. В таком случае предлагают брать нож левой рукой. Или же другой вариант – Эллочка возьмет у тебя кровь из вены при помощи шприца. Вторая процедура проще, но при этом теряется торжественный момент, если так можно сказать, – улыбнулся Иван.
Торжественный момент ему захотелось, – подумал я про себя, после чего дал ответ – с детства не переносил вида крови, лучше через шприц.
– Как будет угодно, – не стал противиться Иван.
Эллочка быстро и уверенно, видимо, я был далеко не первый ее клиент, затянула мне выше локтя жгут, попросила поработать кулаком, и почти безболезненно наполнила шприц моей кровью. После этого она вылила содержимое шприца в чернильницу и ретировалась, унеся поднос с ненужным инструментом. Я стал внимательно читать контракт. Поначалу документ выглядел как стандартный трудовой договор: ООО «Корпорация «АйДи», именуемое в дальнейшем «Работодатель», в лице генерального директора Уильяма Виндзора, действующего на основании устава, с одной стороны и Глеба Вадатурского, именуемого в дальнейшем бафометов клерк, с другой заключают контракт о нижеследующем: Работник принимается на работу в Департамент антиконтента на должность главного стратега. Затем шло описание прав и обязанностей работника, включая оплату и защиту от легионерского произвола. Срок действия договора определен не был. В этом месте почему-то стоял прочерк. Прекращение договора производилось по решению корпорации «АйДи». В самом конце договора курсивом и более мелким шрифтом была написана строчка: Свет бафометова клерка передается в распоряжение «АйДи» на постоянной основе. Еще ниже стояла круглая печать, состоящая из популярных на Кузне цифр, названия организации и изображения головы козла в пентаграмме, над рогами которого возвышалась корона. Вместо подписи напротив имени генерального директора был нанесен отпечаток козлиного копыта.
– А можно в контакт внести правки? – поинтересовался я.
Иван улыбнулся: можно, но только не в нашей организации. А что ты хотел поправить?
– Хотел убрать «на постоянной основе», – ответил я.
– Можно, конечно, написать на временной, но ты же сам понимаешь, нет ничего более постоянного, чем временное, – пошутил генеральный директор.
Я взял в руку перо, но все никак не находил силы поставить подпись.
– Ладно, в твоем случае сделаю исключение, – сказал Иван, подошел ко мне, вынули из кармана обычную шариковую ручку, и зачеркнул в документе фразу «на постоянной основе». Я понимал, что это всего лишь юридическая уловка, которая могла применяться им при подписании каждого контракта. Оставшаяся фраза – свет бафометова клерка передается в распоряжение «АйДи», по большому счету, не меняла суть документа и самого процесса, но исключение фразы «на постоянной основе» вселяла иллюзорную надежду, что возможно в будущем свой свет можно будет вернуть себе. Хоть я и понимал, что вероятность этого сводится к нулю. Мокнув перо в чернильницу с кровью, я расписался в документе.
– Прелестно, – сказал Иван, и еще раз позвонил в золотой колокольчик. Из тени мрачной черной скульптуры вновь появилась девушка с подносом, которая сложила на него контракт, чернильницу и перо, и незамедлительно удалилась.
– Работа на корпорацию – это не только сложный умственный и физический труд, но и полный социальный пакет, корпоративные преференции, – продолжил Иван.
Затем он достал из кармана своего пиджака какую-то мелкую то ли брошь, то ли медаль и пристегнул ее мне на кофту.
– Носи с гордостью, – сказал он, и театрально вытер у себя под глазом так и не появившуюся скупую мужскую слезу, – этим знаком удостаиваются только избранные клерки.
Я внимательно рассмотрел подарок Ивана, который оказался небольшим золотым значком в виде козлиной головы.
– И здесь не обошлось без пивной корпорации, – подумал я.
На этом церемония инициации завершилась. Иван сжал руку в кулак, согнул ее в локте, несильно дернул, сопровождая это движение словом «работаем». Я развернулся и направился к лифту. Проходя через зал, мне казалось, что скульптуры рыцарей следят за мной, а застывшие картины битвы воинов тьмы и света на витражах приходят в движение. Боковым зрением я заметил, что черные рыцари явно теснят белых.
– В вашем полку прибыло, – прошептал я, и захотел плюнуть на пол из черного мрамора также демонстративно и сочно, как это делали ковбои при виде негра Джанго из известного фильма Квентина Тарантино. Но делать этого я не стал.
Вернувшись на свой этаж, я отрыл дверь в рабочий кабинет, в котором, на удивление, оказалось непроглядно темно. В следующую секунду комната озарилась ярко-красной вспышкой, и пространство прорезал громкий звук, отдаленно напоминающий выстрел древнего огнестрельного орудия. От потока света и звуковой волны я зажмурился, а когда открыл глаза, увидел в кабинете Гаврика, Ольгу, Аннушку и Георгиевского. Степан стоял возле барабана с зажатыми в руках барабанными палочками и улыбался во весь рот. Ольга держала в руках бутылку Jack Daniel's, а Сергей пять рюмок, которые сразу поставили на барабан после музыкальной партии Гаврика.
– Приветствую полноценного члена нашей команды, – улыбаясь во весь рот, сказал Степан.
Мне еще раз захотелось красноречиво плюнуть на пол. Георгиевский наполнил рюмки и жестом пригласил всех участников корпоративного торжества приступить к официальной части. Все встали вокруг ударного инструмента, взяли рюмки в руки и под возглас Степана «ура», выпили их содержимое. По горлу скользнула приятная теплота. Гаврик начал что-то рассказывать Геогиевскому, но слушать его болтовню мне не хотелось, поэтому я сосредоточил свое внимание на бутылке виски.
– Очень рада, что ты прошел испытательный срок, – тихим голосом сказала Ольга, максимально приблизившись ко мне.
– Не думаю, что этому стоит радоваться, – парировал я.
– Иногда кажущаяся безысходность не означает реального положения дел. На эту тему тебе лучше поговорить с твоим предшественником Владимиром Владимировичем.
– Как его найти? – заинтересовался я.
– Обычно днем его можно встретить у памятника рабочим завода «Арсенал» перед входом на станцию метро «Арсенальная». Правда, с недавнего времени, в результате активности Гошовского, монумент переименовали в честь тех, кто этих рабочих убивал, – сказала Ольга, – но главное запомни, если все же решишь пойти к Владимиру Владимировичу, не допускай, чтобы он увидел свое отражение в зеркале.
– Почему? – спросил я.
– Плеваться начнет. В таком случае разговора не получится, – ответила Ольга.
– Зачем он это делает? – поинтересовался я.
– Муки совести, – объяснила Ольга.
Общество скарабеев
На следующий день во время обеда я быстренько забежал в какое-то заведение общепита, сжег оригами в виде куриных крылышек и направился к памятнику рабочим «Арсенала». Выйдя из метро, я устремился к монументу, однако там никого не оказалось. И только обойдя клумбу, я заметил человека, который сидел в очень дорогом темно-синем кимоно под плитой пьедестала с надписью – «Героям слава». Подойдя ближе, я узнал его. Незнакомец оказался известным российским телеведущим Владимиром Позером, чьи интервью и документальные фильмы раньше я с удовольствием просматривал на youtube. Я не так удивился увидеть здесь мэтра, я уже давно понял, куда в итоге попадают специалисты моего профиля, как тому обстоятельству, что Владимир Владимирович раньше разрабатывал стратегии противодействия антиконтенту. Никогда бы не подумал, что человек, чей продукт, как мне казалось, довольно часто был отправной точкой к осознанию мира, а значит себя, и Бога, мог служить целям потребления. Работа Позера на корпорацию «АйДи» озадачила меня. Вероятно, я все еще много не понимал. В руке телеведущий сжимал полупустую винную бутылку, на которой выделялась надпись Bordeaux. Судя по его взгляду и движениям, было понятно, что гуру российского телевидения находится в состоянии крепкого алкогольного опьянения.